Текст книги "Just got broken (СИ)"
Автор книги: Vi_Stormborn
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 8 страниц)
========== 01. Она устала ==========
Маринетт тихо выдыхает, закрывая лицо ладонями.
Маленькое тело снова пробивает дрожь, а соленые капли вновь мчатся по щекам вниз и скапливаются на остром подбородке.
Прошло уже около часа с того момента, как она вошла домой, но Маринетт так и не сдвинулась с места.
Как села спиной к комоду, подтянув к себе согнутые ноги, так и не вставала.
Потому что – не верила.
Потому что – это случилось первый раз.
За всё то время, что она носила на своем лице маску ЛедиБаг, Маринетт ни разу не допускала, чтобы мирный житель пострадал.
Не говоря уже о близких людях.
Она снова сдавленно всхлипнула, крепко зажмурив глаза.
Но это не помогло избавиться от пляшущего под веками лица Альи, которая, прижимая руки к животу, пыталась не позволить багровому пятну разрастись по клетчатой оранжевой рубашке.
Маринетт громко выдыхает и трясет головой, прогоняя слезы и стараясь перестать снова и снова прокручивать этот сюжет в голове.
Эти секунды, когда она, громко крикнув «Алья!», помчалась в сторону падающей на землю подруги, прикрывая рот ладонью.
Когда Кот, выбив из рук преступника уже не заряженное ружье, повалил его на землю, прижимая повернутую в сторону голову ногой к влажному от дождя асфальту.
Преступника, который целился в ЛедиБаг. Но который промахнулся.
И когда Маринетт, истерично вызвав скорую помощь, прижимала руки к животу подруги, промакивая чем-то, что подарил супер-шанс.
Дюпэн-Чэн запрокинула голову вверх, с силой комкая пальцами невидимую пыль в вытянутых руках и снова протяжно выдыхая.
Алья осталась жива.
Пуля не задела жизненно важные органы, только повредила ткани в области талии, но…
Ей понадобилось переливание крови. И Маринетт в который раз, стоя в образе ЛедиБаг с пикающими сережками в ушах, не могла ей помочь, замерев в приемной.
– Ей нужен донор, – громко сказала тогда медсестра, и несгибаемая спасительница Парижа залилась слезами.
Потому что у них были одинаковые группы крови.
И она не могла ей оказать помощь.
Через двадцать минут нашли добровольца с той же группой.
Каково же было удивление Маринетт, когда в палату влетела Хлоя Буржуа со словами:
– Не думайте, что это меняет моё отношение к этой девчонке, я просто дочь мэра. И я – ваш единственный шанс, так что обращайтесь со мной, как подобает.
В ту секунду что-то мелькнуло в глазах Буржуа, но Маринетт так и не смогла понять, что именно.
Подав подписанный отцом документ о разрешении сдачи крови несовершеннолетней, Хлоя прошла в отделение, закрывая перед носом ЛедиБаг дверь.
Они чуть было не опоздали, но Алья осталась жива.
– Выкарабкается, сильная девочка, – заметил пожилой доктор, снимая маску с лица. – Вы – родственница?
Он обращался уже к Маринетт, которая, избавившись от трансформации в подсобке, стояла возле палаты Альи, почти не дыша, и смотрела через стекло на её едва вздымающуюся грудную клетку, трубки с иглами, вставленные в руки, и маску на бледном смуглом лице.
– Подруга, – хрипло исправила она, не сводя с неё глаз.
– Простите, мисс. Можно только родственникам.
И опущенная теплая ладонь на острое плечо Дюпэн-Чэн вернула её в реальность.
Девушка вздрогнула, несколько раз моргнула.
Невидящим взглядом уставилась в глаза доктору.
– Поправится, – сорвался шепот с её губ. – Она поправится?
Он кивнул, чуть улыбнувшись. И отправил Маринетт домой.
Она не помнила, как добиралась. Не помнила, как вошла к себе.
Помнила только, как внезапно оказалась в своей комнате с покрасневшими от слез глазами и одной мыслью в голове: «Я устала».
Маринетт Дюпэн-Чэн устала от всего этого. Устала от двойной жизни.
Устала от того, что её близкие всегда в колоссальной опасности.
Устала от осознания того, что её жизнь больше никогда не будет прежней.
Что она связана с Тикки по рукам и ногам на неопределенный срок.
Она устала.
