Текст книги ""Орчонок" (СИ)"

Автор книги: Zora4ka

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

– Ну а дальше подоспели из крепости, потом твоя «каша» рванула, – продолжил Раймондил. – Очень вовремя, ведь если бы не она, нашим туго пришлось. И только тогда до меня начало доходить: ты ведь с самого начала знал, что оно взорвется, притом сильно, если не хотел, чтобы орки пихали в котелок снег. И знал, что мы будем далеко, а ты у самого костра. Значит, ты решил пожертвовать собой ради нас. Мы тебе проходу не давали, а ты…

– Словом, Райо усовестился и помчался тебя искать. Нашел, а ты ему еще и улыбнулся. Тогда он окончательно двинулся рассудком на почве совести, притащил к тебе всех целителей, и совместными усилиями тебя все-таки спасли.

– Там звезды были красивые, – пробормотал Лайо. – И я подумал, что вот здорово, когда такие друзья, как вы, остаются в живых. Мне в то утро лорд Нельяфинвэ только-только рассказал, что такое дружба.

Раймондил и Орикон переглянулись. А потом не сговариваясь положили руки Лайо на плечи. Это выглядело, как приношение клятвы.

– Ты поправляйся, «орчонок». Мы никогда тебя больше в обиду не дадим. Все будет хорошо.

Комментарий к “Орчонок” *Андалайтэ (кв.) – обреченный на многие горести.

====== История, приключившаяся после ======

Комментарий к История, приключившаяся после Не собиралась я писать продолжение. Все сказано, задумка выражена, читатель поплакал, умилился, автор доволен. Но остались в голове какие-то образы, задумки, не вошедшие в основной рассказ подробности и детали, которые бились о черепную коробку и не давали нормально жить. Вот так и родилась эта почти занавесочная история – вдогонку. =)

Весна в этом году пришла рано и стремительно, как лавина с гор: только вечером по двору крепости пересыпалась с колючим шелестом сухая снежная пыль, громадами высились сугробы. А утром уже зазвенело, закапало с крыш, сугробы осели, скукожились под лучами солнца, а оттенок неба приобрел ту характерную прозрачную синеву, какая бывает только в теплую половину года. Зачирикали невесть откуда взявшиеся птицы, а ароматы свежего хлеба с кухни разлетались по округе в два раза быстрей и казались вдесятеро аппетитней. В такое чудесное утро особенно здорово проснуться в мягкой теплой постели, приоткрыть окно, чтобы чириканье звучало громче, и слушать, подставив лицо живительному солнечному свету...

Лайо проснулся от того, что его с силой тряхнули за шиворот, а потом еще и водой обрызгали. Холодной, пахнущей вереском и ромашкой... стоп, а водой ли?

– Твари паршивые, волчий хрен вам в рот! – спросонок не разобравшись, где находится, рявкнул “орчонок”, подскочил, хватаясь за несуществующий ятаган, и лишь потом удосужился протереть глаза. – Ой...

– Ой, – понимающе подтвердил Орикон, ставя на стол чашку, на дне которой еще плескались остатки остывшего за ночь травяного сбора.

– Какой слог! – ухмыльнулся Раймондил, отпуская шировот Лайо. – А мы, оказывается, многого не знаем о красоте и цветистости оборотов черного наречия. Не преподашь нам урок, дружище?

– Не преподам. И зачем было меня так зверски будить? – Лайо оттер с лица брызги. Щеки, пальцы и волосы пахли ромашкой.

– Потому что нечего так зверски спать! Нормальные квенди, чтобы ты знал, проводят ночь либо на боевом посту, либо под одеялом, а не скрючившись на стуле в собственной комнате (когда до кровати – два шага!) и уткнувшись носом в очередную книжку. Ты б себя видел! Одна рука тянется к оплывшей свече, другая к чашке, а выражение лица такое, словно над тобой Моринготто стоит и самолично всякую дрянь в ухо нашептывает.

– Мы подумали, что тебе снится кошмар, – заключил Орикон.

– Ничего мне не снилось, – Лайо потянулся до хруста в суставах, аккуратно вложил между страниц закладку, закрыл книгу, над которой задремал к середине минувшей ночи, и положил ее в стопку к остальным, взятым из библиотеки. Как выяснилось недавно, Лайо не только для орка чересчур много читал, но и для эльфа.

