Текст книги "А не пошел бы ты? (СИ)"

Автор книги: Yukimi

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц)

5. Клуб.

Если вы здесь, значит верно,

Зaпycкaйтe в бap пaчки eвpo

Taк живeт нaшa cтaя,

Mы oпять тaнцпoл пoджигaeм

Пoтoмy чтo нoчью мы вce пьeм, зaливaяcь в club'e,

Hoчью мы вce пьeм, в нeбeca лeтaeм!

Hoчью мы вce пьeм, нaпивaйcя c нaми!

Hoчью мы вce пьeм, нoчью мы вce пьeм!

(с) Johnyboy.

Вечер встретил меня прохладным ветерком, дунувшим в лицо, стоило мне выйти из подъезда. Задрав высоко голову, я посмотрел на небо, которое было все такое же светлое, как тогда, когда я приходил домой, разве что слегка подрумянилось солнцем, совершавшим последний рывок к горизонту. Натянув на голову капюшон от ветровки и запахнув ее поплотнее, я двинулся к месту назначения.

Вообще, идти туда было недалеко, но я специально решил пойти по улицам, а не по дворам, что было дольше, но зато вероятность того, что тебя зажмут в каком-нибудь садике или дворике склонялась к нулю. Не то чтобы ко мне часто приставали, но из-за моей, в общем-то, яркой внешности, во многом благодаря ярко-зеленой челке, меня нередко замечали всякие подвыпившие гомики, решающие, что я будто бы подарок богов и специально прохожу как раз тогда, когда им хочется потрахаться. Вот такая у меня карма.

Улицы сегодня были как всегда полны разношерстным народом. Наш город славится как город барыг и бухла – не самое приятное наименование. Потому встретить барыгу, предлагающего наркотики, было не сложно – даже искать не придется. Всего лишь выйти ночью на улицу, и они, как говорится, сами тебя найдут. Вот и сейчас ко мне тут же подскочил невысокий пухленький типчик, предлагая гашика и марихуаны. Привычно отмахнувшись от него (ибо это случалось в каждый мой вечерний поход), я углубился в небольшой переулок, свернув с главной улицы. В конце его привычно мигала вывеска «Клуб». Коротко и ясно. Вывеска висела чуть криво, пара лампочек не горела, так что поверить, что здесь, в темном переулке, находится самый популярный в городе клуб, было сложно. На подходе к главному входу я резко свернул в сторону, обходя клуб. Постучав в заднюю дверь, куда никого не пускали, кроме персонала и особо важных персон, я приоткрыл лицо, чтоб человек, открывавший дверь, его ясно увидел.

– А, Коти, – прохрипел показавшийся старик. Белые волосы с залысинами на висках висели клоками, маленькие черные глаза, глубоко посаженные, из-за чего морщины старости настолько въелись в лицо, что оно казалось вырезанным из дерева; смуглый цвет лица очень странно сочетался с белоснежными волосами, придавая лицу старика несколько фантастическо-мистическое выражение, – таким был Макар Андреич, главный управляющий клуба. Несмотря на нескладность, сгорбленную спину, сухие тонкие руки и слабые ноги, в помощь которым Андреич опирался на трость, несмотря на все это, этот старик имел гиганскую власть в клубе и самом районе; его уважали, про него ходило множество легенд и историй, и никто не отказывал ему ни в чем. Когда, зачем и как так получилось, не знал никто, но суть от этого не менялась – Андреич фактически держал район. Он не руководил мафией, не был богачом, но его старость, мудрость, а также необычная профессия для старика сделали ему имя и влияние.

– Проходи-проходи, – прокряхтел Макар, которого за глаза просто звали Андреич, о чем он и сам знал, но лишь посмеивался, – опаздываешь.

– Простите, – я почтительно склонил голову, извиняясь.

– Ну ладно, ладно, поторопись.

Я быстрым шагом прошел внутрь здания, скидывая на ходу куртку. Кинув ее на крючок, надевая тут же форму. Вытаскивая из карманов джинсов заколку, подцепил челку и заколол ее назад – в моей работе она мешается.

