Текст книги "Зеркало (СИ)"

Автор книги: Villano

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

Василий хмыкнул, звякнул гигантским навесным замком, снял засов и толкнул дверь в темноту дома:

– Добро пожаловать в Ад, смертный.

– Свет включи, Харон недоделанный, – поежился от порыва холодного ветра я и шагнул внутрь. – Не видно же ни хрена.

– Может, ну его…

– Я кому сказал!

– Ладно. Сам напросился.

Щелк. Красно-синий свет залил помещение. Я проморгался… и сиганул на руки ржущего в голос Василия, уворачиваясь от когтей дьявола, вылезающего из адской пропасти в полу.

– Блять!!!

– Леша, ха-ха-ха, это же просто рисунок. Объемный 3D рисунок. Хорош трястись.

– Просто рисунок?! Это пиздец, а не рисунок!!! Кто его нарисовал?!

– Ты.

– Блять, ну я и псих.

– Ты – это ты, – поцеловал меня Василий, и я, в который уже раз, немедленно успокоился.

Сполз на пол, потоптался на рогато-зубастой морде – абсолютно ровная поверхность пола, а смотришь – пропасть бездонная. Жуть. Я огляделся по сторонам и опять вцепился в Василия. Обеими руками. Со всех сторон: из стен, из шкафов, из плиты и даже с потолка ко мне протягивала руки, когти и щупальца разномастная и абсолютно реальная нечисть.

– Блять. Срань Господня. Надо же было до такого додуматься! Убил бы!

– Ха-ха-ха. Вот уж не думал, что ты такой жуткий трусишка, – обнял меня Василий.

– Чтоб завтра же все здесь перекрасили! – спрятал лицо на его бычьей шее я. – Идем к холодильнику. Хватит с меня этой жути.

– Хочешь, я тебя от нее отвлеку?

Василий перестал ржать, а в голос его закрались опасно-ласковые нотки готового к прыжку хищника. Ух, как меня это завело! Да и адреналин от пережитого ужаса просто зашкаливал. Надо пользоваться, пока прет.

– Хочу.

Он приступил к делу немедленно: шагнул к столу возле плиты, усадил меня на него, уютно устроился между моих ног, обхватил рукой за шею, под затылок – так привычно! – и сказал тихо-тихо:

– Я люблю тебя, Алексей. Всем сердцем. Таким, какой ты есть.

Это сногсшибательное признание застало меня врасплох. В глазах позорно защипало, но Василий, как и обещал, отвлек меня от всего и вся так быстро, что я не только зарыдать – ахнуть не успел. Зато помычал всласть. Недовольно – когда стаскивал с него толстовку и футболку. Жадно – когда исследовал горячее, сильное тело руками и губами. Нетерпеливо – когда он расстегнул ширинку на моих джинсах, освободил стоящий колом член и склонился над ним, чтобы…

– Руки вверх! Стрелять буду!

– Блять!

– Твою ж мать, Семеныч!

…

Семеныч, бородатый мужик преклонных лет, смотреть на меня нормально не мог. Все время отводил глаза и виновато полировал пальцами приклад двустволки, с которой ворвался на кухню убивать воров, посягнувших на частную собственность работодателя.

– Я же не знал, что это вы. Шел из своей каморки, смотрю, дверь открыта и свет горит. Машины нет, у Васьки дома свет везде. Значит, вы у него. Ну, я и подумал…

– Иди, куда шел, – проворчал Василий, прижимая меня к себе крепче, чтобы скрыть мой опавший член, тухлой сарделькой висящий в расстегнутой ширинке. Про несчастные яйца я даже думать не хотел – кривился только. – А то пошлю так, что не вернешься!

– Алекс, я не хотел, правда! – не успокаивался Семеныч. – Не увольняйте. Меня жена с потрохами сожрет.

– Трупы, оставшиеся с Техасской резни, из парка уберешь к утру – не уволю, – выпалил я в сердцах.

– Давно пора было, – повеселел Семеныч и испарился.

Василий облегченно выдохнул и отодвинулся, а я запустил руку в свои штаны, оттягивая их по максимуму, и застонал от облегчения.

– Больно?

– А тебе не больно? – огрызнулся я и улегся на столешницу, чтоб стянуть узкие джинсы хотя бы до середины бедер. – Блять, ну что я за придурок? Это же не штаны, а сплошное извращение! Как я в них ходил, не понимаю. Зачем?!