– А почему у тебя брови сдвинуты были? – подозрительно осведомился Раймондил.

– А почему у тебя нос вниз дырочками? – раздраженно парировал Лайо и, пока Раймондил думал, поднялся из-за стола. Подошел к окну, впервые за зиму широко распахнул створки, впуская в комнату незамутненные витражами лучи солнца, свежесть и оглушительное пение птиц.

На плечо легла легкая рука. Орикон, в отличие от Раймондила, говорил тихо, хотя не с меньшим беспокойством.

– Лайо, ты можешь нам не рассказывать, если не хочешь. Но если ты и правда плохо спишь по ночам и видишь... нехорошее, то надо от этого избавляться.

Лайо развернулся и ответно положил руку на плечо собеседника.

– Орьо, я нормально сплю по ночам. И вижу, как и всю жизнь, холод и темноту. Так что беспокоиться не о чем.

– “Холод и темноту”?! – вытаращил глаза Раймондил. – И ты называешь это нормальным?!

– А что не так? – искренне удивился Лайо.

– Райо, подожди! – прервал Орикон очередной поток возмущений. – Лорд знает?

Лайо пожал плечами.

– Мы с ним про это никогда не говорили.

– Но он хотя бы видел, как ты спишь?

– Много раз. Так и вы видели.

– Те три дня, когда ты валялся без сознания, физиономия у тебя была как у благодушного покойника, – просветил Раймондил от стола. – А потом нас к тебе толком не подпускали, потому что считалось, будто мы тебя утомляем. Но как по мне, утомляет тебя все это чтиво по ночам! – он схватил книгу, которую Лайо только что отложил, распахнул на середине и с чувством зачитал: – “...А которые две половинки в раковине своей имеют, поименованы двухстворчатыми, родят они жемчуга в теле своем, а слизь их несет в себе изрядное количество полезных свойств...” Бр-р, слизь... И ты читаешь это на ночь? Удивительно тогда, что у тебя просто брови сдвинуты, а не все лицо перекошено!

– Осторожнее, страницы помнёшь, – Лайо отобрал у друга книгу и положил на место, бережно, почти ласково погладив ладонью переплет. – Это очень интересный трактат о природе. И там не только про “слизь”. Сейчас... – он на мгновение прикрыл глаза и заговорил как по писаному: – Наипрекраснейшим из цветов весны мы почитаем серебристый миньялотэ*. Соцветие сие начинает свою жизнь под толщею снегов в первый день оттепели, и далее лишь крепнет и благоуханием своим оживляет землю. Растет миньялотэ незначительно выше подножий гор, но к середине весны порой нисходит в равнинные леса, и тогда дивную прелесть зрят очи его нашедшего. Ибо сказано было, что роса, канувшая в ослепительное серебро нежнейших бутонов его лепестков, несет в себе любовь сиятельной Элберет к ее звездам, а значит, и ко всему свету, до коего склонны наши сердца.

– Ну, ты даешь, – уважительно качнул головой Орикон.

– Ты что, зубришь наизусть все книги, которые читаешь? – изумился Раймондил.

– Привычка, – пожал плечами Лайо. – И не все, а то из них, что мне больше всего понравилось. Это не более четверти от каждой книги.

– И в любой момент можешь вот так, по памяти?.. Ну, “орчонок”, да ты ходячая библиотека! – Раймондил покровительственно потрепал друга по голове. – А теперь забывай немедленно про свои книги, приводи себя в порядок, и пошли завтракать, а то ты по сравнению с нами как поганка меж двух боровичков.

– А после завтрака – к лорду, – напомнил Орикон серьезно. – Не может быть, чтобы он не заметил, чего с тобой делается по ночам.

Но к лорду Лайо в то утро так и не попал.

Командира разведки не проняла душераздирающая история об альтернативных способах применения гномьего порошка, поэтому “орчонка”, вернувшегося после ранения в отряд, он продолжал игнорировать до тех пор, пока Раймондил не устроил скандал, выговорил командиру все, что думает о тех, кто героев на второй план задвигает, и при всех поручился за Лайо. После этого “орчонку” стали давать поручения, и с каждым разом все более серьезные, потому что исполнял он их добросовестно, способности к ведению разведки действительно имел неплохие, дисциплину (в отличие от того же Раймондила) не нарушал, на трудности не жаловался, а если чего по делу возражал, то всегда толково, хоть и грубовато, из-за недостатка воспитания. Но правильным манерам потихоньку учился, когда поправляли – принимал к сведению. Словом, и полмесяца не прошло, как командир разведки начал понимать, отчего лорд был так добр с “орчонком” и даже взял того в воспитанники.

