Текст книги "Зеркало (СИ)"

Автор книги: Villano

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

Август 2013г

Я открыл глаза, и разноцветные пятна раскрасили мир вокруг во все цвета радуги, заодно будя истеричного дятла на моем виске и пугая слабого на желудок койота во рту. Господи, гадко-то как, а?

– За что мне это? – простонал я. Зажмурился, схватился руками за голову и с ужасом обнаружил на ней повязку. Какого черта?

– За все хорошее, – ответил мрачный мужской голос. – Не фиг было истерику устраивать!

Пришлось открывать глаза снова. Проморгался, голову от садящегося за окном солнца отворачивая, веки пальцами растопырил и на парня, сидящего на соседней кровати, в великом подозрении уставился. Лет 25, не больше. Моська простецкая, конопатая, но от этого еще более симпатичная, светлые волосы в разные стороны торчат. Черная, жутко поюзанная футболка пузыри мышц на плечах облепила плотнее некуда и застиранные голубые боксеры с идиотскими корабликами стыдливо прикрыла. Ноги длинные, сильные – сплошное загляденье. Левая рука по локоть в гипсе.

Смотрел парень на меня так, будто все мои тайны знает, а в голове моей было чисто, как в пустыне – песок, высушенное веками дерево, дятел на нем, койот под ним и палящее солнце. Ни одного воспоминания! Ох, не зря моя башка в бинтах. Ох, не зря.

– А рука у тебя в гипсе, потому что ты меня ею успокаивал? По голове, да? – многозначительно покосился на его загипсованную руку я и сел, чтобы осмотреть и ощупать себя любимого на предмет других повреждений. – Мог бы быть и поласковее.

– Вообще-то, это ты мог бы быть поласковее. Я, между прочим, тебя спас.

– От чего?

– Не от чего, а от кого.

– И от кого?

– От тебя самого!

– Экий я, однако, затейник.

– Не смешно, – надулся парень.

Я осторожно повертел головой, проверяя шею и заодно оглядывая палату. Все ровно и ничего интересного: серо, зелено и уныло. Повел плечами. Под левой ключицей кольнуло, но не сильно. Потрогал – футболка, никаких бинтов. Значит, ерунда. Руками помахал, пальцами пошевелил. Кожа в мелких порезах-царапинах, словно окно разбил и осколками порезался. Лицо проверил – такая же фигня на левой половине. Точно башкой окно разбил. Дебил. Ну да ладно, не болит – хер бы с этими царапинами. Не впервой, поди. Туловищем из стороны в сторону аккуратно поводил. Все в норме. Отлично. Откинул одеяло… и заорал на всю палату, выливая накативший ужас в окружающее пространство:

– Где моя нога?! Блять! ГДЕ МОЯ ЛЕВАЯ НОГА!!!

– Эй, эй, ты чего? – метнулся ко мне сосед, прижал к постели здоровой рукой и навалился всем телом до кучи. Скотина! – Успокойся! У тебя ж ее с самого начала не было.

– С какого, блять, начала?! – принялся отбиваться я. Получалось плохо. Да еще и паника эта гребаная, чтоб ее, внутренности узлом завязала и тело в дрожь бросила. – Отпусти! Верните ногу, суки!!!

– Алексей, перестань истерить! Ногу тебе давным-давно оттяпали. Ее уже не вернешь. У тебя вместо нее протез.

– Какой, блять, протез?!

– Очень хороший. Если б я с тобой полгода в одном доме не провел и в душе не по разу не прополоскал, никогда бы не догадался, что у тебя на одной ноге до колена железка.

– Ты? Меня? В душе полоскал? – окончательно потерялся в происходящем я. – Кто ты такой, чтобы меня в душе полоскать?!

– Охуеть, – перестал давить на меня растерявшийся парень. Сел на кровати прямо, почесал вихры на затылке. – Что значит: «Кто ты такой?»

– То и значит. Я тебя не помню!

– Как ты можешь меня не помнить?! Василий я. Твой… эм…

– Любимый? – опередил и его, и меня мой язык.

Блять! Да что ж за пиздец-то, а? Я что, безногий, безголовый и к тому же влюбленный по уши педик-болтун?! Охренеть. Счастливчик, блять, по жизни.

