Текст книги "Мой маленький котёнок (СИ)"

Автор книги: Zeynab Murad

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)

Этот момент заполнен благодарностью и радостью, за ощущение ясности, необходимой для того, чтобы увидеть вещи в новом свете.

Я посмотрела на отца. Его лицо освещено мягким светом лампы. Да, у папы имелась суровая внешность – с опрятной бородой и волосами, которые взъерошенными волнами падают на лоб. Но ничто не могло скрывать ту теплу, которую отражали его карие глаза. Мой взгляд ненароком упал на его губы такие полные и манящие, но я быстро отвела глаза.

На его лице прослеживаются черты опыта и мудрости, но он всё ещё светятся энтузиазмом юности. В нем есть тихая сила, чувство решимости и жизнестойкости, которые я нахожу одновременно утешительной и вдохновляющей.

Я поймала себя на мысли, что действительно радуюсь, когда он просто рядом.

Мне часто доводилось слышать истории про то, как живут семьи моих друзей, это меня заставляло только сильнее ценить отца, за то, что он всегда оставался постоянным и надежным присутствием в моей жизни, источником утешения и поддержки, когда я больше всего в этом нуждалась, а не как другие отцы, которые знать не хотели о своих детях.

Может, он и не идеален, но он идеален для меня.

Слова папы только напоминают мне о том, как сильно я скучаю по своей маме, о том, как сильно я хотела бы, чтобы она была сейчас здесь, со мной.

– Ей бы понравилось, что мы возвращаемся в церковь, – говорю я, мой голос едва громче шепота.

Он кивает, грустная улыбка играет в уголках его губ. – Да, она бы так и сделала, – говорит он, его голос полон эмоций.

А потом отец говорит мне что-то, чего я никогда раньше не слышала, что-то, от чего мое сердце болит еще сильнее.

– Твое имя, – говорит он, глядя на меня со смесью грусти и нежности. – Твое имя выбрала мама ещё до твоего рождения. Она назвала тебя Габриэль в честь архангела из Библии. А ещё переводиться оно как «Господь – сила моя», – папочка тепло улыбнулся. – Твоя бабушка была против. Она просила хотя бы поменять форму имени на Габриэла.

Я чувствую прилив эмоций, смесь печали, тоски и любви.

Пока я сижу там, погруженная в свои мысли, я чувствую, как рука папочки крепче сжимает мою. Может, нам ничто никогда не заменит маму, но сейчас он здесь ради меня, и этого достаточно. Вместе мы найдем способ справиться с болью и печалью, день за днем.

Отец замечает печаль на моем лице и нежно проводит большим пальцем по моей руке.

– Габриэль был ангелом-посланником в Библии, – говорит он мягким и успокаивающим голосом. – Он был тем, кто принес людям хорошие новости, кто помог им найти свой путь.

Я смотрю на него снизу вверх, чувствуя, как во мне шевелится проблеск надежды. Возможно ли, что мое имя несет в себе какое-то значение, какую-то цель?

Папа, кажется, чувствует мои мысли, потому что он продолжает говорить, его голос становится более оживленным с каждым мгновением.

– В тебе есть дух твоей мамы, Габриэль, – говорит он, его глаза сияют убежденностью. – У вас есть сила донести хорошие новости до людей, помочь им найти свой путь. Габриэль – напоминание об этом, символ надежды и любви, которые твоя мама питала к тебе.

Я чувствую, как по мне разливается тепло, чувство целеустремленности и принадлежности, которого я никогда раньше не испытывала.

Может быть, мое имя действительно что-то значит, может быть, это действительно знак того, что мне предстоит сыграть определенную роль в этом мире.

Может отец прав.

Может, моей мамы и нет, но она продолжает жить через меня, через имя, которое она выбрала для меня. И может быть, я смогу найти способ почтить ее память, принести надежду и любовь тем, кто меня окружает, именно так, как она бы хотела.

С этой мыслью в голове я прижимаюсь к отцу и слегка улыбаюсь ему, даже если он этого не видит.

– Спасибо, – говорю я мягко, мой голос полон благодарности. – Спасибо тебе за то, что напомнил мне о том, кто я есть.

