Текст книги "Аспирант (СИ)"

Автор книги: Valimka

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

========== 1 ==========

В настоящее время стараниями ООН принято считать, что социальная политика государства должна основываться на принципах и идеях гуманизма. А они, в свою очередь, подразумевают уважение и принятие человека. Но, похоже, для моей милой тетушки эти слова всего лишь пустой звук.

– Агата! – слышу я в спину и невольно содрогаюсь. Заметила-таки. Значит, выйти из дома втихую у меня не получится. Натягиваю добродушие на лицо и плетусь в сторону гостиной.

– Доброе утро, тётя.

Аннет Сильвер-Харрис восседает в своем любимом кресле с чашкой чая в руках. Как этой женщине удается работать допоздна, но каждый день просыпаться в шесть утра и выглядеть свежо и молодо в свои пятьдесят восемь, остается для меня загадкой. Сама она говорит, что помогают железная сила воли и стакан воды с лимоном натощак за пятнадцать минут до первого приема пищи. Проговаривая это, тётушка смотрит на меня так выразительно, что хочется провалиться сквозь землю.

Я в свои двадцать пять едва ли могу похвастаться бодрым внешним видом по утрам, особенно если накануне позволила себе немного спиртного. Ну, хорошо, чуть больше, чем немного. Ладно, иногда я напиваюсь в хламину, но зато даже с измененным алкоголем сознанием могу добраться до дома, смыть макияж и рухнуть в постель, предварительно раздевшись. Мой автопилот никогда не подводит, чем я в тайне горжусь.

– Девочка моя, – наблюдаю за тем, как отмеченные морщинами, но еще по-своему нежные руки подносят изящный китайский фарфор к тонким губам. Как истинная англичанка, тётя предпочитает черный чай с молоком и ненавидит небрежность в любом ее проявлении. – Сколько раз мы с тобой говорили о том, как должна выглядеть настоящая леди?

Опускаю глаза, оглядывая свой внешний вид. Белые классические конверсы, укороченные и зауженные джинсы классического синего цвета, темно-серая футболка с принтом логотипа легендарного сингла Sex Pistols – God save the Queen. Все по классике. Что ей еще надо?

– Ты же знаешь, что в университете нет дресс-кода, – вздыхаю.

Раз в неделю Аннет стабильно читает мне нотации на тему внешнего вида. Подозреваю, что у нее даже есть особый ежедневник, где она отмечает, в какой день и на какую тему меня отчитать. Но, несмотря на обилие вариантов для очередной лекции, лидируют мои манеры и внешний вид, коими тетя никогда не бывает довольна.

Почему в свои двадцать пять я все еще живу с тётушкой? Интересный вопрос.

В четырнадцать лет я лишилась родителей. Они погибли в автокатастрофе, и старшая сестра моей матери забрала меня к себе на правах опекуна, обеспечила крышу над головой и подобие светского воспитания. Увы, я попала к ней в том возрасте, когда воспитывать меня было уже поздно, а отправлять в свободное плавание еще рано, поэтому наши отношения всегда балансировали на грани. А с учетом того, что собственными детьми моя тётя так и не обзавелась, но зато построила головокружительную карьеру и могла любого заткнуть за пояс по части ведения бизнеса, то порой они напоминали модель «начальник-подчиненный».

Конечно, я по-своему люблю эту женщину и всегда буду ей благодарна за всё, что она для меня сделала, но и нарушения личных границ терпеть не стану. Кажется, в глубине души миссис Сильвер-Харрис даже нравится эта моя черта характера, иначе я бы уже давно оказалась на улице. По крайней мере, мне хочется верить, что это действительно так.

– Агата, ты лицо нашей семьи, наследница влиятельного рода. Что накладывает некоторые обязательства. И в первую очередь – достойный внешний вид, – она сурово поджимает губы, а я еле сдерживаюсь, чтобы не закатить глаза. Нотаций на тему моего наплевательского отношения мне уже не выдержать, да и времени мало. – В конце концов, ты уже в том возрасте, когда пора задумываться о замужестве. А какой приличный мужчина обратит на тебя внимание, если ты выглядишь, как бунтующий подросток?

