Текст книги "Скелеты в шкафу (СИ)"

С тех пор детектив нередко заглядывал к своему другу. Слуги быстро привыкли к неожиданным визитам юноши, а самого Эдогаву перестал пугать внешний вид особняка – даже начал нравиться. Эдгар всегда тепло встречал его, и у Рампо разливалось томительное чувство от мысли, что так легко ворваться в мрачный дом нелюдимого графа мог только он один.

Чаще всего Эдогава приезжал к нему вечером, на выходных, и они вдвоем подолгу, порой до поздней ночи сидели в гостиной или же в рабочем кабинете По, обсуждая детективные романы, идеи писателя или же какие-либо случаи из работы Рампо. Иногда он заезжал посреди дня, расстроившись из-за грубости инспектора, не пускавшего его к делам, которые вела полиция, или устав от трескотни Монтгомери, вечной жизнерадостности Твена или вычурности еще какого-нибудь подозреваемого в связи с Гильдией аристократа. Спустя еще месяц он нашел доказательства причастности Германа Мелвилла и Джона Стейнбека и отправил эти данные Агентству. Фукудзава не одобрял того, что Рампо тесно общался с Эдгаром, и не преминул напомнить юноше об осторожности. С тех пор Эдогава просто перестал упоминать По в своих заметках.

Да и говоря откровенно, он сам опасался, что каким-либо образом выдаст свою привязанность. Он давно смирился с той тягой, которая неумолимо и безоговорочно приводила его к темному особняку и его чарующему хозяину. Рампо боялся, что однажды прочтет в письме от Агентства слова о своей предвзятости и некомпетентности, поэтому был даже рад перестать говорить о По в своих письмах. В общем-то, говорить даже было не о чем: они делились идеями, проводили время за приятными беседами и горячим чаем, наслаждаясь обществом друг друга и будто бы забывая, что могут оказаться врагами.

Эдогава думал, что не сможет перенести, если однажды окажется вынужден противостоять По.

Еще сильнее путаться в своих чувствах он начал после того злосчастного (как он называл про себя, внутренне тая от непонятной нежности) дня.

21 октября. Стоял унылый осенний туман, то и дело накрапывал в нерешительности дождь, размышляя, хлынуть ему хорошенько и от души или все же не стоит. Листва почти полностью расстелилась под ногами, едва заметно шурша.

День выдался на редкость скучным: Монтгомери отправилась за покупками с семьей в соседний город, Твен уехал на охоту, Готорн оказался занят службой, а инспектор полиции был на удивление не в духе и прогнал надоедливого юношу, едва завидев. «Может, не стоило говорить ему, что они все идиоты? – подумал Рампо, тоскливо бредя прочь от участка. – Да ну не, бред какой-то. На правду же не обижаются?»

Вернувшись на квартиру, не забыв, разумеется, поплутать лишних полчаса по дороге, Эдогава нашел толстый конверт у себя на столе из Агентства, попроще – от родителей и совсем небольшой – от По.

Юноша упал на кровать и вскрыл сначала самый большой.

Из бумаги высыпались открытки разных размеров, записки с разными почерками и одно большое письмо. Читая его, Рампо не смог сдержать растроганной улыбки: каждый из Агентства не преминул написать хотя бы строчку пожеланий и поздравлений от себя. Едва читаемый почерк Акико, немного неуверенный – Ацуши, нахальный – Дазая, строгий – Куникиды, мелкий – Кэнджи, аккуратный и академический – Танидзаки и его сестры… В каждой строчке Рампо слышал их голоса и в мыслях всплывали их лица, которых он так давно не видел. Эдогава впервые ощутил мощную тоску по Агентству. «Нужно будет съездить к ним как-нибудь, хотя бы ненадолго», – подумал он.