– Коти-и-и, тебя уже ждут – мы же открылись! – послышался сзади голос Андреича.

– Все!

Пройдя еще пару поворотов, я вышел через небольшую дверь в душный зал, где гремела громкая музыка и тряслись потные тела.

– Коти, коктейль! – послышались голоса. Довольно улыбнувшись, я встал за свою родную стойку, приготовившись готовить коктейли. Да, я работал в этом клубе барменом, и, вроде бы, пока успешно. Это действительно приносило мне радость, работа заставляла наслаждаться, бежать на нее бегом и улыбаться звонкам от Андреича, что сегодня моя смена. Заказы посыпались, и я окунулся в этот мир алкоголя, музыки и самого клуба. Этот мир был мне по нраву. Работа пьянила не хуже самого крепкого коктейля из нашего меню, заставляя отвлекаться от всех мыслей, вертеться на месте, подбрасывать бокалы, сгребать деньги и лучезарно улыбаться, обезоруживая пьяных, требующих еще.

– «Кровавую Мэри», пожалуйста.

– «Секс на пляже»!

– Пива, две бутылки!

– Вот на чай! Спасибо!

– Виски с колой налей!

– Любой покрепче, пожалуйста, – этот голос выбивался из остальных, – на ваш выбор.

Я поднял глаза, отвлекаясь от разливания, и встретился взглядом с карими глазами. Все спокойствие и увлеченность полетели к чертям.

Этот-то урод что здесь забыл?!

6. Эффект неожиданности.

Я буду вспоминать с улыбкой

Все свои попытки, все свои ошибки.

Я буду вспоминать и черпать силы,

Чтоб в своем стиле дальше идти мне.

(с) Кравц – Вспоминать.

Если сравнивать меня и Брука, можно однозначно сказать, что он намного красивее. Темные волосы, абсолютно прямые, короткая челка, совсем не как у меня, и в глаза не лезет; карие глаза миндалевидной формы, небольшой нос с горбинкой; волевой подбородок, выдававший бы в нем сильного и уверенного в себе человека, если бы он не издевался надо мной; всегда прекрасно выбрит и одет, сразу видно, что он следит за своим внешним видом. Обычно, он надевал рубашку или футболку, поверх которой нередко накидывал кардиган, и джинсы, всегда потертые, но от этого не менее дорогие. Нет, он не мажор, хотя я подозреваю, что родители у него не из бедных, иначе его бы уже давно поперли из университета, просто любит себя и этим все сказано.

По сравнению с ним – я действительно очень обычен. Я не красавчик, но и уродом себя никогда не назову, зато у меня есть то, чего нет у Брука – шарм. Мне шарм придает ярко-зеленая челка, против которой так противились мои родные, а именно брат.

Собственно, к чему это я? К тому, что я и Брук – люди с разных планет, не должные пересекаться. Но так сошлась судьба, что только с ним я и контактирую уже три года. Пусть и против своей воли.

* * *

– Любой покрепче, пожалуйста, – Брук немного помолчал. – На ваш выбор.

Все мысли только и кричали: «Что этот урод тут забыл и не узнал ли меня?»

Сохраняя внешнее хладнокровие, я достал бокал и опустился под стойку, чтобы смешать. «Так, это клуб, он тоже человек (что сомнительно) и имеет такие же равные права его посещать, как и все остальные. Благо, видимо, он меня не узнал, так что лучше не выходить на свет, пока он не съебет. Блять, вот урод, надо же было ему припереться?!»

– «Мохито», пожалуйста.

Брук медленно взял бокал, вглядываясь в темноту, что меня окружала, а я между тем молился, чтобы он меня не узнал. Немного помолчав, он крикнул:

– Спасибо, – бросил на стойку плату и отошел.

Я с удивлением заметил, что только сейчас расслабился и выдохнул, прекратив задерживать дыхание.

Слава Богу.

