Текст книги "На круги своя...(СИ)"
Автор книги: witchdoctor
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)
В последнее время Калеб был сам не свой. Он приходил к ней взъерошенным и нервным. Внутри него клокотало отчаянное беспокойство. От ее рук и поцелуев он вновь становился прежним, умоляя ее спеть ему или же говорить без умолку. Обняв ее, порой ему даже удавалось уснуть и отдохнуть, как следует, но потом он вновь вскакивал обеспокоенным и вновь начинал говорить о побеге в далекий и мифический город. Он все чаще злился. Таким она его прежде не видела, а он по-прежнему ничего ей не рассказывал.
– От кого ты так хочешь убежать, Калеб? – спросила девушка.
– Ни от кого, – грубо бросил он, опять уходя от ответа, но Айя решила не терзать его еще больше.
– Мы можем уйти в лес, – проговорила она, прижимаясь к нему. – Тут нас тоже никто не найдет. Я смогу нас прокормить. Я научу тебя стрелять из лука. Если я завалю медведя и принесу лавочнику шкуру, лавочник даст мне чего я только не пожелаю. Он мне обещал. И он никому не скажет, что я у него была…
– Ты предлагаешь мне жить в лесу? – вырвался Калеб из сладких объятий. Светлый волос его взлохматился еще больше. От его спокойного доброго нрава почти ничего не осталось. – Нас найдут.
– Даже если найдут. Разве мы сделали что-то плохое?
– Ты не понимаешь!
– Так объясни. Я быстро учусь.
– Нам будет лучше в городе.
– Не знаю, Калеб. – Айя дула губы, не понимая, что все же происходит. – Ты мне что-то не договариваешь.
– Почему ты просто не можешь послушать меня! – вдруг прокричал он, и девушка медленно уязвленно задрала левую бровь. Лешая нахмурилась.
– Ты стал каким-то странным, – шагнула она было прочь из их жасминового круга, и Калеб ухватил ее за руку.
– Постой. Я хочу чтобы мы были вместе. Разве ты не понимаешь? Разве ты не хочешь того же самого?
– Хочу… – долго злиться на него у нее не получалось, но девушка прекрасно понимала жестокую правду жизни. – Но одними желаниями сыт не будешь. Жизнь это не только лежать на солнышке и любить друг друга.
– Думаешь, я не смогу нас обеспечить кровом и едой? – цеплялся он за слова.
– Ты все сможешь, Калеб… Но я не смогу оставить отца, а он не сможет оставить леса. Может, и смо…
– Хорошо… Вот и иди тогда к нему, – чуть ли не прогоняя ее, Калеб опять поддался ревности и размашисто махнул рукой, но тут же опомнился и обнял ее. – Постой… Айя… Не уходи. Я просто хочу, чтобы ты знала. Я очень сильно тебя люблю.
– Я тоже люблю тебя, Калеб, – отвечала она, не в шутку беспокоясь от всех этих разговоров.
Возвращался юноша необычайно угрюмым. Да и была ли радость в его жизни? Хотелось бросить все. Магду, деревню, порой даже Айю, и бежать, куда глаза глядят. Может, стоило сбежать вместе с Айей в лес? Ведь она как-то жила в лесу все эти годы, да и он не безрукий. Сначала он отсидится где-нибудь, а потом станет жить вместе с ней. Она будет его, а он ее, так как им и хотелось, и никто их не найдет. Даже сам Ожт.
И что он будет делать в лесу? Куковать? А как же он будет зимовать зиму? Айя ему рассказала, что отец выстроил небольшую хижинку. Вот только после большого каменного дома ютиться в какой-то холупе Калебу не очень-то хотелось. Да и подумав еще чуток, он вспомнил, что в деревне сын Рихарда был на хорошем счету. Он был сыном уважаемого человека, а кто он будет в лесу? Главным барсуком, среди барсучат да брундуков? А в чудесном городе, в который он так хотел сбежать и о котором он знал так мало? Айя была права, спросив его о том, как они станут там жить. Ему нужны будут деньги. Особенно в первое время. Отец ему точно не поможет. Говорили, старший сын краснодеревщика уехал в город и открыл там свое дело. Даже успешное.