– Наверное, чтобы меня с ума сводить, – склонился надо мной Василий. Поцеловал в губы, прихватил мои несчастные чугунные яйца рукой…

– Больно, – дернулся в сторону я.

– Ладно, оставим это до лучших времен, – убрал руку с паха Василий и исцеловал мое лицо невесомыми поцелуями.

– Оставим, – с тяжелым вздохом согласился я.

Увидел внушительный бугор на его джинсах и проклял себя последними словами. Эгоист! Только о себе и думаю. Сел, притянул любимого к себе:

– Мне уже не поможешь, а вот тебе…

– Не надо, – решительно убрал мою руку со своей ширинки Василий.

– Почему не надо? Тебе же до финала не так уж далеко осталось.

– Я не хочу вот так.

– Как «вот так»?

– Без тебя, – поцеловал меня Василий. – Первый раз так точно.

– Первый раз?! – растерялся я. – Мы что, за полгода совместного проживания ни разу не переспали?

– Угу.

– А почему?

Василий засопел, полыхнул ушами и отвел глаза. Блять. Опять! Я вцепился в его челюсть тисками.

– Почему?!

– Потому что ты дурак! – вырвал голову Василий и сбежал к холодильнику, замаскированному под адский котел.

Хороший ответ. Беспроигрышный. Я действительно дурак. И псих к тому же. За что он меня полюбил, интересно? Я сполз со стола и пошел к холодильнику, придерживая висящие на ляжках джинсы рукой. Решительно отодвинул Василия в сторону и забыл про свои чугунные яйца, захлебнувшись слюной при виде копченостей, соленостей и прочих охуенно вкусных вкусностей. Аж глаза разбежались! Все хочу! Сразу! Икры красной. Балык. Семгу копченую. Чеснок маринованный. Сок томатный. Грушу. Чукку. Холодец. Так, а что там, в самом низу? Тортик!!!

– О-господи-ты-боже-ты-мой-не-могу-больше!

– Блять! – подпрыгнул от жестокого укуса за задницу я.

– Стой, где стоишь, – уперся лбом в мой копчик Василий.

Прихватил за бедро рукой, фиксируя. Укусил за задницу снова. Не больно. Ласково даже. Видимо, за все хорошее. И содрогнулся.

– Ууууух!

– Извращенец, – простонал я, хватаясь за член, и позорно спустил… на балык и охуительно прекрасный тортик!!! – Блять, ну что за?!

…

– Я в таком виде и шага на улицу не сделаю! Помоюсь, тогда и пойдем.

– Леша, ты вымазал в сперме холодильник, а не себя.

– Не важно! Я грязный! И покусанный. И джинсы эти, пидорские, чтоб их! И балык пропал! И тортик!!!

– Ладно, ладно, я понял. Иди ко мне, зайка. Давай снимем с тебя эти дурацкие джинсы. Осторожно, чтобы протез не отцепился. Вот так.

– Футболка больницей воняет!

– Хорошо. Ее тоже долой. Так лучше?

– Все равно воняет.

– Это повязка у тебя на голове воняет.

– Сними ее.

– Может…

– Я кому сказал!

– Хорошо, хорошо. Давай я тебя обратно на столешницу посажу и аккуратненько все уберу, лады?

– Что ты со мной, как с ребенком!

– Ты не ребенок. Ты мой любимый зайка, которого я только что больно покусал за попку. Можно мне за тобой поухаживать? Вину искупить и все такое?

– Уговорил. Неси меня в душ. Тебе, кстати, тоже бы не помешало помыться.

– Вот вместе и помоемся.

Я смирно дождался окончания неприятной процедуры снятия вонючих бинтов с головы, привычно залез к Василию на закорки и поехал на нем в ванную, в которую он меня запустил только после того, как бросил на пол большой белый халат.

– Что ты от меня скрыл? – устало полюбопытствовал я, присаживаясь на специальную скамеечку, установленную посередине душа.

Отцепил протез, привычно пощелкал сенсорными кнопками на панели душа и подставил лицо теплому дождю, смывающему с меня жуткий запах больницы, крови и дерьма.

– Акулу, – опустился передо мной на колени Василий, упаковавший загипсованную руку в мусорный мешок, из которого смешно торчали пальцы. – Хватит с тебя современного искусства на сегодня.

– Спасибо, – сказал я, разглядывая его так, будто никогда до этого не видел. Обнаженного. Мокрого. Могучего. Доброго. – Любимый.

Василий полыхнул ушами, отвел глаза и принялся надраивать идиотскую розовую мочалку мылом. Блять. Опять! Я вцепился в его подбородок и повторил, глядя прямо ему в глаза:

– Л Ю Б И М Ы Й. Не смей больше в этом сомневаться!

– Не буду, – выронил мочалку он.

Сел на холодный пол, стащил меня к себе на колени и гладил по голове все то время, что я рыдал, уткнувшись лбом в его шею.

– Поплачь, зайка. Поплачь. Давно пора было. Теперь тебе точно полегчает.

Я наревелся всласть, расслабился, пригрелся и уснул.

…

Проснулся я от того, что по мне прошлась тяжелая когтистая туша. И не просто прошлась, а нагло на мне разлеглась. Ровно посередине меня!

– Тимофей, ты рамсы попутал или как? – возмутился я, открывая глаза. Наглая скотина скосила на меня зеленый глаз, облизала усы и свернулась клубком. – Ну, ты и хамло!

– Проснулся? – заглянул в спальню Василий, чем и спас пушистого засранца от неминуемой смерти. – Семеныч пришел.

– Зачем?

– Отчитаться о проделанной работе и получить ценные указания на будущее.

Я схватился за голову. Что я вчера наговорил?! Вспомнил, что ничего страшного, и расслабился. Шрам, правда, на виске обнаружил. Да не один. Под волосами с левой стороны еще парочка откопалась, но они не болели, не чесались заживающими швами и вообще не отсвечивали. Ну и фиг с ними.

– Леша? – присел на кровать Василий. – Ты в порядке?

– Нет.

– Почему? Что болит? – распереживался он и начал меня с ног до головы рукой обшаривать.

Я насладился бережными прикосновениями, сделал трагическое лицо и сказал умирающим голосом:

– Ты ушел утром и меня на прощание не поцеловал.

Василий моргал растерянно, наверное, целую минуту, а потом зарычал, завалил меня на постель и принялся щекотать, случайно скидывая офигевшего кота на пол. Так ему и надо, засранцу!

– Ты! Поганец! Напугал меня! Покусаю!

– Ха-ха-ха! – не особенно стараясь, отбивался я и нагло пользовался ситуацией, чтобы погладить любимого во всех местах сразу. – Не надо меня кусать. Лучше поцелуй!

Василий немедленно совету последовал, да еще и руку в мои трусы засунул, надраивая и так отменно стоящее в предвкушении грядущего сексуального безумия орудие. Свободу попугаям! Даешь сексуальный беспредел! Я полгода хуйней страдал. Хватит. Настрадался.

– Зайка, сладкий мой, – навис надо мной Василий. Провел кончиками пальцев загипсованной руки по левой щеке. – Ты такой красивый сейчас!

– Я всегда красивый, – запустил руки в его джинсы я.

Поерзал нетерпеливо, устраиваясь под ним удобнее, и обхватил наши члены ладонью. С трудом, надо сказать. Оба в ней не помещались и норовили выскользнуть. Пришлось подключать вторую ладонь. Василий сопел, смотрел, кусал губы, наслаждался и в процесс не вмешивался. Наверное, силу воли воспитывал. Извращенец!

– Хочу тебя, сил нет никаких! – не выдержал и пары минут я.

Схватил его за солнечные вихры. Поцеловал. Прогнулся от сильной руки под спиной. Насладился жарким хриплым шепотом в ключицу, в шею и в губы:

– Если бы ты только знал, как я счастлив сейчас! Видеть тебя таким…

Вежливый стук в дверной косяк обломал нас просто пиздец как:

– Кха, кха, парни, может, вы потом… того-этого? А то работа стоит…

– Блять! Да что же это, а?!

– Твою ж мать, Семеныч! Отъебись! Не видишь, мы заняты?!

– Не вижу. Я за дверью стою. Слушаю. Хотите, чтобы не слушал, скажите, чего в доме переделывать будем.

– Все будем, – сказал я громко, лаская рельефную спину Василия обеими руками и складывая на него ноги в районе бедер. То есть одну ногу. Культяпка соскальзывала, пришлось вернуть ее на постель.

– Все – это что? С чего начинать? В каком стиле дизайн делать? Весь дом под одно или поэтажно? А…

– Семеныч, заткнись! – взвыли мы на два голоса, но его было не остановить.

– Я вас обоих вместе взятых старше, так что нечего тут, понимаешь, мне рот затыкать. С гостевыми комнатами чего делать будем? Срамоту развратную выкинем или народу раздадим, вдруг в хозяйстве пригодится?

– Он не отстанет, – обреченно прошептал мне на ухо Василий. – Да и вкус у него – не чета твоему. Ты же его потом в реке утопишь, а он и ни при чем вовсе.

– Семеныч! – возопил я в отчаянии, роняя конечности на постель. Да что ж мне так с сексом-то не везет? Так ведь и свихнуться недолго!

– А?

– Бэ! Изыди. Встретимся в доме через полчаса.

– Я без вас не уйду. Васька – тот еще кобель. От него быстро никто еще не уходил.

– Семеныч! – полыхнул ушами Василий. – Тебя в моей постели не было, так что прекрати сплетничать!

– Не прекращу. Алекс мне вменяемым нужен, а после тебя народ, как после горной лавины: помятый, ошалелый и безголовый больше суток бродит.

– Серьезный аргумент, – смеясь, простонал я, понимая, что пока Семеныч за дверью бубнит, секса нам не видать.

В общем, пришлось одеваться и ехать в замок. Хорошо хоть Василий одежду нормальную из моего гардероба прихватил. Как он меня сонного из замка к себе домой ночью переместил, я знать не хотел. Все живы-здоровы – и ладно.

…

– Багет оставить, картину на помойку. Эту тоже. Эту… фу, срань какая. Сжечь нахер вместе с рамой. Так, парни, все понятно? Михалыч, каталог из галереи Домаревой где? Михалыч! Блять, Михалыч, ты где?!

– Леша, он обедать пошел. Через полчаса будет.

– Это что еще за самоуправство? Кто ему разрешил?

– Я. Мало того, ты сейчас тоже пойдешь обедать.

– Мне некогда.

– Угу, – сказал Василий. Схватил меня за талию, закинул на плечо и потопал в кухню.

– Отпусти!

Я от возмущения аж подавился! Закашлялся. Кулаками по спине и заднице наглому похитителю настучал, но его это не остановило. Он допер меня до разоренной малярами кухни, сгрузил на разделочный стол и придавил к нему здоровой рукой, чтобы не сбежал.

– Петрович, тащи жратву.

– Васька, еще раз мою стряпню жратвой обзовешь, травану так, что с горшка сутки не слезешь.

– Петрович, давай не будем ждать следующего раза, – предложил я, не собираясь прощать конопатому громиле хамское с собой обращение. – И, пожалуйста, на горшок его на двое суток отправь, чтобы впредь неповадно было.

– В следующий раз – обязательно, – рассмеялся сухонький старичок с хитрющими еврейскими глазами и поставил рядом со мной тарелку с одуряюще пахнущим супом, запеченным в хлебе.

– Это мне, – немедленно захапал ее Василий. – А Лешина порция где?

– Это мне! – возмутился я, отбирая тарелку. – А ты сегодня без обеда.

– Почему это?

– Не фиг было меня кверху жопой по дому таскать.

– Не фиг было работать без перерыва с самого утра. Ты Семенычу что сказал? Пару указаний дам, а дальше сами разбирайтесь. И что?

– Что? – прочавкал набитым ртом я.

Суп оказался на вкус еще лучше, чем на запах. Объедение! Василий проводил голодным взглядом мою ложку, и я не смог больше вредничать: набрал вкуснятину и протянул ему. Он чуть вместе с ложкой не сожрал. Зажмурился довольно. Я как раз забрал у смеющегося Петровича вторую ложку. Вручил ее Василию и ускорился. Он же троглодит! Сожрет все, а потом скажет, что ничего не было. Надо успевать.

– Ты ему план работ на месяц вперед расписал! И не только ему. Еще чуть-чуть, и народ начнет разбегаться. Остановись. Передохни.

– Некогда отдыхать, – прочавкал я. – Работы море.

– Ты хотел что-то в городе посмотреть. Поехали? Завтра выходные, мало ли, вдруг магазины нужные не работают?

– Быть такого не может.

– Мы не в столице.

– Ну и что? Чусовой – не такая уж и страшная дыра, не прибедняйся.

– Мое дело предупредить, – отобрал у меня последнюю корочку хлеба Василий.

Заглотил, практически не жуя. Облизал пальцы. Свои. И мои до кучи. Я охнул было от накатившего возбуждения, но он мой «ох» губами выпил. И сам… вкусный такой! Так бы и съел его.

– Десерт, уважаемые, – вклинился между нами Петрович.

– Да поше-о-о-о-о-о!!!

Посыл нахуй при виде торта, идентичного тому, который я ночью облил спермой, превратился в восторженный вопль и едва не смел меня со столешницы. Василий, чтоб ему, помешал.

– Сиди. Петрович, будь добр, разложи по тарелкам, – сказал он, не сводя с меня искрящихся черт знает чем глаз. – И иди, погуляй.

– Нет уж, – упер руки в бока Петрович. – Это вы идите, погуляйте. Ребята сейчас придут все здесь перекрашивать, так что берите торт и валите отсюда… куда-нибудь подальше. Подавайте плохой пример… комарам на какой-нибудь опушке.

– Я знаю место, где никто нас не найдет, – оживился Василий.

– Поехали! – решительно сполз на пол я.

В паху черти развели такой костер, что хоть волком вой! Или я займусь, наконец, с любимым парнем сексом, или кого-нибудь порешу.

– Хватай фрукты, сок, торт и тарелки с кружками, а я это… Кое-что из твоей спальни прихвачу, – полыхнул ушами Василий и испарился.

– Я соберу корзину, не беспокойтесь, – улыбнулся Петрович.

Я не стал спорить, сел на стул и только тогда понял, что устал, как собака. Культяпка подло заныла, напоминая о себе, а голова загудела от количества мыслей, идей и задумок.

– Алекс, вы как, в порядке? – склонился надо мной Петрович. Подал ароматный чай и продолжил собирать внушительного вида корзинку для пикника. – Может, не стоило развивать такую бурную деятельность? Вы ведь из больницы только вчера сбежали. Сотрясение мозга – не самая приятная штука. Последствий не боитесь?

– Почему-то мне кажется, что сотрясение мозга – это последнее, чего мне стоит бояться, – пошутил я.

Петрович едва торт на пол не уронил, и я понял, что прав. Стало грустно. Ненадолго, потому что прискакал взмыленный Василий с рюкзаком за плечами, запихнул меня в Крузак и стартанул до того, как до нас добрался въедливый Семеныч.

– Свобода!

…

– Смотри, смотри, вон, видишь? Голова слона.

– Справа? Над елками сразу?

– Ага.

Мы лежали в тени разлапистой сосны на берегу тихой речки, обожравшиеся и чертовски довольные жизнью, смотрели на пролетающие над нами облака и не хотели больше ничего. Даже секса. Так нам было хорошо и спокойно.

– По мне так это жопастый мужик с огромным хером, – сказал Василий.

– Фу на тебя, извращенец. А вон, смотри, сердце.

– Твое?

– Думаешь, у меня такое большое сердце? – расплылся в улыбке я.

– Даже больше. Ты же ангел, зайка. Красивый, умный и добрый.

– Поэтому мой дом полон дерьма?

– Да, но я не хочу об этом говорить, – закопошился подо мной Василий.

Я сполз головой с его бедра на белоснежное покрывало, которое он наверняка прихватил в моей стерильной спальне, да там и остался, так лениво было шевелиться.

– А о чем хочешь?

– О том, что бы ты хотел сейчас нарисовать.

– Глупый вопрос. Тебя, конечно. Обнаженным.

– А как же гипс на руке? – навис надо мной невозмутимо-лукавый Василий (полыхающие уши не в счет).

– Он придаст тебе особую эротичность, – сказал я… и вместо поцелуя получил лист бумаги, пачку карандашей и стерку. – Да ты, я смотрю, подготовился.

– Просто очень давно хотел, чтобы ты меня нарисовал, – поднялся с покрывала Василий и начал раздеваться.

Желание заняться с ним сексом сдалось под напором образов и вариантов того, каким я хочу запечатлеть любимого человека на бумаге, из которых в живых остался лишь один.

– Лезь в речку, ложись так, чтобы волной твою шикарную задницу окатывало, а все остальное на песке оставь.

– Без волны никак? – поежился Василий. – Речка не самая теплая.

– Никак.

– А что насчет тенька? Солнце печет, знаешь ли. Вдруг обгорю?

– Не обгоришь.

– Может, я лучше на травке возле березки полежу? Ну, знаешь, типа богатырь на привале.

– Василий, ты не богатырь.

– Почему это? – поиграл крепкими мускулами он.

Я облизнулся и даже слюной капнул чуток, но рисовать не передумал. Конопушки на носу, блики в солнечных волосах и глаза его, нежностью плещущиеся, меня от секса отвлекли.

– Моська у тебя слишком добрая.

– Если меня разозлить…

– Не буду я тебя злить.

– Эх! Какое обещание всуе пропало! Где мой диктофон? Предъявил бы тебе потом…

– Ты мне зубы не заговаривай.

– А вдруг?

– Вдруг бывает только пук. И вообще, кто здесь художник? Ты или я?

– Ты, – тяжело вздохнул он. Притащил из машины походный мольберт и пошел устраиваться в речке. – Простыну или обгорю – будешь меня лечить лично. Поклянись.

– Клянусь, – сказал я. Уложил его так, как нужно, и принялся творить.

…

– Апчхи!

– Ты прикалываешься?

– Апчхи! Нет.

– Василь… Ты что, правда, заболел?

– Апчхи!!!

– Блять, да что за?!

…

Я проснулся за пару минут до звонка будильника на телефоне. Проковырял глаза, скинул наглого кошака с культяпки, с которой он обнимался, как с родной, четвертую ночь подряд, и, подоткнув подушку повыше под плечо и щеку, принялся смотреть на Василия. На любование мне отводилось минут пять, не больше, потому что потом он на ощупь выключал будильник, просыпался и принимался смотреть на меня. Вот и сегодня я так и не успел толком насладиться бликами солнца в золотых вихрах, длинными ресницами и потрескавшимися пухлыми губами, потому что Василь поймал меня с поличным и тут же за это защекотал.

– Лешка, опять смотришь? Сколько можно!

– До конца моих дней.

– Мне неловко!

– А мне в самый раз.

– Из нас двоих ангел ты. Давай лучше я на тебя так смотреть буду.

– Просыпайся раньше и смотри. Кто тебе не дает?

– Ты. Какого черта ты просыпаешься раньше будильника?

Сегодня наша утренняя возня обошлась без жутких соплей, чихания и сухого мерзкого кашля, который убивал желание заняться сексом на корню, так что я заполз на широкую Васькину грудь, заработал поцелуй в макушку и запустил руку в его трусы с твердым намерением умереть, но заняться с ним сексом.

Пять дней я уходил в замок рано утром, оставляя больного болеть. Он приходил ко мне на обед, отрывал от дел, кормил насильно, ел сам и уходил болеть обратно, а я работал допоздна и приходил домой перед самой темнотой, благо идти было действительно пять минут, а речка за лето пересохла так, что дорожка из камней мостом под ноги сама ложилась. Днем по броду даже младенец без всякого труда бы переправился. Я падал трупом рядом с любимым и мечтал только об одном: поскорее все в замке переделать и туда с Василием переехать.

Двое из ларца (Семеныч и его старинный кореш Михалыч), а также вездесущий Петрович мои начинания поддерживали руками и ногами, а потому нагнали в замок орду достаточно профессионального народу, который под моим чутким руководством творил чудеса, в кратчайшие сроки стирая следы моего безумия напрочь.

Я разрывался между интернет-каталогами с декором, шторами, обоями, краской и прочей жизненно необходимой фигней и желанием рисовать. Желание рисовать побеждало все чаще, так что акулу на полу в ванной на дельфина я заменил на второй и третий день, а адский котел на пещеру с водопадом из холодильника и соседних шкафов на кухне на четвертый и пятый.

А еще я, наконец, заметил, что в замке, как и в доме Василия, нет ни одного зеркала. Вообще! С чем это было связано, я вспоминать не хотел, но и понять, как без них жил, не мог. Бриться невозможно (я попробовал было, но плюнул через пару минут и забил на это дело совсем), на голове хрен знает что, как одежда на мне сидит – фиг знает. Василию я в этих вопросах не доверял совершенно, потому что он смотрел на меня влюбленными глазами и повторял, что красивее в жизни никого не видел.

В общем, зеркал в замке не хватало катастрофически, поэтому я разошелся не на шутку и заказал штук тридцать, в том числе и то, которое хотел прикрепить на потолке над кроватью в спальне. Возбужденный Василий в нем будет смотреться охуенно! Сегодня зеркала должны были привезти.