Итак, когда в Лайо усилиями дорогих товарищей впихнули целых три порции завтрака вместо одной и собрались уже тащить разбираться со сновидениями, «орчонка» вызвал командир и велел сделать вылазку в рощу у реки за треть лиги отсюда, встретиться с отрядом, неделю назад посланным на восток, забрать у них составленные планы местности и передать сумку с целебными снадобьями. Да обернуться поскорее, отряд долго ждать не может, им еще на север надо идти, а планы нужны в крепости сейчас.

Лайо частенько давали такие поручения: принести, забрать, вернуться. А все потому, что он был одним из немногих, кто особым чутьем мог без дополнительных ориентиров разыскать на местности хорошо замаскировавшийся отряд. Причем, что свой, что орочий. За это “орчонка” ценили прежде, и за это же начали ценить здесь. Еще и книжки нужные подсказали, как это умение в себе развить, да и на практике несколько премудростей открыли.

Отряд Лайо разыскал довольно быстро, сделал все, что было велено, и возвращался в крепость мимо русла подмерзшей в холода реки. Узкая река, шагов двадцать пять в самых широких местах, но глубокая и бурная, начало от гор берет, течет под самую крепость, отчего там всегда есть чистая вода. Впрочем, сейчас Лайо шел не от гор, а потому видел не затекающую, а вытекающую часть. Из-за оттепели лед на реке дал трещины, кое-где и вовсе белел только у берегов, а в центре уже бушевал поток, крутя и переворачивая полупрозрачные льдинки, перламутрово сияющие на солнце. Лайо шел и сам себе улыбался, почти ни о чем не думая. Разве что о прекрасном цветке миньялотэ, носящем в себе благословение далекой Элберет, который уже наверняка распустился где-то во-он там, в горах...

Уже и крепость видна вдалеке, и маленькая фигурка в красном плаще, которая спускается к речке и бесстрашно ступает на поскрипывающий от тепла лед, ставит перед собой что-то... вроде большую корзину... наклоняется, начинает елозить руками по воде...

Прибрежная льдина трескается, раздается тихий отсюда вскрик, красная фигурка отчаливает от берега и на льдине несется вниз по течению, с трудом балансируя, чтобы не свалиться в воду... или...

“Нет, она не просто так топчется, она выбирает удобный момент, хочет прыгнуть на еще не отколовшийся прибрежный лед, но по краям он слишком хрупкий, а до толстого ей не дотянуться...”

– Стой!!! – заорал Лайо во все горло, бросаясь вверх по течению навстречу несущейся в его сторону красной фигурке на тесной белой льдине. – Утопнешь!!!

Он тоже выбежал на лед – опасный, похрустывающий – оставляя на зернистом подтаявшем снегу мокрые следы-болотца. Лайо уже видел не просто фигурку, а испуганную светловолосую девушку в ярко-алом плаще с завязками, прижимающую к груди корзину с чем-то белым...

– Когда поравняешься со мной – бросай корзину и прыгай, поймаю!

Она кивнула – бледное личико, огромные глаза.

Миг – и они едва не разминулись. В последний момент девушка вместо того, чтобы уронить корзину в ледяной поток, перехватила ее одной рукой, завизжала, оттолкнулась от перевернувшейся тут же льдины, и Лайо чудом успел словить в охапку это теплое, вздрагивающее, единым рывком перебросить через плечо на мелководье, где до берега полшага и вода еще промерзшая до самого дна... А потом под ногами захрустело особенно громко, в уши ударила вторая порция визга, весь мир резко задрался вверх, а тело обожгло холодом так, что сперва показалось, он упал в кипяток.

Другой миг – Лайо ушел под воду.

Третий – сумел вынырнуть, беспорядочно барахтая ногами и отмечая, как ему повезло, что на этой реке льдины не острые, а рыхлые и словно оплывшие. Иначе бы уже изрезало так, что орочьим ятаганам не снилось. Теперь бы уцепиться за что-нибудь...

