Текст книги "Миллионерша-подросток"

Автор книги: А. Дэвис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

Дэвис А
Миллионерша-подросток

А.Дэвис

МИЛЛИОНЕРША-ПОДРОСТОК

Вскоре после прибытия в Вашингтон я уже сидел за столом напротив Старика в его офисе на Пенсильвания-стрит.

– Твое прикрытие, кажется, работает превосходно, Джерри, – сказал он. – Как тебе удается совмещать роль частного детектива с деятельностью агента службы безопасности? – спросил он.

– Как нельзя лучше, сэр. Никто, даже местная полиция, ничего не подозревает.

– Насколько я знаю, один из служащих полицейского управления – твой лучший друг.

– Cол Конвейл, сэр. Мы росли вместе.

– Хорошо, – кивнул Старик. – Очень хорошо. – Он помолчал, продолжая просматривать бумаги. – Думаю, тебе любопытно знать, зачем я вызвал тебя в управление, – сказал он наконец, посмотрев на меня поверх очков.

– Новое задание, я полагаю. Что – Атланту передают другому агенту?

– Нет, – ответил шеф. – Ты остаешься на своем месте. Причина же, по которой я вызвал тебя сюда, заключается в том, что исчез особо ценный и пользующийся особым доверием сотрудник Государственного Департамента, а единственная его родственница, родная мать, живет в Атланте. Его зовут Cидни Брайн.

– Как он исчез, сэр?

– Исчез, и все. Просто пропал и никаких следов. Имел, между прочим, доступ к нашим сверхсекретным кодам. – Старик поднялся, наклонился через стол и передал мне папку. – Здесь досье на него и некоторые сведения о его матери. Ознакомься, а за обедом изложи свои соображения.

Пообедав, Старик отложил салфетку в сторону и откашлялся.

– Джерри, – начал он, и мне показалось, что я уловил нотку смущения в его голосе, – я слышал, как ребята в нашем офисе однажды говорили о тебе, и мне хотелось бы задать тебе один весьма деликатный... э-ээ... даже интимный вопрос, который совершенно не входит в сферу наших служебных отношений. Ты не возражаешь?

– Вовсе нет, – недоуменно ответил я.

– Благодарю тебя. Я спрашиваю тебя только лишь из любопытства, так как в моем возрасте подобного рола сведения уже абсолютно бесполезны. Но я слышал, что ты владеешь... как бы сказать... э-ээ... таким методом, при котором можешь долго удовлетворять женщину, не исчерпывая себя при этом до конца. Это правда?

– Да. – Я ухмыльнулся, смекнув, куда он клонит.

– Но как? Как это возможно?

Я доходчиво объяснил ему. Мой сосед по комнате в колледже, бакалавр-психолог по имени Билл Эванс, разработал за время нашей учебы теорию, заключающуюся в том, что во время полового акта каждый мужчина в состоянии определить момент наступления оргазма – и может сам предотвратить этот процесс, с усилием сосредоточившись на каком-то, совершенно постороннем предмете, желательно, представляющем для него большой интерес.

Билл проверял на практике свою теорию с любой подвернувшейся студенткой, пока не достиг совершенства. Для него "абсолютно посторонним предметом" – или "финтифлюшкой", как он называл это – было огнестрельное оружие. Будучи коллекционером старинного огнестрельного оружия, он клялся, что разбирал по винтику, чистил и снова собирал каждый из своих старинных мушкетов или пистолетов во время продолжительных половых актов.

Однажды, чтобы доказать правдивость своей теории на вечеринке во время уик-энда, где вино лилось рекой, он оттрахал и совершенно очаровал семерых молодых студенточек, непрерывно продержавшись без оргазма восемь часов и девятнадцать минут. Студенточки кончили раз по десять. Они наперебой пытались заставить его излить в них сперму, заключая пари, но никто так и не выиграл. Когда слух о невероятных способностях Билла распространился по колледжу, нет необходимости говорить, что он стал сверхжеланным гостем для большинства девичьих компаний.

Финтифлюшкой для Билла служило оружие. Я же предпочел цифры. Тренируясь, я обнаружил, что умножая два ряда цифр, я могу продолжать половой акт бесконечно долго.

