Текст книги "Выпьем за любовь (СИ)"
Автор книги: Wicked Pumpkin
Жанры:
Короткие любовные романы
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 5 страниц)
Эовин нравилось, что он перестал пользоваться парфюмом. Отчего-то после того, как она узнала результаты теста, все резкие запахи стали её раздражать. Разумеется, её обоняние обострилось задолго до того дня, но она не придавала этому особого значения, списывая на раздражительность, вызванную всё тем же переутомлением. Теперь же любое недомогание воспринималось более остро просто потому, что причина была известна. Ей всегда нравился запах его парфюма, но Эовин опасалась, что за оставшиеся шесть месяцев сильный аромат так ей надоест, что опротивеет вконец. Теперь от Гримы слабо пахло гелем для душа, но к вечеру и от него не должно было остаться и следа.
В конце концов, Эовин нравилось, что у него в кабинете стоял абсолютно бесполезный диванчик. Хоть сейчас на нём едва помещались два человека, лежащие друг на дружке бутербродом, он был явно лучше стола, с которого пришлось бы три часа убирать все бумажки, а потом столько же раскладывать их обратно на свои места, чтобы любитель чистоты и порядка не ворчал, и намного лучше пола, потому что если бы она заболела, то конца и края не было бы видно его укорам и попыткам избавить её от соплей с помощью знамо где вычитанных народных средств разной степени мерзости.
Эовин раздражала его забота, и в то же время иногда случались минуты, часы и даже дни, как сегодняшний, когда ей нравилось всё, что он делает, особенно сейчас, когда его губы…
Похожий на раскат грома стук в дверь заставил их спешно оторваться друг от друга.
– Грима, открывай дверь! – это был Теоден. Он колотил в дверь с такой силой, что, казалось, ещё немного, и его кулак проделает в ней дыру, а от его разъярённого голоса внутри Эовин всё сжалось в малюсенький дрожащий и визжащий комочек.
– Если мы будем сидеть тихо… – еле слышно прошептал ей на ухо придавивший её к дивану Грима, но не успел договорить – новый, ещё более ужасающий басовитый крик раздался из-за двери.
– Эовин, я знаю, что ты там с ним! Закройте жалюзи и откройте дверь! Немедленно!
Их взгляды пересеклись и метнулись в сторону окна, открывавшего чудесный вид на окно напротив, вроде бы как в давно запертую кладовую, и парочка синхронно издала стон, полный боли, презрения к самим себе и ненависти ко дню, который так хорошо начинался.
– Дядя, это не то, что ты подумал! – не выдержала Эовин и тут же прикрыла рот ладонями.
– А что ещё он мог подумать, если он видел нас? – прошипел Грима, слезая на пол и подбегая к окну, чтобы закрыть его от посторонних глаз. Эовин удивилась, что он не стал прикрываться. Ему было страшно, так страшно, как никогда прежде не бывало на её глазах. Возможно, именно страх и затуманил его разум. И она его чертовски хорошо понимала.
– Кажется у меня начинается паническая атака.
– Считаю до трёх! Раз…
Внезапно ей прямо в лицо прилетели джинсы и трусы, и она отмерла. Грима подбирал раскиданные в порыве страсти вещи и, не особо заморачиваясь над прицелом, раскидывал их по хозяевам.
– Только паники не хватало. Натягивай скорее…
Бельё надеть, естественно, не составило труда, но джинсы упорствовали и на её чуть прибавившие в весе бёдра так быстро надеваться не хотели. Плюнув на это дело и решив, что и в рубашке может остаться, за дверью, как-никак, стоял её родной дядя, Эовин ждала, когда оденется Грима, а он делал это на удивление быстро, со скоростью сайгака приближая их к мгновению скорой расправы.
– Два!..
Грима застегнул ширинку и, отойдя поближе к своему столу, кивнул. Во взгляде его читался ужас, а губы что-то беззвучно шептали. Эовин готова была поспорить, что молитву.
– Всё-всё, дядя, я открываю, – прокричала она у самой двери, и, глубоко вдохнув и выдохнув, повернула замок и дёрнула ручку.
Дядя влетел в кабинет, держа в руке шашку, подаренную ему на шестидесятилетие. Настоящую, пусть и с затупленными краями. И теперь он этой шашкой размахивал, словно заправский атаман, и пытался достать ею стремительно убегающего Гриму.
– Ах ты ж гнида поганая, сука, пригрел змею на своей груди!
– Дядя, опусти шашку! – завизжала Эовин как резаная.
– Теоден Тенгелевич, простите! У меня серьёзные намерения! – невнятно кричал Грима, улепётывая от своего разгневанного начальства по всему кабинету и уворачиваясь от не слишком метких, но достаточно сильных ударов.
– Это у меня серьёзные намерения! Убью, скотина! Я тебе самое дорогое, что у меня есть, доверил, а ты! На девчонку малолетнюю позарился, да? Кобель! Она же тебе в дочери годится!
Наконец Грима оторвался от Теодена на расстояние чуть больше вытянутой шашки. Сделав финишный рывок, он смог забраться под стол и прикрыться стулом. Однако Теоден в бешенстве становился сильнее раз в десять. С него бы сталось и стол перевернуть, что уж там какой-то стул. Но было и такое, через что он никогда бы не переступил, и Эовин галопом кинулась к сваре, втискиваясь между дядей и горе-любовником и вставая в один ряд обороны вместе со стулом.
– Дядя! Дядя, у тебя же сердце! – запричитала она, положив руки ему на грудь и пытаясь его успокоить.
– Отойди, Эовин! Не прикрывай его! А сама-то, а? На что он тебе сдался-то? Старый, трусливый, вон, под стол залез, за девчачьей спиной прячется, – Теоден указал остриём лезвия в сторону Гримы, свернувшегося под столом калачиком, но Эовин перехватила его руку, отмечая про себя, что гнев дяди начал потихоньку испаряться, иначе она бы ни за что не смогла его удержать.
– А ты шашкой побольше размахивай, и не такой под стол залезет!
– Давайте поговорим спокойно, как взрослые люди, – подал голос Грима, осторожно вытягивая голову из своего укрытия, но тут же, как черепаха, втянул её обратно, стоило Теодену замахнуться, уже напоказ.
– Взрослые? Взрослые окна закрывают, когда таким срамом занимаются! Взрослые не скрываются, как нашкодившие малолетки! Взрослые портки надевают, а не стоят в одних трусах перед старшими!
– Ты же сам сказал, что до трёх считаешь, – Эовин стушевалась и оттянула края рубашки вниз.
– Да я припугнуть хотел! Я тебе что, Джеки Чан, чтобы двери выбивать? – удивлённый её наивности, Теоден принялся чехвостить и её тоже, но внезапно его взгляд зацепился за открытую банку сока. – А это ещё что? Так это ты для неё арбузный сок покупал?
– А вы откуда знаете, что я его покупал? – всё так же подавал признаки жизни Грима из своего укрытия.
– Но ты же не беременна, надеюсь? – не обращая на него внимания, спросил Теоден. Его тяжёлый взгляд переметнулся с банки на Эовин, и напряжённый комочек, в который превратилось всё её нутро, заорал от страха: «Мы все умрём! Мы все умрём! SOS!»
– А как ты… Ну… Вообще-то…
Дядя всё-таки вырвал из хватки Гримы дурацкий стул, но, развернув сиденье, лишь устало уселся на него и провёл рукой по лицу, будто все тяготы жизни в одночасье легли на его сильные, но уже немолодые плечи.
– Твою ж дивизию. Вы меня в могилу свести хотите?
Эовин тут же подскочила и уселась у ног Теодена. Успокаивающе поглаживая его по сжимающей шашку руке и целуя её, она, наконец, смогла забрать у него оружие и тут же откинула его подальше.
– Дядюшка, не говори так, – на её глазах закипали слёзы: и от стыда перед дядей, и от того, что весь этот кошмар вроде как остался позади. – Просто так вышло…
– Как у вас всё просто, – устало выдохнул Теоден и тут же напрягся. Грима, крадучись, как мышь, выползал из-под стола под неподвижным взглядом её дяди. Медленно, очень медленно, будто один неверный шаг – и мышеловка захлопнется, отсекая ему голову или ещё что.
– А хочешь, мы тебе снимок УЗИ покажем? – Эовин слегка дёрнула дядю за рукав, отвлекая его на себя.
– Тащите. И валидол захватите.
Спустя секунду осторожничавший Грима был уже на ногах, более того – у шкафа, и рылся в снятой с полки аптечке, а Эовин схватилась за телефон и перебирала фотографии в галерее, выискивая ту самую. В попытке зашифроваться как можно лучше она на время отдала снимок УЗИ Гриме, себе же на всякий случай оставив только фото в телефоне. Не то чтобы кто-то устраивал шмон в её комнате, но у страха глаза велики, а объявить эту радостную новость посредством случайно оставленного не в том месте и не в то время снимка казалось плохой идеей. Хуже был разве что тот вариант развития событий, который в итоге настиг их.
– Вот, – отыскав нужное фото Эовин протянула телефон дяде. Тут же подоспел и Грима с упаковкой таблеток. Теоден принял и то, и другое, недовольно поглядел на них обоих и опустил взгляд на снимок, но очень быстро всучил телефон обратно. Эовин робко улыбнулась, всматриваясь в лицо дяди. Злости в нём поубавилось, а из-под нахмуренных бровей пробивался всё ещё грозный и расстроенный взгляд, в котором Эовин видела теперь ещё и теплоту.
– А как ты догадался-то?
– Вот ведь парочка подобралась, дитё и сыч. Сидите по своим углам и ничего не знаете. Арбузный сок Тамары Геннадьевны по всему конезаводу славится тем, что его беременные берут. Она сегодня и понесла новость, мол, у Гримы Галмодовича кто-то появился, и ребёнок не за горами. Мы, конечно, подозревали, слишком уж он счастливый ходил в последнее время, но уж никак не думали, что это он с тобой вошкается. Хотя два и два сложить можно было, ты тоже с Нового года немного не в себе ходила и всё смыться куда-то норовила.
– Правда? Не в себе? – самодовольно улыбнулся немного попутавший берега и забывший о расстановке сил Грима, но Теоден тут же напомнил ему, где он находится, и, ухватившись за его галстук, притянул к себе.
– Поулыбайся мне ещё, – процедил он с угрозой и тут же отпустил наглеца. – Ну что, когда свадьбу играть будем?
– Я же говорил, – еле слышно пробурчал себе под нос Грима, поправляя галстук.
– Дядя, мы же не в XIX веке живём, – возразила Эовин, испуганно округлив глаза. К самому браку она относилась ровно, но вот о свадьбе, которую ей устроит дядя, она не думала, и теперь приближающаяся угроза вселяла своей предсказуемостью такую тоску, что впору было в петлю лезть.
– А у меня дома будет XIX век, – отрезал Теоден, явно не собираясь прислушиваться к её мнению. – Вы что, думаете, я один вас видел? Один в кладовую пошёл? Значит так: если хотите, чтобы об этом позоре быстро забыли и вспоминали только в качестве шутки-прибаутки, говорите всем, что давно встречаетесь, что наша семья обо всём знала, что вы собираетесь пожениться. Не скрывайтесь – слухи быстро разойдутся, уже завтра все будут вам косточки перемалывать. Про ребёнка пока можешь отнекиваться, хотя после арбузного сока…Теперь ты.
Теоден перевёл сосредоточенный взгляд на Гриму и без единого слова угрожающе поднял указательный палец вверх.
– Теоден Тенгелевич, я ведь правда… – Грима принялся каяться, словно последний грешник, даже на колени бухнулся и слезу пустил, но Теоден не собирался так просто прощать ему ошибки.
– Поздно, Грима, поздно, – он вынул таблетку из упаковки, положил под язык, ещё раз тяжело выдохнул, обвёл взглядом, полным глубочайшей печали, провинившуюся парочку и, шепелявя, вынес свой вердикт. – Приходи сегодня к нам, будем тебя по новой с шуринами знакомить. И знаешь, я бы на твоём месте завещание составил, на всякий пожарный.
*
– А вторая пуля, а вторая пуля, а вторая пуля в сердце ранила меня…
Теперь, когда выяснение отношений осталось позади, Эовин могла с уверенностью сказать, что всё прошло не так уж плохо, как можно было предположить изначально. В свою сторону она не услышала ни слова упрёка. Братья ни в чём её не винили, только задавались вопросом, с какого дуба она упала, не более. И чем ближе был ужин, тем больше казалось, что всё пройдёт тихо-мирно. А потом явился Грима и просто не смог удержаться от того, чтобы в порыве злорадства не поцеловать её в щёку. То, что братья ничего не высказывали ей, ещё не значило, что обстановка не накалена до предела, и потому он всё-таки получил хорошего и весьма заслуженного леща. Однако прийти к шаткому взаимопониманию, как ни крути, удалось, и теперь Грима сидел с ссадиной на скуле и разбитой губой, выводя рулады вместе с её подобревшими во хмелю близкими.
Эовин же, изрядно вымотанная событиями последних дней, отодвинула тарелку в сторону, положила голову на сложенные перед собой руки и тихонько задремала под нескладное пение квартета. Впервые за много лет ей было безразлично, что горланят за столом. Хотелось лишь спать.
