Текст книги "Огонь и крапива (СИ)"

Автор книги: Зола

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

– Это когда тебе грустно, и не хочется, чтобы стало весело.

Кейди нахмурила лоб, её бледно-розовые губы зашевелились, беззвучно повторяя его слова.

– Ты и сейчас не хочешь, чтобы тебе было весело? – осторожно спросила она. Энмор улыбнулся и покачал головой:

– Нет, сейчас хочу. Ты не видела моего учителя?

– Видела. Он вон там, разговаривает с дядей Витаром.

Энмор приподнял голову, глядя туда, куда указывала Кейди, и сердце его упало. Иол и впрямь обсуждал что-то с Витаром, тощим рыжеволосым кметом, у которого вечно болела скотина. Судя по тому, как блестели глаза Иола и как разрумянились его щёки, он уже успел приложиться к бутылке.

Как раз в эту минуту деревенский оркестр грянул плясовую, и на площадку первыми выскочили новобрачные, а за ними – и другие парни и девушки.

Энмор заметил, что Кейди то и дело поглядывает на Ильси и пытается – довольно неумело – двигаться и улыбаться, как она. Как и во многих деревнях, две трети семей в Остоне приходились друг другу роднёй, и Кейди была то ли троюродной, то ли четвероюродной сестрой невесты. Не было ничего удивительного в том, что она старалась подражать своей красивой родственнице, которая так удачно выходит замуж – а ведь для деревенской девушки удачное замужество – предел мечтаний.

Ильси и Сейдо, разумеется, были главными героями этого вечера. Они отплясывали так, что вышитые башмаки едва не слетали с их ног, юбка Ильси вертелась вокруг её талии, как юла, а украшенные бубенцами банты на косах иногда пролетали в опасной близости от лица жениха. Сейдо не отставал от наречённой, и в один момент подхватил и закружил её так, что она весело вскрикнула и засмеялась, обхватив его стройную шею тонкими смуглыми руками. Когда Сейдо поставил её на пол, то все увидели, что цветок астры, до этого сверкавший, как звёздочка, в чёрных волосах Ильси, оказался зажат в зубах Сейдо. Под общий смех и аплодисменты молодожёны поцеловались через цветок.

Кейди шумно вздохнула.

– Только ты не хандри, – сказал Энмор, похлопав её по плечику. – Тебе это ещё рано.

Девочка не успела ответить. Из толпы вынырнула её мама и схватила дочь за руку. Строго отчитав девочку за то, что она отвлекает господина волшебника, и тут же извинившись перед упомянутым господином, она уволокла Кейди подальше.

Тем временем Ильси и Сейдо удалились к своему столу. Кто-то из гостей вскочил с бокалом в руке, во всё горло выкрикивая тост, слова которого совершенно не были слышны из-за шума. Жених и невеста уж точно не вслушивались – они с обожанием смотрели друг на друга. Что-то кольнуло Энмора в бок – может, воспоминания о его собственной любви, которая ни при каких обстоятельствах не могла привести к такому же счастью? Не успел он расчувствоваться, как понял, что это не мысль об Анории настойчиво колет его под рёбра, а острый локоть знахарки Риды.

– Любуешься? – ехидно спросила она его. Энмор пожал плечами:

– Люблю смотреть на всё красивое.

– О да, парочка как на подбор. Готова поспорить, их родители уже делают ставки, на кого будет похож ребёнок.

– Ну, это ещё не скоро, – усмехнулся Энмор.

– А по-моему, очень даже скоро. Иначе бы они не стали играть свадьбу прямо во время ярмарки. Ни один уважающий себя кмет не наплевал бы на приметы, если бы не припекло.

– Ты это о чём? – насторожился Энмор. Рида усмехнулась, как всегда, когда знала что-то, о чём не знали другие.

– Ты знаешь, меня просто бесит эта твоя привычка, – высказался Энмор. Рида лукаво покосилась на него своими чёрными, как арбузные косточки, глазами:

– Я тоже без ума от тебя, Энмор. Сейчас всё объясню. Кметы думают, что во время ярмарки нельзя делать ничего важного. Праздновать обручение или свадьбу, брать или давать деньги в долг… Плохая примета.