– Я понимаю. – Старик как-то печально вздохнул, когда я кончил рассказывать, затем на его морщинистом лице появилась одна из его редких улыбок. – Если бы только я знал об этом раньше, когда был молодым.

Четыре часа спустя я уже возвратился в Атланту и, забрав на стоянке аэропорта свою машину, покатил домой.

Гроза налетела внезапно. Порывы ветра бросали потоки дождя, закрывая сплошной пеленой ветровое стекло моего автомобиля, когда я свернул с Четвертой авеню на Мемориальное шоссе. Внезапно свет фар выхватил из темноты грязную, насквозь промокшую и пьяно пошатывавшуюся девчушку. Увидев, что, сделав несколько нетвердых шагов, она упала прямо на обочину, я резко затормозил.

Когда я подбежал, она лежала в луже, не двигаясь. Я перевернул её на спину, чтобы посмотреть на её лицо. Свежие кровоподтеки покрывали правую щеку, губы были разбиты и отекли, глаза заплыли так, что их почти не было видно. В общем, выглядела она так, будто её молотили, перепутав с боксерской грушей.

– Пожалуйста, не бейте меня больше, – хрипло прошептала она, когда я поднял её за плечи и откинул волосы с её лица.

– Никто не собирается бить тебя, малышка, – сочувственно произнес я.

Хрупкой девчушке было, на мой взгляд, около восемнадцати.

– Пожалуйста, не бейте меня, – снова прошептала она.

– Никто больше не будет тебя бить, – повторил я.

Она, очевидно, не расслышала меня в первый раз, а теперь съежилась от страха при звуке моего голоса и попыталась закрыть лицо руками, при этом у неё из груди вырвался какой-то животный стон.

Я подтащил её к тротуару, вернулся к машине, отыскал в бардачке бутылку виски и поднес к её распухшим губам.

Когда виски обожгло её кровоточащий рот, девчушка вздрогнула и попыталась оттолкнуть меня, но я держал бутылку до тех пор, пока она не закашлялась и не выплюнула последний глоток прямо мне на пиджак. Я отнес девочку, весившую не больше сотни фунтов, к машине и осторожно посадил на переднее сиденье.

– Куда тебя отвезти?

Ярость, которую я испытывал, глядя на её изуродованное лицо и зная, что кто-то избил её умышленно, сменилась клокочущим, почти бешеным гневом.

– Я не знаю, – глухо пробормотала она – слова с трудом слетали с её губ. – У меня нет дома.

Туфель на ней не было, а чулки имели такой вид, будто побывали в мясорубке; блузка спереди была разорвана снизу до верху, а юбка была такая грязная, будто на ней целую неделю спала стая бездомных собак. Однако с первого взгляда было видно, что её одежда была куплена не в дешевой лавке.

Я преркасно понимал: тот, кто мог позволить себе носить такую одежду, конечно же не ночевал под открытым небом. Но я пропустил её ответ мимо ушей и закинул другую удочку.

– Где твои родные? – спросил я.

– У меня никого нет.

– Где ты остановилась?

Господи, подумал я про себя, во что я влип на этот раз?

– Нигде.

– Тогда я отвезу тебя в Пирсонскую Мемориальную больницу, – сказал я. – Там тебя поставят на ноги.

– Нет! – Девчушка вздрогнула. – Я... Мне туда нельзя!

Я внимательно посмотрел на нее, недоумевая, почему человек, избитый до полусмерти, не хотел, чтобы ему оказали медицинскую помощь.

Похоже, виски наконец подействовало, потому что девчушка выпрямилась, изучающе посмотрела на меня и заговорила:

– Мне все равно, что вы собираетесь делать... Все равно со мной потом сделают то же самое... Я полностью полагаюсь на вас. У вас доброе лицо.

Я с трудом сдержался, чтобы не рассмеяться – моя физиономия может понравиться только очень нежно любящей матери, да и то, если она слепа, как одряхлевшая курица. Капитан Cол Конвейл однажды в шутку заметил, что у меня такая рожа, от которой любое парное молоко прокиснет через тридцать секунд.

– Повтори-ка, – попросил я. – Насчет того, что с тобой сдлеают то же самое.

