Текст книги ""Орчонок" (СИ)"

Автор книги: Zora4ka

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

– Повернись, – мягко велел Макалаурэ, и Шуйра без сожаления оставил зеркало за спиной. – Гораздо лучше. Ты сам хоть это понимаешь?

Шуйра пожал плечами.

– Ничего, у тебя будет время понять. Надеюсь, обратно к оркам больше не собираешься?

– Собираюсь. Я имею потребность рассказать всем истинный порядок вещей. Все оказалось слишком иначе.

Макалаурэ нахмурился, сел на тахту, кивнул Шуйре, чтобы устраивался рядом, взял его за подбородок и заглянул в глаза.

– Андалайтэ, ты всерьез думаешь, что там тебя кто-то послушает? А даже если послушает: ты думаешь, твой прежний Владыка это допустит?

Шуйра подумал и нехотя мотнул головой, попутно высвобождая подбородок.

– Но что тогда делать? – почти по слогам спросил он. Говорить не витиевато было сложно, но Шуйра старался.

– Жить. Пока что просто жить. Разберись в себе, в том, что тебя окружает. Книги другие почитай. Вылечись, наконец, для юноши своих лет ты очень плохо выглядишь. Не ошибусь, если предположу, что спустя пару сотен лет твоя прежняя жизнь доконала бы тебя. И дело даже не в железном кольце. Почему его сейчас не сняли, кстати?

– Оно цельное, толстое и совсем вросло, – повторил Шуйра слова эльфа, который бинтовал его ожог. – Чтобы достать, надо разрезать ноздрю и снова сшить, а на сегодня с тебя… то есть, с меня, и так хватит. Приду завтра.

– Как же тебе его вставляли? – Макалаурэ осторожно прикоснулся к кольцу и тотчас же отдернул руку. – Сейчас больно?

– Так же: разрезали, вставили, сшили. Не имею возможности знать. Если больно, я уже привык.

Собеседник почему-то вздохнул. Легонько, коротко потрепал Шуйру по голове, как сам «орчонок» иногда гладил в лесу оленят, и поднялся с тахты.

– Отдыхай. Завтра никуда не ходи, я пришлю к тебе. Дверь не запираю, ты не пленник. Но разгуливать по крепости без лишней нужды пока не стоит.

Шуйра кивнул, а на прощание сказал:

– Я все равно когда-нибудь прозрею и изреку нужные для примирения слова. И даже Владыка мне не помешает!

– Хорошо, – очень серьезно сказал Макалаурэ от дверей. – Но сперва обсуди их со мной. Вдруг ты найдешь слова, которые уже кто-то изрек без особого успеха?..

Доставать кольцо из носа было настолько больно, что под конец Шуйре начало казаться, будто злые эльфы все-таки решили его запытать, но в силу своего коварства создают видимость оказания ценной услуги. Не помог даже мутный сладковатый отвар, который должен был облегчить боль. Шуйра сильно хотел спать, но все чувствовал.

Наконец, он остался лежать на тахте в одиночестве, укутанный двумя пледами, с большим компрессом на многострадальном носу, и медленно приходить в себя. То ли от отвара, что ли от того, что очень много крови из развороченного носа вытекло, комната величаво кружилась, а перед глазами мелькали какие-то навязчивые картинки, из которых следовало, что Шуйра вот прямо сейчас, не слезая с тахты, полетит на Луну, чтобы рассказать тамошним оркам, какие на самом деле эльфы добрые и умные, а еще что концентрация чести в разуме индивида не зависит только лишь от восприятия чувственной реакции на момент окружающей обстановки…

«Что же все так качается-то, тахта разгоняется, но никак не наберет нужную для прилунения высоту…»

Вспотевшего лба коснулась мокрая тряпочка. Шуйра с трудом сфокусировал взгляд и увидел лицо однорукого призрака. Наверное, у «орчонка» сделался очень испуганный вид, потому как посетитель чуть прищурил холодные серые глаза и негромко произнес:

– Не бойся. Ничего плохого я с тобой не сделаю, просто посижу рядом.

– Зачем? – с трудом спросил Шуйра непослушными губами.

– Макалаурэ сказал, что сегодня тебя от «красоты» избавили, и попросил за тобой приглядеть.