– Тётя, мы с тобой уже сотню раз обсуждали, что лицо нашей семьи – это ты, а я больше похожа на другую часть тела, – усмехаюсь, чтобы разрядить обстановку, но по лицу Аннет пробегает тень возмущения. Похоже, сегодня не до шуток. Что ж… – А если серьезно, когда ты прекратишь навязывать мне свои идеи? Я еще слишком молода, чтобы думать о браке. Да и неприличные мужчины мне больше по душе, знаешь ли, – снова хихикаю и подхожу к креслу, раскрывая руки в приглашающем жесте. – Прости, но мне уже пора бежать. Докторская диссертация сама себя не напишет.

– Далась тебе эта аспирантура, – деланно ворчит она, принимая меня в свои объятия, снова становясь похожей на мою милую тётушку, пусть и ненадолго.

Выбегаю из дверей особняка, поглядывая на часы. Почти вовремя. Еще пять-десять минут, и на лекцию по Международному гуманитарному праву путь был бы заказан. Профессор Салливан терпеть не может опаздывающих, а потому никого не впускает в аудиторию после начала занятия.

Решение уйти в аспирантуру было почти спонтанным, но я ни разу о нем не пожалела. Конечно, я могла бы уже давно найти работу и самостоятельно себя обеспечивать. Возможно даже снимать квартиру, где мне никто бы и слова не сказал о том, что настоящая леди не пьет вино из горла и не ругается, как сапожник. А еще никто бы не готовил и не оплачивал счета. Так что выбор вполне очевиден.

К тому же, в тот момент закончились мои самые продолжительные и токсичные отношения, поэтому возможность с головой уйти в науку, чтобы забыться, привлекала как никогда.

По сути я всегда была книжным червем, и кроме как учиться больше ничего и не умею. А если отвлечься от любовных переживаний и алкогольных вечеринок, то моя научная работа в области социальной политики Великобритании – это выстраданное за восемь лет университета дело всей жизни. Ни больше, ни меньше.

Поэтому я так переживаю, как пройдет сегодняшний день.

К счастью, на лекцию я успеваю вовремя, а после, по традиции, заруливаю в деканат. Рейчел Линд, как всегда, на месте и в курсе всех свежих сплетен факультета права. Эта девушка – моя поддержка и опора. Она не только прекрасный административный работник и коллега, но еще моя хорошая подруга и несостоявшаяся любовь. Нет, не поймите неправильно, я гетеросексуальна до мозга костей, хотя к ЛГБТ-сообществу отношусь с большим пониманием. А вот Линд… Дело в том, что она раньше была парнем. Да, и я заглядывалась на него на первом курсе университета. Задолго до того, как Рэй осознал, что женское начало в нем гораздо сильнее физического облика. Он начал принимать гормоны, преобразившись в очаровательную блондинку с пышными формами, что так и не решилась на главную операцию. Мы всегда хорошо общались, а в период перехода я была одной из немногих, кто поддержал решение Линд. Благодаря этому наши отношения вылились в крепкую дружбу, и я знаю, что могу довериться Рей-Рей, а она всегда меня поймет и не осудит.

– Привет, крошка, – по-хозяйски распахиваю дверь в деканат, прохожу напрямик к подруге и запрыгиваю прямо на стол, складывая ногу на ногу.

Блондинка бросает беглый взгляд на дверь в кабинет декана и расплывается в улыбке.

– Привет, – по глазам вижу, у нее есть для меня какие-то новости, но она не спешит вываливать их прямо с порога. – Как настроение?

В компании подруги я всегда могу расслабиться, поэтому утомленно закатываю глаза и шумно вздыхаю:

– Ты прекрасно знаешь, что я волнуюсь. Профессор Маккинзи прислал свои правки, с половиной которых я не согласна. И это именно сегодня, когда к нам на научную практику приезжает кандидат из Швеции.

Линд сочувственно кивает и, осторожно кивнув на кабинет начальника, бормочет:

– Он сказал, что ты должна будешь показать гостю кампус сегодня. Вы же будете работать вместе, а это своего рода возможность познакомиться.

Вот оно что. Беда никогда не приходит одна.

– И за что мне это? – театрально прикладываю ладонь ко лбу, добавляя в голос обиженные нотки, – я уже смирилась, что мне придется делить свою работу с каким-то А. Нильсеном. А теперь еще и носиться с ним, как с писаной торбой.

– Но Агата, это же твоя обязанность, как работника деканата, – усмехается Рей, складывая руки на груди. – Или это не ты составила ознакомительную брошюру?

Бросаю на блондинку уничижающий взгляд и криво улыбаюсь.

– Я. Но кто же знал, что всё так повернётся. Да и что такого в том, что я просто скомпоновала тонну разрозненной информации о нашей альма-матер в десяток печатных страниц?

Наш разговор прерывается внезапным стуком в дверь, которая тут же распахивается, и на пороге появляется статный молодой человек. Аккуратно уложенные темно-русые волосы, холодный взгляд голубых глаз, острые скулы – на мгновение теряю дар речи от того, как красив незнакомец.

Первой приходит в себя Рейчел.

– Мужчина, вы к кому?

– У меня назначена встреча с деканом, – лениво отвечает тот, с интересом осматривая помещение. Чувствую, как по спине пробегает стая мурашек, а щеки предательски краснеют, когда попадаю в его поле зрения.

– Присаживайтесь на диван, пожалуйста, – указывает рукой девушка, одновременно бросая на меня многозначительный взгляд.

Не обращая на нас никакого внимания, незнакомец берет с журнального столика мою брошюру и, удобно устроившись на предложенном месте, начинает ее листать. Ловлю себя на мысли, что с удовольствием присела бы рядом с ним, лишь бы наблюдать за тем, как он скользит своими загадочными льдинами по строчкам.

Рей-Рей возвращает меня к реальности, осторожно покашливая, и вполголоса произносит:

– На чем мы остановились? Ах, да! Зачем, кстати, приезжает этот швед?

Поворачиваюсь к ней и, поморщившись, съезжаю в свою любимую колею нытья:

– Коллаборация наших университетов, – горестно вздыхаю. – Вот трудилась я себе одна, но нет. Старина Мак решил, что сравнение британского и шведского подходов и дальнейшее их объединение в одно исследование будет прекрасным подспорьем для продвижения факультета на международном уровне.

– То есть вы с этим Нильсеном будете очень тесно контактировать, – в голубых глазах подруги ехидные чёртики во всю танцуют ламбаду.

Едко усмехаюсь в ответ:

– А по закону подлости он окажется маразматичным стариком, что будет хватать меня за коленки и брызгать слюной.

– Почему ты так думаешь? – вдруг лукаво улыбается подруга. – Может, он будет похож на скандинавского бога?

– Рейч, – мой взгляд полон скепсиса, но я старательно объясняю ей свою мысль. – Крис Хэмсворт – австралиец. А Нильсен – швед. Он скорее будет похож на Варга Викернеса. Будет слушать отвратительный блэк-метал и есть протухшую рыбу. Так что мы вряд ли сработаемся.

Со стороны дивана внезапно раздается смешок, и мы с Рей синхронно оборачиваемся. Заметив, что мы обратили на него свое внимание, молодой человек качает головой, и, ухмыляясь совершенно обезоруживающе, выдает:

– Простите, я просто листаю эту брошюру и не могу не отметить пустоголовость автора. Так непрофессионально подобрать и сверстать данные нужно еще постараться. Кажется, А. Харрис совсем не умеет работать с информацией.

Что это только что упало с таким грохотом? А, это же наши с Рейчел челюсти. Первой прихожу в себя и, едва сдерживая раздражение, выдавливаю сквозь сжатые зубы:

– А. Харрис – это я!

На что голубоглазый нахал лукаво прищуривается и спокойно отвечает:

– Я знаю. – показывает мне задник брошюры с моей фотографией и я чувствую, что готова взорваться от переполняющих меня эмоций.

Едва успеваю набрать побольше воздуха, чтобы разразиться едкой тирадой, как дверь в приемную открывается и оттуда выглядывает профессор Маккинзи собственной персоной. Окинув нашу троицу любопытным взглядом, он расплывается в улыбке:

– Агата, как хорошо, что вы здесь, – с этими словами, он пожимает руку поднявшемуся на ноги незнакомцу и продолжает. – Кстати, познакомьтесь. Ваш новый партнер по исследовательской работе – Александр Нильсен.

Вот черт!

Комментарий к 1

Жду, жду, жду ваших отзывов по новой работе!

Эстетика и песня к главе по ссылке:

https://vk.com/wall-197454716_134

========== 2 ==========

Если рассматривать социальное государство как форму организации общества, обеспечивающую максимальное соответствие между естественным и правами, обязанностями членов общества и их материальным вознаграждением, то к нашему факультету этот термин никак не применим. А вот автократия как форма правления, при которой руководитель обладает неограниченной и бесконтрольной властью, как нельзя лучше характеризует нашего многоуважаемого декана.

Профессор Маккинзи представляет из себя человека, особенно ратующего за благополучие родного университета. И всё бы хорошо, если бы этот самодур не чурался ходить по головам ради достижения личных целей, особенно по головам собственных сотрудников.

Моя докторская диссертация разрабатывалась в стенах нашей альма-матер уже несколько лет. Она постепенно выросла из ряда курсовых, выпускной квалификационной работы для степени бакалавра и магистерской диссертации. Я собирала ее, словно дорогое ожерелье, нанизывая бесценные жемчужины своих работ, проводя бессонные ночи в библиотеках и архивах. И была безумно горда тем, что была к тому же единственной девушкой на факультете, так дотошно разбирающей тонкости социальной политики.

Но теперь стараниями дорогого декана всё это стремительно несется в тартарары. Ведь для того, чтобы получить международный грант, необходима организация специального исследования на основании сотрудничества между странами с разной организацией социального обеспечения. И именно поэтому мы с Нильсеном сидим сейчас на тесном диванчике из Икеи (какая ирония!), выслушивая сладкие речи профессора.

– Прекрасная возможность, молодые люди! – восторженно восклицает он, больше напоминая толстого клоуна на арене цирка. Я еле сдерживаюсь, чтобы не закатить глаза. – Ваша совместная работа не только повысит статусность наших учреждений, но и добавит в копилки ваших портфолио пару жирненьких галочек.

Из-за небольшого размера мебели мы с Александром оказываемся так близко друг к другу, что я в какой-то момент пропускаю все слова декана мимо ушей. У меня нет возможности удобно уместиться на небольшом клочке сидения, чтобы при этом не задеть соседа. Поэтому приходится застыть в весьма неудобной позе, невыносимо выпрямив спину. В голове среди урагана мыслей носится истошный вопль, направленный на задеревеневшие мышцы правой ноги, чтобы те ни в коем случае не смели непроизвольно дернуться. Наше знакомство со шведом вышло в лучших традициях комедийного жанра, а я только-только смогла успокоить сбитое дыхание явно не для того, чтобы вновь попасть в неловкую ситуацию.

– Я надеюсь, вы сможете найти общий язык, и сотрудничество выйдет по истине плодотворным, – продолжает заливаться соловьем Маккинзи, а я мгновенно покрываюсь румянцем с головы до ног, припоминая в мельчайших подробностях события последних пяти минут.

Сбоку раздается смешок, а затем ледяной голос произносит:

– Всё это звучит невероятно забавно, профессор, – тот осекается и удивленно взирает на шатена, чье невыносимое спокойствие туманом расползается по кабинету. – Насколько мне помнится, целью моего перевода сюда было продолжение собственного исследования и обмен опытом, но никак не объединение диссертаций в одну работу. Возможно, это было бы даже заманчиво, но, учитывая обстоятельства, я вынужден отказаться.

Оглушенные подобным заявлением, я и декан смотрим на Нильсена, что даже бровью не ведет, вальяжно откидываясь на спинку дивана. Превосходство в холодном взгляде в какой-то момент заставляет меня думать, будто все в этом помещении принадлежит ему. Поежившись от этой мысли, я оборачиваюсь на Маккинзи. Тот явно оцепенел в недоумении, а его лицо выражает невероятную смесь эмоций: от затаенной злобы, до искреннего шока. Не стараясь даже скрыть своих чувств, он шипит:

– Обстоятельства?

Чем вызывает очередную усмешку Александра. Шатен решительно поднимается с диванчика, задевая меня локтем. Равнодушно проследовав к двери, он кидает на меня красноречивый взгляд, от которого жар на щеках только усиливается, и выходит из кабинета. В этот момент я искренне начинаю мечтать о том, чтобы мне на голову обрушился потолок, потому что яростный взгляд декана уже буквально прожигает дыру в области лба.

– Что это значит? Да кто он такой! – рычит он. Я пытаюсь что-то сказать, но из горла вырывается какой-то несвязный лепет. Маккинзи прикрывает глаза рукой и бессильно выдыхает. Я понимаю, что ему не стоит знать о произошедшем в приемной, и мысленно даже благодарю Александра за то, что не выдал. Но по глазам профессора понимаю: он слишком зол, и внутренне сжимаюсь от гаденького чувства страха за свое рабочее место и профессиональное будущее.

– Иди за мной, – бросает он, кидаясь к двери. – Делай что хочешь, мне плевать: умоляй, требуй, иди на ухищрения, но заставь его передумать! Ты поняла меня, Харрис?

Судорожно киваю, не особо соображая, на что подписываюсь, но Маккинзи даже не смотрит в мою сторону. Ловлю ошарашенный взгляд Рейчел в приемной и делаю большие глаза, всем своим видом показывая, что я в полной заднице.

Мы догоняем шведа в коридоре, и у меня закрадывается мысль, что он не особо и торопился покинуть стены университета, словно давая нам фору.

– Мистер Нильсен! – восклицает декан, расплываясь в своей самой приторной улыбочке. – Покорнейше прошу не исчезать так скоро. Позвольте мисс Харрис хотя бы покажет вам кампус.

Затем его лицо вновь принимает повседневный строгий вид и, повернувшись ко мне, он спокойно, но так, чтобы Александр слышал, произносит:

– Я думаю, у нее есть, что Вам рассказать.

Развернувшись на каблуках, он удаляется, а я сверлю взглядом его спину, спешно стараясь придумать, как начать разговор, прежде чем обернуться. Как назло, мысли путаются в голове, а трусливое «извини» внезапно становится таким неприятным на вкус, что я физически не могу его выдавить из себя.

– Ты девушка или дохлый бобер, Харрис? – раздается позади, и я неловко оборачиваюсь, встречаясь с язвительной усмешкой. Свет из узкого витражного окна в полумраке коридора красиво оттеняет его лицо, и я не могу не признать, что Нильсен поистине привлекателен. Но тут он продолжает. – Ты не знаешь, как извиняться перед мужчиной?

Слова застревают в горле, пока я пытаюсь прийти в себя от шока. Он серьезно это сказал? Он действительно намекает на…

Кажется, его забавляет мое выражение лица, потому что насмешливая улыбка становится только шире.

– Словами, Агата, словами, – до меня наконец доходит, что этот швед просто издевается надо мной. – Есть прекрасные экземпляры, вроде «извини меня» или «прошу прощения».

Нет, я не намерена мириться с таким положением вещей. Если бы Александр был хоть немного адекватным, я бы охотно извинилась, но теперь никак не горю желанием.

– Мне очень жаль, – выдавливаю сквозь зубы, даже не скрывая своего недовольства. – Что ты узнал мое мнение о себе таким образом.

Он оценивающе смотрит на меня, как будто решает, признавать ли победу в этом раунде за мной или нет.

– А ты, вероятно, расстроена, что я оказался не дряхлым стариком, да, Харрис? – Нильсен чуть склоняет голову на бок, продолжая разглядывать меня. От такого пронизывающего насквозь взгляда мне становится неуютно, но я не намерена сдаваться. – Не переживай. Если хорошо попросишь, то я, так и быть, ухвачу тебя за коленки разок.

Снова вспыхиваю от его наглости, но не собираюсь оставаться в долгу.

– А я смотрю, тебе самому прям этого хочется, – с вызовом заявляю я, вздергивая подбородок, чтобы показать, что ни капли его не смущаюсь (да, я частенько вру себе, не обращайте внимания). – По крайней мере, от тебя не воняет тухлой рыбой и ты не брызжешь слюной. Мне этого достаточно.

– Знаешь ли, Агата, – внезапно его тон становится назидательным, хотя в голубых глазах по-прежнему плещется ехидство, – сюрстрёмминг – это особый деликатес, но вовсе не значит, что абсолютно все шведы едят его на завтрак, обед и ужин. Но уж по крайней мере даже он будет вкуснее переваренных овощей.

Это что сейчас было? Он так намекнул, что британская кухня не отличается разноообразием? Нет, ну, я как бы не спорю, так и есть. Глубоко вздыхаю, понимая, что ничего не могу ему на это ответить. Да и мы довольно долго уже стоим друг напротив друга в полутемном узком коридоре. Поэтому не нахожу ничего лучше, как двинуться мимо шведа, как бы невзначай задевая его плечом (ответочка) и бросая на ходу:

– Пойдемте, я покажу вам университет, мистер Нильсен.

За спиной снова раздается ехидный смешок. Честное слово, это уже невыносимо. Я готова требовать объявить этот звук вне закона, чтобы официально подать на Александра в суд.

– Ты боишься меня? – внезапно спрашивает он. – Боишься, что я выдам тебя декану, если не будешь выполнять свои обязанности?

– Я не собираюсь бояться, – изо всех сил сохраняю невозмутимость, хотя это нелегко. – Либо ты всё расскажешь, либо нет.

– Ты любопытная девушка, Агата, – швед равняется со мной, продолжая с интересом рассматривать, словно я неизвестный науке вид растения, а он сумасшедший ботаник. – Так негодуешь от того, что нам необходимо работать вместе, умаляя таким образом собственные заслуги и труды, но при этом стремишься выслужиться перед начальством, вымаливая у меня прощение и согласие на совместный проект.

– Я не стремлюсь выслужиться, – отвечаю ему, стараясь скрыть раздражение и убедить в первую очередь саму себя в том, что он не прав. – В первую очередь, это рационализм. Эта работа – дело всей моей жизни. С тобой или без тебя я продолжу то, чем занимаюсь. А вот если меня исключат, то восемь лет трудов просто пойдут псу под хвост. Не думаю, что это адекватная цена за непокорность.

– А я уж думал, что ты анархистка до мозга костей, – Нильсен кивает на мою футболку. – В любом случае, я принимаю твои извинения, мне сложно долго злиться на таких красавиц.

Чувствую, как краснеют щеки, и отворачиваюсь, не понимая, приятен мне этот комплимент или же раздражение на Александра сильнее.

Мы проходим основные корпуса огромного университета, и я понемногу начинаю оттаивать к колючему шведу, ведь всю дорогу он внимательно меня слушает, задает адекватные вопросы и даже не пытается подкалывать. Создается впечатление, что ему действительно интересна экскурсия и он действительно передумал насчет участия в нашем совместном проекте. Поэтому в какой-то момент просто теряю бдительность. Мы неспешно возвращаемся в сторону деканата, и я позволяю себе расслабленно пошутить, как будто мы добрые друзья.

– Надеюсь, вам понравилась экскурсия, мистер Нильсен, и вы обязательно воспользуетесь услугами нашего туристического бюро, – поворачиваюсь к нему, одаривая самой очаровательной своей улыбкой.

В ответ получаю все ту же ехидную усмешку.

– На самом деле, я удивлен, Харрис, – кажется, швед испытывает в этот момент садистское удовлетворение, наблюдая, как меняются эмоции на моем лице, пока он говорит. – Судя по твоей брошюре, я вообще не ожидал, что мы сможем не заблудиться в трех с половиной зданиях.

Выпучиваю глаза от удивления, ища хоть какой-то ответ на его беспардонную реплику, но кроме перекати-поле из разрозненных мыслей в моем сознании ничего нет.

Покачав головой, Александр кивает мне с улыбкой, отчего я погружаюсь в еще больший ступор, и, развернувшись, идёт прочь.

– Ч-что? – наконец прихожу в себя и бросаюсь вслед за ним. – Нильсен, постой! Как же проект? Ты же сказал, что принял мои извинения.

Он останавливается у небольшой рекреации и, хитро взглянув на меня, отвечает:

– Я еще не решил.

– Но… – пытаюсь найти подходящие аргументы, но он вдруг останавливает меня жестом и ехидно спрашивает, красноречиво выгибая брови.

– В экскурсию по университету входит сопровождение гостя в уборную?

В этот момент до меня доходит, что мы стоим напротив дверей в мужской туалет. Чувство неловкости накрывает с головой, и я спешно отворачиваюсь, чтобы тут же двинуться в сторону деканата. Вслед доносится всё тот же чёртов смешок, заставляя сильнее сжимать кулаки.

Нет, ну каков нахал! Я извинилась перед ним, а он ведет себя как самый настоящий придурок! Бесит! Да как он смеет вообще?

На волне раздражения врываюсь к Рейчел, заставая подругу за сортировкой корреспонденции по преподавательским ячейкам.

– Агата, – подруга взволнованно смотрит на меня, неосознанно срывая чеку гранаты под названием «взбешённая Харрис».

– Нет, ты представляешь, каков наглец! – восклицаю, активно размахивая руками. – Я тут перед ним распинаюсь, прощения прошу, а он… он…

Начинаю задыхаться от злости, во всех красках расписывая наш разговор. Удивлению Линд нет предела. Она распахивает глаза и прикрывает рот рукой, наблюдая за моим словесным поносом. Постепенно вхожу в раж и начинаю кривляться, намеренно коверкая слова и изображая непонятный акцент (которого, к слову, у самого Нильсена нет), вызывая у блондинки улыбку:

– Ой, я тут самый умный и вообще мистер надменная шведская задница. Знаешь ли, Агата, сюрстрёмминг – это особый деликатес. Это тебе не тушеные овощи.

Я так увлечена собственной яростью, рвущейся наружу в виде паршивой пародии, и даже не обращаю внимания на перемену в настроении Рей-Рей, что внезапно перестает хихикать.

– Судя по твоей брошюре, я удивлён, что мы не заблудились… Да, что? – взрываюсь, окидывая наконец подругу пронзительным взглядом.

Не могу разобрать странное выражение ее лица с расширенными от удивления глазами и кривой усмешкой. Кажется это похоже на смесь неловкости, сожаления и ужаса. А от того, что она слишком красноречиво смотрит мне за спину, чувствую, как по позвоночнику спускается табун мурашек, подгоняемых липким холодком.

– Он сейчас стоит у меня за спиной? – еле слышно бормочу онемевшими губами, заглядывая Линд в глаза.

Нет, нет, нет! Только не это…

– Стенд-ап – это тоже не твоё, Харрис, – ехидный голос со стороны двери разбивает все мои надежды в прах. – Как и составление брошюр.

Да твою ж мать!

Комментарий к 2

Я наконец-то собрала себя в кучку для написания этой главы! Простите, что так затянула, но от начала учебного года и поурочного планирования голова идёт кругом, прогоняя всякое вдохновение😒

Очень надеюсь, что не буду затягивать выход новых глав так сильно. Огромное спасибо моей замечательной бете за чудодейственные пинки, если бы не она, возможно, я тянула бы ещё дольше😅

Горю желанием узнать ваше мнение о том, каким вышел Александр. Я по прежнему сильно боюсь его, хотя вроде нам удалось найти общий язык🙄😅

Обнимаю❤️

P.S. Эстетика и музыкальное сопровождение по ссылке:

https://vk.com/wall-197454716_157

========== 3 ==========

Высшей ступенью в развитии противоречий в обществе является социально-политический конфликт. Он характеризуется сравнительно острым столкновением интересов сторон и противопоставляется социальному партнерству. А еще этот термин неплохо описывает наши с Нильсеном отношения.

Хотя как можно описать то, чего, попросту говоря, нет?

Или погодите, есть прекрасный термин.

Принцип невмешательства, при котором стороны обязуются сохранять нейтралитет в вопросах, относящихся исключительно к внутренней компетенции каждого участника конфликта.

Одним словом, мы не разговариваем.

С того позорного во всех смыслах дня нашего знакомства прошла неделя, но швед все же появлялся в университете. Из чего можно было сделать вывод, что он не отказался от участия в программе научного обмена. Но тот факт, что я продолжала работу над своей диссертацией в гордом одиночестве, заставил меня прийти к единственно возможному заключению – мальчик обиделся.

А я, конечно же, не собираюсь больше извиняться. Да, ситуация вышла более чем неловкая, но он сам виноват. Не нужно было строить из себя не пойми кого и действовать мне на нервы. И хотя слабые порывы совести сжимают мне горло, я с силой задвигаю их как можно глубже, в очередной раз закусывая губу и убеждая себя в том, что ни в чем не виновата.

Хорошая стопка книг с тяжелым хлопком опускается на стол, и я с облегчением выдыхаю. Оборачиваюсь через плечо взглянуть на недовольную миссис Блэкмор, нашего библиотекаря, и, хмыкнув себе под нос, сажусь на стул. Неистовое желание Маккинзи, чтобы сотрудничество состоялось, несмотря ни на что, раздражает меня до зубного скрежета, но я вынуждена подчиняться. Хотя бы для видимости.

Нехотя разгребаю раздобытые тома: «Шведская модель социальной политики», «Экономика скандинавских стран», «Организация социальной работы в странах Северной Европы»…

– Похоже, ты настроена серьезно, – раздаётся за спиной, и я аж дергаюсь от неожиданности, прижимая руку к груди.

– Какого черта ты творишь? – рявкаю, силясь успокоить сбитое дыхание вместе с заходящимся в панике сердечным ритмом.

– А ты так пугаешься, словно делаешь что-то противозаконное, – Александр встаёт перед моим столом, нахально рассматривая.

– Если ты будешь так подкрадываться, то я точно совершу что-то противозаконное, – теряюсь от его взгляда, но стараюсь не подавать виду. Грозно смотрю исподлобья, но Нильсена это, похоже, только забавляет. Он пробегается пальцами по разложенным по столу книгам, не убирая эту дурацкую усмешку с лица.

– Социально-демократическая модель – слишком тонкая сфера для приверженца либерального типа социальной политики.

– Говоришь так, словно ты мог бы разобраться в этом лучше меня, – огрызаюсь, понимая, что это мало поможет. Потому что швед уже садится напротив, расчищая от книг место для своего ноутбука.

– Так и есть, – он подмигивает, тут же сосредотачиваясь на экране и теряя ко мне всякий интерес. Я же продолжаю беззвучно негодовать, не понимая, что только что произошло. Зачем он сюда пришёл? В читальном зале куча свободного места, но швед сел со мной. Значит ли это, что мы работаем над проектом, или он наведался подействовать мне на нервы?

Какое-то время пялюсь на мужчину напротив, что спокойно щелкает по клавишам. В конце концов отвлекаюсь на изучение принесенных мною томов. Вычитка информации проходит трудно, общий смысл ускользает, ведь я никак не могу сосредоточиться. Неторопливый стук клавиатуры, похожий на шелест, словно гремит на всю библиотеку. Раздражает. Что этот противный Нильсен здесь вообще забыл?

Мысленно заставляю себя не обращать внимания, но все же периодически украдкой поглядываю на Александра. Его лицо сурово и задумчиво, что делает мужчину ещё более привлекательным, и я невольно начинаю любоваться.

– На удивление, твоя работа не лишена смысла и хорошо аргументирована, – его голос застает врасплох, заставляя нервно дернуть головой в попытке отвести взгляд. Поэтому я не сразу понимаю, о чем он говорит. – Видимо, в ней ты проявила больше старания, чем в оформлении брошюры.