Текст книги "Окна с видом на море (СИ)"

Автор книги: Жанна Д

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)

– А-а-а! Одна из его шлюх! И что шлюхе надо? – получай, дрянь.

– Мне нужен телефон его зама.

– Лара, этой шлюхе нужен телефон твоего мужа, она на двоих работает.

Подруга вырвала у меня трубку из рук.

– С вами говорит Лариса, жена заместителя Ильи Дмитриевича. Я передам ваш номер мужу. Что-то случилось?

Я не слышала ответа, только Лара изменилась в лице.

– Я немедленно передам мужу. Он с вами свяжется и прилетит в столицу. Нужна доверенность. Финансами Илья распоряжался только сам. А как вы понимаете, дело не ждёт.

Она слушала ответ, покачивая головой в расстройстве.

– Хорошо, спасибо. В каком он состоянии?

Лариса отключилась и отдала мне телефон.

– Что там? – я пыталась собраться с мыслями, но голова плыла.

– Инфаркт, – в глазах подруги стояли слёзы, а я вдруг поняла, что она, именно она – его очередная шлюха. Мне стало так смешно, я хохотала и хохотала, не в силах остановиться.

– Что, Лара, жалко любовничка? Какая же ты тварь! Все вы твари, все!!! Твари и суки! Чтоб вы сдохли, гады!!!

Лара залепила мне пощёчину и потащила в ванную – умывать холодной водой.

========== Лариса ==========

Наконец Ляля уснула. Моя миссия с ней была практически окончена. Именно миссия. Потому что подружилась я с ней ради выгоды. Только выгоды от неё никакой, а я привязалась. Уж больно душа у неё неприкаянная.

Смотрела на неё, спящую, и думала, что даже сейчас мне её жаль. И не брошу я её, дуру, если она захочет общения после всего. У неё ведь нет никого по сути. Только я. А она не понимает. Рвёт и рушит всё, что можно и нельзя. Свою собственную жизнь, походя, загубила. Но уже не исправишь ничего.

Познакомилась я с ней, как только мой благоверный в компанию Ильи работать пришёл. По его настоянию и познакомилась. Он считал, что моя дружба с Лялей будет полезна его карьере.

До сих пор он не догадывается, насколько ошибался.

Он мечтал быть в руководстве всю свою жизнь, мечтал и о больших деньгах тоже.

Встретились мы со своим будущим мужем в университете, где я проходила обучение по специальности «Управление процессами перевозок». Он тогда там в аспирантуре учился. Встречались недолго, буквально через пару месяцев сыграли свадьбу. Папа мой постарался! Только случилось так, что папа вдруг воспылал любовью к моей подружке и свалил вместе с ней в Эмираты. Оставив нас с мамой и с моим молодым мужем, жадным до денег, без гроша.

И понеслось. Обиды, упрёки. То не так, это не эдак. Потом мама заболела и, проболев меньше года, покинула этот мир. Квартиру пришлось продать, поделив деньги между наследниками. В столице купить что-либо за эти деньги возможности не было. И мы с мужем отправились покорять Крым.

Правда, перед отъездом выяснилось, что я очень некстати беременна. С ребёнком строить жизнь на новом месте мой муж не хотел. А потому самолично отвёл меня на аборт. Утверждая, что потом, когда обустроимся…

Обустраивались долго. Купили квартиру, обставились. Я работать устроилась в порт. А он никак себя найти не мог. То в одном месте его оценить не смогли, то в другом. Таким вот недооценённым он просуществовал года три. А потом его смазливую физиономию «оценила» хозяйка сети салонов красоты и массажа. « Ценила» она его с год. Он у неё личным водителем работал. Но, видимо, не его одного ценила, потому что наградила триппером. А этот паразит решил пролечиться, ничего мне не сообщая. Потом внематочная, операция и приговор – бесплодие. После крупного скандала с последующим лечением антибиотиками и всякой дрянью, постановили жить дружно.

А что делать? Квартира одна, перспективы ноль. О любви речи уже не было, разве что о мирном сосуществовании. В это время он к Илье и пристроился.

Мой муж очень не глуп. И Илья его заметил.

Вот тут и возникла идея женской дружбы. После нескольких встреч с Лялей я осознала её роль в семье. И поняла, как следует действовать ради карьеры собственного мужа.