Остаток вечера и начало ночи прошли относительно спокойно. Относительно потому, что я задницей чуял, что Брук поблизости, но вот его самого не видел. Моя смена заканчивалась около часа-двух, в зависимости от старика. Потому, когда около двух он глухо окликнул меня из-за двери за стойкой, я немедля выскользнул из зала и подошел к Андреичу.

– Твоя смена закончена, теперь тебя сменит Джек, – проскрипел он, указывая на моего сменщика – паренька моего возраста, весело улыбнувшегося при виде меня. Мой, можно сказать, друг.

– Спасибо за работу, – хлопнув меня по плечу, старик удалился в свою каморку.

Быстро переодевшись и перекинувшись парой слов с Джеком, я как всегда подошел к двери заднего входа и дернул ее на себя. Тихо запищал оповещатель, что дверь открыта, а затем она захлопнулась с громким хлопком; и меня тут же кто-то сгреб за шкирку.

– Эй, отвали, кто это?! – я ударил локтем назад, нещадно брыкаясь.

– Опять хочешь мне в нос заехать? – хмыкнул знакомый голос, уклоняясь от удара.

– Еще как хочу! – взвился я, узнав его. С-с-сука, ненавижу! – Отпусти меня, урод!

– Веди себя тише, или люди сбегутся.

– Мне как бы этого и надо, – съязвил я, открывая рот, чтобы заорать, но мне его жестоко заткнули теплой ладонью.

– Заткнись, Коти, – прошипел Брук, таща меня куда-то. – ...поговорить.

– Мнфнф?

– Поговорить, нам надо поговорить, – повторил парень, подталкивая меня к соседнему переулку, где никого не было.

– О.. ух! О чем нам с тобой разговаривать, имбецил?! – снова получив возможность говорить, прошипел я, невольно подстраиваясь под его тон.

– О сегодняшнем.

– Как ты меня узнал? – задал я единственный интересующий меня вопрос.

– Если скажу, ты меня опять ударишь. А знаешь, удар у тебя не из легких.

– Пф-ф, – не могу себе не признаться, что это было приятно слышать. Может, я его даже и выслушаю. Хотя зачем? Он же скотина, которая мне жизнь портит. С чего ему такая милость?

– Выслушай, – жестко потребовал Брук. Это уже похоже на приказ.

– Нет.

– Блин, пожалуйста.

– Нет-нет-нет, – я показательно зажал уши и стал напевать какую-то мелодию. Пусть мучается, придурок. Сколько я терпел!

– Кис.

– Ля-ля-ля!

– Коти, я люблю…

– ЛЯ-ЛЯ-ля!

– Люблю тебя.

– Ля-ля-ля-ля-ля, я ничего не слы-ы-ышу!

– Я люблю тебя, честно! Не веди себя, как ребенок!

– Ниче-е-его-о.

Неожиданно Брук сократил расстояние между нами и впился мне в губы, которые я от неожиданности не успел плотно сжать.

7. Последствия.

Я не подпущу тебя близко. Даже на шаг.

И ты не подпустишь к себе.

И не вернешься потерянной яхтой на пристань.

Нам не добиться возврата уже. Так по душе...

(с) Кравц – Близко.

Я с размаху вдарил расслабившемуся Бруку в челюсть, отпрыгивая от него, как от прокаженного.

– Ты, сука, совсем охуел? – относительно спокойным голосом произнес я, наклонив голову на бок. – Или у тебя появилась парочка новых зубов?

Брук помотал головой, держась за челюсть. А не хлебнуть тебе еще ударов, козел?

– Ты попал, блять, – я зол, чертовски зол. Все же, несмотря на мою комплекцию и внешний вид, мой удар действительно не из легких. Недаром гордился своим хуком правой.

Подскочив к Бруку, я со всего размаху набросился на него с кулаками. Вся моя злость на него, вся ненависть выходила сейчас. Я, не целясь, молотил кулаками по всему, куда мог попасть, не заботясь о правильности постановки удара, о том, как я сейчас выглядел. Брук лишь закрывался руками, не делая попыток атаковать, чем немало удивил меня.