– Детка, поверь ты всегда приносила нам радость. Ты всегда доказывала, что мы выбрали тебе правильное имя, – он сжимает меня в своих объятиях.

Мне хочется ответить ему, но он прерывает меня, напомнив, что мне нужно отдохнуть перед школой. Неохотно я встаю, разрываю наше объятие и направляюсь в свою спальню.

Забираясь в постель, я чувствую, как на меня накатывает чувство усталости. Тяжесть моей печали и моего горя кажется почти невыносимой, я задаюсь вопросом, смогу ли я когда-нибудь избавиться от этого чувства безнадежности. Кажется, что ещё пять минут назад мне было лучше…

Но потом я вспоминаю слова, которые отец сказал мне, напоминание о том, что мое имя что-то значит, что у меня есть цель в этом мире. И впервые за долгое время я чувствую, как во мне шевелится проблеск надежды.

Прежде чем закрыть глаза, я делаю глубокий вдох и произношу молитву. Это простая молитва, просто мольба об утешении и силе, но для меня это как спасательный круг.

– Боже милостивый, – шепчу я в темноту. – Пожалуйста, помоги мне почувствовать себя лучше. Пожалуйста, помоги мне найти свой путь и почтить память моей мамы во всем, что я делаю и никогда не расстраивать папу. Я сильнее его, и я проберусь через этот мрак.

И затем, с этими словами, все еще отдающимися эхом в моей голове, я позволяю себе погрузиться в сон, надеясь, что завтра будет лучший день.

****

– Придёшь сегодня к нам? – спросила Джанет.

– Прости, не могу. Завтра тест по психологии. Мне ещё надо к папе на работу заехать.

– Так приходи после, позанимаемся вместе!

Я ещё раз посмотрела на неё, чтобы убедиться, что она не шутит.

– Не надо! Ты всегда так говоришь, а потом начинаешь меня отвлекать, – сказала я ей.

– Ладно, зануда. Тогда приходи завтра. Всё равно сегодня вечером мы идём на концерт, – ответила Джанет, намекая на себя и на наших общих друзей.

– Хорошего тебе вечера.

***

Когда я поднялась в офис, отец почему-то просил меня подняться к нему. Мне сразу стало беспокойно от его тона. Я медленно подошла к нему, встревоженная и сбитая с толку. Он сидел в своём кресле, лицом к компьютеру напротив него.

Я не могла увидеть его лицо, но почувствовала что-то неладное. Он был другим человеком по сравнению с тем, которого я видела прошлой ночью.

– Ты меня звал? – тихо спросила я.

Моё сердце стало биться чаще, когда он поднял лицо.

Его глаза были красные и опухшие, а на лице написано отчаяние.

Я никогда не видела его в таком состоянии, поэтому даже слов не могла найти.

Но он молчит, заставляя нервничать меня больше.

– Пап? Всё в порядке? – казалось, что слова даже не вышли за пределы моего рта.

Его лицо выражало боль и обиду.

– Всё в порядке? Как всё может быть в порядке? – говорит он, и в его голосе слышатся гнев и замешательство. – Да, именно, что произошло? Что ты вообще могла сделать не так?

Я ошеломлена его словами, не понимая, что он имеет в виду. Я попыталась спросить, что случилось, но слова застревают у меня в горле. Я чувствую, как у меня в животе образуется комок страха, а в груди нарастает неприятное чувство.

Глаза отца мерцают болью, когда он смотрит на меня, и на мгновение мне кажется, что я причинила ему какую-то ужасную боль. В моей голове роятся вопросы, и я не могу не задаться вопросом, что я могла сделать, чтобы причинить ему такую боль.

Неужели он узнал? Но как это возможно…

Я чувствую, как слезы начинают покалывать уголки моих глаз, и я изо всех сил пытаюсь держать свои эмоции под контролем.

– Прости, – мои губы имитируют произношение, но опять ничего не слышно.

========== Глава 6 ==========

Мейсон Хейз

Я сидел за своим столом, изучая электронные таблицы и отчеты.