– Они хотят убить меня, вот и все. – Девушка слегка поежилась. – Я не знаю, кто они такие, но слышала как они говорили, что должны убить меня, иначе им придется вернуть половину денег, которые они получили при заключении контракта – не знаю, какого. Они везли меня куда-то, чтобы убить и закопать, но мне удалось сбежать.

– Кто это – они? – спросил я.

– Я уже сказала, что не знаю.

Какого черта я ввязался в это дело – спросил себя я. И как частному сыщику, и как секретному агенту службы безопасности мне часто приходилось иметь дело с запутанными случаями, но этот был из ряда вон выходящим.

Может, она проститутка, подумал я, и её избили сутенеры? Впрочем, взглянув на нее, я тут же отмел эту мысль прочь. Вдруг она напряглась и сжалась, как пружина. Я быстро поднял голову и какого-то типа.

– Это он! – в ужасе выдохнула она. – Один из них!

Незнакомец был приземистым, грузным и шел походкой, выдающей сильных, уверенных в себе мужчин – медленно и решительно, слегка раскачиваясь из стороны в сторону. Не обращая внимания на ливень, он подошел к машине с моей стороны и властно стукнул по дверце. Я опустил стекло.

– О'кей, приятель, – пробурчал он. – Мне нужна эта девка. Я видел, как ты посадил её в машину. Выпусти её или тебе не поздоровится.

Рожа у него была премерзкая – толстые губы, кожа иссечена шрамами. Я раскусил его прежде, чем он кончил говорить. Профессиональный убийца.

Мне вдруг даже на душе полегчало. Терпеть не могу бандюг и убийц.

– Отдай девку, сука! – прорычал неандерталец и врезал ножищей по дверце. – Или мне самому её вытащить?

– Нет, сэр, – ответил я так кротко, как только мог, и, открыв дверцу машины, вылез под дождь. – Вам не придется вытаскивать её.

Точно определить из-за дождя я не мог, но до полудюжины зубов вылетели у него изо рта после моего мощного хука с левой. Верзила громко взвыл от боли и неожиданности, кровь ручьем хлынула ему на рубашку. Не дав ему опомниться, я нанес сокрушительный удар в живот, затем, когда он сложился вдвое, резким движением врезал ему правым коленом по роже, почувствовав, как треснул нос. Я громко засмеялся, чувствуя себя в своей стихии. Эта свинья теперь дважды подумает, прежде чем ещё раз связаться с Джерри Рэмом.

Затем он сделал то, что я и ожидал от него: попятился и – рука его юркнула за пазуху. Он почти успел достать пистолет, когда я выхватил из рукава нож и нагнувшись, с силой всадил нож ему в правый бок, чуть повыше ремня.

Страшный мучительный крик смертельной боли разорвал ночь. В следующий миг подонок, как мешок с дерьмом шлепнулся прямо на мокрую мостовую, тупо уставившись на груду кишок, медленно выползавших на колени.

Признаю, я ошибся. Этому ублюдку больше никогда не придется дважды подумать, прежде чем снова связываться со мной. Не пройдет и пяти минут, как он сдохнет от потери крови.

– Зря ты так, парень, – с трудом прохрипел он разбитыми губами. Тошнотворное зловоние фекалий, смешанных с горячей кровью, тяжело повисло в сыром воздухе. – Она того не стоит.

– Ты прав, – ответил я, усмехаясь. – Надо было отдать тебе девчонку, чтобы ты ещё раз избил её, прежде чем убить.

– Пожалуйста, мистер, – попросил он дрожащим голосом, – вызовите мне скорую помощь. Умоляю!

– Конечно, – прорычал я в ответ. – Может, тебя ещё сигаретой угостить?

Я прыгнул обеими ногами на его изувеченную, истекающую кровью физиономию! Послышался леденящий душу хруст и – ударившись затылком о мостовую, он уже больше не шевелился. Я схватил труп за воротник и подтащил к обочине.

Я неспешно залез в машину и, взяв девушку за плечи, приподнял её, усаживая на сиденье:

– Послушай, малышка, нам нужно сматываться отсюда.

Дождь ещё более усилился. Я промок до нитки, да и она была такой мокрой, что сквозь тонкую одежду просвечивало нижнее белье.

– Но где... – начала она.

– Не думай больше о нем, – оборвал я её. – Давай подумаем о нас. Куда мы поедем?