Парень сверкнул глазами, полыхнул ушами и повесил голову, скрывая лицо, а я неожиданно успокоился. Как отрезало! Даже дятел на виске заткнулся. Все у меня нормально будет, пока этот конопатый охламон рядом. Воспоминания пропавшие, нога железная, голова пробитая, язык без костей, голубизна пидорская… Похеру! Я не один, а значит, со всем справлюсь.

– Нет. Я не твой любимый.

Наивный он, слов нет! Меня обмануть невозможно. Я поманил его к себе пальцем, он послушно наклонился, а я вцепился в его квадратный подбородок пальцами и крепко поцеловал в губы. Василий замешкался на секунду, но ответил. И увлекся так, что я следом за ним едва голову не потерял. Что и требовалось доказать. Мы – вместе.

– Не ври мне, – сказал я строго, когда сумасшедший поцелуй закончился.

– Когда ты сам себе врать перестанешь, тогда и я честным стану, – отбрил меня Василий. Нахмурил лоб в раздумьях. – Леша, ты правда ничего не помнишь или прикалываешься?

– Правда не помню. Даже имени своего, что уж про больницу и обстоятельства моего здесь появления говорить.

– Епт, и чего делать будем? Мозгоправов тут и в помине нет, районные все больше по алкоголикам да белой горячке, а в Перми я не знаю никого. В Москву…

– Никаких мозгоправов, – оборвал его я. – Сам разберусь.

От мысли о психиатрах, психологах и просто психах меня затошнило, а значит, я явно был знаком с ними раньше, и ничего хорошего в этом знакомстве не было.

– Уверен?

– Абсолютно. Мало того, я думаю, нам пора уносить отсюда ноги.

– Хорошая шутка, – улыбнулся Василий. Протянул руку к изголовью кровати и вручил мне ножной протез. – Ногу свою железную не забудь, унесун.

– Знать бы еще, как он цепляется, – растерянно повертел протез перед носом я.

Чумовая штука, по виду из фильмов про будущее: легкий, наверное, титановый каркас-стакан в форме икроножных мышц и небольшая трубка, соединяющая его и полную имитацию лодыжки и ступни.

– Очень просто. Протез на аккумуляторах и вакуумной присоске. Цепляй к ноге, кнопку сбоку нажми, встроенный микропроцессор сам все сделает.

Я сделал, как сказано, с благоговейным ужасом проследил за торжеством науки и техники над природой и не удержался от восторженного мата, когда протез прилип к культяпке ноги под коленом, как родной.

– Согласен, – кивнул Василий. – Не представляю, где ты его взял и сколько заплатил, но оно того стоит.

– Кстати о деньгах. Я богат?

– Да.

– Знаменит?

– Да.

– Чем?

С этим ответом Василий замешкался, и мне это жуть как не понравилось, а когда мне что-то не нравится, я беру быка за рога сразу. В данном конкретном случае рогами была квадратная челюсть любимого, в которую я снова вцепился пальцами. Жестко.

– Уй! Больно!

– Отвечай!

– Ты парень скрытный, я и половины твоих талантов не знаю, – явно уходя от ответа, сказал Василий. – У нас в деревне…

– Где?!

– В деревне. Точнее в поселке городского типа. Потемкино, Пермский край. Добро пожаловать.

– Охуеть.

Руки на кровать сами упали. Я. Живу. В деревне!!! Быть такого не может! Я столичный житель до мозга костей! Какая еще деревня?! Да еще в такой глухомани!

– Леша, сделай лицо попроще, а? На тебя смотреть страшно.

Я не стал делать простое лицо, а просто спрятал его на бычьей шее жалостливо сопевшего носом Василия. Он засопел еще громче, обнял меня в ответ и даже поцеловал в волосы. Мне резко полегчало.

– Как долго я здесь прозябаю?

– Почти год.

– Почти?

– Ты хочешь, чтобы я до секунды посчитал? К слову, на дворе конец августа 2013г.

– Ладно, ты прав: пара месяцев туда-сюда… Какая разница?

– Вот и я про то.

– А живу я где? У тебя?

– Нет, конечно, – заулыбался Василий. – Тебе моя халупа на один зуб. У тебя своя есть.

– Халупа, говоришь? – скривился я, в красках представляя дом дядюшки Тыквы из Чиполлино и едва помещающегося в нем себя любимого. Душераздирающая картина!

– Замок с парком и собственным причалом, если честно. Места, чтобы орду обкуренных гостей раз за разом развлекать, до хера и больше.