Письмо от родителей принесло с собой аромат дома и моря; семья душевно и ласково поздравляла обожаемого сына с днем рождения, убеждала в своей любви и вере в светлый ум юноши. Как всегда, безоговорочные ласка и нежность, почти насильно гладящие тебя по голове, но такие теплые и любящие.

От По же была как обычно лишь записка. «Обязательно приезжайте сегодня вечером».

Быстро собравшись, юноша выбежал из дома и поторопился поймать экипаж до особняка писателя. Считая минуты до прибытия, он трепетал, прекрасно понимая, зачем архитектор его позвал, и мысль, что сам Эдгар не преминул лично поздравить его, Эдогаву, грела изнутри.

– Рампо!

Когда Эдогава зашел внутрь, оказался тут же слегка дезориентирован и прижат к широкой груди По, обнявшего его.

– Поздравляю с Днем Рождения!

Рампо едва ли не упал в обморок, оказавшись так близко к Эдгару. Он ощущал его легкие руки на своей спине, уткнулся носом в шею, прикрыв глаза от щекочущих лицо темных прядей, вдыхал аромат осенней ночи и едва уловимый запах листвы; юноша мгновенно растаял. Он прижался к нему, словно боясь, что По исчезнет, крепко обнял в ответ, вцепившись в одежду.

– Спасибо, – выдохнул он ему в шею, чувствуя себя счастливым.

Эдгар мягко отстранился и ласково улыбнулся:

– Я не умею устраивать праздничные ужины, да и Вы сами это знаете. Но ради дорого друга я решил выложиться на полную.

Рампо чувствовал, как сильнее забилось сердце; с лица никак не удавалось стереть глупую улыбку.

Тот вечер был для Эдогавы самым ярким в его жизни: и без того приветливый – только для юного детектива! – дом был неброско, чуточку лично, но празднично украшен, слуги улыбались – кажется, даже искренне – и уделяли внимание, а личный повар архитектора постарался на славу, удостоив гостя вкуснейшей едой и простым, но изысканным тортом с двадцатью семью свечами, который внесли, по традиции, погрузив комнату во временный мрак.

– Загадывайте желание, – шепнул Эдгар, когда перед юношей поставили сие съедобное творение. Рампо растерялся и взволнованно посмотрел на По. Тот ободряюще улыбнулся, а во тьме, рассеиваемой лишь неуверенными колебаниями огоньков свеч, его глаза цвета сангины приветливо и чуть-чуть задорно поблескивали.

Эдогава зажмурился и мысленно сформулировал то, чего желал сильнее всего на свете. Еще немного – и сердце выскочит через горло; одним махом он задул свечи.

Казалось, даже Карл проникся особой атмосферой вечера и постоянно крутился вокруг именинника, норовя забраться на руки и подергать за волосы.

Сидя в гостиной на мягком диване, гладя енота по загривку и чувствуя присутствие рядом По, слушая шум ливня за окном и ощущая небольшую тяжесть в голове после алкоголя, Эдогава чувствовал себя свободным и счастливым, как никогда.

– В Агентстве нередко устраиваются праздники в честь дня рождения кого-нибудь из сотрудников, – говорил он, наслаждаясь уютом и приятным мраком помещения. На улице давным-давно уже наступила ночь, а разбивавшиеся о стекло капли дождя ласкали слух. – Обычно мы шли в ресторан и шумели там, пугая случайных посетителей, – усмехнулся он, вспоминая. – Дазай любил делать вид, что он пьян, и нести всякую чепуху; Куникида много кричал на всех, чтобы вели себя тише, но в итоге сдавался; Акико один раз чуть не начала исполнять танец на столе, ее еле стащили оттуда, – Эдогава рассмеялся, но смех неожиданно перешел в нечто странное, давно забытое.

По удивленно коснулся тыльной стороной ладони его щеки.

Рампо плакал, и редкие рыдания смешались со счастливым смехом. Он попытался стереть влагу с лица, но в итоге так и остался сидеть, прижав ладонь ко рту.

