Текст книги "Лар: особенности экстремального туризма (СИ)"

Автор книги: Valerie Black

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)

========== НЕФОРМАЛьная встреча. ==========

Летний день клонился к закату. Еще достаточно яркие солнечные лучи смело пробивались сквозь ажурную листву орешника, тянущегося на многие километры вокруг. Редкий подлесок практически не давал тени и солнце, пробивающееся сквозь ветви деревьев и кустарников, окрашивало все вокруг в золотистые тона. День медленно и неотвратимо близился к концу, и вся природа замерла в ожидании очередного теплого вечера. Даже ветер, казалось, затих, не решаясь потревожить замерший в предчувствии ночи лес.

На низко склонившуюся к земле ветку кустарника опустился дрозд. Пичуга издала несколько призывных трелей и закрутила головой, осматривая окрестности и выглядывая спрятавшихся под листьями и в траве насекомых. Легкое шуршание травы неподалеку от поваленной в прошлом году сильным ветром осины заставил птицу вспорхнуть и перебраться на растущее неподалеку дерево. С любопытством склонив голову, дрозд следил, как развороченная еще ночью земля зашевелилась, вздыбилась холмом, и из нее показалась человеческая рука. Слепо пошарив вокруг, рука уперлась в землю и вслед за ней из-под земли полезли другие части тела: сначала обильно засыпанная черноземом спина, потом показалась абсолютно лысая голова, также облепленная комьями жирной почвы, а следом уже в землю уперлась вторая рука, позволив их владельцу восстать из импровизированной земельной норы. Удивленный дрозд пару раз свистнул и перепрыгнул на соседнюю ветку, видимо с целью лучше разглядеть представленный ему на не притязательную птичью критику перформанс под названием: «Восстание зомби в отдельно взятом орешнике».

– Тьфу! Гадость какая! – восставший принялся плеваться, освобождая рот от набившегося туда чернозема. – И как старикам нравится валяться в этой грязи?

Последним из его рта вылетел довольно крупный дождевой червяк, который сперва врезался в ствол дерева, а потом уже смачно шмякнулся на землю. Проследив взглядом траекторию полета своего невольного компаньона по импровизированной могилке, незнакомец брезгливо поморщился, пальцами проверяя свою ротовую полость на предмет других непрошенных квартирантов. Не найдя там больше ничего подозрительного, он принялся активно стряхивать с себя налипшие комья земли, что-то приглушенно бормоча явно не на местном диалекте и шипя, словно разъяренный кот.

В это время возмущенный столь наглым отношением к его особе, червь начал активно вбуравливаться обратно в землю, мысленно посылая существу, чуть было не сожравшему его, все возможные червячьи проклятья.

– Что уставился? – возмущенно буркнул наблюдавшей за ним птице незнакомец, перебираясь под раскидистую осину, под которой, как ему показалось, была самая большая тень.

Дрозд насмешливо свистнул и упорхнул по своим неведомым птичьим делам. Проводив его взглядом, несостоявшийся поедатель дождевых червей привалился к стволу дерева, и тяжко вздохнул. Точнее, те действия, которые он совершил – поднял и опустил грудную клетку, издал тихий звук, обычно издаваемый в таких случаях людьми, – очень напоминали обычный вдох усталого и разочарованного жизнью человека. Но фактически это была обычная имитация сего действа, ибо незнакомец за все то время, что выбрался из-под земли, ни разу не сделал ни одного вдоха. Видимо, самому незнакомцу просто нравился совершаемый им процесс. Тяжко вздохнув еще раз, он прикрыл глаза и устроился поудобнее, зарывшись пальцами в густую траву. Так он просидел не менее часа, периодически приоткрывая глаза и оценивая обстановку. Только один раз он пошевелился, снимая с кончика носа надоедливого паучка, вознамерившегося было сплести на новом объекте, появившимся в лесу, свою немудреную паутинку. Пересадив насекомое на лист соседнего куста, незнакомец снова замер, почти сливаясь с подлеском в наступающих сумерках.