– Я уже говорила вам, что у вас доброе лицо, – сказала девушка. – Я поеду с вами куда угодно, но только не в больницу и не в полицию.

– Тогда поедем ко мне. Возможно, я сам сумею помочь тебе, если у тебя внутри ничего не сломано.

– Я поеду с вами, но...

Она замолчала. Затем склонилась к моему плечу со слабым стоном, напомнившим мне о том, что я должен оказать ей помощь, причем как можно быстрее. До моего дома было уже рукой подать.

Слава богу, моя квартира была на первом этаже, поскольку девчушку так колотило, что вытащить её из машины оказалось делом не простым. Я на руках втащил её в гостиную и уложил на кушетку. Она лежала тяжело дыша и дрожа, А вода тонкими струйками стекала на пол с подола её мокрой юбки.

Не мешкая, я пошел в кухню, достал из бара бутылку "Джека Дэниелса", наполнил стакан наполовину, выжал в него сок из четырех лимонов, чтобы заглушить вкус алкоголя, добавил сахара и хорошенько размешал.

– Вот, – сказал я, возвратившись в гостиную. Приподняв девушку за плечи, я поднес стакан к её губам. – Выпей.

Пить она не захотела. Или не смогла. После двух глотков она попыталась оттолкнуть мою руку, а когда у неё это не получилось, просто перестала пить. Но даже двух глотков оказалось достаточно, чтобы она перестала дрожать.

Мой собственный опыт давно научил меня всегда иметь при себе аптечку первой помощи; когда я принес её из ванной, девушка лежала на кушетке абсолютно неподвижно. Скорее всего кости её были целы, иначе она не смогла бы дойти от машины к подъезду, но я ничего не знал об ушибах и кровоподтеках на её теле. Промыл её мордашку водой, я увидел, что она вовсе не в таком ужасном состоянии, как мне показалось вначале, и приложил холодный компресс, чтобы снять отеки.

Взяв ножницы, я начал разрезать на ней окровавленную одежду. Девушка протестующе вытянула вперед руки и я услышал приглушенное "нет" через компресс.

– Что значит "нет"? – воскликнул я. Злости в моем голосе не осталось была только жалость. – Послушай, детка, – сказал я как можно мягче, – ты ведь не хочешь, чтобы я отвез тебя в больницу, поэтому я делаю то, что в моих силах.

Она медленно опустила руки и лежала неподвижно; только слегка раздвинула бедра, когда я разрезал её тоненькие трусики и стаскивал их. Реденькие темно-каштановые пушистые кудряшки еле прикрывали её едва сформировавшийся лобок – должно быть, девчушка ещё моложе, чем показалось мне сначала, подумал я. Она попыталась прикрыть лобок рукой, но сделала это так неловко, что от моего взора не укрылось ровным счетом ничего. Лет шестнадцать, а то и пятнадцать, решил я. Недозрелые грудки чуть больше грецких орехов. Нежные, но уже налитые бедра, что так свойственно юности. Счастлив будет тот парень, который лишит её невинности, невольно подумал я. При одной этой мысли мой член предательски зашевелился.

Я снял компресс с её лица.

– Встать-то можешь? – спросил я, собираясь осмотреть её спину.

Она послушалась. Попочка у неё была нежная и круглая. В иных обстоятельствах показалась бы мне необычайно заманчивой. Не увидев на спине никаких ушибов, я велел ей лечь снова.

– У тебя что-нибудь ещё болит, кроме лица?

– Мне больно везде, – ответила она. – Они били меня мокрыми полотенцами и резиновым шлангом.

– На теле ничего не заметно. Следы остались только на лице, но они скоро пройдут.

– Но мне все равно очень больно.

Я порылся в аптечке и нашел бутылочку со спиртовой примочкой. Когда я плеснул жидкость на нежный лобок и бедра, девчушка опять протестующе прикрылась руками.

– Опусти руки, черт побери! Ты же сказала, что у тебя все болит.

– Но...

– Ты хочешь в Пирсонскую Мемориальную больницу?

– Нет, – прошелестела она.

– Ты хочешь, черт возьми, уйти отсюда и вернуться туда, где ты жила то есть никуда?

– Нет, – опять еле слышно ответила она.

– Тогда убери руки и лежи спокойно. Двигайся только по моей команде.