Соблазнить самого Илью особого труда не составило. Правда, процедура обследования у венеролога перед любовными утехами показалась мне унизительной, но логичной с другой стороны.

Секс без обязательств. Здоровый, во всех смыслах. Живая, разговаривающая кукла, способная налить чай и проявить инициативу – выгодней резиновой. А я не дура, со мной и поговорить есть о чём.

Так я стала слугой двух господ. Нет, трёх. Ещё мужа моего, который буквально за полгода сделался заместителем генерального.

Он все заслуги приписывал себе и не подозревал, что его гениальность сыграла отнюдь не решающую роль.

Думаете, вот самый что ни на есть голый и циничный расчёт? Ан нет.

Я каким-то невероятным образом умудрилась пустить их всех троих в душу, определив каждому свою, только для него приготовленную экологическую нишу. Я их любила. Жалела, успокаивала.

Лялю эту непутёвую, имеющую всё для того, чтобы быть счастливой, но остающуюся неудовлетворённой, несчастной и одинокой. Вечно недовольную и сетующую на свою жизнь.

Как можно было не пожалеть так и не выросшего, озлобленного на всех ребёнка? Ей были должны. Но недодали, недолюбили, не приласкали. И ещё куча всего-всего.

Единственное, что Ляле доставляло удовольствие – это тратить деньги. Как будто они с неба сыпались. Этакая кажущаяся компенсация всех её бед.

У меня не было отдушины и у неё тоже, это нас роднило и объединяло. Её муж поощрял нашу дружбу, так Ляля всегда была под контролем. И мой, уверовавший, что жёны руководства просто обязаны души не чаять друг в друге.

О реальном положении вещей в семье шефа никто не думал и не догадывался.

Только я знала и я любила…

Илью я любила по-настоящему. Но даже вида показать не могла. Довольствовалась тем, что имела. Если он поймёт, то всё прекратится. Я понимала как никто. Научилась скрывать своё чувство, маскируя его похотью.

Отрывалась с ним на всю катушку. А потом ревела украдкой, потому что он для меня лишь мечта.

Как-то сказала ему, что мне очень жалко Лялю. Что её никчёмность просто обезоруживает. А он ответил, что и ему жалко. Что он тоже где-то виноват перед ней, а потому тянет с разводом. Да и сын есть, а она мать как-никак. Хотя скорее никак. Вот что сказал.

А через какое-то время мы с ним заехали в тот дом у моря. Ему бумаги понадобились, которые там находились.

Интересно, что, несмотря на то, что в доме мы были одни, он даже притронуться к себе не дал.

– Только не здесь, Лара, – вот и весь сказ.

А в глазах такая тоска.

Я взгляд от картины над камином отвести не могла. Два моря и столько слёз.

– Кто художник?

– Нравится?

– Она плачет, разве ты не видишь?

– Картина? – он улыбнулся.

– Художник, а за ним и творение.

– Она умела рисовать море. Она умела чувствовать его и любить. Она вообще умела любить. Тогда не умел любить я. Осталось только две картины. Эта и ещё одна, у меня в квартире.

– Не помню, хоть убей, не помню.

– Видимо, вверх ты у меня в спальне глаза не поднимаешь. Поехали.

Секс был грубым, как месть. Мне ли? Ляле? Или той, которую не умел любить он? Я не знаю. Но именно тогда я поняла, что грядёт время перемен, что он не сможет и дальше плыть по течению. А его возрождение и развод знаменуют мою отставку. Ну и пусть. Только бы он стал счастливым.

Время перемен несло перемены для всех. Мы с моим благоверным тоже попали в этот водоворот, и нас закрутило.

Я не смогла сразу прийти на помощь брошенной Ляле. Потому что дома в моей собственной семье меня поджидал сюрприз. Мой муж уходил к другой. Почему? Ответ прост. Она могла рожать. У неё имелся влиятельный папаша и деньги. Нас с ним больше ничего не связывало. Он продолжал двигаться к своей цели, раздавив меня, как котёнка.

Ну что ж, закономерно.

