Текст книги "Выпьем за любовь (СИ)"

Конечно, она оказалась рядом в этот злосчастный момент совершенно не случайно. Собственно, и произошло всё по её вине. Почти. Они приехали к нему домой, выпили по бокальчику шампанского – и допили всю бутылку, чтоб не выдохлась. Немного поболтали, включили музыку, потанцевали чуток, настроение, которое было в такси, вернулось. А потом она зацепилась пальцами ног за ковёр, упала и сильно приложилась ладонью об пол. На этом моменте и нужно было сворачиваться клубочком на диванчике и заваливаться спать, но нет. Грима решил поработать медбратом: обработал ссадину, лёд приложил – и всё это безо всяких там заигрываний. Никаких поцелуев, чтобы боль быстрее прошла, никаких «до свадьбы заживёт» и подмигиваний. На испарявшееся действие виски наложилась новая доза алкоголя, настроение у Эовин от этой заботы поползло вверх и приняло ярко выраженный романтический оттенок. «И нет в нём ничего такого, – думала она. – Ну, зубы жёлтые, так от сигарет же. Кожа нездорового цвета? Столько, сколько он, с бумажками возиться – и не таким бледным станешь. Брови?»

– А почему у тебя нет бровей? – внезапно спросила Эовин слегка заплетающимся языком и стала вглядываться в его лицо так, словно никогда прежде не видела.

Грима нахмурился, но, видимо, у неё была до того невинная и беззлобная мордашка, что он тут же расслабился и расплылся в неловкой улыбке.

– Ты хочешь узнать об этом прямо сейчас?

Эовин кивнула, как качающий головой зайчик на бардачке машины.

– Ладно. Дело было в классе восьмом. Нравилась мне тогда одна девчонка, а за ней всё один парнишка увивался, спортсмен, на твоего брата похож. Она его отваживала, но только для виду. А я в те времена был глупый и думал, что он ей и впрямь не нравится. И вот в сельском клубе решили устроить дискотеку. Естественно, все туда рванули. И я решил отважиться и подойти к ней, предложить сходить вместе. Я уже говорил, что был глупым? Так вот, я был очень глупым. Я хотел подойти к той девчонке при всём параде, но мне казалось, что у меня какие-то не такие брови – слишком светлые. Что было дальше, думаю, ты уже понимаешь?

Будь Эовин трезвой, она бы точно не удержалась и начала смеяться – не над ним, но над глупостью произошедшего. Но алкогольные пары правили бал в её организме, а потому слёзы выступили на её глазах так же, как и у её брата всякий раз, когда его запасы протеиновых батончиков на месяц заканчивались уже через пять дней.

– Ты покрасил брови, получил ожог, волосы выпали и на дискотеку ты не пошёл?

– Почему, пошёл. Мама нарисовала мне замечательные брови своим карандашом для глаз, прямо на пластырях, – он цыкнул и приложил пальцы ко лбу, изображая те самые пластыри. – И простоял я с ними у стенки до самого конца вечера. А девчонка та пришла со спортсменом и танцевала только с ним.

Воспоминания о прошлом явно не давались Гриме легко. Он был злопамятен, это знали все, потому и старались молчать в тряпочку, если что-то их не устраивало. Эовин могла дать руку на отсечение, что пареньку тому он отомстил при первой же возможности. Но сейчас ей было плевать: рядом с ней находился не кошмар офисных работников и школьников с вечеринок, а человек, который смотрел на неё настолько грустным взглядом, что Хатико бы позавидовал.

– А хочешь, я подарю тебе другие брови? – не выдержала Эовин. Она обхватила его лицо ладонями, подушечками пальцев погладила по щекам и оставила над каждым веком по несколько нежных поцелуев, выстраивающихся в линии бровей.

Никогда в своей жизни она не видела его настолько довольным. Казалось, ещё немного, и он просто разрыдается от того, что ему слишком хорошо и всё происходящее и впрямь реальность, а не какой-то сон.

– Ради бровей из твоих поцелуев стоило сжечь прежние.

