Текст книги "Поломанные психи (СИ)"

Автор книги: Weasle

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)

И так по двое, трое людей разных возрастов, с разных факультетов и разного пола проходили мимо Слизеринца, а кто-то и обгонял его. Но ему было плевать на них. Он перестал понимать, чему они вечно так радуются. Буквально за неделю он осознал, что радоваться-то и нечему. Пусть ходят мимо, пусть любят друг друга, пусть рыдают и смеются, пусть дружат и имеют хорошую семью, но всё хрупко, всё это быстро разрушится, превратится в пыль и развеется по ветру времени, несущему лишь горе и неудачи.

Драко не мог понять, что происходит, но позитив покинул его разум. В голове осталась лишь тьма, пустота, бездна, всё же имеющая дно, откуда на него то и дело смотрит лишь один образ – образ избитой бездыханной девушки.

– Эй, Малфой!

Парень вздрогнул и остановился, ища усталым взглядом того, кто назвал его фамилию. В конце коридора, от которого Слизеринец отдалялся, виднелась фигура Блейза, который быстрым шагом направлялся к другу и, как только настиг его, резковато хлопнул по плечу в знак приветствия, и было явно видно, что он хочет о чём-то рассказать.

Малфой никак не отреагировал, только лишь стоял, стараясь держаться хотя бы на уровне привычного равнодушия.

– Ты себе не представляешь! – воскликнул Блейз, чуть ли не подпрыгивая на месте.

– Я много чего представляю, – через силу растягивая слова произнёс Драко, оглядывая коридор в надежде, что никто не услышал вопль его громогласного друга. К счастью, именно тут никого не было. – Но хотелось бы, чтобы ты для начала поздоровался, а потом уже объяснил всё по порядку, если тебе не в напряг.

Забини отмахнулся от друга, давая понять, что сейчас важно просто заткнуться и слушать.

– Я сейчас был в Больничном Крыле, заходил проведать нашего вратаря, которому сломали к чёрту руку на Квиддиче. Кстати, оказалось, что это не просто перелом, ему аж раздробило кость этим чёртовым мячом, поэтому лечение прошло чуть туговато и он…

– А можно ближе к делу? – раздражённо произнёс Малфой. Неужели этот придурок Блейз никак не мог допедрить, что его другу абсолютно плевать на всё, что может казаться даже очень важным. Да у него ж на лице этот пофигизм был написан.

Но, нет, кажется, что брюнет вовсе не замечал этого. В его глазах было буквально видно, как несётся поток мыслей, и как парень старается не превратить их в, так называемый, словесный понос. Спустя несколько секунд он наконец собрался с мыслями.

– Грейнджер очнулась! – выпалил Слизеринец. – Она только что начала давиться кровью, но Помфри дала ей какое-то зелье, и она начала дышать. Ты представляешь? Правда, тот чувак, который пытался её грохнуть, так и не найден и, кажется, бессмысленно пытаться, но ты только представь, как можно выжить, находясь в искусственной коме?

Драко тупо пялился на друга, даже не шевельнув ни единым мускулом. Он пытался переварить весь поток событий, свалившийся на него огромной лавиной. Ведь только что он спокойно брёл по коридору, никого не трогал, и вдруг откуда-то вылез этот придурок и абсолютно бессвязно, без всякого предупреждения, с бухты-барахты заявил, что только что был в Больничном Крыле, где очнулась девушка, которую Малфой собственноручно уже почти спихнул в могилу…

Многовато новостей, всё слишком быстро произошло, Драко никак не мог уловить смысла происходящего, и это резко стало раздражать парня. Он вдруг схватился за голову и шарахнулся спиной к стене, зажмурив глаза. В его голове с ещё большей скоростью стало проворачиваться всё произошедшее только что. Это только больше злило и путало, в мыслях был уже разноцветный вихрь, голова закружилась, парень стал терять равновесие, его покачнуло в сторону, всё вокруг расплылось…

– Мистер Малфой… Мистер Малфой, извините, но пора бы продолжить работу!

Драко резко раскрыл глаза, услышав голос профессора МакГонагалл, и абсолютно поражённо оглядел место, в котором он находился. Он каким-то чудом оказался в кабинете Трансфигурации, сидя за столом наедине с кипой каких-то бумаг и пером, лежащим на одной из них и оставившим большущую чернильную кляксу.

