Текст книги ""Орчонок" (СИ)"

Автор книги: Zora4ka

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 4 страниц)

– Но сначала все-таки подарок, – перебил Орикон, глядя, как у Лайо медленно начинают алеть уши.

– А что принято дарить девушкам? – Лайо невольно покосился на гору картофельной кожуры.

– Что-нибудь красивое, – для пущей точности Раймондил сделал волнообразный жест руками.

– Цветы, например, – напряг фантазию Орикон. – Или драгоценные камни. Можно кольцо выковать…

– Не, Орьо, это ты лишку хватил! Кольцо – это уже после стадии знакомства с родителями! Еще можно подвиг в ее имя совершить, Виле оценит.

Лайо почесал в затылке.

– Может, я проберусь в цитадель… в смысле, в Ангамандо, и стащу для Вилинис пару сильмариллов? Я бы смог!

Раймондил и Орикон переглянулись и в один голос заявили, что не стоит. То есть, у нолдор принято, когда подвиг ради девушки не заканчивается неминуемой гибелью юноши. Да и лорд не поймет, это ведь его сильмариллы, если по закону. Словом, Моринготто с ними, с камнями, лучше цветы.

– Только цветы в конце зимы найти не проще, чем стащить сильмариллы, – заметил Орикон.

– А та благословенная трава, о которой Лайо говорил на днях? – вспомнил Раймондил. – «Орчонок», как там?..

– Растет миньялотэ незначительно выше подножий гор, но к середине весны порой нисходит в равнинные леса, и тогда дивную прелесть зрят очи его нашедшего.

– Во-во! Поход в горы тоже почти подвиг, а всякая девушка – большая ценительница «дивной прелести». Решено!

– Спасибо вам обоим, – от души поблагодарил Лайо, вставая. – Тогда до завтра. Не думаю, что мне удастся обернуться до темноты, проще переждать там ночь.

– Гляди на него, – Раймондил демонстративно пихнул Орикона локтем. – Андалайтэ вообразил, будто мы пропустим все веселье и останемся в крепости.

– Угу, никакого понимания, – с деланой серьезностью согласился тот.

А Лайо глядел на них и думал, что друзья – это замечательно.

– Дайте, дайте мне автора этой распроклятой книжонки, и я скормлю его валараукар! – кровожадно грозился Раймондил, перекапывая снег.

– Не думаю, что, будучи съеденным, он начнет отличать подножия гор от верхушек, – проворчал Орикон.

– Вы можете вернуться, – предложил Лайо.

Ответом ему стало слаженное «Никогда!».

Было холодно, дождливо и уже почти темно. Подножия гор, как и пространство «немного выше подножий», давно остались позади, а верхушки, напротив, начали постепенно приближаться. Друзья уже очень долго шли вдоль русла журчащей подо льдом реки, то и дело отходя в стороны и едва ли не носами перепахивая всю поверхность снега. Ни цветов, ни даже просто ростков или зеленой травки они пока не обнаружили. Зато устали, замерзли и проголодались, свалив вину за это не только на традиционного Моринготто, но и на создателя заметки о невиданных цветах.

– Ты точно ничего там не упустил? – в который раз спросил Орикон.

– Соцветие сие начинает свою жизнь под толщею снегов в первый день оттепели, и далее лишь крепнет и благоуханием своим оживляет землю. Растет миньялотэ незначительно выше подножий гор, но к середине весны порой нисходит в равнинные леса… – послушно принялся цитировать Лайо. Тоже в который раз.

– Оттепель – была, – загибал негнущиеся от холода пальцы Раймондил. – Толщи снегов – навалом, я их уже ненавижу, эти снега. Выше подножий мы поднялись еще задолго до заката. Моринготто, вот почему бы нам не дождаться весны! Кстати, в прошлые вёсны я такого в этих лесах что-то не видел.

– Вообще, книга была написана в Валиноре, – пожал плечами Лайо. – Но ведь это не имеет значения, да? Светлые земли везде одинаковы?

Стало тихо. Потом Раймондил изрек:

– Вот ей-ей, «орчонок», если бы я не узнал тебя за это время настолько хорошо, то сейчас – убил бы!

…Легкую маленькую палатку они поставили прямо здесь, у русла, и вскоре ее совсем замело снегом. Сумерки сгустились, наступила ночь. Раймондил развел костерок, Лайо стоял, расставив руки, и плащом закрывал тоненький язычок пламени от ветра и снега, а Орикон исхитрился накипятить воды и даже сварить сытную похлебку. Ни орки, ни хищные звери тут не ходили, особенно в такую погоду, поэтому все трое забрались в палатку и укутались потеплей, прижавшись друг к другу.

Лайо заснул мгновенно, и лицо его было тревожным, застывшим. Раймондил махнул Орикону, но тот лишь сокрушенно покачал головой: арфа осталась в крепости.