Много позже, от того же Макалаурэ, который на самом деле никого ни о чем не просил, Шуйра узнал, что Майтимо, лорда Нельяфинвэ, тоже когда-то избавляли от похожей «красоты». И лишь тогда сумел предположить истинные причины этого визита. Но сейчас Шуйра ни о чем таком не догадывался, поэтому поверил, кивнул. Компресс тут же предпринял попытку к бегству, сполз набок, неприятно холодя щеку.

– Не вертись, – тяжелая рука, на этот раз без латной перчатки, ловко поправила свободолюбивый компресс и снова взялась за тряпочку, вытерев пот не только со лба, но и с висков, подбородка, шеи.

– Благодарю тебя, о, однорукий призрак, – проговорил Шуйра, мешая квенья с черным наречием.

Послышался смех.

– Да уж, так меня еще никто не благодарил… Послушай, Андалайтэ. Одноруких призраков здесь нет, ты будешь звать меня Нельяфинвэ. Или лорд Нельяфинвэ, зависит от официальности обстановки. Договорились? Да не кивай ты, опять компресс слетит.

– Лорд Нельяфинвэ, – повторил Шуйра, пробуя имя на вкус. – А почему ты вчера сказал, что я – «одно лицо»? Это значит, я имею с кем-то общие черты?

– Имеешь… – мокрая тряпочка опять коснулась лба, но как-то рассеянно. – Пожалуй, будет лучше тебе это знать. У меня был вестовой, Тириндир. Мы давно и хорошо знали друг друга. А у Тириндира была жена, Тулиэль. Семь дюжин лет назад они зачали ребенка. Спустя полгода Тириндир погиб. Повез письмо и не вернулся. Тулиэль до последнего ждала его, но на границе тогда было совсем неспокойно, там не место беременной женщине. Ее отправили подальше, в Хитлум. Но на полпути отряд, с которым она ехала, атаковали орки. Больше о ее судьбе ничего не известно. Ну а ты, Андалайтэ, вылитый Тириндир, только помоложе, разумеется.

Нельяфинвэ говорил отрывисто, будто подбирая слова. И смотрел не на Шуйру, а куда-то в сторону. А у самого Шуйры снова стояло перед глазами первое воспоминание: черные волосы на заплеванном, окровавленном полу, запах гнили, холодеющие родные руки и тихий отчаянный шепот.

Незаметно для себя Шуйра заснул, и, кажется, беззвучно плакал во сне, а мокрая мягкая тряпочка вытирала его слезы.

– Эй, «орчонок»!

Шуйра вздрогнул и обернулся. Ну, точно. Двое юношей, его ровесники. Раймондил – наглое холеное лицо, чуть раскосые синие глаза. Орикон – светловолосый, тонкие губы брезгливо поджаты.

Уже несколько недель как Шуйра окреп и освоился настолько, что стал свободно покидать комнату, подолгу сиживать в библиотеке, ходить на кухню за едой, совершать прогулки около крепости и общаться с другими эльфами. С последним-то и не заладилось. К Шуйре относились по-разному. Кто-то украдкой жалел, кто-то предпочитал не замечать, но в целом отношение было настороженное. Все прекрасно знали, откуда взялся Шуйра, и не ждали от бывшего орка ничего хорошего. Но юноша, считавший нормой постоянную ругань и тумаки, считал, что все прекрасно, даже слишком, а многих косых взглядов просто не понимал. Как не понимал, почему долгие беседы с ним изредка заводит по-прежнему один лишь Макалаурэ.

Но Раймондил и Орикон – другое. Эти сразу начали относиться к Шуйре хуже прочих. Косых взглядов бросали вдвое больше, демонстративно морщили носы и уходили, когда он появлялся рядом, да и вообще, по мелочам. Но Шуйра не знал, что это считается обидным, вот и не обижался. Но когда его вот так окликали – не любил. Позовут и уйдут, посмеиваясь, чего звали, спрашивается?

В этот раз все было иначе. Насмешники приблизились.

– Чего вам? – спросил Шуйра. Он неплохо освоил разговорный квенья, хотя и литературный не позабыл.

– Слышь, «орчонок», почему у тебя рваный нос? – громко поинтересовался Раймондил. – Чихнул, да столько гнили вышло, что ноздри не выдержали?

Нос у Шуйры был уже не рваный, даже шрама почти не осталось, но обитатели крепости все равно помнили, каким он был пару дюжин дней назад. И знали, почему.

– Ты чего из себя квендо строишь? – Орикон, судя по всему, задал риторический вопрос, поэтому отвечать смысла не было. – Думаешь, лорд Канафинвэ тебя пожалел, так никто и не увидит твою поганую сущность?