– Спасибо, – прошептал он, закрывая глаза и сдаваясь, позволяя слезам скатываться по щекам и спадать на ничего не понимающего Карла, устроившегося на коленях. В этот раз чувства оказались сильнее; нервная система юноши не выдержала и выплеснула все, что незаметно копилось внутри.

Эдгар подсел ближе и принялся мягко гладить его по голове, перебирая растрепанные волосы. Эдогава хотел крикнуть, чтобы тот перестал – ведь от этого слезы только сильнее начинали душить юношу.

Рампо пустил все на самотек, уткнувшись в его плечо. Было стыдно поднимать голову, было неловко, что он расплакался, как ребенок, было…

Он поперхнулся воздухом, когда Эдгар осторожно обнял его. Тонкие пальцы приятно игрались с волосами, а на макушку невесомо давил точеный подбородок.

– Не за что.

Рампо закрыл глаза. Спустя пару минут слезы медленно отпустили, и он лишь время от времени принимался шмыгать носом. Не хотелось прерывать момент, а По и не отталкивал, безмолвно даря свою прохладную нежность и едва ощутимую ласку. Эдогава начал дремать в этих умелых, долгожданных руках, чувствуя спокойное дыхание и слыша стук его сердца, смешавшийся с шумом дождя, бьющегося о стены.

В ту ночь Эдгар позволил юноше остаться у него, разместив в гостиной. Засыпая в этом просторном, таком одиноком, но приятном доме, чувствуя странную уединенность и вместе с тем помня, что этажом выше находится спальня писателя, Рампо впервые в жизни пожалел, что работает детективом и находится здесь лишь из-за работы, что однажды будет вынужден уехать и забыть обо всем.

«Я сделаю все, чтобы остаться с ним», – подумал он, окончательно проваливаясь в сон.

Комментарий к Глава 3. To

Рассказ, который Эдогава читает у По – “Убийство на улице Морг”.

========== Глава 4. Me ==========

Дальнейшие события принимали не самый приятный оборот. Но стоит рассказать обо всем по порядку.

Сначала заболел По. Зимний ветер, нещадно хлеставший по щекам в едва-едва расцветшем ноябре, самоуверенно забирался в дома, щели, неприкрытые ставни и складки одежды. Эдогава вряд ли бы узнал о болезни писателя, если бы в один вечер, устав от одиночества и грызущих его сомнений, он не подхватил свои вещи и не отправился к уже ставшему родным особняку.

– Господин Рампо, – удивился слуга.

– Я знаю, что поздно, – почувствовав себя неловко, Эдогава ответ взгляд. – Но мне захотелось увидеть Эдгара.

– К сожалению, господин болеет…

– Что?

– У господина По обычная простуда, но он просил не беспокоить его.

Рампо не слушал; сбросив куртку на руки опешившего слуги, он решительными шагами проследовал к лестнице на второй этаж.

– Господин Рампо!..

– Где он? – голосом, не терпящим возражений, полным беспокойства и переживаний.

– … В спальне.

Эдогава мгновение поколебался, после чего резко открыл дверь.

В спальне По ему бывать еще не приходилось, да и он все же осознавал, что это слишком личное, куда лишний раз лезть не стоит. Однако комната ничем не отличалась от остальных помещений в доме: небольшое окно, в отдалении от которого расположилась высокая кровать, маленький стол у стены напротив, миниатюрный шкаф с одеждой и зеркало в полный рост. Привычная мягкая тьма обволакивала стены, пол и потолок, убаюкивая, расслабляя и погружая в мечтательный сон.

Карл встревоженно спрыгнул с постели. Рампо осторожно подошел к кровати. Эдгар не спал: он полусидел, откинувшись на огромные подушки, подложенные под спину, и читал книгу, которую едва освещали слабый свет из окна и трепещущее пламя свечей в канделябре.

– Я так и знал, что слуги не смогут Вас удержать, – улыбнулся он, завидев детектива.