Количество примет, в которые верили жители Тонского королевства, не поддавалось никакому исчислению, и всё же Энмор регулярно сталкивался с новыми. Раньше он никогда не слышал о том, что говорила Рида.

– Здесь, видимо, как раз тот случай, когда через месяц станет заметна причина брака, – продолжала знахарка.

Энмор уставился на неё во все глаза. Рида фыркнула:

– Я на своём веку столько беременных повидала! Погляди на неё: она же ничего не ест, кроме орехов.

– Может, нервничает, – отозвался Энмор. – А вообще, все люди любят разную еду. У меня был приятель, который макал солёные огурцы в донниковый мёд и запивал всё это простоквашей.

В этот момент до них донёсся смех Иола, от звука которого Энмор насторожился: судя по всему, учитель уже порядочно пьян.

– Брось, дружище, да разве знахарь сможет с этим справиться? Любой волшебник стоит сотни таких, как они! Так и быть, посмотрю твою корову… После праздника… хотя, лучше завтра…

Лицо Риды на секунду окаменело. Её губы побелели, смуглые щёки покраснели, а глаза сузились, не предвещая ничего хорошего.

– Послушай, – смущённо начал Энмор, ещё не зная сам, что хочет сказать, но в этот момент Рида развернулась так резко, что бронзовая нашивка, болтавшаяся на конце её платка, просвистела у Энмора перед носом, и ему пришлось резко откинуться назад. При этом сидр из его кружки пролился ему на грудь. Пока Энмор, перемежая чертыханье с заклинаниями, осушал свою одежду, Риды и след простыл.

«Забавно получилось, – подумал Энмор, – глупость сморозил Иол, а неловко почему-то мне… И ведь я готов поспорить, что завтра он об этом не вспомнит. А вот Рида ещё долго будет вспоминать его слова»

В своё время не кто иной, как Иол учил его, что магия подобна пирамиде с четырьмя гранями. Все грани равноценны; по каждой из них можно подняться на вершину, но по-настоящему великим магом может считаться лишь тот, кто овладел всеми Четырьмя Гранями Знания. Энмору всегда сложно было это понять: ведь следуя такой логике, человек должен был хорошо знать не только первые три грани – зелёное Знахарство, синюю Ворожбу и красное Волшебство – но и последнюю грань, имевшую чёрный цвет и звавшуюся Тёмной магией. Были времена, когда в магии не существовало никаких запретов; любой, обладающий способностями, мог свободно изучать все стороны знания. Но затем настали тяжёлые времена. Магические войны истощили и разобщили волшебников, и в результате на территории Тонского Королевства воцарилась инквизиция, которая уничтожала волшебников и ведьм. Когда двести лет назад диктатура фанатиков была свергнута, волшебники и волшебницы заключили договор. Отныне в Тонском Королевстве существовали лишь два объединения магов: Гильдия Чародеев для мужчин и Сестринство для женщин. В Гильдии изучали исключительно волшебство; Сестринство занималось ворожбой и знахарством. Тёмная магия была под запретом. Любой волшебник, мужчина или женщина, не должен был изучать то, что не полагалось. Те же, кому лучше всего удавалось знахарство, но не было таланта к другим видам магии, считались менее умелыми волшебниками. То же произошло и с Ридой: несмотря на все свои способности, она по многим причинам не могла состоять в Сестринстве. Энмор хорошо знал и уважал Риду; он никогда не считал её ниже себя. Он был уверен, что и Иол относится к ней также. Но говорят же: что у трезвого на уме – то у пьяного на языке…

Пока Энмор решал, что ему сделать в первую очередь – поговорить с Иолом или отыскать Риду – внезапно хлопнула дверь. Хлопнула так громко и резко, что этот звук пробился сквозь шум, музыку и смех и достиг ушей каждого из находящихся в комнате.

Как по чьему-то приказанию, все разговоры тут же стихли. Скрипка и гармоника жалобно взвизгнули, прежде чем замолчать. Огоньки свечей дружно покачнулись, а некоторые так и вовсе погасли – одни только струйки дыма растаяли в воздухе. Притихшие, ошеломлённые гости обернулись ко входу, где стояла растрёпанная старая женщина в чёрной косынке, с горящими от гнева глазами и перекошенным лицом.