Работа шла хорошо, и я был доволен достигнутым нами прогрессом. Услышав звон телефона, я раздражённо потянулся, чтобы выключить, но сообщение пришло на мой рабочий емайл.

Я нажал на уведомление, ожидая увидеть еще одно обычное сообщение от коллеги или клиента. Но то, что было написано, заставило меня смутиться.

Это было письмо от анонимного отправителя, утверждавшее, что у него есть доказательства того, что мистер Рамирез, владелец юридической фирмы, с которой мы сотрудничали в течение многих лет, брал у нас больше денег, чем было необходимо.

Мой разум лихорадочно работал, пока я пыталась переварить эту информацию. Как это могло быть возможно? Мы безоговорочно доверяли мистеру Рамирезу, полагаясь на его опыт в решении наших юридических вопросов. Неужели в течении стольких лет никто не заметил? И все же доказательства, представленные в электронном письме, были обличающими.

Я немедленно вызвал своего работника Джека к себе в кабинет. Вместе мы внимательно изучили электронные таблицы и финансовые отчеты, выискивая любые несоответствия, которые могли бы подтвердить утверждения.

Пока мы работали, в моем нутре начало расти чувство предательства и злости. Мы доверяли ему наши самые деликатные юридические вопросы, и он воспользовался этим доверием для собственной выгоды.

Наконец, после часа кропотливого анализа, мы нашли то, что искали. Доказательства были неопровержимы: мистер Рамирез действительно брал у нас больше денег, чем было необходимо.

Я почувствовал, как меня захлестнула смесь гнева и печали. Как я мог быть таким слепым? Я был настолько сосредоточен на успехе своего бизнеса, что упустил из виду действия человека, который годами пользовался мной в своих интересах.

Поговорив с Джеком, я понял, что нам предстояло принять трудное решение. Мы могли бы либо встретиться лицом к лицу с мистером Рамирезом и потребовать, чтобы он вернул взятые им деньги, либо вообще разорвать связи с его фирмой.

По мере того, как тяжесть ситуации улеглась, я чувствовал, как растет мой гнев.

Я расхаживал взад-вперед по своему кабинету, в голове промелькали мысли о возмездии. Должны ли мы подать на него в суд? Должны ли мы обнародовать эту информацию, порочащую его репутацию и репутацию его юридической фирмы?

Но чем больше я думал об этом, тем больше понимал, что мой гнев был направлен не только на мистера Рамиреза.

Я был зол на самого себя, за то, что был таким наивным.

Сделав глубокий вдох, я попыталась успокоиться. Было ясно, что нам необходимо принять меры, но мы должны были сделать это таким образом, чтобы защитить наш бизнес и нашу репутацию.

Я позвал Джека обратно в свой офис, и мы вместе разработали план. Мы подаём в суд на него, и, если что обнародуем доказательства. В эту грязь входить не хотелось, но это было неизбежно.

Когда я вновь остался один, меня захлестнуло чувство решимости. Я был ошеломлен действиями мистера Рамиреза, но я не позволил бы ему разрушить все, над созданием чего я так усердно работал.

Я знал, что впереди будут трудные дни, но я был готов ко всему, что встретится на моем пути.

Казалось бы, хуже быть не могло, мне предстоит сделать много изменений, как мой телефон снова зазвонил. На этот раз это было видео, и строка темы гласила «Вам нужно это увидеть».

Мое сердце учащенно забилось, когда я нажала на видео, и мои худшие опасения подтвердились, когда я увидела изображение моей дочери Габриэль. Она стояла на коленях перед каким-то мужчиной и сосала ему.

Блять. Мужчину не видно. Звука тоже нет.

Сначала я пытался убедить себя, что это была ошибка, что было какое-то невинное объяснение тому, что я видел. Но по мере того, как я смотрел видео, мой гнев рос, подпитывая чувство предательства, которое угрожало поглотить меня.

Как она могла так поступить со мной? Как могла опуститься до этого уровня? Я всегда был рядом с ней, всегда поддерживал ее, и вот как она отплатила мне?

Я почувствовал, как внутри меня закипает ярость, грозящая вырваться наружу в любой момент. Я не мог поверить в то, что видел, не мог понять, как моя дочь могла быть замешана в чем-то подобном.