– Ненавижу тебя, сука! Блять, чтоб ты сдох! – орал я сам не свой. Все, он доигрался. Если раньше я достаточно мирно психовал, то теперь весь вышел. Господи, не понимаю, откуда во мне столько злости? Столько ненависти к этому человеку? Я хочу, чтобы он сдох. Серьезно, это впервые со мной, чтобы я желал кому-то смерти. Он особенный в этом плане.

Минут десять этого бессмысленного месива, и я осел на землю, обессиленный и опустошенный из-за вышедшей злобы.

Брук приземлился рядом со мной, не делая попыток заговорить. Видимо, он, если и не понимал свою ошибку, то хотя бы прислушивался к инстинкту самосохранения, который советовал ему молчать. Так, в пустом молчании, прошло несколько бессмысленных минут. Ужасно хотелось встать и добавить еще, или же вылить на него ведро грязи, или…

На душе было пусто, тихо и умиротворенно. Говорят, после сильного перенапряжения приходит блаженное ощущение прошлого момента, когда все уже произошло, и менять что-либо уже поздно, да и не хочется. Мне не хотелось Ничего. Уйди сейчас Брук, я бы и не заметил его отсутствия, потому что был полностью погружен в себя. Да и плевать мне, собственно, на его уход. Теперь в моей душе его больше не существовало, будто бы и не было. Такое ощущение, что я умер, и, наконец, душа моя нашла успокоение. Могу простить всех… Нет, ошибаюсь. Я Его никогда не прощу.

Я не знаю, сколько длилось это задумчивое молчание. Лишь хотел, чтобы оно длилось дольше. В этом темном переулке, в тишине, нарушаемой лишь гудками далеких машин с дороги да отголосками звонкой музыки из клуба, я о многом подумал. Понял, что был не прав по отношению к Бруку. Его можно только пожалеть, глупый человек! Он – как бессмысленное маленькое существо, только недавно понявшее свои ошибки, в чем я не был уверен. Но одно я понял точно – больше никогда в своей жизни я не хочу видеть этого человека. Да, я хочу, чтобы он умер, хотя и это желание пройдет. Не пойду же я закапывать его на ближайшем футбольном поле из-за глупого желания?! Мне своя свобода дорога.

Мне нравится моя будущая профессия, нравится универ, мне нравится все в своей жизни, кроме Брука. Это – единственное препятствие на пути к моему счастью. Да.

– Брук, – осипшим от долгого молчания голосом начал я, – я люблю свою жизнь, люблю универ, будущее, открывающееся мне, но мешаешь ты. Ты – преграда, останавливающая течение моей любимой жизни. Понимаешь?

Брук неуверенно кивнул. Честно, я немало был удивлен, что могу вот так спокойно разговаривать с ним, после всего, что было между нами. Хотя, ничего же и не было. Пусть нелогично, но я уже вычеркнул этого человека из своей жизни. Навсегда.

– Если ты любишь меня, – я про себя неверяще хмыкнул, – то исчезни. Из моей жизни.

Он кивнул, словно предчувствовал это, медленно встал и, пошатываясь, направился к освещенной улице. Когда отблески фонарей упали на его лицо, я удивился тому чувству отстраненности, присутствующему на нем. А также алели, наливаясь кровью, синяки, набитые мной. В этом жалком, убитом человеке я не мог узнать того, кто издевался надо мной три года с такой извращенностью и усердием, того, кто так и не смог сломать меня, но кого я сломил всего за день. Не такой уж ты и крутой и сильный, Брук.

Вслед уходящему парню донесся истерический смех, переходящий во всхлипывания.

8. Вписка.

И кто-то ловит миг удачи,

Мечтая только о своем.

Другой же мысли втайне прячет,

А жизнь идет своим чередом.

(с) Ю. Антонов

А жизнь налаживается, никогда бы не подумал. После того рокового вечера Брук больше не появлялся в универе, забрал документы и куда-то уехал. Мне было плевать, абсолютно похуй, где этот придурок. Я просто наслаждался… Наслаждался такой, когда-то кажущейся невозможной, свободой. Дружки Брука, так рьяно поддерживающие его в издевательствах надо мной, были сломлены его внезапным уходом, потому тут же отстали от меня. Господи, идея все высказать Бруку была лучшей в моей жизни! Сейчас я не понимаю, почему не сделал этого раньше? Вот я уебан был.

Отношения с одногруппниками улучшились, меня даже стали приглашать на какие-то вечеринки, где ко мне активно клеились.

Вот и сейчас я направляюсь на одну из таких вечеринок-вписок на квартире у одногруппника Кирилла.

– Але, да, я подхожу, а где? – я разговаривал по телефону с самим организатором, когда услышал музыку и увидел яркие блики из окон пятого этажа. – Нашел уже, сейчас буду.

Неспешно поднявшись на нужный этаж, благо подъезд был открыт каким-то благодетелем, я открыл нужную мне дверь и окунулся в душный смог просторной квартиры. Потные тела толпились вокруг, извиваясь и дергаясь под музыку; было душно, задымлено, чем-то воняло, кто-то уже протягивал мне стакан с неизвестным спиртным, который я безропотно выпил.

Неведомо как я оказался в объятьях какой-то девушки, танцуя с ней под какую-то сумасшедшую глупую музыку. Голова отказывалась соображать, наверняка из-за наркотиков, точно подсыпанных в стакан. Все вокруг плыло, а девушка неизвестно как сменилась Кириллом, хозяином квартиры, прижимавшим меня в угол комнаты. Губы сами приоткрылись, пропуская чужой язык, кожу опаляло раскаленным дыханием парня; одежда сама полетела вниз, а меня протолкнули в соседнюю комнату, где уже была одна парочка, в тесном сплетении друг друга стонавшая, заглушая музыку. Руки сами полезли вниз, стягивая с парня трусы, жадные губы впивались в чужие. Кирилл приподнял меня, прижимая спиной к стене и стягивая с меня остатки одежды. Горячие стоны рядом только распаляли меня, возбуждали до неимоверности, а руки уже надрачивали наши члены, пока парень пальцами грубо растягивал меня, заставляя стонать от боли. Резкий вход, я вскрикиваю, выгибаю спину и, не жалея, начинаю сам с силой насаживаться на него, стараясь получить как можно больше удовольствия. Стоны в комнате стали уже жарче, парочка разлепилась и попыталась присоединиться к нам, но Кирилл, находясь на пике, грозно рыкнул, опираясь на стену за моей спиной и сжимая кулаки. Мои ногти оставляли на спине парня глубокие царапины, а сам я постыдно стонал, рвано трясь членом о живот парня. Я кончил раньше него, забрызгав его белый в темноте живот спермой, а он еще рычал, двигая бедрами вверх, потом кончил и вышел из меня.

Я, опустошенный, еле стоя на ногах, рухнул на ковер, постеленный на полу, где сразу же и заснул.

* * *

Утро встретило меня дикой головной болью и тошнотой. Стоило мне приподняться, как меня тут же вырвало на шикарный персидский ковер. Откашлявшись и обнаружив, что я голый и болит задница, я кое-как поднялся, собрал свою одежду, переступая через спящие вокруг тела, оделся, выпил воды из-под крана на кухне и смылся из ставшей незнакомой квартиры.

Пошатываясь, каким-то образом доплелся до автобусной остановки, заметив на мобильном кучу пропущенных от Макара и братика. Блять, теперь объясняй, где я был.

Ничего не помню со вчерашней ночи. Но, судя по боли в заднице, у меня был секс, вот только с кем? А, да нахуй вспоминать, в первый раз, что ли…

Автобус, сука, долго не приходил, а все скамейки на остановке были заняты бабульками, хрен знает, куда ехавшими в семь утра. Именно такое время показывал мой телефон. Прислонившись к какому-то столбу, я мутным взглядом обвел окрестности. Нет, все же ночью тут поприятнее.

Че-е-ерт, как же болит голова, а мир все шатается… Черт, мне так херово…

Последнее, что помню, перед тем, как отключился, – подъехавший автобус.

* * *

Открыв глаза, я не понял, где нахожусь. Белый потолок встретил посыпавшейся на меня штукатуркой, стены – блеклым зеленым цветом, а голова – оглушительной болью. Я, блять, в больнице. Вот же фак.

Иголка капельницы в вене правой руки также не предвещала ничего хорошего. Благо, в комнате я был один, но почему на окнах решетки?

– Пациент, вы проснулись? – откуда-то из-за двери послышался голос.

– Нет, я еще сплю, – съязвил я.

– Смешно, да.

– Ага.

Бредовый разговор с дверью также немного напрягал. Совсем чуть-чуть.

– Дверь, а дверь? Че я тут забыл?

– Вы упали в обморок от передозировки наркотиков, – смиренно ответила дверь.

– А-а-а, – глубокомысленно протянул я, – так какого хуя я тут лежу-то?

– Вы в наркологическом центре нашей больницы, – робко сказала дверь.

– А чего не связали? В фильмах вон связывают.

– Вы же не буйный, нет? – с надеждой поинтересовалась дверь.

– Буйный, очень. По ночам граблю старушек и отдаю деньги богатым. Ой, граблю богатых и отдаю деньги старушкам.

– Павел Семеныч, надо усыплять, – дверь обратилась к невидимому Павлу Семенычу. Тоже дверь?

– Надо, – сказал усталый голос.

И я снова провалился в темноту.

9. Сессия. 1 часть.

Черт возьми, как низко я пал. Я в наркологической клинике… Блять! Кто я после этого? Наркоман? Я же никогда и ничего. Нет, теперь я уже наркоман. А все из-за того коктейля, точно! Какая-то баба мне его дала, наверняка там было больше нужной дозы. И я потрахался с кем-то… Черт, как же низко. Только сейчас я начинаю раскаиваться в своих поступках. Зачем все это? Кажется, с тех пор, как тот урод исчез из моей жизни, я превратился в ничто, смешался с толпой и стал обычным. Не хочу! Сейчас мне хочется, чтобы все стало по-прежнему, да, может, даже, чтобы этот придурок вернулся. В глубине души я осознаю, что это он удерживал меня от всего этого дерьма, в котором я погряз сейчас. Вот же ж…

– Коти? – на меня внимательно смотрела пара глаз, спрятанная за очками. Местный психиатр, к которому меня направили, выпустив из палаты. И которому нужно доказать, что я не псих. Умом я понимаю, что если он что-то выявит – прощай нормальная жизнь!

– Да, Павел Семеныч? Простите, задумался, – да-да, тот самый, из дверей. На вид этому дядечке я бы дал лет тридцать-тридцать пять, довольно моложавый и подтянутый, усталое чуть вытянутое лицо, но вместе с тем ясный пронзительный взор светло-голубых, как льдинки, глаз. Он хорошо знал свою профессию, в некотором плане даже обожал ее, но скрывал это. Только я точно знаю, что ему нравится копаться в чужих мозгах. Не исключено, что у мужчины много своих личных проблем, но я отвлекся…

– О чем ты думал? – удар.

– О вас, – честный ответ – всегда контрудар.

– И что же конкретно? – он с интересом уставился на меня своими «льдинками».

– О вашей внешности и о том, как много у вас личных проблем.

Честное слово, он вздрогнул! Значит, я попал в цель.

– И что же в моей внешности говорит о моих проблемах? – только что не признался в них.

– Вы любите свою работу, – лениво протянул я.

– Да, люблю. Что здесь такого? – роли резко поменялись. Теперь я был психиатром, а он одним из пациентов. Забавно. Я усмехнулся своим мыслям и продолжил:

– Психиатр может любить свою работу только в одном случае: если у него самого есть проблемы, которые он желал бы не проявлять. Следовательно, у вас личные проблемы. Скорее всего с семьей, так как у вас обручальное кольцо на безымянном пальце. Жена хочет развода? – победно спросил я.