Жалостливого лорда Канафинвэ Шуйра еще ни разу не видел, но когда он спрашивал про это у Макалаурэ, тот почему-то усмехался и говорил, что уверен, лорд не против «орчонка» в крепости.

– Препоганую, – подхватил Раймондил. – Что, «орчонок», много эльфов ятаганом зарубил?

– А может, ты и лорда зарубить хочешь? – прищурился Орикон.

Вот этого Шуйра терпеть не собирался. Молча врезал им обоим, изо всех сил, как полагается. Орикон пошатнулся, хватаясь за хрустнувший нос, Раймондил выхватил меч. Шуйра пожалел, что у него тоже нет меча или хотя бы кинжала. Его оружие давным-давно отобрали, а другого Макалаурэ не дал, сказал, оно в крепости не нужно. Ошибался…

Драться Шуйра умел хорошо, и с вооруженным противником в том числе. Интересно, а у эльфов тоже не принято осенью сородичей убивать? Вроде бы не только осенью, а вообще. Но сейчас, наверное, можно. Только бы меч отобрать…

Силы все-таки были неравны. Очухался Орикон, и вскоре Шуйре больно заломили руки за спиной, а к горлу приставили холодную сталь клинка.

– Ах ты, тварь, – прошипел Раймондил, сплевывая кровь. У него под левым глазом наливался цветом здоровенный синяк. У Шуйры – тоже, но под правым.

– Да что ты с орком разговариваешь, – Орикон прижал к носу платок. – К лорду его!

Но притащили Шуйру почему-то в комнату к Макалаурэ. «Орчонок» молча дивился до тех пор, пока Раймондил не сказал:

– Лорд Канафинвэ, ваш ручной орк напал на нас среди бела дня, сломал Орикону нос, а меня вовсе пытался убить моим же мечом!

– Врет, чурбила вонючая! – не стал молчать Шуйра, от злости и обиды переходя на черное наречие. – Он первый меч достал и тявкать на меня начал!

И рванулся, считая, что обидчики получили недостаточно тумаков. Но ему дали такую затрещину, что искры из глаз посыпались.

– Всем молчать!

Столь зычного повелительного возгласа от тихого певучего Макалаурэ Шуйра не ожидал. И замер, притих вместе с остальными.

– Андалайтэ, почему ты набросился с кулаками на Орикона и Раймондила? – стали в голосе лорда было не меньше, чем у Нельяфинвэ.

– «Что, «орчонок», много эльфов ятаганом зарубил?» – процитировал Шуйра наизусть. – «А может, ты и лорда зарубить хочешь?»

– Да кто такое говорил, – пошел на попятный Раймондил. – А если и говорил, убивать за это, что ли? Да знаете, лорд, какое у него лицо было!

Макалаурэ пристально посмотрел Шуйре в глаза, и снова тот почувствовал, как его видят насквозь. Это по-прежнему было неприятно, но на этот раз Шуйра не боялся, а ответил на взгляд, считая себя правым.

– Все ясно. Андалайтэ, выйди, подожди за дверью. С тобой я побеседую после. Вы двое, садитесь. Будем разбираться.

Ждал Шуйра долго, не меньше часа. Раз даже приложил ухо к замочной скважине, любопытно ведь, в чем так долго разбираться можно. И услышал:

– …Первым, что сказал мне Андалайтэ, были слова о неприемлемости войны, а еще вопрос, почему эльфы такие злые. Не злые, да? А зачем же вы делаете все, чтобы он в этом усомнился? Вас, дураков, матери родные на руках качали, а его – орчиха в вонючем подземелье. И при этом…

Дальше Шуйра слушать не стал.

Раймондил и Орикон вышли от лорда очень задумчивые, на Шуйру даже не посмотрели. «Орчонок» проскользнул в приоткрытую дверь, замер на пороге.

– Проходи, Андалайтэ, – Макалаурэ махнул рукой на стул. Сталь в певучем голосе больше не звучала.

Сиденье было теплым, с него только что встали. Интересно, Орикон или Раймондил?

– А почему ты не сказал, что лорд? – тут же спросил Шуйра.

– Сначала думал, это и так понятно, а потом решил, что ты рано или поздно сам узнаешь, – Макалаурэ сел напротив и строго посмотрел Шуйре в глаза. – Андалайтэ, почему ты не ответил обидчикам словами, а сразу полез драться?