Энмору много раз случалось видеть совершенно невероятные вещи – как чудесные, так и ужасные – но в тот раз он был ошарашен в той же степени, что и все остальные. Ему показалось, что он попал в старую сказку: в разгар весёлого праздника внезапный порыв ветра гасит свечи, и сквозь толпу оторопевших гостей пробирается старая, сгорбленная колдунья. Пробирается прямо к замершим от ужаса новобрачным…

Ксайомэра приблизилась к помосту, на котором сидели жених и невеста, и остановилась. Высоко подняв голову, она посмотрела на побледневшие лица юноши и девушки. Глаза её пылали ненавистью, они так и сверкали из-за завесы седых волос, как холодные зимние звёзды сквозь голые ветки деревьев.

– Я вижу, вам очень весело, – холодно произнесла она. – Сколько людей пришло сюда поздравить вас! Пожелать вам счастья… Я тоже оставлю вам пожелание. Пусть радость, мир и покой всегда обходят вас стороной! Пусть ваша жизнь будет тяжелее свинца, горше смолы, темнее зрачка в глазу ворона, страшнее крика дикой кошки в ночном лесу! Пусть ваше брачное ложе покажется вам адским огнём! Вы, погубители моей дочери! Проклинаю вас вечным проклятьем!

И с этими словами Ксайомэра плюнула на вышитую скатерть.

Потрясённые гости молчали, как мёртвые. В полной тишине волшебница обвела всех торжествующим и в то же время полным горя взглядом.

– Убирайся вон! – закричал Тен, отец невесты, и его гневный крик вывел всех гостей из оцепенения. Зажужжали встревоженные и сердитые голоса, и среди толпы послышались выкрики:

– Да кто её вообще сюда впустил?

– Проваливай, старая карга! Тебя сюда не звали!

– Ишь ты, какая смелая выискалась…

Ксайомэра стояла прямо, словно окостенелое от старости дерево, высоко подняв растрёпанную голову. Губы, с которых недавно срывались отвратительные ругательства, были сжаты плотно, как челюсти черепахи, прищуренные глаза смотрели холодно и презрительно. Не лицо, а мрачная зловещая маска. Магия тому была виной или ещё что, но возмущённые гости ругаться ругались, а ближе, чем на метр, к колдунье не подходили. Вокруг Ксайомэры словно образовался пустой круг. Краем глаза Энмор заметил растерянное лицо Иола. Что же делать? Ясно: надо выводить колдунью отсюда. Энмор начал аккуратно протискиваться сквозь толпу, но тут его опередили.

Оттеснив в сторону кого-то из гостей, в круг вошла Тиориль. Круглое лицо девушки было бледным и взволнованным, а двигалась она хоть и быстро, но как-то скованно. Подойдя к матери, она взяла её за руку:

– Мама, пойдём отсюда. Пойдём!

– Я тебя не звала, Тиориль, – резко ответила Ксайомэра, не удостоив дочь взглядом, – и помощь твоя мне не нужна!

– А по-моему, нужна! – решительно ответила девушка и потянула Ксайомэру за руку. – Пойдём! Пойдём, уже поздно!

В этот раз Ксайомэра повиновалась – но явно не потому, что решила послушать дочь: скорее просто решила, что представление окончено. Посреди вновь наступившей тишины – теперь уже не ошеломлённой, а просто неловкой, – мать и дочь пробрались к выходу. На самом пороге Ксайомэра резко обернулась и ещё раз крикнула напоследок, с нескрываемой злобой:

– Вы пожалеете, очень пожалеете! Попомните мои слова!

Тиориль выволокла её наружу, и дверь захлопнулась.

Энмор тряхнул головой, стряхивая с себя оцепенение, и огляделся по сторонам. Гости были взбудоражены и возмущены; они не умолкая разговаривали друг с другом, обсуждая странную старуху и её отвратительную речь. Энмор перевёл взгляд на Сейдо и Ильси – оба выглядели бледными и оцепеневшими. Впрочем, при втором взгляде Энмору показалось, что бледны они не столько от страха, сколько от ярости. Особенно сильно разозлена была девушка – её побелевшие губы сжались, как створки раковины, пальцы стиснули кубок так сильно, что, казалось, вот-вот сломаются, а в блеске глаз появилось что-то металлическое.