Зашевелился он лишь когда солнце окончательно скрылось за горизонтом, и на небе начали зажигаться первые звезды. Пошарив в кустах, незнакомец вытащил оттуда спрятанный среди ветвей внушительных размеров туристический рюкзак. С легкостью, словно пушинку, он взвалил его на плечи и быстрой пружинистой походкой направился по едва заметной звериной тропе, петляющей между деревьями.

Спустя несколько километров редкий орешник превратился в густой непролазный бурелом, через который путник продирался уже с трудом, прорубаясь сквозь него при помощи огромного мачете, до этого мирно висевшего у него на поясе. Разносящийся при этом по всей округе треск от перерубаемых им ветвей его абсолютно не смущал, поскольку местность вокруг действительно была безлюдная. Окрестности Припяти, как-никак. Разве что местная живность, навострив уши, тут же пыталась убраться с пути незнакомца, ломящегося сквозь чащу подобно бульдозеру, не разбирая дороги.

За все время путешествия сюда он встретил только парочку местных, весьма неприятных жителей, а потом на его пути все чаще встречалось только зверье, уже практически не боящееся людей, и с равнодушием реагирующее на проходящего мимо «туриста». Тем более, предпочитал он дороги в обход заранее выверенных и зафиксированных во всех справочниках туристических маршрутов, по которым изредка гиды возили туристов, желающих пощекотать свои нервы.

Вспомнив последнюю трапезу, незнакомец поморщился. Ему потом пришлось долгое время избавляться от неприятного привкуса во рту.

Как обычно говорят – ты то, что ты ешь? Ну уж нет, превращаться в убитую наркотиками развалину, еле передвигающую ноги, и не соображающую, что вообще вокруг происходит, ему однозначно не хотелось. Но и таскать с собой «концентраты», как он называл пакеты с донорской кровью, не было никакого желания. При путешествиях он всегда предпочитал пробовать «местную кухню», из-за чего периодически влипал в самые разнообразные неприятности. Взять хотя бы тот случай в Румынии, когда он попробовал одну цыганку. Хотя она была сама виновата: весь вечер таскалась за ним по городу, то приставая с предложением погадать, то просто выпрашивая денег. А в итоге попыталась стянуть у него сумку с оружием, и вот тут он уже просто не выдержал. В принципе, в итоге она и пострадала-то не сильно, больше вопила, оглашая окрестности криками: «Дракула! Господарь вернулся!», после чего, ловко подхватив свои многочисленные юбки, рванула от него с такой скоростью, словно выступала как минимум на Олимпийских играх, и от ее победы зависела честь всего ее табора.

И вот весь этот табор, честь которого она, видимо, смогла защитить, побив все мировые рекорды по скорости бега с препятствиями, похватав палки, колья, вилы и прочий садовый и не очень, инвентарь, который до этого получилось украсть у местных жителей, устроил на него незабываемую охоту. В принципе, все закончилось довольно благополучно. Пока озверевшие цыгане с факелами устраивали инсценировку охоты на ведьм в современной интерпретации, поскольку те, кому не хватило факелов, подсвечивали себе дорогу фонариками мобильных телефонов, он с комфортом устроился в одном из шатров табора, и приятно провел время, травя анекдоты с дряхлой и уже абсолютно слепой ромалэ. На прощание он все-таки устроил неплохой перекус одной из ее внучек, так не вовремя ввалившейся к ним в шатер. Ну а что? Сами виноваты! Не покормили гостя, скряги!

На прощание он не мог не воспользоваться случаем, и шепотом поведал старухе, что он, дескать, тот самый Темный владыка ночи, возвращения которого они так боялись, и из-за их негостеприимства он проклял весь их род до седьмого колена. И проклятье теперь можно снять только раз в году, дождавшись кровавого полнолуния, при котором весь табор, от мала до велика, должен вернуть хозяевам все наворованное ими и их предками, раздать все свои ценности и уехать в паломничество по святым местам. Оставив абсолютно ошалевшую от удивления старуху, он благополучно вернулся в город, миновав возвращавшихся ромалэ, не поймавших «ведьму», но довольно удачно обчистивших несколько домов и магазинчиков.

Вспоминая, как бедная старуха лепетала что-то про то, что нет у ромалэ святых мест, незнакомец усмехнулся. На то был и расчет, что теперь либо они у табора в срочном порядке появятся, либо «проклятие» останется на века.

Лес становился все гуще. Прорубаясь сквозь чащу, ветви которой так и норовили ухватить путника за одежду, а рюкзак, так вообще, каждые пару минут приходилось выпутывать из цепляющихся за него цепких лап деревьев, он уже матерился в слух, не стесняясь в выражениях. Наконец, бурелом закончился и он вывалился на прогалину, за которой начиналась дорога с остатками асфальта, почти заросшая травой и мелкими чахлыми кустиками. Уже час, как взошедшая полная луна, пробивалась сквозь деревья, своим робким светом превращая окружающую его чащу в сказочный лес.

Путник уселся под огромным буком и, достав из внутреннего кармана карту, при неярком лунном свете сверился с ней. Одному богу было известно, как он при этом определял свое местоположение в этой темноте. Удовлетворенно кивнув, он бережно сложил карту и убрал обратно за пазуху.

Над ней незнакомец трясся особенно. Если учесть, сколько ему сил пришлось положить, чтобы добыть это сокровище… Чего стоили его бесконечные шараханья от одного гида к другому. Правда, разыскивал их не он, перепоручив эту миссию местному агенту Древних, который работал на них уже не один десяток лет. Тот каждый раз давал новый адрес, и каждый раз путник возвращался оттуда ни с чем. То гиды оказывались не слишком сговорчивыми, видя в нем потенциального конкурента, и ему стоило большого терпения, чтобы не всадить в голову особо тупому и упертому организатору экстремального туризма целую обойму, устав доказывать, что – нет, экскурсии он водить точно не будет, и – да, эта карта с маршрутами ему нужна для личного пользования. Пару раз пришедшие на встречу гиды, увидевшие, с кем им придется иметь дело, просто сбегали, неистово крестясь и бормоча молитвы вперемешку с матами. В итоге карту с нужными маршрутами удалось найти у какого-то чудаковатого деда, который до этого много лет работал в этих местах егерем, а по выходу не пенсию затеялся посещать эти же места, но теперь с целью поохотиться. Правда в качестве оплаты дед взял не деньги, а выторговал новенькую «Сайгу», объясняя это тем, что зачем ему деньги на старости лет, а вот ружьишко хорошее в самый раз будет.

Выражение его лица изменилось. Легкая улыбка, блуждавшая на лице практически всю дорогу, куда-то исчезла, сменившись на угрюмую сосредоточенностью. Подняв глаза к небу, путник, не мигая, уставился на холодный лик луны. Сейчас незнакомец ничем не походил на того весельчака, которым его всегда видели окружающие. Иногда он и сам не знал, какой он на самом деле – вечный любитель шуток и подколов, или угрюмый нелюдимый тип, на хмуром лице которого невозможно разглядеть никаких эмоций, кроме легкой брезгливости. Вот и сейчас его лицо не выражало никаких эмоций.

– Что, подруга, опять мы с тобой одни? Ты, я и дорога? – он печально усмехнулся и опустил голову.

Посидев так несколько минут, путник снова вернул на лицо подобие прежней улыбки, сквозь которую проглядывали следы печали. Осмотревшись по сторонам, он легко поднялся и двинулся в путь тракту. Ни пройденное им до этого расстояние, ни огромный, даже на вид тяжелый рюкзак, никаким образом не сказывались на его скорости и легкости походки. Путник скинул капюшон куртки и Луна освещала неверным светом его абсолютно лысую голову с остроконечными ушами, от чего он стал напоминать вампира Носферату из немого немецкого фильма ужасов.

Пройдя по дороге несколько километров, турист остановился и снова достал карту. Уткнувшись в нее, он свернул с дороги и побрел по полю, утопая в густой траве почти по колено. И, возможно, благодаря высоте разнотравья, колышущегося волнами под порывами ветра, он не заметил, что с виду ровное поле резко обрывается крутым спуском. Земля под ногами ухнула вниз и путник, неловко взмахнув руками, и успев только схватить покрепче карту, полетел вниз, скользя телом по траве. Перекувыркнувшись несколько раз в самом конце спуска, изловчившись при этом скинуть с себя рюкзак, он остановился. Догнавшая его в самом конце пути ноша со всей силы рухнула на него сверху, придавив своим весом. Полежав так на спине несколько минут и тупо глядя в ночное небо, едва тронутое рассветной зарницей, незнакомец, бормоча то ли ругательства, то ли молитвы, резко подскочил на ноги, перехватил лежащий на нем груз, и завертел головой.

Крутой спуск закончился прямо около поваленного штакетника, ранее бывшего забором. Теперь же из земли торчало несколько разрозненных досок, изображающих условную границу, за которой начиналась заброшенное село.

Путник замер, прислушиваясь к звукам, доносящимся со стороны темных силуэтов домов. Его опасения были вполне обоснованы. Ранее он несколько раз натыкался на такие поселения, некоторые из которых на поверку оказались населенными всякими маргинальными элементами. Лишь в двух или трех, полностью заброшенных, он смог остановиться переждать день.

Чуткие уши уловили только шуршание травы, шорох и писк мелких грызунов и летучих мышей, поселившихся в пустых домах. Сделав вывод, что найденное им село безлюдно, путник смело направился к едва виднеющимся силуэтам домов, утопающих в густой и высокой траве. Обойдя покосившиеся строения, он выбрал из них менее всего тронутое временем, и осторожно заглянул в окно. Как и предполагалось, внутри царила полная разруха. Он легко толкнул висящую на одной петле дверь, но та, вместо того, чтобы с противным скрипом отвориться, просто рухнула внутрь, поднял густое облако пыли, окутавшей непрошенного гостя. Незнакомец отпрянул назад, и неожиданно для себя чихнул, замер на мгновение, зажмурив глаза, а потом просто шагнул внутрь, стремясь уйти с открытого пространства внутрь дома. Постояв некоторое время на пороге, он двинулся вперед, осторожно прощупывая ногой пол при каждом шаге. Как-то не хотелось ему снова проваливаться сквозь прогнившие доски, как случалось до этого.

Дом действительно оказался пуст. Обойдя все комнаты, и не обнаружив в них ничего интересного или ценного, путник поднялся по скрипучей лестнице на чердак. Там пахло пылью и старыми высохшими травами, растрепанные пучки которых висели под толстыми ребрами стропил. Единственное маленькое слуховое оконце было плотно заколочено досками. Осмотрев чердак, и оставшись довольным увиденным, он затащил рюкзак, из которого на свет божий явился довольно внушительных размеров спальный мешок. Расстелив его на полу, он забрался внутрь, и, повозившись там некоторое время, наконец, устроился и затих, прислушиваясь к предрассветным звукам, доносящимся снаружи дома.

Припять плавилась от жары. Воздух над остатками асфальта, заросшего мелким кустарником, пробивающимся отовсюду, дрожал от марева. Казалось, еще чуть-чуть, и вдалеке появится мираж, превращающий все вокруг в город из восточной сказки.

Из кустов на открытое пространство улицы вывалился парень. Высокий, как жердь, он, с высоты собственного роста, осмотрел окрестности. Не обнаружив никакой опасности, повернулся назад и призывно махнул рукой. Спустя несколько мгновений из кустов на свет божий вылезло еще несколько фигур, оказавшихся двумя девушками и тремя парнями. Выглядели они весьма живописно. Первый парень, несмотря на изнуряющую жару, был одет во все черное. В совокупности с мрачным выражением лица и черными, как смоль, волосами, он напоминал собой олицетворение идеального гота. Этакий сферический гот в вакууме. И при тривиальном имени Дима, кличка Танатос как нельзя лучше ему подходила.

Выбравшиеся за ним двое парней в кожаных косухах и также с длинным хаером, чем-то напоминали братьев. Оба кряжистые, среднего роста, только один, Серега – Ворон, красовался черными, как и у гота, волосами длиной почти в пояс, и завязанными в тугой хвост. Второй же, Костик – Гоблин, имел шевелюру победнее, и свои темно каштановые, отливающие медью волосы принципиально не завязывал в хвост, отчего они постоянно лезли всюду – в рот, нос, глаза… И не только его.

На прицепе за ними тащились две девахи. Одна – невысокая, пониже не отличающегося ростом Гоблина, с ярко-рыжими волосами, заплетенными в тугую косу, в темных джинсах и черной косухе с изображением черепа на спине. Звали ее Ксюха, но все окружающие запросто называли Ксю. Вторая, Кира, по кличке Найтли, была маленького роста, по плечо своей подруге, с ярко-розовыми волосами, и черных курточке и джинсах с розовыми вставками почти в тон волосам, чем-то напоминала невесть откуда затесавшегося в эту мрачную компанию единорога.

Вывалившийся из кустов последним парень представлял собой самое живописное зрелище. Зеленый, цвета весенней травы ирокез задорно торчал во все стороны, делая его хозяина чем-то похожим на попугая. Именно благодаря ирокезу его все и звали Зеленым, хотя он при знакомстве всегда любил представляться полным именем – Евгений. Но – увы, даже сокращенно – Жека,– его никто предпочитал не звать. Не шло ему это имя. Вся его одежда, уже давно утратившая свой первоначальный цвет из-за покрывавшей ее грязи, как старой, так и вновь приобретенной в ходе путешествия по кустам, представляла собой достойный образец стиля «пэчворк», когда за нашитыми лоскутами уже терялась сама концепция целой одежды. Учитывая, что лоскуты не всегда соответствовали по цвету и составу ткани друг другу, и были пришиты разноцветными нитками, то хозяин всего этого великолепия мог смело идти в любую чащу, не боясь потеряться. Уж его-то среди зеленых крон можно было бы заметить даже с вертолета.

– Эй, Зеленый! Подь сюды! – Ворон стряхнул с себя рюкзак и теперь увлеченно рылся в нем, чем-то гремя и позвякивая.

Услышав звук, напоминающий звон бутылочного стекла, счастливый обладатель ирокеза тут же трусцой направился в сторону источника звука. Заглянув через плечо в рюкзак, где проводились раскопки, он не увидел ничего стоящего, и собрался было отойти в сторону, но был ловко пойман за рукав куртки. В руки ему тут же вручили карту, выуженную из рюкзака.

– Мы что, опять заблудились? – Зеленый тут же, где стоял, уселся на землю, и уткнулся носом в разворот карты, что-то бормоча про координаты и географический кретинизм всей группы.

– Дал же нечистый нам проводника, – недовольно пробормотала Ксю, брезгливо морща носик.

Неприятный запах, источаемый немытым телом Зеленого, доносился до нее даже на достаточном удалении.

– Зато гнус и комаров отгоняет! – хохотнул Гоблин, прикладываясь к фляге.

Судя по его хорошему настроению, в ней плескалась отнюдь не вода, а кое-что покрепче.

– Зато окрестные мухи все наши! – парировала Ксю и отошла подальше к своей подруге, которая, прислонившись к стене дома, устало ковыряла землю носом кеда.

– Смею предположить, что на этот раз мы не заблудились, – панк свернул карту, и вознамерился было засунуть ее в себе в карман, но ее тут же отобрал у него Ворон.

Своей манерой речи и некоторыми замашками поведения Зеленый всегда вводил в ступор окружающих. А когда при знакомстве с остальными членами группы выяснилось, что он единственный, кто способен нормально разбираться в картах и при этом – не в игральных, вопрос об его участии в их авантюрном мероприятии решился сам собой.

Нехотя отдав карту, Зеленый увлеченно принялся осматриваться.

– Что ты там прикольного узрел? – недовольно поморщившись, уточнил Танатос.

На ворчание гота Зелёный не обратил ровным счётом никакого внимания, только отмахнулся от него, словно от назойливого насекомого, и, вытащив из кармана потрёпанной джинсовой куртки видавший виды мобильник с треснутый экраном, принялся фотографировать все, что имело неосторожность попасть в его объектив.

– Мда, – задумчиво протянул Гоблин, наблюдая за обезбашенным панком, чей ярко-салатовый ирокез весёленький пятном выделялся на фоне окружающей унылой серости. – Нас охрана только по его хаеру на раз вычислит. Бандану на него напялить, что ли?..

– Угу, – презрительно фыркнула Ксю, тряхнув рыжими волосам и сдувая несуществующие пылинки с рукава черной байкерской косухи. – И кто пожертвует ему свою бандану? Лично я – пас.

Зелёный, чью шевелюру активно обсуждали ребята, повернулся к ним и демонстративно ткнул в их сторону оттопыренным средним пальцем.

– Панки грязи не боятся! Хой! – гордо изрек он. – Что до двух сантиметров, то не грязь, а что больше – само отвалится.

– А что не отвалилось – автоматом превращается в самоходный доспех, – гоготнул Гоблин, наблюдающий за перепалкой.

Кира брезгливо поморщилась в ответ на сие одиозное заявление и на всякий случай отступила от панка еще на несколько шагов, словно опасаясь, что вышеупомянутая грязь начнет отваливаться и разлетаться во все стороны сию же минуту. В отличие от Димы, чья чистоплотность уже успела стать в их компании притчей во языцех, Жека считал гигиену чем-то ненужным и даже постыдным, о чем свидетельствовал весь его внешний вид – от засаленных, покрытых уймой разномастных заплаток, камуфляжных штанов, до торчащего задорными иглами ирокеза цвета молодой травки. Причем, Кира подозревала, что держится этот ирокез отнюдь не на лаке для волос, а в лучшем случае на пиве и в худшем – все на той же, столь нежно любимой Зелёным грязи.

Танатос фыркнул, прикуривая вытащенную из кармана сигарету и, в свою очередь, решил оставить заявление Зелёного без ответа, вместо этого обратившись к Ворону:

– Ну, и что дальше по плану?

– Как что? – удивился старший из двух присутствующих металлистов. – Колесо обозрения, конечно! А потом, наверное, пройдем мимо зданий почты и милиции…

Упоминание правоохранительных органов мгновенно вызвало реакцию у Зелёного:

– О, мусора – ……

– Заткнись! – хором рявкнули на него Ксю, Кира и Танатос.

Панк, не успевший завершить фразу, оценил опасность, исходящую преимущественно от байкерши и гота, и замолк на полуслове, задумчиво ковыряя землю носком стоптанного берца.

– Так, значит, пройдем мы мимо милиции, – невозмутимо продолжил перебитый беспардонным Жекой Ворон, – потом выйдем из города и заночуем в одном из близлежащих сел. Главное, чтоб там никого не оказалось…

После этой фразы Гоблин, до того умолкший, и в задумчивости разглядывавший Зелёного на предмет возможных вариантов маскировки чересчур заметной прически оного, внезапно спросил:

– А кто там может оказаться? Кровососы с бюрерами?

– Кровосиси, блин! – беззлобно огрызнулся Ворон. – Люди-то не все выехали, тут старожилы иногда встречаются.

– Ну, если старожилы, то тогда ладно, – Гоблин снова приложился к фляжке, после чего сунул ее за пазуху, даже не отреагировав на протянутую к ней руку Зеленого.

До колеса обозрения группа дошла быстро. Огромная, местами проржавевшая конструкция зловеще возвышалась над мертвым городом, грозясь со временем рухнуть.

– Кто наверх? – Жека с интересом рассматривал аттракцион, прикидывая, как на него лучше забраться.

– Я – пас, – Гоблин, которого уже порядком разморило, устроился в тени кустарника, явно намереваясь покемарить.

– Тебе что, не интересно сверху глянуть на весь бардак, что вокруг творится? – панк залез на поручень нижней кабины, примериваясь, куда лезть дальше.

– Бардак в твоей голове твориться, – лениво протянул Гоблин, – А вокруг – последствия техногенной катастрофы.

– Да хоть охуенной катастрофы! – крикнул Зеленый уже сверху, – Один хер: разруха и хаос!

Вслед за ним наверх обозревать окрестности отправился Ворон. Танатос вместе с Кирой и Ксюхой устроились в тени раскидистого вяза, на невесть как выжившей парковой скамейке.

Сверху, почти с самой вершины аттракциона, доносились радостные вопли вперемешку с матами, исторгаемые Зеленым. Им вторил более сдержанный, но такой же восторженный голос Ворона. Похоже, Серега устроил своему компаньону по промышленному альпинизму импровизированную экскурсию, показывая ему с высоты птичьего полета окрестности. Тот же, не переставая вещать в пустоту эфира комментарии нецензурного содержания, тут же фотографировал на свой убитый телефон наиболее живописные виды. Хотя, зная качество снимков, получающихся на его камеру, можно было с уверенностью сказать, что все получившиеся пейзажи представляли собой одинаковые размытые пятна невесть чего. Как в них потом разбирался Зеленый, который без труда определял, где и что изображено, оставалось загадкой.

Когда эта парочка, наконец, спустилась вниз, остальная компания уже лениво дремала, мечтая о холодном пиве. Растормошив всех, и подняв чуть было не пинками, Ворон направил их импровизированную туристическую группу по дальнейшему намеченному маршруту.

Здание почты группа нашла без труда. Приземистое двухэтажное здание с массивными дверями осуждающе глядело на них пустыми глазницами окон. Местами стекла уже были выбиты, и их осколки поблескивали в лучах полуденного солнца. Танатос подергал входную дверь, что оказалась заперта, и направился в обход здания. По пути он периодически заглядывал в окна, примериваясь, какое из них можно использовать для проникновения в заветное место. Наконец, выбрав одно из окон, уже напрочь лишенное стекла, он полез внутрь.

– А что там интересного можно найти? – Кира заглянула в темный провал окна, не решаясь полезть внутрь за своим спутником.

– Утерянные посылки от деда Мороза, – возвестил Зеленый, и попытался, подняв ее за пояс, закинуть в окно, от чего девушка от неожиданности взвизгнула и замахала руками.

Справившись со своим неожиданным помощником, она проворно полезла внутрь подальше от запаха, источаемого панком. Зеленый влез в окно следом за ней, свалившись на какие-то мешки, лежащие под подоконником, и подняв тучу пыли. Пока он радостно что-то верещал, потроша найденные им мешки, девушка помогла залезть внутрь остальным членам группы.

Танатоса они обнаружили в центральном зале почты. Он сидел на покосившейся стойке, отделяющей конторки служащих отделения от основного зала, и тасовал в руках конверты.

Гоблин взял у него из рук один из конвертов, и, распечатав, достал оттуда тетрадный листок, сложенный вчетверо. Пробежав неровный почерк глазами, он нахмурился.

– Что там? – Ксю попыталась заглянуть ему через плечо.

– Письмо от дочери родителям, – коротко ответил тот, и, сложив листок, зачем-то спрятал его в карман.

Ксю, пожав плечами, перегнулась через стойку и присвистнула, – Да там их целые пачки, этих писем!

Танатос задумчиво положил письма на место и прошелся по залу. Шаги гулко отдавались на кафельном полу.

– Мне кажется, что это не просто письма, а чьи-то судьбы, запечатанные в конверты, – почему-то тихо прошептала Кира, проведя рукой по полуразвалившимся стопкам, разложенных на столе, – И все их до сих пор ждут. Представляете, что там может быть написано что-то важное для кого-то. И кто-то это важное не дождался, и теперь мучается от неведения. Кто-нибудь любящий не дождался ответа на свое письмо, и теперь не знает, как жить дальше…

На глазах впечатлительно девушки навернулась слезинка. Тихо смахнув ее, она принялась перебирать конверты, периодически вынимая из пачки то один, то другой, и глядя на него на просвет.

– Что ты там ищешь? Любовные послания? – гоготнул Зеленый, вваливаясь в зал, весь обвешанный почтовыми сумками.

Найтли только презрительно глянула на него и поджала губки, ничего не ответив.

– Вчерашний день она там ищет, – беззлобно буркнул Ворон, тоже копающийся в старых конвертах.

Минорное настроение, напавшее на всю группу, за исключением разве что Зеленого, не позволяло им отпускать обычные пошлые шуточки и колкости.

– Эй, Гоба! Сфоткай меня! Я – человек-почтальон! – Зеленый сунул Гоблину свой телефон и встал в геройскую позу, вытянув вверху руку.

– Ты зачем эти сумки на себя напялил? – Танатос воззрелся на неугомонного панка, который продолжал позировать перед камерой.

– Это не сумки, а реквизит супергероя! – радостно сообщил ему Зеленый, – Я в детстве мечтал работать почтальоном, и вот, моя места сбылась!

– Ты – работать? – Ксю презрительно фыркнула,.

– А что? Забрал почту и весь день свободен! – Жека радостно начал выпутываться из навешанных на него сумок, – Во! Я еще вот что нашел! Раритет!– он достал из одной из них старую фуражку почтальона, и попытался напялить ее себе на голову, но головной убор на его голове никак не держался из-за ирокеза. Не справившись с ним, зеленый плюнул, и принялся паковать свой трофей в рюкзак.

Следующим пунктом программы оказалось отделение милиции. После уличного зноя, воздух в полутемных коридорах дежурной части показался всем нестерпимо ледяным. Танатос тут же отделился от всей группы, и убрел куда-то вглубь здания. Кира и Ксю свернули в сторону кабинетов, пытаясь найти там что-нибудь интересное и полезное для себя. Зеленый с металлистами потянулись в сторону камер предварительного задержания.

– Давай его тут запрем? – задумчиво спросил Ворон, наблюдая, как Зеленый нырнул в одну из камер, прикрыл за собой дверь, и начал изображать из себя «узника кровавого режима», требуя, чтобы его обязательно запечатлели для хроники.

– Да ну нафиг… Этот отовсюду выберется, запирай его, не запирай… – Гоблин с тяжелым вздохом взял из рук панка камеру и начал его фотографировать.

Издали послышался звук удара, а потом громкий девчачий визг. Переглянувшись между собой, и бросив телефон Зеленому, который с трудом, но поймал его, парни кинулись на звук. Своих попутчиц они обнаружили в одном из кабинетов. Они уже отошли от первого шока, и с ужасом смотрели на нечто, напоминающее часть скульптуры Гигера, но менее внушительных пропорций. Зеленый тут же вцепился в это нечто, при близком рассмотрении оказавшееся несколькими спрессованными от времени противогазами, от чего они напоминали жуткое месиво, состоящее из трубок, стекол, а также деформированных и крошащихся кусков резины.

– Ты смотри, какой шедевр! – Зеленый с восторгом крутил в руках это «произведение искусства».

– Фу! – Кира уже немного пришла в себя, и, подойдя ближе, потыкала в «шедевр» пальцем. От ее тычка одно из стекол тут же отвалилось.

Жека тут же приладил секло на место и запрятал находку в свой рюкзак.

– Тебе зачем эта гадость? – вопрос Гоблин задал просто для порядка, поскольку знал, то Зеленый вечно тянул в свой рюкзак всякие странные и не всегда приятно выглядящие вещи.

– Прикольная вещица! Потом решу, что с ней делать, – Жека застегнул рюкзак, ставший еще более объемным, и завертел головой: – А куда наша смертушка свалила?

Так он называл Танатоса, вызывая у него приступы желчной ярости. Тот пытался в ответную придумать для Зеленого прозвища пообиднее, но он просто не реагировал на его нападки.