Лялю сначала пыталась привести в чувство. Она болела похмельем. Но трезветь она просто не хотела. Тогда я решила её споить. Мне бы самой с силами и духом собраться. Она пила и билась, как раненый зверь. Я сочувствовала и понимала насколько ей больно, на тот момент, как никто.

Но позвонила ТА женщина и сообщила о болезни Ильи.

Ляля восприняла это как месть небес за неё.

Я же поняла, что надо действовать. Я не могу допустить краха его фирмы. Я не могу оставить его в беде. И я не оставлю. Уйду позже, как только всё утрясётся. В любой революции есть жертвы. В этой жертвой стану я.

Оставив Лялю одну, чётко понимая, что ей ничего не угрожает, кроме пары дней запоя, я поехала к своему уже почти бывшему мужу. Я сообщила всё, что узнала. И мы вдвоём собрались лететь в Москву. Туда, где всё у нас когда-то начиналось и где должно было закончиться.

Правда, в тот момент я почти не думала ни о себе, ни о муже.

Только бы с Ильёй всё было хорошо.

========== Мила ==========

Всю дорогу до дома Миша молчал, прилипнув носом к окну автомобиля. Дорогу разглядывал.

Я припарковала машину в гараже под домом, вытащила сумку с его вещами и чемодан его деда из багажника.

– Мишенька, давай ты будешь держаться за сумку, у меня не осталось свободных рук.

Он послушно схватился за ручку своей сумки. И мы вошли в лифт. Я почувствовала, как ручка задрожала. Ребёнок испугался, он никогда не поднимался раньше на лифте.

– Тебе страшно? – спросила его я.

Он лишь мотнул головой из стороны в сторону, как бы говоря «нет». Но весь его облик свидетельствовал об обратном. Как только мы оказались на лестничной клетке, мальчик аж выдохнул.

Девочки с няней ещё не пришли с прогулки, и дома мы с Мишей пока что очутились одни.

Ребёнок он оказался удивительный.

Во-первых, он очень походил на своего отца: и коренастостью, и светлыми непослушными волосами, и манерой улыбаться, и ямочками на щеках. Да и форма носа полностью повторяла носы моих девочек, как и цвет глаз. Он плоть от плоти моего любимого человека, и я просто не смогла сразу же не полюбить его. Он был родным братом моих девочек, а это что-то значило. Но умилялась я его схожести с моими детьми совсем недолго. Он просто обезоружил меня своими вопросами.

Предложила ему, пока я занимаюсь приготовлением обеда, поиграть на компьютере, предоставив ему мой собственный, или посмотреть мультфильмы. Миша очень вежливо отказался, аргументировав тем, что мама не разрешает ему этого делать.

Он устроился на табуретке на кухне. А потом предложил мне чем-нибудь помочь.

Убил наповал. Я никак не могла себе представить, чем может мне помочь пятилетний ребёнок. Моим девицам в голову такое не приходило. Но этот маленький мужичок был другим.

– Тётя Мила, я могу почистить картошку, если у вас специальная детская чистилка есть. Или морковку, я умею.

Мы с ним поискали нужную чистилку, но не обнаружили такую. Он успокоился, просто наблюдая за мной.

– Миша, что ты обычно делаешь дома?

– Когда папа дома, я с ним играю, а когда его нет, всякими делами занимаюсь. Читаю каждый день. Слушаю музыку. Смотрю познавательные передачи. Потом готовлю рассказ о проведённом времени. Мама так мою няню контролирует. Но это всё в прошлом. Дедушка сказал, что жить я буду только с папой, и дела у меня будут другие.

– А с какими игрушками любишь играть?

– С машинками радиоуправляемыми, мы с папой знаете, как гоняем, и аварии у нас такие – бух! Бумс! И всё перевернулось. И бабах, покатилось!

Он вдруг ожил, стал снова маленьким мальчиком с блестящими глазками, показывая руками, как переворачиваются и падают машины, но очень быстро взял себя в руки и снова примерно сидел на табуреточке.

– Мои сёстры скоро придут? – ему, наверно, надоело моё скучное общество и хотелось к детям.

– Скоро. Думаю, вы подружитесь.

– Тётя Мила, я никак не могу понять… Если я теперь буду жить с папой, мои сёстры тоже будут жить с папой? А тогда где будете жить вы?