– Гости – это хорошо, – оживился я, пропуская мимо ушей слово «обкуренные». – Люблю гостей.

– Да, вообще-то, не очень.

– Что «не очень»?

– Гостей, говорю, ты не очень любишь. В последнее время особенно.

– В последнее время – это когда тебя встретил, и нафиг мне все остальные не нужны стали?

Василий полыхнул жаром так, что я, не глядя, почувствовал.

– Нет. Но мне эта версия ужасно льстит.

– Опять врешь, – ласково ткнул пальцем в его непробиваемый бок я. – Я в тебя, наверное, с первого взгляда влюбился. А ты? Долго ты мне сопротивлялся?

– Леша, давай лучше к тебе вернемся, – нервно поиграл пальцами загипсованной руки Василий. – Вдруг ты все-таки что-нибудь вспомнишь?

– Нет, – ответил я после недолгого ковыряния в себе.

– Что «нет»?

– Не хочу вспоминать.

Дико, конечно, но знать о своем прошлом мне резко расхотелось. Может, потому что я был не готов к этому морально? Ногу где-то потерял, в жопу мира зачем-то переехал и друзей обкуренных завел. Дурак дураком!

– Не смешно! Ты что, ребенок, что ли? – заворчал Василий. – Жить-то дальше как думаешь?

Я стер хмурую складку с его лба пальцами и поцеловал в губы.

– Счастливым. У меня есть деньги, дом и ты. Так ведь? Больше ничего и не надо.

– Тебе «ничего больше не надо»? У тебя в заднице не шило, а пропеллер! Недаром тебя при слове «деревня» перекосило. Не твоего масштаба поселение. Москва, Нью-Йорк, Рио де Жанейро – другое дело.

– Откуда ты знаешь, что я в этих городах был? Рассказывал? Может, врал, чтобы на тебя впечатление произвести?

– Ты не рассказывал, но стены в доме фотками твоими на фоне главных достопримечательностей всего мира увешаны. Есть на что посмотреть.

– А ты на что больше смотрел: на меня или на достопримечательности?

Василий полыхнул ушами и обнял меня так, что возле левой ключицы хрустнуло. Я рассмеялся.

– Можешь не отвечать, все и так понятно.

– Да ну тебя, – проворчал он.

Посопел носом, а потом прихватил меня рукой за шею, под затылок, и маньячно исцеловал левую половину лица, заканчивая долгим поцелуем в губы. Отстранился. Чмокнул в нос.

– Давно хотел это сделать.

– Что тебя останавливало?

– Ты.

– Правда?

– Да.

– А почему я тебя останавливал?

– Потому что ты дурак.

– Не очень лестное определение.

– Зато верное. Временами.

 – За это твое милостивое «временами» разрешаю целовать меня когда, куда и как угодно, – рассмеялся я.

Он вздрогнул, взлохматил солнечные вихры на голове и посмотрел на меня серьезнее некуда:

– Поклянись, что не передумаешь.

– Клянусь, – улыбнулся его воинственному виду я. – Расслабься. Я слов на ветер не бросаю.

– Что есть, то есть, – нехотя согласился Василий, встал с кровати и отошел к окну.

Я картинку заценил и неожиданно понял, что меня, ни черта не помнящего, но ляпнувшего про «любимого» первым делом, в нем зацепило: не чумовая фигура, не солнечные вихры и даже не конопушки, а сумасшедшая разница между телом юноши и много чего повидавшими глазами мудреца.

Сердце пропустило удар…

Я стою на крыльце, ловлю диковинные снежинки пальцами и не могу оторвать глаз от лениво ковыряющего снег на дорожке лопатой могучего деревенского парня, который то и дело бросает на меня крайне заинтересованные взгляды. Я не могу их игнорировать. Они будят во мне того, кто умер. Того, кто уже два года как даже не думает о сексе. Того, кто вспоминает о нем, когда парень, заметив мой интерес, перестает притворяться, что работает: подходит ко мне, смотрит в лицо хитрющими зелено-голубыми глазами, а потом стягивает с головы черную пидорку, являя миру золото растрепанных волос, и расправляет плечи. «Косая сажень в плечах». Теперь я знаю, что это выражение значит.

– Босс? Хотели чего?

– Тебя, – беззвучно отвечаю я, зная, что никогда не скажу этого вслух.

Я потер глаза, прогоняя воспоминания… и вину. Не я сделал Василия таким! НЕ. Я. Я люблю его и никогда не причиню вреда. Другое дело удовольствие. Я обшарил сногсшибательную фигуру у окна жадным взглядом и зажмурился, призывая воспоминания, в которых заставляю его стонать от наслаждения, но обломался. Ладно. Новые заработаю. Получше прежних! Я открыл глаза, поднялся на ноги и решительно протопал к не в меру задумчивому парню, через пару шагов забывая о протезе напрочь. Приложился к его широкой спине лбом, обнял.

– Идем домой, нечего нам здесь делать.

– Леша, давай я сначала с врачами поговорю. Зачем гонки с препятствиями на ровном месте устраивать? У тебя сотрясение мозга и порез, который даже зашивать не стали.

– Поэтому голова в бинтах?

– Да. Замотали скорее для устрашения, чем по надобности. А у меня всего лишь трещина в лучевой кости.

– Тогда что ты в больнице забыл?

– Тебя. Ты как вчера вечером сознание потерял, так в себя и не пришел. Я не мог оставить тебя одного.

– Да ты ж моя лапа, – умилился я, развернул Василия к себе лицом и снова поцеловал в губы, спеша набрать новые и крайне позитивные воспоминания.

– Выпишут чин по чину, и пойдем. Лады?

– Лады. Но у тебя на все про все – полчаса. Я как раз на горшок схожу и умоюсь. Вернусь – чтоб с вещами на пороге стоял. Угу?

– Угу, – кивнул он, прихватил с тумбочки телефон и ринулся из палаты, сломя голову, забыв даже натянуть штаны.

Я не спеша оделся, откопав одежду в шкафу возле двери, прогулялся в туалет, возмутился отсутствию зеркала, выдернутого с мясом, судя по всему, совсем недавно, умылся, чертыхаясь от неприятно коловшейся щетины на морде, а когда вернулся, Василий ждал меня возле дверей во всеоружии: линялые джинсы, небольшой рюкзачок на плече и куча бумажек в здоровой руке.

– Идем?

– Идем, – согласился я и бодрым шагом потопал по гулкому больничному коридору в новую жизнь.

…

– У меня что, мания величия? – растерянно спросил я, выходя из старенького, но вполне себе бодрого и ухоженного Крузака, в котором Василий привез меня в замок, именуемый моим домом.

На фоне древних развалюх, простецких дачных коттеджей и прочей мелочевки он выглядел… по-идиотски. Буква П с тремя готическими башнями и фонтаном в центре ансамбля – слон в посудной лавке старьевщика.

– Есть немного, – хмыкнул Василий, обшаривая глазами окрестности в некотором беспокойстве.

Подъездную аллею. Спуск в подземный гараж. Окна на всех трех этажах. Деревья, кусты и статуи парка вокруг дома.

– Что случилось? – коснулся его плеча рукой я.

– Ничего, – вздрогнул он и отвел глаза.

– Опять врешь?

– У тебя что, детектор лжи в подкорку встроен?

– Все может быть, – улыбнулся я и потянул его в дом. – Идем, экскурсию проведешь. Имей в виду, первым делом я хочу увидеть нашу спальню. И это намек, если ты не понял.

– Понял. Но эта спальня не наша. Она твоя.

– Наша, – строго посмотрел на Василия я. – Не спорь со мной!

Он спрятал улыбку за неопределенным хмыком, открыл дверь и отступил в сторону:

– Прошу. В обморок только не падай, диктатор.

– Не дождешься, – рассмеялся я, делая шаг внутрь.

И подавился смехом, потому что внутренне убранство замка прямо-таки кричало о том, что его владелец – серийный маньяк-убийца, махровый садист, вампир и пожиратель младенцев в одном лице. Красное, темно-зеленое и черное. Ломаные линии современного интерьерного дизайна в стопроцентно классических архитектурных решениях. Картины исключительно кровавого или развратного содержания. Разрисованный в колючую проволоку и жуткие скелетообразные лица концертный рояль.

– Блять, это что за хуйня?!

– Я спросил тебя об этом теми же самыми словами, – обнял меня за плечи здоровой рукой Василий. – Ты сказал, что это плод размышлений о смысле жизни.

– Нездоровые какие-то размышления, не находишь?

– Нахожу. Но этот рояль – всего лишь цветочки. Не самые страшные, между прочим.

Я прихватил его за талию. Это помогло успокоить нервы и разбушевавшееся воображение. Если холл моего дома такой, что тогда творится в спальне?!

– Василь, я же не клинический сумасшедший?

– Вроде нет, но я не уверен.

Я обиженно ткнул его в бок пальцем, он поцеловал меня в губы. Я прихватил его за ягодицы и вернул поцелуй. Он прижал меня к роялю и обшарил здоровой рукой так мучительно медленно и ласково, что я его за это покусал. Досталось и бычьей шее, и дельтовидной мышце и даже головке бицепса.

– Дразнишь? – выдохнул мне в ухо Василий.

– Предупреждаю, – запустил пальцы в его солнечные вихры я.

Скрутил в кулаке пряди, вынуждая откинуть голову назад и подставить мне беззащитное горло. Поцеловал кадык. Проложил дорожку губами к колючему подбородку. Куснул нижнюю губу…

– Черт бы тебя побрал, провокатор! – вскипел Василий. Подхватил меня под задницу, подсаживая на… и взвыл от боли в загипсованной руке.

– Блять! – опомнился я. – Прости, я не хотел.

– Еще как хотел, – глянул на мой пах Василий, баюкая руку.

Я от его взгляда чуть не кончил, но «чуть» не считается, так что пришлось мне идти дальше куда как аккуратнее. Какого хера джинсы такие узкие? И так яйца прищемили, а тут и вовсе невмоготу! На втором этаже я не выдержал: перестегнул ремень на следующую дырку и расстегнул ширинку, давая место выпирающему стояку. Василий на мои манипуляции ушами полыхнул, но и только. Скромняшка какой. Учтем на будущее.

– Вот фото, о которых я говорил.

Я послушно посмотрел на стену напротив окон, вдоль которых тянулся коридор. Париж. Вена. Сидней. Акапулько. Москва. Берлин. Осло. Лондон. Блять, ну я и потаскун! Весь мир объездил. Перед фото себя любимого на фоне Тибетского монастыря я притормозил.

– Моя любимая фотография, – остановился рядом со мной Василий. – Ты здесь…

– Нереально красивый? – подсказал я, любуясь ангельски прекрасным и совсем еще молодым парнем от всей души.

Лет 18, наверное. Наивный до жути. Любящий всех и вся. Ему бы пару крыльев – и в небо. Даже не верилось, что такая идеальная красота на самом деле существует. Мало того, она и есть я. То есть была мной три года назад. До того, как я потерял ногу и начал рисовать всякую непотребную херню на концертных роялях.

– Настоящий, – поправил меня Василий. – Я как посмотрел в твои глаза на этом фото, так и пропал. Твоя душа куда красивее тела, как бы ты над ней не издевался.

Мне от его ответа не по себе стало, так что я двинулся дальше. К комплиментам своей внешности я привык, а вот насчет души… Не уверен, что вспоминал о ней, когда шарахался по миру в поисках приключений. Я задумался, вспоминая фотографии. Очень профессиональные фотографии. Нереально идеального меня в стильной и явно сшитой на заказ одежде. Понятно, почему меня так от потерянной ноги плющило.

– Василь, я был моделью?

Он не ответил. А чего отвечать? Все и так понятно. Распахнул двустворчатые двери в конце коридора, замешкался на мгновение, а потом отступил в сторону и бравым голосом шагающего в бездну самоубийцы объявил:

– А вот и твоя спальня.

Я с опаской заглянул внутрь и остолбенел. Все в доме было кроваво-черным и тошнотно-болотным, но спальня… Она была абсолютно, болезненно, девственно белой. Стены, светильники, столы, стулья, кровать с балдахином, даже ковер и пол под ним!

– Блять. Я все-таки псих.

– Ты – это ты, – сказал Василий тихо-тихо, обнял меня и поцеловал в висок. Мне сразу полегчало. – Заходить будем?

– Нахер-нахер, – захлопнул двери я. – В этом доме есть нормальное место?

– Нет.

– Что, даже кухня подкачала?

– Не надо про кухню. Мы стараемся туда не заходить, особенно ночью. Есть, правда, гостевые комнаты, но они… ээээ… тематические.

– Это как?

– Садо-мазо, средневековая пыточная…

– Можешь не продолжать. Знать не хочу!

– И правильно делаешь.

– А еще я здесь ни минуты не останусь, – сказал я и выжидательно уставился на Василия.

Надеюсь, у него хватит ума позвать меня к себе в гости? Он намек уловил, но с приглашением торопиться не стал. Потоптался, вихры почесал, повздыхал тяжело, но я многозначительно молчал, так что у него просто не осталось выбора.

– Леша…

– А?

– Может, ты с недельку у меня поживешь? Пока в доме интерьер переделывать будем.

– Неделю? – засомневался я. – Тут три этажа упоротого дизайнерского бреда. Уверен, что это безумие можно так быстро уничтожить?

– Семеныч, который у тебя дворником-садовником работает, раньше контору держал по ремонту квартир. Братки его чуть живым не закопали, когда бизнес отбирали, вот он из города и свалил.

– Это ты сейчас к чему?

– К слову.

– А если по делу?

– Если по делу, то Семеныч – очень хороший мастер, да и связи у него остались. Бригаду на раз соберет и все тут переделает, глазом моргнуть не успеешь.

– Завтра же с ним переговорим! А теперь поехали отсюда. Не хочу иметь ничего общего с тем психом, который в этом доме жил.

– Ты не жил, – тихо-тихо сказал Василий. – Ты умирал.

Я сделал вид, что не услышал.

…

Домик Василия был настолько обычным, что мигом привел мои потрепанные увиденным в замке беспределом нервы в порядок. Длинные сени, упирающиеся в туалет, переделанный из чулана, направо из прихожей вход в сам дом. Большая кухня, она же столовая, с русской печкой, зал и спальня. Простецкая мебель, немытая посуда в мойке, гора одежды в кресле и не заправленная постель. Полосатый и наглый до невозможности кот на ней. Если бы не бардак, все было бы вполне себе ничего.

– Ты это, не гноби меня сильно, ладно? – покраснел под моим многозначительным взглядом Василий и незаметно запихнул ногой грязные носки под кровать. – Я гостей не ждал.

– Опять врешь, – покачал головой я.

Постучал пальцами в опасной близости от анальной пробки и кучи разномастных презервативов, валяющихся на комоде рядом с кроватью. Рассматривать остальное не хотелось. Ревность скалила зубы, но я не давал ей волю. Рано еще.

– Это все для кого?

– Не для тебя, – решительно сгреб барахло в верхний ящик комода пунцовый от стыда (я надеюсь, что от стыда) Василий.

– А для кого?

– Для тех, кто был до тебя.

– И много их было? – не отставал я.

– Много, – неожиданно твердо ответил Василий и посмотрел мне в лицо. – Я… Я местный блядун.

– О как.

– А чего ты хотел? Чтобы я девственником был? Мне 24! Я мужик со всеми вытекающими! Трахал всех, кто под руку подворачивался. И женщин, и мужчин.

– Отныне все будет иначе, – сказал я и припер его к комоду. – Вздумаешь мне изменять – прибью. Ты видел мой дом, и знаешь, что я на это вполне способен.

– Я не собираюсь тебе изменять, – склонился ко мне Василий. Обхватил ручищей за шею и затылок. Коснулся губами губ. – Но я не только видел твой дом. Я прожил в нем полгода бок о бок с тобой и знаю совершенно точно: ты никому не сможешь причинить вреда. Только себе. Но я тебе этого больше не позволю.

– Больше? – насторожился я.

– И меньше тоже, – поцеловал меня Василий и невесомо пополз губами по моей левой щеке.

Эх! Был бы я чисто выбрит, почувствовал бы прикосновения куда лучше! Василий накрыл теплом мочку уха, и я забыл, о чем ворчал, а он прошелся языком по впадинке под ней, спустился по шее до ключицы и подтолкнул меня к кровати. Я сел на нее, повинуясь властной руке…

– Мявк!

– Блять!

– Твою ж мать, Тимофей!

…

Вооруженный нейтралитет – штука ненадежная. Помятый Тимофей следил за мной с печки, не отводя яростных зеленых глаз ни на секунду. Я сидел на стуле возле кухонного стола и терзал в руках большое махровое полотенце, мечтая отлупить зловредного кошака так, чтобы в его полосатую голову больше ни разу в жизни не пришла даже тень мысли запустить в меня когти. Василий виновато сопел за моей спиной, замазывая царапины на пояснице йодом.

– Есть хочу, – нарушил повисшую тишину я. – Ночь на дворе, а у меня со вчерашнего вечера маковой росинки во рту не было.

– Надо посмотреть, что в холодильнике завалялось, – без особого энтузиазма предложил Василий, заканчивая экзекуцию и возвращая на место футболку. Поцеловал меня в макушку. Обнял здоровой рукой.

– Почему-то мне кажется, что ни черта у тебя там нет, – погладил его ручищу я.

– Не зря кажется. Я же последние полгода дома появлялся, дай бог, раз в сутки, кота покормить.

– Есть хочуууу, – прикинулся умирающим я и поднял лицо вверх, напрашиваясь на поцелуй. Получил, что хотел, и продолжил: – Ты меня приручил?

– Я бы так не ска…

– Приручил. Корми теперь!

– Леша, время полночь. Магазин в нашем захолустье до десяти вечера работает. Где я тебе еду найду?

– Ты хочешь, чтобы я у тебя на руках умер?

– Не шути так! – аж передернулся Василий. – Единственное доступное место, где еды завались, – холодильник на кухне в твоем замке.

– Так чего сидим? Кого ждем? Поехали!

– Ты помнишь, что от меня до тебя полчаса езды по ухабам? Пока туда, пока там, пока обратно – уже утро.

– А без машины никак? У тебя из окна спальни мой дом, как на ладони. Совсем ведь рядом.

– Речку ты как бы не заметил?

– Заметил.

– И что? Ты умеешь ходить по воде?

– Василь, не тупи! Речка неширокая – штурмом ее возьмем на раз. Ты только представь: пять минут – и мы наедимся вкусняшек от пуза.

– Ну… – замялся Василий, но мысль о плотном ужине явно пришлась ему по душе. Он же наверняка больше меня проголодался, с таким-то телом. – На самом деле, на реке брод есть, от тополя за моим забором начинается. По нему летом, не намочив ног, пройти можно.

– Вот видишь! Все одно к одному, – обрадовался я. – Идем.

– Не все! Ночью идти опасно. Тучи на небе, ни зги не видно. Брод бродом, а течение на реке быстрое, да и омуты с водоворотами никто не отменял.

– Так, хватит придуриваться. Ты этот брод наверняка как свои пять пальцев знаешь. Вряд ли ты своего кота кормить на машине в рабочее время ездил.

– Логично. Но…

– Не спорь со мной! Я все решил. Фонарики есть?

– Есть, но ты помнишь, что я про кухню говорил? Там Ад. Может, до завтра потерпим? – предпринял последнюю попытку меня отговорить Василий. Понял, что это бесполезно, и полез в шкаф за фонариками, бурча себе под нос: – Что за человек? Шило в заднице! Голова в бинтах, мозги в кашу, из больницы три часа назад вышел – а все одно в пекло лезет.

– Есть хочу! – отрезал я.

Василий вылез из шкафа, вручил налобный фонарик и запихнул меня в свою летнюю штормовку, которая повисла на мне, как на вешалке (не до колен, конечно, но почти), жестоко оскорбляя мое чувство прекрасного.

– Василь, а поменьше у тебя ничего нет?

– Нет. Эта курт… этот плащ тебе вполне подойдет. Не хочу, чтобы комары выпили из тебя всю кровь до того, как это сделаю я.

– Кровожадненький ты мой, – умилился я и выпинал его на улицу: – Идем грабить кухню.

…

Протез – штука хорошая, но не настолько, чтобы скакать на нем по мокрым камням в темноте, так что брод я переехал на Василии верхом.

– Слушай, а на нас собак не спустят? – спросил я, едва обрел песок пляжа под ногами, задним числом вспоминая, что в домах богатых индюков вроде меня всегда есть охрана.

– У тебя видеокамеры понатыканы на каждом шагу. Все об этом знают, а потому в охране надобность отпала, как и в заборе со стороны реки. Да и не сунется в твой жуткий дом никто. Нервы дороже.

– Если ты таким образом хочешь меня запугать, то обломайся. Давай, пошевеливайся. Есть хочу!

– Да иду я, иду, – проворчал Василий, бряцая ключами от дома в кармане. – Тропинку видишь впереди? Фонарями освещенную и мраморными плитами выложенную.

– Да, – кивнул я, но едва сделал в ее сторону шаг, как тут же был отдернут назад за шиворот. – Эй!

– Ни в коем случае туда не ходи.

– Почему?

– В начале мая сумасшедшие гости в лабиринте из туи, через который тропинка проходит, Техасскую резню бензопилой устроили. Ты убирать запретил, а на дворе август. Там травой все поросло. В общем, зрелище не для слабонервных.

– И что мои сумасшедшие гости там резали?

– Тела.

– Чьи?

– Человеческие.

– Василь, блять, не смешно!

– Прости, – искренне покаялся он, поняв, что с нагнетанием обстановки переборщил. – Я трупы для вашего развлечения у киношников заказывал. Они их как настоящие сделали! Жуть. Окровавленные ошметки…

– Понял, не продолжай. Хотя нет. Скажи, я тоже человеческие тела бензопилой потрошил?

– Можно я не буду отвечать?

– Да или нет?

– Отстань! – передернул плечами Василий и двинулся по тропинке вдоль берега к правому крылу дома. – Ты же не хотел ничего вспоминать.

– Я и не хочу. Но на вопрос, будь добр, ответь.

– Нет, не потрошил.

– Почему?

– Потому, что я запер тебя в чулане и выпустил, когда все закончилось.

 – Я тебя за это не убил?

– Нет, как видишь.

Нежность в голосе Василия заставили мое сердце пропустить удар…

Я сижу в маленькой пыльной комнатушке в окружении швабр, ведер и прочего подсобного хлама, сжимая в руках догорающую свечу, и мечтаю о том, что сделаю с тем, кто меня здесь запер. Как ни странно, крови, оторванных конечностей и сломанных костей в мыслях нет, а есть постель, наручники и страпон.

Идей о том, как именно я буду все это использовать, много, но дверь открывается, обрывая крайне неприличные фантазии на середине, и сильная рука аккуратно вытаскивает меня в полутемный коридор. Василий внимательно смотрит мне в лицо, а потом облегченно выдыхает и начинает виновато смахивать с моей одежды пыль.

– Гости закончили потрошить трупы и уехали бухать в Чусовой.

– Вот дерьмо, а я так никого и не порезал, – говорю я, но облегчение в голосе выдает меня с головой.

Я не хотел никого резать! Я хотел, чтобы буйные ублюдки убрались из моего дома к чертовой матери и оставили меня один на один с любимым. Хотя… О чем я мечтаю? Глупец. Он никогда не полюбит меня по-настоящему, а его жалость мне не нужна ни под каким соусом.

– За это ты заслужил бонус.

– Какой?

– Сладкий, – неожиданно обхватывает меня рукой за шею, под затылком, Василий и целует в губы. Впервые.

– Леша, ты чего застыл? С тобой все в порядке?

– Да.

– Точно? – не поверил Василий и посветил мне фонариком прямо в лицо.

– Блять, придурок! Убери фонарик! Нормально все. Сказал же!

– Прости, прости, просто у тебя лицо такое… аж мурашки по спине. Бррр.

– Боишься, что я тебя порешу и в омут с камнем на шее сброшу?

Он обнял меня крепко-крепко и прошептал в висок:

– Зайка, я боюсь не тебя. Я боюсь ЗА тебя.

– Тогда ты сделаешь все, чтобы мы не умерли с голоду и добрались до холодильника как можно быстрее, – сменил тему я. К черту прошлое и явно психованного меня! – Есть хочу!

– Ты не зайка, ты осел, – заворчал Василий, закинул меня на закорки и двинулся к дому рысью.

– А ты лошадка!

Я облепил его собой как можно плотнее вовсе не для того, чтобы на нем удержаться. Он был надежным, как якорь. За кого мне еще держаться, если не за него? Тонуть в море безумия снова мне не хотелось категорически.

– Я не лошадка, а жеребец!

– Полегче нельзя, жеребец? – едва не прищемил язык я. – Рысь у тебя больно тряская.

– Гляньте на него, а? Его везут, а он недоволен, – заворчал Василий, переходя на шаг. – Поросенок неблагодарный!

– Я зайка. Милый и пушистый.

– Угу. Когда спишь зубами к стенке. Все остальное время ты тиран и сатрап.

– Я тебя за шкирку, как кутенка, не таскал, так что кто тут тиран – большой вопрос, а за самодура ответишь. Чуть позже. Дай только до дома добраться.

– Напугал ежа задним карманом брюк, – рассмеялся Василий и поставил меня на ноги перед обитой массивным железом дверью. – Из кухни живыми выйдем, тогда и поговорим.

– Что может быть хуже холла и спальни? – отмахнулся я.