Она истощена, вымотана. И вишенкой на торте стало то, что во время очередного ночного патруля они с Котом оказались в том проулке.
Черт знает, зачем Алью понесло туда в одиннадцатом часу.
Глупая. Глупая девчонка.
Маринетт впервые допустила это. Маринетт впервые увидела это.
Настоящую опасность. Без акум, без фокусов Бражника.
Реальную угрозу.
Вылитую из свинца, смертельно быструю. Которая чуть было не отправила на тот свет дорогого ей человека.
Она устала.
От всей ответственности, которая навалилась на её плечи.
От того, что она забыла, что значит быть просто подростком.
От вечно нависающей – как черное облако – опасностью над её головой.
Она устала. Она просто сломалась.
– Я устала, – хрипло сквозь слезы выдавила Маринетт, качая головой из стороны в сторону. – Устала от этого. Я хочу, чтобы всё закончилось…
Маленькие балетки с гулким звуком хлопнули по деревянному полу, когда рама внезапно распахнувшегося настежь окна громко задребезжала, вынуждая Маринетт резко подняться на ноги.
Она подошла к окну и закрыла его, глядя на то, как над Парижем снова нависает непогода. Сильный ветер и морось была мелочью по сравнению с тем, что надвигается сейчас.
Девушка тихо выдохнула и, задернув шторы, повернулась назад. И вдруг…
– О, Боже! – воскликнула Маринетт, хватаясь против воли за сердце и отпрыгивая назад. – Кто вы такой?! Как вы сюда попали?!
– Я услышал твои слова, дитя моё, – протянул низкий мужчина преклонного возраста с острой седой бородкой.
– Кто вы?! Что вам нужно от меня?! – взволнованно проговорила Маринетт, широко распахнув глаза. – Мам!
– В этом нет необходимости, – заверил её внезапный гость, успокаивая вытянутой вперед рукой. – Я – мастер, – представился он, и Маринетт скептически на него посмотрела.
Да ей не горячо и не холодно от этого заявления. И не особо-то хочется вникать в слова мимо проходившего – из воздуха появившегося – старца в красной рубашке в цветочек.
– Сережки. Я передал тебе шкатулку…
Маринетт сжала руки в кулаки. Против воли. Закусила нижнюю губу, смаргивая снова наворачивающиеся слезы.
Это был он. Словно сотню лет назад. Она вспомнила.
– Я услышал твои слова, – он немного подождал, обдумывая слова, – и могу тебе помочь.
Дюпэн-Чэн чуть расслабилась и, набравшись смелости, сделала несколько шагов вперед.
– Как? – словно не своим голосом спросила она, сглотнув.
Мастер потянулся во внешний карман на рубашке и вытащил небольшой пузырек, в котором находилась фиолетовая жидкость. Он взял его в руку и, кивнув на него, снова обратился к Маринетт.
– Этот эликсир я хранил на особый случай. Экстренный, – он заглянул девушке в глаза. – Твой случай.
Дюпэн-Чэн уже не на шутку заинтересовалась и присела на стул, внимательно продолжая слушать.
– Если ты его выпьешь, твоя личность разделится на два самостоятельных человека: на ЛедиБаг, – он запнулся, – и Маринетт.
– О, Боже, – выдохнула девушка, расширив глаза. – Это значит, что я смогу…
– … освободиться от привязанному к твоим запястьям грузу, – закончил он за неё. – Спасительница Парижа останется, а ты сможешь снова жить той жизнью, которая была у тебя до того момента, как ты споткнулась на светофоре, встретив меня, и рассыпала свои пирожные…
Маринетт громко выдохнула, цепляясь взглядом за свою заветную мечту в его руках, и встала с места, подходя ближе.
Она сможет жить. Жить, как обычный подросток.
Этого она и хотела. Никакой героической ерунды, никакой опасности для жизни близких ей людей.
Никакого Бражника.
– Согласна, – кивнула она, протягивая вперед руку.
Мастер отдал ей пузырек без лишних слов, а Маринетт…
Боже, Маринетт.
Если бы не нависшее над её головой облако горя, если бы не затуманенное болью сознание, если бы были здоровые нервы и отсутствовало душевное расстройство…
Она бы поняла.
Она бы увидела. Не смогла бы не заметить.
Но она ловко открывает пузырек и разом заглатывает содержимое флакончика, громко сглотнув.
Мятная жидкость покатилась по пищеводу, все ещё слабым привкусом отдаваясь во рту.
Сначала Маринетт улыбнулась, ведь теперь все должно будет стать хорошо.
Но потом она посмотрела в сторону мастера, и улыбка пропала с её лица. На его месте порхала фиолетовая бабочка.
И она всё поняла.
Но было поздно.
Живот скрутило узлом, и Маринетт согнулась пополам, вскрикнув от резкой боли.
Боже, девочка.
Ты только что собственноручно подписала себе приговор.
И пути назад у тебя уже нет.
========== 02. Сыграем ещё ==========
Тело резко заломило так, словно под кожу ввели разом три сотни игл.
Маринетт зажмурилась и попыталась закричать, но вместо голоса из словно окутанной огнем глотки вырвался лишь сдавленный хрип.
Кожа на дрожащем теле девушки почти плавилась, и она чувствовала это.
Чувствовала, как внутри все разрывается на сотни кусков, ошметками разлетаясь по капсуле тела.
Причиняя резкую боль, которая набатом отдавалась в помутившемся сознании.
И в какую-то секунду Маринетт ощутила, как в грудной клетке что-то начало больно тянуть.
Она запрокинула голову вверх, вытянув по сторонам руки, и, крепко стиснув челюсти, зажмурила глаза.
Тянущаяся патокой боль прекратилась через несколько секунд, которые показались ей вечностью.
Дюпэн-Чэн медленно открыла глаза, понимая, что против воли от боли вышибло несколько слезинок.
И она замерла.
Прямо перед ней, сверкая алым латексом, с сжатыми в кулаки руками, стояла в расслабленной позе точная копия её. В образе ЛедиБаг.
Маринетт недоверчиво окинула своё отражение взглядом.
Всё тот же костюм. Все та же маска. Те же два темных хвоста по бокам.
Но глаза.
Боже, эти глаза.
Отливающие чернотой. Пропитанные ею.
Грязной, тягучей.
Которая заволакивает не только радужку, но и глазное яблоко в целом.
Просто бездонные омуты. Чертова дорога в Ад.
Новая ЛедиБаг презрительно скривилась, окидывая взглядом Маринетт.
– Посмотрите, какое жалкое создание смотрит сейчас на меня своими щенячьими глазами.
Дюпэн-Чэн непроизвольно прекратила дышать, глядя на неё.
Это была не та Спасительница Парижа, которую она ожидала увидеть.
Это было что-то совершенно иное.
Что-то, в чем была сосредоточена всегда глубоко запрятанная в душе Маринетт ненависть.
Скрываемая злоба, тайные мысли, чувства.
И Маринетт всё поняла.
Это была не часть её. Это была совершенно другая личность.
Которая знала всё о Дюпэн-Чэн.
Абсолютно.
– Ты – не я, – тихо прошептала Маринетт, отрицательно мотая головой из стороны в сторону.
Леди выдавила на лице змеиную улыбку, глядя на неё со слегка опущенной вниз головой.
– О, да. Тут ты права, – усмехнулась она. – Знаешь, как надоедает тысячи лет быть оболочкой других людей? Делать добро, которое мне к черту не нужно?!
Девушка только сильнее почувствовала закручивающийся в груди комок страха, когда Леди посмотрела на неё с нескрываемой насмешкой.
– Ты такая слабая, Маринетт Дюпэн-Чэн, – протянула она, притворно сочувственно причмокивая губами. – Наверное, именно поэтому мастер – такой же слабый – выбрал тебя.
Маринетт сглотнула, попятившись назад.
– Что ты… Что ты сделаешь? – против воли запинаясь на словах, пролепетала она.
Леди наигранно злобно засмеялась, запрокинув голову вверх, а после лениво опустилась на крутящийся стул Маринетт, закинув одну ногу на другую.
– В твоих услугах я больше не нуждаюсь, – спокойно отозвалась Леди, торжествующе улыбаясь. – Ты дала мне свободу.
Леди схватила со стола простой карандаш и начала его крутить между пальцами, параллельно с этим поднимаясь с места и шагая в сторону зеркала.
– Я даже готова оставить тебя в живых за такой подарок, – беспечно продолжила она, рассматривая свое отражение. – Да, капсула тела не комильфо, но мне грех сейчас жаловаться.
Она широко улыбнулась, поправляя волосы и думая о том, что всё равно отстрижет эти ненавистные хвостики под корень.
Маринетт всё ещё стояла в дальней части комнаты. Хаотично соображая.
Итак, что мы имеем.
Охваченная горем, она не поняла, что приходил к ней далеко не мастер.
Забрав из его рук фиолетовый эликсир, она его выпила.
Фиолетовый. Бабочка на месте Мастера.
Маринетт сглотнула.
И осознание окончательно оглушило её, пощечиной впечатавшись в побелевшее от страха лицо.
Акума. Она попала под действие акумы.
Самостоятельно и добровольно воспользовавшись этой магией.
Это дало совершенно другой эффект.
И теперь черная магия Бражника течет по её венам.
Это случилось впервые.
А это значит, что крутящаяся перед зеркалом ЛжеБаг – это истинное воплощение камня чудес.
И, судя по тому, что она видит, эта сущность не будет творить добро.
Она всё уничтожит. Она – воплощение зла.
Именно поэтому квами всегда были привязаны к людям.
Люди их контролировали, иначе всё бы покатилось в пекло.
Они бы устроили третью мировую.
Ох, Господи.
Маринетт, что же ты сделала?!
Она мечется взглядом по комнате, стараясь что-то придумать.
Её сущность нужно уничтожить. Любым способом.
Иначе случится непоправимое.
Пострадает не только Париж, но другие города. Другие страны.
Придется её убить. Собственноручно.
– Тикки, давай!
Маринетт кричит это раньше, чем пытается хоть немного подумать.
Она уже приготовилась к трансформации, зажмурив глаза, но…
Гулкую тишину комнаты прорезал ядовитый смех ЛжеБаг.
– Ты так ничего и не поняла, да? – с издевкой протянула она, сверкнув черными омутами. – Теперь ты свою подружку больше не увидишь.
Маринетт поджала губы, резко выдохнув, и ощутила, как в грудкой клетке разрастается тоска, смешанная с острой душевной болью.
– Смотри, – саркастично протянула ЛжеБаг, указывая на своё тело обеими руками. – Это костюм, не заметила? До тебя так и не дошло, что трансформация мне не грозит, да?
ЛжеБаг победно хлопнула в ладоши и покружилась на месте, всё больше и больше принимая мысль, которую она вынашивала в сознании тысячелетиями: она была свободна.
– Тикки, – тихо выдохнула Маринетт, прикрывая губы пальцами правой руки.
– О, можешь забыть об этом имени, солнышко, – усмехнулась она. – И можешь звать меня… Хм, твоё «ЛедиБаг» – это не имя, а смехотворное прозвище. Я бы предпочла просто «Ваше Высочество».
– Ты просто моя блеклая сторона, – резко набравшись смелости, произнесла Маринетт, оглушенная от осознания того, что Тикки стала вечной затворницей тела ЛжеБаг. – И я уничтожу тебя…
Резкий смех снова прорезал тишину комнаты, когда ЛжеБаг в три шага долетела до Маринетт, храбрость которой вмиг от этого улетучилась.
– Попытайся, – процедила она, нависая над съежившейся девушкой и прожигая её своим темным омутом насквозь. – Да только ты всё равно глупа, чтобы понять: что бы ты ни сделала…
Она ухмыльнулась, упиваясь от того, что Маринетт испытывает настоящий страх перед ней.
– …ты не сможешь уничтожить тьму, воплощением которой я являюсь…
ЛжеБаг отошла от неё, провела по телу руками, вызывая едва слышный скрип латекса, и подошла к окну, распахивая его настежь.
Над Парижем нависла черная туча. Непогода обещала быть несколько дней, сопровождаемая ветрами, дождем и возможностью шторма.
ЛжеБаг воодушевленно вдохнула дождливый влажный воздух и обернулась к уже сидящей на полу девушке через плечо.
– Это всё благодаря твоей ничтожности, Маринетт Дюпэн-Чэн, – кивнула она в сторону приближающегося за окном шторма. – И да, твой Котик, – она причмокнула губами, забираясь на подоконник. – С ним я повеселюсь, можешь не беспокоиться.
– Нет, не смей! – хрипло выдавила Маринетт, пытаясь встать на ноги.
– Сыграем ещё, Маринетт Дюпэн-Чэн, – напоследок бросила ЛжеБаг и скрылась в непогоде, выпрыгнув из окна.
Комнату прорезал свет от блеска молнии.
Холодный спертый воздух дрогнул от разразившегося грома.
Сухой асфальт начал темнеть под натиском крапающих слез тучных облаков, состоящих из липкой тьмы.
Маринетт схватилась дрожащей рукой за комод и, закрыв лицо ладонью, громко всхлипнула.
Она создала собственноручно оружие, которым непременно воспользуется Бражник.
Она создала реальную опасность.
Только не отлитую из свинца, а являющуюся её воплощением.
С бездонными черными омутами, вместо глаз.
Маринетт против воли вздрогнула, схватившись за голову.
По её венам всё ещё циркулировала черная магия Бражника.
========== 03. Затишье перед бурей ==========
– Маринетт?
Девушка почувствовала, как на её плечо опустилась чья-то прохладная ладонь.
Она непроизвольно вздрогнула и, часто заморгав, обернулась назад.
Адриан смотрел на неё с толикой неподдельного участия, кивая головой.
– Маринетт, тебя зовет учитель, – тихо прошептал он.
И Дюпэн-Чэн обернулась к преподавателю, невидящим взглядом исследуя образ молодой женщины.
– Маринетт, – снова окликнула она ученицу, – ты знаешь ответ на вопрос?
Брюнетка сжала в полосу губы.
Адриан, сидя за ней, смотрел на то, как она чуть заметно покачала головой из стороны в сторону.
Он не видел её лица, но представлял, что она чувствует.
Лучшая подруга всё ещё лежит под капельницей, улучшений почти нет.
За три дня хоть что-то должно было измениться, но…
Нет. Ничего.
Состояние Альи по-прежнему считается критическим.
– Маринетт, я понимаю, что тебе сейчас очень тяжело, но, пожалуйста, не уходи в себя, – негромко попросила её учительница, когда подошла к её парте.
Девушка кивнула.
Тишину класса прорезал громкий гул звонка, оповещающий об окончании урока.
– Ребята, домашнее задание абсолютно то же. Не забудьте про контрольную через урок. Можете быть свободны.
Класс негромко загудел, начиная собирать вещи, а Маринетт всё сидела.
И смотрела на пустующее место рядом, крепко сжав опущенные на колени руки.
Адриан хотел ей помочь.
Видит Бог, он хотел.
Рассказать.
О том, что помнит, как это было. Что видел своими глазами.
О том, что собственноручно повалил на землю преступника, глядя на то, как ЛедиБаг подлетает к падающей Алье.
Он хотел. Но он не мог.
– Маринетт…
Класс постепенно пустеет, только на первой парте всё ещё копошится с вещами Буржуа.
Адриан глубоко вдыхает и встает с места.
Он подсаживается к брюнетке, а та всё ещё сверлит глазами место, не замечая, что Агрест уже сел рядом.
– Хочешь поговорить об этом?..
Хлоя стиснула от злости челюсти, когда это увидела.
Когда Маринетт подняла глаза и уставилась на Агреста. Они о чем-то тихо говорили.
Блондинка замечала, как шевелятся губы Адриана, и периодически качается голова Дюпэн-Чэн.
Она не слышала слов. Не понимала, о чем шла речь.
Но не могла оторвать глаз от постепенно меняющегося выражения лица Адриана.
Сочувствие перетекало в недоверие, оно в удивление, а после в испуг.
Агрест коснулся руки девушки, а та в свою очередь вытащила её и, закрыв лицо ладонями, начала всхлипывать.
– Я должна тебе рассказать, – шептала Маринетт так тихо, чтобы её мог услышать только Агрест. – Не знаю, почему именно тебе. Просто чувствую, что ты меня поймешь…
– Господи, Маринетт, не могу поверить, что ты видела происшествие с Альей той ночью. Где же ты была? – взволнованно проговорил он, сжимая её руку.
– Это не важно, – всхлипнула она, закрывая лицо ладонями. – Важно то, что я сделала…
Она запнулась, крепко зажмурив глаза. И снова под веками заплясало жестокое выражение лица ЛжеБаг, заставляя её кожу стать гусиной.
– Что ты сделала? – напрягся Адриан, ближе наклонившись к девушке.
– Я разделила, – всхлипнула она. – Разделила личность…
– Что ты несешь? – нахмурился Агрест, совершенно запутавшись в происходящем.
И он почему-то пришел к выводу, что у Маринетт от горя помутился рассудок.
Какого черта?
Разделила. Каким образом она разделила личность?
Что за чушь?!
Брюнетка подняла глаза, набираясь смелости.
Маринетт даже не успела осознать, что прямо сейчас возле неё сидел предмет её воздыхания.
Что он касался её рукой.
Что проявлял участие, заботу.
Что она даже не заикалась.
Потому что всё это ушло на задний план.
Ибо ЛжеБаг и Алья заняли девяносто пять процентов мыслей, вытесняя прочее.
И она приняла решение. Она скажет ему. И будь, что будет.
– Я была Ле…
– Адриан!
Маринетт не успела закончить предложение, поскольку Хлоя с почему-то раскрасневшимися щеками шагала в сторону их парты, сжимая руки в кулаки.
Адриан чуть приоткрыл рот, не отрываясь от зареванных глаз одноклассницы, потому что постепенно в мыслях начал складывать факты.
– Хлоя, не сейчас, пожалуйста, – не глядя на блондинку, проговорил он.
– Не уж, сейчас, – вспылила она, всё ещё замечая, как под партой он ненароком касался пальцев Дюпэн-Чэн. – Мне сказали, чтобы я закрыла кабинет. Так что выметайтесь из класса, – она ткнула указательным пальцем в сторону Маринетт. – Вы оба.
– Хлоя, как можно быть такой…
Маринетт вскочила с места, быстро смахнула с щек слезы и, не дав Адриану договорить, вылетела из класса, цепко сжимая пальцами портфель.
– Вот зачем ты это сделала? – послышался Маринетт немного рассерженный голос Адриана, но ответа Хлои она не услышала.
Потому что уже вылетела на улицу, крепко обхватив себя руками и опустив голову вниз.
Почти теряя равновесие от сильного ветра и частой мороси.
И проклиная себя за то, что собиралась ему рассказать.
Глупая. Глупая-глупая.
И она впервые была рада, что манеры Хлои – которых не было – прервали её на полуслове.
Зачем. Зачем собралась рассказывать строжайшую тайну Адриану?
Он же… Просто Адриан. Он бы не понял её.
Наверное.
С другой стороны…
Это больше не было её тайной.
Потому что ЛедиБаг она больше не была.
И от осознания того, что ей не с кем этим поделиться, что-то больно скребло в груди поломанными ногтями.
Одиночество.
Она была одинока, несмотря на то, что постоянно была окружена людьми.
Маринетт вошла в дом и, не обронив ни слова, тихо прошла к себе наверх, запирая дверь и укладываясь на кровать.
Дюпэн-Чэн была уверена, что кошмар, преследующий ее вот уже третьи сутки, повторится, но все равно закрыла глаза.
Потому что она знала: уж лучше выпасть из реальности, чем компостировать себе мозги от мыслей, касающихся внезапного исчезновения ЛжеБаг.
Маринетт понимала: Квами что-то задумала.
И три дня без происшествий в городе – затишье перед бурей.
Комнату сотряс раскат грома, отдаваясь вибрацией в грудной клетке.
Брюнетка резко открыла глаза, принимая сидячее положение и жадно начала хватать ртом воздух.
Бледная кожа её лица была усеяна россыпью бисеринок пота, часть из которых запуталась в волосах.
Маринетт резко вскочила на ноги, открывая дверь, чтобы спуститься вниз.
Она должна поговорить. С кем угодно.
Должна поговорить об этом, иначе мысли попросту сведут её с ума окончательно.
Хотя бы с мамой.
Она поймет.
Наверное.
Потому что постоянный кошмар, в котором она умирает на вышке Эйфелевой Башни, уже ударяет нокаутом четвертые сутки по и без того шатким нервам.
– Мам! – нервно позвала Маринетт, спускаясь вниз.
– Да, милая? Я на кухне.
Миссис Дюпэн-Чэн с расслабленным выражением лица переворачивала на сковородке очередной блин, напевая незамысловатый мотив.
– Мам, мне нужно тебе кое-что рассказать, – издалека начала Маринетт, присаживаясь за стол на кухне.
Женщина обернулась к дочери и поразилась изменениям, которые с ней произошли.
Впалые щеки, мешки под покрасневшими глазами. Дрожь во всем теле и испарина на лбу.
– Что случилась, родная? – обеспокоенно подошла она к дочери, выключив плиту. – Что-то с Альей? Она пришла в себя? На тебе лица нет.
Маринетт глубоко вдохнула, подбирая слова. Не выпаливать же всю правду о себе разом?
– Нет, – запнулась Маринетт. – Алья всё ещё в критическом состоянии. Ничего не изменилось…
Она помолчала, стараясь успокоиться.
Хотя выходило из рук вон плохо.
Одно дело рассказывать маме о небольших передрягах на уроках.
О противных выходках Хлои или других темах.
Но сейчас.
Боже, сейчас ей нужно рассказать сугубо личное. То, что она в одиночестве вынашивает в мыслях.
То, что её ломает.
– Ты же знаешь, что есть Спасительница Парижа, верно?
– Конечно. Чудесная ЛедиБаг, – попыталась улыбнуться она, но вышло плохо.
Состояние дочери её пугало до крайности.
Случай с Альей здорово её поломал, но миссис Дюпэн-Чэн и подумать не могла, что всё так обернется.
– Мам, – Маринетт сделала паузу, – ты никогда не думала, что она ближе, чем ты думаешь?
Женщина непонимающе нахмурила брови, а после чуть улыбнулась.
– Ну, конечно, – стараясь сохранить жизнерадостность в голосе, отозвалась она. – Всегда придет на помощь. Словно живет по соседству. Что ты имеешь в виду, милая?
Маринетт громко выдохнула, откидываясь на спинку стула.
Это оказалось тяжело говорить. Очень.
А если не поймет? Если не примет?
Так, к черту.
Начала – заканчивай.
Давай, Маринетт, не принимай близко к сердцу сказанные ЛжеБаг слова.
Ты не слабая.
Ты с этим справишься.
– Мам, ЛедиБаг – это я…
На кухне повисло молчание.
Только стук веток одинокого дерева по стеклу и едва слышное шипение оставленного на все ещё теплой сковороде блина нарушал её.
– И я… Я не смогла справиться с двойной жизнью. Я просто…
Маринетт продолжала говорить, изредка бросая взгляд на мать, но по идее исследуя каждый закуток кухни.
– … просто сломалась…
Она выдохнула, чувствуя, как похолодели руки, а ноги начала пробивать дрожь.
– На моих руках чуть не умерла Алья, – сглотнула она, – и я… Я попросила, чтобы это закончилось…
Миссис Дюпэн-Чэн почти не дышала, слушая дочь. Смотрела на неё так, словно перед ней сидел другой человек.
Боже.
Вот так горе и ломает людей.
Кто бы мог подумать, что однажды что-то подобное сломает её дочь.
– Мастер дал мне эликсир. И я выпила его, а он…
Маринетт слушала свой голос и не могла поверить в то, что говорит.
Абсурд.
Господи, это выглядело так абсурдно.
И она попросту начала про себя молиться, чтобы мама приняла всё это.
– … разделил меня на две личности, – она перевела дыхание. – И теперь Париж в страшной опасности, потому что ЛжеБаг – не тот Спаситель, которым была я. Она – воплощение тьмы, созданной не без помощи магии Бражника.
Миссис Дюпэн-Чэн с опаской посмотрела на дочь, когда та опустила голову вниз. Но в следующую секунду снова попыталась сделать расслабленное выражение лица.
На кухне снова повисла тишина.
Маринетт сглотнула.
– Мам, пожалуйста, не молчи, – умоляюще посмотрела она на своего родителя. – Я говорю правду. Мам, – Маринетт опустила локти на стол, ближе наклоняясь к ней, – ты веришь мне?
Женщина тихо сглотнула, пристально глядя дочери в глаза.
Она медленно встала с места и подошла к сидящей на высоком табурете Маринетт, заключая её в объятия.
Миссис Дюпэн-Чэн опустила подбородок на макушку дочери, позволяя ей уткнуться носом в её фартук и успокоиться.
– Конечно, милая, – выдохнула она, доставая без резких движений из кармана брюк мобильный телефон и набирая комбинацию цифр. – Всё хорошо. Я тебе верю.
Маринетт улыбнулась, облегченно выдохнув, когда услышала эти слова, и крепко обняла мать, больше не сдерживая рвущиеся с начала разговора слезы.
Миссис Дюпэн-Чэн осторожно открыла верхний ящик столешницы и провела рукой по верхней стенке, выуживая небольшой шприц.
– Всё будет хорошо, милая, – её голос дрогнул. – Надеюсь, ты простишь меня.
– Мам…
Под правой лопаткой больно кольнуло, и Маринетт непроизвольно вскрикнула, выпрямляя спину струной и распахивая глаза.
– Мам, – панически проговорила Маринетт, глядя на то, как она, почти плача, взяла лицо дочери в ладони.
– Тебе помогут, милая, – дрожащим голосом сказала она. – Всё будет хорошо.
И горячая патока темного шоколада накрыла сознание девушки, отключая от реальности.
========== 04. Никто не поможет ==========
Стена из мороси бьет в лицо, в глотке барабанит сердце.
Она лежит на мокрой железной балке, не в силах пошевелиться.
Боль в ноге настолько сильная, словно по ней проехались катком, раздробив кость в щепки.
Волосы липнут к глазам, мешая видеть.
Удары сердца перерастают в гул как по наковальне, мешая сосредоточиться.
Искры в глазах тоже плюсом не являются.
– Кот, – хрипит она, когда силуэт со всей силы ударяет его в грудь, от чего он пошатывается и падает назад.
Силуэт оборачивается на её голос.
Пара секунд, похожих на замедленную съемку, после чего он подлетает к ней, нависая сверху.
Мокрая балка играет свою роль, когда Маринетт пытается привстать, и её рука соскальзывает вниз.
Тело камнем мчится в сторону покрытого дождевой водой асфальта.
Хриплый выдох из её груди, распахнутые в ужасе глаза и отдаляющиеся с каждой последующей секундой бездонные черные омуты.
Маринетт резко приходит в себя, порываясь вскочить с места, но не может этого сделать.
Веки, словно налитые свинцом, невозможно поднять.
– Пришла в себя, – слышится звонкий голос откуда-то справа.
– Отлично, – отозвался второй голос. – Проверить показатели жизнедеятельности. Анализы крови готовы?
– Да, сэр.
– Давайте сюда.
Маринетт пытается пошевелить руками, но что-то плотно облегает её запястья, мешая двигаться.
– Биполярное расстройство, – произносит всё тот же второй голос. – И, судя по показаниям матери пострадавшей, – раздвоение личности.
Дюпэн-Чэн не с первой попытки удается открыть глаза.
Белый свет больно ударяет под веки, заставляя жмуриться.
Но она всё видит.
Около десяти врачей ходят по просторному помещению, трое стоят возле её постели.
Одна из медсестер готовит какой-то шприц, вторая копошится с прибором возле неё, третья – с капельницей.
– Слишком юная для этого, – сказал врач, всё ещё глядя в бумаги.
Маринетт чувствует, что по глотке словно проехались раскаленными щипцами.
Всё нещадно жжет, к тому же – пересохло.
– Я, – хрипит она, – я не…
Брюнетка сильно дергает руками, стараясь вырваться.
Громко дышит, сучит ногами. К ней на всех парусах мчится та медсестра со шприцом.
– Нет, – умоляюще хрипит она. – Нет, пожалуйста!
– Постарайся не говорить, хорошо? – попросил её док, опустив ладонь ей на плечо. – Миссандра не сделает ничего дурного, договорились?
Маринетт кивнула, всё ещё шокировано глядя по сторонам.
– Я буду задавать тебе вопросы. Если ответ «да» – кивнешь, если «нет» – помотай головой из стороны в сторону. Отвечай совершенно честно, ладно? Я отстегну твои руки, если ты скажешь мне правду.
Голос врача был вкрадчивый, размеренный.
Маринетт не могла не поверить в его слова. Хорошо, она всё скажет ему.
Брюнетка кивнула.
Доктор глянул в бумаги, собираясь проверить уже полученные данные.
– Твоё имя – Маринетт Дюпэн-Чэн.
Она кивнула.
– Пять дней назад твою подругу Алью Сезер госпитализировали.
Пять дней назад?
Нет, нет!
Это было три дня назад.
Что за черт?
Зачем он обманывает меня?
Она отрицательно покачала головой, и док сделал пометку.
– Ты – ЛедиБаг.
Маринетт замерла, прекратив дышать.
Врач смотрел на неё честно. Открыто.
Словно верил.
Чего не скажешь о бегающих взглядах медсестер.
– Где моя мама? – прохрипела она, собравшись с силами.
– Ты – ЛедиБаг, – вкрадчиво повторил доктор, не сводя с неё глаз.
Маринетт тяжело дышала, пытаясь успокоиться.
Поддержки ждать было не от кого.
Она была одна.
Снова.
Закованная в кожаные кандалы на каком-то непонятном столе.