Я чуть не обожглась, вернее, обожглась, потому что уронила котлету в раскалённое масло и брызги попали на меня.

– Миша, папа купил квартиру, и у нас с тобой и девочками есть задача – сделать её красивой. Мы скоро туда поедем, ты выберешь себе комнату, и мы будем делать её такой, как тебе понравится. Согласен?

– У вас там тоже будет комната?

От ответа на этот вопрос меня спасли собственные дочери, вернувшиеся с прогулки. Что я могу ответить ребёнку? Кто я для него? Пока я лишь неизвестно откуда свалившаяся на его голову тётка, совершенно чужая и незнакомая, которая занимает какое-то место рядом с его любимым отцом. Причём, какое – не знает ни она сама, ни его любимый папа. А ещё у него появились две сестры, тоже чужие и родные одновременно.

Но дети есть дети. Они находят общий язык гораздо быстрее закомплексованных взрослых. Хотя дело не в взрослости, а просто в том, что дети искренни в своих мыслях и поступках, взрослые же всегда анализируют. Если я сделаю так, то получится… и так далее. А дети – просто дети. Без лишних заморочек.

Девочки приняли брата как нечто само собой разумеющееся. Надолго ли – я не знала. Но приняли. Объяснила дочкам, что вечером приедет ещё и новый дедушка для полного комплекта. Так что скучно им не будет.

Не успела я доделать обед, как раздался телефонный звонок. Встречи со мной требовал заместитель Ильи. Обещала подъехать в гостиницу, как только закончу с домашними делами.

Усадила детей обедать. Няня пока наводила порядок в детской комнате и раскладывала по местам Мишкины вещи.

Яна съела полкотлеты и отодвинула тарелку.

– Мама, я больше не хочу.

Анита котлету одолела, но к пюре не притронулась.

Миша ел, закусывая куском хлеба.

– Мама, – снова Яна, – у нас что к чаю?

– Пирожные, но для этого надо доесть, – я решила проявить твёрдость. Мне сейчас только капризов с едой не хватало.

– Тётя Мила, я всегда съедаю, всё-всё, что дают. Еду нельзя выбрасывать, она денег стоит. А с неба они не падают.

Он говорил заученную фразу и следовал тому, к чему его приучили? Илья? Нет. Я была в этом уверена, он был расчётливым, но не жадным. Миша ставил меня в тупик. Этот запрограммированный мальчик оставался ребёнком, но слишком вымуштрованным.

– Добавки хочешь?

Глазки опять загорелись, и снова он вернулся в свои рамки.

– Переедать нельзя, лучше встать из-за стола с чувством лёгкого голода. Я бы ещё кусочек хлебца взял, если можно.

Он умял вторую котлету с ещё одной порцией пюре. Мои девочки от удивления не могли произнести ни слова, Яна перестала капризничать и принялась за еду.

– Миша, питаться пирожными гораздо вкуснее, – объясняла ему Анита.

– Питание должно быть правильным, а в пирожных одни углеводы, – он пожал плечами, явно копируя мать, а потом снова выпустил своего внутреннего бесёнка и произнёс: – Они и вправду вкусные. Я их ночью ворую из холодильника.

Мы все дружно рассмеялись.

– Миш, у нас тут немного другие порядки. Так что ты ешь и не стесняйся. Договорились?

– Договорились. Тётя Мила, а моя мама к нам сюда приедет?

– Ты очень скучаешь по ней? Я понимаю.

– Нет, не очень скучаю. Но скучаю. Она меня тоже не очень любит, потому что я позорю её, если она меня с собой берёт.

– Куда берёт?

– В магазины. Я за вешалки прячусь.

– Миш, вечером приедет дедушка и тебе будет не так одиноко. А утром приду я. Всё будет хорошо, мой мальчик.

– Вы меня обнимете?

– Конечно.

Он долго не отпускал меня, а я слушала, как быстро колотится его маленькое сердечко. Что же наделала Алевтина со своим мальчиком? Она же радоваться ему должна была. Вон какой парень. Гордиться можно. А она на нём обиды свои вымещала, пользуясь его беззащитностью.

– Я вернусь утром, Мишутка.

Поцеловала мальчика и своих капризуль тоже. Они взяли его за руки с обеих сторон и пошли играть.