– А как иначе? Словами на слова что ли отвечать? Это ж уважать перестанут!

– Андалайтэ, – терпеливо проговорил лорд, – в нашем обществе, к которому отныне принадлежишь и ты, принято до последнего отвечать словами на все. Чем дольше ты не распускаешь руки, успешно отражая насмешки языком, тем большего уважения достоин. Понятно?

– Да, – Шуйра опустил голову. – Я не знал.

– Теперь будешь знать. Это не преступление, но недостойное поведение.

– Буду. Макалаурэ… я эльфов прежде не убивал, не довелось.

– Значит, тебе повезло. Даже в крепости не каждый может похвастать этим. А теперь иди, и глупостей больше не делай.

Глупостей Шуйра больше не делал. Если кто пытался задеть, отвечал словами, да так витиевато, что больше не лезли. Раймондил и Орикон обходили «орчонка» стороной и тихо ненавидели, уверенные, что тот обо всем ябедничает лорду.

Кончилась осень, кругом все запорошила снегом зима. Кроме Макалаурэ, взявшего на себя роль не столько лорда, сколько воспитателя, у Шуйры в крепости друзей так и не появилось. Но «орчонок» не знал, что бывает иначе, и не унывал, а даже чувствовал себя счастливым. Ближе к середине зимы ему стали давать мелкие поручения, иногда отправлять с отрядами разведчиков. Выслужиться Шуйра никогда не стремился, а потому в этих отрядах его предпочитали не замечать. С блажью лорда все свыклись, но мало кто разделил. Орк все-таки, хотя наружность эльфийская. Ножом и вилкой пользоваться поначалу не умел, жрал все руками. На сородичей бросался (кроме лорда никто так и не узнал в подробностях, что тогда произошло). Глядит на всех исподлобья, шрамик на носу характерный, а как оружие ему носить разрешили – не выпускает из рук. Разве так себя ведут те, кто имеет мирные намерения?

Макалаурэ тоже постоянно бился с привычкой воспитанника глядеть исподлобья и таскать повсюду минимум два ножа. Пока что не изживалось ни то, ни другое. Лорд считал, из-за недоверчиво настроенного окружения, но изменить это был не в силах. Шуйра вообще с трудом понимал, что от него хотят, и как вообще можно ложиться спать без ножа под подушкой (пользу снимания сапог он в итоге все-таки признал) и смотреть на всех прямо, как на Макалаурэ. Да и на того «орчонок», забываясь, частенько поглядывал исподлобья.

Однажды, снежным зимним утром, Макалаурэ позвал воспитанника к себе и сказал:

– Собирайся, Андалайтэ. Поедешь в Химринг, к Майтимо.

– К лорду Нельяфинвэ? Один или с отрядом?

– Дело маленькое, хватит и тебя одного. Передашь Майтимо вот эту записку, а он тебе – два фунта гномьего порошка. Порошок доставишь мне.

– А что такое гномий порошок? – тут же спросил Шуйра.

– Секретное оружие, – невозмутимо объяснил Макалаурэ. – Если его нагреть или поджечь, будет взрыв.

– А почему только два фунта? Сильно бабахнет, да?

– Не знаю. Вроде бы на то, чтобы крепость с землей сровнять, не хватит. И даже полкрепости. А мало, потому что гномы больше пока не дали. Вот испытаем в действии и решим, стоит ли налаживать торговлю. Еще вопросы есть?

– Когда выезжать? – Шуйра улыбнулся. Улыбаться он начал совсем недавно, и только при воспитателе.

– Прямо сейчас. К вечеру как раз в Химринге будешь.

Лорд Нельяфинвэ принял Шуйру очень тепло, даже накормил досыта с дороги и комнатушку дал в крепости, переночевать. Правда, весь вечер Шуйре казалось, что за ним пристально наблюдают, но потом это ощущение пропало, а утром лорд подобрел настолько, что составил компанию за чаем, расспросил о брате и о собственном здоровье Шуйры, особенно интересуясь, не беспокоит ли шрам на носу.

– А в крепости как, Андалайтэ? Не обижают?

– Не, – Шуйра вспомнил наставления Макалаурэ и очень постарался не глядеть исподлобья. Кажется, даже получилось. – Я больше не дерусь, и мне никто за все время тумака не дал. Здорово!

– А дрался?