Наутро Лайо в палатке не оказалось. Друзья обнаружили его снаружи, тридцатью шагами выше – тот неподвижно сидел на камне к ним спиной и глядел на что-то, скрытое нагромождениями глыб. Услышав оклик, Лайо обернулся и молча махнул рукой, мол, идите сюда.

С камня открывался вид на небольшое вогнутое плато, укутанное пушистыми сугробами. А из снега, чуть покачиваясь на ветру, росли цветы невиданной прелести. Их сияющие в лучах солнца миндалевидные лепестки казались белее того снега, сверкали, переливались золотистыми искорками. Коричневатые серединки тонко пахли горной свежестью, ключевой водой и немножко – сдобой. Цветущее плато казалось чудом, сошедшей со страниц прекрасной легендой.

Но…

– Букетик первоцветов для любимой девушки? – нервно хохотнул Орикон.

– Моринготтов автор явно летал за этими цветами на валинорских орлах-гигантах, – саркастично предположил Раймондил.

– Может быть, в Валиноре миньялотэ другие? – тихо спросил Лайо.

Дивные соцветия были размером с две-три ладони и поднимались от земли выше двух метров на толстых и жестких темных стеблях с колючими шипастыми листьями.

– Или сиятельная Элберет почтила благословением только лепестки, – Орикон сделал шаг на плато и провалился в снег почти по пояс. Лайо тут же сорвался на помощь.

– Да, а остальное доблагословлял Моринготто, – фыркнул Раймондил. – Вперед, соратники мои! Кто-нибудь захватил с собой меч? Ножом ЭТО мы будем пилить до Второй Музыки.

– Ты все-таки хочешь набрать «букетик»? – поднял брови Орикон.

– А что, мы зря сюда полдня по буеракам и метели добирались?

…Цветы на «букетик» косили до полудня. Стебли оказались сухими и полыми внутри, но очень жесткими, волокнистыми, а колючие листья так и норовили коснуться лица. Поэтому, помимо здоровенного сияющего букета, который получалось удерживать только обеими руками или в охапке, друзья обзавелись изрядным количеством длинных царапин, словно побывали в неравном бою с выводком котят. Добычу обмотали бечевкой (чтобы не рассыпалась) и холстиной (чтобы не царапалась).

– Только к вечеру в крепость доберемся, – вздохнул Лайо, глядя на перевалившее зенит солнце. – Вечером ЕЁ в лазарете, наверное, уже не будет.

– С таким подарком ты к ней хоть среди ночи можешь заявиться! – убежденно сказал Раймондил.

К вечеру погода испортилась, предгорья заволокло неприятным серым туманом, золотисто-рыжий свет заходящего солнца застили тучи. От прежней радостной оттепели не осталось и следа, все казалось застывшим, тревожным, а в первом же равнинном лесу за шиворот Лайо спрыгнул перепуганный бельчонок и вылезать обратно наотрез отказался, цепляясь коготками за рубашку и отчаянно пища.

– Не нравится мне это, – сказал Орикон.

– Мне тоже, – согласился Лайо, недовольно передергивая плечами: бельчонок явно вознамерился устроить на его спине гнездо. – Можно подумать, самое безопасное место в округе именно под моим плащом.

– Вполне, – ухмыльнулся Раймондил. – Зверушка явно поняла, что из нас троих только ты способен плюнуть на нее и не выбрасывать вон, хотя и ворчишь при этом, как распоследний орк.

– Говорите тише, – Орикон выглядел настороженным. – Я чувствую рядом что-то очень нехорошее. Темное, холодное.

– Где? – коротко переспросил Раймондил.

Орикон неопределенно махнул рукой вперед, туда, где у подножий гор стояла скрытая лесами и умелыми чарами крепость. По-хорошему, следовало бы повернуть в другую сторону, сделать крюк, завернуть в Химринг и переночевать там – гибельное блуждало в округе, непонятное. Но у Раймондила был настолько расхрабрившийся вид, что Орикон про другой путь даже упоминать не стал. А с Андалайтэ и вовсе понятно – дама сердца в крепости, тут хоть огнем все гори, не заметит даже.

И друзья пошли домой, только держась тише и ступая осторожней. Было не темно, а как-то серо. Подтаявший снег на вид казался твердым, словно выточенным из гранита, деревья будто припорошило холодной сталью. Помрачневший вместе с природой Орикон достал меч. Раймондил покосился на друга и тоже потянул клинок из ножен. Безоружным остался только Лайо, тащивший в руках здоровенный букет.

Они вышли к кромке небольшого поля, которое летом сплошь зарастало маками и полынью. И – увидели, тут же упав за кусты, затаившись.