Юноша для удобства опустился на колени у изголовья: теперь он смотрел на него снизу-вверх, в очередной раз отмечая взглядом линии изящного подбородка, тонкую шею с крупным, характерным кадыком и немного спутавшиеся темные, вьющиеся локоны, огибавшие кожу и скрывавшие верхнюю часть лица.

– Как ты?

– В порядке, – кивнул По. – Хуже всего было вчера: уже мысленно прощался с жизнью, но врач не разрешил, – он слабо рассмеялся и залился влажным кашлем. Эдогава с сочувствием посмотрел на него, буквально испытывая на себе, как болезнь раздирает легкие.

– Я могу чем-то помочь? Купить лекарства? Принести воды?

– Рампо, – бархатный голос звучал несколько сипло и устало из-за болезни, – для этого у меня есть слуги.

Юноша сел на пол, положил руки на простыню, возле одеяла, и устроил на них голову. Говоря откровенно, сам детектив плохо разбирался в болезнях, отдавая это дело врачам, хоть и имел общее представление почти о каждой. Осознание собственного бессилия и бесполезности раздражало, но он понимал, что ничего не может сделать.

Словно прочитав эти мысли, По отложил книгу и мягко погладил того по голове. Рампо прикрыл глаза; чужая рука, немного горячая – то ли-за болезни, то ли нагретая одеялом – приятно ласкала растрепанные волосы.

– Почему Вы приехали? – поинтересовался По.

– Мне стало одиноко.

– Вам тяжело вдали от своих друзей?

– Немного. Я нередко уезжал на месяц или два из Агентства, как и каждый из нас; но сейчас мне почему-то не хватает их общества.

– Может, стоит ненадолго съездить к ним?

– Может быть, – Рампо окончательно закрыл глаза, а голос сошел на шепот. Только тишина и руки Эдгара – большего ему не требовалось. Пальцы По едва ощутимо коснулись уха и провели по кромке; юноша представил себя на месте Карла, которого эти руки гладили каждый день, ласково теребя за уши или почесывая подбородок. Он даже проникся некоторой завистью к еноту.

Эдогава уже давно сдался, большей частью после того, как разрыдался в присутствии По. После того, как случится выплакаться при ком-либо, наступает всегда один из вариантов: или полное замыкание в себе, или же непонятная духовная близость. Юноша перестал задавать себе вопросы, на которые не находил ответа; боясь признаться самому себе в переживаемом, он списывал все на природное очарование Эдгара. Ведь в литературе, что он читал, нередко описывались случаи, когда один персонаж восхищался другим; вот и Рампо просто восхищался.

Как он твердил себе, разрешая маленькие вольности, что дарили незабываемую радость. Как сейчас. Молчаливо и покорно млея, словно кот в любимых руках хозяина, он отмечал каждое движение, запоминал каждую линию, которую выводили его пальцы, сдерживаясь, чтобы не перехватить ладонь и не прикоснуться к костяшкам губами – искренне, а не вежливо, как на всех этих треклятых званых вечерах.

– Или напишите им письмо. Вы хотя бы раз писали им?

Эдогава, внимая негромкому, гулкому и томящему голосу, снова ощутил себя виноватым.

Молодой детектив ненавидел это чувство. Каждый раз, когда его пытались в чем-то обвинить, окружающие искали выгоду: деньги, внимание, похвалу в свой адрес. Выработав в себе стойкое отвращение к понятиям «совести», «морали», «нравственности», считая их за выдумки людей, которым не терпится поживиться за счет чужих терзаний и угрызений, Рампо отвергал любое обвинение, даже оправданное, считая, что лучше пускай его будут считать высокомерным и наглым, но зато не будут пытаться написать на его лбу его же грехи и показывать на худую фигуру детектива пальцами, высмеивая на улице.