– Один раз. Я тогда не знал, что это нехорошо.

– Тебе Макалаурэ объяснил?

– Ага, – Шуйра громко хлебнул чаю. Правила поведения за столом пока большей частью оставались для него загадкой. И изрек на черном наречии: – Когда другие лаются, надо лаяться в ответ, а не в рожу бить.

– Так прямо брат и сказал? – сквозь смех уточнил лорд.

– Что ты, он красиво сказал. Это я на всякий случай для себя перевел.

– Ну ладно, – Нельяфинвэ глядел на него изучающе. – А друзья у тебя появились?

– Какие друзья? – удивился Шуйра.

– Эльфы, с которыми ты можешь спокойно перекинуться словечком.

– Так ведь Макалаурэ! И ты.

– Эм… нет, это не совсем то. Как бы тебе объяснить… С другом и поговорить можно, и посоветоваться, и повеселиться на равных, в разведку вместе сходить. Ты ему поможешь в трудную минуту, и он тебе. А в радостный час вы на двоих пир разделите.

– Ух ты, – впечатлился Шуйра. – А разве так бывает?

Повисла недолгая пауза. А потом Нельяфинвэ заговорил о другом.

Под копытами лошади радостно хрупал белый морозный снежок. За плечами у Шуйры трясся хорошо упакованный от влаги мешок гномьего порошка, черные граненые зернышки которого напомнили «орчонку» прогорклую крупу для каши, что часто приходилось есть в той, прошлой жизни.

Нельзя сказать, что Шуйра начал в полной мере осознавать разницу между орочьим и эльфийским бытом. Конечно, кормят в крепости лучше. Затрещины не раздают, читать можно, сколько влезет. Или с Макалаурэ поговорить.

Но не уважают. И лучшим разведчиком не зовут. Наоборот, смотрят, как на пустое место. Или вообще как на предателя, хотя Шуйра никого не предавал, он даже Макалаурэ стратегические секреты прежних сородичей рассказывать не стал, а ведь тот спрашивал. Макалаурэ не настаивал, хотя было ясно, что узнать секреты он по-прежнему не прочь, но понимает, почему Шуйра не говорит. Он вообще видел воспитанника насквозь.

Слова Нельяфинвэ о друзьях крепко запали Шуйре в душу. Если лорд столь непринужденно и уверенно об этом спрашивал, значит, у эльфов такое сплошь и рядом. А у Шуйры нет, хотя он, как выяснилось, тоже эльф. Интересно, как заводятся друзья? Надо будет у Макалаурэ спросить.

От размышлений Шуйру отвлек какой-то подозрительный шум впереди. «Орчонок» спешился, лег на брюхо и осторожно пополз, желая разведать, чего там творится.

Взору Шуйры открылась небольшая полянка посреди заиндевелого бурелома. Снег утоптан, пропитан кровью и пеплом, в центре горит костер, а у костра – это ж надо, такое совпадение – Рыграх вместе со всей десяткой, включая громилу Пурыша. И на место Шуйры какого-то чурку облезлого нашли…

Орки свежевали добычу. Три залитых кровью тела в серебристо поблескивающих кольчугах (хороший трофей) лежали кучей чуть поодаль, а с четвертого уже сняли все, включая кожу. Зима – голодное время, а эльфятина сладка. Шуйра не убивал эльфов, но вот похлебку из них ему пару раз жрать доводилось.

Обычное, в общем-то, дело. Столкнулись два отряда, оркам повезло больше, и они обедают. А заодно завтракают и ужинают. Шуйру не заметили, по-хорошему надо повернуться и ехать своей дорогой, тут уже ничем не поможешь, а бывшие сородичи хоть нажрутся вволю.

Но у другого края полянки лежали два живых эльфа, туго скрученные веревками. Шуйра даже с такого расстояния видел их бледно-зеленые от ужаса лица. Более того – узнал. И с чего провидению вздумалось собрать на этой полянке половину его знакомых?

Живыми оказались Раймондил и Орикон. Надо сказать, после пары месяцев скрытого презрения, их ненависть стала взаимной. Шуйра терпеть не мог этих двоих и иногда жалел, что нельзя потихоньку пырнуть их кинжалом. Преступление все-таки.

Теперь и кинжала не надо. Просто проехать мимо, а Макалаурэ сказать, мол, ничего не смог сделать. И правда, что Шуйра в одиночку может предпринять против десяти голодных орков, только что из-за этого самого голода заваливших полдюжины эльфов?