Калеб вздохнул. Он был далек от каких-либо ремесел. Отец поручал ему всякие задания, связанные с делами общины и хозяйства, а так как он быстро читал и писал, то и нашелся на своем месте. На этом его таланты заканчивались. Конечно, он неплохо пел и сочинял песни. Они с Айей могли бы петь дуэтом, переходя из города в город, из деревни в деревню, как бродячие артисты.
Романтическая душа витала на бескрайних просторах различных возможностей. Здравый рассудок бессщадно критиковал любую идею, а неизвестность ставила все новые и новые вопросы, и, ведя внутренний диалог с собой Калеб понимал, что в таком деле лучше не спешить. Пока он расспросит краснодеревщика, да так чтобы никто ничего не заподозрил. Будет откладывать с тех денег, что давал ему в качестве оплаты отец. Еще скажет Айе менять у лавочника дичь на медяки. Авось, что-то и наберется, а пока…
Пока ему было и так хорошо. Они любили друг друга. У них была возможность видеться. А то, что он ходил в лес, никто толком не видел. Ведь он каждый раз шел другой дорогой. Нужно будет попросить Томми и Джонни, чтобы они его прикрыли, если кто-то спросит. Главное, пока не попасться, а там… Что-нибудь и придумается.
На том Калеб и успокоился.
***
– Ваш сын не делит со мной ложа! – поджав губы, выступила недовольная своей брачной жизнью молодая жена. – Наш брак окружен в церкви по всем правилам. Мы благословлены Ожтом, а он почти избегает меня, гер Рихард.
– И? – Рихард оторвался от потертого фолианта, который было взялся перечитать. – Как часто он справляет нужду в горшок? – спросил он, ввернув невестку подобным вопросом в ступор. – Ну… Раз мы заговорили о подробностях.
– Гер Рихард, во имя Ожта вы должны поговорить с ним.
– И что же я ему скажу? – устало вздохнул Рихард, надеясь, что заботы о Калебе с женитьбой хоть отчасти перелягут на другие плечи. – Как именно спать со своей женой? Как жаль, что в книге круга об этом ни слова… Да и с пастором о том не поговорить. А-а-ах, – вздохнув, мужчина потер переносицу, мечтая поскорее остаться одному. –
Я принял предложение твоего отца, переживавшего, что его набожная доченька засидится в старых девах. И? Не прошло и месяца, а ты уже жалуешься на своего мужа? Кажется, ты сама желала брака именно с моим сыном. – Рихард вновь улыбнулся, не улыбаясь. – Мои поздравления – мечты имеют свойство сбываться.
Уязвленная девушка поджала губы. Ее стыдили да так беспощадно, но она не знала, к кому ей еще обратиться.
– Вы не понимаете… Он… Ваш сын…
– Стерпится – слюбится, – добавил Рихард, понимая, что слегка перегнул палку. – Это Калеб. Он всегда таким был. Инфантильным, капризным… Женщины это называют романтичностью, а мужчины безхарактерностью… Горбатого, видать, могила исправит. Эх… А ведь я так надеялся, что дело удастся выправить браком, – добавил он в полголоса, сокрушительно вздохнув. – Прояви терпение. Время стачивает самые острые углы. Калеб рано или поздно повзрослеет и, того глядишь, отнесется… К вашему священному браку с большей ответственностью, – надеясь, что разговор окончен, Рихард вновь взял книгу.
– У меня есть подозрения, что он с кем-то встречается… За моей спиной… Если вы, конечно, понимаете, о чем я говорю.
– Калеб? – Рихард усмехнулся. – Смешно.
– Я нашла это в сарае. – Магда вытянула вперед руку, показывая что-то на ладони, и свекру на мгновение стало не до смеха. Он подошел и, разглядев круглую, резную, деревянную пуговицу, закатил глаза. Женщины!
– Простая пуговица. Может, Гретта потеряла.