========== Мила ==========

С Сергеем и Ларисой мы встретились в ресторане отеля. Я немного задержалась в пробке, а потому опоздала минут на двадцать. Так что им пришлось меня ждать.

Поздоровались. Попросила перейти сразу к делу.

– Эмилия, вы заставили нас ждать, а теперь торопите. Может быть, сначала поужинаем, узнаем друг друга поближе. Тогда поговорим о делах, вернее, о договорах и счетах. Хотя дел у нас много. Не на один час работы.

– Зачем вам меня узнавать? Вот копия генеральной доверенности. Общение у нас с вами сугубо деловое. Так что давайте то, что я должна подписать, и я поеду.

Брови Сергея поползи вверх.

– Извините, вы для нас человек новый и несколько неожиданный. Странно, что Илья Дмитриевич так легко доверил вам все свои дела, да что уж говорить, всё своё состояние, а также фирму. Согласитесь, что это настораживает. Вы по профессии кто?

– Я – дизайнер интерьеров. И, думаю, я не обязана отчитываться перед вами, а тем более обсуждать действия вашего начальника. Он мне доверяет. Вот и всё, что вы должны обо мне знать.

– Мы с супругой хотели навестить его в больнице. Но нам отказали. В связи с чем?

– Просто Илью Дмитриевича нельзя волновать. А вы вольно или невольно можете послужить причиной.

Я внимательно смотрела на Ларису, а она на меня. Нет, обо мне она не слышала. Ляля рассказывать такие подробности не станет, а Илья – так тем более. Да уж, для них я тёмная лошадка. Вон как насторожены. Недоумевают, однако.

– А вас пускают? – с ехидцей спросил Сергей.

– Да, – я не стала распространяться о причинах такого благоволения ко мне со стороны врачей.

– Хорошо, вот папка с документами.

Размеру, вернее, толщине папки я поразилась. Откуда столько нерешённых дел за какие-то три дня? Но Сергей вручил мне в руки ручку и стал показывать, где я должна подписать.

– Извините, я должна сначала ознакомиться.

Взяла в руки документ и почувствовала, как тону в неопределённости его содержания. Отложила его в сторону и взяла следующий, в нём речь шла о покупке магистральных тягачей «Foton», пяти штук, причём не новых, а с хорошим пробегом.

– Объясните, пожалуйста, Сергей, чей это выбор, почему «Foton», а не «VOLVO», «Kenworth» или «MAN»?

– Вы разбираетесь в тягачах?

– Я очень хорошо знаю, какие машины предпочитает Илья Дмитриевич.

– Такими темпами, Эмилия, мы с вами и до утра не закончим.

– Вы правы, абсолютно правы, хотя бы потому, что с этим всем необходимо разбираться. А у меня возникло чувство, что вы собираетесь бежать с вашего места в какое-то другое. И вы просто пытаетесь за счёт моей неопытности и некомпетентности получить некую прибыль в свой карман. Поэтому я не подпишу ничего. Но все бумаги заберу с собой. Я сейчас еду в больницу к Илье, сменю его отца. У меня целая ночь впереди и консультант отличный в помощь.

– Это ваше окончательное решение?

– Да.

Я взяла документы и положила в пакет.

– Когда мы с вами встретимся? – Сергей еле сдерживался, но пытался оставаться тактичным.

– Завтра, ближе к вечеру. Я позвоню.

Я уже выходила из отеля, когда услышала позади себя женский голос.

– Эмилия! Постойте, подождите минуточку.

– Да, Лариса.

– Как он?

– В реанимации.

– Это произошло так внезапно. Я бы очень хотела его видеть. Понимаете…

– Я знаю о ваших отношениях.

– Мила, я действительно очень волнуюсь за Илью.

– Я понимаю. Я спрошу, и если он захочет вас видеть…

– Не захочет.

В её глазах стояли слёзы. Она была красивой, яркой, и безумно одинокой. Мне даже стало её жаль, хотя она не просила сочувствия. Она любила Илью, волновалась, переживала за него, но жалости не просила. Она была богата своим, пусть даже безответным чувством.

– Почему вы так уверены?

– Картина в доме у моря над камином ваша?

– Моя.

– Вы единственная женщина в его жизни. Поверьте. Вы – единственная, а я – одна из многих. Чувствуете разницу?