– Держись!

“За что держаться?” – хотел было спросить Лайо, но потом увидел длинную белую ленту, полоскавшуюся по воде. И еще одну, и еще...

Он уцепился за первую попавшуюся, отмечая мимоходом: то, что было принято за ленту, оказалось обычным бинтом, длинным, широким, его самого такими бинтовали...

Бинт натянулся, власть течения ослабла. Лайо почувствовал, как его пытаются тащить, словно рыбу на крючке, и понял, что так девушка совсем выбьется из сил и, чего доброго сама соскользнет в воду.

– Не тяни, – прохрипел он, хватаясь за бинт второй рукой. – Сам выберусь!

– Пока могу – буду тянуть! Лезь лучше скорее, а не указывай.

Лайо показалось, что прошла вечность, прежде чем он, хоть и с помощью бинта, сумел (далеко не с первой попытки) забраться на скользкую льдину, подтянуться, впустую елозя ногами, и, наконец, выкатиться на черный от выступившей земли, но такой восхитительный снег берега.

Над ним тут же склонилось миловидное сероглазое личико, а горячая рука с тонкими пальчиками почему-то прикоснулась к шее, выискивая пульс. И от этого прикосновения, как круги по воде, разошлись по коже жгучие мурашки.

– О, светлейшая леди, – в минуты сильного волнения Лайо все еще сбивался на цитирование. – Не соблаговолите ли дать ответ, какого блохастого варга вы делали на краю льда?!

– Б-бинты полоскала, – она уже начала всхлипывать. – Лучше всего... под проточной водой... – а потом неожиданно обхватила Лайо поперек груди, уткнулась головой куда-то в ключицу и тихонько прошептала: – Эру и все его Валар... Живой...

Надо сказать, что с эльфийскими девушками Лайо до сего момента толком не общался. Знал лишь, что они не бесправная скотина, как орчихи, а требуют к себе равного с мужчинами уважения. Плачущих же эльфийских девушек он и вовсе не видал. Но понимал, что пнуть ее сапогом в голову, как орчиху, чтобы не скулила, категорически нельзя. Да и не хочется. Как же можно, такое – и пинать... Да еще – в красном плаще.

Впрочем, девушка быстро справилась с собой и уже деловито этот самый плащ снимала.

– Раздевайтесь. Вас надо вытереть и укутать в сухое, иначе вы замерзнете.

– Мне не холодно, – заверил Лайо, громко стуча зубами. Вот еще, перед такой девушкой голыми ребрами сверкать!

– Не упрямьтесь, – она взялась за завязки на его куртке. – Мне лучше знать, я целитель.

Лайо отшатнулся, окончательно смутившись. Поднялся на ноги. Требовалось срочно измыслить какую-нибудь правдоподобную и уважительную причину.

– Крепость рядом, там и переоденусь. Я скорее замерзну, если буду невесть сколько времени стаскивать с себя все мокрое.

Девушка оценивающе глянула на него снизу вверх, потом тоже встала, подобрала валяющуюся чуть поодаль корзину и собрала в нее выпавшие бинты. Затем решительно протянула ему уже снятый плащ.

– Хотя бы просто наденьте. Вам же холодно на самом деле, губы синие.

– Вам тоже станет – без плаща, – Лайо решительно оттолкнул предложенную одежду. – Дойду и так. Как его... позвольте предложить вам, о, светлейшая леди, опереться на мою руку и оказать посильную помощь, дабы облегчить вашу ношу в виде бальной сумочки... э-э-э... то есть, корзины для бинтов.

– Это шутка? – спросила она.

– Это цитата, – серьезно уточнил Лайо. И забрал корзину.

Они пошли рядом, украдкой друг на друга поглядывая. Лайо не знал, о чем думала его спутница, но сам он откровенно ею любовался. Из всех девушек, которых «орчонок» успел перевидать вблизи и издали, эта казалась самой красивой. Нет, даже самой-самой. Локоны из-под капюшона видны, а личико такое румяное и… ну вот такое, что просто глаз не оторвать! И в голове сами собой рождаются слова, да такие проникновенные, что даже не высказать вслух, а то кто их знает, этих красивых девушек, может, она обидится и не станет идти с ним бок о бок.

Молчать всю дорогу не вышло.

– Спасибо вам, – сказала девушка. – Вы спасли мне жизнь...

Слова разом улетучились из головы, оставив гулкую позвякивающую пустоту.

– Вы мне – тоже, – как можно безразличней проговорил Лайо, задним числом понимая, что сказать можно было совсем иначе и другим тоном.

– Но вы оказались в воде из-за меня... Это и правда была глупая идея: полоскать бинты в полынье. Как вас зовут? Может, мы перейдем на “ты”?

– Шуйра... в смысле, нет, – в голове напрочь утвердилась одна-единственная мысль: “Что я несу?!” – То есть, и Шуйра тоже, но лучше просто Андалайтэ.

– А, так вы тот самый орк, которого лорд нашел в лесу осенью? – так и не услышав ответа на свое предложение, девушка продолжила говорить “вы”.

– Это я его нашел, – несколько зловеще поправил Лайо. Потом спохватился: – Вообще, я не орк.

– Я вижу, – собеседница покраснела. – Простите, не хотела вас обидеть. Конечно, вы никакой не орк, Андалайтэ, и даже ни капельки не похожи. Вы очень добрый, смелый и самоотверженный.

Тут уже покраснел Лайо, и эта проклятая краска не сходила с его лица до самого прибытия в крепость.

Лайо расстался с девушкой в красном плаще у самых ворот, пробормотав что-то невразумительное, и со всех ног умчавшись к себе. Наскоро переоделся в сухое, даже не озаботившись вытереть волосы, извлек из горы мокрой одежды почти не пострадавшие планы местности, завернутые в несколько плотных тряпиц, и пошел докладываться командиру.

Тот изумленно изучил влажные бумаги, капающую с разведчика воду, нездоровый румянец и поинтересовался:

– Андалайтэ, что с тобой? Что произошло?

– Так было надо, – выпалил Лайо. В голове по-прежнему было одуряюще пусто.

– А ну-ка, сядь и доложи спокойно, зачем было надо и при каких обстоятельствах.

Но история происшествия с самой красивой на свете девушкой в красном плаще никак не желала складываться в связные предложения, а уши периодически начинали полыхать что тот плащ. Промучив Лайо полтора часа и кое-как восстановив более-менее ясную картину событий, командир отчитал его за безрассудство, похвалил за самоотверженность и отправил прочь, велев поужинать, отогреться и отдохнуть.

Окно в его комнате так и осталось приоткрытым, но вместо утренней свежести по полу гулял самый настоящий сквозняк. Лайо поежился, закрыл створки поплотнее, еще и шторой занавесил, чтобы создалась иллюзия тепла. Присел на кровать. Задумчиво пощупал шею в том месте, которого касались пальцы девушки. От воспоминания об этом по телу снова разошлись мурашки, только уже холодные.

Спать не хотелось, несмотря на поздний вечер, а под ребрами поселилось странное томление, которое не давало, как обычно, сесть, склониться над книгой и сосредоточиться. Промаявшись так некоторое время, Лайо все-таки взял со стола недочитанный вчера фолиант, но не раскрыл, а прижал к груди и задумчиво застыл посреди комнаты, изучая росписи на матерчатой ширме и даже не в силах поймать себя на мысли, что выискивает среди гармоничного многоцветия узоров оттенок тех глаз, волос или, на худой конец, плаща…

Лайо тряхнул головой, отбрасывая с лица темные прядки изрядно отросшей шевелюры, которая уже начинала просить ленты, и решительно направился к выходу, решив не терзаться, а разыскать друзей и провести вечер с ними.

Но стоило ему протянуть руку к двери, как та открылась сама, а комнату наполнил возмущенный громкий голос Раймондила:

– Нет, Орьо, ты только посмотри! Он едва вернулся, а уже намеревается снова чахнуть всю ночь в одиночестве над своими заплесневелыми пергаментами! Воистину, чрезмерная тяга к чтению – проклятие Моринготто!

Лайо только сейчас сообразил, что по-прежнему прижимает к груди книгу. Наверное, так и пошел бы с нею по крепости.

Из-за плеча Раймондила высунулся Орикон, какой-то непривычно торжественный и тоже с ношей – объемистой треугольной сумкой из темно-коричневой кожи. Лайо положил книгу на стол и спросил, кивнув на сумку:

– Это какое-то оружие?

Друзья загадочно переглянулись.

– О, это самое могучее оружие на свете! – заверил Раймондил, по-хозяйски осматриваясь. – Так, а ты почему до сих пор печку не затопил? И чего у тебя вид такой, словно тебя одной из твоих книжищ по голове шарахнули?

– Я только поужинать успел, – Лайо наконец улыбнулся. – Как раз хотел идти за вами.

– С книгой в обнимку? Вот уж не ври! Ты собирался снова погрязнуть в черном омуте чтения, а мы тебя героически спасли!

Улыбка стала шире.

– Да славен будь ваш подвиг во веки веков, о, великие воины, да не поблекнет возвышенный благородством помыслов свет очей ваших, да будут остры мечи, без устали разящие неверных, и да не наколет сей смрадный враг на зловонные пики свои ваших пламенных сердец!

– Вот, теперь я узнаю нашего «орчонка», – удовлетворенно заключил Раймондил. – Марш топить печку!

Лайо с готовностью кивнул и вдруг закашлялся, взахлеб, надрывно, долго. В горло словно сыпанули толченого перцу.

– Что это с тобой? – Орикон немедленно оказался рядом, хлопнул по спине, потом коснулся рукой лба. – Эй, да ты весь горишь!

– И правда! – воскликнул Раймондил, тоже прикладывая ладонь к лицу товарища. – «Орчонок», что стряслось с тобой такого, чего мы еще не знаем?

– Искупался в речке, – повинился Лайо, с усилием удерживая кашель. Горло саднило. – Ну его, к утру пройдет. Да хватит меня щупать, я не дичь на вертеле! Кха!..

– Приказ отменяется, – резюмировал Орикон. – Марш в постель! Райо, сам топи печку, вон, дрова лежат. Так, где тут были чашки и корзинка с травами… ага.

Вскоре Лайо был укутан в два одеяла, напоен горячим травяным сбором, а еще выслушал пространную лекцию о том, почему купаться в конце зимы вредно для здоровья, и так подорванного темным прошлым.

Раймондил пристроился на тахте, Орикон осторожно водрузил свою сумку на стол и извлек оттуда небольшую резную арфу. Лайо разинул рот.

– Какое же это оружие? Она такая красивая… Я похожую у Макалаурэ видел. Только он больше любит на большой... Орьо, получается, ты тоже играешь?

– Еще как! – ответил за друга Раймондил. – Он и тебя научит, если захочешь.

– До лорда мне, конечно, далеко, – пожал плечами Орикон. – Но кое-что могу.

– Скромничает, – ухмыльнулся Раймондил.

Некоторое время Орикон толком не играл, обрывал переборы на половине, что-то подкручивал, налаживал. А потом полилась тихая дивная мелодия, даже язычки пламени в печке притихли и стали покачиваться в такт. Лайо слушал, и мысли сами собой уносились куда-то в прекрасные дали, где светило солнце и никогда не было войны. А еще там непременно должна была танцевать девушка в красном плаще…

Он сам не заметил, как уснул, и даже не понял, что сейчас во сне нет ни холода, ни темноты. Арфа поиграла еще недолго и стихла.

– Ну что, помогло? – шепотом спросил Раймондил, заглядывая в лицо спящего: усталое, но спокойное, умиротворенное.

– Лорд ерунды не посоветует, – так же тихо отозвался Орикон, потихоньку пряча арфу обратно в сумку.

– Теперь каждый вечер?..

– Лорду было достаточно раз в несколько дней. Но мне, наверное, каждый вечер надо.

– Надо, так надо. Глядишь, пройдет это у него через пару лет.

Орикон только кивнул.

– Я вел себя как распоследний идиот! – каялся Лайо, от избытка чувств едва не пропустив удар.

– Ты и сейчас ведешь себя не лучше, – утешил Раймондил, снова поднимая меч. – Чего размахиваешь клинком, как орк дубиной? Я чему тебя все утро учил?

– Не машут орки дубинами, они вообще от леса держатся подальше, чтоб ты знал… Нет, только подумай: она сама, сама предложила мне перейти на «ты», а я этого даже не услышал!

– Кто она-то? – поинтересовался Орикон, стоящий в стороне и в тренировке не участвующий.

– Я даже имени ее не спросил!

– Убит, – объявил Раймондил, приставляя к горлу друга острие. Потом убрал меч и со вздохом заметил: – Большей частью – морально. Андалайтэ, вот чего ты раскис? Опиши, как она выглядела, в два счета отыщем.

– А как я к ней опять подойду? Что я ей скажу?

– Скажешь, что… э-э-э… слушай, давай найдем ее сначала?

– У нее красный плащ с капюшоном, – принялся вспоминать Лайо. – Глаза такие… самые красивые, серебристые, лучистые такие… «источающие свет неявный и неземной, а подобный зареву далеких звезд, что светили пробудившимся ото сна первым королям на берегу…»

– Стоп-стоп, – поднял меч Раймондил. – Без цитат, по существу! Мы уже поняли, что ты влюбился по уши.

– Не красней, дело житейское, – участливо посоветовал Орикон.

Лайо покраснел еще больше, но мужественно продолжил.

– Волосы локонами вьются, но не такими как у всех, а… ну как я без цитат скажу?!

– Темные или светлые?

– Если на них, к примеру, падает солнце, то чистое золото, а в тени – больше дубовая кора, хотя…

– Поня-ятно, – фыркнул Рамондил. – Еще какие-нибудь приметы есть? Веснушки там, ямочки на щеках? Шрамы, может?

Лайо мотнул головой. Потом озаренно воскликнул:

– Она говорила, что целитель! И бинты стирала. Еще у нее руки теплые, а ногти – чистые.

– Знаешь, проще было бы найти девушку с холодными руками и грязными ногтями. А под твое описание, если опустить цитирование, половина крепости подходит. Причем, не только нашей.

– Вот и неправда, – убежденно произнес Лайо. – Она такая одна. Эру, какой же я идиот…

Тренировка (она же по совместительству акт самобичевания) происходила на улице. Под конец Лайо удалось взять себя в руки и даже пару раз «убить» Раймондила, чему последний был очень рад, гордый, что его педагогические усилия не пропали даром. Когда друзья, весело переговариваясь и обсуждая особенно удачные моменты тренировки, вошли в цитадель и начали подниматься по лестнице, раздалось звонкое:

– Андалайтэ!

Лайо поднял голову и застыл. Полудюжиной ступенек выше, где лестница уже кончалась, стояла ОНА. Красного плаща на девушке сегодня не было, а простое платье небеленого льна ей необычайно шло. Лайо почувствовал, как Раймондил пихнул его в бок.

– Доброе утро, – выдавил он.

– Хорошая сегодня погода, – сказала девушка. – Вы с тренировки, да?

Лайо кивнул, чувствуя, что слова опять позорно застревают в горле.

– Он здорово с мечом управляется, – влез Раймондил и сам получил тычок: от Орикона.

– Я учусь, – уточнил Лайо.

– Мне кажется, вы способный ученик, – она принялась теребить подол, глядя куда-то мимо. Потом спохватилась и снова глянула Лайо в лицо. – Рада была увидеться. Мне пора.

– Ага, – только и смог он произнести, а по физиономии против воли расплылась широченная улыбка. Орикон и Раймондил пихнули его с двух сторон.

Девушка улыбнулась в ответ и ушла. Лайо смотрел ей вслед до тех пор, пока не понял, что давно уже не видит ничего, кроме машущей у носа ладони Орикона.

– О, очнулся, – хохотнул Раймондил, когда Лайо замотал головой и перехватил назойливую ладонь. – Я так понял, это она?

– Она, – кивнул Лайо. – И я опять не спросил ее имени.

– Не беда, – успокоил Орикон. – Ее зовут Вилинис. Она живет в домике у восточной стены с родителями и старшим братом. И часто бывает здесь, в лазарете, учится искусству исцелять.

– Честно, я бы по твоему описанию на нее не подумал, – признался Раймондил. Заметил, как Лайо глянул на него исподлобья. – Эй, в конце концов, это ты влюбился в Виле, а не я!

– Вы хорошо ее знаете?

