Текст книги "Узник опала"

Автор книги: А Мейсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)

Лицо Ано осветила дружелюбная улыбка, и мистер Рикардо повернулся на стуле. Джойс Уиппл стояла в дверях ресторана, не замечая никого, кроме Брайса Картера, который договаривался с метрдотелем насчет столика. Газеты еще не сообщили читателям о дальнейшем развитии дела о преступлении в Сювлаке. Никто в ресторане, за исключением Ано и Рикардо, не подозревал, что хорошенькая девушка в дверях и есть та, чье исчезновение озадачивало полицию. Мистер Рикардо отметил некоторые признаки перенесенных ею испытаний – бледность щек, тени под большими глазами и удивленный вид, когда она заняла место за столиком, словно не веря, что жива и свободна. Но ее взгляд тут же снова устремился на лицо компаньона.

– Мы не будем подавать виду, что заметили их,– сказал Ано.– Попытаемся не смотреть даже на эти стройные ножки. Позволим им беседовать, тем более что их разговор не будет касаться мертвых королей и никто из них явно не собирается сковырнуться с катушек.

Джулиус Рикардо оставил вульгарную фразу без внимания. Если Ано хочет разговаривать, как шофер, это его дело. Рикардо коробило совсем другое несправедливость его друзей. Джойс Уиппл сидела неподалеку, с сияющими глазами и ямочками на щеках, даже не думая о нем. Поведала ли она сегодня утром историю своих приключений? Безусловно. Знал ли Ано эту историю? Наверняка. Предпринял ли он какие-то действия в связи с этим? Несомненно. И тем не менее он продолжает держать в неведении человека, который так ему помог!

– Я даже не знаю, кто убил Эвелин Девениш!– воскликнул Рикардо.

– На этот вопрос я могу ответить следующее,– отозвался Ано.– Робин Уэбстер арестован в одиннадцать утра по обвинению в убийстве.

– А Дайана Тэсборо?

– Нет-нет, друг мой. Эта молодая леди тут ни при чем.

– Несмотря на навязчивую идею?

– Благодаря ей,– ответил детектив, и мистер Рикардо ощутил колоссальное облегчение.

– А царствующая старая леди?

– Остается на своем троне,– сказал Ано, и на сей раз мистер Рикардо, к своему стыду, облегчения не почувствовал.

Теперь, когда детектив проявлял тенденцию к откровенности, вопросы полились из Рикардо, как вода в открытый шлюз.

– Почему Робин Уэбстер убил Эвелин Девениш? И где? Что имела в виду Джойс Уиппл, говоря: "Это не я распространяю холод"? Почему аббат Форьель перекрестился, а потом держался так таинственно? Какое открытие вы сделали в комнате Дайаны Тэсборо? Где была Дайана, когда Джойс Уиппл погасила свет и я стучал в стеклянную дверь? Каким образом маска оказалась на дереве? Что означала мятая постель? Каким образом, несмотря на ваш непроницаемый полицейский кордон, Джойс доставили на рю Грегуар? Почему вы опечатали пустой шкаф и комнату, где не было ничего, кроме столов и стульев? И раз уж мы заговорили о Шато-Мирандоль, кто и почему нанес на калитку лак с горчичным газом? Ответьте на эти вопросы, и я задам вам сотню других. Например, каким образом браслет Джойс Уиппл оказался в корзине? И как...

Но в этот момент детектив стиснул голову руками в таком отчаянии, что мистер Рикардо запнулся.

– Если вы продолжите,– предупредил его Ано,– у меня через минуту голова пойдет кругами.

– Кругом,– машинально поправил Рикардо.

– Хорошо, пусть будет кругом, если вы настаиваете, хотя я не вижу разницы. В данный момент я не могу ответить на половину ваших вопросов. Через два дня – возможно. Не волнуйтесь, друг мой, вы узнаете все, но сначала дайте мне разобраться до конца в этой мрачной истории.

Мягкими движениями руки Ано разглаживал скатерть, словно уничтожая сгибы и складки в летописи загадочного преступления. Потом он улыбнулся и посмотрел на собеседника.