– Может, Гретта потеряла не только пуговицу, но и рассудок, а то и невинность, спутавшись с вашим сыном? – прошипела девушка, заставив мужчину задуматься. – Она тут каждый день хозяйничает по дому… Может, вы сами не заметили, что ваш сын… Под вашим носом… При живой жене…
От переполнявших ее чувств Магда не договорила. Рихард долго молчал, взешивая каждое слово невестки. Раньше ему не приходило в голову, что сын, по сути, лет пять как был взрослым мужчиной, и мог за это время заиметь какие-то связи. Это могло бы объяснить его упрямство во вопросах женитьбы, но Калеб… Про другую избранницу Калеб ему ничего не сказал, хотя он и поинтересовался, видя такое лютое упрямство. В конце концов, это было до брака, а для того, чтобы ходить налево – его отпрыск был, в определенном смысле слова, труслив. Он с детства знал, что за проступки перед кругом Ожта нужно платить кровью, а то и жизнью. Он видел казнь собственной матери. Жестокая расплата останавливала многих мужчин от познания чужого тела, и этот факт снимал с Калеба все подобные подозрения.
– Не пойман не вор… – выдавил Рихард из себя, намекая на бездоказательность слов Магды. Уж он знал, что женщины мастерски умеют накрутить себя, раздув из мухи слона, а из потеряной пуговицы целую измену. – Ты знаешь, чем могут окончиться подобные обвинения? Предательство – самый страшный из грехов. Нечестивцев, изменившим мужьям и женам, забивают камнями, – назидательно напомнил он невестке.
– Думаете, я пытаюсь оговорить вашего сына? Я – дочь честного человека, Гер Рихард. И ваш сын, возможно… Вы должны повлиять на него. Если вы честный человек, то…
Невестка просила, видимо, какого-то серьезного разговора, надеясь, что как отец, Рихард сможет что-то растолковать своему сыну, а он не хотел… Что он должен сказать Калебу? Как овладевать своей женой в спальне? Не те у них были отношения, а Магда мастерски подкладывала под одну проблему другую, намекая о возможном предательстве…
Измена… Однажды Рихард на свое несчастье раскрыл тайну своей жены. Пережив тот ужасный день, он более не желал повторения, даже если что-то подобное имело место быть… Калеб все же был его сыном. Единственным сыном. С грустью он посмотрел на Магду, искавшую у свекра защиты. Когда-то он тоже терзался в подозрениях, ревновал… Все же предательство – самый страшный из грехов; повторил он вновь про себя, не зная как лучше поступить. И чего стоило Калебу на ночь целовать свою жену в лоб. Глядишь, та бы и успокоилась.
– В честности нет чести, иногда. – Рихард широко прошелся по комнате и потер мощный подбородок. – Если я – честный человек, я должен поднять этот вопрос на собрании или на службе в церкви. Если будет доказано, что Гретта или какая-то другая девушка в деревне имеет связь с моим сыном, знаешь, что произойдет тогда, моя дорогая честная невестка? – Вновь спросил он и в этот раз повысил голос. – Калеба привяжут к тому столбу, что перед церквью, и забьют камнями, а Гретту, как незамужнюю, выпорят. А ты, Магда, останешься навсегда во вдовах, зато честной и порядочной.
Прикрываясь крайностями, Рихард пытался снять с себя тяжкое бремя возможных обвинений, не веря, что его сын способен на предательство жены, но Магда не сдавалась. Калеб нравился ей. Она была искренне счастлива, когда ее отцу удалось договориться о помолвке именно с ним. С особым упованием она указывала портнихе, как расшить свадебное платье. С особым упованием молилась Ожту, в ожидании дня, когда они войдут в священный круг брака, но мечты о сладком замужестве разбились в пух и прах. Последние дни она все пыталась приблизиться к мужу. Обнять его. Положить голову на плечо, а он, после того, как они второй раз разделили брачное ложе, и вовсе ушел ночевать в сарай и теперь шарахался от нее, стараясь спрятаться за маленькую прислуживавшую в доме Гретту или какие-то выдуманные обязанности. Ничем кроме изменой девушка не могла это объяснить.
– Я этого не хочу… Я просто хочу… Чтобы он был мне мужем…
Ей было больно… Столь горделивая душа терзалась от неразделенных чувств, от попранных семейных устоев, но она ничего не могла поделать. Она не желала зла Калебу. Ей было обидно. То, как он поступал с ней, казалось ей даже жестоким, но она все же любила его и хотела жить с ним по всем законам круга. В крайностях не было необходимости.
– Я люблю вашего сына, гер Рихард.