– Запишите мой номер.

– У меня есть.

– Позвоните мне позже, или утром.

Итак, мне предстоит вторая бессонная ночь. Ещё с бумагами бы разобраться. После общения с Сергеем осадок остался неприятный, что уж, человек он явно с душком. Да и с Ларисой они чужие с виду.

Ой! Не моё это дело. Нужно к Илье, и с документами решить – что подписывать, а что нет.

Врача я, естественно, не застала.

Дмитрию Сергеевичу объяснила, где что дома находится, и как холодильник открывается, просила, чтоб детей не баловал сильно. Он пообещал, но с такой улыбкой, что я мигом поняла – если все трое на голову сядут, будет только счастлив. Бывший свёкор тепло попрощался с нами обоими, вызвал такси и уехал.

– Илюш, у меня тут котлетки с пюре, остыли, наверно. Я документы на подпись у твоего зама взяла. Левый он мужик, он же тебя обворовывает.

– Я знаю, позволяю в разумных пределах.

Я достала папку.

– Илюш, эти твои пределы – неразумные.

Он рассмеялся:

– Эти – точно неразумные.

Я ему в лицах повторила весь разговор с замом, а он так задорно смеялся. Потом спросил:

– Мишка как?

– Хорошо Мишка! Помогать мне хотел, картошку чистить собирался. Только вот чистилку специальную мы не нашли. Придётся купить.

– В форме морковки, ты учти. Я учил чистить, и помогать тоже. Ты там его не распускай.

– Илья, он голодный, вы его в еде ограничиваете?

– Нет, я так точно нет, а Алевтина считала, что он толстый. Но он же маленький ещё. Чуть подрастёт, спортом заниматься будет. Я тоже далеко не костлявый. А дочки мои как? Не вовремя меня угораздило, только обрёл их. Только жить начал…

– Уже обрёл. Выпишешься – узнаешь, какое это счастье. Счастье, Илюша. Дети – наше счастье.

– Мил, мы заново с тобой, может быть… а?

– Илья, пойми меня правильно. Я много лет жила одна, только у меня в жизни стабильность наметилась, как ты – тут как тут. Как из-под земли вырос и перевернул всё, что с таким трудом строилось.

– Может, строилось не то, потому и перевернулось запросто.

– Тебя Лариса видеть хочет.

– Не знаю. Она… как тебе объяснить. Она достойна любви. А я умел её только использовать в своих интересах. Но она человек.

========== Илья ==========

Милу выгнал домой. Хватит. Две ночи она со мной. Сколько можно? И отца выгнал. Пусть с внучками побалуется.

Выслушал, конечно, от него всё, за Милу. Возразить мне ему нечего. Сам всё понимаю. Только, что делать – понятия не имею.

Не хочет она с Севой расставаться. Уверяет, что в отличие от меня он надёжный, а она и так по жизни одна нажилась. Ей стабильности хочется.

Решил пока временно отпустить ситуацию. Говорю с ней о делах фирмы и о детях. Прежде всего – о детях.

Они подружились. Ага, мои дочки не разлей вода с моим сыном. И он терпит от них абсолютно всё. Папа рассказывал, что они даже накрасить его умудрились. Говорит, Мила ругалась. Отчитала их, что он им брат, а не кукла какая. А он утверждал, что не обиделся вовсе.

Если бы кто знал, как я по ним соскучился.

Сегодня вот в обычную палату перевели из реанимации, так просил привести мне их повидаться. Для выздоровления же положительные эмоции требуются, а что может быть положительней общения с родными детьми?

Надо решать что-то и исправлять ситуацию. Как исправлять всё, что наворотил – ума не приложу.

Ещё сердце больное. Кому нафиг я такой нужен? Миле вон точно не нужен. И как мне с Севой соперничать, если я просто элементарно жить не могу? И не то что по-человечески, а вообще, в принципе.

А лежать и думать обо всём тоже не дело. Надо работать, действовать, мозги загружать как-то. А у меня телефон – и тот отобрали. Занимаюсь самокопанием, самобичеванием и самоистязанием. Очень необходимыми вещами для восстановления сердечного кровоснабжения.