– Довольно! – по мере моего рассказа он то бледнел, то краснел, а под конец вообще стал каким-то серо-буро-малиновым. – Мы здесь, чтобы поговорить о вас!

– А что обо мне говорить? Я обычный студент, 21 год. Вчера (это же было вчера?) я был на вписке, где меня совершенно специально накачали наркотой. Заметьте, я не сам их принимал. Это был первый раз, когда я попробовал наркотики. Проснулся под утро, вышел из квартиры, на остановке упал в обморок. Очнулся здесь, – так и хотелось добавить «очнулся, гипс».

– Ну что ж, молодой человек, – Павел Семеныч снова принял вид квалифицированного врача и скрестил пальцы, – я вижу, что вы не врете, – ага-ага, просто хочешь казаться компетентным, – поэтому справок я вам давать не буду, – просто не хочешь со мной связываться. – Вы свободны.

– Спасибо! – я, не веря в свою удачу, соскочил с кресла и понесся вон из кабинета. Уверен, психиатр сейчас облегченно вздохнул.

* * *

Оказалось, никто в универе не знал, где я был. Мне лишь понаставили пропусков и прогулов, сделали краткий выговор и отпустили.

Себе я твердо решил больше никогда не ходить на вписки, по клубам и т.д. Хватит с меня этого счастья.

Кирилл, парень, который был хозяином квартиры, почему-то постоянно провожал меня взглядом, смотря томно и туманно. Странно все это.

А я наконец-то зажил. Брат, однако, упрямо вызнавал, где я был два дня. Пришлось врать, изворачиваться, как мог, хотя это дело не терплю. Но волновать его не хотелось – все же единственный близкий человек. О матери я не вспоминаю. Она шлюха, и для меня никто. Да, это жестоко, но правда есть правда. Ведь меня содержит брат.

Скоро сессия, и я упорно готовился, буквально не вылезая из учебников. Что меня больше всего доставало, так это стоны в соседней комнате. Ну, блять! Дайте позаниматься! А еще цветы. Наш дом, не пойми как, превратился в какой-то цветочный магазин. Цветы либо присылали анонимно, либо просто оставляли на лестничной клетке. Сначала мы думали, что это матери, пока в одной из корзинок не обнаружили карточку с надписью «Коти». Брат недоуменно осмотрел карточку, повертел, а затем лукаво произнес:

– Тайный поклонник?

И это так взбесило, что я ушел в комнату и заперся там. Над тем, кто шлет цветы, я не задумывался. Мне было просто похуй. Сейчас важна сессия. Но, черт возьми, цветы-то слали не переставая! Их уже некуда было складывать, они громоздились в моей комнате: на столах, на полу, на шкафах, под столами. Словом, так, чтобы нельзя было выйти в коридор, где тоже были эти гребаные цветы! В порыве злости я выбрасывал их в окно, раздаривал соседям, оставлял под дверьми и уходил, но они все прибывали. Кажется, скоро я начну ненавидеть цветы. А ведь еще запах! Тысячи (а их, поверьте, набралось бы уже тысячи) различных запахов смешивались в одну единственную какофонию, которая, к слову, пахла отвратительно.

А еще у меня началась аллергия на какой-то цветок. По универу я ходил с платочками, зажимая красный нос так, словно он в скором времени отвалится, на лекциях чихал так, что дрожали стекла, а преподаватели испуганно вжимали голову в плечи.

Но самое страшное было дома, где я сидел, обложенный этими бомбами замедленного действия, с ватками в носу и пытался сосредоточиться на материале. Вот же кошмар!

А брат посмеивался лишь.

* * *

Кажется, никогда еще я не ждал сессию с таким нетерпением. И вот она наступила! Но, стоило мне войти в аудиторию, где был первый экзамен, как я тут же развернулся и под недоуменные взгляды студентов и преподов удалился.

В аудитории сидел он, моя страшная трехлетняя головная боль.