– А пока что я дам ответ на два вопроса, которые вы не задали. Почему в четком и педантичном произношении Робина Уэбстера ощущалось нечто знакомое? Ага, вы подпрыгнули! Вы об этом забыли! И почему в некоторых книгах странной коллекции у изголовья кровати был оторван форзац? Ага, вы опять подпрыгнули! Ответ на оба вопроса один и тот же: Робин Уэбстер – священник-вероотступник.

Если Рикардо подпрыгивал во время вопросов, то, услышав ответ, он вскочил на ноги. Несколько секунд он стоял, чувствуя, как волосы шевелятся у него на голове, потом медленно опустился на стул.

– Ну конечно!– прошептал он, жалобно глядя на своего компаньона.– Когда я берусь за книгу, то должен прежде всего заглянуть в конец, иначе не могу читать.

Ано улыбнулся.

– Думаю, вам достаточно посмотреть в другой конец зала, чтобы увидеть последнюю страницу этой книги.

Внезапно он бросил предупреждающий взгляд на собеседника, так как Джойс Уиппл и Брайс Картер направились к их столику. Джойс протянула руку каждому из двух мужчин.

– Я только сейчас заметила вас. Как мне вас отблагодарить?– спросила она. В ее глазах блестели слезы, которые были достаточной благодарностью для обоих.

– Я скажу вам, как,– отозвался Ано.– Присядьте и выпейте с нами кофе.

Но Джойс покачала головой.

– Мы обойдемся без кофе, так как я хочу поскорее вернуться в свою кровать. Думаю, я могла бы проспать два дня.– Она зевнула.

– У меня идея!– воскликнул Ано.– Спите два дня, мадемуазель. Это именно то время, которое мне нужно. Через два дня мы пообедаем вчетвером в моем отеле на плас де Кенконс, и тогда каждый из нас расскажет все, что знает, и бедный мистер Рикардо тоже сможет спать спокойно, если до тех пор не сковырнется с катушек.

Джойс Уиппл выглядела слегка озадаченной, но, как с радостью отметил мистер Рикардо, она была слишком хорошо воспитана, чтобы комментировать неожиданный вульгаризм собеседника.

Глава 24

Предназначение конференц-зала

Однако прошло целых две недели, прежде чем рутинная работа подошла к концу и весь замысловатый рисунок преступления оказался в руках великого детектива. Ано снова сел в великолепный "роллс-ройс" мистера Рикардо, и через час двое мужчин стояли на лестничной площадке перед конференц-залом дома на холме. Было одиннадцать часов утра, солнечный свет лился во все окна, рассыпая по полу золотые брызги, но в доме было тихо как в могиле. Виконт, все еще временно свободный, отбыл в свой дом в Бордо, а шато на Жиронде осталось в распоряжении полиции. Широкие ленты с печатями уже сняли, но дверь все еще была заперта, и Ано, поддаваясь своей досадной склонности к театральным эффектам, потратил много времени на поиски ключа в своих карманах.

– Значит, именно в этой комнате была убита Эвелин Девениш,– с благоговейным страхом произнес мистер Рикардо.

– Да,– кивнул Ано.– Возможно, в тот самый момент, когда вы смотрели на освещенные окна из вашей спальни.

– Я не слышал крика,– покачал головой Рикардо. Он не забыл о расстоянии между домами, но не мог поверить, что такое ужасное преступление было совершено в этой ярко освещенной комнате без каких-либо звуков, которые бы нарушили молчание ночи и были бы способны привлечь его внимание.

– Крика не было,– отозвался Ано. Он говорил с мрачной уверенностью, как будто присутствовал при жуткой сцене.– Возможно, стон или хрип, хотя и это вряд ли...– Повернув ключ в замке, он распахнул дверь.

Как хороший постановщик, Ано заранее подготовил свои эффекты. Длинная комната уже не была конференц-залом, хотя более чем когда-нибудь походила на место для собраний. Раздвижные доски стола были убраны, а сам стол, уменьшившись в размерах до незначительности, едва занимал угол. С другой стороны, стулья, стоявшие у боковой стены, теперь были установлены аккуратными рядами лицом к помосту, с разделяющим их прямым проходом от двери. Но внимание Рикардо привлек сам помост. Стол на нем был отодвинут от стены, и вместо зеленого сукна на нем был черный гробовой покров, окаймленный белым, на котором находились три толстых тома с широкими закладками из алого шелка и золотыми застежками, чаша, инкрустированная золотом шкатулка и два больших золотых канделябра с шестью высокими черными свечами, изготовленными из дегтя и серы. Свечи горели голубоватым пламенем, распространяя дурной запах. Огромное распягие из черного дерева с фигурой Христа из слоновой кости стояло вниз головой. Мистер Рикардо с отвращением осознал, что видит жуткую пародию на алтарь.

Он поднял взгляд выше помоста. Стенной шкаф был открыт, его закругленные сверху дверцы прижаты к стене, а белая краска, плотным слоем покрывавшая нишу во время их прошлого визита, соскоблена. Рикардо в ужасе уста вился на алтарный триптих, разрисованный дегенератом, обмакивавшим кисть в ночные кошмары. На внутренней стороне левой дверцы обнаженные фигуры, державшись за руки, кружились в дикой пляске, а на внутренней панели справа уродцы с искаженными болью лицами корчились в страшных мучениях. С одной стороны награда, с другой – возмездие, а между ними, на стене ниши, юноша со стройной и белой, как у девушки, фигурой, лицом, слишком тонким для человеческого, и сверкающими голубыми глазами, которые словно обжигали своей невыразимой печалью. Вздрогнув, Рикардо отвел взгляд, повернулся к окнам и увидел освещенные солнцем зеленые виноградники, коричневую реку и белые паруса судов. Но и тогда он чувствовал, как пронизывающие глаза обжигают ему спину, умоляя повернуться назад и разделить их безмерную скорбь.

– Значит, так выглядела эта комната в ту ночь, когда я смотрел в окно своей спальни в Шато-Сювлак?– тихо спросил Рикардо, как будто находясь в церкви. Он продолжал смотреть в окно на Жиронду, вцепившись руками в раму.

– Есть одна существенная разница,– ответил стоящий позади него Ано, но на сей раз любопытство мистера Рикардо не пробудилось.

Он даже не пытался угадать, в чем состоит эта разница. С усилием распахнув окно и высунувшись наружу, он вдыхал чистый свежий воздух. Заглянув в бездну, где омерзительные существа копошились в слизи, он боялся спрашивать о том, что происходило в этой комнате.

– Вы имеете в виду эти три книги?– осведомился Рикардо, слыша, как Ано гасит свечи.

Детектив ответил с гордостью, как человек, только что сделавший открытие:

– Это "Гримуар Гонория", "Лемегетон, или Малый ключ рабби Соломона" и "Большой гримуар" {Название Grimoire, буквально "тарабаршина" (фр.), в Средние века носили книги об оккультизме. "Гримуар папы Гонория" приписывался римскому папе Гонорию III (ум.1227), но в действительности написан не ранее XVI века. К тому же времени относятся "Лемегетон" и "Большой гримуар", приписываемые Соломону, царствовавшему в Израиле в 965-928 гг. до н.э}.

Названия ничего не говорили мистеру Рикардо.

– Что в них содержится?

– Заклинания, ритуалы. В этой книге,– Ано указал на "Большой гримуар",рассказывается, как вызвать дух огня с помощью жезла, которым были изгнаны из рая Адам и Ева. Здесь,– он коснулся "Малого ключа",– содержатся молитвы, которыми убеждают злых духов причинить вред тому, кого ненавидишь, а эта,он положил руку на "Гримуар Гонория",– учит защищать убийцу.

Сначала в голосе детектива звучала ирония, но ее хватило лишь на первую книгу. Для двух остальных у него оставались только гнев и презрение, так как он отлично знал, для каких деяний их положили на этот стол.

– А юноша на алтарном триптихе?– спросил Рикардо.

– Повелитель зла,– ответил Ано.– Люцифер, Сатана или, если хотите другое имя, Адонис.– Увидев, как вздрогнул мистер Рикардо, он повторил: Да, Адонис.

Детектив сел рядом со своим другом в оконной нише.

– Дьявола не всегда изображают с козлиными рогами и копытами. Даже в древности считали, что он появляется в виде молодого человека в шелковых одеяниях, прекрасного, но холодного как лед, который не способен принести тем, кто ему поклоняется, ничего, кроме разочарования. Адонис – одно из его имен.