– П-простите?.. – тихо произнёс Драко, ошарашенно глядя на строгий взгляд и поджатые от раздражения губы Минервы.

– Малфой, мне придётся добавить ещё одну отработку на завтра, если вы не закончите до полудня. А вам вряд ли захочется сидеть здесь в воскресенье, так что будьте чуть расторопнее.

Отработка? Полдень? МакГонагалл? Кабине Трансфигурации?

Только что же было девять утра, он был в коридоре и слушал бессвязную и непонятную речь появившегося из неоткуда Забини…

Наверное, он просто заснул на отработке, и это ему приснилось. Просто сон. Бывает.

– Да, извините, я сейчас, – уже чуть более собранно произнёс парень и кинулся калякать на бумажках даты и ещё какую-то ерунду, которую требовала профессор.

До самого конца отработки Драко чувствовал, что упустил какой-то важный момент, что ему нужно куда-то бежать. Вот практически ощущение долга, но более ярое.

Как только последняя дата была дописана, а часы в кабинете пробили половину первого дня, парень наспех бросил перо в чернильницу и с коротким «До свидания» выскочил из кабинета, не слыша восклицаний МакГонагалл, призывающей его вернуться и сложить бумаги в полку. Его это не волновало, он понял, что именно он забыл.

Ему нужно было в Больничное Крыло, просто необходимо, именно сейчас. Блейз же говорил, что Гермиона очнулась, он точно это говорил. Это был не сон, это было воспоминание произошедшего утром, Драко абсолютно в этом уверен.

Бегом несясь по коридорам и едва не сбивая с ног всё ещё сонных, опьянённых спокойствием учеников, Малфой наконец добежал до дверей в Больничное Крыло, которые распахнул, словно вихрь, готовый снести всё на своём пути ради достижения цели. Вот только зачем? Зачем ему это нужно?..

Не важно, он пришёл, он должен взглянуть на неё, хоть одним глазком.

Мадам Помфри не было в палате. Наверное, она была в своём кабинете. На одной из коек сидел вратарь сборной Слизерина по Квиддичу и растирал руку с недавно сросшейся костью. Он, было, открыл рот, чтобы поздороваться со своим ловцом, но тот пронёсся мимо, метаясь от одной койки к другой. Везде было пусто.

Её отпустили? Она уже в Башне Гриффиндора? А может, она в кабинете с Помфри, обсуждает, какие лекарства ей стоит принимать? Или она сидит в библиотеке? А может в Большом Зале?

– Малфой, ты чего? – усмехнулся Блетчли, опустив руку на постель и наблюдая за мечущимся парнем.

Драко подошёл к ещё одной койке, к другой, к третьей, игнорируя своего соигрока по Квиддичу. Ему было нужно лишь убедиться, что её тут нет, либо что она просто спокойно спит своим естественным сном, который может продлиться всего несколько часов, а затем она проснётся. Он должен убедиться.

И ещё койка, и ещё, и ещё… Последняя. Это была последняя койка, её здесь нет. Грейнджер здесь нет.

– Где Грейнджер? – тихо выдавил Малфой, повернувшись наконец к одному-единственному человеку в палате.

Блетчли удивлённо вскинул брови.

– Что?

– Где Грейнджер, мать твою?! – рыкнул Драко, ударив кулаком по спинке пустой койки, рядом с которой стоял. – Ты был здесь, ты видел, как она уходила?!

Второй Слизеринец надменно усмехнулся и выставил ладонь вперёд, как бы призывая к тишине.

– Тише ты, истеричка. Грязнокровка всё ещё здесь. Вон там.

Он указал на койку, которую Драко не заметил. Она находилась в самом углу помещения и была задвинута ширмой.

Парень почувствовал, как внутри что-то ёкнуло. Он уже готов был расслабиться, он уже решил, что она очнулась и ушла, а значит его видения прекратятся.

Мимолётно скрипнув зубами, Слизеринец рванулся к этой койке и, беспардонно зайдя за ширму, замер на месте.

Она тут.

Всё ещё без сознания.

Уже не в крови, ей уже затянули все ссадины и раны.

Но она всё ещё неестественно спокойна.

Она спит.

Малфой закусил губу и, выскочив из-за ширмы, рванул к самому концу помещения, где была дверь, ведущая в кабинет Помфри. Блондин распахнул её и вихрем залетел внутрь, напугав Целительницу, возившуюся с бумагами, в которых, наверное, записывала пациентов, заболевания и то, как они были вылечены.

– Мерлинова Борода! – вздрогнула женщина, когда парень влетел в её кабинет. – Мистер Малфой, вы меня так когда-нибудь до инфаркта доведёте. В чём дело?

– Что с ней? – выпалил Драко, дыша так, словно пробежал огромнейшую дистанцию. Его не волновали манеры и приветствия, ему было нужно наконец услышать правду. – Вы говорили, что она будет тут лишь неделю. Прошло уже полторы, почему она ещё не очнулась?

Мадам Помфри явно не ожидала такого «нападения» и слегка потупила глаза, а затем медленно встала со стула и подошла к парню, глядя в его серо-серебряные глаза, сейчас похожие на промозглый осенний туман, полный отчаяния, в котором легко можно затеряться.

– Прежде всего я хочу, чтобы вы поняли…

– Да мне не важно, чего вы от меня хотите! – раздражённо воскликнул Малфой. – Ответьте на вопрос! Она будет жить?

Целительница печально улыбнулась.

– Вы ведёте себя так же, как её друзья.

– Я. Ей. Не. Друг. – процедил Слизеринец. – Ответьте на вопрос.

– Честно говоря, я не хочу тешиться напрасными надеждами. Поначалу были шансы пятьдесят на пятьдесят. Сейчас же шестьдесят на сорок, причём больший шанс уходит на её смерть…

Бледные глаза мадам Помфри заблестели от навернувшихся слёз и она не стала говорить больше ничего.

А Драко это было и не нужно, он лишь нахмурил брови, сжал кулаки и вышел из её кабинета, равнодушно пройдя через всё помещение и проигнорировав попытку любопытного Блетчли выяснить, что ему было нужно. Затем вышел из Больничного Крыла и двинулся по коридорам, ища лишь одно лицо.

Блейз.

Как он мог соврать ему? А главное: зачем? Пошутить? Очень весело, блять. А может он всё знает и хочет, чтобы Драко помучала совесть? Но как он может знать? Неужели это заметно в осунувшимся лице парня? Неужели это похоже на чувство вины, а не на глупый страх?

Коридоры, ученики, этажи… Он, кажется, обошёл половину Замка в поисках этого человека.

Вдруг в толпе Слизеринцев он заметил уж очень тёмный затылок. Ну наконец-то!

Рванувшись бегом вперёд, парень нагнал эту толпу. Однокурсники, заметив Драко, улыбнулись с восклицаниями о том, что Слизеринский Принц наконец вернулся. Но парень проигнорировал их приветствия, сделав резкий шаг к Блейзу и обвиняюще ткнув его пальцем в грудь.

– На кой-чёрт ты мне это сказал?!

Забини шокированно уставился на блондина, от неожиданности отшатываясь назад. Даже все остальные ребята притихли, наблюдая за происходящим.

– Что?

– Не притворяйся, я пока ещё не сошёл с ума! Нахрен ты мне лгал?! Пошутить захотел?! Ха-ха, пиздец смешно!

– Малфой, ты чего несёшь? – усмехнулся Блейз, уже придя в себя, но всё ещё не соображая, что происходит.

– Ну только посмотрите на него! Стоит и кривляется. Хочешь сказать, что я идиот?!

– Возможно, что так и есть, – произнёс Забини, опуская руки в карманы.

Драко не выдержал. Злость кипела в нём, словно лава, требуя мощным потоком выбиться из вулкана и расплавить всё вокруг. И парень не мог сдержать этот напор, да и не хотел. Он размахнулся и ударил Блейза по его улыбающейся роже.

Брюнет отшатнулся и от неожиданности и боли схватился за лицо, а затем оторвал от него руки и взглянул на них. На смуглых пальцах отпечаталась кровь от разбитой губы.

– Ты что творишь, а? – угрожающе прошипел Забини.

– А может, ты всё знаешь?! – продолжал вопить Драко, словно не слыша однокурсника. – Если так, то скажи всем! Давай, расскажи им, мне плевать! Но нет, тебе было бы приятнее, если бы я мучался в тишине, а ты усмехался бы за моей спиной, зная правду! Я прав?! Я ведь прав! Давай, скажи им! Скажи всем!

В коридоре стали останавливать ученики, привлечённые громкими криками. Все они останавливались вокруг группы Слизеринцев, в свою очередь окружающих двух своих однокурсников. Ребята смотрели на всё происходящее, недоумённо перешёптываясь и посмеиваясь. Но Драко ничего не слышал и не замечал. Он лишь смотрел на Блейза, преисполненный злости. Злости на то, что его вроде-как-друг решил так пошутить. В другой раз ему было бы плевать, но не сейчас. Видимо, Блейз всё знал, он как-то узнал о вине Драко, о его видениях, и захотел пошутить, заставить парня снова вблизи посмотреть на Грейнджер. И что она умирает Забини тоже явно знал, поэтому хотел, чтобы Малфой ещё и побеседовал с Помфри. Он хотел, чтобы парень начал ещё больше страдать. Но зачем? За что?..

– Ты болен, Малфой? Объясни, о чём ты вообще?

– Ах, тебе и ещё и объяснять надо?! Прекрати этот цирк, идиот конченый! Я хочу знать, прав ли я?! И если прав, так скажи тогда им всем! Скажи им, или тебе слабо? Трус!

Драко сделал ещё один шаг к Блейзу, при этом больше не собираясь проявлять агрессию в виде ударов, но тот всё равно отшатнулся. Блондин просто хотел оказаться ближе, глядеть в эти весёлые глаза, за которыми пряталась последняя тварь.

Он хотел было сделать ещё один шаг, но один из Слизеринцев, стоявших рядом, пихнул его настолько сильно и неожиданно, что Малфой упал на пол, неплохо ударившись спиной. Дыхание перехватило и несколько секунд Драко с хрипом пытался вдохнуть, его лицо раскраснелось, а от нехватки кислорода и напряжения глаза защипало. Но ему не дали отдышаться. Парень почувствовал, как несколько пар сильных ног пинают его, как могут.

Спина, живот, ноги, грудь, затылок – на все эти места сыпались беспощадные удары ногами. Малфой толком не мог нормально дышать, а лишь еле слышно хрипел и стонал, не имея возможности сопротивляться. Да ему было плевать на то, что его бьют. Больно, подло, да. Но это не важно. Только обидно. Обидно от того, что ни у кого из этой компании явно не найдётся ответа на вопрос «За что?». За то, что он один раз не особо уж сильно ударил Блейза? За то, что он кричал? Несправедливо. Он ничего им не сделал, они могли пихнуть его и оставить тут с хрипами втягивать воздух и приходить в себя. Они могли уйти после этого. Зачем было начинать его пинать?

Удар, ещё удар и ещё… Как же жестоки однако подростки. Малфой никак не может нормально вдохнуть, ему не дают это сделать. На тело со всех сторон продолжают сыпаться удары, слышится смех ребят и среди всего этого особенно выделяется смех Блейза. И он какой-то другой, незнакомый, словно Драко его никогда не слышал. Никогда…

Так странно, так неясно, но вдруг сейчас, под звуки смеха однокурсников и под градом ударов Драко кое-что понял. Он понял, и это было бесконечно больно. Больнее, чем все эти пинки.

Блейз никогда не был другом Драко. Этот Блейз, который сейчас смеялся и пинал его с остальными парнями был другим. Это не тот парень, с которым Малфой общался. Того парня, которого знал староста Слизерина, просто не существовало…

Все эти воспоминания, появляющиеся из неоткуда и вырывающие парня из реальности – лишь его фантазия. Ему хотелось чувствовать, хотелось думать, что у него был друг, что был кто-то, готовый поддержать.

Никого не было. Ничего этого не было.

Почти все его разговоры с Блейзом за этот год ему причудились, приснились. Вот почему на него так оборачивались в столовой, когда он беседовал с Забини. Ведь рядом никого не было, он на самом деле был один… Всегда был один.

Он никогда не дружил с Блейзом Забини. Он не дружил ни с кем.

Смех всё громче, ребята продолжают пинать Драко, а тот спокойно лежит на полу и лишь старается глотать воздух и сжимается от боли. Но вскоре это зрелище наскучило всем; как Слизеринцам, так и остальным ученикам, оказавшихся в этом коридоре. Все начали расходиться, скорее всего в Большой Зал. Один из парней напоследок сильно пнул Малфоя в грудь и вместе с остальными переступил через него, двигаясь дальше. И все, кто был здесь и видел это лишь обходили его и шли дальше. Никто не хотел помочь, никто не заступался, пока его пинали…

Коридор постепенно опустел. Настало самое время обеда, все разошлись. Остался лишь светловолосый парень, сжавшийся на полу. Его тело было однозначно покрыто синяками, а дышать было чертовски больно и тяжело.

Почему никто не помог ему? Неужели он действительно такое ничтожество, как говорила ему Грейнджер? Ведь она уже предугадала всё, что могла: его семья на него плевала, Блейз никогда не был его другом, всем на него плевать, а ему на самом деле бесконечно плохо и внутри, за маской надменности, он куда слабее, чем сама Грейнджер.

А сама Грейнджер сейчас почти умирает в Больничном Крыле, благодаря его нежеланию признавать правду…

Драко ещё сильнее сжался, обхватил голову руками и его начало безумно трясти. Он давился. Впервые в жизни этот человек давился слезами от боли, безысходности, страха и ненависти ко всему сущему, а в первую очередь – к себе.

Комментарий к Глава 20. Стадия первая. Частичное осознание. I'm so sorry.

Я обещала писать быстрее и снова всех обманула. Простите, пожалуйста.(

Просто никак не появлялось возможности нормально написать. Я была очень занята. Вот только той ночью аж до половины шестого утра не спала, писала это. И, кажется, вышло не очень.(

Но, тем не менее, я вернулась и теперь точно постараюсь почаще выкраивать время для написания глав.)

Жду отзывов! 💞

====== Глава 21. Awake and Alive. ======

Тьма.

Что это за тьма? Куда он проваливается? Он засыпает, отключается? Может, умирает?

Поскорей бы…

Вот, уже затруднилось дыхание. Видимо, он точно умирает. И слава Богу.

А от чего? Может, от того, что перестал есть? Может, от длительной бессонницы? Может, от страха?

Этих «может» слишком много, но да это и не важно, ведь смысл один: наконец-то. Наконец-то он умрёт, наконец-то забудется спокойным и вечным сном, перестав ощущать что-либо. Перестав чувствовать…

О, да, это прекрасно. Проваливаться в эту тьму, лететь далеко-далеко вниз, туда, где нет переживаний, туда, где вечный покой. Его окутывает мрак, словно пропитывая каждую клеточку тела… Быстрее, быстрее, пока ему не стало страшно! Быстрее, пока он не решил жить, пока не начал бороться!

Скорее…

Воронка, бездна. Есть ли у неё конец? А вдруг он вечно так и будет проваливаться в неизвестность, не зная, когда столкнётся с чем-то, что остановит его падение? Нет, нет, так нельзя, он не хочет этого.

Страшно.

Он не хочет умирать, это жутко.

Голова кружится. Холодно. Страшно. Больно.

Дышать всё тяжелее, боль пропитывает каждую клеточку тела.

Разве умирают так? Разве можно чувствовать что-то, кроме пустоты и бесконечности падения?

Вряд ли.

Нет, он не умирает. Но что тогда происходит? Ему нужно очнуться, понять, где он.

Невероятное усилие, отнимающее последние силы, всё ещё оставшиеся внутри него. Он приоткрывает глаза и тут же вздрагивает от боли.

Неужели опять? Что он снова сделал не так?

Удар по животу. Явно ногой, чувствуется острый нос ботинка. Внутри органы словно смешиваются в кашу, хочется блевать. А ещё больше – орать. Не очень понятно, от чего именно. Просто кричать во всё горло, срывая голос и надрывая глотку.

Поднять взгляд по ощущениям так же тяжело, как поднять легковой автомобиль. И смысла никакого; он толком не может ничего различить, лишь видит какую-то кашу из чёрных, зелёных, красных, белых, жёлтых, синих и прочих цветов.

Ещё один удар. Снова ботинок, но на этот раз по спине. Дыхание перехватывает, он выгибается позвоночником вперёд и переворачивается на спину, всё пытаясь вдохнуть, почувствовать в лёгких больше кислорода.

На живот опускается чья-то нога, прижимая его обратно к полу. Позвоночник сталкивается с ужасно твёрдым и холодным каменным полом. Видимо, он в районе Подземелий.

Но где же учителя? Неужели некому разрулить происходящее и разогнать зевак? Почему никто ничего не делает? За что его снова избивают?

Боже, он ничего не помнит… Совсем ничего, последняя неделя как в тумане. Вспоминается лишь алкоголь, головокружения, видения, боль, страх, крики, а дальше всё, пустота, тьма, мрак.

Он пытается что-то прохрипеть, но издаётся лишь нечленораздельное бульканье, создающееся кровью разбитой изнутри щеки и нехваткой кислорода. Никто не слышит его, всем весело, он явно различает смех нескольких человек в толпе.

Хочется звать на помощь, просить, умолять, чтобы его оставили в покое… Но вдруг вспоминается причина всего, что он помнил за последнюю неделю. Это она. Это чёртова грязнокровка, а точнее, её отсутствие рядом.

О, да, она нужна ему. Он не признаёт этого, не хочет в это верить, но это так. Ему нужен здравомыслящий человек рядом, который, сам того не зная, пинал бы его для продолжения адекватного существования.

Неужели он сходил с ума? Или уже давно свихнулся, просто не знал этого? Почему его так шандарахнула смерть Грейнджер? Почему слова Целительницы о том, что девушка с большей вероятностью умрёт, подействовали на него как бомба замедленного действия? Кажется, вот-вот, и взорвётся, его разорвёт на куски от огромного количества отрицательных чувств и ощущений, смешавшихся в одну невероятно ужасную и тошнотворную эмоцию.

Просто вспомнив обо всём этом, парень потерял желание просить оставить его в покое. Пусть бьют, пусть пинают, пусть хоть рвут его на куски – ему плевать. Ему не нужно влачить это существование медленно и мучительно ментально умирающего человека.

Забавно.

Забавно, как всё непринуждённо начиналось. Как он издевался над Гермионой, как она подшучивала над ним. Как они ссорились и смеялись, испепеляли друг друга взглядами и тайком поглядывали друг на друга. Драко ещё тогда понимал, что без неё не сможет. Но нет, это его упрямство, заключённое в том, что ему никто и ничто не нужно…

Ведь всё начиналось как комедия о врагах, которые по канону любого произведения потом должны стать друзьями или парой придурков. Но они стали психами. Поломанными к чёртовой матери психами. Она начала страдать депрессией по неведанной ему причине, а он сам медленно и мучительно сходил с ума, осознавая, что убил единственного человека, с которым мог хоть как-то общаться, с которым мог просто быть, существовать, и всё…

Какие же они идиоты.

Хотя кто ж знал, что эта глупая и бессмысленная история будет заканчиваться так…

Говорят, что начинают ценить, лишь когда потеряют. Что ж, это правда.

Хотя, он и сейчас продолжает отрицать, что она нужна ему. Продолжает мысленно утверждать, что ему плевать, пусть она умирает, пусть. Только почему ему самому хочется умереть? Почему ему плевать на то, что у учеников вошло в привычку ежедневно пинать его по коридорам? И почему он не желает знать, за что они это делают? Почему не хочет помнить всё, что происходит днём, и почему кричит и трясётся по ночам, страдая бессонницей и неясным беспамятством?

Реальность для него начала смешиваться с кошмарами, он уже ничего не понимал. Мог поговорить с кем-то днём, а потом гадать: было ли это на самом деле, или это ему приснилось? А мог увидеть что-то жуткое во сне и весь день трястись, боясь, что это правда. Ощущение потерянности переходило грань привычного, он уже не просто мог теряться в прострации и забывать о чём-то важном, как было раньше. Он не мог понять вообще ничего, он не знал, что помнить, во что верить, кому верить.

Ежедневное ощущение адской боли и тяжести в голове, невнимательность, желание сброситься с Астрономической Башни, желание кричать или даже рыдать – всё это просто убивало его. Но больше всего его убивала причина.

Как она смогла это сделать?

Как эта чёртова грязнокровка ухитрилась заставить его маску не просто треснуть, а разлететься на миллионы микрочастиц и отправиться в полнейшее небытие?

Сука.

Добилась своего, мразь грязнокровая. Только какой ценой? Ценой практически их жизней.

Вот идиотка.

Нет. Они оба. Не идиоты, а психи. Абсолютнейшие, полные, поломанные и глупые психи. Всё это бессмысленно, это было сделано зря.

Неужели нельзя было просто жить дальше, дурачиться, бухать вместе, ссориться, опаздывать, веселиться на отработках? Зачем это всё? Зачем он однажды захотел всего лишь над ней поизмываться? Просто невинный поцелуй, хоть и против её воли. Но именно из этого начали вытекать последствия…

Нога, стоявшая на животе Драко, почти полным весом тела её хозяина надавила на парня, и это прервало его утёкшие явно не в то русло мысли. Он застонал. Пусть ему и плевать, пусть ему и всё надоело, но боль он всё ещё чувствует. Хотя, нет, стоит перефразировать: боль это единственное, что он всё ещё чувствует.

Похоже, давление, подобно удару, пришлось на солнечное сплетение. Дыхание перехватило, а затем просто защемило. Но не было сил даже пытаться вдохнуть, Малфой просто бессмысленно и равнодушно ушёл в отключку, надеясь, что теперь точно задохнётся и умрёт…

Интересно, сколько времени прошло? Сколько раз его ещё ухитрились ударить? Как давно его оставили в покое?

А впрочем нет, не интересно. Это не важно. Ведь он не умер. Он не задохнулся. Да почему его Судьба вечно прибухивает и накуривается, а затем смотрит мыльные оперы, решая, что её бессмысленного подопечного лучше оставить живым? Вот сука.

Хорошо, стоит разобраться с ситуацией. Ударов он больше не чувствует, значит все ушли. Чувствуется лишь жуткая ноющая боль от огромного количества ежедневно набивающихся синяков и ссадин. Это, конечно, не Круцио, но чертовски неприятно. Настолько, что аж тошнит.

С этим разобрались. В принципе, больше ничего не нужно. Он не хочет вставать, он не хочет даже открывать глаза. Ему хочется просто полежать тут, в коридоре, весь остаток этого очередного бессмысленного дня. Может, его найдёт кто-то из профессоров и отправит в гостиную или госпиталь. Конечно, тогда встать придётся. Но больше никакое обстоятельство явно не заставит его раскрыть уставшие глаза. Абсолютно…

Кроме одного. Пусть Драко и не хочет ничего ощущать, кроме боли, но чувство того, что он больше не лежит на холодном и твёрдом полу Подземелий само доходит до вечно нетрезвого сознания. Он вдруг осознаёт, что лежит на мягкой койке и вдыхает не пыль, а приятный запах отсутствия всяких замысловатых ароматов. Так пахло только в Больничном Крыле.

Как?

Он резко разлепил веки, и глаза тут же адски заболели от яркой белизны. Он точно в госпитале. Но вопрос прежний: как? Его нашёл кто-то из учителей? Может, кто-то из самых наивных девочек-первокурсниц нажаловался профессорам, а они после этого нашли парня? Или кто-то из страшекурсников сжалился и притащил его сюда? Последнее очень маловероятно, а остальное вполне возможно.

Ноющими руками потерев глаза, Малфой наконец смог нормально их раскрыть. Веки были чертовски тяжёлыми и всем своим существом жаждали сомкнуться обратно. Вдруг парень услышал тихое бормотание, а затем увидел и его обладательницу. Мадам Помфри подошла к нему с какой-то склянкой.

– Чудовища, не дети, а настоящие чудовища, – приглушённо возмущалась женщина, ставя склянку на тумбочку около койки парня, а затем глядя на него. – Как себя чувствуете, Малфой?

Драко даже ухитрился усмехнуться уголком разбитых губ.

– О, чудесно, – прохрипел он, шипя от боли и пытаясь принять хотя бы полусидячее положение на койке.

– Что именно у вас болит? Я должна знать, чтобы не только провести терапию, но ещё и дать вам необходимые зелья.

Что болит? Его снова разобрало желание усмехнуться. Но нет, даже не просто усмехнуться.

С его губ сорвался явно неадекватный смешок, что заставило Целительницу нахмуриться.

– В чём дело? – произнесла она, старательно пытаясь насквозь прочитать мысли ученика.

– Ни в чём, – спокойно произнёс парень, изо всех сил борясь с желанием смеяться от безысходности во весь голос. – Просто вопрос странный… У меня болит спина. И голова немного.

Помфри слегка недоверчиво кивнула, отворачиваясь было, чтобы уходить, но затем остановилась и вновь обернулась к Малфою, желающему как можно скорее отделаться от её общества.

– Как давно это началось? Я осмотрела вас, у вас в буквальном смысле живого места на теле не осталось, – прошептала женщина с нескрываемой жалостью.

Это так отвратительно. Он не хочет жалости, это идиотизм. Ему это не нужно, зачем это?

– Я не помню, – честно ответил парень, медленно и тяжело моргая.

– Не помните? – с удивлением переспросила мадам Помфри.

– Да. Кажется, меня немного ударили по голове, – вновь как-то странно усмехнулся Драко, понимая, что ещё один вопрос, и он изобьёт эту назойливую Целительницу так же, как избил Грейнджер.

О, чёрт… Грейнджер. Лучше б не вспоминал.

– Но за что? Чем вы так им неугодили?

– Их спросите… Мадам Помфри, у меня разболелась ещё и нога. Вы не могли бы поскорее сходить за зельями, а потом уже беседовать? – как можно учтивее постараля прогнать отсюда Целительницу Драко.

Женщина кивнула, словно совсем об этом забыла.

– Да, конечно, – пробормотала она и быстрым шагом направилась в свой кабинет.

Малфой еле дождался, пока хлопнет дверь, а затем старательно зарылся лицом в подушку и расхохотался.

О, как давно ему этого хотелось. Пусть это не крик, но тоже сойдёт. Это даже не просто смех, это хохот безысходности, хохот до самого удушья. Он так старался как можно сильнее выдавливаться лицом в подушку, кусать её, чтобы не было слышно, что дышать стало нечем. Он начал захлёбываться, задыхаться, чувствуя, что от смеха и нехватки кислорода в уголках глаз собираются слёзы и осторожно скатываются вниз, по скулам.

Шикарно. Теперь его ещё, наверное, год будут пинать по коридорам, если он проживёт этот год без суицида. Начнут думать, что он пришёл и нажаловался профессорам, что начал «стучать», что дал слабину. Да хрен там. Он никогда не расскажет, никогда не скажет правды. А если бы захотел, то что сказал бы? Он ведь даже ничего не помнит. Может, он виноват в чём-то, может, есть причина его избивать – он ведь не знает и не помнит, что делал.

Но его могли оставить в покое. Кто знает… Теперь же явно не оставят. Да, ему плевать, но куда приятнее покончить с собой, осознавая, что хоть помнишь, что именно ты сотворил, а не задохнуться от слишком сильного удара по солнечному сплетению, не зная как, кем и за что.

Он услышал, как мадам Помфри поставила на тумбочку несколько склянок, которые протестующе звякнули. Неужели он не услышал, как она вышла из кабинета? Теперь поздно, он не может остановить смех и вынырнуть из подушки, ему настолько хреново, что он не может успокоить себя за пару секунд, как умел раньше. Парень попытался заткнуться, но остановиться было невозможно. Стоило только попытаться замолчать, как смех начинал усиливаться, и в итоге Драко лишь захлёбывался.

Но мадам Помфри ушла. Она просто ушла, даже ничего ему не сказала. Может, решила, что он плачет от боли? Глупость. Нет, ему просто смешно от полнейшей безысходности. Но не важно, что бы она там себе не выдумала, сейчас главное, чтобы она его оставила в покое и не стала больше расспрашивать. Ему от этого становилось только хуже.