– Ты жестокий, – сказала она тихо. – Ты беспощадный. Я видела, как ты убил этого человека.

Вместо ответа я большим и указательным пальцами раздвинул маленькую розовенькую щель, спрятанную под мягким пушком, и легонько ущипнул за клитор.

Девчушка слегка дернулась, но её бедра, до этого напряженные, расслабились.

– Я же сказал – лежи смирно, – прорычал я.

И она лежала не двигаясь, как мертвая, пока я не велел ей повернуться. Впрочем, мертвой её никак нельзя было назвать. Попочка у неё была загляденье, а кожа гладкая и нежная, с золотистым загаром.

Закончив растирание, я откинул голову назад, чтобы не щипало глаза от спирта и посмотрел на часы. Стрелки показывали начало десятого. Да, насыщенный получился вечерок, ничего не скажешь.

– Пошли, – сказал я, протягивая ей руку. – Пора ложиться спать.

Девочка промолчала, а я рывком поднял её на ноги и, указав на спальню, добавил:

– Иди туда. Ложись с той стороны, где телефон.

Оставив её в спальне, я вышел из квартиры и направился к Эмме Проделл, своей хозяйке. Эмма встретила меня в халатике, под которым – она этого не скрывала – не было ничего.

– Заходи, – проворковала она. – Я, правда, не одна.

– А кто у тебя? – не скрывая разочарования, поинтересовался я. Я был уверен, что у неё любовник, поэтмоу заранее горевал. Прелести невинной девчушки возбудили меня так, что так яйца заныли.

– Младшая сестра, – хихикнула Эмма. – Не бойся, она нам не помешает.

Войдя в гостиную, я увидел неописуемо прекрасную девушку. Длинноногую голубоглазую блондинку в мини-юбке. В её взгляде сквозило любопытство. На столике перед диваном стояли два недопитых бокала и бутылка виски. Рассмотрев раскрасневшиеся лица сестер, я сразу понял, что обе навеселе. Дело начинало приобретать более интересный оборот.

– Герти, познакомься с Джерри, – сказала Эмма. И снрова хихикнула. Это тот гигант, о котором я тебе все уши прожужжала.

– Я тебе не верю, – заявила Герти. – Мужчина как мужчина. И вдруг она игриво облизнула губки. – Представляете, Джерри, Эмма клянется, что у вас двадцатидюймовый... Ну, этот...

– Хер! – радостно закончила Эмма. – Он у него как хобот. Джерри, снимай портки! Покажи ей!

– Что ты мелешь? – притворно засмущался я.

Но Эмма уже вцепилась мне в ремень и, преодолев мое вялое сопротивление, быстро стянула с меня брюки вместе с трусами.

– Вот, полюбуйся! – гордо сказала она, показывая на моего уже просыпающегося зверя. – Видала что-нибудь подобное?

В ответ Герти широко раскрыла глаза и застонала. Ее длинные ноги задвигались, словно она пыталась мечтательно мастурбировать.

– Смотри, встает, подлец! – восторженно заявила Эмма, усиленно дроча мой член. – Только люстру не разбей, Джерри.

Герти, не выдержав, сорвалась с дивана, подскочила ко мне и, опустившись на колени, принялась лизать и целовать мой уже вздыбленный орган.

– Вот так-то оно лучше, – удовлетворенно хмыкнула Эмма, сбрасывая халатик. Как я и думал, под ним ничего не оказалось. – Полегче, Герти, а то он кончит. Не давай ему спустить, пока он нас не оттрахает.

Герти с сожалением выпустила мой член из своих очаровательных губок, а Эмма раскинулась на диване, раскорячив ноги.

– Джерри, иди ко мне! – позвала она.

Я взгромоздился на неё и с размаху вонзил своего приятеля в её жаркое жерло. Герти поспешно сбросила одежду и присоединилась к нам. Пока я скакал на Эмму, она вылизывала мою промежность, одновременно засунув палец в мой анус. Затем они с Эммой поменялись местами. Я сбился со счета, сколько раз мы кончили, но твердо помню, что три раза спустил в Эмму. Или в Герти.

Когда я вернулся к себе и вошел в спальню, моя юная гостья лежала, вытянувшись, как струна под одеялом и мирно посапывала. Я молча разделся до трусов и улегся рядом. Девочка зашевелилась. В тишине комнаты раздавалось её прерывистое и частое дыхание.

