Текст книги "Зеркало (СИ)"

Автор книги: Villano

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 5 страниц)

Сашка их почти не замечал (жаль, я старался) и несся по коридору, как ненормальный. Вот только вместо лестницы был нарисован Большой каньон, в глубине которого звенел кандалами призрак деда Михея, держащего в руках свою голову (папье маше детки из Школы сделали на совесть). Сашка, как и следовало ожидать, оступился и скатился вниз кубарем.

Прямо в руки поджидавшей его Смерти в черном балахоне со светящимися в темноте лепестками огня по подолу (я был против, но общественность победила).

– Ты хотел обмануть меня? – ласково спросила она низким мужским голосом и вздернула Сашку на ноги за волосы одной рукой (Василий, наверное, даже глазом не моргнул). – Хотел отдать вместо себя брата? Ай-ай-ай. Какой плохой мальчик.

– Пошла нахуй!!! – ожидаемо схватился за его руку Сашка и задергался от прошившего все тело электрического тока (Семеныч намутил, спасибо ему огромное).

– Не усугубляй свою вину, Александр, – добавил в голос полтонны яду Васька-Смерть, уронил его на пол и взял в руки косу со светящимся лезвием. – Пойдем со мной добровольно, и я позволю тебе умереть так, как ты захочешь.

– Я не хочу умирать!!! – заорал Сашка и рванул в холл, к парадной двери. Хапнул ручку. – ААААА!!!

Завоняло паленым (кажется, Петрович чуток переборщил с нагревом медных элементов, ну да ладно), дверь открылась сама, и на пороге возникла Настя.

– Я тоже не хотела умирать, – сказала она и протянула к нему полуразложившиеся руки.

– Убирайся к чертям!!! – со всей дури толкнул ее в грудь он и влез в вонючую липкую жижу (Петрович этим желе гордился чрезвычайно) по локоть. Настя отплыла в сторону, а ее груди печально повисли на Сашкиных руках. – Блять, твою мать, дерьмо!

Груди плюхнулись на порог, порыв ветра (вентилятор под руководством деда Михея) захлопнул дверь (Василий-Смерть), хорошенько приложив Сашку по затылку и отправив в полет по нужному курсу – дороге из хрустящих под ногами человеческих костей.

– Как ты смеешь топтать наши тела, смертный! – один за другим возникали вдоль дороги скелеты (старшеклассники из Школы, пришедшие на вечеринку с письменного согласия родителей).

Хватали его за ноги, за руки, за волосы и завывали на разные голоса (кто в лес, кто по дрова, но так получилось даже страшнее). А еще кидали в спину бегущего сломя голову парня кости (палки нужной формы выпиливали всей деревней) и загнали-таки его в парк. Туда, где веселились в мае мои гости с бензопилами. Семеныч лично разложил все, что недавно собрал, на прежние места, так что даже мне, идущему по пятам за Сашкой, от увиденного стало не по себе.

И тут дед Михей, чтоб ему, подкрался ко мне незаметно со спины и прямо в ухо как рявкнет:

– Бу!

– Блять!!! – подпрыгнул я.

– Лешка?! – остановился среди полусгнивших трупов Сашка. Обернулся.

Я стукнул веселящегося вовсю деда по голове второй, бутафорской головой за то, что сорвал наш план, и шагнул вперед. Туи вокруг нас вспыхнули адским огнем (жалко их, конечно, но меня еще жальче), а я воздел руки к небу, импровизируя на ходу, и сказал замогильным голосом:

– Ты предал меня, брат. Мне пришлось умереть, для того чтобы вспомнить, что на самом деле произошло в тот день, когда умерла Настя.

– Этого не может быть! – заметался в бесконечном (старшеклассники сориентировались быстро и перетащили зеркала к туям) круге огня он. – Ты мертв! Это все галлюцинация. Я просто курнул лишнего!

– А может, это совесть сжигает тебя заживо?

Я схватил горящую ветку (да здравствуют новейшие технологии защиты). Махнул ею. Неудачно, потому что Сашка в этот момент кинулся ко мне, так что прилетело ему прямо по голове. Волосы вспыхнули, он завизжал, я ахнул и ринулся его спасать, но Семеныч бдил, так что через секунду Сашку смыло с площадки мощной струей воды из пожарного шланга. Он отлетел в сторону, вернулся на маршрут и провалился в специально приготовленную для него яму с песком, вокруг которой немедленно выросли щиты-зеркала, заключая его в бездонный колодец, выбраться из которого невозможно.

– За что ты убил Настю? – спросил я, поднимаясь по приставной лестнице и заглядывая внутрь. – Ты же любил ее!

– Я не хотел ее убивать, но она не оставила мне выбора, променяв меня на тебя! Я ненавижу тебя за это! Да я за все тебя ненавижу!!! Ты, тупой, истеричный гомик, жрущий траву тоннами, как корова, и завязывающий себя узлами, как змея, сумел заманить в свои сети тысячи людей. Как?! Не понимаю!!! Мало того, ты сумел подняться на мировой олимп, так ни с кем и не переспав. Именно за это тебя до сих пор уважают все кутюрье до единого. Ты, асексуальный импотент, перевернул все с ног на голову и сделал девственность модной! Уму непостижимо!!!

– Ты что, серьезно девственник? – ахнул Васька-Смерть и чуть не сверзился внутрь колодца. Ухватился за края щитов, но выпустил из рук косу. Она упала вниз и острым краем располосовала Сашке правую щеку. – Почему мне не сказал?! Да я ж тебя теперь… Да ты ж… Ох, Лешка!

– Ха-ха-ха, – истерично заржал Сашка, хватаясь за щеку. – Братец, сука, ты и тут умудрился пролезть в дамки!

– Не в дамки, – ткнул в Васькин железобетонный бок локтем я, радуясь огненной темноте вокруг всем сердцем. Вот уж не думал, что эта маленькая пикантная подробность всплывет хоть когда-нибудь. – В любовники самой Смерти.

– И что теперь? Убьешь меня?

– Нет. Превращу твою жизнь в Ад точно так же, как ты превратил в Ад мою.

– Мало я тебе клофелина подмешал, – с искренним сожалением в голосе сказал Сашка. – Сгорел бы ты вместе с Настей в той машине, и все бы в моей жизни наладилось.

– Тебе что, совсем меня не жалко? – севшим голосом спросил я.

Я придумал весь этот спектакль не только, чтобы вынудить брата признаться в убийстве, но и чтобы заставить его раскаяться. Чтобы услышать мольбу о прощении! Но его ненависть не поддавалась разумению. Это причиняло боль.

– Ты должен был быть моей тенью, потому что я родился первым, а не наоборот! – крикнул он.

Невероятным кульбитом вывернулся из песка, в котором застрял по колено, и ломанулся в нарисованную стену колодца головой вперёд. Зеркальный щит рухнул, Сашка захохотал и бросился к причалу.

– Хуй вам всем! Я живой, ясно?! Живой!!! А вы все – мертвецы! Ничего вы мне не сделаете!

– Уверен? – спросила Настя и шагнула на стоящий возле причала плот, который удерживал на месте шестом вездесущий дед Михей. – Тебе некуда бежать, убийца. На той стороне реки тебя не ждет ничего хорошего.

– Уверена? – хохотнул Сашка и ловко спрыгнул на первый камень брода. – Это вас там не ждет ничего хорошего! А я перейду на ту сторону и забуду о вас навсегда! Даже на могилы ваши не приду ни разу!

– Твои руки в крови невинных. Ты не сможешь нас забыть.

– Еще как смогу! У Леши на счетах достаточно денег, чтобы я не оставил о вас даже капли воспоминаний.

Очередной камень дрогнул под его ногой (не забыть бы, поставить его на место), и Сашка упал в воду там, где падать не стоило. Водоворот закрутил его, замотал, утопил…

– Вперед, ребята! – крикнул Васька, придерживая нахлебавшегося воды, потерявшего всякое понимание происходящего парня за шкирку. – Он ваш.

Двое мужиков на практически невидимой в темноте лодке затащили Сашку на борт, дыхнули на него перегаром, капнули вонючей слизью с гниющих лиц, гоготнули, связали и повезли в местный обезьянник вместе с аудио записью всего, что он нам наговорил. Вероятность того, что мой сволочной братец не пойдет в отказ, была минимальной, но мы хотели дать ему шанс покаяться.

Увы, Сашка им не воспользовался, потому что его нервы оказались куда лучше моих. Он пришел в себя очень быстро, позвонил своему адвокату (который тут же пообещал засудить меня за хулиганство) и вышел из ментовки следующим же вечером. Правда, далеко мой дорогой братец не ушел, потому что машина, на которой он ехал в аэропорт в Пермь, попала в аварию: врезалась в припаркованный у обочины бензовоз и сгорела практически дотла вместе с ним.

– Не вздумай себя винить. Мы тут ни при чем, – сказал Василий, когда мы садились в его Крузак, чтобы ехать домой после опознания.

– Уверен?

– Не надо было обманывать бритоголовых братков из Перми. Они страсть как не любят, когда их за дураков держат.

– Думаешь, Сережа постарался? Он был очень недоволен, когда узнал, что я Алексей, а не Александр.

– Все может быть. А может и не быть. Мы этого никогда не узнаем. Особенно, если спрашивать не будем.

– Мы не будем.

…

…

Я сидел посреди кровати, обняв подушку, и не знал, то ли плакать, то ли смеяться, потому что как только (ближе к полуночи) мы приехали домой, Василий сошёл с ума.

– Никуда не уходи, я скоро вернусь, – сказал он и развил бурную деятельность.

Выгнал всех (абсолютно!) из дому (и даже из парка!). Закрыл все двери изнутри (на засовы!). Вырубил электричество (во всем доме!) и финальным аккордом отключил телефоны.

– Василь, что ты творишь? – рассмеялся его хищно-задумчивому виду я, когда он закончил разглядывать парк у дома в армейский бинокль (видимо, проверял, есть там кто живой или нет).

– Думаю, надо в спальню топор нести или нет.

– Зачем тебе здесь топор?!

– Затем, – отложил в сторону бинокль и скользнул на кровать Василий. Отобрал подушку, подхватил меня за шею, под голову ладонью. Коснулся губами моих губ и сказал мрачно-решительно: – Если хоть кто-нибудь помешает нам заняться любовью, я его этим топором в капусту нашинкую.

– Я тебе помогу, – сказал я, мгновенно заводясь как незнамо что и…

– Пацаны! Еб твою… А че в доме света нет? Эй. Бля… Людии! Ау! Вы куда все подевались?!

– Блять, да что же это?!

– Это пьяный в дугу дед Михей, который дрых там, где я его не заметил, – простонал Василий, но в этот раз Я не собирался сдаваться.

Перевернул любимого на спину, избавил от одежды и разделся сам. Решительно уселся на его бедра и еще более решительно поцеловал. Он смял меня в своих сильных ручищах и тихо-тихо прошептал:

– Лешка… Правда, что я буду у тебя первым?

– Правда, – все-таки смутился я.

И утонул в нежности, любви и безусловной преданности, наполнивших бездонные зелено-голубые глаза Василия, с головой. Отдал себя ему на поругание, лишился, наконец, девственности и насладился процессом сполна, невзирая на мат, грохот падающей мебели и стоны шарахающегося по дому в полной темноте старого, пьяного, недобитого, но крайне упорного привидения.

– Пацаны! Хватит мучить бедного старика! Выпустите меня отсюда!!!

17.05.17

====== Пы.Сы ======

Комментарий к Пы.Сы Бонус)

Пы.Сы.

Струйка пота крадется среди холмов и ложбин четко прорисованных мышц спины мощного золотоволосого парня, склонившегося над пахом потрепанного демонами, двуликого, но от этого еще более беззащитного и прекрасного ангела, упершегося затылком в подушку и вцепившегося в волосы того, кто терзает его бело-розовое восторженное естество губами, языком и чуткими пальцами, которые скользят вниз, массируют звенящие удовольствием яички и ныряют в растянутый за несколько дней, наполненных сумасшедшим сексом, анус. Находят заветные бугорки ничем не замутненного счастья.

– Василь… Пожалуйста…

– Все, что захочешь, зайка…

Ангел не открывает глаза, подчиняясь золотоволосому гиганту во всем.

Чувствует его бешеное желание нутром и тянет его за волосы к себе ближе, чтобы

слизать каплю пота с пульсирующего истеричной жилкой виска;

накрыть его рот жадными губами;

позволить хозяйничать в своем;

пройтись по спине и плечам ногтями, наказывая за медлительность;

обхватить ногами за шею. Вздрогнуть. Расслабиться.

– Зайка… пожалуйста…

– Все, что захочешь, Василь…

И в который уже раз поверить: полностью и безоговорочно.

Принять. Поймать ритм. Куснуть за плечо, ускоряя. Открыть глаза.

Стереть с виска золотоволосого каплю пота.

Посмотреть вверх и застонать вслух от накатившего эстетического удовольствия.

Зеркало на потолке не знает, что такое стыд, совесть и уж тем более скромность, а потому показывает ангелу все, что он хочет видеть: неостановимые крепкие бедра, игру мышц рук и спины, золото волос, в которые запускает пальцы. Капли на загорелой коже. Даже конопушки, солнечной россыпью живущие на широких плечах любимого мужчины.

Золотоволосый приподнимается, а потом и вовсе устраивается на коленях, не прекращая сводящего с ума плавного движения внутрь и наружу. Открывает взгляду ангела остальное: пальцы на бело-розовом напряженном члене, отпускающие его и медленно ползущие по молочно-белому стройному телу к розовым соскам, а от них выше, к ключице, шее, кадыку, подбородку и губам.

Ангел ловит пальцы губами, посасывает их, обводит языком и переводит взгляд на лицо золотоволосого. Тонет в его зелено-голубых, потемневших от страсти глазах и сжимает мышцы ягодиц, удерживая подкатывающий к головке члена оргазм.

– Давай! – запрокидывает голову к потолку золотоволосый.

Ввинчивается в покорно распахнутое до упора и замирает на ту самую вечную секунду, которая жизненно необходима ангелу, чтобы успеть зажмуриться, обхватить член рукой и раскрасить себя полупрозрачными солеными каплями.

 – Люблю тебя, – стонет золотоволосый и содрогается в сильнейшем оргазме, упираясь одной рукой в постель, а другой сжимая стройное бедро ангела, который жмурится от счастья и ждет, когда тяжелое тело придавит его к постели, ведь без этого не будет того завораживающего чувства подчин…

– Пацаны, не убивайте, но тут какой-то сумасшедший иноСранец приехал. Лопочет не по-нашему и рвется в дом. Орет: «Живо продукты!» и уходить не желает. Че с ним делать?

– Блять…

– Семеныч…

– Пацаны, он меня заебал! Петровича в доме нет! Я без него никаких продуктов никому давать не буду!

Ангел с безнадегой в глазах смотрит в зеркало над головой, лаская спину обреченно-возмущенно сопящего носом любимого чуткими пальцами, и думает о Техасской резне бензопилой (плюс/минус труп, никто же не заметит!), когда из-за двери раздается возмущенное:

– Lâchez! Je suis un producteur! Alex, où êtes-vous?

– Уберите руки. Я продюсер. Алекс, вы где, – автоматически переводит ангел.

– Что ты сказал?! – ахает золотоволосый и подхватывается с постели. – Там твой продюсер?! Лешка! Это же чудо!!!

– Я… не готов вот так… Стой!!!

Поздно. Золотоволосый на ходу впрыгивает в видавшие виды труселя с корабликами, в два прыжка достигает двери и распахивает ее настежь. Невысокий, вычурно одетый, возмущенный донельзя мужичок окатывает его одобрительным взглядом с ног до головы, переводит взгляд на лежащего на постели обнаженного ангела и расцветает на глазах.

– Je suis heureux de vous voir heureux, Alex.

– Я тоже рад видеть себя счастливым, – улыбается ангел.

Садится на постели. Прикрепляет протез, встает и, не стесняясь своей наготы, идет к…

– Так, что за шум, а драки нет? – вырастает за спиной иностранца вооруженный солидной поварешкой Петрович. – Кто вам опять трахаться помешал? Это же ни в каки…

Иностранец оборачивается, чтобы прогнать очередного идиота, и замирает статуей.

– Пьер?! – роняет поварешку на пол Петрович.

Бледнеет. Краснеет. Делает шаг назад… и впечатывается спиной в стену под напором бросившегося на него француза.

– Ти! Я думать ти смерт! Ти! Скотка! Еп твой мам!

– Пьер, успокойся. Люди же…

– Плевайт! Ти!!! Бросайт! Сайленс! Ублюдка! – трясет его за грудки мужичок.

Все сильнее хлюпает носом. Все чаще моргает. Все слабее цепляется за Петровича и, наконец, затихает в его руках, обнимая пиявкой.

– Пьер, хороший мой, не плачь. Я все объясню, – ласково шепчет Петрович. Поднимает мокрые глаза на офигевших мужиков вокруг и смущенно улыбается: – Я был шеф-поваром не самого плохого ресторана в Париже, а Пьер…

– Петрович? Ты чей-то с мужиком обнимаешься? – раздается удивленный донельзя голос от лестницы. – Врал мне, получается! Эх ты, натурал-обманщик!

Жуткого вида старик с кандалами на руках и ногах неспешно хромает к дверям спальни и тащит по полу свою вторую голову. Француз охает и падает на руки Петровича в обморок. Семеныч начинает ржать, дед Михей смущенно теребит цепи, а двое в дверях спальни с тоской смотрят на бардак и не видят во всем случившемся ничего смешного.

– Василь, может, бросим их тут и улетим в Голландию? На пару месяцев. Там нам никто трахаться не помешает.

– Пацаны, меня с собой возьмете? Давно хотел в Европу слетать, да в одного ссыкотно.

–Блять, Семеныч!!!

18.05.17