Но даже когда я почувствовал, как во мне нарастают гнев и недоверие, я знал, что должен сохранять спокойствие. Я не мог позволить своим эмоциям взять надо мной верх, не тогда, когда на карту было поставлено так много.

И вроде бы ей будет скоро 19, и она вправе делать что хочет……

Нет. Она ещё ребёнок.

Моя любимая дочь.

Из того, что я сумел разглядеть – это кто-то взрослый.

Я глубоко вздохнул и заставил себя досмотреть видео до конца. Было еще так много того, чего я не знал, так много того, что мне нужно было понять.

Когда видео подошло к концу, я почувствовал, как меня захлестнуло чувство страха. Это было только начало, я знал это.

Но сейчас мне нужно было держать свои эмоции под контролем. Я не мог позволить своему гневу поглотить меня, не тогда, когда на карту было поставлено будущее моей дочери. Я должен был оставаться сосредоточенным, сохранять спокойствие и делать все возможное, чтобы защитить свою семью.

Не могу поверить, что Габриэль могла так легкомысленно поступить.

Я почувствовал, что внутри меня словно взорвалась бомба. Гнев и недоверие накапливались до этого момента, и теперь они достигли своего пика.

Потерянность, преданность и ярость захлестнули меня.

Мой разум лихорадочно работал, пока я пытался осмыслить то, что я только что видел. Кто был тот мужчина на видео? Как долго это продолжалось? Было ли в этой истории нечто большее, чем то, чему я только что стал свидетелем?

Я чувствовал, что весь мой мир рушится вокруг меня, как будто все, ради чего я так усердно работал, теперь у меня отнимают. Весь мой успех, мои достижения, моя репутация – все это как будто ускользало, просто так.

Гнев внутри меня становился все сильнее, подпитываемый чувством несправедливости и желанием возмездия. Я хотела встретиться лицом к лицу с Габриэль, потребовать ответов, заставить ее заплатить за то, что она сделала. Но также я не хотел видеть ее – взрослый мужчина, боялся встретиться с ней и вообще как-то переварить то, что увидел.

Я не знаю, сколько сидел, тупо уставившись в экран, но вскоре в дверь постучали.

Было пять часов.

Она пришла забрать документы.

Набравшись сил, я попросил её зайти.

Она посмотрела на меня с беспокойством в глазах и спросила:

– Все в порядке?

Я чувствовал, как гнев и боль поднимаются внутри меня, и я больше не мог их сдерживать.

– Всё в порядке? – усмехнулся я. – Как всё может быть в порядке? – мой голос дрожал от эмоций.

Габриэль посмотрела на меня, ее лицо вытянулось, когда она поняла, что что-то было не так.

– Прости, – сказала она, ее голос был едва громче шепота.

– Зачем? – потребовал я, моя ярость становилась сильнее с каждой секундой. Мне нужны были ответы, нужно было знать, что происходит.

Она расплакалась, но ничего не ответила.

– Зачем? – спросил я снова, на этот раз громче и злее.

Я чувствовал, как между нами нарастает напряжение, чувство предательства и обиды, которое, казалось, повисло в воздухе. Габриэль посмотрела на меня, ее глаза наполнились слезами, и я мог видеть вину и стыд, написанные на ее лице.

Моя любимая дочь.

– Нет. Габриэль! Ты должна отрицать всё это! Сука! – я прошёлся по волосам от раздражения.

– Я не хотела, чтобы это случилось, – сказала она, ее голос дрожал от эмоций. – Я никогда не хотела причинить боль тебе.

Но ее слова мало что сделали, чтобы ослабить ярость, которая все еще кипела во мне. Я чувствовал, что все, ради чего я так усердно работал, ускользает, как будто фундамент моей жизни был вырван у меня из-под ног.

Я посмотрел на Габриэль, испытывая чувство отчаяния и безысходности.

– Как ты могла так поступить со мной? – сказал я, мой охрипший голос был едва громче шепота. – Как ты могла вот так вот предать меня?