Но мистер Рикардо не думал о столь странном отождествлении дьявола с мифическим пастухом. Он вспоминал сцену в первый вечер своего пребывания в Шато-Сювлак, когда Джойс обратилась к Эвелин Девениш с истерическими нотками в голосе: "Смотреть на меня бесполезно. Холод распространяю не я". Повернувшись, Рикардо устремил взгляд на изображение красивого юноши в сандалиях, леопардовой шкуре и с длинным копьем в руке, чьи печальные голубые глаза словно принуждали к повиновению.

– Так Джойс знала,– сказал он, с трудом отрываясь от фигуры на стене.Уже в тот вечер она знала об этой комнате!

– Знала кое-что о ней,– поправил Ано.

– И понимала ее ритуалы.

– Опять же кое-что из них.

– А вы сразу все поняли!– Мистер Рикардо припомнил различные детали, таинственные для него, но с самого начала прозрачные, как стекло, для его компаньона.

Однако Ано прочитал мысли Рикардо быстрее, чем разгадал любую из этих тайн.

– Нет, друг мой. Можете, если хотите, превратить Адониса в дьявола, но вы не должны превращать меня в Бога. Фраза Джойс Уиппл озадачивала меня не менее, чем вас, до того времени, когда вы увидели меня выходящим из архиепископского дворца в Бордо.

– Но я никогда не говорил вам, что видел вас!– воскликнул мистер Рикардо.

– Не говорили, но видели, и я это заметил. Вы стояли в центре площади, открыв рот и выпучив глаза, словно говоря себе: "Сейчас я сковырнусь с катушек".

– Я никогда не использую подобных выражений даже мысленно!– энергично прервал Рикардо.– И мои глаза никогда не выпучиваются! Напротив, в минуту волнения они прищуриваются.

– Если вы говорили себе не это, то нечто в таком же роде,– невозмутимо отозвался Ано.– Я провел час с библиотекарем его преосвященства и узнал кое-что, чем могу поделиться с вами. Общение с дьяволом весьма разочаровывало – на шабашах в качестве мяса кормили падалью, а сам он распространял вокруг себя ледяной холод.– Внезапно детектив указал на левую панель алтарного триптиха: – Неудивительно, что эти бедняги пляшут как безумные – они стараются согреться.– Нотки иронии вновь исчезли из его голоса.– Но не будем забывать, что нелепые фантазии привели к страшным преступлениям – в этой залитой солнцем комнате, где мы сейчас сидим, а ранее и в других местах.

Ано окинул взглядом помещение, мысленно восстанавливая последовательность событий.

– Я привел вас сюда не для того, чтобы рассказывать о происшедшем. Джойс Уиппл может сделать это гораздо лучше, ибо она видела все собственными глазами. Но я подготовлю вас к этому. Я не понял ничего из ее восклицания: "Холод распространяю не я", но меня озадачили другие вещи. Например, то, что аббат Форьель тайком перекрестился, что его облачение было украдено, а на следующее утро возвращено. Я кое-что почуял, а потом, в комнате мадемуазель Тэсборо, наткнулся на один примечательный факт.

– Да,– кивнул Рикардо.– Картина, изображающая Дворец дожей на Большом канале, хотя я при всем желании не мог увидеть в ней ничего примечательного.

– Его там и не было,– отозвался Ано.– Нет, я увидел вот что.– Он снова указал на алтарь.– Распятие с фигурой Христа из слоновой кости висело над ее письменным столом вниз головой. Я не счал его трогать.

– Да, вы не тронули ничего.

– Потом мы с вами поехали в Вильбланш, а во время нашею отсутствия пришел аббат Форьель.

– Когда мы вернулись, то узнали, что он беседовал со старой миссис Тэсборо.

– Верно. Но перед визитом к мадам аббат посетил мадемуазель, которая все еще отдыхала у себя в комнате, и, несомненно, видел это распятие. Она не изменила его положение, возможно просто не думая об этом.

– И аббат Форьель вернулся, чтобы изменить его!– воскликнул мистер Рикардо.– Он хотел сделать это тайком, чтобы избежать скандала. Вот почему он так таинственно крался по террасе и вот почему вы сказали, что изменение уже сделано!

– Да. Когда мы второй раз вошли в ту комнату, я снял распятие с гвоздя и поставил его на стол у стены, где ему и следовало находиться, пока вы, друг мой, ломали голову над загадками Большого канала.

В другое время мистера Рикардо могла бы оскорбить насмешка Ано. Но сейчас он был настолько изумлен и озадачен, что все выглядело незначительным в сравнении с удовлетворением его любопытства. Любитель сенсаций сидел на подоконнике в напряженном ожидании.

– Значит, в этой... часовне... той ночью происходила черпая месса?

– Да.

– И ее служил Робин Уэбстер?

– Да, в качестве священника.

Говоря, Ано достал из кармана голубую пачку сигарет. Мистер Рикардо едва не протянул руку, чтобы удержать его от подобного святотатства.

– Древние шабаши еще можно как-то понять,– снова заговорил Ано, когда оконная ниша наполнилась едким табачным дымом.– Бедные голодные крепостные, лишенные удовольствий, бунтовали таким образом против величайшей несправедливости, когда блага мира доставались кучке знати, а его горести всем остальным. Легко представляешь себе их, доходящих до экстаза в кощунственных оргиях на лесных полянах. Но черная месса – это окончательное падение! Ее посещали люди с неудовлетворенным честолюбием, лишенные нормальных радостей и жаждущие запретных, продающие ради них свои бессмертные души, обращаясь к Сатане за дарами, в которых им отказал Христос,– целое сборище дегенератов, служащее поживой для шантажистов, преступников, отравителей, которым нужны сообщники и влиятельные защитники. Вы слышали, что говорила мамаша Шишоль. Не сомневаюсь, что она могла бы назвать немало известных имен, входивших в здешнюю паству. Великие мира сего общаются с ведьмами из трущоб, и все они ищут благ у этого бесполого Адониса.– Он снова указал рукой на алтарь.

– Право же!– запротестовал мистер Рикардо, отлично сознавая неуместность своего замечания.

– Здешний культ организовал виконт де Мирандоль. Странный, эксцентричный субъект, полуобезумевший от ночных бдений, поверхностно эрудированный и не нашедший признания, он поддался свойственному его натуре мистицизму. Агент Сатаны в Жиронде! Довольно лестное положение и требующее немалой дерзости. Он возвышался над остальными, внушая благоговейный страх и окутанный злом, словно черной мантией. Виконт искренне верил во все это впрочем, не он один. Со времен мадам де Монтеспан и аббата Гибура {Монтеспан Франсуаза-Атенаис де Рошешуар, маркиза (1641-1707 – фаворитка французского короля Людовика XIV, обвинявшаяся в отравлении соперниц и в посещении черных месс, которые, по ее настоянию, служил некий аббат Гибур, незаконный сын герцога Анри де Монморанси} черная месса имела свою паству. Скука, жажда возбуждения, дерзкое желание совершить непростительный грех, о котором говорится в Откровениях {Откровения Иоанна Богослова – последняя книга Нового Завета}, побуждают их вести себя подобно ребенку, который, злясь за то, что его наказали, упрямо бормочет: "Рака, рака" {Имеется в виду фраза из Нагорной проповеди Христа (Мф. 5.22) "Кто же скажет брату своему: "рака", подлежит синедриону" (верховному судилищу). Сирийское слово "рака" означало "пустой человек" и считалось в Иудее крайне оскорбительным}, зная, что тех, кто произносит это слово, могут никогда не простить. Тидон присоединяется к братству в надежде приблизить перевод в Париж; Дайана Тэсборо становится кандидаткой. Магистрат и светская дама! Должно быть, Жанна Коризо слышит об этом – такое занятие как раз для нее! И для мамаши Шишоль, которая извлекает из этого прибыль, так как люди, посещающие черную мессу, хотят безнаказанно творить зло.