– Ты собираешься меня изнасиловать? – вдруг спросила она.

– А ты боишься? – переспросил я

– Ну... я... – запинаясь, залопотала она. – Мы же голые, в одной кровати.

– И поэтому я могу тебя изнасиловать, не так ли? – спросил я, поворачиваясь к ней спиной и гася свет в изголовье кровати. – Спи, приказал я. – Я никогда не был насильником. А кроме того, я не уверен, что ты достаточно взрослая, чтобы с тобой было интересно.

– О, – сказала она с интонацией обиженного ребенка, – я понимаю.

Заснул я почти мгновенно. Когда же на какой-то миг проснулся перед рассветом, то обнаружил, что её голова лежит на моем плече, ручонка покоится на моем спящем члене, а нога перекинута через мою ногу. При одной лишь мысли, что его трогает её рука, мой верный скакун мигом встал на дыбы и вылез из трусов наружу. Девочка вздохнула и, обхватив его пальчиками, крепко стиснула. Я так возбудился, что инстинктивно задвигал членом и минутой спустя изверг фонтан своей страсти прямо на спящую девчушку. Она даже не шелохнулась, а я, осчастливленный, снова уснул, забывшись сном младенца.

На следующее утро, когда кофе закипал на плите, тосты и бекон были уже готовы, я раскладывал омлет по тарелкам. Подняв глаза, я увидел, что девчушка с легкой улыбкой на прелестной мордашке стоит в дверях.

– Хм, – небрежно произнес я и от неожиданности выложил на тарелку двойную порцию омлета.

Прошлой ночью я мог только предполагать, а теперь увидел, что не ошибся. Она была и в самом деле прелестна. Медики утверждают, что здоровые люди излечиваются быстрее, и если это так, то эта девушка была одной из самых здоровых на свете. Холодные компрессы сотворили просто чудо, отек исчез и только слабый след от ужасного кровоподтека чуть заметно проглядывал под глазом. Губы тоже приняли естественные очертания, и только легкая синева под глазами обещала сохраниться ещё на день или два. Прошлой ночью я тщетно пытался представить, как она выглядит, но теперь в этом больше не было необходимости.

Слегка удлиненный овал лица, темно-синие смышленые глаза, прелестные брови и прямой носик правильной формы. Рот большой, губы пухлые и чувственные, как будто созданные для поцелуев даже в такой утренний час. Роста она была небольшого, пять и три четверти фута, и в моей огромной пижаме с закатанными рукавами и брюками она казалась ещё более хрупкой.

Крохотные грудки горделиво торчали под тканью пижамы. Я вспомнил мягкую податливость её теплого тела, когда протирал её спиртовой примочкой прошлой ночью, вспомнил, как спустил прямо в её кулачок, и старое знакомое чувство охватило меня, несмотря на мои продолжительные развлечения с двумя восхитительными нимфами в квартире наверху. Я так уставился на нее, что она не выдержала и тихо рассмеялась.

– У меня что-нибудь не в порядке? – спросила она.

– Нет, – ответил я, сумев наконец взять себя в руки. – Нет, с тобой все в порядке. Почему ты спрашиваешь об этом?

– О, – ответила она невинно, но в уголках её глаз плясали чертики, да как-то само собой. Я просто подумала, что должна спросить. – Она помолчала, затем продолжила с легким смешком в голосе. – Просто я часто думала, какое будет утром выражение лица у первого мужчины, с которым я пересплю.

Сделав вид, будто я не слышал, что она сказала, я поставил омлет на стол и налил две чашки кофе.

– Ты и вправду выглядишь гораздо лучше, чем прошлой ночью, – сказал я.

– Отлично! – произнесла она с едва заметным раздражением. – Ты не слышал, что я только что сказала? Ты первый мужчина, с которым я спала.

– Благодарю, – ответил я сухо, пытаясь сохранить на лице равнодушное выражение. – Ты спала, а я нет. Ты ведь храпела, как бульдозер, который забыли заправить маслом.

– Что... что ты сказал? – задыхаясь, произнесла она.