Габриэль посмотрела на меня, ее прекрасные голубые глаза были налиты кровью, и я понял, что должен оставаться сильным.

Всё это время я пытался осчастливить её, а сейчас сам же довожу до слёз.

Я не мог позволить своим эмоциям взять надо мной верх, но всё рушились перед моими глазами, предотвратить это я никак не мог.

Я чувствовал, как гнев внутри меня растет с каждым мгновением. Мне нужны были ответы, нужно было знать, что происходит, и Габриэль была единственным, кто мог их предоставить.

– Посмотри видео, – сказал я, мой голос был низким и осипшим. – Тебе нужно увидеть, что ты сделала.

– Не надо, – умоляла она.

– Ты знаешь, что там?

Она промямлила что-то.

– Да или нет! – закричал я.

– Н-нет.

Габриэль попыталась убежать, убежать от правды, которая смотрела ей в лицо. Но я ей не позволю. Я крепко удерживал её за руку, заставляя смотреть каждый болезненный момент видео.

Пока мы наблюдали, я мог видеть слезы, текущие по ее лицу, чувство вины и стыда тяжелым грузом легло на ее плечи. Но даже когда она плакала, она отказывалась говорить, давать мне ответы, в которых я так отчаянно нуждался. Она закрывала глаза, трясла головой и кричала.

– Что это? – потребовал я, мой голос повышался с каждой секундой. – Почему ты сделала это со мной? Почему, Габриэль, почему? Разве я тебе малого давал?

Но она не ответила. Она просто стояла там, дрожа и плача, ее глаза были прикованы к экрану, пока видео продолжалось.

Я чувствовал, как мое сердце разбивается, мой мир рушится вокруг меня. Моя малышка, которую я любил и которой доверял, предала меня, разрушила саму основу моей жизни.

Мне хотелось закричать, наброситься на нее, заставить ее понять, какую боль она причинила. Но я не мог заставить себя сделать это. Все, что я мог делать, это сидеть там, чувствуя себя беспомощным и потерянным, когда реальность того, что произошло, начала доходить до меня.

В тот момент я понял, что все уже никогда не будет по-прежнему. Доверие, которое когда-то существовало между нами, исчезло, сменившись глубоким чувством обиды и предательства, на исцеление которого ушли бы годы, если бы его вообще можно было исцелить.

***

Поездка на машине домой была заполнена мертвым молчанием, напряжение между нами было почти ощутимым. Мы всегда были так близки, так связаны, но теперь не было ничего, кроме тишины и пустоты.

Когда мы подъехали к дому, я почувствовал, как мое сердце бешено колотится в груди. Я не знал, чего ожидать и что будет дальше в нашей жизни.

Но как только мы вошли внутрь, на меня обрушилась вся тяжесть того, что произошло. Куда бы я ни посмотрел, я видел напоминания о нашей счастливой совместной жизни, о любви и доверии, которые мы разделяли.

Картины на стенах, её рисунки, мебель, даже запах дома – все это казалось испорченным, запятнанным произошедшим предательством.

Как она могла так поступить со мной, с нами?

Габриэль стояла передо мной, ее лицо было маской печали и сожаления. Я мог видеть боль, отразившуюся на ее чертах, но этого было слишком мало, слишком поздно. Ущерб был нанесен, и пути назад не было.

Мне тоже, блять, больно.

Она заперлась в своей комнате, и не попытавшись что-то объяснить или даже не извинилась. Я слышал, как она плачет, ее рыдания эхом отдавались в пустом доме, но это только ломало меня еще больше.

Я колотил в дверь, выкрикивая ее имя, требуя, чтобы она предстала передо мной и ответила за то, что она сделала. Но ответа не последовало, только звук ее плача становился все громче.

Мой гнев превратился в отчаяние, в глубоко укоренившееся чувство потери и предательства, от которого я не мог избавиться. Я опустился на пол, и глаза мои наполнились, чувствуя себя так, словно весь мой мир рухнул вокруг меня.

Я подумал обо всех моментах, которые мы разделили, о воспоминаниях, которые теперь казались запятнанными и разрушенными. То, как мы раньше смеялись вместе, то, всё сменилось кадрами этого злосчастного видео – теперь все это казалось далеким сном.

