Текст книги "Скелеты в шкафу (СИ)"

Утром он постучался в двери угрюмого особняка.

– Господин Рампо. Проходите, – слуга привычно отошел в сторону, распахивая дверь. – Господин По предупреждал, что Вы можете зайти.

«Он знал», – с сожалением подумал Эдогава. Как будто все шло по изысканному, тщательно продуманному плану, где главным действующим лицом был наивный молодой детектив, запутавшийся в ласковых лезвиях сетей.

– Я ненадолго, – мягко произнес он, отдавая пальто и поднимаясь на второй этаж.

Ему были нужны рукописи.

Развалив их на рабочем столе в кабинете, до сих пор хранившем легкую прохладу и недвижимую задумчивость писателя, Рампо упал в кресло, неловко поежившись, и принялся изучать их.

Спустя пару часов он нашел то, что искал и зачем пришел.

Эти рукописи он нахально забрал, оставив остальные работы небрежно валяться на ледяной поверхности стола; на всякий случай Эдогава порылся в письмах, но задней мыслью знал: Эдгар не оставит таких легких улик.

Рампо мог доказать, что По был причастен к делу с Руфусом и остальными; но у него до сих не было ни одной улики, налицо сообщавшей, что он был связан с Гильдией.

– Уже уходите? – удивился слуга.

– Я сделал все, что от меня требовалось, – сухо ответил Эдогава, доставая одежду из гардероба. Он с тоскливой нежностью провел по рукаву пальто, что осенью носил Эдгар, осознавая, что отходить от произошедшего будет еще очень долго.

– Останьтесь хотя бы на обед, господин Рампо.

Юноша задумчиво посмотрел на слугу. Оставил гардероб в покое и молча прошел в столовую.

Дом казался каким-то холодным и нелюдимым, несмотря на присутствие слуг и теплое освещение; казалось, что уют и мягкость в этих комнатах создавал именно По, просто тем, что был здесь.

– Когда он вернется?

– Господин По? Через несколько дней, если все пройдет как нельзя удачно.

– Он не говорил, по какому делу уехал?

– Он – Королевский Архитектор. Ему приходят заказы из различных городов.

Рампо прикрыл глаза и отправил последний кусочек мяса в рот. Повар постарался на славу, как всегда: просто и вкусно.

За высокими окнами, обрамленными тяжелыми шторами, мягко падал снег, устилая одинокий сад, окружавший здание. Свечи ярко сияли, изредка трепыхаясь в незримых потоках воздуха; за спиной безэмоционально тикали часы, а в царившей тишине было слышно, как шелестел механизм, раскачивающий маятник.

«Неумолимое время, – отстраненно подумал Рампо, и лицо его опалил горячий чай. – “Я сделаю все, чтобы остаться с ним?” Как наивно и глупо. Как будто я мог что-то сделать». Смотря на картину в комнате, он ощущал себя на месте птицы, в отчаянии трепыхавшей крыльями, но уже смотрящей в глаза неминуемой смерти.

Беспощадное время, творец и разрушитель; оно возводит прекрасные здания годами, а затем разрушает их, словно дунув на карточный домик; оно месяцами разжигает очаги любви и заботы, а потом будто невзначай проливает на них ведро ледяной воды, оставляя в камине догорать перепуганные уголья. Беспощадное время сделало Рампо детективом, отправило в этот чертов город и столкнуло лицом к лицу с неизведанным, непознанным.

Эдогава был бесконечно благодарен судьбе за эту загадку, равных которой не было, и проклинал ее же, обвиняя в чрезмерной жестокости. Сидя в столовой, он вспоминал ласковый шепот По и свое желание, загаданное на день рождения. «Это было лучшее время», – подумал он и улыбнулся, тепло, любяще и с благодарностью.

– Спасибо за все, – искренне произнес он, выходя из особняка.

– Всегда Вам рады, – поклонился слуга и закрыл за ним дверь. Эдогава постоял еще мгновение, запрокинув голову и смотря на крышу, нависшую над колоннами. Вдохнув полной грудью холодный и влажный воздух, он развернулся и медленно последовал по тропинке, петлявшей меж заснувшими деревьями и засыпанными снегом клумбами.

Ближе к вечеру он бросил на стол инспектора рукописи, не сказав ни слова и ничего не поясняя. Мужчина хотел было поинтересоваться, в чем дело, но что-то, скрывшееся за изумрудными глазами, остановило его. «Всему свое время», – подумал он, молчаливо наблюдая, как медленно юноша превращался в отрешенного призрака.

На следующий день он мрачно показал инспектору сорванное со стены здания объявление о наборе людей, прошедших военную подготовку, к небольшому походу, организовываемого Марком Твеном, якобы для крупной охоты на «диких и опасных хищников».

Гильдия начала движение.

Рампо отослал срочное письмо Агентству и попросил прислать сотрудников для операции, которая могла бы временно обездвижить противника; сам же он обещал найти данные о базе Гильдии и их слабостях. Перерыв за вечер огромное количество контрактов и документов, все, что только смог найти в архивах контор, он не нашел ничего, что могло бы походить на базу; однако нашлось несколько бумаг, что вызвали у него подозрения насчет Германа Мелвилла. Той же ночью, под наблюдением инспектора, юноша проник в обитель аристократа и, поражая полицейского своими воровскими навыками, вскоре нашел необходимые пометки.

База звалась «Моби Дик».

Собираясь уже уходить, Рампо наткнулся взглядом на знакомую деталь, и душа у него ушла в пятки, оставив в груди неприятную пустоту.

Скрепя сердце, он поднял конверт и достал письмо, отправленное пять дней назад. Руки время от времени вздрагивали, мешая сконцентрироваться на содержании.

«Герман,

Я закончил проект, вышлю его, когда вернусь. Ваше творение поражает воображение, и я бесконечно благодарен за предоставленную возможность работать над ним. Думаю, Ваши друзья будут довольны.

С наилучшими пожеланиями

Эдгар По».

«Он мог не знать, для чего это здание», – торопливо начала та, вечно спорившая половина, но Рампо молча сложил лист, обратно вложив в конверт и вернув тот на место, и холодно отрезал: «Не такой он человек, чтобы не знать».

Эдгар уехал по работе пять дней назад, отослав письмо о некоем проекте. Все вставало на свои места, как и предсказывал себе Эдогава.

На следующий день он, абстрагировавшись ото всего, набросал краткую записку Агентству.

«База Гильдии – «Моби Дик». Ее Архитектором является Эдгар По, владельцем – Герман Мелвилл. Как смогу – постараюсь забрать у По планы здания».

Помедлив, он приписал: «Эдгар По – эспер. Опасайтесь его, если встретитесь. Возможно, я не вернусь».

И отправил ее.

Вечером, когда он читал книгу, что нашел в доме инспектора, тот принес конверт на его имя.

«Дорогой Рампо,

Извещаю Вас, что вернулся в город – проект оказался интересным, и я завершил его в кратчайшие сроки. Слуги передали, что Вы заходили – это приятно. Приходите, как сочтете нужным.

Буду ждать.

Эдгар».

Мужчина обеспокоенно стоял в дверях, наблюдая, как мрачнеет Эдогава.

– Плохие новости? – поинтересовался он.

– Нет, – хмуро ответил тот.

– Рампо, – начал было инспектор, но юноша резко его прервал:

– Завтра я уеду. Моя работа здесь будет завершена. Я уже вызвал людей из Агентства – обратитесь к ним, если возникнут неприятности с По, они привыкли работать с эсперами.

Мужчина тяжело вздохнул:

– Вы стали таким… загадочным.

Рампо поднял на него изумленный взгляд.

– Как будто сами себя закутываете в некую тайну, – бросил инспектор и вышел из комнаты. Юноша озадаченно посмотрел ему вслед и перевел взгляд на письмо в руках.

Это даже не ловушка – ловушки обычно стараются скрыть; это – приглашение на казнь. По открыто предлагал юному детективу прийти и попытаться забрать то, что ему было нужно. Эдогава понимал, что не обязан идти, что разумнее всего будет проигнорировать записку и просто сдать Эдгара властям, вместе со всей остальной Гильдией; что если он пойдет, то обязательно нарвется на неприятности похлеще, чем разъяренная Люси или взбунтовавшийся Стейнбек.

Но он молча собрал свои вещи на случай, если все же вернется – хотя он понимал, что только добровольно затягивает веревку на своей шее и защелкивает кандалы на руках; оставил на столе короткую записку инспектору с указаниями к дальнейшим действиям, пометками по поводу По и адресом Агентства; скрепя сердце уложил себя спать, понимая, что иначе сойдет с ума. Спал он беспокойно, несколько раз просыпался посреди ночи, заматывался в одеяло и вновь пытался уснуть, но в голове всплывали образы прошлого, а душа билась о прутья клетки, в которую ее заковал страх.

И уехал ранним утром к одинокому особняку, который в его мыслях ассоциировался с личной усыпальницей.

– Господин Рампо, – поприветствовал слуга. – Проходите. Господин По сейчас в гостиной.

Юноша вдохнул полной грудью и зашел в комнату.

Эдгар сидел в кресле, обращенном полубоком к окну, и гладил лежавшего на его коленях Карла; на столике рядом с ним лежали крупные чертежи и несколько бумаг, которые – Эдогава знал это – относились к Моби Дику. Юноша остановился недалеко от дверей.

– Эдгар, – Рампо первым нарушил молчание. Он сделал несколько шагов к нему, остановившись на достаточном расстоянии что от кресла, что от стола. По повернул голову, но не сказал ни слова; за длинной челкой не было видно глаз. Эдогава подождал пару мгновений и продолжил:

– Ты не скрывался, прекрасно понимая, что полиция не сможет разрешить этого дела, а улик, достаточных для возбуждения следствия против эспера, они не соберут. Поэтому ты отправил своему редактору, что так грубо с тобой обошелся, письмо и погрузил в свой рассказ «Маска красной смерти», предоставив того самому себе и царствующей Чуме. Когда появился Руфус Гризвольд, нахально порочащий твое имя и мешающий твоей и без того не самой удачной писательской карьере, ты решил избавиться и от него и выслал свою рукопись. «Колодец и Маятник». Твой герой выжил благодаря чуду и находчивости; а вот жалкий критик очень быстро погиб, оказавшись под немилосердным, ежесекундно опускающимся лезвием. Никто не мог логически объяснить, почему человек, пролежавший несколько дней в коме, оказался вдруг разрезан пополам, и ты остался вновь безнаказанным. Ты мог бы и забыть об этих мелких неприятностях, но люди словно сами вынуждали тебя на агрессию в их адрес. Появилась мадам, уставшая от занятости мужа и решившая найти утешение своим несбывшимся фантазиям в тебе. Она оказалась настойчивой до такой степени, что даже ты не выдержал, выслав небольшую рукопись и ей. Так как она никоим образом не оскорбляла тебя, лишь мешалась, ты не стал ее убивать – отправил в шуточную новеллу, что я читал у тебя под названием «Очки».

Карл спрыгнул с колен Эдгара и подбежал к юноше, обхватив лапками штанину; Эдгар сцепил руки в замок, продолжая молча слушать. Рампо слабо улыбнулся еноту и, опустившись на колено, погладил зверька. Он заметил, что на этот раз не дрожали ни его руки, ни голос – он был внутренне наполнен мрачной решимостью, что возникает в моменты тяжелейшего стресса. Взяв животное на руки и поднявшись, он продолжил:

– Могло показаться странным, каким образом с тобой были связаны тот почивший на днях пьяница и мелкий вор, однако все просто. Пьяница сорвался на тебе и попытался избить ночью на одной из улиц – я прочел об этом в газете от последней недели мая этого года; колонка справа внизу, на третьей странице. Ты подождал, нашел его адрес и отослал копию своей рукописи. «Черный кот». Пугающая история, про алкоголика. Поэтому его дом сгорел, вместе с доказательством вашей связи, как и в самом рассказе, а пьяница, пребывая в ином мире, лишился глаза и попался в лапы обиженного героем произведения кота. Что же касается вора, то здесь все – сплошное недоразумение: молодой человек, решившись на отчаянный шаг, забрался в самый мрачный особняк города, чтобы поживиться драгоценностями графа. Он по ошибке и неопытности прихватил с собой не те бумаги – вместо ценных акций он взял твои рукописи. Однако же ты решил не оставлять преступника безнаказанным, и погрузил его в один из рассказов, что тот украл – в «Сердце-обличитель». Сочувствую ему.

Повисло молчание. Эдгар скупо хлопнул пару раз в ладоши:

– Браво.

– Это лежало на поверхности, я уже сказал, – Карл выпрыгнул из рук юноши, и Эдогава опустил их. – Это даже не загадка – детский пазл. Я ожидал от тебя большего.

По продолжал сидеть, будто зритель в театре, не чувствуя никакого дискомфорта или тревоги – спокойно, умиротворенно, со слабым интересом наблюдая за попавшим в его сети детективом.

– Я одного не понимаю, – Рампо подошел чуть ближе, безрезультатно пытаясь увидеть за отливающими темной лазурью прядями его глаза. – Почему ты позволил мне это узнать?

В его голосе проскользнуло то ли отчаяние, то ли мольба; так Джульетта могла рыдать над могилой Ромео, вопрошая: «Почему ты оставил меня?» и не слышать ответа; так Дон Кихот взывал к своей выдуманной Дульсинее Тобосской, предвкушая смертный бой; так собака воет над могилой почившего хозяина.

– Ведь было бы намного проще избавиться от меня. Отправить мое сознание в любой из тех рассказов, что я у тебя видел, ведь я спокойно читал их, не подозревая, что может за ними скрываться. Почему, Эдгар? – прошептал он.

– А ты бы этого хотел? – легкая улыбка, немного лукавая.

– Черт побери, да! – выкрикнул Эдогава и испугался своего же голоса, отдавшего от стен. По вздрогнул, и улыбка исчезла с его лица. Помолчав, Рампо вновь продолжил. – Да, я хотел этого. Я хотел исчезнуть. Я хотел перестать быть тем, кто я есть. Ты заставил меня пожалеть, что я – детектив. Ты заставил меня сомневаться, чего не было со времен школы. Ты разжег во мне надежду, о которой я забыл с тех пор, как впервые увидел труп. Ты разбудил во мне страх, которого я не испытывал с детства, научившись мыслить.

Он судорожно вздохнул и закрыл глаза; отсчитав до семи – до десяти ему не хватило терпения, – он вновь открыл их и твердыми шагами подошел к столу, схватив чертежи и пометки о строении базы Гильдии.

– Но это уже все не важно. Ты предал меня, – произнес он, глазами изучая документы.

– Эдогава, – впервые за время их разговора писатель поднялся. – Я не давал тебе надежды. И я предупредил тебя, что тебе не понравится то, что ты узнаешь. Но ты продолжал. Продолжал приезжать сюда и искать моего общества.

– Ты бы мог меня оттолкнуть, – прошептал Рампо, боясь поднять взгляд.

– А ты бы ушел? – мелькнувшая в голосе ирония вынудила Эдогаву сокрушенно промолчать в знак согласия. Эдгар медленно обошел стол, подойдя ближе к юноше; Рампо вновь ощутил этот ласковый аромат прохлады, перемешавшийся с запахом чернил и свежестью только что срезанных черных роз. По мягко забрал бумаги из его пальцев, бросив их обратно, и взял его руки в свои. На этот раз ладони были холодными. Он коснулся губами костяшек его руки, тонкие пальцы оплетали запястья, ласкали кожу, невесомо забрались по ткани вверх, к плечам. Эдогава закрыл глаза и позволил ему обнять себя, прижавшись к груди и уткнувшись в плечо. Он не мог противиться и сдался, понимая, что снова совершает ту же ошибку.

Рука Эдгара непринужденно забралась в колкие волосы цвета каштана, ероша упрямые пряди; ладонь второй легла на пояс, не выпуская из пут.

– Я видел, как ты смотришь на меня. Чувствовал, как ты тянешься ко мне, словно к свету, и млеешь, когда я тебя обнимаю. Слышал неуверенность и робость в твоем звонком и жизнерадостном голосе. Замечал твое смущение и стыд, когда в твою все еще по-юношески наивную голову проникали пугающие своей откровенностью мысли.

Рампо немного приподнялся на цыпочки, поднял руку, все так же не отвечая на объятия, и осторожно коснулся темных вьющихся волос. Они оказались сказочно мягкими. Прижавшись чуть сильнее, Эдогава зарылся пальцами в сапфировые пряди, наслаждаясь ощущениями, вдыхая аромат его тела и снова впадая в туманный транс.

– Мне было приятно, что кто-то так открыто, бескорыстно и самоотверженно влюбился в меня. Твои слова сильно поразили меня своей искренностью. Я не хотел лишать себя подобного.

– Поэтому ты предпочел сделать мне больно, – прошептал на ухо Рампо. – Ты ужасен.

– Я предупреждал, – усмешка. – И ты знал это.

– Знал, – подтвердил Эдогава. Он крепко обнял его, обвив широкую спину руками, зарывшись носом в шею, вцепившись в ткань с такой силой, словно хотел отдать все тепло, что было в нем. – Знал. Но все равно полюбил.

По не ответил, молча коснувшись губами виска и продолжая гладить по волосам. Эдогаве хотелось, как ребенку, расплакаться и попросить прощения – но слезы высохли уже давно, а прощать было не за что; и он не знал, что еще ему нужно сделать, чтобы остаться, чтобы забыть ужасы жестокого и злого мира, чтобы время, беспощадное время остановилось и исчезло. Он сходил с ума, жалел себя, проклинал судьбу и с тоской смотрел на бывшего Рампо, что еще полгода назад мог самозабвенно смеяться и шутить.

Спустя минуты Эдгар медленно отпустил его, выпутавшись из объятий, и подобрал со стола листы, лежавшие в стороне.

– Уехав, я продолжал думать о тебе, – произнес Эдгар, ласково улыбнувшись и протягивая изукрашенные ровными строками бумаги. – И постарался создать шедевр.

Рампо колебался. Поднял взгляд на него. «Не бери», – шептал голос в голове, умолял и бился, как сердце перед смертью.

Он мог бы не брать, не читать этого; молча забрать планы Моби Дика и уйти – он знал, что Эдгар не остановит его. Он мог бы продолжать работать детективом, помогать людям, что большей частью презирали или ненавидели его, покупать сладости и весело смеяться с сотрудниками Агентства.

Но вместе с тем это все было уже таким далеким, будто не из его жизни. Он уже никогда не сможет смеяться, как раньше, думалось ему; он уже никогда не сможет слушать иступленные крики женщин, что потеряли своих мужей, с сочувственно-безразличным равнодушием; он уже никогда не будет счастлив, вдали от этого дома, вдали от По.

Эдогава принял рукопись, как больной берет протягиваемую ему ложку с лекарством, и, сжав душу в кулак, начал читать.

Это было стихотворение. Красивое. Мрачное. Одинокое.

… Ворон же сидел на бюсте, словно этим словом грусти

Душу всю свою излил он навсегда в ночной простор.

Он сидел, свой клюв сомкнувши, ни пером не шелохнувши,

И шептал я, вдруг вздохнувши: “Как друзья с недавних пор,

Завтра он меня покинет, как надежды с этих пор”.

Каркнул Ворон: “Nevermore”

При ответе столь удачном вздрогнул я в затишьи мрачном,

И сказал я: “Несомненно, затвердил он с давних пор,

Перенял он это слово от хозяина такого,

Кто под гнетом рока злого слышал, словно приговор,

Похоронный звон надежды и свой смертный приговор

Слышал в этом “Nevermore”.

И с улыбкой, как вначале, я, очнувшись от печали,

Кресло к Ворону подвинул, глядя на него в упор,

Сел на бархате лиловом в размышлении суровом,

Что хотел сказать тем словом Ворон, вещий с давних пор,

Что пророчил мне угрюмо Ворон, вещий с давних пор,

Хриплым карком: “Nevermore”.

В голове продолжал стучать ритм стихотворения, будто сердце, гонящее кровь по телу; Рампо ощущал, как сознание ускользает из ловких пут разума, растворяясь во тьме, но продолжал читать, прижавшись к писателю; ему казалось, что тело исчезало, будто его никогда и не было, а сам Эдогава перевоплощался в призрака. Он слышал, как потрескивает воск свечи в темной комнате; он слышал дыхание ворона и свой же голос, повторявший: «Nevermore»; он почти не чувствовал рук Эдгара, что ненавязчиво поддерживали его, не чувствовал его дыхания и сердцебиения. Ноги перестали держать его, и он обреченно упал в руки Аллана; бумаги выпали, неслышно зашелестев по комнате, но Рампо и без них слышал стихотворение в своей голове, продолжая его читать. Он в последний раз ощутил, как Эдгар коснулся его губ своими, мягко, легко, ласково; он выдохнул в поцелуй зачарованное «Nevermore», и глаза закрылись, а голова безвольно опрокинулась.

По подхватил лишившееся огня тело, склонился над ним, зарываясь носом в темные волосы, и прошептал:

– Теперь ты принадлежишь мне.

…

– Я принадлежал тебе с самого начала, Эдгар.

21-25.08.2017