Текст книги "Взаимозависимые. Поколение Сандрин"

Автор книги: Zago

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

5 глава

– Аня! Скажи этому немцу, чтобы отстал! Я не буду покупать мак! – голос отца, срываясь на фальцет, отвлек от покупок билетов на поезд Торонто – Монреаль.

Протиснувшись сквозь толпу, подбежала к родителям, ожидавшим меня недалеко с чемоданами. Мы только прибыли с прямого рейса Киев – Торонто. К сожалению, рейсов на Монреаль или Квебек не было, пришлось брать то, что предлагали. И то мы покупали билеты за полгода до нужной даты.

Оттесняя настойчивого наркошу, доходчиво объяснила нашу здоровую жизненную позицию. Добродушный незнакомец развел руками и, пошатываясь, пошел в толпу. Думаю, продолжит искать своих жертв.

– Я читала о свободных нравах, но что бы такое… – шептала пораженная мама.

Передав билеты папе, натянула свой походный рюкзак. Отрегулировав одну из лямок, взялась за ручку своего чемодана. Отец спрятал билеты в скрытый карман на груди, забрал чемодан мамы. Та накинула через плечо сумку с нашим обедом.

– Оксан, приготовься, нас ждет много незабываемых впечатлений, – ободрил ее отец. С вопросом в голосе обратился ко мне: – Ань, звонила в отель? Нас ждут?

Кивнув папе, вчитывалась в указатели. Сейчас нам всем надо выбраться из аэропорта и быстренько доехать до вокзала. Наш поезд через два часа. Если поторопимся, успеем позавтракать. А кушать я очень хотела. Еда в самолете с привкусом пластмассы не зашла.

Торонто встретил нас утренней прохладой. Радостно скинули спортивные кофты, направились к ближайшему такси. На родителях надеты майки, а я в продуваемой рубашке с длинными рукавами. Шрамов за два года я не перестала стесняться.

Договорившись с таксистом, заняли положенные места в машине. Папа поехал рядом с водителем после радостной новости о русских корнях мужчины. Переглядываясь с мамой, тихо посмеивались над отцом. В Канаде мы меньше часа, а он уже соскучился по родному языку.

– Вы в отпуск или к родственникам? – спросил таксист.

– Та нет, дочка будет поступать, приехали поддержать и обустроить, – похвастался отец.

– Ого! Серьезно, куда поступаете?

– Ань, скажи ты, а то я путаюсь в названии, – обратился ко мне папа.

Прочистив горло, громко и гордо произнесла:

– В Академию Грома и Ветра, на факультет шестого элемента – Сандрин. Подразделение – эстрадный вокал.

Таксист посмотрел на меня через зеркало и по-доброму улыбнулся.

– Амбициозно. Вы письмо с приглашением получили?

Речь шла о письме, которое присылает академия после одобрения документов. Их мы отправили в мае, сразу после сдачи ДПА. В пакете документов были мои общие данные, копия аттестата (пришлось заказывать его раньше), оригинал сертификата DELF Pro, несколько рекомендательных писем от наставников Марины. Уговорили их написать для меня письма при помощи зеленых купюр. Положили письма на авось, для объемности пакета. Приглашение получили через месяц. Дружно выдохнув, отметили еще одну общую победу.

– Получили, – ответила.

– Хорошо, а то были у меня тут одни. Без письма старались прорваться. Их и на порог академии не пустили. Нет письма – до свиданья. Сколько денег они потратили зря, – рассказывал таксист.

Взрослые переключились на тему цен, а я, надев наушники, на планшете включила приложение-синтезатор. Необходимо тренироваться. Марина советовала каждую свободную секунду оттачивать игру. Ведь скоростью нажатия по клавише можно регулировать звучание всей композиции. За год я досконально выучила ноты. Играла на пианино во сне, мелодия моей первой песни звучала на звонке.

Зайка, услышав музыку, приветливо потянулась ко мне. За два года мы по новой узнали друг друга. Я старалась соединиться с животным, однако важно полное доверие между нами. Пока мы походили на хороших соседей по комнате. У каждого свое место, без нарушения личного пространства. Поэтому я еще ни разу не была в обличье зайки или в промежуточном.

Припоминаю, как увидела полутрансформацию мамы. Я визжала от восторга. Она у меня женщина красивая, а с дополнительными заячьими ушками просто космос. В далеком прошлом полутрансформация являлась дурным тоном. Считалось что человек, не могущий сдерживать Зверя – опасен. В двадцать первом веке все относились к промежуточной форме облика спокойно, а некоторые женщины намеренно дополняли свою человеческую внешность ушками или хвостиками. Реакция мужчин была как у папы. Горящие золотые глаза и сбивчивые обещания пробежки под Луной.

Интересно, а мне кто-то в этой жизни будет обещать пробежку под Луной? Вряд ли… моя пара Жерар. На данный момент не планирую возвращаться к нему. Без полной картинки прошлого страшно идти к незнакомцу. Особенно когда тот ест девственниц на завтрак. Желтая пресса фигни не скажет.

Резкое торможение машины помогло моему лбу встретиться с обивкой сидения водителя. Планшет упал с коленей, а я сдавленно ойкнула. Мама помогла отлепиться от дерматина. Потирая ушиб, подняла планшет.

– Вот козел! – воскликнул таксист, сигналя машине, подрезавшей нас.

– Аня, ты как? Очень больно? – озабоченно спрашивала мама, натирая мой ушиб мазью от синяков. Не хватало на экзамен с рогом идти.

– Все нормально, задумалась и…

– Видела, поначалу ты тренировалась, а потом замерла. Я боялась отвлечь, очень хорошо видно, как ты погружалась в себя. Давно не видела твоих золотых глаз… как там Зайка?

– Все хорошо, ей нравится мелодия.

– Девочки, живые? – папа обеспокоенно обернулся к нам. – Этим богачам закон не писан. Ездят хуже шумахеров.

Заверив папу в нашей целостности, отвернулась к окну. Город, несмотря на раннее время, гудел рутинностью жизни. Люди, двуликие спешили по своим делам. Магазины открывали двери для посетителей, у «Starbucks» образовалась очередь за утренним кофе, работники коммунальных служб очищали урны у ресторанов, а на соседней улице эксцентричные личности в лохмотьях на асфальте старались познать дзэн.

Символ города – Си-Эн Тауэр – гордо возвышался над остальными зданиями. Телебашня Торонто являлась местной достопримечательностью. Все туристы старались посетить ее смотровую площадку. И я когда-то полюбуюсь видами с высоты птичьего полета. Сегодня у меня другие цели. Поступлю и обязательно покатаюсь по Канаде. Возможно, обзаведусь друзьями, и мы большой шумной компанией попутешествуем.

– Приехали, выходим, – мама легонько похлопала меня по плечу.

Вздрогнув, вышла с остальными. В последнее время я часто витала в мечтах. Психологи убеждали в нормальности фантазирования в моем юном возрасте, тем более я в их глазах являлась творческой личностью. Ветреность, рассеянность мне прощались. Лишь я корила себя. В прошлой жизни, судя по биографии, я стала мамой в восемнадцать лет. И картинки воспоминаний указывали на мою серьезную натуру. А сейчас…

– Аня, загоняешься, – папа расплатился с таксистом и вернул меня к реальности.

– Прости, сама не знаю, что со мной. Голова забита всем, но не предстоящим экзаменом. Будто знаю, что все решено и я не повлияю на ход жизни. И другая страна навевает новые мечты. Возможно, напряжение двух лет начало отпускать раньше…

– Дочка, ты маленькая просто, – мамочка улыбнулась, передав мне воду. С каждым часом становилось жарче и влажнее. Мы стояли на парковке у вокзала, под открытым солнцем. Быстрее в здание, отдыхать и завтракать.

****

Весь день провели в пути к Монреалю. В комфортабельном скоростном поезде расслабленно любовались пейзажами канадской природы. Чуткие проводники помогли освоиться в общем вагоне, накормили на середине пути. Папа через меня расспрашивал их о стоимости еды, а они уверяли, что еда входит в билет. Восхваляя местный сервис, родители делились впечатлениями с друзьями через мессенджеры. Я весь путь проиграла на онлайн-синтезаторе. Пальцы нещадно болели. Перед выходом обильно намазала их согревающей мазью, надела тканевые перчатки. Со стороны я выглядела мизофобом.

Радоваться прибытию в город, где проведу как минимум четыре года, не было сил. На часах шесть вечера, а мы выжатыми лимончиками ехали в ожидавший нас отель. Без временной адаптации не обошлось, ведь в Киеве за полночь.

В отеле через силу привела себя в порядок и рухнула в кровать. Сквозь сон слушала, как мама, зевая, раскладывала вещи, а папа шумел в душе.

Завтра в академию, на экскурсию по городу, а в пятницу экзамен. Да поможет мне Луноликая.

****

– С этими неучтенными налогами меня в долговую яму Канада загонит. Кофе по пять долларов. Ворюги, – бурчал папа, отпивая бодрящий напиток. Мы с мамой ожидали «кофейного добытчика» на лавочке напротив академии. Отдав наши стаканчики, отец внимательно разглядывал фасад сквозь открытые ворота.

На часах десять утра. Со всего Монреаля съезжались будущие студенты с родителями, приехавшие на вступительный экзамен. Сегодня день первого потока прослушивания. Меня будут слушать в третий. Наверное, порядок зависит от сдачи документов. Надеюсь… Обидно будет, если в первые дни наберут нужное количество учащихся. Интересно, позволят послушать моих потенциальных конкурентов? Или прослушивание происходит за закрытыми дверями?

Допив бодрящий напиток, мы влились в общий поток.

Академия Грома и Ветра находилась в студенческом городке в северной части Монреаля. Помимо нашей академии здесь расположились учебные учреждения разных направлений. От академии наук до академии эзотерики. И такому учат в современном мире. Сами академии цвели лепестками ромашки, а сердцевиной была улица студентов с общежитием, больницей и несколькими необходимыми магазинами.

Восхищенно рассматривая фасад моего будущего учебного дома, подметила несколько деталей.

Здание построено в форме квадрата, в центре которого зона отдыха. Центральный административный корпус, к которому мы направлялись, выполнен в стиле модерн. Это прослеживалось в арочных витражных окнах, изогнутых колонах, маленьких балкончиках с большим количеством декора, асимметричных перилах, имитировавших плющ. Каждая форма была плавной и тягучей, без острых углов.

У входа встречала нас трехметровая статуя двух элементов. Карви замерла в танце. Ее волосы спиралью разметались вокруг фигуры, будто она только крутилась в вихре мелодии. Сари приподнято движением, обнажала босые щиколотки со множеством браслетов. На груди седьмого элемента лежал кулон в виде тройного завитка. Девушка смотрела в небо, руками тянулась к облакам. Сандрин сидела у ее ног, таинственно улыбалась, играя на струнном инструменте. Мужская одежда выглядела неоднозначно на плечах шестого элемента. Плащ держала брошка в виде схлестнувшихся молний. Передние пряди, собранные в объемную гульку, заколоты шпильками, украшенными маленькими птицами. Если в национальности Карви никто не сомневался, то Сандрин вызывала смятение. Историки убеждали в восточном происхождении повелительницы Грома, однако везде ее изображали как славянскую девушку. Правду мы никогда не узнаем.

– Какая красота… – протянула восхищенно мама. Она обошла статую по кругу, рассматривая ее под разными углами. – Я никогда не видела лиц Элементов, кроме Мессии и Луми. Правда, Мессия не Элемент, да то неважно… – отмахнулась она. – Везде они нарисованы размытыми или со спины. А тут… нет слов. Неземные девушки. Как Карви танцует… Скульптор превосходно передал игру мышц на ногах от ее движений. А вы видите мелкие порезы на пальцах Сандрин? Думаю, хотели показать ее преданность музыке. Сквозь боль она продолжает сжимать струну. Аня, тебе надо равняться на них.

Положив пару конфет у ног элементов, я сцепила ладони в молитве.

«Прошу вас, Сандрин, Карви, позаботьтесь обо мне. Одарите своим благословением, протяните руку помощи. Обещаю прилежно учиться во благо творчеству. Спасибо».

Закончив с молитвой, поспешила за родителями.

Войдя в здание, мы испытали шок. Папа несколько раз выходил через центральные двери, осматривался и возвращался.

– Вот тебе и Алиса в Зазеркалье, – присвистнул он.

Внутри академия выглядела, как картина Пикассо и Ван Гога в одной рамке. Непропорциональная, изогнутая, пестрая, хаотичная. И это только холл. Мебель странной формы и пропорций, стены расписаны и намеренно неровны. Лестница в виде зигзагов.

Луноликая, как мне тут ходить?

Усадив маму в кресло-ладонь, направились с папой к девушке за стойкой распределения. Пару раз покачнулись на плитке с 3D-рисунком. Кошмар людей с нарушенной координацией.

– Добрый день, – поприветствовала девушку, – мы ищем деканат факультета Сандрин.

Та с дежурной улыбкой указала на лестницу позади себя и вручила карту академии.

Карту составляла адекватная личность, благодаря которой мы быстро нашли нужный деканат. Кабинеты (хвала Луноликой) выглядели просто. Белые стены с дипломами и фотографиями, офисная мебель, компьютеры, за которыми работали секретари. Там мы получили разрешение понаблюдать за прохождением экзамена.

****

Сидя на балконе за стеклянной перегородкой, бледнела от разразившихся страстей на сцене.

Я точно на вступительном экзамене? Да это концерт лучших эстрадных певцов! Какой аккомпанемент, какие голоса. Целые номера со спецэффектами и подтанцовкой. Куда мне тягаться с ними? Что я вообще тут делаю? Одна простенькая мелодия и детский текст.

Родители, не менее шокированные, завороженно смотрели на сцену. Аккуратно коснулась мамы, шепнула:

– Я в туалет, скоро буду.

Она хотела сопроводить, но я, помахав картой, выбежала из зрительного зала. Страх сдавил грудь, мешая вдохнуть так необходимый воздух. Растирая сплетение, брела вдоль пестрого коридора, не видя никого перед собой.

Я точно не поступлю… глупая, глупая затея. Там выступают лучшие. Теперь понятно, почему меня не в первый день оценивают. Сначала идут профессионалы, дальше талантливые, а за ними я. Как запасной вариант.

Стерев злые слезы, толкнула белые двери. За ними оказался не туалет, а аудитория, наполненная множеством музыкальных инструментов. Все стояло в определенном, неведомом мне порядке. Прикрыв за собой двери, осмотрелась. Никого. Чуть смелее прошагала вдоль инструментов, касаясь каждого: барабаны, виолончель, труба, рояль.

Остановившись перед белым инструментом, горестно выдохнула. Полированное дерево блестело от лучей обеденного солнца. Табурет звал присесть. Не стала отказывать себе в удовольствии. Здесь я точно в первый и последний раз. Подышу атмосферой творчества и поеду домой строить очередной план по встрече с сыном.

Приподняв крышку, прошлась пальцами по клавишам. Совсем другие ощущения. На планшете я не регулировала силу надавливания, на синтезаторе нажатие давалось легче, а здесь приходилось с усилием нажимать на нужную ноту. С опаской покосилась на дверь.

Звук музыки услышат из коридора.

Быстро подбежав к двери, заперла ту на засов.

– Один раз, никто не узнает.

Присев, смело прошлась по нотам. Прикрыв глаз, окунулась в свою боль:

– Суету отринув, порознь бок о бок идем. Сожаления – в прошлом, честь ведет вперед… – голос сорвался на всхлипы. Истерика не давала петь, ошейником сдавила голосовые связки. Закашлявшись, перестала мучить инструмент.

– Если это припев, то у тебя большие проблемы! – звонкий девичий голос раздался за моей спиной.

Скрипя, как старая дверь, обернулась к неожиданному слушателю. Высокая, тоненькая, словно тростиночка, азиатка сидела на парте и по-детски мотыляла ногами. Прямая челка скрывала лоб, а короткие волосы кончиками касались худеньких плеч. Одета в комбинезон с множеством нашивок мультяшных персонажей. В целом выглядела невинно, если не смотреть в глаза. Те горели алым огнем, скрывая зрачок. Резко спрыгнув с парты, девушка приблизилась.

– Ноты с собой? – бесцеремонно спросила она.

Обалдело кивнув, достала тетрадь из набедренной сумочки. Потеснив меня на табуретке, азиатка поставила ноты. Одним глазом глядя на них, играла мелодию Марины.

– Я буду аккомпанировать, а ты пой, – скомандовала сурово девушка, не поднимая глаз от клавиш.

Закивав, с нужного момента запела куплет, однако мгновенно остановлена восклицанием:

– Серьезно?! Без вступления? Сразу петь? Куда спешишь!? Поезд? Самолет? Никуда не годится! В песне должно быть вступление. Обратить внимание зрителей, принудить их перестать ковыряться в носах… Вот так!

Девушка запорхала пальцами над клавишами. В ее исполнении мелодия звучала иначе. Если в моей версии она походила на одуванчики, то под руками незнакомки распускалась желтыми хризантемами.

– Ты не так играешь, – указала на ноты. Девушка действительно нажимала на клавиши с другой длительностью, меняла тональность.

– А ну тихо! – рявкнула на меня она. – Пой лучше, мне надо услышать весь текст. Излей в стихах эмоцию, нужную тебе.

Сглотнув, подальше отсела от девушки. Постаралась запеть, но тяжелая атмосфера угнетала. Встав, подошла к окну. Так-то лучше. Тиски ее присутствия отпустили. Рассматривая прибывавших в стены академии, запела. Мыслями витала рядом с сыном.

Как ты, Кристиан? Скучаешь так же сильно? Мечтаешь о нашей встрече?

Закончив исполнять песню а капелла, повернулась к азиатке. Девушка на худеньких коленях разложила нотную тетрадь, черкала мои ноты, дописывая свое виденье музыки.

– Как долго ты за инструментом? – спросила она, не прекращая писать.

– Два года.

В алых глазах мелькнуло удивление. Мотнув головой, она зачеркнула написанное и поверх записала третий вариант мелодии. На минуту между нами повисла тишина.

– Твое стихотворение… – протянула девушка. – Кому посвятила свою оду? Кто вдохновил тебя на столь грустную песню?

– Один близкий человек, – ушла от прямого ответа.

– Стихи говорят о твоем разбитом сердце, я думала, что все стандартно: несчастная, не взаимная любовь, но несколько строк… Будто вы расстались не по своей воле… и ты хочешь вернуть его. Так? – внимательно посмотрела на меня оборотница.

Скупо кивнув, покраснела. Так очевидно?

– Я закончила, сыграешь по моим нотам, – передала мне тетрадь азиатка.

Прижав свое будущее, улыбнулась ей. Несмотря на грубость, она мне помогла. Протянув ладонь, представилась:

– Анна Новицк.

Окинув мою руку взглядом, в котором было отвращение, девушка нехотя ответила:

– Ая Хон.

6 глава

Вздрогнув от сигнала, потянулась к телефону, тот мигал непрочитанным сообщением. Разблокировав экран, прочитала:

«Я внизу, спускайся».

Перевела сонный взгляд на время. Два часа ночи. Крякнув в подушку, выпрыгнула из кровати, начала собираться.

Я проспала! Черт, черт, черт! Ая меня съест! Но почему будильник не прозвенел?

Подняв телефон из-под подушки, проверила будильник. Я не сохранила настройки!

Застегивая ширинку джинсов, параллельно натягивала водолазку. Ночью в Монреале холодно. Открыв дверцу мини-бара, достала батончики. Они спасут от гнева азиатки.

За всей возней не услышала проснувшуюся маму. Она стояла у дверей моей комнаты в отельном халате.

– А ты куда?

– Репетировать, меня ждут.

Оглядев комнату позади себя, мама прикрыла двери и указала на мою кровать. Присев на нее, я покорно ждала вопросов.

– И кто в два часа ночи репетирует? Где вы будете играть?

– Студенты академии Грома и Ветра, – с ноткой гордости ответила на первый вопрос. Хотя сама еще не являлась студенткой. – А играть там же. В академии. Творчество никогда не спит.

Погладив меня по щеке, мама поправила несколько прядей у лица. В ее жесте было столько трепета и любви, что у меня сжалось сердце. Разве можно так сильно любить? Вопрос являлся риторическим.

– Аня, ты два дня репетировала в академии, отказала от экскурсии, через семь часов экзамен. Ты уверена? И кто тебе помогает? – продолжила сыпать вопросами мама.

– Ая. Она второкурсница. Я не знаю ее мотивов. Она просто командует, когда и куда подойти для репетиции. Показывает, как играть, – нерешительно продолжила, – знаешь, она так играет, будто создает вселенную в музыке. Между Аей и роялем духовная связь, не меньше. Не знаю, как объяснить. Когда она опускает пальцы на клавиши, вокруг замирает время, а энергия пространства пульсирует в такт. Невозможно оторвать взгляд. Хочу так же.

– А что мне папе сказать? – спросила мама после минутного молчания.

Пожав плечами, заиграла бровями.

– Ну ты же истинная. Не знаешь, как отвлечь папу?

От моего двузначного ответа мама порозовела, а дальше я получила шлепок по плечу.

– Анна, что за мысли?! Я воспитывала тебя скромной оборотницей. Иди уже, – махнула она в сторону выхода.

Поцеловав ее в щеку, пообещала встретить их у академии перед своим выступлением. Сбежав вниз по ступенькам, осмотрела холл отеля: Ая сидела в кресле в зоне отдыха. Положив ноги на столик, а голову на спинку кресла, девушка дремала.

Не одна я работаю на износ последние дни.

Подойдя к оборотнице, достала из рюкзака батончик. Намеренно шурша фольгой, наблюдала за дрожащими кошачьими ушками девушки. Во сне она приобрела полутрансформацию. Настоящая неко-тян. Оборотни наверняка за ней толпой бегают и такой же толпой убегают… из-за скверного характера.

– Ты долго, – констатировала Ая, забирая батончик из моей руки. Достав аирподсы, она вставила один в ухо, включая музыку на телефоне.

Мне стало обидно. Не за батончик. Бездна с ним. Просто неприятно, когда при тебе слушают музыку. Неуважительно выглядит. Сразу показывает, насколько в твоем общении заинтересованы. Ае я интересна ровно на одно ухо.

Тогда почему она таскается за мной? Помогает… не спит по ночам?

– Пофли, времени нет, а второй куплет профаботать надо, – поторопила азиатка и, пережевывая сладость, направилась к выходу. У стеклянных дверей она наклонилась к отражению, приглаживая волосы на местах, где недавно были кошачьи ушки.

Надувшись на Аю, вышла первая из отеля. На парковке нас сиротливо ждал мопед оборотницы. В студенческом городке многие пользовались этим видом транспорта. Он компактный, легкий в управлении, и на нем можно ездить с восемнадцати лет. Когда поступлю, выдадут такой же.

Обогнавшая меня Ая подала второй шлем и завела мопед. Тот, тихо пофыркивая, ждал пока, я умощусь.

– Только не обнимай! Не люблю, когда меня касаются посторонние, – попросила Ая.

– Хорошо, – сдержанно ответила, цепляясь за обивку сидушки.

Интересно, почему ей не нравится? Может, пунктик творческих личностей? У одних застроенный перфекционизм, у вторых мизофобия, а у Аи гаптофобия. Тогда это объясняет, почему она отказалась пожимать руку при знакомстве.

Возле академии восхищенно охнула. В общей темноте улицы здание горело, словно новогодняя елка. Сквозь окна можно увидеть передвигающиеся толпы, на парковке также находились студенты.

Припарковавшись, мы оставили шлемы на мопеде, прошагали в академию. Я представляла, как мы, словно воришки, будем проскальзывать в аудиторию через окно. А на деле цивилизовано вошли через центральные двери.

– А мне можно здесь находиться в ночное время? – обратилась к Ае.

Та неопределенно пожала плечами. Понятно…

– А тебе ничего не будет за помощь мне? – не унималась я. Не хотелось подставлять девушку.

Мы поднимались по лестнице, когда оборотница ответила:

– В уставе академии не сказано о запрете помощи абитуриентам. Мы не мухлюем, а честно идем репетировать. Последнее разрешается.

В аудитории никого не было, инструменты стояли неподвижно на своих местах. Приоткрыв окно, впустила прохладу в помещение.

Странно. По академии шныряют толпы, но никто не репетирует.

– Я думала, – нерешительно перевела взгляд на Аю, запиравшую дверь, – я была уверена, что здесь мы будем не одни…

Снимая аирподс, оборотница отрегулировала свет. Одинокая лампа горела ровно над роялем. Экономно. Откинув крышку инструмента, она начала быстро перебирать клавиши. Пройдясь по всем, достала из кармана ключ, наклонилась к струнам.

– Что ты делаешь? – наклонилась с другой стороны инструмента. Девушка подтягивала струны.

– Настраиваю инструмент, – просипела Ая. Нажимая на ноту си третьей октавы, слушала частоту звучания, продолжала подтягивать струны.

– Как по мне, звучит идеально.

– Поэтому тебя могут не взять в академию. Всегда надо проверять инструмент перед игрой. Маленькое отклонение от нормы станет фиаско. Ты выбрала самый громоздкий музыкальный инструмент, найдешь в Википедии таблицу частот звучания клавиш и обязательно проверишь звучание, – рекомендовала девушка.

– Но меня пустят к инструменту на сцене. Я что…

Раздраженно шикнув, Ая воскликнула:

– Да! Ты проверишь инструмент на сцене. Я положу ключ, – помахала перед моим лицом тем самый ключом, – под крышку. А ты смело включай приложение, которое я тебе скинула в мессенджере, и проверяй каждую клавишу.

Нахмурившись, села на табурет. Требование азиатки звучало странно. Как я буду настраивать рояль перед всеми? Как она себе это представляет? Совсем спятила.

– Хуже будет, если ты сыграешь на расстроенном рояле и не поймешь этого, – закончила оборотница, прикрывая крышку.

А в этих словах есть зерно мудрости. Мысленно согласившись с девушкой, открыла нотную тетрадь. Вытерев тонкие пальцы салфеткой, Ая скомандовала:

– Начни со второго куплета. Вступление и первый играешь сносно.

Ну спасибо. Сносно – высшая похвала от Аи за последние сутки.

Корпя над клавишами, вздрагивала от каждых замечаний «наставницы»:

– Левой рукой пощипывай клавишу, правой ласкай…

– Ускоряйся…

– Резче, добавь драматизма игре…

– Быстрее, я что, не написала длительность звучания ноты?

– Расслабь плечи, ты слишком напряжена… кисти статичны, куда так дергать? Вывих еще получишь.

Стоит упоминать о том, что я жутко потела? Да она моя кара небесная за все грехи прошлого. Точно кого-то убила в той жизни.

– Стоп! Перерыв! – скомандовала Ая, протянув мне бутылку с водой.

Сама она принялась за третий батончик. Живот забурчал, и я не отказала себе в удовольствии подкрепится. Но шлепок по пальцам остановил меня.

– Тебе нельзя есть шоколад, пить кофе и употреблять семечки за сутки до выступления. Голос садится, – разочаровала Ая, забирая мой ранний завтрак.

Сжав губы, порылась в рюкзаке. У меня ничего не было из разрешенного. Отложив ненужную вещь, жалобно смотрела на второкурсницу.

Я есть хочу!

– Почему ты плачешь? – спокойно спросила оборотница, наблюдая, как я обиженно сверлю ее взглядом.

– Я устала, и голодная… а ты злая… – совсем по-детски ответила ей.

На лице азиатки отразились удивление, смятение и оттенок подавленности. Ее радужки покраснели, а неко-ушки вновь радовали своим присутствием. Замешкавшись, она скрылась за дверью, оставив меня в одиночестве. Если не ее сумка, подумала бы, что сбежала. Может, зря я?

Вернулась она через десять минут с пакетом. Протянув мне покупку, она смущенно сказала:

– Поешь, здесь дынная булочка с молоком. Столовая не работает, взяла из автомата, денег не надо.

Обескураженно забрав подарок, достала запакованную сдобу и пакетированный молочный коктейль. Жадно поглощая еду, успокоилась окончательно. Ая не отвлекала, молча натирала до блеска рояль.

– А почему мы одни? В академии много студентов, а репетируем только мы? – поинтересовалась, продолжая завтракать.

Моя «наставница» откусила от своего батончика. Прожевав, ответила:

– Это преподавательская аудитория…

Закашлялась, пролив на пол молоко. Как преподавательская? Обычная же аудитория? Где сказано? Ая дала мне возможность привести дыхание в норму, простукивая меж лопаток.

– Как преподавательская? Что мы тут делаем? Откуда у тебя ключ?

– Дубликат.

Краткость – сестра таланта. Ая хуже партизана, информацию клещами доставать надо.

– Нас накажут?

– Не пойман – не вор. Так мой брат говорит, – пристыженно ответила оборотница.

Какой брат хороший, а вещам каким мудрым учит. Луноликая, отводи всех любопытных от наших дверей. Дай закончить репетицию.

****

– Да, мамочка, жду вас у академии. Не переживай, все отлично! – отключила связь, потянулась.

Всю ночь и утро играла. Пальцы отваливались, спину ломила, а зевки перестали подавляться час назад. Ая лежала на парте, задумчиво слушала музыку в аирподсах. От постоянных командований, поправлений, наставлений оборотница осипла.

– Неужели второкурсники знают столько о музыке и игре? – присев на лавочку, положила голову на парту рядом с лицом Аи.

Та блеснула карими глазами и устало улыбнулась.

– Второкурсники вряд ли… я просто уже пятый раз на втором курсе.

В моей голове заскрипели шестеренки. Ая очень умная, с роялем общается как с другом, умеет настраивать, пишет на ходу ноты…то бишь она не отстающая. А если отстающая, то какие гении тут учатся? А можно на второй год оставаться пять раз?

– Ая, а сколько у тебя образований?

– Четыре высших и вот пятое, заключительное, – ответила она без хвастовства. Скорее уведомила о факте.

Сколько? Это сколько учится надо? Ей же на вид не больше двадцати. Или это азиатские корни так коварно скрывают возраст?

– Кто ты по своим профессиям?

– Ну,… – протянула девушка, – вокалистка, инструменталист S класса, концертмейстер S класса, композитор. Ну и, надеюсь, дирижер, – закончила перечислять моя подруга-вундеркинд. А как еще ее называть после такого внушительного списка?

– А сколько ты уже учишься?

– Вокалисты учатся четыре года, инструменталисты и концертмейстеры моего уровня по шесть лет, композиторы пять лет и год на дирижера, – сгибая пальцы, оборотница считала. – В сумме я в стенах академии нахожусь двадцать два года.

Двадцать два года… твою налево. Двадцать два года! Я младше! Меня мама не родила, а Ая уже здесь была… Луноликая, как это!?

Бледнея от полученной информации, спросила:

– А тебе сколько лет?

– Шестьдесят семь.

Окинув взглядом девушку еще раз, подметила угловатость фигуры, полное отсутствие нужных женщине форм. Подросток, как и я.

– Видимо, азиатская кровь делает тебя внешне такой юной, – деликатно прокомментировала.

По лицу девушки мелькнула тень. Поднявшись, она стала собираться.

– Нам пора уходить, родителей подождешь в холле.

Резкая смена настроения насторожила. Наверное, я что-то не то сказала. Собрав свои вещи, мы покинули аудиторию. В холле Ая помахала мне и направилась к выходу. Преградив ей путь, не касаясь, спросила:

– Ты придешь на мое выступление? Может, подождем моих родителей, позавтракаем и вместе пойдем в зал?

Она должна там быть. Она мне помогла, вложила в мою голову столько полезного, я не прощу себе, если ее не будет.

Обойдя меня по дуге, Ая покачала головой.

– Меня ждут, на концерте буду, сегодня брат тоже выступает, спасибо за приглашение позавтракать, но я не хочу.

Покинув стены академии, она ни разу не обернулась. Я стояла у статуй элементов, сверлив ее спину, пока она не скрылась за поворотом на парковку. Подняв глаза на Сандрин, шепнула:

– Она твоя рука помощи?

В воздухе запахло грозой, а на душе стало спокойнее.

В кабинете ректора

Я расслабленно сидел в кресле, пил свежий кофе и задумчиво водил мышкой по столу. Начавшиеся утро принесло много сюрпризов.

Сегодня финальный день прослушивания, а список будущих студентов уже сформирован. Но осталось одиннадцать претендентов на места. Комиссия поступила опрометчиво, одобряя всех более-менее талантливых личностей. В результате придется импровизированно проводить второй экзамен для будущих студентов факультета Сандрин. Лишняя головная боль…