Иол мягко прикоснулся к плечу ученика, и Энмор вздрогнул, оборачиваясь.

– Подержи-ка мою кружку, – спокойно сказал Иол, – а я пока займусь делом. Не думаю, что Гильдия одобрила бы это… но немного волшебства тут не помешает.

Сказав это, Иол неторопливо зашагал между гостями, то и дело ненавязчиво касаясь то одного, то другого своим плечом или локтем. И всякий раз при этих прикосновениях лица людей разглаживались, тревога и гнев исчезали с них, уступая место прежнему спокойствию и радости. Поворачиваясь друг к другу, вновь начиная прерванный разговор, они передавали дальше это спокойствие и добро, уже без участия Иола. Они не забыли происшествия со старухой, но магия заставила их временно отодвинуть его на второй план, выбросить из головы и вновь думать о хорошем – о вкусном вине, ароматах праздничного ужина, о красивой молодой паре и о ярмарке, которая продлится ещё два дня.

Слушая, как музыканты вновь начинают играть на своих скрипках и гитарах, Энмор наблюдал, как лысеющая голова Иола возникает то тут, то там в наполненном зале, и чувствовал, что его самого магия учителя не затронула. То, что произошло, нельзя было просто так выбросить из головы. Махнув рукой на праздник, Энмор повернулся и незаметно выскользнул за порог.

========== Глава 5 ==========

Поздний вечер мало-помалу перешёл в ночь, причём ночь довольно-таки зябкую. Кутаясь в свой длинный плащ, Энмор торопливо шагал по деревенским улицам, не спуская глаз с двух женских фигур, что двигались далеко впереди.

Через несколько минут деревня осталась позади, и Энмор оказался в странном, призрачном городе из шатров и кибиток. Огни театров давно погасли, лишь кое-где на берегу озера слабо мерцали костры. Трепетавшие на свежем ветру флажки казались чёрными, как хлопья сажи.

Укрывшись за одной из палаток, Энмор увидел, как Тиориль завела мать в кибитку. Тихо хлопнула дверь, и воцарилась тишина.

Энмор сделал было несколько шагов вперёд, но остановился в нерешительности. В такие моменты всегда неловко: и уйти стыдно, и чем помочь, не знаешь. И всё-таки он остался, потому что чувствовал: Тиориль ещё выйдет.

И она действительно вышла через несколько минут, усталая и расстроенная. Кутаясь в широкую тёплую шаль, девушка подошла к кромке воды и села на траву, обхватив руками колени.

Энмор осторожно приблизился к ней. Тиориль обернулась к нему:

– Вы что-то хотели, мастер Энмор? – тихим голосом спросила она. Энмор шагнул к ней и сел рядом.

– Да, – отозвался он. – Я хотел спросить, что случилось. Но если не хочешь, не отвечай. Я просто посижу здесь.

Он замолчал и закутался в плащ, глядя на спокойную воду. Несколько минут они сидели молча. До их ушей доносились музыка и смех – праздник в Остоне снова шёл своим чередом. Но на берегах озера было тихо. Лишь ветер шелестел в тростниках и играл лентами на шестах. Тиориль подобрала с земли несколько камушков и принялась бросать их в воду. Энмор последовал её примеру.

– Ты левша? – вдруг спросила Тиориль.

– Нет, правша.

– А почему ты бросаешь камни левой рукой?

– Потому что ты сидишь справа от меня. Я не хочу тебя задеть.

Тиориль помолчала. Потом проговорила странным, дрожащим голосом:

– Мне никогда такого не говорили…

На другом берегу озера сияли разведённые костры, похожие отсюда, издалека, на заблудившиеся золотистые звёзды. На их фоне мелькали фигуры людей. Плеснула вода – кто-то вытащил сети и понёс рыбу к костру.

Энмор вздохнул, и Тиориль тут же повернулась к нему:

– Почему ты вздыхаешь?

– Да просто жалею, что не попал сегодня на спектакль. Пока я шёл на свадьбу, театры только начинали представление. По-моему, там даже играли «Старую ведьму»…

– Ой, ты что, тоже любишь эту пьесу? – воскликнула Тиориль, чуть не подскочив от радости.