Постепенно фрагменты картинки-загадки занимали нужные места перед мысленным взором мистера Рикардо. Слухи о сатанинских ритуалах распространялись медленно, но неуклонно – мрачную тайну скрыть не удавалось. А тот, кто узнавал об этом, мог держать в кулаке всю паству. Он или она могли настоять на приеме в братство, и культ автоматически превращался в преступную организацию. Навязчивая идея Дайаны Тэсборо, ее нечувствительность к дерзкой узурпации власти компаньонкой становились вполне понятными. Какое значение имели придирки и упреки для девушки, возбужденной принадлежностью к запретному верованию?

– Но, конечно, краеугольным камнем служил тот факт, что Робин Уэбстер был священником. Черная месса провозглашает верховенство Бога, которого следует соблазнами и обманом сделать подвластным Сатане. Такая задача под силу только священнику. Служитель мессы дьявола должен быть служителем мессы Бога. Аббат Гибур, Жиль Лефранс, Даво, Мариэтт {Служители сатанинского культа во второй половине XVII века во Франции} – все они были настоящими священниками, как и Робин Уэбстер.

– А какова его история?– спросил мистер Рикардо.

– Она весьма любопытна. Его род восходит к временам, когда Бордо принадлежал англичанам. Уэбстеры выращивали виноград и производили вино, когда Гофриди {Гофриди Луи – священник, обвиненный в колдовстве и сожженный (точнее, задушенный перед сожжением) в 1611 году} был сожжен за колдовство в Экс-ан-Провансе {Экс-ан-Прованс – город на юго-востоке Франции.}. Но наступили тяжелые дни. Из собственников они превратились в управляющих и не слишком удачливых торговцев. Отец Робина Уэбстера был последним из них. Робин ошибочно полагал, будто его призвание – стать священником. Странно? Но люди – странные существа. Если бы можно было видеть внутренности их ума, как хирург видит внутренности их тела, то вы бы не нашли ни одного, которого могли бы назвать обычным. Робина отправили в колледж Бомон, какое-то время он служил в лондонской церкви, но после смерти отца это ему наскучило, и он уехал...

– С Эвелин Девениш,– уверенно закончил Рикардо, по Ано покачал головой.

– У нее были предшественницы. Хо-хо, этот парень с его белоснежными волосами, точеным лицом и страстным взглядом имел успех! Женщины отдавались в него...

– Влюблялись в него или отдавались ему,– поправил мистер Рикардо.– Хотя вы имели в виду первое, было бы предпочтительнее использовать второе.

Теперь озадаченным выглядел Ано. Он с подозрением уставился на друга, опасаясь, что его дурачат, но не стал спорить и продолжал:

– Этой информацией мы обязаны рутинной работе. Но мы все еще пребывали бы в затруднении, если бы не...

– Если бы не пачка писем в комнате Робина Уэбстера, которые вы сфотографировали,– подхватил неугомонный мистер Рикардо.

– На сей раз вы правы, друг мой,– отозвался Ано, зажигая очередную сигарету.– Пачка писем поведала историю страсти и интриг, которая привела к продаже ожерелья Блэкетта мамаше Шишоль и достигла ужасной кульминации в этой комнате.

– Зачем же он хранил эти письма?– воскликнул Рикардо. Но он тут же вспомнил дело в своей собственной стране, где преступник хранил столь же компрометирующие его письма.– Разве не удивительно, что страсть может до такой степени ввести в заблуждение?

– Нет-нет!– прервал Ано.– Я же говорил вам в комнате Уэбстера, что существует другая причина, помимо страсти, которая заставляет человека хранить письма, способствующие его разоблачению. И даже тогда я склонялся именно к этой причине. Робином Уэбстером руководило изощренное коварство. Письма давали ему власть над женщиной, обезумевшей от ревности. Ибо они были написаны Эвелин Девениш, а некоторые из них – в Шато-Сювлак.

Ано не знал, когда именно познакомились Эвелин Девениш и Робин Уэбстер, но это, безусловно, произошло до того, как Уэбстер представил Эвелин Дайане Тэсборо в Биаррице. Между Робином и Эвелин существовал договор, по которому все письма следовало уничтожать в день получения. Эвелин Девениш, чей прозорливости было обязано это соглашение, честно его соблюдала. Среди ее вещей не обнаружили ни единого письма. До определенного момента, когда они были в Биаррице, Робин Уэбстер также держал слово. Но пришло время, когда страсть Эвелин стала утомительной и даже опасной. Ее письма давали любовнику власть над ней. Он мог ответить угрозой на угрозу.