Но Шуйра почему-то все лежал и лежал на снегу, отстраненно глядел, как бывшие сородичи свежуют нынешнего. Судьба Раймондила и Орикона была ясна до прозрачности. Пока есть трупы, живых будут таскать с собой. Может, позабавятся пару раз, волосы там отрежут, уши (некстати вспомнилось, как было страшно, когда он сам думал, что ему отрежут уши), языки выдернут, зубы на ожерелья и амулеты повыбивают. А потом освежуют живьем и закоптят на огне. Живых обычно не варят, едят теплыми, полусырыми. Шуйра видел такое очень давно, издалека. Мелким был, ни кусочка не досталось, но от крика уши сводило.

Сейчас, глядя на широко распахнутые глаза своих извечных обидчиков, «орчонок» думал, что не так уж сильно их ненавидит…

Мгновение – и Шуйра беззвучно отполз прочь. Для того чтобы спокойно вывернуть плащ мехом наружу, раскопать снег и с ног до головы натереться грязью. Взлохматить, растрепать отросшие до плеч волосы, выкинуть подальше приметный эльфийский меч и временно забыть все, чему успел научить Макалаурэ. Сейчас нужен прежний Шуйра.

…Когда он вывалился из-за ближайшей ели, изумились все, включая пленников.

– Ба, Шуйра! – воскликнул громила Пурыш. – Как раз на пожрать приперся, зараза!

Шуйра отметил, что Пурыш по нему явно соскучился.

– Ты где шлялся, тварь ползучая? – не менее тепло поприветствовал лучшего разведчика Рыграх.

– Где надо, ублюдки, – отчитался Шуйра, скидывая с плеч мешок гномьего порошка. – Гля, что у меня! Эльфийская каша.

– А у нас – мясо! – торжествующе поведал громила Пурыш. – Видал, даже два свеженьких есть.

– Да ну, обделались наверняка, – с видом знатока скривился Шуйра.

– А с чего им? – удивился Пурыш. – Мы их даже не пощекотали.

– Зато сородичей сейчас у них перед носом жрать будем, – сообразил более умный Рыграх. – Эльфы тупые: нет, чтобы себе лишний кусочек выклянчать, так они носы воротят… Эй, Шуйра, а где твое кольцо?

Мысленно Шуйра проклял сам себя до седьмого колена за недальновидность, а вслух нашелся:

– Потерял, когда кашу тырил. Эльф один, тварь такая, прямо с мясом выдрал. Но оно уже зажило. Мировая каша, видите, какая у меня харя жирная стала? Это я эльфийскую кашу все время жрал! Лучше всякого мяса, и вкуснее, и жирнее. Угощаю, твари, налетай!

Со стороны пленников донесся подозрительный сдавленный звук, который чуть не загубил дело. Из этого Шуйра заключил, что минимум один из эльфов знает черное наречие и секрет гномьего порошка. А если последнее не знает, то догадывается.

– Отволоките живых подальше, – распорядился Рыграх. – А то еще сдохнут от вида нашей пирушки, бывали случаи.

– Пусть не смотрят! – заржал громила Пурыш, но пленников оттащил к самому бурелому, головами в снег ткнул, по-хозяйски дернул Орикона за золотистую косу, но отрезать ее пока не стал – время дележки не пришло.

И глядя на все это, Шуйра окончательно и бесповоротно понял, что хочет быть Андалайтэ. Не резать чужие косы, не жрать сородичей даже в самый лютый голод. И рассказать Макалаурэ все, о чем тот спросит. И исподлобья никогда не смотреть, и спать без ножа под подушкой – неужели это и в самом деле так невозможно? Неужели вообще есть что-то невозможное, когда тебе доверяют, разговаривают с тобой, кормят, отвечают на вопросы, не раздают затрещины каждый день… жалеют. С некоторых пор Шуйра начал понимать, что такое жалость, и как она выглядит.

«Андалайтэ… Лайтэ… Лайо… Какое у меня имя красивое и печальное. Пусть я даже сегодня умру, но хоть последние часы буду эльфом под маской орка, а не наоборот!»

«Кашу» все-таки высыпали в котелок – сколько влезло. Потом Рыграх велел накидать туда снега. Лайо (теперь он мысленно называл себя только так) возразил:

– Идиот, это ж эльфийская каша! Ей вообще вода не нужна.

– Сам идиот! – пришлось привычно увертываться от плетки. – Будто я не знаю, как кашу варят! Тащите снег, ну!

Снега положили, хотя и вполовину меньше, чем обычно. Котелок повесили над огнем, освежеванное тело кинули в сторону, не до него было, все-таки не каждый день доводится пробовать жирную и вкусную, по словам лучшего разведчика, эльфийскую кашу. Лайо понятия не имел, как поведет себя гномий порошок: лорд Нельяфинвэ велел беречь его от влаги.

«Явно гномы не предполагали, что кучка орков будет варить из их изобретения кашу…»

Текли минуты тревожного ожидания. Снег растаял, «каша» закипела. Раймондил и Орикон на краю полянки совсем притихли. Лайо был бы рад отбежать к ним, но не мог: его, как знатока, поставили перемешивать. Оставалось надеяться, что варево рванет, а у пленников достанет сообразительности освободиться.

– Скоро там уже? – нетерпеливо вытянул шею громила Пурыш.

И тут в орков полетели эльфийские стрелы.

– Засада! – заорал Рыграх, подхватывая щит. – Вокруг костра, живо!

У Лайо своего щита не было, поэтому он привычно юркнул за могучую спину Пурыша, почти наступая пятками на огонь. Лайо не понимал, откуда здесь и сейчас взялись сородичи со стрелами, но был этому обстоятельству очень рад. Теперь не важно, рванет оно или…

Грянул взрыв.

Орки разлетелись по полянке в разные стороны, строй сбился. На миг Лайо потерял сознание, а когда очнулся, увидел, что все кругом в клубах дыма, стрелы еще летают, но как-то вяло, а из-за бурелома выскакивают первые эльфийские воины. Лайо с трудом поднялся на ноги, толком не понимая, что будет сейчас делать: присоединится к сражению, попытается спрятаться и не лезть в драку, где его по ошибке непременно зашибут свои же, или проберется к пленникам и освободит их.

Что-то острое и толстое почти одновременно врезалось в бок и плечо, все тело свело судорогой от боли.

«Кажется, меня подстрелили, – вяло сообразил Лайо, падая. – Как там Нельяфинвэ говорил… Моринготто и тысяча валараукар…»

Драка шла своим чередом, в этот раз эльфы побеждали. Кого-то из десятки тоже настигли стрелы, кто-то (например, громила Пурыш) сумел убежать, расшвыряв всех на своем пути, кого-то ранили, кого-то зарубили на месте. А Лайо все лежал и лежал у развороченного костра, глядел, как рассеивается потихоньку дым и открывается вид на стремительно синеющее небо. Вечерело.

«Совсем скоро появятся звезды. Они такие красивые… Вот бы успеть увидеть их в последний раз…»

И звезды появились, яркие, крупные. Кончилось сражение, пленников развязали, освежеванного эльфа накрыли чьим-то плащом. Стонали раненые, запахло лекарствами, послышалось исцеляющее пение. Лайо тоже постонал бы, больно ведь, очень больно, никогда прежде ему так не доставалось... Но сил уже не было.

Внезапно звезды загородил чей-то силуэт. Белое, когда-то холеное лицо, в чуть раскосых глазах странное выражение, но ни капли насмешки. Лайо узнал Раймондила.

«А ведь у него, в отличие от меня, есть друг. Орикон. Они с Раймондилом друг у друга друзья. Они и говорят, и советуются, и веселятся на равных, помогают друг другу, пир и горе делят. В разведку вон вместе ходили, из плена спаслись. И даже надо мной вместе насмехались. Пусть у них все хорошо будет, что ли…»

От таких мыслей губы сами собой почему-то растянулись в улыбке. Раймондил обмер, улыбка отразилась в его зрачках. А потом схватил Лайо за руку, да как заорет на всю поляну, обернувшись через плечо:

– Сюда, ко мне, скорее!!! Тут квендо умирает!..

– …А он посмотрел на меня и улыбнулся. Светло так, искренне. И именно мне, не просто так! Меня аж пот тогда прошиб.

– Райо, успокойся. Уже в который раз пересказываешь… Меня бы тоже, думаю, пробрало.

– Выходит, лорд был прав тогда, говоря, что он такой же квендо, как и мы, даже получше некоторых. Только его орчиха вскормила, вот и поведение наперекосяк. Знаешь, Орьо, я не прощу себе, если тогда не успел. Я должен был найти его сразу же, а столько промедлил. О тебе-то речи нет, самого задело, а я… Как думаешь, ему лучше?

– Не знаю, Райо. Третий день уже пошел. Пока ты задремал, целитель приходил. Сказал, либо выкарабкается сейчас, либо решит уйти.

– Уйти… ну да, чего ему тут оставаться, если полкрепости его на дух не переносило, а другая половина терпела только из-за лорда и жалости. Не прощу… Ты держишь там?

– Держу. Не казни себя, Райо. Все мы виноваты.

– Виноваты все, а вину почему-то чувствую только я!

– Не говори так. Просто ты темпераментный нолдо, и к тому же единственный, кто видел эту распроклятую улыбку. А я на четверть ваниа, не могу взять и выставить все чувства напоказ.

– Иди ты, «ваниа»… Орьо, мне кажется, он шевельнулся. Держишь?

– Да держу, держу! Сколько раз он уже так шевелился…

Лайо было больно, но уже как-то вяло, терпимо. Кружилась голова, слегка мутило, и даже не поймешь, от чего. В мыслях и ощущениях царил сумбур, Лайо лишь четко понимал, что над ним о чем-то говорят двое, при этом крепко держа за обе руки, словно он куда-то сейчас упадет.

С трудом он приоткрыл глаза и увидел два знакомых лица на фоне не менее знакомого потолка. Раймондил и Орикон. Его комната в крепости. Что они здесь делают? Что вообще происходит?

– Очнулся!!! – и не поймешь, кто вопит, но губы шевелятся вроде бы у Раймондила. – Андалайтэ! Ты меня слышишь? Андалайтэ! Моргни хотя бы!

Лайо медленно моргнул. Хотелось спать.

Его ощутимо хлопнули по щеке.

– Эй! Андалайтэ! Не смей опять терять сознание! Мы с тобой, мы тебя держим! Не уходи, пожалуйста!

Не успел Лайо удивиться, как он может куда-то уйти, если даже голову от подушки оторвать не в состоянии, как раздался более тихий и мелодичный голос:

– Может, ты пить хочешь?

Пить хотелось, и он шепнул что-то утвердительное. К губам тут же поднесли чашку.

«Наверное, мне все это снится, – убежденно подумал Лайо, маленькими глотками утоляя жажду. – Раймондил и Орикон держат меня за руки, сидят у постели и поят из чашки. Перед этим меркнет даже тот полет на Луну, когда мне кольцо из носа доставали».

Он все-таки снова задремал, хотя его тут же начали тормошить, звать по имени, и не давали покоя до тех пор, пока во сне не появился грозный голос Макалаурэ, велевший обоим «сиделкам» не маяться дурью.

– Так что же все-таки тогда произошло? – спросил Лайо, глядя на своих новых друзей поверх дымящейся чашки бульона.

Дело было два дня спустя. Ровно столько времени понадобилось бывшему «орчонку», чтобы окончательно прийти в себя, убедиться, что кругом не сон, найти в себе силы выслушать кучу покаяний, извинений и заверений в вечной нерушимой дружбе, отчитаться лорду, куда подевался гномий порошок, и почему Лайо вообще понесло на ту полянку, заново научиться сидеть (опираясь на подушки) и пить горячий бульон (самостоятельно).

– Мы орков неожиданно встретили, – принялся рассказывать Раймондил. – Налетели на нас непонятно откуда, злющие, рубили в куски, от самих мечи и стрелы словно отскакивали.

– Голодные, – меланхолично определил Лайо, прихлебывая бульон. – От таких только бежать.

– Некуда бежать было… Всех перерезали, нас скрутили, Орьо ранили. Он кое-как сумел послать мысленный зов в крепость, чтобы нам подмогу прислали. Но уверенности не было, что они успеют, крепость далеко. И тут возникаешь ты.

– Мы тебя даже не узнали поначалу, – улыбнулся Орикон. – Издалека орк орком. Только потом, когда тебя по имени назвали, а ты в ответ заговорил, поняли, что к чему.

– Но не сразу, – понурился Раймондил. – Сначала я был уверен, что ты нас все-таки предал. Только когда ты про эльфийскую кашу понес… Это ж надо выдумать!

– А вы оба черное наречие знаете?

– Да, в общих чертах, – кивнул Орикон. – Ничего удивительного, все, кто в разведку ходит, немножко, но понимают на нем. Иначе как в случае чего сведения добывать?