– Ты храпела, как бульдозер, – повторил я с невинным видом. – И я считаю, что тебе надо обратить внимание на свой желудок. Принимать соду, может быть. У тебя урчало и бурлило в животе всю ночь.

– О, – произнесла она, падая в кресло. – О Господи.

Глаза её больше не смеялись, а лицо густо покраснело от смущения. Я больше не мог сдерживаться и, схватившись за край стола, откинул голову назад и громко заржал. Сначала на лице её было написано удивление, но затем на нем промелькнула догадка, что я разыгрывал её и она попыталась принять сердитый вид. Когда ей это не удалось, легкая улыбка промелькнула у неё на губах, я же продолжал хохотать; тогда она попробовала надуться. Но и это у неё не получилось, и тогда она сдалась и её звонкий смех присоединился к моему, плечи её тряслись.

– Я думаю, – сказала она с притворным негодованием и все ещё улыбаясь, – что после всего, что между нами произошло – после того, как ты, уложив меня силой в постель и раздев догола, всю ночь имел меня во всех позах, ты, по крайней мере, мог бы не дразнить меня.

Пришел мой черед удивляться.

– С чего ты взяла, что я всю ночь имел тебя во всех позах? – спросил я.

– Ну, я точно не знаю, потому что я отключилась после того стакана виски, но чем ещё могут заниматься в постели голые мужчина и женщина? Не помню. Я была пьяная. А разве ты меня не трахнул? Постель была мокрая, да пахло от моих ног очень подозрительно.

– О, у меня бываю поллюции, – заявил я. – Это возрастное. – Затем, прежде чем она успела что-нибудь ответить, я переменил пластинку. Расскажи мне, что произошло прошлой ночью – я имею в виду, до того, как я нашел тебя.

Тень испуга промелькнула на её лице при упоминании о прошлой ночи. Как бы то ни было, но рассказывать она не стала, а только снова улыбнулась.

– Как тебя зовут? – спросила она. – Мне только сейчас пришло в голову, что я провела ночь с тобой в постели, голая, и даже не знаю, как тебя зовут.

– Рэм, – ответил я. – Джерри Рэм.

– Рэм, – повторила она, перекатывая мое имя во рту, как будто пробуя его на вкус.

– А тебя? – поинтересовался я.

– Я такая голодная, что, кажется, могу съесть полдюжины яиц, – был её ответ.

Итак, она не хочет назвать мне свое имя, подумал я. И что из этого? Мне это не понравилось, но если она хотела поступать таким образом, в конце концов, это её дело.

Должно быть девчонка заметила, что я разочарован, потому что встала, быстро обошла вокруг стола и остановилась около меня.

– Извини, – сказала она мягко. – Правда, мне очень жаль. Я не хотела тебя обидеть, особенно после всего, что ты сделал для меня.

– Ерунда! – отмахнулся я. – Твое имя это твое личное дело, а то, что я сделал для тебя, я бы сделал для любого человека. Иди туда и садись. – Я показал ей рукой на стул. – Как только немного поешь, сразу почувствуешь себя гораздо лучше.

Мы почти закончили завтракать, когда она подняла глаза от тарелки и сказала:

– Меня зовут Грейс Брамли.

Я спокойно посмотрел на нее, держа в руке чашку кофе, подумав, не заметила ли она по моему лицу, что я слегка потрясен. Разумеется, я знал это имя. Только немногие не слышали его, или, по-крайней мере, не читали о нем в газетах время от времени. Грейс Брамли – капризное дитя давно расторгнутого брака голливудской звезды и папаши-мультимиллионера, которая и сама, достигнув совершеннолетия, станет миллионершей. С тех пор, как она стала достаточно взрослой для того, чтобы сбежать из дома в первый раз, все бульварные газеты и воскресные приложения солидной прессы наперебой обсуждали её дальнейшую судьбу. Однако раньше, исчезнув, она затем неизменно возвращалась домой целой и невредимой, но прошлой ночью я подобрал её жестоко избитой на пустынной улице и поэтому удивился, почему привычные обстоятельства так изменились.

– Итак, ты Грейс Брамли, – сказал я спокойно.

– Ты не удивлен? – Она положила ладони на стол по сторонам от тарелки и таращилась на меня своими темно-синими глазищами.

– А что? Я должен быть удивлен? – Я не знал, что она имела в виду. С моей профессией мне часто приходилось удивляться.