И когда я сидел там, погруженный в свое горе и душевную боль, я знал, что пути назад нет.

Габриэль уничтожила что-то драгоценное, что-то, что никогда не могло быть полностью восстановлено.

Я не мог в это поверить. Как она могла скрывать от меня нечто подобное? Как она могла молча страдать и не обратиться за помощью?

Я почувствовал, как меня захлестнула волна вины, зная, что я подвел ее как отец. Я должен был увидеть признаки, должен был быть более присутствующим, более внимательным.

Она спит со взрослым мужчиной. Как я мог этого не заметить?

Но вместо этого я был слишком сосредоточен на своей работе, слишком поглощен собственной жизнью, чтобы заметить, что ей больно.

В конце она всё же открыла дверь. Я глубоко вздохнул, пытаясь контролировать свой гнев и разочарование, и попросил ее рассказать мне все. Сначала она колебалась, но я подтолкнул ее, сказав, что я был рядом с ней, что я сделаю все, чтобы помочь ей.

– Габриэль, кто это?

Она глубоко вздохнула.

– Хорошо. Это было вчера? – раздражённо спросил я.

Она молча кивнула.

– Я его знаю.

Снова кивок.

– Прекрасно просто.

Я знал, что надо дать её открыться, в то же время я почувствовал, как во мне поднимается яростная решимость. Я бы сделал все возможное, чтобы защитить ее, убедиться, что никто никогда больше не причинит ей вреда.

– Как давно ты с ним спишь?

– Всё… всё не так, как ты думаешь… – прошептала она.

– Сколько, – процедил я.

– Пять лет.

– Пять лет?!

У неё снова началась истерика. Она попыталась объяснить что-то, но понять было невозможно.

– Ладно, всё. Успокойся.

Я сжал её в своих объятиях.

После того как мы поговорили, я уложил её спать и пошёл к себе в комнату.

Оставаясь один, я почувствовал странное ощущение внутри себя.

Это было чувство, которое я не мог до конца понять, смесь гнева, предательства и чего-то еще, что я не мог до конца определить.

Как бы сильно я ни ненавидел то, что видел, какая-то часть меня была странно возбуждена этим.

Этого не может быть. Нет.

Наблюдать за ней вот так, с кем-то другим, было странно, но это пробудило во мне что-то живое, что я не мог до конца объяснить.

Я почувствовал, как меня захлестнуло чувство стыда, как будто я был каким-то образом замешан в том, что происходило на экране. Лежа у себя в постели, я заново воспроизвел это видео.

Я смотрел, как видео шло. Мои глаза были прикованы к экрану, смотря мужчина сжимает голову Габриэль в своих глазах. Это было похоже на крушение поезда, что-то ужасное, но от чего невозможно отвернуться. Моя рука взяла уже стоячий член и после нескольких движений я кончил.

Чувство вины и стыда сразу смешалось с гневом и отвращением.

Неужели я только, что кончил смотря на то, как моя дочь принимает член? Это не может быть….

Я почувствовал внезапный прилив ярости, желание сделать что-то с собой. Мне хотелось причинить им боль, заставить их заплатить за то, что они сделали, но и отплатить себе.

И несмотря на то, как гнев разгорался внутри меня, во мне всё ещё оставалась эта странная смесь возбуждения и стыда, чувство, от которого я не могла избавиться, как бы сильно ни старался.

В тот момент я понял, что между нами никогда не будет по-прежнему. Доверие и любовь, которые когда-то существовали, исчезли, сменившись чувством замешательства, гнева и похоти, с которыми я не знал, как справиться.

========== Глава 7 ==========

Я сидела на холодном полу и не могла поверить, что это случилось. Я больше не знаю, что делать, и не вижу смысла продолжать существовать.

Кто мог снять это видео, и зачем им это вообще понадобилось? Неужели сам Рамирез? Нет, это было глупо.

У меня были надежды поменяться, восполняя жизнь более счастливыми моменты. Видимо это всё было глупой мечтой.

Я чувствую себя призраком, просто плывущим по жизни без какой-либо реальной цели или направления. Теперь у меня забрали хоть какую-то надежду. У меня нет сил даже бороться за своё счастье, когда оно кажется таким нереальным.

Моё существование просто наполнено разочарованием, сожалением и стыдом. Я совершила так много ошибок, и, кажется, я не могу избежать последствий своих действий. Я просто неудачница, и я не знаю, как это изменить.

Вчера мне словно вырвали сердце. Я не могла смотреть, как сломано отец выглядел. Он заслуживал лучшего. Мне просто хотелось убиться при виде того, как зол и разочарован он был. Мне хотелось закричать и рассказать обо всём.

Папочка, молю тебя спаси меня. Мне так больно – так больно. Демоны в моей голове сейчас разорвут на кусочки и съедят меня! Пожалуйста, просто обними меня и крепко сожми в своих сильных руках. Не давай этим монстрам трогать меня. Папа, я так сильно люблю тебя, я никогда бы не хотела причинить тебе боль! Прости, спаси, прости, спаси…

Но я не могла и выдавить из себя и слова.

Кто мне поверит? Уже слишком поздно…

Иногда мне хочется просто перестать существовать. Особенно в данный момент. Мысль о том, что я буду так жить всю оставшуюся жизнь, невыносима. Я не вижу никакого выхода из этого бесконечного круга печали и отчаяния, и я не знаю, как снова обрести надежду.

Я знаю, чтобы покончить с этим, мне нужно самой решиться. Но я не могу ни физически, ни морально заставить себя. Всё, чего сейчас хочу я, – это чтобы кто-нибудь протянул руку и спас меня от самой себя, но я боюсь, что никто никогда не придёт.

Комната тускло освещена. Окружённая удушающей тишиной она медленно поглощает меня. Тяжесть моего горя давит на меня, как тысячефунтовый валун, сокрушая мой дух и оставляя меня чувствовать себя совершенно беспомощным.

Я больше не знаю, что делать. Слёзы, текущие по моему лицу уже несколько часов, высохли. Моё сердце разрывается от боли, которой, кажется, нет конца. Как будто моя душа разбилась на миллион осколков, и я не знаю, как собрать её обратно.

Не зная, что делать, и просто двигаясь машинально, я склоняю голову и складываю руки вместе, слова вырываются из моего рта в беспорядочном беспорядке.

– Боже, пожалуйста, помоги мне, – шепчу я, мой голос сдавленный и охрипший. – Я не знаю, что делать. Я чувствую себя такой потерянной и одинокой. Пожалуйста, пожалуйста, помоги мне.

Тишина оглушает, и я остаюсь, чувствуя себя более одинокой, чем когда-либо прежде. Я не знаю, как долго ещё я смогу продолжать в том же духе. Я не знаю, смогу ли я когда-нибудь найти выход из поглотившей меня тьмы.

Но даже когда я чувствую, что всё глубже погружаюсь в отчаяние, успокоение, не спеша, находит меня. Может быть, Бог услышал мои молитвы. Может быть, он работает за облаками, готовый поддержать меня и провести через это трудное время.

Я цепляюсь за эту мысль, молясь изо всех сил, чтобы она не оказалась ложной. Потому что, если это так, я не знаю, как долго ещё смогу продолжать.

Эта боль просто невыносима.

Затем я, извиняюсь перед Богом и принимаю факт того, что грешу и направляюсь в ванну.

Унять боль можно лишь болью сильнее.

В шкафчике, где находятся разные средствами для гигиены у меня лежала новая, нетронутая пачка с лезвиями для бритья. Но её трогать я не решилась. Уж слишком плохо мне было для этого.

Расположившись на полу, я взяла свечку, спички и шабер из маникюрного набора.

Два года назад, когда я перестала справлять с собой, я решила порезаться – проведя лезвием по своему бедру, я почувствовала момент освобождения. Это было отвратительное чувство, но это был единственный способ вообще что-либо почувствовать.

Я думала, что наконец нашла выход. Небольшое облегчение. Но это было ошибочное мышление.

– Габриэль, что ты делаешь? – спросил мистер Рамирез, глядя на порезы на моих бедрах.