– Не слишком, – объяснил Орикон. – Мы с Райо вообще росли вместе, а Виле немного младше. Иногда словечком перекинуться случалось. И что-то мне подсказывает, ты ей тоже приглянулся. Больно Вилинис сегодня смущалась, так-то она обычно бойкая.

Лайо задумался.

– Насколько я понимаю, у вас… у нас… если юноше нравится девушка, то и девушке он тоже должен быть по сердцу. В этом случае они начинают беседовать наедине, приносить друг другу дары…

– А у орков иначе? – полюбопытствовал Раймондил. – Как же тогда с будущей невестой знакомиться?

– Примерно как я познакомился с нашим лордом.

– То есть?..

– Аркан на шею и в кусты, – фыркнул Лайо. Эти воспоминания сейчас казались забавными. Глянул на вытянувшиеся лица друзей. – А вы не знали?

Орикон мотнул головой.

– Мы думали, лорд Канафинвэ тебя в плен взял.

– Не-а. Это я его. А уж меня потом – лорд Нельяфинвэ…

Лайо в задумчивости вытянул из горы картофельных очистков один и захрустел. Орикон с досадой нахмурил брови.

– Опять орочьи привычки?

– Не понимаю, чем картофельная кожура хуже самой картошки, – Лайо снова украдкой протянул к горе руку, но наткнулся на укоризненный взгляд товарища и со вздохом вернулся к прерванному занятию – собственно, чистке. С кухонным ножом он управлялся куда хуже, чем с кинжалом, поэтому очистки выходили толстые, коротенькие и всякий раз новой неповторимой формы.

– Она грязная, – у Орикона из-под ножа неизменно тянулась длинная тонкая «лента». – Хочется сырой картошки – возьми клубень, смотреть на тебя невозможно.

– И не смотри тогда, – нахохлился Лайо. – Кожура не грязная, а просто немножко в земле. И на зубах приятно хрустит. Чего ты опять косишься на меня с состраданием, я вполне счастлив и ем то, что мне нравится!

– Картофельные очистки, плодовые черенки, – принялся перечислять Орикон, – корки от подгоревшей каши, шелуха семечек, кости из бульона, капустные кочерыжки – почему ты это почитаешь за лакомство, когда есть нормальная еда?

– Я точно так же не понимаю, почему все это не ешь ты, – нож неосторожно соскользнул, и Лайо, ругнувшись на черном наречии, торопливо засунул в рот кровоточащий палец. – Вот на кой вообще картошку чистить?!

– Это был риторический вопрос?

Лайо поднял голову, внимательно глянул на Орикона и чему-то заулыбался.

– Почти. Я действительно не могу взять в толк, зачем выбрасывать съедобные вещи.

– Не все съедобные вещи одинаково полезны, – наставительно объяснил Орикон. – Есть и камни можно, если не разжевывать, но кто сказал, что от камней тебе не станет худо? Сильно порезался?

– Ерунда, – Лайо с упорством продолжил чистку. Потом задумчиво отметил: – А я ел камни, небольшие. И вреда не было. Пользы, правда, тоже…

Орикон только глаза к потолку возвел.

Дверь кухни распахнулась, и на пороге возник сияющий и непомерно загадочный Раймондил.

– Чистите, да? – весело осведомился он. – А я полкрепости обежал и кое-чего знаю! «Орчонок», тебя касается!

Лайо заинтересованно отложил нож.

– Твоя прекрасная леди завтра мотает в лазарете бинты! – торжественным шепотом объявил Раймондил. Не дождавшись оваций, прибавил: – Весь день! Одна!

– Это значит, я могу к ней прийти и заговорить?

– Конечно!

– А это принято? Что я ей должен сказать, если хочу быть правильно понятым?

– Просто начни с ней дружить, как с нами или лордом, – попытался объяснить Орикон. Потом вспомнил, что рассказывал Лайо утром о знакомстве с Макалаурэ, и при каких обстоятельствах они сами прониклись к «орчонку» дружескими чувствами, и поспешил исправиться: – Для начала можно ей что-нибудь подарить.

– Она тебя поблагодарит, – подхватил Раймондил, – может быть, даже поцелует. А если нет – напросись мотать с нею бинты. Тогда поцелуй обеспечен! После этого вы договоритесь о новой встрече, вскоре она познакомит тебя с семьей, а там и до чего посерьезней недалеко…