– Но я Грейс Брамли! – воскликнула она, теперь сама удивляясь моей реакции.

– Ты уже сказала мне об этом, – ответил я, отпивая кофе из чашки. Как я должен реагировать на то, что ты Грейс Брамли – как дикий индеец? Ты хочешь, чтобы я вскочил и исполнил танец живота?

– О, – произнесла она тоном маленькой обиженной девочки. Затем добавила: – Прошлой ночью я сказала тебе, что ты жестокий. Я не знала, что ты не способен на нормальные чувства. Я слышала твой дикий смех, когда ты избивал того парня под дождем. У меня от всего увиденного мурашки поползли по коже.

Я ничего не ответил и мы молча продолжили наш завтрак. Когда она предложила убрать со стола, я не стал возражать. Я включил проигрыватель и поставил пластинку с музыкой Монтавани; когда закончилась мелодия песни "Гринсливз" и началась новая, зазвонил телефон. Я ждал звонка и почувствовал облегчение, услышав его, радуясь, что нас прервали.

– Это замок из слоновой кости Изекайла Обади Рэма? – торжественно, но насмешливо спросил голос на другом конце провода. Я узнал голос нахала. Это был капитан полиции Cол Конвейл, мой лучший друг.

– Катись к черту, – прорычал я добродушно.

Cол был единственным человеком в мире, кроме Старика, который знал, что мое настояшее имя – имя, данное мне при рождении – было не Джерри. Я заменил на Джерри свое имя Изекайл Обади, когда пошел в армию – просто потому, что моим настоящим именем можно было сломать язык.

– Где тебя носило этой ночью, Джерри? – На этот раз его голос был более серьезным. Мы с Солом выросли вместе, вместе ходили в школу, служили в одной воинской части и были ближе, чем братья.

– Почему ты спрашиваешь?

– Ты не знаешь, почему?

– Откуда я должен знать?

– У тебя будут неприятности, Джерри. На этот раз тебе не отвертеться. Твои приемы слишком хорошо известны окружному прокурору.

– Не говори мне об окружном прокуроре, – ответил я, пытаясь выиграть время, чтобы придумать что-нибудь. – Меня мутит от него. Кроме того, я даже понятия не имею, о чем ты говоришь.

– Джерри, это серьезно. – По его тону я понял, что Cол знал, о чем говорит.

– О'кей, Сол. Насколько серьезно?

– Ты пускал в ход нож и карабин прошлой ночью?

– Да. Я был вынужден. Очевидно, ты тоже так думаешь, иначе не стал бы звонить мне в такой ранний час. Давай прекратим играть друг с другом в кошки-мышки и спокойно поговорим о деле.

Я оглянулся вокруг, ища глазами Грейс, и увидел её совсем рядом со мной. Я сделал ей знак приглушить музыку, и она с подозрительной поспешностью повиновалась. Когда я снова увидел её лицо, оно было мертвенно-бледным.

– О'кей, – устало произнес Сол, – слушай, что произошло: вчера вечером, приблизительно между восемью и десятью часами кто-то всадил нож в одного парня где-то в юго-западном округе и почти разрезал его пополам. Почерк твой. Что скажешь? Хорошо бы, чтобы твое алиби было убедительным, иначе через пятнадцать минут судья выдаст ордер на твой арест.

– Ты можешь задержать выдачу ордера?

– А у тебя есть достаточные основания, чтобы оправдаться?

– У меня есть свидетель, Сол, – ответил я. – Хочешь поговорить с ней?

Говоря это, я посмотрел на Грейс, и она утвердительно кивнула.

Я прикрыл рукой трубку и быстро сказал ей:

– Это капитан полиции Cол Конвейл. Его интересует тот парень, которого я вчера пришил. Ты пришла ко мне вчера около семи вечера, и никто из нас с тех пор никуда не выходил. Поняла?

Грейс понимающе кивнула мне, и я передал ей трубку, сказав Солу:

– Поговори с Джой Мерилл, моей свидетельницей.

– Доброе утро, капитан Конвейл, – проворковала Грейс нежным голоском. – Это Джой Мерилл. Джерри так много рассказывал мне о вас прошлой ночью, что я просто умираю от нетерпения познакомиться с вами.