– Тогда мой тебе совет – оставь все в семье. Если что-то и есть, поговори с ним сама. Либо выжди, – мужчина развел руками и цокнул языком. – Он не хотел жениться. Прости, что я это тебе говорю, но правды не скрыть. Возможно он просто капризничает. Если же это… Интрижка… Любая интрижка имеет свойство заканчиваться. Время и терпение… Терпение и время. Не дай Ожт, об этом прознают в деревне. Народ нынче только и ждет, кого бы линчевать… – попытался Рихард даже поддержать ее, но выглядело так, будто он ее запугивает.
Магда возмутилась… Вместо того, чтобы помочь ей вернуть заблудшую душу на круги своя, Рихард умывал руки, говоря о возможных похождениях сына размеренно и спокойно. Разве так мог вести себя один из старост?
– Видимо, я в вас ошибалась. Ну ничего… Ничего, – едва не плакала Магда, поджав свои губы. – Ожт видит каждого нечестивца. И каждый будет гореть от своей Скверны. Вы – нечестный человек, гер Рихард. – сказала она, глотая слезы, и Рихарда будто подменили.
Насупив брови, он в три шага оказался подле нее. Темные глаза его загорелись от ярости, и, возвысившись над нею, он громко заговорил, уподобившись каркающему ворону.
– Нечестный? Нечестный? – выплюнул он слова. – Следи за языком, девочка. Я женился в свое время на честной девушке, да вот чести в ней не было ни на йоту. Я привел ее в этот дом и дал все, что она пожелала, но ей показалось этого мало, – вновь сверкнул он черными глазами. – Я вырастил ее сына, не задаваясь вопросом, мой он или нет, а в деревне до сих пор пускают слух, что я бросил в нее первый камень, что я обнаружил ее с тем увальнем и потащил за волосы к столбу. Сволочи и сплетники. Им ты хочешь предоставить своего мужа, не будучи даже уверенной в своих подозрениях? – выговорившись, он слегка успокоился и отошел к камину. Рихард взял кочергу и раздраженно пошерудил горевшие в огне чурки. – Нечестный… Я дал клятву защищать ее, и я молчал до последнего…
Вспомнил он о тех днях… Мужчина зло уставился в огонь. В камине вовсю лобызались языки пламени, сжигая его ярость. Дрожали тени на стене, и постепенно Рихард пришел в себя. Он ведь тоже не желал зла своей жене. Все вскрылось как-то само, и он, оправдывая себя, проклиная законы круга, повторял свою молитву: предательство – самый страшный из грехов. И предатели расплачиваются за свой грех даже вопреки желаниям тех, кого они предали.
Магда стояла на месте и плакала, утирая слезы платком, и он вновь заговорил, надеясь, что она его услышит.
– Нет ничего страшнее, чем видеть как тот, кого ты любишь умирает у тебя на глазах… – выдал он свою боль, с которой жил долго и неразлучно. – Мы сами виноваты в том, что случается. Нечего винить других, – окончательно пришел он в себя, и теперь уязвленный уязвлял в ответ. – Нечего пенять на деревенских девок да выискивать черную кошку в темном углу. Прихорошись да принарядись. Да сними этот медальон. Хоть раз побудь женщиной, а не праведной монашкой. Можешь поговорить с женой Гувера. Уж она знает как ублажать мужа. А меня оставьте в покое со всей этой ерундой, – зло откинул он кочергу и вновь уселся в кресло, открывая том книги на заложенной странице. – В конце концов, вы – взрослые люди. В ваших головешках есть ум и язык взрослого человека, а на деле вы все маленькие дети, думающие, что жизнь – детская сказка со счастливым и справедливым концом. А чуть что не по вашему – стоит лишь прибежать и пожаловаться кому-то, и проблема решиться сама собой… Это не так.
– Вашему сыну стоит лишь… Вспомнить… Что у него есть жена.
– Вот пусть и вспоминает… – мужчина тяжело посмотрел на невестку. – Сын мой, а ум у него свой. Я понимаю тебя лучше чем кто-либо в деревне… Уж поверь… Но я не собираюсь до конца жизни смотреть за ним. Калеб сам себе хозяин. Он – взрослый мужчина. – Рихард развел руками. – Конечно, если ты хочешь… Ты всегда можешь поднять вопрос об измене в церкви или на собрании, но я тебя предостерегаю – хорошенько подумай, готова ли ты ради этой честности отдать чужую жизнь дорогого тебе человека.