– Все его письма были уничтожены,– продолжал Ано.– Он не сомневался в лояльности Эвелин. Ни одна из написанных им страниц не могла быть воссоздана из пепла, чтобы изобличить его. Робин Уэбстер мог заявить, что не отвечал на эти письма, не делал никаких предложений или, наконец, что все его письма взывали к благоразумию Эвелин. С другой стороны, он мог в любой момент сказать ей: "Я покончил с тобой, и будь любезна сидеть тихо как мышь, иначе я причиню тебе неприятности".

– Но ведь после смерти Эвелин Девениш письма потеряли свою ценность!воскликнул мистер Рикардо.– И более того, они стали опасны для Робина Уэбстера. Он должен был уничтожить их в ночь гибели Эвелин.

– В ту ночь он был очень занят,– ответил Ано.– Утро застало его в трудах. Если бы ему не понадобилось провести срочную встречу в Шато-Мирандоль с нашим дорогам виконтом и амбициозным молодым судьей, письма превратились бы в пепел, прежде чем попались бы нам на глаза.

Ано открыл лежащий на столе кожаный портфель и достал оттуда фотокопии писем.

– Взгляните на этот фрагмент.– Он указал на начало одного из них, написанное в Биаррице, когда Робин Уэбстер вернулся к своим обязанностям в Сювлаке.– Бедная женщина! Она влюблена, а он нет! Вечная история!

Мистер Рикардо прочитал отрывок:

Мой дорогой!

Я закрываю глаза, потому что не хочу видеть, но мне это не удается. Заканчивая одно письмо к тебе, я сразу же начинаю другое. Я замечаю все происходящие мелочи и делю их на те, которые могут тебя развлечь, и те, которые тебе неинтересны. О первых я сразу же пишу тебе, будь то книга, которую я читаю, забавный незнакомец в ресторане или какая-нибудь любопытная история, поэтому через два дня я отправлю тебе очень длинное послание. А все твои письма начинаются одинаково: "Дорогая, так как почту отправляют через полчаса, я в спешке черкну тебе несколько строчек...

Ано перевернул пару страниц и перешел к последней дюжине. Некоторые фразы были в них подчеркнуты синим карандашом.

– Прочтите их по порядку,– сказал Ано, и мистер Рикардо положил письма себе на колени.

Глава 25

Письма Эвелин Девениш

В первом из отмеченных фрагментов Эвелин Девениш в письме из Биаррица в Сювлак неохотно соглашалась на брак Робина Уэбстера и Дайаны Тэсборо.

Конечно, она влюблена в тебя. Дайана уже дала отставку Брайсу Картеру. Она не в состоянии говорить пять минут, не упоминая о тебе... Иногда мне хочется, чтобы ты был страшным уродом и никто в мире, кроме меня, не хотел бы на тебя смотреть... Но мы бедны, как крысы, а без денег не может быть ничего хорошего.

После женитьбы Робина на Дайане он и Эвелин намеревались купаться в деньгах, но на короткое время их связь должна была прекратиться. Эвелин достаточно властно излагала ему кодекс их поведения. Дайана станет денежным мешком, а если с ней что-нибудь случится, тем лучше.

Уже появлялись упоминания о церемониях в конференц-зале. Эвелин предалась новой вере с пылом мадам де Монтеспан. Она собиралась с помощью сатанинских ритуалов удержать любовника и свести положение Дайаны к жалкой роли мормонской жены {Мормоны, или "Святые последних дней",– христианская секта, возникшая в середине XIX в, в США и в начале практиковавшая многоженство}. Дайану следовало посвятить в эти тайны, используя ее любопытство, а потом убедить, что она совершила непростительный грех. Раскаяние и страх перед скандалом превратили бы ее в марионетку.

Другие письма – некоторые отправленные Эвелин из Бордо, а некоторые написанные во время пребывания ее и Робина Уэбстера под одной крышей и доставленные Марианной – свидетельствовали о постепенном осуществлении замысла. Дайана колебалась, то увлекаясь новой идеей, то поддаваясь страху. Она словно стояла у края моря, погружая ногу в воду и тут же убирая ее назад, на теплый песок. Эвелин она ни в чем не подозревала. "Я знаю, что Робин любит меня,– говорила ей Дайана.– То, что он сделал в прошлом и с какими женщинами был близок, не имеет значения. И даже то, во что он верит".

