Текст книги "Леди Стерва (СИ)"

Автор книги: Ведьмочка

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 12 страниц)

   ...холодный воздух ударил в лицо.

   – Где Рус? – спрашиваю я, сама не зная у кого.

   – В моей машине... – голос Майкла и я, забыв обо всем и не слушая больше мужчину, несусь к своему сыну.

   Кто-то попытался меня схватить, но я только отмахнулась и продолжила свой путь. Мне нужно увидеть Руса. А вот и машина. Дергаю на себя дверцу, вижу сына и протягиваю к нему руки. Руслан отрывается от игрушки и переводит взгляд на меня. В следующий момент меня оглушает истошный крик. Мой сын меня боится? Почему? Нет ответа. Только обжигающее чувство потери чего-то очень важного и боль. Непереносимая, всепоглощающая боль. Сознание опять уплывает.

   Сколько еще всего я должна потерять, чтобы получить право на счастье? Нет, не так. Счастлива я уже не буду. Чтобы получить покой. Да. Именно покой. Когда меня оставят в покое и перестанут требовать бороться за каждый вздох? Неужели каждый раз когда я почувствую, что все начинает приходить в норму мне суждено терять любимых и корчиться от боли? Я не заслуживаю лучшего?

   ...резкая боль вырывает меня из задумчивости. Прямо напротив вижу усталое и обеспокоенное лицо Майкла.

   – Я совсем одна? – еле слышно спрашиваю я.

   – Не правда, – возражает он. – У тебя есть сын.

   – Который теперь меня боится... – возражаю я, вспомнив его крик при виде меня.

   – ...Дашка с Артуром...

   – ...у которых своя жизнь... – и правда, зачем им я?

   – ...и я... – тоже мне аргумент! Стоит тебе только узнать, что я не способна родить...

   – ...которому нужна нормальная семья и жизнь...

   – ...который любит тебя! А Руслан успокоится. Ты отмоешься, поговоришь с ним и все будет отлично, – отмоюсь? От меня так сильно воняет, что даже ребенок испугался? Открываю рот, собираясь уточнить этот момент, но не успеваю. Майкл рявкает: – И не спорь! – поворачивается и попросит у кого-то: – Ребят, закончите тут и привезите ее к Стэну домой, только побыстрее, чтобы она успела принять душ и переодеться, а я пока покатаюсь по городу и ребенка завтраком накормлю.

   Отмыться? Переодеться? Да, что со мной не так? Осматриваю себя и не сдерживаю стона. Я вся в крови! Конечно, Руслан испугался! Представляю, как я выгляжу со стороны. Кстати, а где я? О, кладбище! Точно, здесь мне самое место! И могилка вон почти готова! Супер! Поворачиваю голову, чтобы найти опору, подняться и самостоятельно дойти до ямки. Взгляд натыкается на знакомые черты. Стас. Так это его здесь закопать собрались? Вот так? Без гроба, без цветов, без памятника...чудовищно! Мозг опять отключается, погружая меня в дебри самоанализа.

   Итак. Счастье. Для меня это слово ассоциируется с несколькими яркими моментами, за которыми следует беспросветная тьма отчаяния.

   Первый раз это было...когда мне исполнилось тринадцать. Может, и раньше были светлые моменты, но я их не помню так четко, как этот. Шашлыки, природа, близкие люди, первая бутылка вина. Следующим вечером сестра переехала к Саше. Я осталась одна с мамой, которой было не до меня, и папой, который проявлял ко мне болезненный интерес, далекий от родственного. Четыре года беспрерывного страха и тоски.

   Второй раз. Я встретила Лешку. Первая ночевка вне дома, когда я спала спокойно, точно зная, что никто не залезет ко мне под одеяло. Не нужно держать нож под подушкой и бояться. Масса впечатлений и несмолкающий смех. Спать легли ближе к рассвету. Домой вернулась через три дня и я узнала, что Стас уехал из страны. Пол года страха за брата и вечных вопросов дядей в погонах.