Большего Рихард не желал ни слушать, ни говорить, в тайне решив все-таки поговорить с сыном. До чего же он устал от чужих проблем. К нему частенько наведывалась вся деревня, чтобы поныть да спросить совета, как быть. Порой он вспоминал юродивого Франциска и искренне завидовал ему. Вряд ли к тому наведывались медведи со своими жалобами на тяжелую жизнь в лесу…
Постояв чуток перед столом, не добившись большего, Магда ушла. Горько ей было от того, что некому было защитить ее. Ожт, не смотря на все свое могущество, оставался глух к ее мольбам. Ночами она слышала, как возвращается муж, как закрывает на засов дверь в сарай, и голубоглазая дочь Готфрида все глотала слезы, терзаясь своей неоцененной благодетелью и любовью. Не пойман не вор… Но она просто чувствовала соперницу и проклинала ее за все свои слезы и страдания.
Это было все, что она могла – изнывать от ревности да страдать от любви.
========== Ведьма ==========
***
Айя погладила пучеглазую козу меж рогов. Кудахтнула одна из куриц, пожелав своей хозяйке доброй ночи, и девушка по обыкновению подперла плетень, служивший загоном для всего лешего скота. Печально она оглядела свой дом – маленькую хижинку да выложенный каменным кругом очаг…
Ночь стрекотала ей со всех концов. Блеклыми огоньками поблескивали светлячки, придавая темноте особое очарование, но обычно бойкой и восторженной Айе было как-то не до этого. Ничего подобного она прежде не чувствовала. На душе было скверно. Руки опускались. Девушка поднимала грустные глаза к небу и вздыхала. Как же ей хотелось расправить руки-крылья и улететь в глубокую синюю мглу, к звездам.
С Калебом они стали видеться реже, но намного дольше, чем прежде. Приходивший юноша ее попросту не отпускал, и если слышал, что ей нужно идти к отцу или на охоту, начинал вопить болотной выпью. Он был очень неспокоен, и его неспокойство передавалось и ей.
Девушка подошла к огню и, подбросив хвороста, уселась погреться…
Калеб ей явно что-то не договаривал. Юноша хотел быть вместе с ней, жить, как те, кто входит в круг Ожта. Но жить он хотел не в лесу и даже не в своей деревне, а где-то далеко, будто хотел спрятаться… Калеб точно чего-то опасался, но чего? С чего бы вдруг Калебу убегать? Неужели кто-то желал ему зла? За что? Уж его-то точно никто не мог заподозрить в колдовстве. Да и он говорил ей, что отец его какой-то значимый в деревне человек. Может, из-за того, что он был с ней? Тут в лесу? Что, если кто-то прознал об этом? Люди в деревне злые. Может, Калебу… Грозила опасность? Из-за нее?
На темную голову снизошло озарение, словно Айя увидела что-то в языках пламени.
Калеб был в опасности! В мгновение ей все стало ясным и очевидным. Видимо, он не хотел ей рассказывать, чтобы она не волновалась, думалось девушке, и от тяжелого открытия у нее заболело сердце. Она должна была помочь ему. Защитить… Девушка едва не вскочила с места, чтобы, подхватив стрелы и лук, бежать вызволять его из неприятностей, но осеклась, тут же вспомнив их разговоры о побеге.
Ей было страшно убегать из лесу. Храброй охотнице еще никогда не было так боязно. Здесь ей все было понятным и знакомым. Она прекрасно знала, как выживать и как кормить свою семью. Кто знал, что ждало ее в том городе, о котором в последнее время Калеб говорил так часто. Как и где они будут жить там, как будут добывать еду? Может, люди там были еще злее. Правда, могло быть в точности и наоборот. Калеб говорил очень убедительно, словно уже успел обо всем побеспокоиться… Может, стоило довериться ему?
Оставить лес… Эта идея никогда бы не пришла ей в голову, если бы не он. Она была здесь счастлива. Среди вековых деревьев она чувствовала себя защищенной, будто лес хранил свою лесную ведьму от всех невзгод. Тут ее вырастил отец… Но ради того, чтобы спасти Калеба, она готова была идти хоть на край света.
– Айя, – появился позади нее старик. В его бороде запутался комар, и он, хлопнув по впалой щеке, убил назойливое насекомое. Медленно Леший уселся рядом. Отцовское сердце почувствовало беспокойство дочери, и, улыбнувшись, он мягко пригладил ее голову. – Айя…
– Отец… Я… – Она задрожала, положив голову ему на плечо. О Калебе девушка рассказала еще тогда, когда юноша подарил ей ленты. Да и сам старик, казалось, все понимал без слов и не мешал. Дело-то молодое, вот только… Каждый раз, когда Айя уходила от хижины, он мычал, умоляя быть ее осторожной. – Я не знаю, что мне делать…
– М-м-м… Айя… М-м-м.
– Уедем из леса? В город? – Вдруг сказала она.
– М-м-м?
– Он так хочет… Он хочет, чтобы я уехала с ним отсюда. Ему грозит опасность, понимаешь? Но я не брошу тебя, – помотав головой, Лешая решительно нахмурила брови. – Уедем все вместе, прошу тебя, – сжала Айя сухую руку отца, прося ласково и тихо, хотя сама сомневалась в каждом своём слове. – Туда, где мы еще не были и никто нас не знает. Мы будет жить не как лешие, а как обычные люди. Там тебя никто не закидает яйцами и грязью!
– М… Айя, – покачал старик головой. Дело было не в этом. – Айя-Айя-Айя…
– Мы поселимся в настоящем домике с оконцами. Заберем нашу козу. Я наконец-то научусь варить сыр, а ты будешь плести корзины на продажу, – девушка печально улыбнулась. – Калеб тоже сможет научиться у тебя… А еще… Мы купим тебе новый костюм и… Мы больше никогда не вернемся в этот лес, – с горечью сказала Айя.
Мужчина покачал головой. Он выставил руки к огню и, погрев ладони, растер тугую пленочку на коже. Думая, он зажевал нижнюю губу. Старик махнул рукой в сторону деревни и о чем-то промычал.
– В деревню мы тоже не вернемся. Люди там злые… Ты сам знаешь. Все они говорят, что я – ведьма…
Юродивый Францсик кинул подвернувшуюся шишку в огонь. Лицо его вдруг стало грустным. Думая, он все прикусывал нижнюю губу. Вдруг он вздохнул, и, видимо, от тяжелых сомнений, почесал шелушившуюся лысину. Айя отчаянно взмолилась к нему.
– Ну, пожалуйста. Ну что нас тут держит? Нас никто не любит там. Они нас чураются, – девушка обняла колени. – А там, куда мы уйдем, может, у нас появятся друзья. Там будет другая жизнь… Калеб обещал, что там хорошо. Прошу тебя, – девушка была в отчаянии. Она заплакала, но даже сквозь слезы продолжала умолять отца. – Вдруг с ним что-то случится… Я его очень люблю. Я тебя очень люблю… Я… Я… Так боюсь…
Старик вновь положил трясущуюся руку на щеку дочери. Леший поцеловал Айю в лоб и прижал к себе свое несчастное разрыдавшееся дитя. Тихо перед ними потрескивал огонь, выплевывая в ночное небо яркие искры. Вокруг них виновато столпились вековые деревья. От ночного ветра они зашептались да закачались словно хотели подойти к Лешим поближе. Из-за облаков вышла луна, и лесной ропот стих. В этой священной тишине старик запел. Старый дребезжащий голос, певший не пойми о чем, убаюкивал отчаяние девушки. Допев песню, Леший улыбнулся, оголив почерневший ряд зубов. По его лицу расползлись добродушные морщины. Бережно он заткнул прядь волос Айи за ухо, и, посмотрев ей в глаза… Кивнул головой.
– Ты… Ты согласен? – переспросила она его, не веря, но вместо ответа старик вдруг вскочил со своего места и убежал в хижину.
Вернувшись, он что-то часто замычал, трясясь и приседая. Ей казалось, она понимает каждое его слово. Из-за пазухи он достал шляпу с пестрым пером, водрузил ее на голову и воткнул большие пальцы подмышками. Красуясь, он прошелся мимо нее.
– Хм-хм-хм… Ты как самый настоящий горожанин, – девушка рассмеялась, растирая по щекам слезы радости и благодарности.
Леший перебрал ногами, пару раз подпрыгнул и выполнил какой-то пируэт. Он все еще помнил те танцы, которые когда-то танцевал со своей Анитой. Он вытянул руки, приглашая дочь присоединиться, и та, улыбаясь, стала танцевать вместе с ним. От счастья девушка позабыла обо всем, и ей впервые за долгое время стало так легко и хорошо.
– Ты даже не представляешь, как мы заживем! – обняла она его особенно крепко, когда танец их закончился. – Мы будем вместе… Ты, я и Калеб. Я скажу ему… Завтра! Завтра я скажу, что ты согласен уйти в город. Как же он обрадуется… Наверное, будет сложно. Я, наверное, не смогу там охотиться, но ничего… Я буду заботиться о тебе во что бы то ни стало! Всегда… А Калеб будет заботиться обо мне…
Уверяла счастливая Айя отца, и тот, слушая ее, кивал головой, поглаживая дочь по спине. Леший Франциск дал своей дочери все, что мог. Готов был отдать и жизнь в лесу. От него не убудет. Лишь бы она была счастлива, а он…
Глядя, как она улыбается, будет счастлив и он. Большего ему и не надо.
***
Трое друзей шли с реки. Утреннее солнце продвигалось к зениту, отбрасывая подрезанную лучами тень. На плечах наперевес лежали удочки, да вот только рыбалки у них совсем не вышло. Болтали товарищи без умолку, распугав всех радужных форелек в округе. Не особо переживая из-за неудачи, Томми столкнул Калеба с крутого берега, и закончили друзья резвыми купаниями. С мокрых волос струйками сбегала вода. Калеб промок до ниточки и теперь дулся на Томми, оставляя на сухом песке после себя россыпь темных точек. Лоснилась кожа от влаги. Перейдя мост, друзья уселись на залежи чьих-то дров. В нос ударил запах сухой древесины, и один из юношей вздохнул.
– Ну и жарища! – Джонни достал из-за подвернутого манжета платочек и вытер лоб.
– Ох ты ж Ожт тебя дери. С каких пор ты подтираешься расшитым в вензелях платочком?
– Это Агнес, – с особой нежностью в голосе проговорил Джонни. – Она вышила… Чтобы часть ее всегда была со мной.
– Все же, женщины – от Скверны, – усмехнулся Томми. – Каждая из них может околдовать…
– Твоя жена тебя не околдовала. Разве нет? – буркнул Калеб, уперевшись локтями в колени.
– И что? Я с ней долго жить не буду. Вот уж дудки, – усмехнувшись, Томми разлохматил еще мокрый чуб на лбу. – Одним днем возьму, да сбегу. Повешу суму на плечо. Вот только меня и видели.
– И оставишь свою Илле? – подтрунивал над ним Джонни.
– Еще чего! Пойдет со мной. Такая корова нужна самому. Она чего в этой дыре забыла? – говорил спокойно Томми, словно дело было давно решенным. Вдруг он нагнулся в сторону и стукнул Калеба локтем в ребро. – Того глядишь, Калеб с нами подастся. Семейная жизнь его вкрай одолела. Только глянь на него – отощал, загрустил, посерел, – потрепал Том его по шее.
– Может, и подамся, – огрызнулся потревоженный от своих дум Калеб. – Тебе-то что?
– Ну и говнюком же ты стал, Калеб. Эх… Найди с кем потрахаться, либо сходи выпей, – посоветовал Томми, со знанием дела ковыряясь в ухе. – Это помогает… Раз уж твоя гордячка тебя не устраивает.
– Иди ты!
– О, как запел! А я ведь говорил. Женитьба и не такое делает.
– Да ладно вам.
– А ты вообще молчи, – махнул рукой на Джонни Том. – Сидишь под юбкой своей жены. Тепло, хорошо и мухи не кусают.
– Вам-то, что мешает?
– Не всем везет как тебе, мой дорогой друг… Если бы можно было жениться на вдовах – никогда бы не женился на той ведьме, которая хозяйничает у меня по дому, – Томми зевнул. – И вот скажи мне, какого Ожта нельзя жениться на овдовевших?
Поднялся ветер, донеся до них странный шум. По улице, торопясь, бежала молодая женщина, поправляя на ходу раздувавшийся парусом передник. За ней, как за матерью-гусыней, бежал выводок детишек. Увидев знакомые лица, женщина остановилась и прокричала.
– Чего расселись! Говорят, там ведьму поймали.