По полю медленно плыл серый всадник на огромном тощем жеребце, оставляя на снегу не примятые следы – черные воронки, словно выгоревшие до пепла. Висел, не шевелясь, длинный плащ, лицо было скрыто капюшоном. Тяжелое, сиплое дыхание нагоняло тоску, внутри что-то сжималось и леденело.

Орикон совсем побелел, стиснул меч, кажущийся совершенно бесполезным – разве возьмешь простым оружием эту неведомую жуть? Раймондил закусил губу и сдвинул брови – за версту видно, что боится, но убьет всякого, кто посмеет это предположить. Лайо передернулся. Ему, в отличие от друзей, страшно почти не было. Он не знал, что этого принято бояться. Совсем недавно перед подобными тварями следовало благоговеть.

– Терпеть его не могу.

– Вы встречались? – Орикон говорил одними губами, а в глазах стояло недосказанное: «…и ты до сих пор жив?!»

– Еще в детстве, в цитадели, – буднично пояснил Лайо. – Там много в библиотеке разного странного народу толкалось. У него под капюшоном голова лысая, как колено, на длиннющей шее. И глазищи круглые, белесые. Ходит, пыхтит, зубами цыкает. Как глянет – сразу муть какая-то накатывает, потом в себя приходишь, еще пару дней еле ползаешь и даже жрать не хочется.

– Знаешь, «орчонок», я все больше удивляюсь, как ты ухитрился там не только выжить, но и квенья выучить, – выдохнул Раймондил.

– И вкусного от него было не дождаться, – продолжил Лайо предаваться воспоминаниям ранней юности. – Я старался не попадаться ему на глаза. Это нетрудно, он на мелочь всякую внимания не обращает, если только нос к носу между полок столкне… – он осекся.

Справа, шагах в сорока от друзей, на поле, испуганно пятясь спиной вперед, вышла девушка в ярко-красном плаще. Ей тоже было не по себе, вот только опасность мерещилась в чащобе, куда Виле пристально вглядывалась, совершенно не замечая того, что стоит позади.

– Она же в лазарете должна быть, – шепнул Орикон.

– Должна, неугомонная! – бессильно сжал кулаки Раймондил. И тихим, хрипловатым от напряжения голосом позвал: – Виле, сюда-а-а…

Та вздрогнула, заозиралась и – замерла на месте, увидев всадника, который уже развернул коня в ее сторону. Упала в снег спрятанная под красным плащом маленькая корзинка, рассыпались какие-то темные стружки.

Раймондил оглянулся на друзей: Орикон недвижим от ужаса, даже в плену зимой он так не боялся. «Орчонок» о чем-то судорожно размышляет, наверняка пытается выдумать план, но не выходит, вот и начинает потихоньку паниковать.

А, была не была!..

– Девчонку в обиду не дадим, – обозначил Раймондил высокую цель. Встал в полный рост, взмахнул мечом и заорал: – За мной!!!

Оцепенение спало: и Лайо, и Орикон подхватили крик, вслед за товарищем выкатываясь из-за кустов. Чудище, уже приблизившееся к девушке вплотную, остановилось и обернулось к источнику звука. Виле по-прежнему стояла ни жива, ни мертва, даже не пытаясь убежать обратно в лес. Наверное, успела заглянуть под капюшон…

Раймондил первым оказался между всадником и девушкой, замахнулся, но так и не сумел ничего сделать. Чудовище протянуло к эльфу серую высохшую руку, задышало, зачмокало, и Раймондил ничком повалился в снег.

А Лайо только сейчас понял, что вместо оружия его руки сжимают злополучный букет, завернутый в холстину, а ножны остались в кустах, среди прочих вещей. Возможность рокировки уже, понятное дело, исключалась. Недолго думая, Лайо сдернул холстину и со всей силы хлестнул чудище букетом по вытянутой руке. А потом коня – по морде. И еще раз, и еще…

Посыпались сверкающие белизной лепестки, затрещали, ломаясь, толстые волокнистые стебли. Сиплое злое дыхание сменилось шипением, всадник попятился – видать, атака пришлась не по вкусу. Он дернулся, скидывая капюшон, под которым и правда оказалась жуткая маленькая голова в морщинистой коже. Лайо подпрыгнул и – благо, размеры букета позволяли – дотянулся до лица. Белые цветы оставляли на серой коже неприятные желтые волдыри, которые лопались, истекая чем-то мутным. Раздался пробирающий до костей вой, Лайо размахивал неожиданным оружием отчаянно, остервенело, не обращая внимания на боль в исколотых листьями руках. В голове осталась единственная мысль: если он сейчас остановится, отпрянет – конец всем.

– Андалайтэ, беги! – донеслось сзади.

Лайо на миг обернулся и увидел, как Орикон помогает подняться едва стоящему на ногах Раймондилу, а Вилинис медленно, как во сне, отступает назад.

Он замахнулся в последний раз – и побежал.

Чудовище их преследовать не стало.

– Моринготто… – вяло бранился Раймондил дрожащим голосом.

Из его носа текла кровь, капли падали на меч Орикона, до сих пор валяющийся без ножен. Виле сидела напротив, тихо всхлипывала и обеими руками сжимала только что подаренный ей букет, заново обернутый в холстину. Он поредел, поломался, и вообще напрочь потерял товарный вид, но расстаться с цветами девушка не согласилась бы ни за какие сокровища мира.

Орикон рылся в сумке, ища бинты, Лайо рассеянно посасывал исцарапанный палец и смотрел на Виле. Все-таки не надо было ей цветы дарить. Они ее уже совсем не достойны. Или подарить, но иначе, а не молча сунуть в руки вместо приветствия. Хорошо, Орикон догадался пояснить, что именно Виле цветы и предназначались, иначе вовсе странно вышло бы.

Наконец были найдены бинты и фляжка с чистой водой, а Раймондила удалось привести в чувство настолько, что он ухмыльнулся и заключил:

– А ты везучий, «орчонок». Это ж надо ухитриться в момент встречи с ангамандской тварью иметь при себе не что-нибудь, а букет цветов, притом тех самых, которые тварь не выносит! Виле, ты его береги.

Вилинис кивнула. Лайо почувствовал, как краснеет.

– Хорошо, что оно не пошло следом, – пробормотал Орикон. – Я все равно чувствую его где-то неподалеку.

– Не всякой темной твари приятно схлопотать по роже благословением Элберет, – заявил неунывающий Раймондил. – Но рассиживаться посреди леса не стоит.

– А может, мы еще немножечко отдохнем? – попросила Виле. – У меня ноги до сих пор подкашиваются.

– На кой тебя вообще из крепости понесло? – сердито осведомился Раймондил.

– За корой. В лазарете кончилась ольховая кора, и я решила, что успею до темноты, – Виле снова всхлипнула. – Кто же знал…

Лайо подошел к ней и поднял на руки. Никуда ее одну не отпускать, а то три раза виделись, и два из них с ней что-то приключалось. Виле тоже надо беречь. И как-то сразу тепло и светло от этой мысли стало на сердце, как порой становилось от музыки по ночам, только Лайо это едва помнил. Лишь сейчас подумал, что теперь тепло и светло ему будет всегда. Потому что есть Виле.

Орикон и Раймондил со значением переглянулись и очень деликатно промолчали. А Виле просто обхватила новоявленного кавалера свободной от букета рукой.

До крепости они добрались уже затемно и своим появлением устроили переполох. Даже лорд, потревоженный шумом, вышел во двор.

– Возвращаясь с гор, мы встретились в поле с жутким чудовищем, порождением тьмы, – доложил Орикон, не дожидаясь расспросов.

Лорд внимательно изучил расцарапанные лица друзей, Виле, держащую ощетинившийся колючками сверток, и Лайо, держащего Виле; окровавленный меч Орикона, который тот почему-то нес перед собой, как знамя; бледного, но храбрящегося Раймондила.

Лайо впервые со дня знакомства видел, как у Макалаурэ поднимаются брови.

– Убили? – потрясенно уточнил лорд.

– Удрали! – с гордостью выпалил Орикон.

Уже поздней ночью, когда волнения улеглись, расспросы прекратились, караулы были удвоены, а участники приключения разошлись отдыхать, Орикон вспомнил, что позабыл сыграть для Лайо на арфе.

Орикон оделся, захватил инструмент и отправился к другу. А у дверей его комнаты нос к носу столкнулся с Раймондилом и Макалаурэ. Лорд держал в руках лютню.

– Я тебя будить не захотел, – пояснил Раймондил.

– Значит, сегодня сыграем вместе, – решил Макалаурэ.

Раймондил первым взялся за ручку, начал осторожно приоткрывать дверь, но потом замер и уставился в щелку. Лорд глянул поверх его головы, чуть улыбнулся и тихо сказал:

– Пожалуй, Андалайтэ эта помощь больше не нужна.

Орикон тоже заглянул в комнату.

Первым делом в глаза бросался героический букет, занявший здоровенную напольную вазу, непонятно когда и кем раздобытую. Растрепанные, но по-прежнему сияющие соцветия вперемешку с колючими листьями придавали комнате экзотический вид. Поверх книг на столе стояли кувшин, тарелка с фруктами и пузырек валерьянки. Неподалеку сидел бельчонок и грыз сушеное яблоко.

Лайо дремал, сидя на тахте, а на его коленях крепко спала Вилинис. И лицо у «орчонка» было спокойное и счастливое, как никогда раньше.

Миньялотэ – первоцвет (кв.)