– Просто обожаю! Нет в мире ничего свободней мысли…

– Она пронзает стены, мрак, века, – подхватила Тиориль знаменитый монолог, – играючи крушит любые цепи, её шаги звучат в любой тюрьме…

– Когда Эрмесанда произносит этот монолог в тюрьме, у меня просто слёзы наворачиваются, – проговорил Энмор.

– Да, – отозвалась Тиориль, – у меня тоже… Ох, Энмор! Тебе стоило пойти на спектакль. Ты бы не увидел, как мама пришла на свадьбу. А теперь что ты о нас подумаешь!

Энмор замешкался с ответом, но Тиориль, судя по всему, его и не ждала.

– Мне так жаль, что это случилось, – проговорила она. – Нам теперь лучше всего будет уехать отсюда, а ведь мы продали так мало… Да и Сейдо жалко. Он не заслужил такого, и девушка тоже.

Говорила Тиориль очень спокойно, но спокойствие это было каким-то хрупким. Энмор чувствовал: девушка волнуется, на душе у неё тяжело.

– Ты похожа на это озеро, – сказал он. – Оно называется Холодным, потому что глубоко на его дне бьют холодные ключи. На поверхности оно гладкое и спокойное, зато внутри совсем другое.

Тиориль рассмеялась. Смех её чем-то напоминал трели волшебных дудочек, что были развешаны над входом в её шатёр: нежный и грустный. Она опустила голову на руку, чтобы поправить косынку, но Энмор успел заметить, что на её глазах выступили слёзы, и Тиориль торопится их стереть, прежде чем они поползут вниз по щекам.

– Что случилось между тобой и Сейдо? – тихо спросил Энмор. – Почему твоя мама сказала, что он тебя погубил? Он сделал тебе больно? Обидел тебя чем-нибудь?

– Нет, – коротко ответила Тиориль, поднимая голову. Смотрела она не на Энмора, а на озеро. – Я вообще не уверена, что он что-то знал обо мне. Мы и разговаривали-то всего пару раз. Но мама приняла это слишком близко к сердцу. Она очень не любит мужчин. И всегда хотела уберечь меня от любви.

Немного помолчав, она вновь заговорила:

– Мама ушла из Сестринства из-за любви к мужчине. Ей тогда было тридцать пять лет, а он был моложе. Они хотели создать семью, но вы же знаете, Церковь не разрешает ведьмам выходить замуж. Даже если ведьма ушла от своих сестёр… Они прожили вместе только год, а потом он ушёл к другой женщине. Я родилась вскоре после того, как они расстались, и я никогда его не видела. Но мама мне много рассказывала об этом. Она потеряла голову сначала от любви, а потом от ненависти. Самое страшное, Энмор, что она возненавидела не только этого мужчину, но и всех остальных. Она учила меня тому, что все мужчины хотят от женщины только одного – сломить её и подчинить себе, уничтожить в ней то, что сами в ней полюбили. Она пыталась научить меня не влюбляться. Она пережила несчастную любовь, а вы знаете, как это влияет на ведьм.

Энмор знал. Он мог бы сказать Тиориль, что на волшебников это влияет не лучше, но промолчал.

– Ну, а потом к нам в деревню на сезонную работу приехал Сейдо, и я влюбилась, – просто сказала Тиориль, откидываясь назад. – Я не собиралась ему ничего говорить. Я ведь прекрасно понимала, что ничего у нас не выйдет. Но мама обо всём догадалась, и испугалась за меня. Испугалась, что я потеряю свой дар. А ведь я собираюсь вступить в Сестринство. Одна женщина готова принять меня в ученицы. Конечно, мне уже много лет, но ведь мама многому меня научила, так что, думаю, я справлюсь.

– Значит, ты не сердишься на Сейдо?

– Конечно, нет. За что мне на него сердиться? Я ведь видела его невесту, она красавица. Кто посмотрит на меня, когда есть она! Я желаю им счастья. Мне жаль, что так вышло сегодня.

Энмор хотел ответить, но тут со стороны деревни донеслись радостные крики и пение. Молодые волшебники разом обернулись, чтобы увидеть, как по далекой деревенской улице идёт свадебная процессия. Энмору даже показалось, что он видит силуэты жениха и невесты, которых несли на высоко поднятых руках захмелевшие гости. Они направлялись к одинокому дому, что возвышался на столбах в отдалении от деревни.