– Ведьму? – переспросил Джонни, и Калеб почувствовал что-то неладное.
– Ведьму! Ведьму! – Довольно заверещали дети.
– О! Может моя Присцилла попалась? Благослови Ожт столь праведное дело! – прокричал радостный Томми, и друзья, переглянувшись, встали и побежали вслед за женщиной.
Бежали они в сторону его дома, и Калеб, предчувствуя что-то нехорошее, отчего-то стал молиться про себя. Он даже думал свернуть и переседеть в лесу, а позже выяснить у друзей о том, что случилось, но Томми крепко ухватил его за рукав, не дав сбежать. Троица выбежала на нужную улицу, и у своего двора юноша увидел толпу, набежавшую почти со всей деревни.
– Ведьма! – раздалось среди людей.
– Сюда! Сюда! – махала рукой женщина, пробираясь в гущу событий.
Плотно толпа окружала скрученную пополам девушку. Сыпались на ее голову проклятья. Кто-то с концов пытался выяснить, что произошло, разглядывая виновницу всей этой кутерьмы. Пленнице удалось разогнуться, и она подняла голову к солнцу.
От ужаса Калеб побелел, не в силах вымолвить и слова.
– Ведьма! – вновь разразилась громом толпа, окружая несчастную священным кругом, и юноша едва не осел наземь.
– Ведьма! Ведьма! – повторили за взрослыми маленькие несмышлёные дети.
========== Скверна ==========
***
Айя… Это точно была она. Двое мужчин держали ее под руки, и девушка кидалась из стороны в сторону, пытаясь высвободиться. Испугавшись не пойми чего, Калеб подумал развернуться и убежать, но позади него плотным кольцом сомкнулись вновь прибывшие на шум, и ему ничего не оставалось как протиснуться вперед.
– Смотрите все! На эту негодяйку… Что же ты делала в моем доме, ведьма!? – услышал он голос неистовавшей Магды.
С другого конца в толпу ворвался вернувшийся от лавочника Рихард. Он и словом не обмолвился. От его яростного вида люди сами расступались по сторонам, давая ему пройти к пойманной девушке.
– Мы поймали ее в вашем доме, гер Рихард, – отчитался, державший руки Айи мужчина.
– Это та Лешая… – побелев, еле слышно промямлил Томми, тут же прячась за спины близстоящих.
Скоро Калеб совсем потерял его из виду. Джонни увидел Агнес, и, пробравшись сквозь толщею людей к ней, тоже оставил его. Кто-то подтолкнул юношу вперед, и он, сделав шаг в сторону центра круга, едва проглотил ком, подступивший к горлу. От страха он покрылся испариной. Между лопаток пробежала капля пота.
– Господин Рихард, эта мерзавка! Она напала на меня! – завопила Магда и едва не кинулась на Айю с кулаками, вцепившись ей в волосы. Скрученная Лешая метко лягнулась ногой, угодив белокурой праведнице в живот. Та скрючилась по пополам, и один из мужчин, державших Лешую, плашмя ударил Айю по спине. Девушка вскрикнула.
– Прекратить! – прокричал Рихард, оглядывая весь честной народ, и люди подле него притихли. Из-под правой руки старосты вдруг заговорил крестьянин Карл.
– Эта лесная ведьма, гер Рихард. Зуб даю! Это из-за нее у нас какой год нет урожая.
– Из-за нее у меня куры подохли! Шельма! – закричала старуха.
Вновь толпа взорвалась от негодования. В воздухе пролетел ком земли, угодившей девушке в лицо. Отряхиваясь, та зашипела то ли от боли, то ли от унижения. Вновь она попыталась освободиться, но ей лишь больнее вывернули руки.
– Тишина! – прокричал Рихард, толкая людей подле себя. – Тишина! – Вновь прокричал он.
Стадо обезумевших баранов послушалось и даже расступилось, позволив ему как следует разглядеть виновницу всей этой шумиху. В круг толпы вошел староста Гувер. За ним появились и другие три старосты деревни. С другого конца в гущу событий протискивался священник, и люди окончательно стихли. Державшие ведьму мужчины нагнули девушку вниз, видимо, пытаясь выразить свое уважение к столь почтенным людям, и Рихард поднял руку, приказывая ее отпустить. Выпустить ее не выпустили, но хватку все же ослабили.
