Текст книги "Наказание (СИ)"

Автор книги: Wood_Deer

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

– Вергилий здесь, среди людей, не ради меня. Ну, может, частично, – продолжает Данте с неугасающим рвением, – знает же, что я его теперь всюду достану, смирился, небось. И если не из-за меня, то, как ты думаешь, почему?

Неро думает лишь об одном варианте, но не смеет произнести его вслух.

– Ты. Мне повторить? Вергилий вернулся сюда к тебе. Чтобы быть с тобой. Потому что хочет, наконец, жить так, как велит ему его черствое, хотя уже не настолько, сердце. А, не стоит забывать, что ради твоей крепкой задницы не грех и умереть, и об этом сейчас поподробнее…

К хохочущему Данте бросается донельзя смущенный, злой и растроганный Неро и прижимает его к первой подвернувшейся стенке. Мужчина не сопротивляется и разрешает несколько раз ощутимо пихнуть себя в бока и грудь. Они уже недалеко от “Devil May Cry”.

Поумерив пыл, Неро отходит подальше и молчит. Его глаза бегают от клумбы слева к виднеющейся машине за поворотом, от каркнувшей птицы на ветке на собственные вспотевшие руки. Полудемон не жалеет о сказанном и предлагает рассказать еще.

– Как ты можешь быть так уверен в том, о чем говоришь мне? Как я могу полагаться на все это… это… на эту нелепицу. Это какая-то затянувшаяся шутка или что? Только не могу понять, над кем именно, надо мной или Вергилием.

Данте не представлял и четверти той силы, с которой Неро желал довериться каждому услышанному звуку. Немаловажная часть его разума перестраивалась, позволяя взглянуть на описанные ситуации под другим углом, припомнить их в деталях и действительно увидеть и теплеющую синеву, укрытую полумраком спальни, смотрящую в ответ, и бережные движения с вниманием за серьезностью получаемых им ран, и то, как отец почти незаметно суетится, стоит Неро появиться в разгар беседы братьев. Приходит осознание, что он всегда все замечал, но намеренно отгонял “превратную” трактовку очевидных, в общем-то, явлений.

И впервые за день Неро чувствует себя по-настоящему спокойным. Словно испаряется нервирующий, изматывающий своим периферийным присутствием призрак, когда он оборачивается и понимает, что никого постороннего вокруг нет.

На него смотрит Данте – Неро кажется, что он оказался у камина в защищенном и спокойном месте, где его укроют от несчастий и прижмут к сердцу. Юноша не может точно сказать, почему и с каких пор Данте ассоциируется у него с чем-то домашним и мирным, когда полудемон являет собой катастрофу в чистом виде. Каким-то образом его внутренний огонь не обжигает, а согревает окружающих, идущих на это неисчерпаемое тепло. Неро надеется, что и Вергилий чувствует это, не может не чувствовать.

– Как же много ты болтаешь, – Неро с некоторым сожалением проследил подрагивающие лучи света, неровно падающие на безлюдный район. День клонился к своему завершению и оставлял после себя, на удивление, преимущественно приятные впечатления.

– Тебе нравится, скажешь “нет”?

– Я смирился, – воодушевленно кивает Неро. Ему и впрямь нравится, когда дядя вот так безостановочно говорит о том, что ему небезразлично. И одна из таких вещей, самая важная – его семья, хотя немногим довелось услышать о ней от Данте. Вполне вероятно, что никому.

– Это славно, потому что я хочу быть надоедливым и дальше. Не отставать от тебя ни на секунду, – он с удовольствием видит до боли (в некотором смысле, буквально) знакомые очертания прилегающих к агентству улиц. Охотник не догадывается, но схожие эмоции они вызывают у Неро тоже. “Дом” звучит более чем изумительно. – И раз уж ты выслушал всю мою приторную тираду, которой я уже стыжусь, послушаешь еще? В первую очередь, по поводу того, как мой братец проебался утром. Можешь врезать ему пару… десятков раз, но знай, он не имел в виду то, что сказал…

– Ты собираешься оправдывать его? – прерывает Неро. Если Данте сейчас пустится в душераздирающие подробности тонкой душевной организации Вергилия, он пойдет один. Он не строил из себя жертвы семейного насилия и не хотел, чтобы дядя неосознанно пытался убедить его в обратном.