Разговор о какой-то операции идёт, через зонд. Понятия не имею, что это такое. Но Мила сказала, что надо соглашаться, и я согласился. Сейчас стабилизируют состояние и можно делать. Главное, есть время привести все финансовые дела в порядок, развестись, составить завещание, и можно отдаваться на растерзание хирургам.

Короче, лежал я вот так и думы свои думал, как в палату вошла сестричка с сообщением, что ко мне пришла посетительница. Милу я вечером жду, но пусть заходит, раз пришла.

На удивление, это была Лариса.

– Здравствуй, я и не знала, что тебе принести можно. Так что прости.

– Рад видеть, ты спасла меня только что. А кормят тут нормально. Тем более, что я в люксе лежу.

– Господи, от кого спасла или от чего?

– От меня самого. Но это ладно, рассказывай, что в мире делается?

– Ничего не делается, я развожусь, Сергей тебя бросает и уходит, пытается обворовать. Вот и всё.

– По тем документам, что он Миле подсунул, я это заметил. И кто его избранница?

– Прохоров, банкир.

– А-а-а! Так Сергей в финансисты податься решил! Понятно. А ты как сама? Что делать собираешься?

Я понимал, что ей сейчас, пожалуй, нисколько не легче, чем мне. Разве что к постели она не прикована. Но Сергей её уничтожил. И как-то надо помочь ей возродиться и жить. Очень надо жить. Порой даже когда жить совсем не хочется.

– Вот, пришла проситься к тебе на работу. Ты не думай, я ни зачем другим, просто по старой дружбе. Отправь меня в филиал, или в Крым обратно. Ты-то теперь в Москве останешься.

– Мне бы в живых остаться. Не знаю я ещё ничего. Лара, я тебя не брошу, вернее, в беде не брошу. А так прости, но между нами всё.

– У тебя Мила, я поняла. И она мне патологически нравится.

– Нет. Нет у меня Милы. К сожалению, нет.

– Так и будешь страдать по женщине, которая тебя любит? Просто так бездеятельно страдать?

– А мне ничего другого не остаётся.

– Дурак ты.

– Так я вроде и не отрицаю.

– Вот объясни мне, тёмной, как так получилось, что ты Милу на Лялю променял? Я понять просто хочу, почему пустышки Ляли всегда выигрывают.

– Наверно, потому, что иногда очень хочется быть сильным, хочется слепого обожания и почитания. Хочется быть мужчиной. Покровительствовать и купаться в обожании. А рядом с сильной женщиной это жуть как сложно. И тогда глупость порой кажется наивностью. Чувствуешь себя благодетелем, упиваешься собственным благородством и мнимым величием. А на самом деле просто купаешься в густом сиропе сахарном, но он высыхает и приобретает свойства твёрдой карамели или панциря. Так ты становишься скованным этим панцирем, в который сироп превратился. Только сделать уже ничего не можешь. Вот и анализируешь, как же ты так попал. А обратного пути уже и нет.

– Ты прав, Мила сильная. И она личность. Чего же тебе не хватало с ней?

– Глупостей.

– Ты их нашёл. Понимаю. Заметила.

– Можно подумать, что ты глупостей не делала.

– Делала, Илюша. Только когда я свои глупости совершала, я любила. И делала их ради любимого человека, пусть и против себя самой.

– Так и попали твоя жертвенность с моим эгоизмом на одну и ту же чашу весов.

– Добрый ты. Так что насчёт работы?

– Конечно – да. Сейчас выпишусь, и определим тебя.

– Ты бы Милу своим замом сделал. Она толковая, и она потянет.

– Потянет, но она художник.

– А ты предложи. Поплачься, насколько тяжело тебе сейчас, а доверить никому, кроме неё, не можешь. Ну, не мне тебя учить искусству управления и обольщения.

– Ты не понимаешь, у нас дети с ней, дочки-близняшки. Яна и Анита. Они на четыре месяца старше Мишки. Ты слышишь, что я тебе сказал?

– Так вот чем ты сердце своё добил. Миша твой сейчас где?

– У Милы – и папа, и Миша. Только папа, в отличие от меня, внучкам радуется.

– Погоди, Илюша. Ты детей видел?

– Конечно, видел, они так мне рады были. Ждали, представляешь, ждали они меня, знали по фотографии…

– Предложи ей работать с тобой. Предложи, Илюша.