Но сейчас он испытал странное чувство стыда, когда даже праведный гнев принимаешь с молчаливой покорностью и почтением. Он ежедневно отсылал заметки в Агентство и почти каждый день получал советы и рекомендации; пару раз ему приходили короткие записки кого-нибудь из сотрудников или письма, написанные от руки Куникиды и явно диктуемые поочередно по абзацу каждым из ребят; но он ни разу не задал им вопроса «Как дела?» и не рассказывал о себе. В целом, Рампо не был фанатом пустой болтовни, считая ее бессмысленной тратой сил и времени. Но, может, По был прав?

– Нет, – ответил он, поднимаясь. Эдгар хотел было убрать руку, но юноша взял его за запястье и скользнул пальцами по ладони, не отпуская. – У тебя есть поблизости бумага и чернила?

– Спрашиваете, – улыбнулся мужчина и кивком головы указал на стол. – Всегда рядом. Самые лучшие идеи зачастую приходят в голову именно ночью.

По не стал вырывать руки, с любопытством наблюдая. Эдогава с нежностью очертил подушечками пальцев линии на его белой, как жемчуг, коже и, кивнув, отпустил, наконец, писателя; зажег еще свечи от одной из тех, что стояли возле кровати, поставил канделябр – на этот раз себе, и сел за стол. По молча вернулся к чтению.

Эдогава с недавних пор перестал робеть в его присутствии; нет, он до сих пор восхищался и трепетал, но дышал намного спокойнее и не боялся прикоснуться, лишний раз чувствуя, что Эдгар – живой человек и он существует. Сердце до сих пор продолжало волноваться, когда он был рядом, но уже не грозило выскочить из груди и не мешало говорить. Рампо сам не мог сказать, кем для него стал этот человек; но это было что-то до бесконечности личное, только его, нечто, что хотелось сокрыть от посторонних глаз, сжавшись в комок, греть только своим теплом и дыханием, оберегать и любить.

Обмакнув перо в чернила – Эдгар до сих пор предпочитал перья ручкам – юноша принялся строчить.

«Привет всем!

Я тут решил, что слишком долго лишал вас своего общения. Огромное спасибо за ваши поздравления, банальные и глупые (но до невозможного родные). Свой день рождения я был вынужден провести вдали от вас, но надеюсь, вы там повеселились без меня – буду ждать сумасшедших историй.

Честно говоря, мне одиноко. И мой друг посоветовал написать вам».

Рампо описывал буквально все, что возникало в голове: воспоминания о событиях или людях, жалобы и недовольство занудством аристократов, суровым характером инспектора, болтливостью Монтгомери и чрезмерно дорогими сладостями, которые ему довелось пробовать; рассказал, как заблудился и был вынужден лазать через заборы, убегая от собак, представляя, как это насмешит сотрудников; пересказывал местные байки, в два счета опровергая их подоплеку. Он писал, улыбаясь, думая о людях, с которыми работал.

Когда же поток слов иссяк, оставалось лишь одно, о чем он так и не обмолвился словом. Он застыл.

Эдгар.

Памятуя о замечаниях Фукудзавы, юноша побоялся писать о По. Даже если он упомянет его в личном письме, а не рабочих записках, директор все равно узнает и выскажет свое мнение. А мнение его было довольно категоричным. Несмотря на то, что отчаянно хотелось рассказать о таком восхитительном человеке, Эдогава взял новый лист и отдельно вывел на нем:

«Здравствуй, Акико!

Как поживаешь? Многих разбудила истошными воплями своих пациентов?

Вынужден просить у тебя совета; мог бы, конечно, спросить Дазая, но уже заранее мне не нравится его ответ. Да и его взаимоотношения с Накахарой – не самый лучший пример. Они до сих пор скандалят или помирились? Хотя нет, не надо, не хочу это знать.

Мне важен один человек.

Я не знаю, что с этим делать. Я чувствую себя странно, думая о нем, поражаюсь нестабильной работе своего сердца и пугающим ассоциациям.

Надеюсь на тебя, как на врача и друга.

Рампо».

Юноша потерял счет времени, пока марал бумагу; наконец, решив, что этого хватит, он слегка опешил: вышло на три листа, не считая записки к Йосано. Он бегло перечитал письмо, еще раз улыбнувшись, вспоминая их лица – каждого, что прислал ему открытку или поздравление, каждого, что звал его по имени и радостно встречал в офисе – и сложил листы.

В любом случае, ему стало легче даже просто от того, что он вылил свои мысли на бумагу и думал о друзьях.

Наконец обернувшись, Рампо застал приятную, не лишенную умиротворения картину: свечи были задуты, книга аккуратно лежала на тумбочке, а сам писатель спокойно дремал, изредка прерываясь на слабые покашливания. Рядом с головой писателя спал енот, свернувшись полукругом и свесив одну лапу. Темные пряди разметались по белоснежной ткани, ниспадая и открывая лицо; худые руки лежали свободно и расслабленно, одна – пересекая пояс, вторая – едва ли не нависнув над полом и запутавшись в одеяле.

Эдогава растерянно осмотрелся.

Он боялся разбудить По, если бы попытался поднять и покинуть комнату; вместе с тем уходить совершенно не хотелось. Наблюдать за Эдгаром, зная, что он этого не видит – одно наслаждение. Все же с ним иногда было тяжело находиться рядом уже только потому, что невозможно понять, что он замечает, а что нет – из-за его длинной челки, вежливой улыбки и начитанной неразговорчивости.

Рампо снова обернулся к столу и принялся изучать предметы, расположенные на нем. Лист с краткими пометками к рассказам; несколько вскрытых конвертов со счетами, старыми и новыми; пара писем – послание портному, давно заброшенное обращение к издателю и неотправленное письмо некоему аристократу, которому, как понял Эдогава, По согласился помочь с дизайном дома. Ничего личного, тайного или особенного; это разочаровывало, потому что не позволяло узнать Эдгара ближе, но и одновременно радовало – Рампо совершенно не хотел бы наткнуться на пламенные излияния в любви и верности, пропитанные цветочными духами, или мутные и двусмысленные заговоры, от которых тянуло бы отчаянием и разочарованием.

Юноша повертел в руках причудливую статуэтку в образе черной кошки; она чем-то напомнила ему египетских сфинксов. В мыслях всплыла детская, частая мечта: путешествовать по миру. Что же, отчасти его желание исполнилось: он получил европейское образование и жил уже в течение многих лет в Европе, раз в год – или чаще, зависело от обстоятельств работы – выезжая в соседние страны. Проведя рукой по гладкой отшлифованной спине, он отставил фигурку обратно; вместе с ней на столе располагались простые часы, оформленные в стиле викторианской эпохи, и лежали несколько книг – преимущественно исторические романы, культуроведческие энциклопедии и одно философское эссе.

Неслышно пододвинув кресло – хвала мягким коврам! – и расположившись в нем поперек, так, чтобы видеть кровать По, Эдогава прислонился щекой к мягкой обивке и подобрал ноги, сжавшись до невообразимо малых размеров. Наблюдая за спокойным сном мужчины, Рампо ощутил прилив зависти. Он думал, что однажды Эдгар все же женится – может, не по любви, но по взаимному уважению и привязанности; думал, что эта женщина будет всегда рядом с ним, у нее будет полное право проводить по его широким плечам, наклоняясь над ухом и целуя в висок; она сможет видеть его совершенно разным: уставшим, счастливым, радостным, раздраженным, и сможет повлиять на его настроение; он будет иногда целовать ее, с наслаждением прикасаясь к мягким и податливым губам, его руки скользнут по стройной талии и притянут ближе.

Эдогава мотнул головой: его воображение слишком разыгралось. Как бы то ни было, он не имеет права даже таким образом лезть в его личную жизнь. Уткнувшись носом в колени, юноша прикрыл глаза.

А если поставить на ее место себя?..

Сначала мысль показалась отвратительно мерзкой, неприличной, нахальной и возмутительной. Но было в ней нечто такое, из-за чего Эдогава не стал проклинать себя последними словами, а молча, робко и с легким испугом изучал ее, боясь спугнуть.

Со стыдом он понимал, что был бы совершенно не против, если бы Эдгар притянул юношу к себе более интимно, чем он это изредка делал; если бы он проводил губами по его шее, опаляя кожу дыханием и…

«Так, все, хватит», – Рампо шумно вздохнул, резко вырывая себя в реальность. Нутро свернулось, подобно крови, медленно текущей из ранки, оставив после разогнанных картин приятный томный осадок. Бросив взгляд на писателя, Эдогава лишний раз напомнил себе, что подобные мысли недопустимы, и постарался думать о чем-то другом. Но предвкушение пусть и воображаемой, но все же близости, раз за разом возвращалось, туманя разум.

Усталость дня навалилась тяжким грузом и вскоре погрузила детектива в глубокий сон, несмотря на неудобоваримую позу, откровенно пошлые мысли и полное смятение совести.

Проснулся он от осознания, что голова его лежит на мягкой подушке, а тело находится в горизонтальном положении. Резко повернувшись на спину, юноша удивленно уставился в потолок и перевел взгляд на помещение. Лежал он в кровати самого Эдгара; писателя в спальне не было. Из окна струился мягкий и туманный свет, ласково обнимая комнату и делая ее уже не такой мрачной, как вчерашней ночью.

Рампо почувствовал, как к щекам приливает кровь; он закрыл лицо руками, больше всего на свете желая провалиться сквозь землю. Спать в кровати Эдгара, к тому же, судя по всему, он перенес его с кресла, а значит…

Юноша перекатился на бок и с усердием ударился лбом о стену.

Он думал, что после всех своих грубостей, наглых фраз, упрямства и невежества не заслужил доброты, ласки и внимания. Сгорая со стыда едва ли не физически, он всячески пытался отогнать прилившую к лицу кровь и успокоить сердцебиение.

Собравшись с духом, он все же поднялся спустя минут 20. К счастью, писатель не стал его никоим образом раздевать, а пристроил так, со всей одеждой – иначе бы Эдогава не выдержал и вышел бы вместо двери в окно. Благо, второй этаж – не так уж и высоко.

Лениво расползалось позднее утро. Эдгара не было в гостиной; не обнаружился он и в столовой, зато сонного юношу подловил внимательный слуга, безоговорочно повел завтракать и потчевать вкусностями. Рампо попросил заварить ему кофе. Когда он его пил, чуть ли не обжигаясь о чашку и находя в этом странное удовольствие, он услышал, как спустился по лестнице По и позвал слугу. Они перебросились парой слов, и архитектор зашел в столовую. Эдогава растерянно опустил взгляд.

– Доброе утро, – тепло и с улыбкой поприветствовал По и присел напротив. – Как спалось?

– Хорошо, – осторожно ответил Рампо, поднимая взгляд. – Как самочувствие?

– Как видите, хожу, передвигаюсь. Немного слабость одолевает, но валяться в постели буду, когда окажусь при смерти, – Эдгар повернул голову в сторону, задумчиво уставившись на дверной проем.

– Может, лучше остаться дома?

– Нужно работать. Заказчики не любят ждать. И Вам тоже нужно продолжать расследование, – По вновь улыбнулся и обернулся к юноше.

Рампо хлебнул кофе, в очередной раз обжигаясь напитком и полагая, что он вполне заслужил это маленькое страдание.

Тем же днем он отослал письма, что написал у По, и продолжил помогать полиции, которая не преминула воспользоваться услугами известного детектива, что так удобно оказался рядом.

Дальше, казалось бы, дела принимали самый что ни на есть дружелюбный оборот.