Данте замолкает на полуслове.

– На самом деле, я все время тем и занимаюсь. Оправдываю его. Нахожу ему причины поступать так, а не иначе. Причины, которые позволили бы смириться и принять.

– Может быть, это не плохо, – юноша заранее предчувствует подступающий к горлу Данте комок из невысказанных мыслей, которыми ему было не с кем поделиться… да никогда. Он решает, что внимание является наименьшим, что он может сделать в благодарность за насильное раскрытие ему глаз на его же слепоту, либо идиотизм, как посмотреть.

– Может быть. Я не мог отпустить его, так что мне было проще создать себе миллион объяснений, обеляющих далеко не чистый образ брата. Он может быть другим, лучшим собой, и я цепляюсь за этот мираж, как за последнее, что связывает меня со счастьем. Но, знаешь, – он останавливается и улыбается Неро, – я верю, что ты и есть его лучшая часть. И рядом с тобой он сам становится лучше. По крайней мере, он пытается.

Они оба усмехаются. Невесело, понимающе. Вокруг веет прохладой, но не промозглым холодом, а живой свежестью.

– Пытается… – Неро опускает глаза, возобновляет ход и ежится на задевшем его порыве ветра.

– Да. Попытаешься тоже?

– Дать ему второй шанс? Ну, так вроде хорошие парни делают. А ты сам сказал, что я лучший.

– Эй, я сказал, что ты его лучшая часть, а не что ты… лучший, так и есть.

«В самом деле, не может быть оспорено, пацан, чтоб тебя черти драли. У меня есть парочка на примете».

– Ты тоже неплох.

– Ой, спасибочки, злой ты ребенок.

Они некоторое время молчат, приятно и расслабленно. Неро допивает свою газировку и думает, чем займется по приходе в контору. Он отоспался на неделю вперед, и юношеская энергия тянула его выполнить заказ по зачистке целого города от демонов или, на крайний случай, поухаживать за своим скромным, по меркам дяди, вооружением. Синяя Роза давно нуждается в чистке, он мог бы поискать в барахле Данте масло и растворитель…

– Ты знаешь, что я люблю тебя?

Не отрываясь от бутылки, Неро медленно поворачивается к Данте. Револьвер покинул его сознание без следа, как и планы на охоту.

– То есть, – мужчина делает неопределенный жест руками, по всей видимости, опешив от своих слов сильнее; его голова отвернута от Неро, лица не видно, но прекрасно слышно, – настолько сильно, что это затмевает все мои желания о Вергилии, детские – когда я хотел, победив на деревянных мечах, держаться с ним за ручки, взрослые – когда я хотел нагнуть эту сучку, и чтобы он был рядом.

Что-то важное происходит, об этом твердят инстинкты Неро. Данте многое говорит, и многое из того не имеет смысла. Однако сейчас каждый вздох имел значение.

– Понимаю, что большую часть своей жизни я был помешан на своем брате, или, вернее, на том, каким он мог бы быть. Каким он становится с тобой. И потому я решил, что если я люблю вас обоих, я не буду вмешиваться. Столько лет я был в стороне, но сейчас это не ощущается так невыносимо.

Пластик неожиданно громко сминается.

– Звучишь, как старик.

Данте оторопело смотрит. Неро кривится, закатывая глаза и сдерживая рвущийся смех. Облегчения? Благодарности? Радости? Всего вместе.

– Сколько тебе там? Семьдесят, восемьдесят?

– Не смей… – Данте принимает такой обиженный вид, что не рассмеяться просто невозможно. – Между прочим, я тебе душу раскрываю, чего не делал ни с кем и никогда, а ты смеешься.

Неро выпрямляется, отсмеявшись, и подходит к мусорному ведру, в которое летит бутылка.

– Ладно, ты хорошо сохранился, дедушка, – в его улыбке плещется лукавство и восторг, – и тебе незачем стоять в стороне. Если продолжишь, мне придется самому подтаскивать тебя. А ты тяжелый, между прочим, не хочу надорваться.

Он ждет хоть какой-нибудь реакции. Она должна быть.

– Но, видимо, придется, – пробует он снова и замолкает.

– Не придется.

Данте делает шаг, и ему таки удается попробовать газировку Неро, пускай и оставшиеся капельки на обветренных губах. Сладкая, как и ожидалось.

– Если ты вернешься со мной, я приготовлю еще панкейков.

– Это обещание.

– Конечно.

– И кофе тоже. Со сливками.

– Все, что угодно.

========== Поощрение. Часть 2. ==========

Дверь распахивается и стукается о стену, но грохот заглушается смехом и беззлобной руганью. Неро толкает Данте куда-то к сломанному проигрывателю, а сам бежит по лестнице, подгоняемый сопровождающим скрипом ступеней. Топот из-под сапог Данте настигает его у ванной комнаты, когда Неро не удается закрыться перед носом дяди.

– Целое здание, несколько этажей, две спальни и всего одна ванная, Данте! Я первый зашел! – вцепившись в край двери, Неро выдавливает ею упрямо протискивающегося дядю. Старания тщетны, и он сдает позиции.

– Думаешь, ты один весь облит? Потеснись, либо вали! – еще немного, и непрочное дерево треснет под натиском двойной хватки, что упростит и усложнит ситуацию для обоих охотников.

– И благодаря кому, спрашивается? Не надо было лезть ко мне! Уф-ф, – он ударяется о край раковины и морщится с оглядкой назад. Данте пользуется его задержкой, делает рывок, и в битве за одиночное мытье побеждает кто угодно, но не покосившаяся дверь. Они валятся поперек ванны и попутно срывают шторку, запутываясь в ней, как караси в сетях.

– Но ты сам виснул на мне, малыш, – голос Данте понижается до торопливого шепота в ухо, стоит ему прижать парня к плитке своим весом, – я давал тебе то, чего ты хотел. И мне несложно продолжить. Готов поспорить, ты мечтаешь раздеться сейчас. Помочь тебе?

По пути в агентство они купили еще газировки и вместе пили из одной бутылки, чему несколько мешали частые перерывы на поцелуи украдкой и старания остаться незамеченными прохожими. Они часто проливали жидкость, пока окончательно не вымокли с головы до ног. Последние метры до крыльца были преодолены бегом наперегонки со скоростью, превосходящую доступную людям.

Данте забирается под собственный свитер, который так лишне смотрится на племяннике, придавленном и обездвиженном. Звенит тихий выдох в ответ на коснувшиеся разгоряченного живота пальцы, поползшие ниже.

– Видишь, ты не против. Дай дяде Данте помочь тебе с этим, – широкая ладонь сжимает пах парня. Неро кладет руки на лопатки мужчины, свисающие с бортика ноги упираются ему в бока и елозят.

– Что, уже не терпится? – Данте мурлычет и нарочито неспешно бренчит пряжкой ремня. Расширившиеся зрачки Неро представляют собой заманчивое зрелище, но он облюбовал белое ушко, в которое горячо дохнул. – Не волнуйся, я не буду мучить тебя слишком долго. А пока ты можешь…

Окончания фразы не прозвучало, и Неро нетерпеливо вошкается под замершим Данте.

– Ты же сказал, что не будешь медлить. Что еще? Куда ты смот…

Их взгляды с одинаковым выражением покрывают гладкую поверхность ванны с капельками у слива. Идеально чистую ванну, которая, по словам Вергилия, была вымазана в крови Неро. И либо он преувеличил или соврал о масштабах загрязнения, что никак не вяжется с его природой, либо…

– У тебя водятся домовые? – Неро было бы смешно, будь он наблюдателем из зрительного зала, но, увы.

– У меня дома водятся разные демоны, и ни один из них не похож на домового. Интересно, с какой вероятностью ванна могла сама очиститься?

– Ты хотел сказать, с какой вероятностью Вергилий очистил ее от моей крови?

Они еще немного тупо смотрят на едва не сияющую белизной эмаль, после чего Неро дергается в сторону.

– Слезь с меня. Я хочу переодеться.

Выбравшись из сорванной шторы, Данте встает на мягкий коврик и задумчиво наблюдает за тем, как Неро стаскивает промокшую кофту и надевает найденную футболку, на этот раз принадлежащую ему.

– Ты же хотел помыться.

– Потом. Сначала кофе, – по сравнению с прошедшим исступлением, Неро выглядит печальным. Но он, как и Данте, находится в замешательстве и решает отложить “расследование” до поры до времени.

Короткий обход показывает, что в “Devil May Cry” они одни. Заходя в кухню, Неро почти ожидает увидеть треснутый стол целым, но он так и стоял кривым и покалеченным. Зато невымытой посуды в раковине не осталось.

– Знаешь, а может и вправду домовые. Столько лет жил здесь и не знал о них.

– Кофе.

– Да помню я, помню.

Неро садится на тот же стул, с которого наблюдал утреннюю… неприятную ситуацию. Отчего-то у него даже мысленно не выходит назвать ее ссорой; он усмехается про себя и думает, что самой обиженной стороной был Данте. Охотник шуршит и гремит за приготовлением напитка, насвистывает и пританцовывет, а Неро ведет пальцем по образовавшейся трещине. Тем не менее, стол вызывает в нем отторжение, смотрится кляксой на выстиранном платке, дисгармонией в мелодии, просто напоминанием о вспышке эмоций к отцу, которую он предпочел бы забыть. Щепка впивается в палец, и он морщится, окончательно отсаживаясь подальше.

– Что ты поешь? – настроение ленивое, на грани умиротворенности, но энергия не под стать вечеру в Неро никуда не делась, растекалась по мышцам, требовала высвобождения, так что он стал притоптывать в ритм мычания Данте.

– Не знаю. Услышал, пока рассекал город в поисках тебя. Теперь будет ассоциироваться с этим днем до конца моего века, – пар от кипятка обжигает пальцы Данте, он цыкает, но заливает кружку полностью.

– Сегодня не произошло ничего особенного, чтобы так долго помнить об этом, – фыркая, отвечает Неро.

– Сегодня много чего произошло, может, не эпичного или запоминающегося, но особенного для меня, – полудемон разворачивается с дымящейся кружкой и ставит ее на стол. – Твой кофе, малыш.

Темная капля стекает по боку керамики и заполняет узкую выемку на столе. Неро спешит скорее взять напиток и с цыканьем, совсем как у Данте, отставляет его, когда горячая ручка соприкасается с пальцами.

– Горячо…

– Меня радует, что ты снова замечаешь жар и, надеюсь, не станешь не глядя вливать кипяток себе в желудок.

Неро с удивлением смотрит на дядю, но тот отмахивается.

– Как ты себя чувствуешь?

Настает очередь Данте выглядеть озадаченным. Он опирается о край скрипящего стола, и этот звук бьет по ушам Неро.

– Странный вопрос, задавать который больше подходит мне тебе. Ты спрашиваешь о моих чувствах, помимо…

– Помимо твоего любования мной, да.

Данте сконфуживается от властности его фразы, словно он подписал договор о добровольном рабстве и не помнил этого. Неро крутит чашку, стараясь больше не обжигаться, и ждет ответа.

– Я все еще зол на своего обмудка-братца, что бы я там не говорил о том, какой он ласковый и добрый в глубине души. И, посмотри-ка, его здесь даже нет, чтобы я мог плюнуть в это самодовольное лицо.

Неро тихо смеется и пробует глотнуть напиток. Что-то не так, но он не осознает, что именно. Данте, прищурившись, со скрытым весельем наблюдает за его попытками.

– Я так и думал, – признается Неро, – но ты же не будешь вытрясать из Вергилия извинения за какие-то слова?

– За “какие-то слова” для себя – нет, но если он не прогнется под моими осуждающими взглядами, я самостоятельно заставлю его раскаяться во всех грехах перед тобой, совершенных и задуманных, – его лицо темнеет на неуловимый миг, – я сделаю это.

На прозвучавшую угрозу парень реагирует громким и бесполезным прихлебыванием. Все-таки слишком горячо; он отодвигает кружку от себя так, чтобы разогретый бок прислонился к согнутому локтю Данте. Тот шипит и обиженно одергивает руку.

– Ты знаешь, что этого не будет. С ним не работает принуждение. Не усердствуй в роли заботливого родственника-ухажера.

– “Родственник-ухажер” звучит ужасно неправильно.

– Но правдиво.

– Но правдиво.

– Перестань повторять мои слова. Ты ничего не будешь делать, Данте, – Неро надавливает на его имя, будто дергает за поводок. Челюсти сводит от подступающего раздражения, и от этого он злится еще сильнее.

Данте перемещается к нему, облокачиваясь о стол – раздражающе скрипящий стол, чтоб его, – но не нависает.

– Возможно, я чего-то не понимаю, но не мне разорвали брюхо, так почему я единственный, кого это волнует?

– Не знаю, Данте, – он старается, правда старается утихомирить яд, но у него не выходит, – почему это тебя так волнует, хотя не должно? Не произошло. Ничего. Такого. Так почему ты, нахрен, волнуешься?

Взгляд снова падает на россыпь зигзагов, покрывающих дерево неприглядными узорами.

Вздох.

– Ладно, я понимаю, почему. Прости. Пойдем к тебе? Мне надоело тут сидеть.

Данте поджимает губы на просящие глаза и сдается.

– А ты ничего не забыл? – когда Неро сворачивает из кухни с захваченной кружкой, Данте окликает его, ухмыляясь. Парень оборачивается и осматривается.

– Твои сливки, – он трясет картонной коробочкой, – не очень, наверное, пить горький кофе без подслащения?

Неро хватает сливки и с топотом уходит вглубь дома. Он пытался показать, что отлично себя чувствует и что Данте надо успокоиться, а сам настолько очевидно был не в себе, не заметив невыносимой для него горечи напитка. А Данте смотрел и посмеивался, да еще опять так просто вывел его на чистую воду своей игрой. Их с Вергилием спальню, в которую вела приотворенная дверь, Неро проходит без промедления, догадываясь, что приметит заправленную чистую постель и наведенный порядок.

– Если тебя интересует, был ли я откровенен в своих обещаниях о Джиле, то да, в некоторой мере, – Данте подбирается к нему вплотную и как бы невзначай роняет фразу, разоблачающую мысли Неро. Парень с силой большей, чем требуется, пинком открывает дверь и входит в куда менее просторную комнату дяди, к тому же заваленную всевозможным барахлом. – Драться и плеваться я, разумеется, не стану, но тебе не стоит делать вид, что все нормально. Поговори с ним. Глядишь, и этот упрямец вдавит из себя скромное “извини, сынок, я случайно”. В идеале было бы без “случайно”.

– На что мне его извинения? Он оторвал мне руку и не подумал извиниться, а я не просил, – бурчит Неро, продолжая сердиться, уже не разбирая, на что или кого, и плюхается на раскладную кровать. Злополучные сливки смешиваются с почти черной жидкостью, придавая ей нежный бежевый цвет.

– Ну да, ты просто хотел убить его, – Данте хмыкает и вздергивает брови. Складывает руки на груди, облокачивается о косяк. Весь его вид показывает, что он готов поиграть в слова, в свою любимейшую игру, и выиграть эту партию без труда, однако, вместо подколки, он добавляет с неясной грустью:

– Что ты, что он… вы относитесь к извинениям и благодарностям легкомысленно, считаете их ничего не значащим набором звуков. Разве я не прав, Неро?

Это его “Неро” по обычаю напрягает. Данте не обращается к нему по имени, если не подавляет в себе желание упрекнуть парня. Либо же Данте расстроен, что еще хуже. Они все так часто разочаровывают друг друга – никаких извинений не хватит.

– Это не так. Я благодарен вам обоим, – Неро слизывает горько-сладкую каплю с губ, вдыхает густой аромат, собираясь с мыслями. – Вы – вы оба – знаете меня лучше кого бы то ни было, даже лучше меня самого. Тем более лучше меня. Чего не сказать про вас. Я не хочу быть вашим камнем преткновения.

Он поднимает взгляд.

– Не хочу, Данте. Вы разберетесь со своими поломанными отношениями, с моим или без моего участия. Вот мое обещание.

– Это не так-то просто, потому что с моим братцем никогда ни в чем не бывает просто. Ты не знаешь, за что берешься.

Данте внимательно слушает его, слышит понятные и правильные для него вещи, но не соотносит с собой, отбрасывая малейшую возможность исполнения сказанного Неро. И это должно бы вывести Неро из себя опять, заставить его накричать на полудемона, кинуть в него кружку или кинуться к лично – что угодно, лишь бы донести необходимость и реальность исправления установки “Вергилий не хочет, значит, и я ничего не хочу делать” на что-то получше вроде “Вергилий и я – тупые упрямцы, но мы счастливы друг с другом, так что попытаемся”, если понадобится, вбить тому в голову инструкцию, приказать, вынудить, поставить ультиматум. Но он верит, что Данте давно пришел к такому выводу и нуждается в единственном толчке, либо шаге с другой стороны.

Его руки с кружкой не вздрагивают, когда в открытую дверь влетает, запыхаясь, Вергилий и переводит дикие глаза с одного на другого. Постепенно его дыхание выравнивается, он встает ровнее, унимает яростный испуг во взгляде. Вергилий молчит, и они тоже. Данте отлипает от стены и медленно подплывает к Вергилию, не смотря как-то по-особенному, но выглядя в разы больше и угрожающе, словно дьявольский облик невидимым ореолом обвил все его тело, сконцентрировавшись в лице. Неро думает, он выгонит Вергилия. Вергилий в этом уверен.

От такого же текучего движение вперед старший Спарда внутренне обрастает камнем, готовясь ко всему, но во что бы то ни стало не покидать комнату. Данте идет дальше. Его рука – обычная рука, без когтей или пластин, но оттого не менее убийственная, – захватывает коробочку сливок. Неожиданно он рысцой возвращается к выходу и на удивление суетливо выдает:

– Ну, поговорите друг с другом, все такое. Удачи, – взгляд на Неро. И он закрывает дверь, оставляя их наедине. Неро набирает в рот кофе, не глотая. Вергилий переминается с ноги на ногу.

– Ты что-то хотел? – парень разом глотает напиток и задает простой вопрос, под которым на самом деле скрывается гораздо большее. Мечник различает это “большее”. Видимо, он и впрямь хочет что-то сказать: Вергилий подходит к Неро, встает близко-близко, но все же демонстративно удерживает ничтожное расстояние, его губы подрагивают, силясь разомкнуться и выпустить… что? Неро интересно. Он прихлебывает, и от этого по-своему нахального звука Вергилия как подкашивает.

Опускаясь к коленям Неро, он оставляет руку на одном из них, будто для опоры, и смотрит в пол. Неро ждет и пьет свой разбавленный сливками кофе, чувствуя, что иногда чужие пальцы стискивают его колено сильнее. Вергилий собирается с мыслями слишком долго, так что кофе допивают, чашку ставят на запыленную тумбочку, а на его ладонь ложится другая.

– Почему ты тяжело дышал, когда вошел? – зачем-то спрашивает Неро. Опять же – простой вопрос, но Вергилий предпочел бы, чтобы его уронили на пол и наступили в придачу. И, тем не менее, он наконец подает голос:

– Данте ушел искать тебя. Я – нет. Я был здесь.

– Наводил порядок? – выражение лица Неро обыденное, почти скучающее, но в нем можно разглядеть тень смешинки, от чего он светится изнутри. Этот свет приободряет Вергилия. Он смазанно кивает, затем мотает головой и снова кивает.

– Не сразу. Я сидел там, на кухне. Пил свой чай, пока он весь не закончился, – он пораженно усмехается. – Никто из вас не объявлялся. Куда бы я ни шел – в ванную, в спальню, на кухню, даже сюда – никого не было. Мне хотелось уйти. И я понял, что хотел пойти за тобой. Чтобы это был не Данте, а я.

– Ну, будем считать, что твоя попытка засчитана. Ты ведь со мной сейчас, – от соприкосновения рука Вергилия согревается, тепло идет дальше, кажется, к самому сердцу. Так было всегда, стоило ему коснуться или хотя бы посмотреть на сына, и горящее чувство затапливало его, не давая сделать вдох. Он тонул и желал, чтобы его погружение длилось вечно. Но ему нужно было выныривать на поверхность, иначе от него не оставалось ничего, кроме жара. И тогда страдал тот, кому он вовсе не желал подобного.

– Я должен был пойти за тобой, – к руке на колене Неро он кладет и голову, – нет, я не должен был позволить тебе услышать ни единого слова из тех, что я сказал утром. И не смотреть так. Но, видишь, я бываю отвратительным трусом.

– Что ж, я рад, что ты это признаешь, – отозвался Неро, внутренне сетуя на разбушевавшееся сердцебиение. Вергилий творил с ним что-то невероятное, всегда и в данный момент конкретно. Сидящим у коленей, он смотрится таким преданным и покорным, и Неро радуется, что Вергилий не видит его лица, над которым он потерял контроль. – Зачтем за попытку в извинение.

– Нет, – Вергилий разом подбирается, кладет обе руки ему на колени и все-таки узнает, какие эмоции мешаются у Неро каждую секунду его запальчивой речи. – Нет. Только не так. Я скажу это прямо и сколько угодно раз: мне жаль. Очень жаль. Прости меня. Не могу судить, не повторится ли это, но, прошу…

Он осекается, и Неро замечает возникшую паузу. Но Вергилий заканчивает:

– Прошу, не уходи больше. Не оставляй меня, Неро.

«Услышь это Данте, он имел бы полное право злобно рассмеяться. Каково это – быть тем, кого бросают?».

Вергилий моргает раз, и его взгляд на сантиметр соскальзывает с глаз Неро. После голова повисает между колен сына, вырывается шумный вздох. Полудемон откланяется и с щелчком оголяет Ямато, всюду сопровождающую его. Неро задерживает дыхание. Узкое лезвие ловит дальние отсветы и отражает обхватываемые его пальцы Вергилия, грозя рассечь их при намеке на неуважение.

– Это я, – говорит Вергилий.

Неро пытается понять, что тот имеет в виду. Катана как обычно безупречно заточена и красива в своей утонченной смертоносности, готова забирать и защищать жизни в равной степени, зависит лишь от ее хозяина. Превосходное творение. Не скажешь, что ее создали демоны, а не боги.

Вергилий убирает Ямато в ножны.

– А таким я становлюсь при тебе.

– То есть, слабее? – любопытствует Неро с интонациями наивного ребенка.

– Хочешь сказать, я не могу уложить тебя на спину, используя одну саю? – деловито уточняет мечник. Осторожная улыбка трогает его губы. Так он далек от образа совершенного демонического орудия настолько, насколько это вообще возможно. Дети могут трогать ручками и не бояться порезаться.

– О, ты можешь, – Неро вспоминает все случаи, когда это позорное происшествие случалось с ним. Выходило раздражающе многовато. – Но это не значит, что я не собью тебя на землю. Да хоть сейчас. Возьму и пробью тобой пол. И что ты тогда скажешь?

– Скажу, что ты злишься на меня, – весело прищурившись, отвечает Вергилий. Неро фыркает. – И злишься сейчас. До сих пор.

– Эй, я не злился, – тут же возражает Неро. Немного молчит и продолжает. – Ладно, хорошо, если совсем честно, то был миг, когда я возненавидел тебя и хотел вогнать твой же меч тебе под ребра, а после открутить голову. Но всего на миг.

– И, тем не менее, он был, – Вергилий вновь держится за Неро, чуть пониже колена и, не замечая того, поглаживает вверх-вниз. – Я дал веский повод для твоей ненависти. И потому виноват.

– Посмотри мне в глаза и скажи, что у тебя порой не возникает крамольных мыслей при взгляде на меня. Или на Данте, – хоть Вергилий не осознает, что вытворяет его рука, зато Неро ощущает все более чем кристально. Боже, он слаб к таким невесомым ласкам. И к любым ласкам от отца в принципе. Он сглатывает образовавшийся ком в горле.

– Только порой? – Вергилий ехидно улыбается, но после расслабляется. – На Данте злиться – пустое дело. У меня никогда серьезно не получалось. Но не вздумай говорить ему об этом, а не то надумает себе лишнего.