Ано положил широкую ладонь на фотокопии.

– Ситуация вам ясна. Обе женщины влюблены в Робина Уэбстера, и обеих он дурачит. Эвелин Девениш позволяет ему жениться на Дайане Тэсборо, надеясь сохранить его для себя. А он тем временем хранит ее письма Дайана уверена, что Робин любит ее, а если он поклоняется Сатане, то она готова последовать его примеру. Самому Уэбстеру наплевать на обеих. Он l'homme a femmes {Бабник (фр.)}, а быть таковым, друг мой, означает не принимать близко к сердцу ни одну женщину – они всего лишь шпалы, по которым пролегают рельсы судьбы.Ано посмотрел на Рикардо со странной усмешкой: – Знаете, что "Робин" было одним из имен дьявола? Это я тоже узнал в архиепископском дворце, роясь в старинных книгах.– Он снова посмотрел на друга и печально кивнул.– Да, я также удивлен... Если вы и я, уже пережившие молодость с ее романтизмом, вздрагиваем и говорим: "Я удивлен", стоит ли изумляться, если эти девушки с их перехлестывающими через край эмоциями говорят: "Я верю"? Взгляните на это!

Детектив перевернул еще пару страниц и показал мистеру Рикардо фрагмент, который не был подчеркнут.

– Не забывайте, что Эвелин Девениш, подружившись с Дайаной Тэсборо, играла с ней, как кошка с мышью. До какой степени должна была дойти ее страсть, чтобы она написала такое о своей подруге?

Рикардо прочитал следующее:

Я хочу видеть ее собачонкой, бегающей вокруг хозяина с поводком в зубах. Это самый яркий образ унижения, какой я могу себе представить.

Мистер Рикардо испытал облегчение при мысли, что этот план никогда не сбудется.

– Такова была ситуация,– продолжал Ано,– когда Джойс Уиппл, обеспокоенная письмами Дайаны, отложила возвращение в Америку и приняла приглашение в Шато-Сювлак. Странные видения, которые вызывали у Джойс вполне обычные письма Дайаны, могут показаться необъяснимыми, если только вы не верите, что некие таинственные силы за пределами этого мира иногда прорываются в него, чтобы покарать или спасти.

– Спасти?– воскликнул Рикардо, не понимая, каким образом можно спасти Дайану Тэсборо от обвинения в соучастии в убийстве Эвелин Девениш.

– Да, спасти,– подтвердил Ано.– Скоро вы это поймете. Но сначала посмотрите, как приезд Джойс Уиппл опрокинул целый воз с яблоками.

– С дровами,– поправил мистер Рикардо.

– Пусть будет с дровами, если так вам больше нравится,– великодушно согласился Ано.– Читайте!– И он ткнул в подчеркнутый абзац толстым пальцем, который Рикардо был вынужден отодвинуть.

Ты глазеешь на нее, как школьник на девочку с косичками, расцветаешь, когда она обращается к тебе, вздрагиваешь, когда она проходит мимо! Ты выглядишь дураком, Робин!.. Ее ведь даже не назовешь хорошенькой. Обычная девчонка для зеленого юнца! Я считала тебя более серьезным!

Робин Уэбстер встретил свою судьбу, как говаривали в начале девятнадцатого столетия. При первом же взгляде на Джойс Уиппл пламя, которое он привык возбуждать в других, охватило его самого. Ее облик запечатлелся на сетчатке его глаз так сильно, что он видел ее повсюду. Робин не мог и не хотел скрывать свою страсть – он желал, чтобы об этом знал весь мир. "Ведь твое имя на челе моем". Он стал глух к голосу осторожности и слеп к зрелищу ревности. Впрочем, Дайана тоже ходила с повязкой мечтаний на глазах. Она была осведомлена о перемене ситуации в доме не более, чем о дерзости своей компаньонки. Но Эвелин Девениш была сделана из другого теста. Обвинения, упреки и требования сменяли друг друга, сведясь наконец к одной угрозе. Она написала следующее: