Текст книги "Скелеты в шкафу (СИ)"
Автор книги: Vague Sadness
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)
Расследование шло как по маслу: найдя общий язык со Стейнбеком, Рампо подобрался к Гильдии еще ближе. Джон открыто недолюбливал что Фицджеральда, что Гильдию, и не стеснялся об этом говорить. Раскрылось это все случайным, но крайне удобным образом: Эдогава столкнулся с ними в баре, ожидая инспектора, внезапно назначившего встречу краткой запиской.
– Господин Эдогава, – удивленно поздоровался Джон. – Кого-то ждете?
– Добрый вечер. Да, меня попросили прийти. Сказали, нужна моя помощь, – юноша пододвинулся. Рядом с ним за стол сел Стейнбек и напротив – проследовавший за ним, будто тень, молчаливый Лавкрафт.
– Часто здесь бываете?
– В первый раз.
– Тогда дерзну посоветовать, что заказать.
– Прошу, – улыбнулся Рампо.
Джон и правда знал толк в алкоголе, и они вдвоем с детективом наслаждались игривым виски, сверкавшим золотом; Лавкрафт не пил, обводя бессмысленным и тоскливым взглядом помещение, задерживаясь на незнакомых лицах и изучая их.
– А Вы здесь по какому делу? Или мимо проходили? – поинтересовался Эдогава.
– Я частенько сюда заглядываю после работы, – Джон пожал плечами. – Мне нравится здешняя атмосфера. Постоянно меняющийся народ, незнакомые люди, дешевый и грубый алкоголь – помогает отвлечься.
– А господин Лавкрафт?..
– Судя по тому, что он тоже сюда приходит, могу предположить, что и ему нравится, – улыбнулся Стейнбек, бросив взгляд на мужчину.
– Контракт, – угрюмо выдал Говард, пустым взглядом таращась куда-то вглубь помещения.
– Какой контракт? – с любопытством поинтересовался Рампо. Джон слегка замялся:
– Говард приехал сюда издалека. Господин Фрэнсис пригласил его. И они заключили контракт.
– И для чего было нужно выдернуть издалека такого необычного человека?
Блондин тяжело выдохнул. Подумав, он отхлебнул виски и спросил:
– Вы слышали о Гильдии, господин Эдогава?
– Разумеется.
– Не удивлен, – Джон кивнул. – Так вот ради дела Гильдии Лавкрафт и был вызван.
– Он – сильный эспер? – Рампо решил действовать напрямую. Собеседник сначала остолбенел от такой откровенности, но быстро вернул самообладание:
– Да.
– И что же ищет Гильдия?
– Книгу.
– Судя по всему, не простую.
– Я сам мало знаю, – Джон подпер голову рукой. – Господин Фицджеральд, насколько мне известно, хочет найти определенный артефакт, ради поисков которого нанимает… определенных людей, – он бросил беглый взгляд на Рампо, убеждаясь, что тот понимает его. – Как я слышал, эта книга связана то ли с религией, то ли с мистикой – что-то из разряда «исполнить три желания» или «воплотить мечты в реальность».
– То есть, не политические цели? – уточнил Эдогава.
– Из политики здесь лишь то, что большая часть основного состава связана с властями. Но я Вам этого не говорил, – строго произнес Джон.
– Мы просто обсуждали эзотерические вопросы, – понимающе улыбнулся Рампо. Мужчина удовлетворенно кивнул и залпом опустошил свой стакан.
– Странно, что Вы так легко рассказываете мне все это, – заметил детектив.
– Я ненавижу Гильдию.
– Вот как? – Рампо был удивлен.
– Ее цель – корыстна, это очевидно; люди – испорчены, а Фрэнсис вообще отпетый негодяй и типичный богатенький мальчик, балующийся с деньгами, – Джон презрительно фыркнул. Лавкрафт бросил на него ничего не выражающий взгляд.
– Только Говард самый нормальный среди них, – усмехнулся Стейнбек.
– Скажите… – Эдогава помедлил мгновение, собрался с духом и спросил. – Эдгар По принадлежит Гильдии?
Честный ответ на этот вопрос пояснил бы многое, а возможно – позволил бы детективу составить, наконец, полную картину происходящего.
Если да – значит, Гильдия вовсе не ищет книгу, а занята другой задачей, и люди, что были связаны с ней, опасны. Если нет – становилось ясно, почему По легко выдавал информацию и совершенно не боялся, что его раскроют.
Джон долго смотрел на юношу, изучая его взглядом. Говард тоже посмотрел на Рампо, и тому показалось, что в невыразительных глазах мелькнул интерес. Сам Эдогава буквально отсчитывал удары внезапно замершего сердца, пытаясь прочесть в голубых глазах ответ. Уже – хоть какой-нибудь.
Рампо был внутренне не готов принять факт причастности Эдгара к заговору, но всячески предупреждал себя о подобной возможности.
– Если бы и принадлежал, я бы все равно не сказал.
Блондин поднялся из-за стола и подложил под пустой стакан деньги.
– Не до того я ненавижу Гильдию, чтобы называть имена или, наоборот, умалчивать. Если это считают нужным скрыть – значит, так нужно, – Джон махнул рукой на прощание и медленно исчез. Лавкрафт бросил нечитаемый взгляд на Рампо, которого тот не смог понять, и тоже удалился.
Эдогава сокрушенно выпил одним махом едва ли не половину своего стакана и поморщился от неприятного чувства, обжегшего нутро.
Эдгар продолжал оставаться загадкой. Никакой определенности; и да, и нет, обманчивая правда и неприкрытая ложь – сбивал с толку, путал и играл с разумом детектива, ожидая, когда же тот наконец сломается.
Рампо закрыл глаза и уткнулся лбом в руки, чувствуя, как вновь из глубин поднимается отчаяние, приправленное страхом.
Он хотел, чтобы Эдгар не был связан с ними.
Он хотел остаться с этим человеком рядом, наслаждаться его обществом дальше, по обыкновению нагло вторгаясь в чужой дом и комментируя его работы.
Он хотел верить, что Аллан – человек чести, что он был именно тем, чье впечатление производил.
Он хотел и впредь прикасаться к его аккуратным рукам, чувствовать легкую свежесть, окружавшую мужчину, видеть мягкую улыбку и искать за темными прядями манящие рубиновые глаза.
Он хотел…
– В чем дело? – раздался грубоватый голос. Эдогава поднял голову и немного затуманенным взглядом посмотрел на человека. Напротив него сел инспектор.
– Ни в чем, – вяло отозвался Рампо и выпрямился, протирая глаза. – Зачем Вы хотели меня видеть?
– Помнишь, я говорил о людях, которые неожиданно впали в состояние комы?
– Разумеется.
– Так вот, – мужчина сделал заказ проходящей мимо девушке и наклонился над поверхностью стола. – Умер пьяница.
– Умер или?..
– Или.
Рампо почувствовал, как по спине пробежался холодок. Он неуютно поежился.
– Продолжайте.
– Он весь оказался в царапинах. Мелких. Врачи постановили, что их оставил кот. И еще у него внезапно не оказалось одного глазного яблока, а на шее остались явственные следы веревки.
– Что за черт, – прошептал Эдогава. Отчаяние взметнулось вверх, подобно огню инквизиции, охватывающего ведьму; туманя разум и опаляя чувства, оно издевательски смеялось прямо в ухо юноши.
– Я знаю, что, если преступник – эспер, это дело находится уже не в моей юрисдикции, – негромко произнес мужчина. – Но…
Рампо резко поднял на него взгляд, в котором читалась мольба.
Мольба, чтобы эта просьба не была озвучена.
Инспектор не прочел ее.
– Прошу Вас: разрешите это дело.
Рампо закрыл глаза и глубоко вдохнул. Голова кружилась.
– Хорошо, – сдавленно ответил он. В мыслях вновь прозвучал голос По.
«Вам может не понравиться то, что Вы узнаете».
Он чувствовал: ему не стоит этого делать, иначе он может потерять все.
«Это – работа», – мрачно напомнил он себе, припоминая, сколько раз пойманные с его помощью преступники кричали о своих семьях, любимых или детях, призывая неумолимую руку закона сжалиться над павшими.
– Но у меня одно условие.
Инспектор нахмурился, ожидая плохих новостей. Эдогава вяло помахал руками:
– Нет, ничего серьезного. Лишь одно.
– Что?
– Я начну расследование через неделю.
_
Агентство ответило на необычное письмо Рампо очень быстро. Дазай насмехался, Ацуши радовался, Куникида не мог оправиться от удивления, Танидзаки интересовался, не заболел ли Эдогава чем-то странным. Но вместе со всем этим низвергнувшимся на него водопадом эмоций, за горами слов юноша явно ощущал их присутствие и больше не чувствовал себя таким одиноким. Сейчас это было безумно важно для него, так как он знал: скоро расследование завершится. Расследование, что может перевернуть его жизнь или, по крайней мере, существенную ее часть.
Йосано прислала необычно длинное для нее письмо и даже книгу. Эдогава с интересом пробежался взглядом по размашистым строкам девушки. Врач абсолютно безэмоционально описала физико-биологические особенности влюбленности, не подвергая сомнению, что юный детектив попался именно в эти сети, и, отпустив пару легких шуточек на сей счет, искренне пожелала удачи.
«Главное – оставайся таким же уверенным и непробиваемым, как в своих аналитических доводах; только не груби», – писала она. Рампо ощутил прилив благодарности к девушке и подумал, что нужно будет в ответ подарить ей что-нибудь, когда приедет в Агентство.
Книга оказалась, на удивление, не учебником анатомии – романом некоего Вальтера Скотта. Эдогава слышал об этом писателе, но не читал, зная, что его произведения были посвящены романтизму, благородству и прочим идеалам, до которых детективу дела не было. «Что же, если Йосано считает, что мне нужно это прочесть – значит, нужно это прочесть», – решил он. Буквально в тот же день, после очередного утомительного вечера в обществе Монтгомери юноша разлегся поудобнее на кровати, пристроив свечи поближе к изголовью, и начал читать. Читал он быстро, мгновенно ухватывая суть, легко догадывался о том, что произойдет – тут особого ума не надо, стоит лишь иметь представление об эпохе и основных чертах стиля. За две ночи он освоил книгу, но так и не понял, что Акико хотела ею сказать. Что Эдогаве стоит быть более романтичным? Или ему нужно выучить все эти пафосные благородные речи и декламировать своему «объекту обожания»?
Фыркнув, Рампо решил прибегнуть к иному методу, более интересному, но и в равной степени опасному. Однако он не ожидал, что все обернется так.
– Эдгар, я бы хотел прочесть твои работы, в которых поднимается тема любви.
По удивленно обернулся, отвлекшись от бумаги.
– Могу поинтересоваться, для чего?
– Хочу узнать твое понимание романтики, – пожал плечами Эдогава, говоря чистую правду.
– А какое оно у Вас? – на губах мелькнула улыбка.
– В том-то и дело, у меня его нет. Так что вот – формирую.
– Хорошее дело, особенно в 27 лет, – усмехнулся Эдгар. Рампо слабо улыбнулся в ответ на иронию.
Они снова сидели в рабочем кабинете, так что далеко за рукописями идти не пришлось – все они были рядом. По взял стопку и, водрузив ее на стол, начал перебирать, откладывая часть рассказов в сторону. Его ловкие пальцы с нежностью взломщика замков подхватывали слегка пожелтевшие, перевязанные разноцветными нитями листы, и Эдогава ощущал, что готов наблюдать за ними вечно. Сформировав небольшую «антологию», По протянул ее юноше.
– Прошу, – спокойно произнес он и снова вернулся к своей новой работе. Рампо поблагодарил и принялся за чтение.
Ничего особо нового он для себя не вынес; он имел представление о сфере отношений, о властвующих в ней эмоциях, о нереалистично красивых историях верности и грязных до отвращения похабных анекдотах об изменах. Среди работ По были и юмористические новеллы, и пугающие рассказы, но у Эдогавы все равно не получалось сформировать четкое мнение; одни и те же образы, воздушные и неуловимые, одни и те же мысли, одна и та же страсть. Первые очаровывали и сводили с ума вторых и попадали под власть третьих; но ведь было что-то еще?
Страхи. Надежды. Трепет. Нежность. Прикосновения. Особый смысл, вкладываемый в самые обыденные слова.
Рампо устало бросил рукописи на стол и ушел к окну.
– Не понимаю, – выдохнул он, потирая пальцами переносицу.
– Чего именно?
– Ничего, – Рампо закрыл глаза и прислонился к холодной стене. За окном царил мрачного вида пейзаж, слегка присыпанный мелким ноябрьским снегом; мягкая и тяжелая ткань занавески упала на плечо и голову, еще больше давя морально.
Эдгар оставил перо, поднялся из-за стола и тоже подошел к окну, встав напротив стекла, чуть сбоку от юноши.
– Вы не обязаны делиться со мной всем. К сожалению, я даже не могу ничего советовать: каждый должен пройти этот путь сам. Слишком много иррационального и неподвластного кристально чистой логике, – негромко произнес он, следя за россыпью белого невесомого песка, падающего с неба.
– Моя знакомая врач сказала, что я влюблен.
– Почему она так решила?
– Я сказал, что этот человек мне важен. И что я странно чувствую себя, находясь рядом с ним.
– Это действительно так?
Эдогава кивнул, глубоко вздохнув. Помолчав, он опустил взгляд, зацепившись взглядом за видневшуюся в окне ограду, и продолжил:
– Сердце бьется чаще, хотя теперь не так безумно, как раньше. Мне нравится касаться этой мраморной кожи, хочется заглянуть в карминовые глаза, чувствовать и перебирать рукой темные волосы.
Рампо снова прикрыл веки, рисуя перед собой в мыслях тот образ, которого он так неотступно желал.
– Высокая фигура, которую сложно не заметить или перепутать с другой. Плечи, по которым непреодолимо тянет провести рукой, ощутить под складками ткани кожу, мышцы, кости. Гибкая шея, широкая грудь…
Голос начал слегка подводить, иногда резко обрываясь на словах; но Рампо решил, что должен выговорить свою мысль до конца. Скрепя сердце, держа глаза закрытыми, будто отстраняясь от этой действительности, он произнес:
– Я восхищен и хочу быть рядом. Хочу читать его работы, проникаться ими, видя сокрытый в них характер и ранимость. Хочу говорить с ним, обсуждать самые разные вещи, ведь он может поддержать любую тему разговора. Хочу раскрыть все тайны, хочу раскрыть его сердце и забрать себе. Чтобы оно принадлежало только мне отныне и впредь. Хочу ощущать тепло рук, слышать ласковый низкий голос, видеть лицо, которое, к сожалению, почти всегда скрыто. Хочу… – он споткнулся, подавившись воздухом; его руки ощутимо дрожали, но он стиснул зубы, глубоко вдохнул и продолжил. – Хочу принадлежать и быть обладателем. Я… Я сделаю все, чтобы это реализовать.
Решив, что этого хватит, Рампо наконец открыл глаза и перевел взгляд на Эдгара.
Тот потрясенно молчал, продолжая смотреть вдаль, за пределы окна. Эдогава скользнул взглядом по его лицу, испытывая эмоции, определения которым не мог дать. По медленно обернулся к нему.
– Эдогава… – прошептал он, не то спрашивая, не то утверждая. Даже сквозь челку было видно удивление в его глазах.
– Это противоестественно? – поразительно спокойно спросил юноша, не опуская взгляда. По растерянно помолчал несколько мгновений.
– Нет. Не думаю, – тихо ответил он, вновь обратившись к окну. Рампо не знал, как долго они простояли так, в полном безмолвии, когда за окном сыпал мелкий, незначительный снег, что исчезнет уже завтра, когда за окном слабо, устало светило солнце, умоляющее о покое и тишине, когда, казалось, время остановилось и перестало существовать, разбившись вдребезги о высказанные чувства. Юноша с тоской смотрел сквозь стекло, осознавая, что своей опрометчивой речью разрушил весь мир, что так боязливо охранял в течение этой осени. Больше не будет приветливых улыбок и теплых встреч. Больше он не почувствует его ласки и не сможет коснуться еще раз его рук. Больше не услышит нежности в голосе и не будет сгорать со стыда, лежа в чужой постели.
Но он не мог не сказать. Понимая, что расследование может привести его к нелицеприятной правде, заключающейся в словах «Эдгар По – один из участников Гильдии» – а Эдогава давно уже не сомневался, что цели Гильдии не самые светлые и миролюбивые, – юноша выпросил у инспектора ту неделю на эти слова.
Ему стало легче – и вместе с тем невыразимо тяжело. Но он чувствовал: он поступил правильно. Если их пути еще не раз пересекутся, они смогут просто забыть об этом разговоре и продолжить общаться; если же они окажутся оторваны друг от друга, Рампо до конца дней не простил бы себе, что не сказал о своих мыслях.
Тяжело вздохнув, Эдгар вернулся к столу и опустился в кресло, откинувшись на спинку.
– Если… – Рампо сглотнул ком неуверенности в горле и отвернулся от стекла, подходя к Аллану. – Если это все – влюбленность, то я влюблен в тебя.
Он осторожно склонился над ним, опираясь рукой на подлокотник; пальцами ласково, едва ощутимо коснулся челюсти, щеки, скулы; слегка отодвинул челку в сторону, чтобы не мешала, и боязливо прижался к тонким, едва розоватым губам, вдыхая родной аромат прохлады и первого снега.
Его губы были не такими мягкими, как он ожидал; но было уже все равно, он самоотверженно любил их уже с того самого момента, как увидел.
Целовать Эдогава не умел, в силу неопытности; говоря откровенно, ему впервые в жизни пришла в голову эта мысль: так близко подпустить кого-то к себе и перешагнуть давно размытую грань. Поэтому юноша не рискнул экспериментировать, дабы не испортить воспоминаний, что у него останутся. Задержавшись буквально на мгновение, он поспешно отстранился и, боясь взглянуть в ализариновые глаза, торопливыми шагами покинул кабинет.
По не сказал ни слова; не ответил; молча остался сидеть в комнате. Рампо зажмурился и буквально сбежал по лестнице вниз. «Дурак», – клял он себя, но был не в силах остаться и принять последствия; безумно хотелось убежать, как собаке, которую грозят избить или облить кипятком; хотелось взвыть от отчаяния, чтобы этот плач – или крик – достиг небес, где самым наглым образом прятались бессердечные и жестокие боги, смеющиеся над чувствами и эмоциями людей; хотелось умчаться на край света, туда, где никто не сможет отыскать, докуда не достигает человеческий голос и где не существует эмоций – лишь безмолвная серая апатия.
И Рампо убежал.
Убежал от своих чувств, которых боялся и не понимал; убежал от По, мысль о котором причиняла ему боль, разрывая грудь и колокольным боем отдаваясь в голове; убежал от дома, ставшего ему едва ли не ближе семейного очага, который так тепло обнимал юношу и согревал своим светом; убежал от самого себя, от этого наглого, самодовольного, чрезмерно чванливого детектива, считающего, в этом мире ему нет равных; убежал от своей памяти, на которой уже было выжжено это дьявольское имя:
Эдгар Аллан По.
Комментарий к Глава 4. Me
Я
Я не знаю, что сказать.
Я отдал Эдогаве всего себя, вызывая в памяти те чувства и эмоции, что царили в моей голове, когда я был влюблен. Я вновь проникся всем этим так, что еще минут десять находился в абстракции, даже выйдя на улицу.
Но вместе с тем я буду бесконечно счастлив, если я смог передать эту атмосферу отчаяния и безоговорочной любви, что затмили Рампо разум.
Следующая глава будет последней.
До встречи, родные мои.
========== Глава 5. Now ==========
We are lost,
Lost in the crowd of the street;
We are lost,
Like two sailing boats in the sea;
We are lost,
Cause sometimes we building and burning down love.
We have lost our Verona.
Koit Toome ja Laura – Verona
Эдогава приходил в себя непривычно долго. В тот день он до темной ночи плутал по припорошенным снегом полям вдали от города, смотрел на реку, не видя течения, поднимал глаза к небу, серому и однотонному, не замечая редких птиц, слушал колокола церкви и чьи-то голоса. В какой-то момент, когда небо стало совсем черным, непроглядным, как тьма космоса, он услышал в голове свой же голос, безрадостно попросивший его вернуться домой; он брел, не смотря на дорогу, и, наверное, только поэтому пришел, не заблудившись.
Он проспал до вечера, встал с гудящей, будто после похмелья, головой и абсолютным безразличием к жизни. Кажется, когда он в очередной раз забирал письма, хозяин дома что-то сказал обеспокоенным голосом по поводу внешнего вида юноши и предложил вызвать врача; Рампо пустым взглядом скользнул по нему, произнес: «Спасибо, не нужно» и закрыл дверь.
Открывать письма он не стал, не глядя бросив на стол и вновь свалившись на кровать.
Он отчетливо понимал, что поступает бесконечно глупо, что он безнадежен и только делает себе хуже; но почему-то это падение в бездну, на самое дно, обволакивающая депрессия и отстраненность от внешнего мира были так приятны, что он отшвырнул все и отдался им. Несколько раз он засыпал, погружаясь в невесомый, легкий сон без образов; если же он впадал в глубокую дрему, в его голове неотступно возникали образы прошлого вечера, тишина, снег, его губы – и он резко просыпался, вставал и бродил по комнате, рассеивая воспоминания и безуспешно пытаясь разбить их о реальность.
На следующий день ему неоднократно стучались в дверь. Один раз хозяин дома спрашивал, все ли в порядке; Эдогава не нашел в себе сил ему ответить, и продолжал лежать, подобрав ноги к груди и уставясь в незамысловатые узоры на дверце шкафа. Еще раз мужчина просил Рампо выйти пообедать, но юношу тошнило от одной только мысли о еде. Один раз стучался и звал незнакомый громкий голос, явно не принадлежащий старичку, но Эдогава зло продолжал молчать.
Ближе к вечеру, когда детектив вновь провалился в болезненный сон, дверь резко открыли – без взлома, ведь у старика был экземпляр ключей от каждой квартиры – и в комнату ворвались громкие и уверенные шаги.
– Эдогава Рампо!
Юноша не открыл глаз, надеясь, что непрошенные гости все же соизволят оставить его в покое.
Грубая рука нахально полезла за воротник, находя сонную артерию; Эдогава раздраженно открыл глаза, вперив взгляд в хмурого инспектора.
– Поднимайтесь.
Рампо продолжал смотреть, словно забыл, что значит «говорить».
Инспектор не стал повторять: он резко подхватил того за плечи и, подняв, как бездомного кота, поставил на ноги. Рампо вздохнул от неожиданности и обиженно выкрикнул:
– Прекратите!
По слегка озадаченному взгляду инспектора он понял, что сказал это на своем родном языке. Сбросив раздраженно его руки с себя, он зачем-то оттряхнул мятую одежду и отвернулся.
– Одевайтесь и идемте.
– Зачем?
– Жду внизу через пятнадцать минут.
Мужчина так же быстро вышел, как и ворвался, хлопнув дверью. Рампо постоял некоторое время, собираясь с силами; достав из шкафа чистый, глаженный костюм, он переоделся и в кои-то веки причесался. Смотря на себя в отражении, он горько усмехнулся: не доводилось видеть себя таким.
Разбитым. Уставшим. Апатичным. Безрадостным.
Когда он спустился, на лестнице ему встретился хозяин дома.
– Господин Рампо, – обеспокоенно поприветствовал тот. – Как Вы себя чувствуете?
– Погано. Это Вы впустили инспектора?
– Он беспокоился о Вас, впрочем, как и я. Когда я сказал, что Вы два дня не выходили из квартиры и не ели, он потребовал ключи.
– Понятно.
Тяжело вздохнув, Рампо добавил, спускаясь:
– Спасибо.
Инспектор молча посадил юношу в экипаж, что стоял у дверей, и увез в центр города. Привел, будто нашкодившего ребенка, в средней руки кафе и велел Эдогаву заказать себе полноценный обед. Тот покорно послушался, подавляя приступы тошноты и головокружения.
Еда никогда не казалась ему такой вкусной, как сейчас, после двух дней вынужденно-добровольной голодовки. Даже самый простой суп и теплое мясо без изысков и особенностей показались ему райскими угощениями. Инспектор молча наблюдал, как юноша сначала нехотя, а через несколько минут с аппетитом, достойным изголодавшегося волка, поглощал блюда, и медленно расслаблялся.
Когда Эдогава, немного повеселевший, оживший, сытый, пил горячий чай, не переставая хрустеть печеньем, мужчина все же прервал молчание между ними:
– Ну как, полегчало?
Рампо кивнул, бросив взгляд на него.
– Что произошло?
Юноша опустил взгляд. Глубоко вздохнул и вновь поднял, смотря на инспектора:
– Уже ничего. Это все в прошлом.
– Однако Вас это сильно подкосило.
– На меня дурно влияет здешний воздух, – улыбнулся Эдогава, чувствуя, как стало непривычно говорить и вообще ворочать языком после двух дней замогильной тишины.
Инспектор немного помолчал, прежде чем ответил:
– Я не раз сталкивался с глубоким психологическим шоком у людей. Кто-то был в ужасе от кровавой сцены убийства; кто-то впадал в отчаяние из-за гибели родственника; кто-то сокрушался по поводу пропавшей суммы, на которую он потратил более десяти лет. Что же повергло Вас в эту беспроглядную пучину мрака?
– Никто пока не умирал, красть у меня нечего, а картины растекшихся по мостовой мозгов давно уже не пугают, – чашка гулко звякнула о блюдце. – Зачем Вы пришли за мной? Погиб кто-то еще?
– К счастью, нет, – мужчина пожал плечами. – Просто прошла неделя, а от Вас ни весточки. И заходить ко мне перестали. Вы работаете в опасной сфере, и я побоялся, что с Вами могло что-то случиться.
– Все, что могло, уже случилось, – горько усмехнулся Эдогава и откусил очередное печенье. – Теперь все в порядке. Я не подведу. Больше – никого.
Инспектор внимательно посмотрел на детектива, но не стал докапываться.
_
– Я скучала, – надула губы Монтгомери, когда, наконец, Эдогава откликнулся на ее приглашение. – Вы внезапно исчезли больше, чем на неделю; я уже решила, Вы уехали, не попрощавшись.
– Я бы не посмел, – до отвращения галантно и бесстыдно лживо поклонился Рампо, не чувствуя внутри ничего, кроме кладбищенского холода и туманного раздражения.
– Ничего, я Вас прощаю, – Люси махнула рукой и улыбнулась. Рампо подумал, что на самом деле ему абсолютно плевать на ее прощение. Девушка взяла его за руку и потянула в дом:
– Я тут ездила в соседний город и видела столько всего интересного! Вы когда-нибудь были в театре?
– Не доводилось.
– Очень жаль, но это ничего! Я думаю, нам стоит как-нибудь вместе туда отправиться.
Малышка Монтгомери щебетала, не обращая внимания на безразличие, сквозившее в нефритовых глазах; Рампо безучастно кивал в ответ и отвечал на реплики, следя лишь за тем, чтобы это звучало правдоподобно. Люси привела его в гостиную и нередко бегала туда-обратно с открытками, на которых кистями безвестных художников были изображены различные улицы города, вывески на домах и прекрасные дамы с собачками на поводках. Эдогава брал их в руки, бегло осматривал и возвращал, а в пальцы ему вкладывали уже новую, которую он точно так же безразлично рассматривал и отдавал обратно. Девушка не умолкала, рассказывая обо всем и всех, кого видела и не видела, восхищалась зданиями, людьми, платьями и шляпами. Рампо потерял счет времени, которое провел здесь с того момента, как постучал в двери этого чересчур общительного особняка.
– Мадмуазель Люси! – раздался ласковый женский голос. Девушка обернулась к служанке. – Мать зовет Вас к себе на минуту.
– Погодите немного, – юная леди ослепила юношу нежной улыбкой и убежала, подобно лани, из комнаты. Рампо проводил ее взглядом. Когда она исчезла, юноша медленно поднялся из-за стола, где был расставлен сервиз, и подошел к расписному комоду, куда все время убегала Монтгомери.
Он начал быстро перерывать вещи на столе, ища истинную причину отбытия Люси. Выдвинул несколько ящиков с драгоценностями, пролистал пару книг, из которых едва ли не высыпались бумаги с акциями. Письмо нашлось в верхнем левом ящике, под аккуратно сложенным светлым платком.
«Отправитель: Ф.С. Фицджеральд».
– Господин Рампо, – раздалось со стороны дверей. Юноша ловко сунул письмо во внутренний карман пиджака и обернулся.
Недобрая, хоть и милая улыбка на губах Люси сказала ему обо всем за мгновение.
– Невежливо так поступать. В конце концов, могли бы спросить, – пропела она.
– Вы бы не ответили, – внутренне похолодел Эдогава. Рукой он незаметно искал на поверхности комода что-нибудь тяжелое. Пальцы скользнули по ножке канделябра. Он обвил ее.
– Мне говорили, что рано или поздно Вы выдадите себя, – Люси медленно подходила к нему. – Жаль, что наши отношения вынуждены закончиться таким образом.
– Отношения? Не понимаю, о чем речь. Если Вы думали, что смогли очаровать меня, то раскрою глаза.
Он перенес вес на одну ногу и ядовито улыбнулся.
– Ты не в моем вкусе.
– Энн из кра!.. – с перекосившимся от злобы лицом воскликнула Монтгомери, но метко брошенный прямо в грудь канделябр с силой ударил и выбил дыхание из и без того сжатых корсетом легких; Люси резко выдохнула, прервавшись. Раздался треск разбитого стекла; юноша выбросился из окна, свалившись на колкие ветви оголенных кустов и метнулся прочь от особняка. Ему было нечего противопоставить силе эспера, и он это прекрасно понимал, поэтому постарался скрыться на улицах такого недружелюбного к нему города, надеясь, что топографический кретинизм запутает не только его, но и возможных преследователей.
На улице давным-давно уже было отнюдь не тепло, но из-за бега Рампо не чувствовал этого; он начал замерзать спустя минут двадцать после того, как выдохся и перешел на шаг. Люди провожали непонимающими взглядами юношу, что выскочил из дома на укрытые легким снегом мостовые в одном пиджаке. Эдогава грел руки дыханием и пытался разогнать кровь, потирая плечи. Холодно; но ни один холод, подумалось ему, не сравнится с тем, что поселился в его сердце.
Прошло, наверное, несколько часов, прежде чем он случайно вышел на полицейский участок. Звякнул колокольчик.
– О, это Вы. Так поздно, я уже собирался уходить, – поднял голову инспектор и удивленно посмотрел на околевшего детектива. Эдогава упал в кресло напротив, немного дрожа от резкой смены температуры:
– Мне нужна Ваша помощь. Меня могут преследовать.
Мужчина нахмурился.
– Я прошу о временном убежище. Где угодно, кроме канализации. Длительность: пять дней. За пять дней я найду Вам улики против Эдгара По, закончу свою миссию и исчезну из этого треклятого города.
Инспектор откинулся на спинку стула.
– Хорошо. Я окажу Вам любую помощь, что смогу.
_
В добытом письме недвусмысленно оговаривались цели Гильдии: нападение. Все те данные, что были связаны с книгой, оказались правдой, но лишь на половину: ради поисков артефакта Фицджеральд был готов стереть с лица земли город, где находилось Агентство. «Будет лучше, если они не будут нам мешать; при отказе сотрудничества я предпочту уничтожить их прежде, чем Фукудзава скажет «нет». И для этого мне понадобится Ваша помощь, мадмуазель Люси». Письмо было отправлено не так давно и, видимо, только поэтому лежало так недалеко.
Оно было неопровержимым доказательством.
Эдогава в тот же день набросал пару заметок Агентству, предупредив их о возможном повороте событий, и попросил быть осторожными. Ночью он прокрался – не без помощи инспектора, разумеется – в свою же квартиру. Она оказалась нетронутой: или Эдогаву и не пытались поймать, считая мелкой сошкой, или знали, что он не помчится первым делом домой.
Рампо на всякий случай сжег старые письма из Агентства; от родителей и письмо с поздравлениями он уничтожить не смог, запрятав их в кармане. Смотря на то, как загорались пропитанные чернилами записки, что отправлял ему Эдгар, юноша чувствовал, как что-то сгорает и обращается в пепел внутри него самого.
Он оставил под дверью хозяина дома незапечатанный конверт с оплатой за жилье и краткой пометкой, что благодарит за сотрудничество, но вынужден покинуть их. Прихватив вещи, коих у него было немного, Рампо скрылся в экипаже, где его терпеливо ожидал инспектор, и бросил последний взгляд на мрачную улицу.