– Дом первого счастья, – пробормотал Энмор.

– Что? – переспросила Тиориль, не сводя своих голубых глаз с толпы.

– Так здесь называют дом, в котором молодожёны проводят свою первую ночь. Раньше люди верили, что в первую ночь после свадьбы жениха и невесту окружают духи. Поэтому они должны были провести эту ночь подальше от остальных людей.

– Но разве церковь не учит, что это ложь? – серьёзно спросила девушка.

– Учит, конечно. Но старые обычаи так просто не забываются. Гляди, они забираются по лестнице.

Действительно, ловкий Сейдо уже забрался на самый верх и теперь склонился над лестницей, готовясь подать руку своей юной жене. Ильси поднималась медленнее и тяжелее; глядя на неё, Энмор вспомнил слова Риды и мысленно хмыкнул: эта ночь будет далеко не первой, которую Ильси и Сейдо проведут вместе, а значит, духов бояться нечего. Наверняка родственники молодожёнов тоже обо всём осведомлены, но приличия соблюдать надо.

Ещё немного посвистев и посмеявшись после того, как дверь за молодожёнами закрылась, селяне стали расходиться по домам. Кое-кто ещё затягивал песни, но они почти сразу стихали, гасли, как огоньки в окнах дома старосты. Праздник кончился, и все спешили выспаться перед завтрашним днём.

– Ну что ж, Тиориль, пока, – сказал Энмор, вставая и протягивая руку девушке. – Было приятно поговорить.

– Мне тоже, Энмор! – сердечно сказала девушка, пожимая его руку своей пухлой мягкой ладонью. – Надеюсь, мы ещё увидимся завтра! Спокойной ночи!

– Спокойной ночи!

С этими словами они разошлись. На душе у Энмора было легко и спокойно.

Как оказалось, зря.

========== Глава 6 ==========

Энмор проснулся поздно – солнце уже поднялось. На ночь он устроился на сеновале, и теперь лежал, лениво растянувшись на сложенном сене, и щурился на солнечные лучи, проникавшие сквозь щели в дощатых стенах. Неподалёку раздалось шуршание, потом громкий писк, и в следующую секунду откуда-то выскочил Висельник: глаза смотрят хищно и довольно, в зубах зажата маленькая мышка. Похвалив кота за хорошее исполнение обязанностей (на что тот ответил глухим ворчанием и поднятой шерстью), Энмор вышел наружу.

Снаружи сверкало солнце, шелестели последние листья на деревьях. Со стороны Холодного озера ветер доносил шум ярмарки. Шагая по улице, Энмор почти никого не встретил, кроме нескольких кметов, с которыми обменялся приветствиями.

Через несколько минут он дошёл почти до самого края деревни. По обе стороны улицы тянулись огороды, из-за покосившихся серых заборов поднимались высокие стебли кукурузы. Впереди, на самом краю леса, торчал на сваях «дом первого счастья». Остановившись, Энмор внимательно посмотрел на него. Всё-таки какое нелепое сооружение, хуже не придумать. Ну, надо надеяться, Ильси и Сейдо неплохо провели эту ночь. Как и несколько предыдущих, если верить Риде.

Рида… Энмор помрачнел, подумав о ней. Последний раз он видел её вчера – рассерженной и оскорблённой словами его учителя. Чего доброго, она вообще ушла обратно в Старые Клыки. Или нет? Вон та одинокая женщина, что медленно идёт со стороны леса, в цветастой юбке и с растрёпанными чёрными волосами – уж не она ли это?

Энмор решительно двинулся навстречу, но остановился, не сделав и трёх шагов. Это была не Рида. Это была Камали, мать Ильси. Красивая, как её дочь, смуглая и статная брюнетка, которая ещё вчера была такой радостной, нарядной и горделивой, теперь брела согнувшись, глядя перед собой остановившимися глазами. Платок свалился с её головы, и длинные чёрные волосы свесились на бледное, постаревшее лицо. В руках она держала кувшин с молоком, не замечая, что руки трясутся и молоко плещется на грязную дорогу.