Я заерзал в предвкушении и прихватил член Василия крепче.

– Ууууух! – засопел он и повел бедрами, откидывая одеяло, чтобы не мешалось.

– Нравится? – рассмеялся ему в шею я.

– Очень!

– Как думаешь, если я заменю руку на губы, тебе понравится еще больше?

– Я первый! – уронил меня на спину Василий. Положил загипсованную руку на мое бедро и скользнул вдоль груди и пресса губами до пупка.

– Щекотно! – заулыбался я, ероша вихры на его голове.

Он приспустил мои плавки и коснулся головки освобожденного из плена члена языком. Слегка. Я сменил смех на матерное шипение:

– Не дразни меня! Я и так на взводе.

– Да я немного, – рассмеялся мне в пах Василий и прихватил губами яичко.

Глубоко прихватил, поиграл с ним языком во рту. Выпустил с пошлым чмоком и присосался к стволу у основания пиявкой.

– Вааассиииль! – выгнуло меня. – Такими темпами я до самого интересного опять не доживу!

– А это тебе, значит, неинтересно, – прошелся по всей длине члена губами развратник.

Пощекотал уздечку и взял мой изнывающий от нетерпения член в горло. Глубоко-глубоко! Конечно, я не выдержал и спустил.

– Блять! Да что ж это… Василь…

– М?

– Ты как? Я не хотел, но ты… Я не удержался, прости.

– Зайка, по секрету, мне нравится мужская сперма, а твоя в особенности. Она сладкая.

– Врешь ты все. Сперма сладкой не бывает.

– Откуда ты знаешь? Ты же не пробовал.

– Вот сейчас и попробую.

– Может, потом?

– Потом? – уложил на спину Василия я.

Он сыто облизал губы. Я немедленно его за это поцеловал, пробуя действительно сладкий, с ноткой горечи вкус самого себя. Хм. Неплохо. Очень-очень неплохо!

– Да. Потом. После того, как я тебя своим, наконец, сделаю, – запустил руку между моими полупопиями Василий.

– Звучит завлекательно, – прогнулся под его рукой я, за что и получил настойчивый палец в анус. Расслабил булки, чтобы принять второй…

– Эй! Есть кто живой? Эй!

Бам. Бам. Бам.

– Алекс здесь?

Бам. Бам.

– Ваши люди груз принимать отказались! Ау!

– Блять! Какого хера?!

– Да будь оно все проклято!

…

Я понял, что быть беде, едва Василий увидел специально оборудованную машину с рекламой зеркальной фабрики в окно, потому что он вылетел на улицу в одних трусах (тех самых, с корабликами) и заорал на всю деревню:

– Это что? Зеркала?! Я отменяю заказ! Увози их отсюда нахер!

– Еще чего! – возмутился водила. – Их тут тридцать штук, из которых двадцать под заказ! Кому они теперь нужны будут?

– Мне плевать! Узнаю, какая сука их заказала, убью!

Я сглотнул ком ужаса в горле и нерешительно шагнул к машине:

– Василь, зеркала заказал я.

Он словно на стену с разбегу налетел: покраснел, побледнел… и вдруг бухнулся передо мной на колени. Прямо в дорожную пыль!

– Леша, пожалуйста, не надо зеркал.

– Ты с ума сошел?! Вставай! – попытался поднять его на ноги я, но он обнял меня, спрятал лицо на моем животе и вставать отказался. Я испуганно пригладил непокорные вихры на его лохматой голове. – Василь, что происходит?

– В этих зеркалах живет твое прошлое. Ты не хотел его вспоминать, помнишь? Это было мудрым решением.

– Я не смогу жить, не видя себя в зеркале. Я же нормальный человек, а не вампир.

– Зайка, давай подождем немного.

– Немного – это сколько?

– Год-два…

– Что? Василь, я же не псих!

– Ну…

– Ладно, псих, но не конченый же! Подумаешь, в зеркало на себя посмотрю. Ничего страшного, – решительно сказал я и кивнул офигевшему от происходящего водителю. – Распакуйте зеркало.

– Какое именно?

– Первое попавшееся.

– Леша, не надо. Прошу тебя, – посмотрел на меня снизу вверх Василий. – Не разбивай мне сердце, любимый!

– Ты веришь в меня?

– Не очень, – тяжело вздохнул он и поднялся на ноги.

– Мог бы и поддержать, – ткнул его в бок локтем я.

– Я поддержу тебя через пять минут.

– Зачем ждать? Начинай прямо сейчас.

Водила поставил ростовое зеркало у борта машины. Василий встал за моей спиной, обнял и так мрачно засопел мне в висок, что я рассмеялся:

– Не нагнетай!

Водила вжихнул ножом по картону, откинул створку упаковки зеркала в сторону…

Маленький, худой, полуголый, облезлобородый урод с исполосованной сетью ожогов левой стороной лица и искореженными шрамами шеей и ключицей побледнел до синевы, дрогнул в колене обрубленной протезом ноги и грохнулся в обморок.

====== Часть 2 ======

Комментарий к Часть 2 Я бы вас еще чуток помучил, но рано утром улетаю в Пермь, так что надо хоть немного поспать. Вам повезло) Полагаю, не без помощи моих ведьм))

За год до. Июнь 2012г

То, что новый хозяин четырех старых участков (а это, между прочим, 120 соток!) вдоль реки – сумасшедший мудак, жители деревни поняли сразу. Сумасшедший, потому что только психи в маске-чулке, под лицо разрисованной, днем и ночью ходят. Мудак, потому что каменный забор высотой в два с лишним метра, который он поставил первым делом, вид на реку половине деревни перекрыл и 80 метров песочного пляжа оттяпал. По большому счету пофигу народу было на пляж – река шла через всю деревню, деля ее пополам, так что мест для купания оставалось предостаточно, другое дело тропинка и брод с правого на левый берег.

Их было жалко до слез (женская половина), матерной ругани (мужская половина), кляуз главе района (всем скопом), попыток пробить забор подручными средствами вплоть до динамита (ветераны молодость вспомнили) и провокационных рисунков на главных воротах (учащиеся Школы Искусств под руководством преподавателя по живописи полночи провозились, в Инстаграм фото вандализма выложили и больше полумиллиона лайков за неделю насобирали).

Мудила в маске на слезы не велся, посылал нахуй при попытках провести вооруженные переговоры, главу района привозил к себе на пьянки, на заборе поставил камеры видеонаблюдения и без разговоров сдавал городским ментам желающих так или иначе покуситься на его собственность. Война длилась полгода и была проиграна деревенскими по всем фронтам как раз к поздней осени, когда лед встал, а потому тропинка, как и брод, актуальность потеряли. Часть народа затихла в ожидании весны и новых боев, а часть смирилась и даже устроилась к психу на работу: кто садовником, кто охранником, а кто поваром.

К великому сожалению работников, сразу после победы мудак приехал в замок в сопровождении грузовой газели с вещами, большую часть из которых составляли прибамбасы для рисования чего, чем и где угодно, обосновался в нем основательно и свихнулся окончательно. На глаза ему они старались не попадаться, потому что трезвым он засыпал их делами по самое горло (поди-ка, переделай все в доме по-новому!), а пьяным подряжал (за деньги) участвовать в сомнительных развлечениях себя любимого и своих сумасшедших (и большей частью обдолбанных наркотиками) гостей.

Забавы были разные, в основном неопасные, но шумные, суетные и зачастую тошнотные. Одна только охота на Кролика из Playboy чего (честно отработанных двадцати тысяч рублей, синяков на заднице, пяти приглашений потрахаться, оторванного хвоста и секса с победительницей) Ваське стоила! То есть Василию Николаевичу – управляющему этого зверинца, главному клоуну, уважаемому ведьмаку-мозгоебу и известному на всю деревню пидорасу.

Парнем он был молодым (четыре года как после армии вернулся), видным (косая сажень в плечах, пудовые кулаки и русые вихры) и, по местным меркам, богатым (землю, доставшуюся в наследство, не пропил, а выгодно (20 тысяч в месяц!) сдал в аренду), а потому привлекал повышенное внимание всей женской половины деревни без исключения, за что и был в итоге вызван их законными половинами и ухажерами на битву.

Которая не состоялась, потому что Васька толпу горе-воинов встретил водкой с шашлыками. Рюмка мира притушила огонь праведной ненависти, мясо утолило жажду крови, так что когда дело дошло до разговоров, мужики готовы были внимать речам виновного с благосклонностью. Увы, он их ожиданий не оправдал, потому что выпрямился во весь свой двухметровый рост и, глядя на них наивными глазами прожженного шулера, заявил, что гей.