   Третий раз. Пошла учиться на программиста. Первая практика и знакомство с Сергеем. Было весело. Познакомиться с мужчиной, прожить с ним неделю, забыв обо всем на свете, а потом узнать, что он твой будущий преподаватель по основным дисциплинам. Я еще и диплом ему защитила. Самый долгий период счастья и безмятежности. Потом он умер и дальше просто череда смертей. Стоит мне только расслабиться и тут же кто-то умирает. Мама, Леша, Стас...кто следующий? Майкл? Руслан? Я? А можно перескочить? Что если...

   ...ледяная водичка отлично приводит в чувство! Не замечали? Попробуйте на себе!

   – Очухалась? Тогда дальше сама. Я девиц мыть не нанимался и сопли тебе вытирать не буду. Тоже мне неженка! Подумаешь, сорок человек убила! Чего реветь-то? – выговорившись, Хаттабыч развернулся и ушел.

   Я навела нормально воду, скинула мокрую одежду и с удовольствием вымылась. Завернулась в пушистое полотенце и пошла искать сумку с вещами. Она обнаружилась в комнате возле постели. Едва я оделась, как внизу хлопнула входная дверь и раздались голоса моих мужчин. Пулей лечу вниз. Майкл идет к лестнице с моим сыном на руках и что-то ему рассказывает.

   – Привет, – здороваюсь я с обоими сразу.

   – Здравствуйте, – вежливо кивает Руслан и обращается к Бесу: – А кто эта тетя?

   – Я твоя мама, малыш... – слегка отойдя от первого шока, поясняю я.

   – Мама умерла, – качает головой Рус и отворачивается от меня.

   Ну, да. Я же сама его учила, что врать плохо. Вот только...Господи, что они сделали с моим сыном?! Почему он думает, что я мертва? А я жива? На глаза наворачиваются слезы, в горле встает ком. Зажав рот рукой, резко разворачиваюсь и галопом несусь в знакомую ванную. Еле успела согнуться пополам. Живот скрутило болезненным спазмом и меня вырвало. От отвращения к себе хотелось лезть на стенку...где бы еще найти такую высокую стену?

Часть IV

   Что я чувствую? Ничего. Уже ничего. Внутри поселилась вечная пустота. Душу и мысли будто льдом сковало, заблокировав все эмоции и мысли. За последние пол года я прошла все стадии от гнева до смирения. После смирения пришло безразличие. Нет, не к сыну. К себе. Мой ребенок считает свою мать мертвой, а меня просто чужой тетей и настойчиво зовет тетя Элис. Я даже документы менять не стала на старое имя. Зачем? Имя я сменила абсолютно официально.

   Мы вернулись в Россию на следующий же день, но это ничего не изменило. Рус признал Дашку и Артура, нормально общается с Майклом, а я просто чужая тетя. Ему все равно, что я опять перекрасилась в брюнетку и вернула прежний стиль в одежде. Анализ ДНК он пока не поймет, а доказывать бесполезно. Он не верит никому. Я пробовала общаться с ним как психолог и как мать. Говорила вещи, которые могла знать только я, но для него это все пустой звук. Он просто замыкается в себе и повторяет, что мама умерла, а я плохая тетя, потому что все время ему вру.

   Я даже к профессиональному психологу его водила. Толку чуть. Он перестал просыпаться с криками по ночам и звать Майкла, но меня так и не принял. Я перестала быть плохой, но мамой не стала. Говорят, нужно время. Он привыкнет, поймет...бред! Ему уже четыре! Если я в ближайшее время не докажу, что я его мама, то он никогда уже не примет меня. План Волкова удался – он отобрал у меня сына. Поначалу было очень больно, я злилась и пыталась все исправить, а потом...нет, боль не утихла, просто стала привычной. И винить мне во всем случившемся некого. Просто так сложилось. Я потеряла всех, кто мне дорог в этой жизни. Даже Майкла. Я не могу нормально с ним общаться, зная что моему сыну он ближе, чем я. Мне его придушить хочется. Беседин это понимает. Я вижу по виноватому взгляду, как ему тяжело осознавать, что он причастен к тому, что случилось. Только исправить ничего нельзя. Слишком поздно.

   Не знаю, что там говорил Артур Сергею, но ко мне Оксана приезжала. Протащила меня по магазинам, сводила в SPA-салон, в парикмахерскую и еще черт знает куда. Понтия не имею, на что она рассчитывала, но Русу я от этого ближе не стала. Только вымоталась жутко и сны дурацкие видела. Будто Майкл в тот вечер не уехал домой, а остался у меня и даже в спальню мою пришел. Никогда не страдала от воздержания, а тут набросилась на него...реалистичный сон был. Благо, проснулась я в одиночестве и довольно поздно. Майкл с Русом к тому моменту уехали на танцы.

   Сестра приезжала. Пыталась меня поддержать. В итоге довела своей жалостью до истерики. Я со слезами на глазах показала ей урну в которой теперь лежало три кольца.

   – Скляр почти сразу вернул мне обручальные кольца, а я не могу себя заставить даже в руки их взять! Я не уберегла нашего сына! Я уже не жена и не мать! Черт, Вера! Не надо меня жалеть! Пожалей моего сына, который при живой матери считает себя сиротой и страдает от этого!

   Сестра уехала расстроенная и злая. Не думаю, что еще когда-нибудь ее увижу. Это она еще про Стаса не знает! И никогда не узнает! А потом пришла апатия. Я просто закрылась в себе и перестала выходить из комнаты. На третий день зашел Рус.

   – Элис, пойдем гулять?

   Я только головой покачала. Он просидел возле меня почти час, пытаясь выманить из комнаты. Теперь каждый день заходит. Он переживает за меня, но не как за маму, а как за просто тетю Элис, которая хорошо к нему относится. Ребенку не понять, что мне больно видеть его рядом и понимать, что я ему теперь чужая. От этой боли я и закрываюсь так усиленно, все глубже погружаясь в себя, отгораживаясь от реальности.

   Но неделю назад мне пришлось выйти из комнаты. Целый день моталась по инстанциям. Переписала дом на сына, открыла для него счет в банке, заехала к своему хирургу...в восемь часов затормозила возле своего дома, но не смогла заставить себя зайти и попрощаться. Развернула машину и поехала обратно. Не стоит им знать, что я собираюсь делать. Мне больше не место в их жизни.

   Отошла от окна и улеглась на постель поверх покрывала. Осталось совсем чуть-чуть и я буду свободна. Может, даже увижу мужа и Лешу. Попрошу прощения. Хочется верить, что они меня простят, потому что сама я себя никогда не прощу.

   Идиотка! Просто взяла и уехала! Даже мобильник выкинула перед воротами! А в сумку ей маячок я сунуть не додумался! Где ее теперь искать?! Я из Скляра душу уже вытряс, но он даже примерно не может сказать где лисичка может быть. Черт! Я ежедневно читаю сводку происшествий и некролог. Все больницы и морги обзвонил! Машина ее из города не выезжала, но найти ее я не могу! Даже машину! Где же ты, моя Леди?

   Неделя прошла, как в бреду. В конце концов я пришел к выводу, что она либо где-то в городе спряталась, либо сменила машину и покинула город. Если она уехала, то найти ее почти невозможно, если она сама не захочет, чтобы ее нашли. Но не думаю, что она бросила бы сына совсем. Ей обязательно захочется его увидеть, не сможет она долго находиться на расстоянии. Значит, у меня есть вполне реальный шанс ее найти. Нужно только набраться терпения.

   Дашка согласилась, что мне стоит переехать и теперь я жил в комнате Леди. Рус часто приходил ко мне, но не разговаривал, а просто сидел рядом, смотрел как я копаюсь в инете и звоню по телефону, пытаясь найти Элис. Некролог я больше не читал и морги с больницами звонками не доставал, но продолжал искать. Просто сменил тактику. Ей нужны будут деньги. Значит она либо откроет счет, либо начнет работать за наличные. Тех денег, что она сняла со своего счета в банке надолго не хватит. Даже если жестко экономить и снимать самое дешевое жилье, все равно максимум на три месяца. Кстати, сдаваемые комнаты и квартиры я тоже проверил. Впустую.

   И я попробовал выманить лисичку из ее "норки". Стал гулять с Русланом по городу и внимательно всматривался в прохожих и машины. Безрезультатно.

   – Майкл, а Элис вернется?

   – Обязательно, малыш. Я найду ее, поговорю и она вернется. Ты соскучился?

   – Не знаю. Просто она очень похожа на маму. По маме я скучаю, – вздохнул мальчик.

   – Почему ты не веришь, что Элис и есть твоя мама? Разве ты не знаешь, что имя можно поменять?

   – Знаю. Мне очень хочется поверить. Она выглядит как мама, говорит, смотрит, обнимает...но, она не мама.

   – Почему?

   – Не знаю. Просто она не мама. Мама умерла.

   Этот разговор состоялся четыре месяца назад. Через полтора месяца после того, как Леди исчезла. Я раз за разом прокручивал в голове этот разговор и никак не мог понять, что меня в нем смущает. А потом позвонил знакомому доктору и у меня глаза на лоб полезли, когда он высказал дикою идею о том, что парня просто загипнотизировали.

   – Разве можно внушить ребенку, что его мама умерла?

   – Ребенку даже проще.

   – Почему установка не слетела, когда он увидел маму?

   – Значит сделали все грамотно. У него нет противоречий и он не ставит под сомнение смерть матери.

   – Черт! Док, а исправить это можно?

   – Можно. Я знаю одного специалиста. Только он с детьми не работает.

   – Любые деньги.

   – Я перезвоню.

   Через неделю я отвел Руслана к психиатру и забрал сына Элис. Он расплакался и потребовал отвезти его к маме. Дашка рыдала от счастья, а я с удвоенной силой стал искать Леди.

   Квартиру у знакомых она не снимала, аська и агент молчат, деньги ей будто и не нужны, все больницы я обошел лично...все? Есть же еще частные клиники! Только в них мне никто не предоставит информацию о пациентах. Ни за какие деньги. То есть руководство не предоставит. А если обратиться к младшим сотрудникам? Те же уборщицы знают всех обитателей больницы! Сколько бы им не платили, а деньги лишними не бывают.

   В городе оказалось всего пять частных клиник. Элис в них не было. Ну, не пластическую же операцию она сделала! Меня будто ударили. Город маленький и здесь всего одна клиника пластической хирургии. Чем черт не шутит? По крайней мере буду знать как она теперь выглядит!

   Я был в шоке, когда узнал, что Элис не только не сменила внешность, но до сих пор лежит в палате на втором этаже.

   Я сомневался, что она захочет меня слушать, так что взял с собой Руслана. Его она не прогонит, а когда поймет, что сын снова ее признает...это не лишено было смысла.

   В клинику пробрался ночью. С ребенком это оказалось очень сложно, но где наша не пропадала? Через час я остановился перед нужной дверью. Тихонечко ее приоткрыл и впустил туда Руса. Сам заходить не стал. Боялся, что тут же ее придушу. Это же надо было додуматься! Спрятаться в двух кварталах от дома в клинике пластической хирургии! Идиотка!

   Через пол часа Руслан вышел.

   – Я здесь подожду, – тихо сказал он.

   Я ничего не понял, но зашел в палату и тихо прикрыл за собой дверь. Элис стояла у окна спиной ко мне. Я сделал к ней шаг, собираясь обнять, но она глянула на меня через плечо и сказала:

   – Не подходи, – я замер. – как ты его уговорил?

   – Я его не уговаривал, – пожал я плечами и рассказал в чем было дело. Элис так и не повернулась, продолжая смотреть в окно. Она сильно похудела за эти пол года, превратившись в ходячий скелет. – Можно я тебя обниму?

   – Нет, – коротко ответила она. – Спасибо за Руса, но ты зря старался. Было бы лучше, если бы он так и считал меня мертвой. Терять мать дважды – это слишком жестко, – в ее голосе зазвучали слезы.

   – Что ты несешь? Что значит терять?! Ты у него есть и я не позволю тебе опять сбежать! Если будет нужно, то я... – она повернулась и слова застряли у меня в горле.

   – Что ты? – с горькой иронией спросила она. – Вытащишь меня с того света?! Уходи, Майкл. Я устала и хочу спать... – она махнула рукой и сделала шаг к постели.

   Я не выдержал и, в два шага покрыв расстояние между нами, обнял свою малышку.

   – Глупенькая! Разве от этого умирают?

   – Да, Майкл, умирают и чаще, чем ты думаешь.

   – Можно я на несколько минут перестану быть твоим хирургом и стану просто мужчиной? – спросил Березин после осмотра. Я кивнула. – Элис, ты идиотка? Или прикидываешься? Ты хоть понимаешь, что спасти вас обоих почти невозможно? Если сделать операцию по пересадке кожи – это убьет ребенка. Если ждать, пока плод сформируется, ты лопнешь с учетом тенденции предыдущей беременности и габаритов отца ребенка. Если начать колоть препараты замедляющие развитие плода, неизвестно какую зверушку ты родишь! Проще сделать аборт...

   – Нет, – перебила я. Он уставился на меня, ожидая пояснений. – Я была у гинеколога. Даже миниаборт сделает меня бесплодной. Слишком слабые сосуды, а плацента уже приросла к матке. Понадобится чистка, а это убьет меня как женщину со стопроцентной вероятностью.

   – Элис, у женщин два яичника...

   – У меня уже один. Виктор Николаевич, просто сделайте все возможное чтобы этот ребенок выжил и отдайте его отцу.

   Мужчина потер лицо руками, покачал головой, а потом взглянул на меня с укором.

   – А его ты спросила? Что думает по этому поводу отец ребенка?

   – А какая разница? Попросит оставить ребенка – убьет меня, а я не хочу чтобы он страдал из-за того, что подписал мне смертный приговор. Выберет аборт и фактически заставит меня убить ребенка. А его ребенок имеет право на жизнь.

   – Тебе не кажется, что это просто изощренная форма суицида? – пустил он в ход тяжелую артиллерию.

   – Не кажется. Я точно знаю, что это самоубийство, но мне проще думать, что это самопожертвование.

   – Ты не передумаешь? – устало вздохнул он. – Чтобы я не говорил? – я покачала головой и через пол часа оказалась в палате.

   Первые три месяца оказались самыми легкими, не смотря на зверский токсикоз. Меня рвало почти круглосуточно. Я даже спала с уткой в обнимку и ни черта не ела, только воду пила, чтобы было чем блевать. Все это время меня мазали кремами и маслами, увеличивая эластичность кожи, но к концу первого триместра появились первые растяжки. Пока безболезненные, но я отлично помню ощущение лопающейся кожи и дикий зуд, который этому сопутствует. А еще помню, что чесать нельзя ни в коем случае, иначе кожа потрескается еще сильнее.

   Еще через месяц я начала просто выть от желания расчесать живот, а во сне себя не контролировала и к утру живот покрывался поперечными красными полосами. Мне выдали толстые мягкие рукавицы, а ночью в моей палате дежурила девушка, которая следила, чтобы я не чесалась во сне. Сначала пробовали пристегивать меня к постели, но быстро отказались от этой идеи, когда я за два дня изорвала запястья в кровь.

   На пятом месяце токсикоз решили смягчить и почти весь день я лежала под капельницами. Чтобы поддержать организм хоть как-то, мне еще и глюкозу кололи. Вот ею меня и рвало. Ненавижу этот сладковато-горький привкус во рту! Еще и пена эта. Брр! Жизнь – говно, а жрать пришлось. Точнее, выблевывать большую ее часть.

   В середине второго триместра токсикоз кончился, но стало только хуже. Я все время дико хотела есть, а нельзя. Стакан молока или сока в день и пол килограмма яблок – вот и вся пища, позволенная мне. Еще воду можно в неограниченных количествах и виноград зеленый. Ребенок начал толкаться. На животе проступили синяки, ребра болели нещадно и легче не становилось. УЗИ показало, что вес плода не дотягивает и до двух килограмм и это хорошо. Вот только пол определить не удалось. Ребенок усиленно прятался от аппарата. Решили ждать до последнего. Березин что-то объяснял про сроки на которых чаще выживают мальчики и девочки, но я ни черта не усвоила, потому что хотелось чесаться, жрать и сдохнуть от боли одновременно.

   К концу шестого месяца я почти перестала спать. Было настолько больно, что на стенку лезть хотелось. Я перестала сдерживаться и начала скулить, а потом и орать в голос. Кожа на животе превратилась в тонкую пленку и ее стали мазать слабым раствором лидокаина, от чего она теряла чувствительность и не болела, даже чесаться расхотелось. Однако чувство дикого голода не давало уснуть. Нашли самое безопасное снотворное и я почти все время спала.

   В начале седьмого месяца ребенок резко пошел в рост и мне стали колоть какой-то препарат слегка замедляющий рост костей. Это помогло. Живот мне забинтовали и запретили к нему вообще прикасаться. Вставать не больше, чем на час в день и в туалет. Лежать исключительно на боку. Два раза в день массаж, чтобы мышцы не атрофировались и не появились пролежни. Исхудала я сильно и боялась что собственные кости прорвут кожу. Массировать особо было и нечего. Кожа и кости. Только грудь слегка увеличилась и попа на месте осталась. А вот талия пропала совсем. Этот чертов живот будто опоясывал меня.

   Днем Березин сказал, что больше ждать нельзя. Я начала выяснять подробности. Оказалось, что если у меня мальчик, то вероятность его спасти процентов тридцать, для девочки почти шестьдесят. Через неделю девочка выживет стопроцентно, у мальчика будет процентов семьдесят на благополучный исход. А вот я...если сейчас сделать кесарево, меня спасут почти точно, но через неделю шансы мои будут пятьдесят на пятьдесят. Я настояла на том, чтобы подождать еще неделю, хотя была почти уверенна, что у меня дочь.

   Ночью меня будто толкнули. Я открыла глаза и увидела как приоткрылась дверь. В палату тенью скользнула знакомая фигура. Я включила тусклый ночник и увидела Руса.

   – Мамочка, – радостно, но тихо, сказал он и обнял меня за шею. – я так соскучился! – и заплакал.

   – Ну, что ты, малыш. Все хорошо. Не плач. Я люблю тебя.

   Тут сын увидел мой живот и осторожно к нему прикоснулся.

   – У меня будет сестренка?

   – Или братик...

   – Я сестренку хочу, – упрямо заявил он. – значит будет сестренка!

   – Точно?

   – Точно, – кивнул он. – я назову ее Растиславой.

   – Почему? – удивилась я.

   – Потому что она будет самой лучшей! Там в коридоре Майкл...можно он зайдет?

   – Конечно. Только он не знает, что у тебя будет сестренка, – я поцеловала сына в щеку и погладила по голове. – ты не говори ему пока. Я люблю тебя, малыш.

   Рус кивнул и пошел к двери. А я осторожно встала, выключила ночник и отошла к окну.

   Разговор не клеился. Я почти не слышала объяснений про Руса, только поняла, что сын и правда теперь верит, что я его мама. Боль в животе усилилась. Мне нужно было срочно лечь, но я не знала как сказать Майклу, что беременна и чем это мне грозит. Решила начать с конца и сообщить ему, что вряд ли выживу. Повернулась, махнула рукой, прося его уйти, и почувствовала, как кожа на животе лопается. Бинт тут же начал пропитываться кровью. Нужно срочно выпроводить Беса и вызвать моего хирурга. Черт! Зачем он меня обнял?! Стало только хуже. Живот лопнул еще в одном месте.

   – Глупенькая! Разве от этого умирают? – его слова резанули ножом по сердцу, а руки крепче сжались на животе.

   – Да, Майкл, умирают и чаще, чем ты думаешь... – с трудом выдавила я. – Вызови врача срочно! – заорала я, ощутив третий разрыв. – Быстрее...пожалуйста.

   Майкл бережно подхватил меня на руки и уложил на постель. На спину! Придурок! Черт! Больно!!! Я ему еще припомню! Незнание закона не освобождает от ответственности! Ну, где же эти чертовы врачи?!

   Только когда дверь распахнулась и в палату влетел Березин, я позволила себе отключится.

   Час. Два. Три. Я не выдержал и начал мерить шагами пространство перед дверью в операционную. Когда в палату забежал хирург лисички, то между поручениями и руководством персонала умудрился обложить меня трехэтажным матом. Сначала за то, что уложил Элис на спину, а потом и за то, что я вообще к ней прикасался. Когда узнал, что я ее еще и обнимал за живот, чуть не прибил на месте. Я ни черта не понимал, пока он не распахнул на малышке халат и не ткнул пальцем в алые бинты на животе. У меня вся кровь от лица отлила. К тому моменту Алиску уже переложили на каталку и все рванули в операционную.

   Первый час я просто маялся в коридоре и слушал Руса, который был абсолютно уверен в том, что с его мамой и сестрой все будет в порядке. Я старался ему поверить и у меня почти получилось. Потом подошла медсестра и, отведя меня в сторонку, коротко и четко обрисовала ситуацию, опустив медицинские термины. У меня глаза на лоб полезли, а сердце бухнулось в пятки. Как это лопнула? Что значит может не выжить? Как это от пола ребенка зависит вероятность его спасения? Черт! Она что, опять меня бросить собралась?! Да, к черту детей, Руса более чем достаточно! Мне Элис нужна!

   "Парень, кому ты врешь? – раздался ехидный внутренний голос. – Ты с первой ночи с ней мечтаешь о детях! Разве не поэтому забрался к своей лисичке в постель примерно семь месяцев назад, не озаботившись мерами предосторожности?".

   Черт! Да, да! Я хочу детей. Очень! И не каких-нибудь, а именно общих с Элис! Но она не говорила, что у нее была операция и ей нельзя набирать вес ни при каких условиях, а беременность ее разорвет! Господи, почему она не сделала аборт? Девушка дала ответ. Оказалось, что малышка стала бы бесплодной...черт!

   Я бегал перед дверью и мечтал только об одном – чтобы все это поскорей закончилось! Неизвестность меня убивала. Наконец за дверью послышался детский плачь.

   – Растислава, – тихо сказал поразительно спокойный Руслан.

   – Что?

   – Моя сестра, – пожал плечами мальчик. – сейчас нам ее вынесут.

   Но из дверей никто не показался. Ни через пять минут, ни через тридцать пять. Только через час ко мне подошла уже знакомая медсестра и проводила в соседнее помещение. Маленький комочек с ручками и ножками лишь отдаленно напоминал ребенка. Кожа землисто-серая с синеватым отливом, глаза слегка приоткрыты и видно, что на них матовая пленка. Тщедушное тельце мало напоминало тех пухленьких младенцев, что показывают в кино и фотографируют для журналов. Девочка лежала в специальном боксе и я даже прикоснуться к ней не мог.

   – Малышка сильно не доношена и ближайшую неделю точно проведет здесь, – пояснила девушка.

   – Ее зовут Растислава, – подал голос Руслан.

   – Хорошо. Я передам остальным. Но от наличия имени она не перестает быть маленькой девочкой, которой требуется особая забота и внимание.

   Мальчик кивнул и попросил взять его на руки, чтобы он мог увидеть сестру. Потом положил раскрытую ладонь на стенку бокса и долго смотрел на мою дочь. Через какое-то время девочка начала шевелиться и положила крохотную ручку рядом с ладонью брата.

   – Самая лучшая, – шепнул Рус и я с ним согласился, молча кивнув.

   Нас попросили покинуть палату интенсивной терапии, но Руслан ни в какую не хотел бросать сестру. В итоге ему поставили стульчик, попросили вести себя тихо и не трогать приборы, а меня все же выпроводили. В коридоре я задержал девушку и сказал, что парень не спал всю ночь и, наверняка, хочет кушать. Она кивнула и пошла дальше, но потом обернулась:

   – А какая у Вас группа крови?

   – Четыре плюс, – на автомате ответил я.

   – Отлично, – чему-то обрадовалась она. – пойдемте. Выкачаем из Вас немного крови.

   – Зачем это? – насторожился я.

   – А чтобы у Вас осталось меньше сил бегать по коридорам, – это она меня плохо знает! Раненый я бегаю еще лучше, но разубеждать ее не стану. – к тому же у Алисы Сергеевны тоже четвертая положительная и она может ей понадобиться.

   – А запаса здесь нет? Я не против, но что было бы, если бы меня здесь не оказалось или кровь не совпала? – поразился я их беспечности.

   – Есть, конечно, и даже больше, чем ей нужно, – девушка стала очень серьезной. – Но она долго носила в себе Вашего ребенка и в данном случае меньше вероятности, что ее организм отторгнет именно Вашу кровь.

   – Насколько я знаю, четвертая самая не капризная...

   – Да, вот только у Элис была вторая, когда она обращалась к нам в прошлый раз, а во время беременности стала четвертой. Потому и опасаемся, – она помолчала. – Вы идете?

   Конечно, я пошел. В голове не укладывалось как это может быть. Что значит кровь изменилась? Такое вообще бывает? (так, я пишу не бред, сама была в шоке, когда узнала, уменя кровь сменила не только группу, но резус-фактор. Всю жизнь была вторая отрицательная, а во время беременности стала третья положительная. После того какбросила кормить грудью, кровь вернулась. прим.автора)

   С меня выкачали миллилитров триста крови, сунули чашку горячего чая с шоколадкой и выпроводили в коридор. Еще час я просидел спокойно, а потом опять начал бегать. И тут за дверью послышались крики. Я так понял, что сердце остановилось, осел на пол возле двери и схватился за голову. Нет, не бросит она меня вот так! Не бросит! С того света выну и задницу надеру, если она от меня уйдет подобным образом!

   Через десять минут шум стих, а еще через пол часа дверь распахнулась и вышел Березин.

   – Как она? – спросил я, поднимаясь.

   – Плохо, но стабильно. В реанимации оставим, пока в сознание не придет. Сердце не билось почти восемь минут. Будем надеяться, что мозг не поврежден.

   – А если поврежден? – я прекрасно знал, что при остановке сердца кислорода не хватает и клетки мозга начинают умирать.

   – Возможна частичная амнезия, легкая деградация, потеря ориентации в пространстве...

   – Хватит! – не выдержал я.

   – Не переживайте. Алиса девочка сильная, я думаю, что все обойдется. Кстати, во время наркоза она все время что-то шептала, но мне некогда было прислушиваться. Сейчас Юлия Владимировна выйдет – анестезиолог – у нее спросите, – в этот момент распахнулась дверь и вышла девушка лет девятнадцати, очень красивая и сильно уставшая. – А вот и она. Юленька, что там Алиса шептала?

   Девушка улыбнулась вполне искренне и сказала:

   – Я уверенна, что она будет в порядке. С таким настроем всегда выживают, – перевела озорной взгляд на меня и спросила: – А Вы, наверное, Бес?

   – Д-да, – поразился я. – а что?

   – Она все время повторяла, что скорее мир перевернется, чем она умрет и не отомстит Бесу! – Юля рассмеялась в голос и ушла.

   Березин посмотрел на меня вопросительно, но я только рукой махнул и рухнул в кресло, прикрыв глаза и позволив себе отключиться. Но насладиться забвением мне не позволили. Уже почти родная медсестра растолкала меня и сказала, что нам с Русланом выделили палату, потому что мальчик и слышать не хочет о том, чтобы поехать домой.

   В палате, накормив Руса и уложив его спать, я позвонил Дашке, кратко обрисовал ситуацию и попросил привезти все необходимое. Девчонка примчалась буквально через час вместе с Артуром. Мне с трудом удалось ее убедить, что в их присутствии здесь нет необходимости и я вполне способен присмотреть за Русланом. Еще через три часа они уехали, взяв с меня слово звонить, если появятся новости.

   Четыре дня ничего не происходило. Элис фактически впала в кому и ни в какую не желала приходить в сознание. Легкие ее без приборов вообще работать отказывались, а сердце, с трудом качая кровь, отчаянно халтурило и билось чуть ли не через раз. Но мозговая активность говорила о том, что девушка просто спит или без сознания, а не в коме и это радовало. Внешние повреждения и внутренние швы заживали довольно быстро и Березин гарантировал, что даже шрамов не останется.

   Руслан не вылезал из палаты с боксом и целыми днями любовался сестрой. Тисла на удивление быстро набирала вес и чувствовала себя отлично. Через неделю ее собирались вынуть из бокса. Хотелось бы, чтобы к этому моменту ее мама уже пришла в себя и была в состоянии подержать девочку на руках...