Я попыталась найти слова, но на ум ничего не приходило. Он схватил меня за руку и притянул ближе к себе. – Ты и так достаточно уродлива, тебе не нужно делать себя еще уродливее, – сказал он с усмешкой.

Его слова ранили глубже, чем когда-либо мог ранить любой клинок.

– Если тебе нравится делать себе больно, попроси меня об этом, – сказал мистер Рамирез перед тем, как избить меня.

Мне оставалось лишь приготовиться к боли. Он сильно ударил меня по лицу, костяшки его пальцев соприкоснулись с моей скулой с тошнотворным стуком. Я почувствовала, как острая, стреляющая боль пронзила мою голову. Он засмеялся болезненным, искаженным звуком и снова ударил меня, на этот раз в живот. Я согнулась пополам, хватая ртом воздух, когда он сильно пнул меня в рёбра.

Он поднял руку, и я приготовилась к новому удару. Но вместо того, чтобы ударить меня, он впился пальцами в свежий порез на моем бедре. Я закричала, моё тело сотрясалось в конвульсиях от боли. Он вывернул руку, разрывая рану. Кровь потекла по моей ноге, и у меня закружилась голова от всей этой агонии.

Он наслаждался каждым моментом.

– Тебе это нравится, да? – сказал он. – Ты такая же, как все другие соплячки, всегда вам не угодить. Поэтому прав вам тоже не надо давать. Что ж, я дам тебе кое-что, чтобы ты чувствовала себя хорошо.

Он продолжал мучить меня, используя моё тело для своего ублажения. Я потеряла всякое чувство времени и пространства, затерявшись в водовороте боли и отчаяния.

Когда он наконец закончил со мной, то бросил меня на землю, разбитую. Мистер Рамирез снова рассмеялся, прежде чем повернуться и выйти за дверь, оставив меня одну страдать в тишине.

Он выбрал идеальное время – отец улетал в этот же день. Мистер Рамирез позвонил ему и сказал, что я должна закончить работу, поэтому приеду после того, как он уедет. Целую неделю ко мне приходила его медсестра, чтобы убрать все следы, пока не приехал папа.

Сейчас мне было всё равно. Он может бить меня сколько хочет – хуже не сделает.

Подвернув шорты, я взяла шабер и провела её острой стороной по коже внутреннего бедра. Не ощутив результата, я сделала ещё несколько быстрых движений. Когда кровь стала набухать и просачиваться наружу, я остановилась. Никакого ощущения кроме азарта и волнения не было. Комната сразу заполнилась ароматом ванили, когда я зажгла свечку. Ждать долго не пришлось и воск стал быстро расплавляться. Я перевернула свечу, и горячая жидкость потекла на порез.

Вот оно! Это было чувство облегчения, освобождения, счастья.

Я почувствовала, как на меня нахлынуло чувство спокойствия, как будто всё будет хорошо. Боль была временной, но счастье будет длиться вечно.

В тот момент это было единственное, что заставляло меня чувствовать себя живой. Единственное, что принесло мне счастье.

В конце концов, я убрала за собой, хотя так не хотела. Сейчас я испытывала чувство умиротворения, и это всё, что имеет значение.

Мой будильник зазвенел, напоминая, что мне пора готовиться в школу. Я перепроверила время, удивляясь как же оно быстро прошло. Были бы во мне силы, я искренне расстроилась, что так и не успела подготовиться к тесту.

Мне было сложно спускаться вниз и встречаться лицом к лицу с отцом. Он не заслуживал такого отношения с моей стороны. Он всегда был рядом, даже когда мне было хуже всего. У него были свои проблемы и причины для беспокойства, а ещё я так поступила.

Я услышала, что он говорил по телефону и хотела тихо выйти из дома, но меня остановил его диалог. Его голос был тихим, но настойчивым, и по тону я поняла, что это было что-то важное. Я наклонилась ближе, пытаясь разобрать слова.

Он расхаживал взад-вперёд по комнате, прижимая телефон к уху. Я не могла разобрать то, что говорили на другом конце, но по поведению отца я могла сказать, что это было что-то важное.