Энмор бросился к ней и подхватил её прежде, чем она упала. Голова женщины запрокинулась, кувшин вывалился из рук, и молоко хлынуло оттуда потоком, забрызгав сапоги Энмора и юбку Камали. Потом, вспоминая обо всём, он неизменно видел в памяти эту яркую картину: пронзительно голубое осеннее небо, желтые листья у обочины дороги, тёмно-серую грязь и белое-белое молоко.

– Убили, – прошептала мать невесты, слабыми, как у цыплёнка, пальцами хватая волшебника за рукав. – Убили, мастер Энмор, убили…

Еле подняв обмякшее тело, Энмор потащил женщину к деревне. На улицах, как назло, не было ни души – все ушли на работу или на ярмарку. Мысленно сыпя проклятьями, Энмор вертел головой по сторонам, но никого не видел. И вдруг, совсем как вчера ночью, его окликнул молодой голос:

– Магистр Энмор!

Резко обернувшись, Энмор увидел Рихана. Подумать только, что ещё недавно он рад был от него избавиться! Сейчас он был чертовски рад его видеть. Молодой волшебник быстро подбежал к Энмору и подхватил Камали с другой стороны, но она словно бы даже и не почувствовала этого.

– Что случилось? – спросил Рихан, пока они осторожно вели Камали к её дому.

– Я пока и сам толком не знаю, – ответил Энмор. – Она что-то говорила об убийстве.

– Убийство? Здесь? – выдохнул Рихан. Испуг мешался с недоверием в его огромных глазах. Энмор ответил ему мрачным взглядом.

– Она несла кувшин молока в руках, – тихо, но веско сказал он. – Здесь есть такая традиция – наутро после свадьбы мать невесты приносит молодым молоко.

– Молодым… – Голова Рихана дёрнулась, будто бы он хотел обернуться назад и посмотреть на «дом первого счастья». – Вы думаете, убили жениха и невесту?

– Я не знаю.

Вдвоём они довели – вернее, дотащили, потому что ноги совсем не держали её – госпожу Камали до дома, где её уже ждал муж. Стоя на крыльце, Тен смотрел на дорогу и улыбался, ожидая весёлую жену и разрумянившихся от прогулки дочь с мужем. Улыбка мгновенно погасла на его усатом лице, а румяные щёки стали серыми, когда он увидел, что два волшебника Гильдии несут на руках его безмолвную жену. В один прыжок соскочив с крыльца, он бросился навстречу.

– Что такое?.. Камали!..

– Отведите её в дом, господин Тен, – твёрдо сказал Энмор.

– Но что случилось? – не унимался перепуганный кмет. – Где моя дочь? Этот мерзавец увёл её с собой, так?!

– О каком мерзавце идёт речь? – раздалось от калитки. Там, скрестив здоровенные руки на груди, стоял Велето – отец Сейдо.

– Возможно, Ильси и Сейдо в опасности, – быстро сказал Энмор. – Я должен срочно найти их. Вы не видели моего учителя?

– Иол сейчас на другом конце деревни, лечит чью-то корову, – вмешался женский голос. Энмор развернулся кругом – и увидел знахарку Риду. Она лениво подпирала стену сарая. Столько людей в пределах дома Тена, в то время как на улицах не было никого, так обескуражило Энмора, что он мог лишь предположить, что они все прятались прямо в доме, как актёры за занавесом.

Оторвавшись от стены, Рида решительным шагом направилась к Тену:

– Друг мой, послушайтесь мага и заведите жену в дом. Я попытаюсь ей помочь.

Растерянный Тен безмолвно покорился. Когда за ним, его женой и знахаркой закрылась дверь, Рихан обернулся к Энмору:

– Нам нужно скорей вернуться! Надо узнать, что случилось!

– Сейчас и без нас всё узнают, – пробормотал Энмор, глядя в спину Велето, который быстрым шагом двигался по улице к лесу. Возле одного из домов он остановился и поманил кого-то рукой – и тут же из переулка выскочил парень, один из тех, кто был на свадьбе, и поспешил за ним.

– Что здесь происходит? – донеслось откуда-то сзади, и Энмор резко повернулся. Облокотившись на изгородь, во двор невинными голубыми глазами заглядывал Иол.

– Где ты пропадал? – ахнул Энмор.