Лара ушла. А я всё думал. Думал о женщинах. Таких, как Мила, или как Лара. Не умеем мы их ценить.

После обеда спал весь тихий час. А потом в палату вбежали они, все трое. Сокровища мои. Устроились у меня на коленях и наперебой рассказывали, как живут, и как играют, и во что, и про книжки, и про дедушку, и про песочницу, и что подрались с местным мальчиком, который не верил, что Мишка их брат родной, причём девочки подрались. И как мама Костика приходила к дедушке разбираться, а он её чаем напоил.

Я бы их слушал и слушал, и с рук бы не спускал никогда. И носы у них у всех троих одинаковые. И мимика родственная проскакивает. Мои же. Все трое мои.

Вот оно, счастье. Не заметил, как два часа пролетело. Мила домой засобиралась.

– Илюш, я все документы заму передала и его заявление на увольнение подписала. Дальше что? Надо же дела передавать кому-то. Он две недели отработает и всё.

– Может быть, примешь дела? Я не шучу, Мила, я серьёзно.

– Я не специалист.

– А если Ларису в помощь? Мила, подумай.

– Фирма неделима, как я понимаю? Алевтина на неё претендовать не может?

– Нет. Не может.

– Илюш, тут твой юрист звонил, говорит, у Алевтины деньги закончились, просила перевести.

– Перевела? – я внимательно смотрел на её реакцию, а она очень старалась изобразить безразличие.

– Нет. Отказала. Сказала, что оговорю с тобой сумму, и буду переводить первого числа каждого месяца однократно.

– Умница. Так дела фирмы принимаешь?

– Я подумаю. Пора нам, Илюша. Знаешь, почему подумаю? Потому что твоя почти бывшая о сыне даже не спросила. Вот так вот.

========== Мила ==========

Я устала, как собака. Вчера Илье сделали операцию. Ночь была с ним.

Утром вернулась домой, а у Мишки температура. Няня изолировала его от девочек в моей спальне, а он там лежит и тихонечко плачет. Ему и больно (горло болит сильно), и обидно, потому что играть с сёстрами не может и страшно одному в комнате, да и вообще страшно.

Он со мной уже две недели. Родной совсем. Я его чувствую. Вот абсолютно так же, как девочек моих. Если Илья заберёт его, скучать буду. Даже подумать страшно, что такое случиться может. Может такое случиться. Увы! Может! А всё потому, что Алевтина воспылала материнскими чувствами и подала в суд прошение оставить сына с ней, мотивируя всё это болезнью отца и его неспособностью ухаживать за сыном.

Вот как только узнала, что Мишка у меня, так и развила бурную деятельность. Илья пока не знает, ему и так забот хватает. Зам его ушёл. Преемника так и нет. Приняла временно дела. Ларису отправила в Крым в центральный офис. Созваниваемся с ней. А что делать. На связи, она хоть в чём-то разбирается в отличие от меня.

Сама тоже думаю уволиться. Надо Илье помочь, и с детьми нужно, и мужчина в доме, я про Дмитрия Сергеевича. Надо и накормить, и постирать, и погладить. Он тот ещё пижон, неглаженую футболку не наденет. Не то, что рубашку несвежую. Илья такой же. И у него забираю вещи, стираю, глажу и привожу в больницу.

А тут парень с температурой.

Он как меня увидел, сразу на руки залез. Обнимались мы и целовались, несмотря на угрозу заражения детской инфекцией. Мне, если честно, только заболеть осталось. Но Мишке тепла материнского хочется. Как не дать?

Вот с ним на руках на кухню сходила и микстуру жаропонижающую дала, и сидела с ним, пока температура падать не начала, и пока не уснул мой мальчик. Только потом положила его в постель, укрыла своим одеялом и вышла из комнаты.

Ольга повела девочек гулять на детскую площадку, а я в душ бегом, да на кухню. Приготовить надо на всех, Мишке бульон сварить. И кисель тоже.

Только успела курицу помыть, да в кастрюлю кинуть, как раздался звонок в дверь. Открыла, а там Сева.

– Если гора не идёт к Магомету, то Магомет идёт к горе. Я пришёл. Ты рада?