Тут он обращает внимание на свои руки, блуждающие от колен до лодыжек Неро, и Неро, как назло, снова сглатывает. От одного вида понимающе дернувшихся уголков рта полудемона у него скапливается слюна за щекой. Вергилий перемещает руки выше, к бедрам, но осторожно, показательно неспешно, спрашивая тем самым разрешения. Как будто ему нужно это чертово разрешение. Юноша силится вспомнить, о чем они говорили.

– О, так ты не желаешь давать ему ложных надежд? Как благородно и грустно для Данте, – с каждым словом Неро притягивает Вергилия ближе к себе. Тот упирается руками в кровать по обе стороны от парня и продолжает тянуться к губам. Неро шутливо отклоняется назад, избегая поцелуя. Вергилий пытается поймать его губы без большого старания.

– Может, и не таких уж ложных.

Вергилий все-таки валит Неро на спину – не используя ни Ямато, ни саю, – и не дает ему больше ничего сказать, захватывая губы тягучим, вязким поцелуем. Узкая кровать Данте вмещает их, но не дает простора для движений, однако они все равно возятся, переворачиваются, умудряются стягивать одежду и то и дело соревнуются за верховенство – никто из них не желает уступать. Они посмеиваются сквозь полупоцелуи-полуукусы, шутливые и дразнящие, но вместе с тем неизмеримо нежные, словно они ведут соревнованиие, где важна не победа, но близость. В конце концов, они прижимаются грудью, лежа на боку, пуская руки в путешествие по телам друг друга, заново открывая их для себя. Неро хихикает, когда Вергилий щипает его за ягодицу; в ответ он прикусывает ему кончик носа. Их возня все сильнее смахивает на баловство: успей укусить первым, прежде чем тебя ущипнут или царапнут, при этом снова и снова возвращаясь к губам. Однако они внимательно следят, чтобы укусы не переходили грань и оставались игривыми в той же мере, что и выхватывающими тихие выдохи.

– Уф… – они сталкиваются зубами и смеются. Неро немного отодвигается – всего чуть-чуть, больший разрыв он просто не выдержит, – так как хочет полюбоваться отцом. Вергилий, словно читая его мысли, замирает, но делает такое выражение лица, что Неро удивляется, почему настолько жарко без одежды. Он с жаждой следит за тем, как Вергилий оглаживает себя снизу, не разрывая зрительного контакта, все поспешнее и чувственнее. Неро не трогает его, но вздохи сквозь зубы ему спрятать уже не удается. Имя Неро соскальзывает с языка полудемона музыкой сфер. Вергилий прикусывает губу; его волосы – серебро, его глаза – жидкая сталь. Идеальный и обворожительный. Неро полностью очарован им, как под заклятием, которое сам же на себя наложил.

Непонятно отчего заробев, юноша съеживается и стыдливо сводит ноги в бесполезной попытке прикрыться. В присутствии отца ему, бывает, кажется, что он должен заслужить право касаться его, смотреть на него, испытывать весь тот сбивающий с ног ураган эмоций, вызываемый взмахом белых ресниц Вергилия. «Это бред», – знает Неро, но ему не по силам справиться с тем размахом обуреваемого его трепета перед полудемоном. Возможно, с первой – первой для него – встречи он был навечно потерян где-то на линиях ладоней Вергилия, запутан в его волосах, привязан к ногам и покорен весело изгибающимися губами. Он нашел жизнь там, где ее быть не могло, внутри грудной клетки Вергилия, и стал упиваться ей, словно водой из оазиса, не догадываясь, что именно благодаря нему источник неизменно пополняется, выходя из берегов и разливаясь океаном.

По лодыжке Неро и выше Вергилий ведет большим пальцем, сгибая ногу, и прозрачно улыбается. Он берет руку юноши своей, липкой от выступившей смазки, и притягивает к паху. Не требуя, но прося. Неро крепко сжимает орган у основания, выбивая хриплый стон. Ему хочется слышать их больше. Он не дает Вергилию примкнуть к его губам, а, прикрыв веки, начинает медленно, но сильно водить по налившемуся кровью члену. И это работает: мужчина то сбивается со вздохов на стоны, то беззвучно распахивает рот, рвано хватает воздух. Один из его выдохов Неро проглатывает, быстро целуя раскрытые губы, отстраняясь и вновь сливаясь в забирающем дыхание поцелуе.