Текст книги "Огонь и крапива (СИ)"

Автор книги: Зола

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

========== Глава 1 ==========

В одну тёмную, холодную осеннюю ночь двум мужчинам, разделённым многими милями, приснился один и тот же сон.

Сон этот начался с образа столовой залы в старом поместье. Это была мрачная, тёмная и душная комната. Стены, обитые тканью густого винного цвета, казалось, сдавливали пространство, плотные шторы на наглухо закрытых окнах не пропускали внутрь ни одного дуновения свежего воздуха. Даже свечи горели как-то неохотно: их огоньки вздрагивали, будто в ознобе, отражаясь в тусклом стекле бутылок.

На стенах были развешаны портреты бывших владельцев поместья. Дюжина лиц, мужских и женских, глядела из выкрашенных золотой краской рам. Лица эти были глупыми, тщеславными, сладострастными – или же благородными, умными, спокойными. В дрожащем свете свечей лица этих давно умерших людей казались живее, чем лицо того, кто сидел сейчас за столом, в полном молчании и одиночестве осушая бокал за бокалом.

Это был мужчина лет двадцати пяти, высокий и широкоплечий. Бархатный камзол, казалось, вот-вот лопнет на его широкой груди и плечах; кружевной воротник (изрядно заляпанный пятнами вина и соуса) почти совсем скрылся под падавшими на плечи золотисто-каштановыми кудрями. Лицо можно было бы назвать красивым, но то ли от вина, то ли от чего ещё, выражение этого лица было отталкивающим, почти зверским. Обрамлённый золотистыми усиками рот болезненно искривился, между губ то и дело мелькали оскаленные зубы. Тёмно-синие глаза неподвижно уставились в никуда.

Он пил молча, уничтожая лучшие и благороднейшие вина из коллекции, которую при жизни так трепетно собирал его отец. Он изо всех сил старался опьянеть, но в этот вечер зелёные черти, по-видимому, решили обойти его дом стороной – опьянение никак не наступало, и вместо блаженного отупения душа мужчины находилась во власти ужаса, гнева и отчаяния.

В доме царила тишина. Он ждал криков и стонов, но роды, похоже, проходили легко. Лишь несколько раз до его ушей донеслись торопливые шаги служанок, таскавших в комнату жены горячую воду, простыни и другие средства; как-то он услышал тихий вскрик, но не был уверен, что ему не померещилось. Он не знал, что там происходит, но был уверен: ничего хорошего. Эти роды кончатся плохо. Иначе и быть не может.

В дверь тихо постучались. Мужчина сжал горлышко бутылки, но пальцы его тут же обмякли. В прошлый раз он швырнул бутылку в голову слуге, лишь немного промахнувшись – осколки разбившегося о косяк стекла ещё поблёскивали на ковре. Но в этот раз он передумал: не из жалости к слугам, запуганным пьяными выходками господина, а просто от усталости.

– Что ещё?! – хрипло крикнул он. Дверь со скрипом отворилась, и в комнату вошёл седой старик в серой ливрее.

– Осмелюсь доложить, господин, – робко сказал он, – всё позади. Госпожа родила мальчика.

На несколько секунд в столовой воцарилось молчание. Не радостное молчание, а напряжённое и тягостное. Наконец мужчина грузно и тяжело поднялся на ноги.

– Так, – сказал он. Оперся плохо слушающимися руками о столешницу. – Она жива?

– Госпожа чувствует себя хорошо, – нервным голосом отозвался старик. – Сейчас она спит.

– Проводи меня к ней, – мужчина вышел из-за стола и отправился вслед за слугой по пустым коридорам.

Поместье было большим и старым. Первое здание на этом месте было возведено ещё четыреста лет назад; шли годы, и к маленькому каменному замку пристраивались всё новые и новые помещения, в то время как на родословном древе владельцев вырастали всё новые и новые ветви. Но сейчас половина комнат была закрыта, окна там были задёрнуты шторами, а мебель упакована в чехлы: синеглазый барон, нетвёрдо шагающий по коридорам, был последним в роду. Точнее, предпоследним – ведь у него только что родился наследник.

В комнате, где проходили роды, воздух был посвежее. Видимо, недавно проветривали – в воздухе таял аромат росы и цветущей черёмухи. Возле окна, дыша ровно и глубоко, спала роженица. Милые черты её лица, ещё недавно искажённого от боли и усталости, светились спокойствием. Две служанки молча сворачивали окровавленное бельё, ещё одна протирала мокрой тряпкой пол. Возле кровати стоял приглашённый доктор. Заметив барона, врач поднялся на ноги, поправил дрожащей рукой очки и поклонился.

– Где мой сын? – без церемоний спросил барон. Доктор моргнул, как будто вопрос застал его врасплох. Потом подошёл к кроватке и поднял на руки крохотного младенца:

– Взгляните, сударь.

Барон шагнул вперёд. Внезапно его охватила робость, которая через несколько секунд переросла в настоящий ужас.

Со сморщенного, красного личика на него смотрели абсолютно белые слепые глаза.

Услышав голоса взрослых, ребёнок открыл ротик, собираясь заплакать. Но из маленького горлышка не вырвалось ни звука. Лишь зашевелился в глубине рта крохотный, уродливый отросток, отдалённо напоминающий язык.

Барон с криком отшатнулся… и в следующую секунду проснулся у себя в спальне, дрожа, обливаясь потом, сжав кулаки. Переведя взгляд на свои руки, он увидел зажатые в пальцах длинные серебристые волоски – во сне, сам того не замечая, он в ужасе вцепился в свои теперь уже седые волосы…

В ту же секунду, подскочив на своей кровати, стуча зубами от ужаса, пробудился молодой волшебник Энмор Кровеглазый.

========== Глава 2 ==========

– Давай сразу договоримся: ты не спрашиваешь меня про мой сон, я не мешаю тебе пить. Можешь покупать себе что угодно: сидр, водку, гномье пиво – я слова не скажу, только, пожалуйста, Иол, прекрати меня донимать! Ладно?

– Не ладно! – решительно отрезал Иол. – Пока ты не расскажешь мне, что тебе снилось, разговор не окончен!

– Это был просто кошмар! – закатил глаза Энмор. – Самый! Обыкновенный! Кошмарный! Сон! И больше ничего!

– Волшебнику никогда не снятся самые обыкновенные кошмарные сны! – твёрдо сказал Иол. – Раз уж ты не хочешь ничего рассказывать мне – расскажешь сновидцу. Я даже готов за тебя заплатить.

– Ну, спасибо, – усмехнулся Энмор. Не обратив никакого внимания на сарказм в его голосе, Иол взял ученика за руку и настойчиво потянул его за собой.

Остонская ярмарка, которая ежегодно проводилась на берегу Холодного озера в последние дни октября, славилась своими чудаковатыми гостями. Кто только сюда не приезжал – почтенные длиннобородые чародеи из Гильдии и юркие, взъерошенные маги-отщепенцы, не входившие в этот орден; зеленокожие гоблины с дальних северных земель и суровые гномы, которые, впрочем, быстро веселели и добрели, стоило им выпить кружку-другую доброго местного сидра; бродячие акробаты и музыканты, актёры и кукольники, предсказатели и торговцы сладостями… И всё же прохожие, казалось бы, чего только не перевидавшие за первый день ярмарки, с любопытством оглядывались на странную троицу – невысокого лысеющего волшебника в заляпанной зельями куртке, смуглого юношу с недовольными глазами пронзительно-красного цвета, и здоровенного серого кота, который восседал на плече у юноши с чрезвычайно самодовольным видом.

Оглядевшись по сторонам, Иол заметил небольшую кибитку, разрисованную ярко и с фантазией – по стенам порхали, переливаясь яркими цветами, роскошные райские птицы. Над входом развевался флаг с листком чертополоха – верный знак того, что в кибитке можно купить магические ингредиенты. А чуть ниже флага к флагштоку был привязан небольшой чёрный вымпел с изображением золотой человеческой руки.

– Отлично, а вот и гадатель, – решительно сказал Иол, подтаскивая упирающегося Энмора к себе с такой силой, которую трудно было ожидать от пожилого и с виду не особо крепкого мужчины. Башмаки Энмора пропахали две бороздки на дороге, а сам он резко наклонился вперёд и чуть не стукнулся носом о макушку своего учителя. – Идём, Энмор, и не веди себя как ребёнок.

– А как ещё мне себя вести, если ты обращаешься со мной, как с ребёнком? – возмущённо пробормотал Энмор, следуя за учителем в кибитку. Висельник остался сидеть у входа.

Серебряные трубочки, подвешенные над дверью, мелодично загудели, и девушка за прилавком подняла голову от книги. Энмор столкнулся с ней взглядом и невольно замер, а все неприятные мысли со свистом унеслись из его головы. Ибо глаза у девушки были такие красивые, нежно-голубые и светлые, что сердце у него забилось быстрее.

– Добрый день! – приветливо сказала она, приподнявшись. – Если не ошибаюсь, мастер Энмор Кровеглазый? А вы – мастер Иол?

– Верно, – сказал Иол прежде, чем Энмор успел рот раскрыть. – Хотя, должен признаться, это очень неловко, когда собеседник знает тебя, а ты не знаешь собеседника.

– Меня зовут Тиориль, – представилась девушка. – Этот шатёр принадлежит моей матери.

Энмор внимательно взглянул на неё. Тиориль, значит. Имя переводится как «Дикая Роза». Впрочем, на розу, а уж тем более дикую, девушка не походила. Скорее на милую садовую маргаритку. Она была невысокая, пухленькая, с круглым лицом и нежно-розовыми щёчками. Её гладкие светлые волосы были заплетены в косу и прикрыты голубой косынкой, завязанной надо лбом двумя узелками, похожими на маленькие рожки – так носят платки селянки на юге графства Ульвельда.

– Вы приехали на ярмарку издалека, Тиориль? – вежливо поинтересовался Иол. Энмор тем временем с трудом оторвал глаза от девушки и огляделся по сторонам. Всё пространство было уставлено резными столиками, поставцами и сундучками, на которых аккуратно выстроились баночки и горшочки со снадобьями. От жаровни, стоявшей на трёх ножках посреди шатра, разливалось приятное тепло и аромат – очевидно, Тиориль подсыпала в угли розмарин и можжевельник.

– Не особенно, – отозвалась девушка, наблюдая за тем, как Энмор берёт с полки то одну, то другую банку и потом аккуратно ставит их обратно. – Ищете ингредиенты для зелий, мастер Энмор?

– Нет, мне нужны серебряные иглы. У вас не найдётся штук пяти-шести?

– Заговорённых? – уточнила Тиориль, нагибаясь за прилавок.

– Нет, – покачал головой Энмор, – я сам заговорю…

Судя по несколько ошарашенному молчанию Тиориль, он сказанул лишнего. И скептический кашель, раздавшийся внезапно откуда-то из-за шкафчика, был лучшим тому доказательством.

Часть полога в противоположной от входа стороне кибитки внезапно откинулась, открывая взору тёмное пространство, которое, впрочем, тут же загородила высокая женская фигура. Эта женщина была одета в длинное шерстяное платье, её плечи окутывала чёрная шаль, по виду очень тёплая и очень старая. Как и у Тиориль, голова её была повязана косынкой с двумя узелками надо лбом – только косынка была чёрной, а волосы спутанными и седыми. Маленькое, сморщенное, смуглое лицо казалось совсем высохшим и безжизненным, и только тёмные глаза сверкали на нём с удивительной яркостью и силой – но в этой силе не было ничего доброго, одно только надменное, ледяное презрение.

– С каких это пор волшебники Гильдии занимаются ворожбой? – презрительно спросила она, глядя не в лицо Энмору, а на фибулу, скалывающую воротник его плаща. Фибула была сделана из бронзы и украшена треугольником из сердолика. Такую застёжку носили на одежде все волшебники Гильдии Чародеев.

– С тех самых, как ведьмы из Сестринства продают свои зелья и амулеты на ярмарках, – сдержанно отозвался Энмор. Старая женщина приподняла брови.

– Один-один, – признала она скрипучим голосом и неприятно усмехнулась. – Как ты догадался, что я из Сестринства?

– Такие зелья, какие здесь продаются, простой знахарке не приготовить. Ну и дудочки, конечно. Заговор Ксайомэры Эрменгардской, если не ошибаюсь?

Морщины на лице старой ведьмы чуть разгладились, но лёд в глазах не растаял. Она слегка наклонила голову:

– Да, эта бедняжка всегда любила музыку. Меня, кстати, тоже зовут Ксайомэра.

– А меня – Энмор.

– Я догадалась. Вы весьма известная личность, господин Кровеглазый. Особенно после того, что случилось в столице месяц назад.

Голос её по-прежнему звучал надменно и холодно, и Энмор не понял, одобряет она то, что он сделал, или нет.

Тут в разговор решил вмешаться Иол.

– Добрая госпожа Ксайомэра, – вежливо и несколько смущённо заговорил он, отвешивая ведьме поклон, – мы с моим учеником пришли сюда, потому что над входом висит вымпел с символом гадания.

– Вы хотели бы получить предсказание? – изогнула брови Ксайомэра. Голос её был таким холодным, как будто она хотела добавить: «А с чего вы взяли, что имеете на это право?»

– Вот именно! – просиял Иол. – Впрочем, если вы не занимаетесь толкованием снов, мы не станем вас беспокоить…

– Отчего же, – надменно отозвалась Ксайомэра, отступая за занавеску и поддерживая её высохшей рукой, – я весьма хорошо разбираюсь в толковании снов, и буду рада дать вам добрый совет…

Оба волшебника шагнули в темноту следом за ней и оказались в маленькой комнатке. Энмор не раз бывал в шатрах ярмарочных прорицателей (чаще ради развлечения – в предсказания он не верил), но этот отличался от всех, что он видел. Полог не был украшен ни вышивкой, ни бахромой, на полу лежал толстый ковёр, изрядно поеденный молью, а в нескольких местах даже прожжённый. Здесь не было ни толстых подушек для сидения, ни курильниц с ароматным дымом, ни таинственных зеркал и хрустальных сосудов, ни карт и костей. Только маленький, мутный хрустальный шар на низком столике.

Ксайомэра уселась прямо на ковёр, скрестив ноги и выпрямив спину. Энмор и Иол опустились напротив неё, с другой стороны низкого столика.

– Итак, – сказала Ксайомэра, поднимая высохшие руки над шаром, – чей сон мы будем толковать?

– Его, – сказал Иол, кивая в сторону Энмора. – Давай, Энмор, рассказывай, что тебе приснилось.

Энмор подавил глубокий вздох и начал:

– Я видел во сне собственное рождение.

Пальцы Ксайомэры задвигались над шаром, который стал медленно наполняться туманом. Покосившись на Иола, Энмор был неприятно удивлён тем выражением потрясения, которое появилось на лице пожилого волшебника. Он подумал, что если бы ему приснилась собственная смерть, Иол не был бы так поражён.

– Когда ты родился? – глухо спросила колдунья.

– Двадцать один год и пять месяцев тому назад.

– Это было весной, – пробормотала колдунья, вглядываясь в шар. Энмор тоже посмотрел туда, но ничего не увидел, кроме мутного серого тумана и одного довольно грязного отпечатка пальца у самой подставки. – Что ты знаешь о своём рождении?

– Я знаю, что родился без языка и с бельмами на обоих глазах. Моя мать отвезла меня к Иолу, чтобы он меня вылечил, и…

– Этого не было во сне! – резко ответила Ксайомэра.

– Откуда вы знаете? – спросил Энмор. Он не мог поверить, что колдунья видит его сон в шаре, к которому, не отрываясь, прилепился её застывший взгляд. В глубине души он считал, что все эти фокусы предсказателей – пустое шарлатанство. Но Ксайомэра, судя по всему, была весьма уверена в своей правоте, да и не только она. Иол, бледнее собственной рубахи (что было совсем не удивительно, учитывая, сколько зелий он на неё пролил), переводил взгляд с ученика на колдунью, затаив дыхание, как зритель на жутковатом спектакле.

– Я вижу, что твоя мать отвезла тебя к Иолу не сразу, – монотонно произнесла Ксайомэра. – Что именно ты видел во сне?

– Своего отца, – отозвался Энмор. – Он пьянствовал. Потом ему сообщили, что родился я. Он пошёл в комнату, а я… следовал за ним.

– Что ты чувствовал?

– Мне было…

Энмор осёкся. Только сейчас он осознал, что на протяжении всего кошмара не испытывал страха. Ужас, от которого он проснулся, охватил его лишь в последний момент, при виде слепых глаз ребёнка. А тогда, когда он следовал за своим отцом по тёмным коридорам, ему было…

– Хорошо, – тихо произнёс он. – Очень радостно. Как будто… как будто я ждал праздника. Подарка… Награды…

– Хватит! – выдохнул Иол. – Хватит! Посмотрите на шар!

Энмор, словно очнувшись, посмотрел на шар и слова застряли у него в горле. И до того не особо прозрачный, шар медленно наполнялся туманом, который поначалу был розовым, но чем дальше, тем явственнее приобретал кроваво-красный цвет. Лицо Ксайомэры из раздражённого стало испуганным, дрожащие губы приоткрылись, но она ничего не могла сказать.

Поверхность шара внезапно покрылась мелкими трещинами. Раздался тихий, угрожающий свист…

– Ложитесь! – закричал Иол и толкнул Энмора на пол, одновременно магическим ударом сбив с ног прорицательницу. Ровно через секунду шар взорвался с треском и звоном. Крупные осколки вонзились в толстую ткань, которой были обиты стены, мелкие рассыпались по ковру и подушкам. Клубы красного дыма вырвались наружу, и одновременно с этим в уши Энмора ударил громкий, низкий, чудовищный смех. Смех, который тут же прекратился, но остался в сердцах всех, кто его слушал, чтобы никогда не уходить из памяти, чтобы являться в ночных кошмарах, чтобы грызть душу ледяной тревогой в одинокие вечера…

– Уходите отсюда, – прохрипела Ксайомэра. Энмор обернулся к ней – она сидела у полога, на бледном морщинистом лице сверкали перепуганные, злые глаза. Она взглянула в лицо молодого волшебника и в её глазах сверкнула ненависть.

– Демон красноглазый! – выплюнула она. – Не смей больше приходить сюда!

Полог резко отлетел в сторону, и внутрь ворвалась Тиориль – глаза широко распахнуты, платок съехал на сторону, в руке короткий ножик:

– Мама! Что здесь…

И замолкла на полуслове, в тихом изумлении оглядывая изодранную ткань, струйки дыма и жалкие остатки хрустального шара.

– Уходи, Энмор, – тихо сказал Иол. – Подожди меня на улице…

Оглушённый Энмор кое-как поднялся на ноги, шатаясь, подошёл к выходу и обогнул Тиориль, старательно не замечая её круглых, как монеты, глаз, уставившихся прямо на него. Он успел лишь услышать, как Иол заикается о деньгах, но Ксайомэра ответила возмущённым шипением.

Снаружи его окружил радостный праздничный шум: сотни голосов разговаривали, смеялись, торговались и пели вокруг; тут и там в разговоры вступали свирели, гитары и скрипки. Весело и деловито потрескивали разведённые костры, над которыми медленно поджаривались огромные окорока, спелая кукуруза и сладкие рулетики из сдобного теста. Разноцветные флажки и вымпелы трепетали под ярко-голубым небом. Мимо, смеясь и болтая, проходили нарядные гости. Почти никто не обращал внимания на растерянного долговязого юношу, а если кто и сталкивался случайно взглядом с его ярко-алыми глазами, то тут же отворачивался.

Висельник, наконец-то дождавшийся хозяина, вскарабкался по его телу, как по колонне. Рассеянно поглаживая кота, Энмор погрузился в свои мысли. Мало-помалу оцепенение спадало, и к нему возвращались чувства. Чувства, прямо сказать, не самые добрые. К тому времени, как из шатра вышел донельзя смущённый Иол, его ученик уже пылал от гнева.

– Да, не стоило этого делать, – тихо сказал пожилой волшебник. – Ты как, Энмор? Тебя не задело осколками?

– Нет, – буркнул Энмор.

– Ты сердишься на меня, – вздохнул Иол, и это не было вопросом. Почему-то его тихое раскаяние взбесило Энмора ещё сильнее.

– Разумеется, сержусь! – воскликнул он, развернувшись к учителю. – Я с самого начала не хотел этого! Но ты плевать хотел на мои слова!

– Это не так, Энмор! – воскликнул Иол.

– Именно так! Я всегда говорю правду, разве нет? Ты меня заколдовал! Все вокруг имеют право на секреты! Один я не могу скрыть ничего и ни от кого!

Резко отвернувшись, он кинулся в толпу, невежливо расталкивая прохожих. Несколько сердитых криков потонули в шуме толпы, но никто не погнался за Энмором и не затеял драку. Их счастье – сейчас молодой волшебник был настолько обозлён, что не владел собой. Ничего не соображая, с гулко бьющимся сердцем, он спешил всё дальше вглубь ярмарочного поля, а в ушах у него звенел злобный голос Ксайомэры:

«Демон красноглазый!»

– Эй, парень, повежливее! – гаркнул над его ухом чей-то оглушительный голос.

– Простите, – огрызнулся Энмор, не оглянувшись, но чья-то крепкая рука схватила его за плечо и заставила остановиться.

– Послушайте, я же извинился, – сказал Энмор, оборачиваясь и глядя в худое, бледное лицо мужчины лет пятидесяти, закутанного в багрово-красную мантию. Взглянув на него, Энмор сразу подумал, что незнакомец похож на старого облезлого лиса. Волосы у него были ярко-рыжие, длинные и клочкастые, они топорщились на вытянутой лысеющей голове, как пучки травы. Глаза незнакомца, узкие, карие и недобрые, неприятно буравили лицо Энмора.

– Волшебник Гильдии, – пробормотал он, скользнув взглядом по застёжке плаща Энмора. – Не думал, что вас не учат почтению к старшим! Ладно, иди, – и оттолкнул молодого человека так, что тот врезался спиной в чей-то прилавок и упал – хорошо ещё, что ничего не уронил и не рассыпал. Когда Энмор поднялся на ноги, незнакомца уже не было. Глухо бормоча нехорошие слова, Энмор зашагал прочь.

Лишь через несколько минут он вспомнил, что ещё его насторожило в рыжем мужчине.

Как и Энмор, он носил на плаще знак своего ордена. Но это был не треугольник из красного сердолика, которым щеголяли волшебники Гильдии.

Это был чёрный кружок Братства Смотрящих – самого загадочного и таинственного общества волшебников Тонского королевства, о котором ходили слухи один мрачнее другого.

Энмор затравленно оглянулся. Кругом царило веселье и оживление. Дрались на деревянных мечах двое гномьих детей, расхваливала свой товар торговка стеклянными бусами, торговались возле оружейной лавки трое светловолосых северян. Нигде не было и следа рыжеволосого мага. Нигде, кроме сердца Энмора, в котором эта неприятная встреча поселила слабую, но уверенную тревогу.

========== Глава 3 ==========

Остаток дня Энмор бродил в одиночестве. Некоторое время он гулял между прилавками, рассматривал товары, слушал музыку. Но ничто его не радовало. Остонская ярмарка, на которую он так любил ездить в детстве, теперь потеряла для него всякий блеск. Поэтому, прошатавшись без дела около часа, он углубился в лес, окружавший ярмарочное поле.

Свежий осенний воздух и тишина немного успокоили молодого волшебника. Он начал жалеть о своих словах. В конце концов, Иол хотел как лучше. Он всегда хочет как лучше. Это беда его, а не вина, что все его добрые побуждения заканчиваются, мягко говоря, полным провалом. Когда солнце скрылось за верхушками деревьев, Энмор решительно зашагал назад. В тот вечер выходила замуж племянница деревенского старосты, и на праздник были приглашены все жители деревни. Приехали гости и из других сёл – родня жениха и невесты, друзья семьи. Иола тоже пригласили на свадьбу, и Энмор намеревался поздравить молодых – а заодно попросить прощения у учителя.

Синие осенние сумерки уже окутали ярмарочные шатры, как густая тёмная вуаль, и у каждого шатра зажглось по огоньку. Целые гирлянды разноцветных фонариков опоясывали сцены бродячих театров. До Энмора доносились обрывки музыки, речей актёров и смеха зрителей.

Внезапно чья-то тёмная фигура вышла из темноты, и высокий голос окликнул Энмора:

– Господин, не поможете? Я, кажется, заблудился…

Шагнув вперёд, незнакомец оказался в круге света от фонаря, и Энмор увидел закутанного в плащ юношу. Он был совсем юн, моложе Энмора, и его гладких бледно-розовых щёк явно ни разу не касалась бритва. И всё же он уже был магом Гильдии – об этом говорила фибула из сердолика, которую юный волшебник с нескрываемой гордостью носил на груди.

– Что случилось, магистр?– спросил Энмор, но ответа не получил – юноша так и подскочил на месте, его рот раскрылся от изумления, а карие глаза восхищённо заблестели.

– Вы – Энмор Кровеглазый! – воскликнул он. – Ну конечно! Я узнал вас по глазам! Я много слышал о вас! Очень много! Как вы спасли графа Нодера от неминуемой гибели! А уж та история с привидением замка Бэнр! Вы сегодня приехали? А где остановились?

– Эм, – только и смог сказать растерявшийся Энмор, но юношу это не обескуражило. Он схватил Энмора за руку и в порыве чувств затряс её так сильно, что чуть не оторвал:

– Ох, простите, я не представился! Меня зовут Рихан. Я родился в окрестностях замка Черновьюн, так что вы можете представить, как я отчаялся, когда арестовали графа Нодера. Как я был рад, когда вы спасли его! Я безмерно благодарен вам, магистр Энмор! Вы – мой кумир!

– Спасибо, – быстро сказал Энмор, воспользовавшись краткой паузой. – Только не дёргай так сильно, Рихан, пожалуйста.

– Ах, ну да, – Рихан залился краской и перестал трясти руку Энмора, но вместо этого поднёс её к своим глазам. – Это же её вы поранили, когда ворвались в мрачные чертоги магистра Моренгора?

– Никаких чертогов там не было. Обычная комната, – буркнул Энмор, решительно освобождая руку – и вовремя, потому что Рихан уже заметил отметину на запястье и его глаза от восхищения раскрылись слишком уж широко. – И я никуда не врывался. Он сам меня впустил.

– И теперь жалеет об этом, подлый предатель! – воскликнул Рихан, и его глаза тут же сузились от гнева. – Вы ведь знаете, что с ним случилось?

– Его… наказали? – нехотя спросил Энмор. Сильнее, чем слышать о магистре Моренгоре, он не хотел только встретиться с ним лицом к лицу на узкой горной тропинке – или на людной городской площади, что было бы ничуть не менее опасно.

– О, да! – с воодушевлением откликнулся Рихан. – И весьма показательно! Он приговорён к исключению из Гильдии за поощрение незаконной торговли, и к домашнему аресту – за участие в заговоре. Теперь он не может покидать пределов своей башни. И поделом ему!

Энмор не разделял ликования своего молодого коллеги. Ему было очень легко представить, в какой ярости сейчас магистр Моренгор. И как легко он может нарушить магическое кольцо, окружающее теперь его башню, ради какого-то важного дела. Например, ради убийства одного не в меру пронырливого волшебника.

– Рихан, я, вообще-то, спешу, – напомнил он, и молодой волшебник вновь подскочил на месте:

– Ох, да! Простите меня, пожалуйста! Но я совсем потерялся здесь. Как добраться до деревни?

– Очень просто, – сказал Энмор обречённым голосом. – Идите со мной, я как раз иду туда.

По дороге к Остону он успел тысячу раз пожалеть о своей отзывчивости. Рихан, вне себя от восторга, говорил не останавливаясь, и чуть только не прыгал вокруг Энмора, как радостный щенок. Только на околице он, наконец, замолчал, чтобы перевести дух.

Волшебники остановились на дороге. Перед ними темнели дома Остона – почти все тёмные, кроме одного, дома старосты Повинда. Несмотря на поздний час, остонцы ещё не спали. В окнах дома старосты светились огни, из гостеприимно распахнутых дверей неслись звуки музыки, громкий свист, хохот и песни.

– Ну ладно, мне туда, – сказал Энмор, махая рукой в сторону дома. – Вам тоже?

– Нет, – покачал головой Рихан.

– Постойте, разве вы не на свадьбу?

– А что, здесь свадьбу играют? – спросил Рихан, всем своим видом выражая равнодушие к делам тех, кто не владеет магией. – Нет, вообще-то я ищу дом одного кмета, который любезно предоставил мне ночлег… Благодарю, магистр Энмор, дальше я сам доберусь. Было так приятно с вами встретиться!

– Спокойной ночи, – пожелал Энмор и двинулся к дому Повинда, втайне радуясь, что Рихан не идёт с ним. Не то чтобы ему не понравился молодой волшебник, совсем наоборот – ему не нравилась собственная слава, которая не приносила ему почти ничего, кроме неприятностей.

Не дойдя двух шагов до входа, Энмор остановился, уловив какую-то возню возле тёмной стены. До него донеслись приглушённые голоса:

– Поймите же, они не согласятся на это… Народ стал очень подозрителен в последнее время – сами понимаете, заговор…

– Если вы о заговоре графов Шегонского и Эрметилнского, то он уже давно раскрыт, – отозвался холодный голос, который Энмор уже слышал сегодня. – Не понимаю, как это может помешать моим делам.

– Ещё как может! На носу война с Шегонией. После казни графа Рудвиана мятежники ушли в тень, но его сестра…

– Тихо, – сказал холодный голос, отрубив этим словом, как топором, конец разговора. – Нас могут услышать. Отложим это до завтра.

Чья-то тень скользнула вдоль стены и скрылась в темноте ночи. Ещё одна заспешила через сад. Полы длинного плаща зашуршали по траве. На секунду в доме приоткрылась дверь, выпустив всплеск смеха и музыки, и в тот же миг шагающая через сад фигура стала видна. Энмор успел увидеть лишь длинный багровый плащ и часть лица. В луче света сверкнул узкий карий глаз, похожий на глаз лисицы, и в тот же миг незнакомец резко шмыгнул в сторону, перемахнул изгородь и был таков.

Замерев на месте, Энмор снова и снова прокручивал в голове всё, что он только что услышал. Надо посоветоваться с Иолом, решил он. Его учитель должен знать, что поблизости ошивается один из Смотрящих по каким-то мутным делам. Впрочем, иных дел у них и не бывает.

========== Глава 4 ==========

Поднявшись на высокое крыльцо, Энмор вошёл в дверь и незаметно для всех прошмыгнул к стене, где стоял один из столов. В комнате яблоку негде было упасть; весёлый шум и толкотня были повсюду. На возвышении стоял стол новобрачных. Тихонько усевшись на свободное место, Энмор внимательно посмотрел туда.

Невесту, Ильси, он знал давно – она была одной из тех остонских ребят, с которыми он вместе вырос. Но за четыре года, что он отсутствовал, девушка успела вырасти и превратиться в настоящую красавицу. Золотистая кожа и гладкие чёрные волосы делали её не просто красивой, но по-настоящему эффектной и даже обольстительной, совсем не похожей на остальных деревенских красоток. Энмор поймал себя на мысли о том, что вид Ильси волнует его, и ему стало неловко – всё-таки она младше его, и когда он видел её в последний раз, она была просто худенькой тринадцатилетней девчушкой, мучившейся от прыщей (от которых, кстати сказать, именно он её и избавил). Он постарался выбросить эти мысли из головы. Ильси ему не пара, да и жених у неё есть – не чета Энмору. Сейдо был высоким, ладно скроенным парнем с очень красивым лицом и густыми кудрями цвета спелой пшеницы. Энмор подумал, что кто бы ни устроил этот брак – сами молодые или их родители – он этот выбор одобряет. Юноша и девушка смотрелись вместе просто замечательно, оба красивые, сильные и полные жизни. Совет им да любовь.

– Привет, мастер Энмор, – услышал он голос справа от себя и, обернувшись, увидел худенькую рыжеволосую девочку.

– Привет, Кейди, – сказал Энмор, подвигаясь на скамейке, чтобы она могла сесть. Девочка присела, сложив руки на коленях и глядя на Энмора со смущённым любопытством. Она была одета в праздничный костюм – вышитую рубашку и короткую, до середины икры, красную юбку, волосы заплетены в косички и уложены вокруг головы. Взрослая одежда как будто сильнее подчёркивала её угловатость и незрелость.

– Ты где был? – спросила она. – Праздник уже давно начался, а ты пришёл только сейчас.

– Так, хандрил, – ответил Энмор. – В лесу.

– Что значит «хандрил»?