– Помогал Витару лечить корову, – рассеянно ответил Иол. – А потом увидел, как Рида идёт сюда. Я её звал-звал, а она как будто и не слышит. Может, простудила уши вчера? Я говорил ей, не гуляй вечером на берегу Холодного озера…

– Об этом потом, – перебил его Энмор. – Случилось что-то ужасное. Не знаю точно, что именно, но случилось.

В двух словах он рассказал Иолу, что видел и слышал. А тем временем к дому уже стекались люди, неведомо как прознавшие, что в семье Тена и Камали что-то неладное. К тому времени, как Энмор закончил рассказ, возле дома уже собралась небольшая толпа, Рихан нетерпеливо притопывал ногой, а с конца улицы донеслись крики:

– На помощь! Помогите! Убийство!

Толпа ухнула и вздрогнула. Кое-кто, оцепенев, остался стоять на месте; кое-кто бросился было на крики, но Иол громко велел:

– Всем оставаться на своих местах! Пойдём только мы с Энмором!

– А я? – взвился Рихан.

– Охраняй людей, – велел ему Энмор. Рихан покраснел – не то от радости, что ему поручили ответственное задание (хотя, на самом деле, никакой охраны не требовалось – Энмор подозревал, что убийца уже далеко), не то от обиды, что его не берут на место преступления. Во всяком случае, он сдержанно поклонился и отступил назад.

Через две минуты они уже были возле дома на сваях. На траве, горько рыдая, сидел отец Сейдо. Двое мужчин, его родственников, утешали его, хотя и сами были потрясены горем. Увидев Иола и Энмора, один из них махнул рукой, хотел что-то сказать, но вместо этого глухо застонал и закрыл лицо руками.

– Идём, Энмор, – тихо сказал Иол. – Надо посмотреть, что случилось.

Вскарабкавшись вслед за учителем, Энмор оказался внутри. Комната была совсем маленькой, и почти всё пространство было занято широким ложем, убранном белыми льняными простынями. Изголовье, по местному обычаю, было украшено цветами – последними астрами и цинниями, сиявшими прощальным багряным огнём. Всё здесь было приготовлено для «первого счастья». Но никакого счастья тут не было и в помине.

Словно окаменев, Энмор застыл у входа, глядя на кровать. На белых простынях вытянулись два костяка, обтянутых тёмной иссохшей кожей. Провалившиеся глазницы уставились в потолок, тёмные рты раскрылись в жутком немом крике.

Молодые люди были не просто мертвы – казалось, что они умерли очень давно. Это было похоже на жестокую, циничную шутку.

Иол, уже принялся за дело. Своими тонкими, как у юноши, пальцами он легко ощупывал тела, осматривая тонкую, словно пергамент, кожу, разинутые тёмные рты, скрюченные пальцы.

– Что с ними случилось? – спросил Энмор, хотя ему казалось, что он уже знает ответ. И не ошибся.

– Кто-то взял их кровь, – ответил Иол.

Взял. Энмор ждал других слов.

– Ты имеешь в виду – выпил их кровь? – уточнил он. Иол мрачно помотал головой, разглядывая ладонь Ильси. Он поднял руку и почти дотронулся своим указательным пальцем до указательного пальца девушки:

– Вот, посмотри.

Энмор склонился над высохшей ладонью и увидел маленькую ранку на пальце. Совсем крохотную. Края её были сухими – не осталось ни единой капельки крови.

– Вампиры обычно кусают свою жертву в шею, локоть, бедро – туда, где проходят крупные сосуды, – сказал Иол, – но я никогда не слышал, чтобы вампир кусал жертву в палец. А ведь больше никаких повреждений на телах нет. Значит, кровь была извлечена именно из надрезов на пальцах, и именно эти раны убили молодых людей.

Энмор почувствовал лёгкое головокружение. Пользуясь тем, что Иол на него не смотрит, он сел на кровать – не хватало ещё хлопнуться в обморок. А к этому он был близок. Если уж Ильси и Сейдо предстояло этой ночью погибнуть, то уж лучше бы это был вампир, да хоть целая стая вампиров, лишь бы не то, о чём говорил Иол.

– Ты думаешь, это сделал лич? – глухим голосом спросил он. Учитель ответил не сразу. Он всё ещё продолжал смотреть на мёртвые лица Ильси и Сейдо. Потом, не поднимая глаз на Энмора, тихо произнёс: