Текст книги "Поломанные психи (СИ)"

Автор книги: Weasle

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)

====== Глава 16. То, что выжило. ======

Как тепло в гостиной старост, как уютно потрескивает огонь в камине, какое нежное тепло от него исходит, как приятно пахнет кофе, как окунает в атмосферу тишины и спокойствия сумрак за большим окном…

Но Драко не знал, что наслаждаться этим ему осталось не особо долго.

Он потянулся за чашкой кофе, стоящей на краю столика, и, подняв, уже поднёс к себе, готовый сделать глоток, как вдруг…

– Уютненький вечерочек, верно?

Парень вздрогнул и обернулся к проёму, ведущему от портрета к гостиной. Там, лениво облокотившись плечом и стенку и рассматривая собственные ногти, стояла Пэнси.

А так хорошо всё начиналось. Вот кто её звал, а?

– Ага, и тебе того же, – невпопад ответил Малфой, делая глоток кофе и возвращаясь к эссе по Защите от Тёмных Искусств. Его сейчас абсолютно не волновала вежливость, обходительность и прочая «клюква», тем более, что Паркинсон это было и не нужно, ибо она, не дожидаясь приглашения, уже вошла в гостиную и встала за спиной у парня.

Он сейчас глубоко пожалел о том, что сказал ей пароль. Его немного напрягало то, что она стоит сзади, и он не может контролировать её действия, демонстративно уткнувшись носом в эссе, в надежде, что она поймёт намёк и уйдёт. Его напрягало всё её присутствие в общем. Он не знал, почему именно. Возможно, просто не было настроения.

Драко почувствовал, как на его плечи опустились ловкие и приятные руки и принялись его массировать. Напряжение в нём слегка возросло, ибо он понял, чего этим начинает добиваться Слизеринка. Каждый самый жаркий их секс начинался именно так. Но сейчас ему этого абсолютно не хотелось. А даже если б и хотелось, то немного не в тему тут то, что мисс Ходячая Энциклопедия сейчас сидит в своей спальне и в любой момент может выйти, хоть это и маловероятно.

– Пэнс, не сейчас… Я немного занят, – шёпотом произнёс Слизеринец, ещё ниже склоняясь к эссе, но без возможности написать и слова из-за борьбы с возбуждением.

– Да ну, Драко, ты так уподобился этой заучке, что я тебя не узнаю, – так же тихо ответила девушка, начиная двигать руками всё медленнее, сквозь одежду перебирая кости ключиц парня.

Малфой проскоблил пером по пергаменту и почти рычащим тоном выдавил:

– Я не уподобился.

– Ещё как уподобился, – еле слышно прошептала Пэнси, склонившись к уху Драко и едва не касаясь его губами. – Не вылезаешь из своих учебников, даже последние две вечеринки в нашей гостиной пропустил. Это всё она так на тебя влият, скоро ты вообще целые сутки будешь отсиживаться в библиотеке…

Девушка не успела договорить последних слов, ибо Слизеринец, не выдержав, отбросил перо и, развернувшись к Паркинсон и даже не вставая с дивана, довольно грубым движением перекинул её через спинку так, что она оказалась в горизонтальном положении прямо рядом с парнем.

Она не издала ни единого звука, кроме восхищённого, полного предвкушения вздоха.

Интересно, а как отреагировала бы Грейнджер? Наверное, взвизгнула бы и принялась вырываться, собирая все проклятия и оскорбления, какие только знала.

Хотя нет. Так было бы раньше. А сейчас она, скорее всего, просто пискнула бы, как придавленный мышонок, и начала хныкать, беззвучно заливаясь слезами.

Малфой резко качнул головой, отгоняя эти навязчивые мысли о нудной Гриффиндорке, и, перекинув одну ногу через Пэнси, оказался сверху, опускаясь к ней и разрывами косаясь губами её губ, шеи, мочек ушей и ключиц, видных из-за открытого платья.

Девушке нравилось, но ей было мало. Наслаждённо вздохнув, она резко приняла сидячее положение, заставляя парня сделать то же самое, и жадно впилась в его губы. Драко отвечал не менее жарким, хоть и не искренним поцелуем. Он кусал её губы до крови, наслаждаясь её поддатливостью, тянул за волосы, заставляя откинуть голову, и оставлял на шее розоватую дорожку от поцелуев, спускался к ключицам и возвращался обратно, повторяя всё снова и снова. Паркинсон извивалась так, как было удобно Ему, и не жаловалась, что ей уже хочется начать, потому что Он пока не считал это нужным.

Драко знал, что это зря, что ему этого не хочется. Он делал это словно нарочно, почти не получая удовольствия.

Парень буквально на пару секунд оторвал взгляд от Пэнси и перевёл его на проём, ведущий от спален в гостиную, но мог поклясться, что увидел, как там метнулась каштановая копна волос и исчезло побледневшее, подавленное личико.

И у него вдруг появилось желание продолжать. Продолжать так долго, так жарко и так громко, как это было возможно. И плевать, что они в гостиной. Эта занудная шлюха увидела вполне достаточно для себя, и больше сюда не сунется. Зато пусть хоть послушает, как Это звучит.

И он решил наконец начать, медленно расстёгивая молнию на платье Пэнси и оголяя пекантные места под восхищённые постанования…

***

– Стоит повторить в самое ближайшее время, – выдохнула Пэнси, спустя пару часов, застёгивая молнию на платье и поправляя волосы так, будто ничего и не было.

– Разумеется, – ответил Драко без всякого восторга, застёгивая рубашку. Правда, в голове у него звучало лишь: «Да свали ж ты отсюда!».

– Ну, до скорейшего свидания, – произнесла девушка, снова поправляя волосы и направляясь к выходу.

– Разумеется, – повторил Малфой, застегнув последнюю пуговицу и оставив две сверху нетронутыми. Он дождался, пока Паркинсон, словно нарочно ТАК двигая бёдрами, выйдет из гостиной, и, устало, словно после двухкилометрового марафона, выдохнув, откинулся на спинку дивана.

Ему и так спать не хотелось, а теперь сна и ни в одном глазу не было, несмотря на то, что время близилось к часу ночи.

Решив, что не спать, так не спать, Слизеринец снова потянулся за чашкой кофе, который успел совсем остыть, и снова поднёс её к себе, как вдруг из комнаты Гермионы послышалось звонкое:

БАХ.

Драко от неожиданности вздрогнул и пролил на рубашку часть кофе. Проклиная всё на свете, он отставил чашку и, взяв палочку, принялся убирать пятно.

БАХ.

Парень явно различил удар чего-то деревянного о, вероятно, стену. Или о пол.

Ему вдруг стало интересно, с чего это вдруг Грейнджер принялась громить свою спальню? Ладно он, если действительно разозлится, так становится как неуравновешенный псих-маньяк, желающий крушить и убивать. Но она…

БАХ.

Теперь парень расслышал стук и треск чего-то пластмассового.

И вдруг стало тихо. Наконец-то, эта вспышка ПМС закончилась так же быстро, как и началась. Видимо, Грейнджер более-менее в себе.

Малфой, с горем пополам убравший с рубашки пятно, снова взял в руки чашку и, коснувшись её губами, наклонил…

БАХ.

От новой неожиданности Драко слишком резко наклонил чашку, и кофе полилось за пределы рта, по подбородоку и шее, залив спереди воротник рубашки.

– Да твою-то мать! – не выдержал парень, резко встав с дивана, но дальше никуда не двинулся.

Его остановила новая резкая тишина. И на этот раз больше никакого крушения не было слышно минуты две.

Драко даже немного забеспокоился… Точнее, удивился, просто удивился. Эта тишина показалась ему подозрительной, поэтому он решил хотя бы постучаться к этой заучке, чтобы она подала признаки жизни.

Подойдя к двери, Малфой снова прислушался, но больше никаких «БАХ» не слышалось. Что-то действительно не так.

Парень потянул кулак к двери, дабы стукнуть, но буквально в паре сантиметров от неё притормозил и задумался.

А с чего бы ему проверять, что там с ней случилось? Пусть она хоть вены себе режет – ему-то какое дело? Разбушевалась, сучка. Наверное, недотрах у неё. И не слишком-то удивительно.

А что, если там действительно что-то явно, мягко говоря, нехорошее происходит? Вдруг она и впрямь что-то с собой делает? Конечно, ему не известна причина такого ярого психоза, но вряд ли стоит позволить ей что-нибудь сотворить.

Ладно уж, хер с ней. Он просто постучит, ничего такого. Если услышит в ответ что-то в роде «Проваливай!», значит всё в норме.

Малфой довольно звонко трижды ударил костяшками пальцев по двери.

В ответ тишина.

– Грейнджер? – подал голос Слизеринец, с проклятием вспоминая, что собирался только постучать.

Ни звука в ответ.

– Грейнджер! – к восклицанию он добавил один стук в дверь.

Тишина.

– Грейнджер, ты там сдохла, что ли? – не выдержал блондин, довольно сильно треснув всем кулаком по двери.

И, о чудо, блять! Она открылась. На пороге комнаты появилась Гермиона, и у парня чуть не открылся рот. Она выглядела так, словно вернулась с уличной потасовки: волосы ещё более растрёпаны, чем обычно, блузка наполовину не заправлена в юбку, рукава закатаны и ободранны, верхняя пуговица оторвана, на щеке красуется кровоточащий порез, а в правой руке окровавленный осколок.

– Чего ты ломишься? Продолжай заниматься «своим делом», – яростно-саркастическим тоном произнесла девушка.

Драко сразу догадался, что значит «своим делом», и ухмыльнулся, хотя всё его существо прибывало в полнейшем состоянии ахуя.

– Я бы продолжал, если бы ты этим грохотом не спугнула духуя сексуальный объект, без которого «мои дела» продолжаться не могут, – ответил парень, продолжая ухмыляться во весь рот.

Гермиона сморщила носик и собиралась уже захлопнуть дверь, но Малфой подставил ногу, не давая ей этого сделать.

– Стой. Мы не договорили.

– О чём мы можем говорить, идиот? – с истерической ноткой в голосе воскликнула Гриффиндорка, всё ещё стуча дверью по ноге парня в ожидании, что тот её уберёт.

– Например о том, какого хрена ты устроила этот разгром, – деланно-равнодушным тоном произнёс Слизеринец, опустив руки в карманы брюк.

– Не твоё это дело! – рыкнула девушка, снова с размаху хлопая дверью по ноге Драко, но тому, видимо, было плевать. Зато её тон его явно разозлил.

– Да что ты? – прошипел он, слегка наклоняясь к ней лицом. – А мне кажется, что от части и моё, ведь ты, фактически, мешала мне заниматься.

– Скорее уж мешала трахаться со Слизеринской шлюхой! – вышла из себя Гермиона, оставив в покое дверь и сделав довольно смелый шаг к Малфою. Она явно была в ярости, это было написано в каждой черте её лица, это было написано кровью, медленно текущей по её щеке.

– От шлюхи слышится, – равнодушно произнёс парень, но внутри почувствовал наслаждение от того, что прежняя Грейнджер проснулась в этом занудном существе. – И ты так и не ответила на мой вопрос: какого хрена ты всё это устроила?

– Наверное, потому что вы тоже мне мешали своими… своими…

– Стонами? – с похотной усмешкой поинтересовался Драко.

Гермиона нахмурилась ещё сильнее. Казалось, такая тема явно ей не приятна.

– Вы мешали своими звуками мне, я помешала вам. Всё честно, – заявила она, скрестив руки на груди.

– О, разумеется, грохот разбивающихся в психозе вещей это единственный звук, который ты способна воссоздавать. Ах, точно, – Слизеринец наклонился к ней так, что их лица оказались в паре сантиметров друг от друга, – я ведь забыл про вечное нытьё и хныканье!

Девушка сделала ещё один довольно смелый шаг к нему, и парню пришлось слегка отшатнуться, чтобы их лица не соприкоснулись.

– Заткнись, – яростно прошипела Грейнджер, делая к нему шаг за шагом, заставляя его отступать. – Не тебе говорить мне про нытьё. Я ведь знаю и вижу, что внутри, под маской своей грубой напыщенности, ты во много раз слабее меня и, дай тебе волю, ты ныл бы круглые сутки напролёт, не слушая…

Остальные слова Гермионы вдруг утонули в каком-то тумане. Драко почувствовал, что ему тяжело дышать, а затем вдруг перед глазами возникла совсем другая картина…

” Первый курс. Драко и Блейз сидят в гостиной, дописывая уроки. Блейз мечтательно поглядывает на окно, сквозь которое льётся свет всё ещё тёплого солнца ранней осени, а Драко сидит, подперев голову, и отрешённо смотрит на перо, которым возюкает в чернильнице.  – Да в чём дело-то? – Блейз не выдержал. Он весь день наблюдал друга в таком неприятном состоянии.  – Ни в чём, – на вздохе выдаёт Драко, записывая пару слов на пергаменте.  – Хочешь совет, друг? – произносит Блейз, повернувшись к мальчику. – Если хочешь соврать, то сначала научись. И если не хочешь выглядеть нытиком, то сначала научись прятать неприятные эмоции.  – Ого, да ты специалист, – с сарказмом выдаёт Драко, снова тыкая пером в чернила.  – Разумеется! А если серьёзно, то я тебе дело говорю. Но есть в этом одно «но» – ты можешь скрывать от кого угодно, но не от лучшего друга, так что колись, что опять сотворил твой папа. Драко неуверенно рассказывает, как, заглянув в подземелье Малфой-мэнора, когда заезжал домой на выходные, увидел, как Люциус пытает какого-то маггла. Мальчик старается описать, как ужасно звучали эти вопли, как подавленно и сломленно выглядел бедный человек, как кровь струилась по его лицу, рукам, телу, пропитывала одежду и оставляла следы на полу. А потом Драко заметила и увела мать, запрещая ему спускаться в подземелье.  – Не понимаю, за что это ему? За то что он маггл? – произносит Драко по окончании рассказа, издав новый вздох.  – Наверное, да, – отвечает Блейз, хлопая друга по плечу. – Забудь об этом. Многие магглы пытают себе подобных и получают от этого удовольствие, так что это не слишком удивительное явление… А теперь у меня возникло предложение: не отправиться ли нам в Большой Зал? А то ещё обед пропустим. „

–… и, знаешь, я не удивлюсь, если в ближайшее время ты станешь занудой, похуже меня!.. Ты меня хоть слушал?

Малфой резко набрал воздуха ртом и перед глазами сначала возникла каша, а затем уже сама Гермиона и гостиная, куда она загнала парня.

Драко выглядел так, словно его разбудили, облив ледяной водой.

Опять. Опять эти непонятные воспоминания, о которых до сего момента Слизеринец словно и не знал. Он не мог понять, что это. Чувствовал лишь, что внутри что-то словно трескается, даёт сбой…

– Малфой!

Парень сфокусировал взгляд на Гриффиндорке и довольно быстро вернул себе прежний наглый вид.

– Ну чего тебе? Я выслушал твою триаду, и могу сказать, что говоришь ты неплохо, с выражением…

– Что произошло? – перебила его девушка. Её взгляд вдруг перестал быть яростным и раздражённым, он стал внимательным и каким-то… обеспокоенным? – Ты будто задыхался и пялился в одну точку. В чём дело?

– Ни в чём, – ляпнул Малфой. – Может, тебе показалось?

– Да, наверное, – произнесла Грейнджер, потирая переносицу. – Мне стоит поспать.

– Ого, наша зануда ещё и сон потеряла? – Слизеринец ухмыльнулся, снова запихивая руки в карманы брюк. – Как его зовут?

– Что? Ты о чём вообще?

– Я о том, как зовут того несчастного, на которого ты запала, – пояснил ей Драко, и его ухмылка растянулась шире при виде того, как алеют её щёки.

– Знаешь что? Заткнись. Просто заткнись. Сплю я, или нет, кругу ли я вещи, ною ли я, запала ли я на кого-то – всё это моё личное дело, и никак не косается таких мразей, как ты.

– Какие мы умные, – с сарказмом пропел парень, лениво отталкиваясь от стены, о которую облокачивался спиной, и двигаясь в сторону своей спальни.

– Эй, ты не договорили! – воскликнула Гермиона, подбегая к нему и следуя до самой его комнаты. – Прекрати ко мне лезть, понял? Прекрати задавать вопросы, прекрати глядеть на меня ТАКИМ гадким взглядом, прекрати обращать на меня внимание, прекрати меня замечать вообще! Понял?

– Разумеется, – скривился парень и вошёл к себе, захлопнув дверь прямо перед носом у Грейнджер.

– И… И прекрати пугать меня, прижимать к стенам, мешать заниматься! Прекрати делать всё, что хоть как-то касается меня!

– Да, да, конечно, – вяло послышалось из-за двери. Драко всем своим тоном явно выдавал, что ему плевать на девушку и её слова.

– И… И прекрати трахать свою шлюху в НАШЕЙ гостиной! – добавила Гермиона.

– Не переживай, до тебя очередь не дойдёт! – послышалось из-за двери.

Гриффиндорка раскраснелась от ярости и с размаху пнула дверь, а затем резко отвернулась и ушла к себе, звонко хлопнув дверью, что вызвало усмешку на лице Малфоя.

Кажется, прежняя Грейнджер хоть немного осталась в живых.

Комментарий к Глава 16. То, что выжило. И снова я вас обманула, простите.🙏

Мне опять было нехорошо, а тут ещё эти уроки, тесты и сотни тысяч олимпиад... В общем, замоталась.

Поэтому и глава вышла такая себе, извините за это.🙏

Тем не менее, я всё равно

Жду отзывов!💞

====== Глава 17. Попытаться понять. ======

Ей стало только хуже.

Сколько можно мучаться из-за этого самовлюблённого ублюдка? Сколько можно чувствовать себя забитой, уставшей? Сколько можно тихо, бессмысленно плакать, сидя на краю кровати и опустив лицо в ладони? Сколько можно страдать от бессонницы из-за того, что этот урод появляется в каждом её сне?

Она устала, похудела, осунулась. Под глазами появились более явные тени, кожа побледнела. Уголки губ, раньше держащие твёрдую серьёзную планку, приспустились вниз. В её глазах царило отчаяние и невозможная злость, на которую еле хватало сил. Она утратила разговорчивость и общительность, перестала быть выскочкой на уроках, отрешилась от всех и сидела в одиночестве.

От Гермионы Грейнджер осталась лишь тень.

Она страшно злилась на себя, иногда ломала вещи в своей комнате, резала себе руки, дабы хоть физическая боль заглушила душевную. Но после первой недели этого мазохизма он перестал помогать, легче почти не становилось. Боль для неё стала как наркотик. При виде этого человека рядом с кем-либо, её руки начинали трястись и слегка успокаивались лишь тогда, когда она оставляла довольно глубокий, кровоточащий порез на той стороне предплечья, где не видно вен.

И ей уже было плевать на себя, плевать на всех. Она даже забыла о друзьях, которые с ума сходили от беспокойства. Она помнила лишь эту язвительную ухмылку, идеально уложенные платиновые волосы, высокие скулы, серые глаза и дурманящий запах мяты…

Внутри неё бились две стороны. Одна из них яростно желала вырвать девушку из глубочайшей и явно затянувшейся депрессии, а другая, словно насмехаясь, заставляла Гермиону падать в пропасть депрессионного забвения ещё быстрее и больнее. И, что самое страшное, вторая сторона была сильнее. Первая ухитрилась слегка усмирить вторую лишь раз, во время той ссоры с Малфоем из-за его манеры трахать Пэнси в гостиной. И всё, дальше эта сторона ушла в отступление, ей не хватило сил больше не на что.

Но депрессия депрессией, а уроки посещать она не прекращала, нет. Вот в чём Грейнджер всегда остаётся неизменной. Наверное, случись хоть Апокалипсис, но она сначала допишет домашку по Зельям и ЗоТИ, а лишь потом попытается укрыться от беды, либо безбашенно бросится в бой, что более вероятно.

Сейчас, конечно, никакого Апокалипсиса не было, поэтому ситуация была куда проще. Гермиона уже собрала сумку с учебниками, готовая отправиться на первый урок – Зельеварение.

Девушка, нарочно не глядя на зеркало в своей спальне, быстро подошла к двери, но около неё остановилась. Ей было необходимо вдохнуть и выдохнуть на случай, если Малфой сидит где-нибудь в гостиной. Затем Гриффиндорка попыталась хоть немного поправить волосы, хотя это было бессмысленно. После поправила воротник блузки и привела в порядок складочки на юбке. После этих нехитрых действий она была (не очень) готова выйти из своей комнаты, своего маленького мирка, который видел и знает наизусть каждое её слово, помнит каждую слезинку и все переживания, в практически другой мир, в котором живут все, в котором лгут о обманывают все, в котором очень тяжело находиться.

Девушка открыла дверь и быстро выскочила в гостиную, но Малфоя там не оказалось. Гермиона не знала, стоит ли радоваться этому факту. Она так привыкла по утрам пробегать мимо него, сидящего на диване, лицезреть лишь его платиновый затылок, а затем выбегать в коридор. Даже мельком смотреть на него было невыносимо больно, но так приятно, что хочется прямо тут упасть перед ним на колени и просить, умолять его поцеловать, дать снова почувствовать вкус его прохладных губ.

Тем не менее, сейчас его нет, поэтому девушке ничего не досталось, кроме как вдохнуть мятный запах духов, который он оставил здесь после себя, и медленно выйти из уютной гостиной в холодный коридор, полный ранних учеников, спешащих на уроки.

Почему Хогвартс стал казаться ей другим? Каким-то чужим, мрачным. Каждая стена тёмная, школьная форма отличается лишь цветами галстуков и значков, а атмосфера среди учащихся какая-то ходоно-отчуждённая, словно они не хотят иметь друг с другом ничего общего. Почему всё стало таким неприветливым? Раньше её радовала каждая пропущенная ступенька, каждый коридор, каждая дверь, даже обманчивая, каждый ученик, не опаздавшмй на урок. А сейчас всё это стало ей каким-то чуждым. Может, это лишь часть её депрессивного состояния?

Третий этаж, второй, первый… Ещё немного, и она дойдёт до прохода в подземелья. Ещё четыре коридора, не больше. Стоит поторопиться, если она хочет повторить новоизученные законы.

Первый коридор пройден, второй пройден, поворот на третий и…

И какого хрена здесь вообще творится?

Гермиона, уже выскочившая в третий коридор, резко развернулась и спряталась за стенкой.

В этом самом коридоре в данный момент к стене прижималась Пэнси, слегка пристанывая от удовольствия, а Малфой настолько слился с ней в яростном и страстном поцелуе, что даже невозможно было разобрать, что конкретно творится в прямом смысле между ними.

Гриффиндорка была в каком-то ступоре. Она не могла найти в себе сил, чтобы с высоко поднятой голово пройти мимо, но и вернуться назад она не могла. Она чувствовала такую ненависть, что даже сердце стало биться в разы тише, дабы не заглушать белый шум ярости. Она хотела ненавидеть и поддавалась этому грешному желанию.

Каким же это волшебным, мать его, образом, Гермиона вечно натыкается на эту траханую «парочку» именно на этом моменте, когда между ними что-то происходит? Почему это происходит именно с ней? Ведь любая другая девчонка просто лопнула бы тут от зависти. Но Гермиона не завидовала. Она любила. А любить – значит ненавидеть, чувствовать желание придушить его прямо тут, на месте, а затем разрыдаться так, чтобы ослепнуть ко всем чертям. Это куда больше, чем зависть, это так глубоко и неизведанно, что ни один учёный мира, способный создать хоть Вечный Двигатель, никогда не ответит вам на такой простой вопрос, как «Что такое любовь?». Во всяком случае, он не сможет ответить однозначно, ведь любовь это такое месиво, что любое названное чувство будет к ней подходить.

У Гермионы задрожали руки. Ей сейчас просто необходимо было нанести себе какое-нибудь увечие, а можно заодно и этой парочке. Она просто была вне себя, но всё никак не могла уйти, а продолжала смотреть на них, всё сильнее выглядывая из-за стены.

От ярости ногти так впились в каменную стену, что обломались до крови, но девушка этого даже не замечала, как и то, что глаза защипало от навернувшихся слёз.

Она прикусила до крови губу и всё глядела на них, чувствуя, как внутри уже бурлит вулкан ненависти. А Слизеринские старосты словно и не собирались разъединяться. Гриффиндорка мысленно от души захотела, чтобы эта грёбаная Паркинсон, подобно дементору, высосала нахрен душу Малфоя.

Вдруг Гермионе показалось, – лишь показалось – что взгляд зелёных глаз Пэнси на несколько секунд задержался прямо на ней, поэтому девушка резко отошла от состояния отрешённой ненависти и, округлив сильно заслезившиеся глаза, резко спряталась за стену и прижалась к ней, дыша так, словно только что пробежала длиннейший марафон. Грейнджер от всей души надеялась, что ей показалось, что Паркинсон её не заметила.

На смену дикой ярости, пришла невероятная обида и усилилась ненависть. Девушка издала тихий, сдавленный стон, проскоблив в кровь изломанными ногтями по стене. Она почувствовала, как слёзы покидают своё место в глазницах и начинают без всякого спроса катиться по щекам, оставляя влажные дорожки.

Поглубже втянув в себя воздух, Гермиона развернулась и побежала по этому коридору, где не было Драко, прижимающего Пэнси к стене, где не было почти никого, кроме запоздавших однокурсников, которых на повороте ждёт просмотр отличного начала дешёвого порно.

Ей было плевать на всех, она натыкалась на учеников, не замечая их из-за густой пелены слёз на глазах, и без извинений бежала дальше, наплевав на все принципы и манеры.

Наконец она добежала до женского туалета, где можно было умыться и взглянуть на себя в зеркало.

Раскоыв дверь, девушка тут же её захлопнула, сбросила сумку на пол и подбежала к раковине. Она чувствовала, что если сейчас же не даст полную волю слезам, то просто лопнет.

Никого нет. Неужели нельзя дать волю?

Гермиона схватилась руками за раковину и, нарочно не глядя на себя в зеркало, разрыдалась. Громко, жутко, сильно.

В этих слезах было столько эмоций. В первую минуту она давилась рыданиями и издавала звуки, похожие на рычание, после чего вулкан ярости внутри неё поутих. Затем на смену рычание пришли стоны. Больно, больно, больно… И ничего больше. Просто больно. Такое ощущение, словно этот чёртов Малфой взял её чувства, изорвал, истоптал, поджёг и выбросил в урну вместе с плохим эссе по Нумерологии. А после стонов пришли всхлипы. И лишь бесконечное «люблю» в мыслях. Это чувство невозможно было подавить, оно было для неё как дыхание. Драко мог целовать и трахать кого угодно, орать на Гермиону, бить её, оставлять синяки на запястьях, захлопывать перед ней двери, да хоть убивать, но она будет любить его вечно, до самого конца. Всегда. И этого не изменишь, не сотрёшь из памяти алкоголем, не вырежешь из себя мазохизмом.

Губы дрожат, с них уже изредка срываются стоны. Спина тоже содрогается, а по щекам всё бегут и бегут эти чёртовы слёзы, чтоб им совсем иссохнуть. Но легче. Становится легче, хоть немного спокойнее…

– Ты когда-нибудь проревёшься?

Гермиона вздрогнула. Она услышала этот ехидный девичий голос откуда-то из-за спины и резко обернулась. У дверей в туалет стояла Пэнси, лениво разглядывая свои идеально подточенные ноготочки.

Ярость снова стала возвращаться, ей было некуда деться.

Какого чёрта эта шлюха вообще здесь делает? Почему не продолжает зажиматься где-нибудь с Малфоем?

– Иди ты, – дрожащим голосом прошипела Грейнджер, сжимая ладони в кулачки и чувствуя, как снова начинает бурлить вулкан. Ненависть, ярость, какая разница? И то и другое требует выхода.

– Ух ты, мы огрызаться умеем? – усмехнулась Слизеринка, даже не отрывая взгляда от ногтей.

– Зачем пришла? – выпалила Грейнджер, всё стараясь сдержать ярость, но делая пару шагов в сторону невозмутимой старосты Слизерина.

– Да так… Хотела взглянуть на то, как выглядит настоящая ревность. И, знаешь, – скривилась брюнетка, – это выглядит очень противно.

– Ах, противно? – почти прорычала Гермиона, снова делая несколько шагов в сторону Пэнси. Их уже разделяло расстояние всего в пару метров.

– М-м-м… Да, именно. И глупо, – ухмылка Паркинсон растянулась ещё шире.

– Глупо?! – уже вскрикнула Гермиона, делая ещё шаг. Теперь их разделял лишь метр, и это только сильнее вытягивали ярость наружу. – Ты хоть когда-нибудь любила?! Я имею в виду реальную любовь, а не секс во вторник и пятницу! Ты чувствовала безысходность, желание добиться своего, но нехватки возможности?! Ты ощущала безыходность своего положения, бессмысленность существования лишь от одного косого взгляда?! Ты чувствовала ярость, ненависть, желание убить и одновременно поцеловать?! Готова была терпеть любые крики, оскорбления, боль, лишь бы быть рядом?! Ты захлёбывалась слезами только от ощущения того, как тяжело тебе с человеком, но насколько сильно ты его любишь?! Хоть раз! Хотя бы один раз…

Паркинсон слушала триаду Гермионы с довольно неприятной ухмылкой и продолжала лениво разглядывать свои ногти. Гриффиндорка не выдержала и с размаху ударила Пэнси кулаком по скуле. Слизеринка вскрикнула и так качнулась в бок, что чуть не упала.

– Ты что творишь?!

– Ты вообще понимаешь, что такое чувства?! Ты понимаешь, каково это, любить самого ненавистного тебе человека?! Понимаешь, каково это, быть к чертям поломанной из-за одной единственной мрази, и ненавидеть за это и себя, и его, и всех живых и мёртвых?!

Гермиона снова размазнулась и ударила Паркинсон по скуле. На этот раз Слизеринку пошатнула в бок так сильно, что она с криком упала, хватаясь за сильно покрасневшую с кровоподтёками щеку.

– Прекрати! – заверещала Пэнси, свернувшись на полу в клубочек и закрыв голову руками.

Казалось, Гермиона добилась своего, эта шлюха заткнулась и перестала выглядеть такой самодовольной. Она стала испуганной, но Гриффиндорке этого были почему-то мало. Она присела и принялась бить Пэнси наугад, куда попадала. Брюнетка вскрикивала, просила прекратить, верещала, а через пару минут такого избиения даже начала дрожать и плакать.

– Хватит, пожалуйста… – выдавила свернувшаяся на полу Слизеринка.

Гермиона почувствовала, что теперь её внутренний зверь почти удовлетворён. Она встала с пола и, подняв свою сумку, напоследок пнула в живот всё ещё лежащую на полу Пэнси. Та застонала.

Гриффиндорка вышла из туалета, оставив там старосту самостоятельно разбираться со всеми полученными травмами, и уверенным шагом двинулась по коридорам. Ей было плевать, что она пропустила всё Зельеварение, ей было плевать, что в туалете на полу лежит свернувшаяся клубочком Пэнси и стонет от боли и было плевать, что разбитые костяшки пальцев довольно сильно ноют. Слёзы на её щеках высохли, они были больше не нужны.

Так уверенно она дошла до гостиной, вошла в неё и обнаружила Малфоя, ходящего из стороны в сторону и повторяющего Нумерологию. Он готовился к контрольной работе, но приход старосты Гриффиндора его отвлёк. Парень с удивлением уставился на уверенное лицо девушки, которая последний месяц только и делала, что плакала и пряталась от него по всем углам. Но сейчас она так уверенно сбросила сумку и стала приближаться к нему, что Драко даже немного оторопел.

– Грейнджер?.. В чём дело вообще?

Гермиона ухитрилась отогнать его к самой стене и встала напротив него, сократив расстояние до полуметра. Блондин довольно поражённо на неё пялился, ведь она застала его врасплох. А девушка не стала медлить и, воспользовавшись его недоумением, с размаху врезала ему кулаком по скуле так же, как и его шлюхе. Драко слегка дёрнулся в бок, но не качнулся, как это произошло с Пэнси. Он с охреневшим взглядом потёр щёку и продолжил смотреть на Гермиону.

– В чём дело-то, Грейнджер? Может скажешь хоть что-нибудь, или за этот месяц социопатии ты говорить разучилась?

Он ухмыльнулся, но эта ухмылка тут же была стёрта вторым ударом по скуле, более сильным.

– Я ненавижу тебя, слышишь?! Ненавижу! – закричала на него Гермиона, отвешивая третий удар.

Парень отошёл от оцепенения и теперь на его лице была видна такая же ярость, как и на лице девушки.