Поцелуй за поцелуем, шаг за шагом, слово за слово – и вот они уже находились в спальне, а Грима оказался у её ног, причём совершенно буквально, и клялся выполнить любое её желание: достать звезду с неба, принести Аленький цветочек и даже отсортировать всю документацию её отдела.

– Лучше покажи мне стриптиз под «Выпьем за любовь», – прошептала она ему на ухо, и то ли просьба о стриптизе так сработала, то ли выбор песни попал точно в яблочко, то ли он обрадовался, что сортировка ему всё же не грозит, но дыхание Гримы аж перехватило, а его глаза прямо засияли от энтузиазма.

– Я бы овладел тобой прямо здесь и сейчас, я бы покрыл поцелуями каждый миллиметр твоей кожи, но если ты так просишь, я станцую.

Поднявшись с колен, он попытался в последний раз поцеловать её, но Эовин вовремя увернулась и отошла в сторону, а затем плюхнулась на кровать, закинув ногу на ногу и воображая себя Шэрон Стоун.

Грима улыбнулся, в последний раз окинув её взглядом, полным желания, и вышел из комнаты. Эовин застыла в предвкушении шоу. С минуту ничего не происходило. Затем дверь резко распахнулась, громко ударилась о стену, и Грима в носках попытался проскользнуть по линолеуму в комнату, но во время своего эффектного появления едва не навернулся. В руках он крепко сжимал свой телефон, из которого доносилась довольно тихая, но вполне узнаваемая мелодия. Грима быстро бросил его Эовин и начал представление.

Его танец был нелепым, неловким, но отчего-то он заводил Эовин гораздо больше, чем танцы накачанных стриптизёров в ночном клубе. Попытавшись эффектно скинуть пиджак на словах «и за любовь последнюю я поднимаю тост», явно для того, чтобы на припеве начать расстёгивать рубашку, он запутался в рукавах и снял его только на словах «как блестят сейчас твои глаза». Из-за выпитого алкоголя пальцы у Гримы дрожали, постоянно соскальзывали с маленьких пуговок, и рубашку он расстёгивал до следующего припева, но при этом каждое его движение сопровождалось якобы сексуальными покачиваниями бёдрами, воздушными поцелуями и игривыми подмигиваниями. Да, происходящее определённо нравилось ей больше, чем профессиональный стриптиз. Выглядело это ужасно, но было во всём происходящем и что-то глубоко личное, что-то, предназначенное лишь для неё одной. В конце концов, насколько сильно нужно любить человека, желать его, чтобы без стыда и стеснения согласиться на подобную ерунду?

У Эовин встал ком в горле. Она выключила музыку, медленно встала и подошла к нему. Глядя прямо ему глаза, она стянула с его плеч злосчастный кусок ткани и отбросила к двери. Конечно, на ручку рубашка сама собой не повесилась, но, по мнению Эовин, и так вышло хорошо. Она прикоснулась подушечками пальцев к его подбородку и стала опускать руку ниже, мягко проводя ею по шее, ключицам, груди и животу, покрытым волосами, лаская кожу вокруг пупка и над поясом брюк и возвращаясь выше, к груди, соскам, подбородку и щекам.

– Ты что-то говорил о том, что овладел бы мной прямо здесь и сейчас? Боюсь, у меня другие планы, – Эовин пыталась говорить голосом, который в эротических романах называют гортанным и низким от возбуждения, но на деле он напоминал голос жутко переигрывающей злодейки из паршивого фильма. Однако Гриме, который сразу после её непродолжительного монолога потянулся к её губам, видимо, всё нравилось. Его пальцы сразу обрели манёвренность, о которой подзабыли во время стриптиза. Он очень быстро нашарил ими молнию её платья, расстегнул его, а затем ещё быстрее расстегнул бюстгальтер, но узкий лиф продолжал держаться на бретелях. Грима потянулся было к ним, но Эовин перехватила его руки и развела их в разные стороны.

– Но-но-но, попридержи коней.

– Как прикажете, атаманша.

Эовин довольно улыбнулась, слегка царапнула его по щеке и повела ногтём вниз, слишком уж стремительно приближаясь к ремню. Нащупав пряжку, она медленно присела на колени, продолжая загадочно улыбаться, но в её душу закрались первые сомнения. Не сомнения в том, стоит ли проводить ночь с Гримой, а в том, сможет ли она вообще до этого момента добраться. Провозившись с пряжкой минуты две и ненароком потрогав и прощупав всё, что трогать и щупать было всё же рановато, сгорая от стыда, Эовин признала полное поражение в борьбе с каким-то дурацким ремнём, прижалась лбом к ноге Гримы и удручённо прикрыла глаза.

– Я не умею расстёгивать автоматические пряжки, – пробубнила она себе под нос, всё ещё держась за пояс брюк как за спасательный круг.

Грима прыснул от смеха, но ничего не ответил, лишь отцепил её руки и расстегнул ремень самостоятельно.

– Враг повержен.

Эовин, хоть и расстроенная неудачей, вновь расплылась в прежней улыбке и продолжила начатое, нарочито медленно вытащив ремень и откинув его к рубашке, что было не лучшим решением. Пряжка громко ударилась о стену, и за этим ударом спустя пару секунд последовал стук, происхождение которого казалось загадкой, ведь ничего не падало и уж точно никто не мог стучать.

– Что это было? – недоумённо спросила Эовин, надеясь, что это не белая горячка приветственно бьёт ей в голову.

– Соседи. Стены очень тонкие, порой, чихнёшь – и из-за стенки «будьте здоровы» слышишь, – проворчал Грима, внимательно глядя на стену, будто ожидая, ответят ему на этот раз или нет.

– Наверное, нам тогда следует быть потише?

– Ещё чего! – Грима тут же повернулся обратно к ней. – Я уже столько лет слушаю, как за стенами собака лает, дети орут, а их родители ещё новых пытаются заделать! От одной ночи с берушами в ушах с них не убудет.

Эовин лишь качнула головой, подумала про себя, что не ей здесь потом жить, а затем вернулась к своему прежнему занятию и принялась расстёгивать и снимать его брюки. История про тонкие стены слегка отвлекла её, и к тому, что скрывалось под одеждой, она оказалась уже не совсем готова.

– Н-да… – вот и всё, что вырвалось у Эовин при виде скрывавшегося под приличными и недешёвыми брюками нижнего белья. Прямо перед её носом располагались чёрные кружевные трусы с вышитыми на полупрозрачной ткани алыми уродскими розочками, однако они были определённо мужского кроя, что в этой ситуации не могло не радовать.

– Я сильно напугаю тебя, если скажу, что надеялся на подобный исход каждый раз, когда мы оказывались в одной компании и ты выпивала? – осторожно спросил Грима, видя её замешательство.

– То есть ты эту красоту не каждый день надеваешь, а специально для меня? – уточнила Эовин, не зная наверняка, удовлетворит её такой ответ или всё же напугает.

– Да, – коротко ответил Грима, и оказалось, что этот ответ скорее удовлетворяет её. Затем Эовин ещё раз взглянула на его бёдра, облачённые в кружевные трусы, и окончательно поняла и приняла, что её такой ответ очень даже удовлетворяет. В кои-то веки кто-то готовился к возможному сексу тщательнее её, даже самое красивое белье достал. Где-то на краю её сознания, однако, промелькнула мысль, что не будь она такой пьяной, кружевное бельё на мужчине её бы точно напугало.

Аккуратно ухватившись за края трусов, она потянула ткань вниз, обнажая набухший член, но стараясь не слишком задерживаться на нём взглядом – лишь прикинула размеры и успокоила свою душу тем, что они средненькие, но вполне сгодятся. Опустив бельё до уровня колен, Эовин разжала пальцы и поднялась, тут же припадая к губам Гримы в пылком поцелуе.

– Вот теперь можешь трогать, – прошептала она едва слышно, и он не заставил себя долго ждать.

Первым же делом Грима стянул бретельки платья с плеч и аккуратно стал задирать само платье вверх, пытаясь его снять. Как назло, платье было очень плотным и облегающим и так просто задираться и уж тем более сниматься оно не хотело. Решив отплатить ему за помощь с ремнём, Эовин принялась помогать, и в четыре руки они всё-таки сняли пресловутый элемент гардероба, а вместе с ним ещё и зацепившийся лифчик.

– Как ты вообще его надела? – спросил Грима, явно разрывавшийся между желанием задать этот вопрос и желанием прикоснуться к её телу и потому совместивший приятное с полезным – ожидая её ответа, он смотрел прямо ей в глаза, но попутно оглаживал и как будто взвешивал её грудь.

– Так я голодная была, – коротко ответила она, приникая к его губам, пока он гладил её живот, вернее, ту его часть, которая не была скрыта под тканью колготок. Вскоре уже Грима опустился на колени перед Эовин, чтобы снять их с неё.

– А это-то вы как надеваете? – продолжал он задавать глупые вопросы, и Эовин не выдержала.

– Будешь много вопросов задавать, я заставлю тебя их надеть.

– Всё, что пожелает моя атаманша, – улыбнулся он. К этому моменту он уже стянул колготки до икр, довольно быстро снял их, а затем вернулся к её трусикам, тоже кружевным, но гораздо более сдержанным в дизайне, нежели у него. Грима попытался стянуть их зубами, но Эовин, ухватившись за его длинные волосы, так удачно собранные в дурацкий хвост, успела с силой оттянуть его голову назад.

– Ты чего? – прошипел он, удивлённый такой реакцией.

– Только попробуй их обслюнявить или как-то испортить, и тебе не поздоровится. Они стоят столько, что мне говорить страшно. Только посмей, – напоследок зло прищурив глаза, Эовин отпустила Гриму и добавила: – Пальчиками, всё пальчиками.

Он подчинился и снял с неё последний клочок одежды самым аккуратным способом, а затем принялся целовать её, причём так, что обещание покрыть поцелуями каждый миллиметр её кожи уже не казалось романтичным преувеличением. Но у Эовин зрели совсем другие планы, и ходить вокруг да около до самого рассвета в них не входило. Несколько раз она видела в интернете одну штуку, которую очень хотела попробовать, и теперь ей казалось, что тот самый момент настал: рядом с ней находился мужчина, готовый ради неё на любые извращения, и они оба выпили, а потому в случае чего была надежда, что они отделаются лишь лёгким испугом.

– У тебя ноги гибкие? – томно спросила она, пока его лицо находилось где-то в районе её левых рёбер.

– Ноги как ноги, – ответил Грима, выпрямившись и взглянув, на всякий случай, вниз, будто по одному виду своих ног смог бы сказать, действительно ли они гибкие или же нет. – А что?

– Я хочу кое-что попробовать, – с этими словами она забралась на кровать и, призывно улыбаясь, пальцем поманила его к себе. Долго ждать Гриму не пришлось: в мгновение ока он оказался на кровати и вновь попытался начать ласкать её, но она пресекла все эти порывы, одним рывком опрокинув его на спину и положив руки ему на голени.

– Я хочу попробовать позу амазонки. Ты же не против? – с самым невинным видом спросила Эовин.

Грима помотал головой, уверенный в том, что любая поза ему понравится, если в ней будет участвовать Эовин. Но из каждого правила бывают исключения.

Уже на моменте, когда она согнула его ноги, что-то пошло не так. Они явно оказались недостаточно гибкими, хотя нехитрое вроде дело – согнуть в колене и держать. Но это ещё оказалось не самым трудным – самым трудным стал момент проникновения. Эовин корячилась и изворачивалась как могла, но каждый раз явно делала что-то не так: то член то и дело выскальзывал, то она теряла равновесие, то Грима издавал какие-то непонятные звуки, правда, каждый раз убеждал её, что всё нормально. В конце концов, она всё же смогла найти оптимальное положение, и дискомфорта стало гораздо меньше – однако и удовольствие как-то не появлялось.

– Почему, когда смотришь порно, кажется, что это легко? – пробубнила себе под нос Эовин, медленно покачиваясь и стараясь держать равновесие.

– Потому что там работают профессионалы, – сморщив лицо, проворчал Грима, и она тут же остановилась.

– С тобой всё в порядке? Я же вроде старалась аккуратно, как на форумах советовали.

– Ногу свело, – он поморщился ещё раз, сильнее, чем в первый, но поспешил её успокоить. – Ничего страшного, надо лечь поудобнее, вот и всё.

Когда он дал ноге и своей амазонке заодно немного отдохнуть и устроился так, как ему было комфортнее, Эовин продолжила двигаться. Выходило всё ещё не очень впечатляюще, но постепенно она всё больше входила во вкус, да и Грима вроде бы перестал выглядеть таким же несчастным, как в самом начале. Чуть осмелев, Эовин немного ускорила темп, и это стало ошибкой. В какой-то момент вестибулярный аппарат, находившийся под неумолимым ударом спиртного последние семь часов, дал сбой, и она резко и стремительно стала падать на спину. Как бы ни старалась Эовин ухватиться за ноги Гримы, ничего не помогло – она всё же плюхнулась на матрас с громким ойканьем, вырвавшимся из груди от испуга. Мгновение ничего не происходило, и она уж было подумала, что обошлось. А потом по другую сторону кровати раздалось сдавленное, но громкое мычание. Эовин приподнялась на локтях и увидела, что Грима с силой зажимает кулаком рот, тяжело дышит, а его лицо сильно покраснело.

– Кажется, будто ты что-то оторвала. О таком твои форумы что-нибудь говорили? – сквозь зубы прохрипел Грима, самую малость убрав кулак ото рта и тут же вернув его обратно.

– Говорили. При резких и неосторожных движениях могут произойти травмы, такие, как ушиб, вывих и перелом, – выдала чуть ли не заученную фразу Эовин, принимая нормальное положение. Ведь говорили, что нужно быть аккуратной? Говорили. Но нет, горячая казачья кровь – пьяная, а всё лезет куда-то, кататься ей, как на лошадке, вздумалось. Вот, докаталась.

– Это многое объясняет, – Грима убрал чуть подрагивающую руку ото рта и опустил на кровать, пальцами сжимая простынь.

Из-за стены снова раздался стук, более громкий и требовательный, чем прежде.

– Себе постучите, – одновременно прокричали они со всем раздражением, что уже успело накопиться в них за такое непродолжительное время.

Эовин присмотрелась к его члену и попыталась хоть как-то оценить масштабы произошедшего, но ничего, кроме лёгкой припухлости, не заметила. Но то была лишь первая-вторая минута, надеяться на заметные следы травмы не приходилось, и потому она, вооружившись знаниями из интернета, стремглав побежала на кухню, бросив своего неудавшегося любовника страдать в одиночестве ради благой цели: льда из морозильника. Положив горстку кубиков в еле найденный пакет, Эовин быстро отнесла получившийся компресс Гриме, а сама схватилась за его телефон.

– Я звоню в скорую, – голосом, не терпящим возражений, пробормотала Эовин.

– А, может, не надо? Мне уже лучше, – с этими словами Грима попытался встать, но тут же с обречённым стоном плюхнулся обратно на кровать, на что она лишь закатила глаза.

– Надо, Федя, надо.

========== Часть 4. Похмельное утро нового года ==========

– Почему он посинел?

Эовин в десятый раз за короткую поездку в машине скорой помощи закатила глаза. Её невероятно утомили повторявшиеся расспросы: всё ли будет в порядке, не останется ли он импотентом, сможет ли он хотя бы в туалет ходить и много чего другого в том же духе. Достать Грима успел и медсестру, которая тоже еле скрывала свои эмоции. Её от ругани удерживала профессиональная этика, а Эовин – пятьсот рублей «на шприцы» и честное пионерское, что, несмотря на алкогольное опьянение, она полностью контролирует свои действия и будет вести себя в машине как любой нормальный человек. Правда, любой нормальный человек уже давно бы не сдержался и как следует отчитал распустившего нюни больного. А то и хорошенько поскандалил с ним.

Думая о том, как несправедлива к ней жизнь, она пропустила мимо ушей ответ медсестры, зато испуганный крик Гримы не услышать было невозможно.

– Какое ещё кровоизлияние? – подскочил он на носилках, но Эовин быстро отреагировала, тут же надавив ему на плечо и заставив лечь обратно.

– Это всего лишь гематома, синяк, – исправилась медсестра, тяжело вздохнув, а Эовин закатила глаза в одиннадцатый раз.

– Его ведь не отрежут? – спросил Грима, обводя несчастным взглядом сидевших рядом с ним женщин. У медсестры уже не хватало слов и она просто мотала головой: то ли в знак отрицания, то ли начиная показывать своё недовольство.

– Да кому он сдался, кроме тебя? Успокойся, – пробормотала Эовин.

Она отвернулась и рассеяно взглянула в покрытое морозными узорами окно. Дороги пустовали. Фонари проносились мимо, сверкая своими огнями, дома стояли тёмными махинами. Небо посветлело. Приближался рассвет, встречали который немногие.

Вернувшись в прежнее положение, она заметила, как Грима окидывает её серьёзным, совершенно спокойным взглядом, от которого по её коже поползли неприятные мурашки. Казалось, будто он изучает её, анализирует, и чувствовать такое внимание на себе было отвратительно.

– Спой мне.

Грима был похож на лиса, которому прищемило капканом хвост. Эовин не любила охоту, во многом из-за жалостливости: она просто не могла смотреть в глаза тому, кто вот-вот умрёт. Но этот лис не умирал. Добрые егеря всего лишь хотели вытащить его хвост из капкана и слегка подлечить. Во взгляде этого лиса был вполне понятный и обоснованный страх, но кроме того ещё и нечто другое. Готовность вцепиться в неё зубами, расцарапать её лицо когтями, если она сделает хоть один неверный шаг. Эовин очень надеялась, что у неё всего лишь разыгралось воображение, и лучшим вариантом, по её мнению, было перевести всё в шутку.

– Полюбила парня я, да оказался без хуя. Да на хуя ж мне без хуя… – завела она «Частушки», но он тут же прервал её, схватив за руку.

– Не смешно, – устало выдохнул он. – Спой «Красиво».

Эовин лишь пожала плечами и начала петь. Поначалу она ничего не замечала, уверенная, что это лишь каприз, прихоть, и не более. Но, приблизившись к припеву, она вновь почувствовала на себе его тяжёлый пристальный взгляд. И внезапно она всё поняла.

– Красиво ты вошла в мою грешную жизнь, красиво ты ушла из неё…

Грима не моргал, и Эовин приложила все усилия, чтобы не сдаться, не проиграть ему в этом маленьком поединке. Как и в такси, он намекал, только теперь не говорил напрямую, сам, а заставлял её озвучивать его собственные подозрения единственно возможным способом и следил за реакцией. Она была слишком холодна с ним сейчас. Алкоголь ослабевал, усталость брала верх, а Грима был просто Гримой – не больше и не меньше. Она позволяла держать себя за руку, но не гладила по голове, не смотрела ласково, не успокаивала так, как успокаивала бы, если бы и впрямь была рядом, если бы и впрямь переживала за него не как за обычного человека, но как за близкого. Она не лицемерила и не скрывала, что не испытывала сейчас к Гриме никакой нежности.

– Но, играя, разбила мне душу, а ведь это совсем не игрушка…

По его щеке скатилась одинокая слеза. Эовин всеми фибрами своей души ненавидела, когда он так делал.

– Это сердце моё.

Он не выглядел подавленным, расстроенным от этих новостей, и даже жалким уже не казался. Полностью сосредоточив на ней своё внимание, он перестал притворяться жертвой и лишь немного показал хищное нутро. Едва не скалясь, Грима следил за ней с жадностью, заставлял обратить на себя внимание, не давал отвернуться. Будто говорил: «Как же так, милая, с первым криком петухов – и на попятную? Думаешь, я забуду? Не надейся, не забуду».

От короткого испуга Эовин вырвала руку из его хватки, и, к удивлению, он не стал её удерживать.

Вырвавшись из плена, она наконец обратила внимание на медсестру. Та тихонько сидела и вяло наблюдала за развернувшейся сценой – первый рассвет нового года оказывал тлетворное влияние не только на весело отпраздновавших, но и на работающих вопреки всему.

Эовин снова выглянула в окно, но пейзаж мало чем отличался от прежнего, хотя казалось, что они ехали целую вечность.

– Вы не подскажете, когда мы уже доедем до больницы?

*