Текст книги "Ещё одно зло во благо (СИ)"

Автор книги: Ungoliant

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

Защитники на стенах кричали и бросались в стороны, когда пламя взметалось волнами, но продолжали стрелять. Чудовище у ворот ревело, насыщаясь яростью, и распускало огненные вспышки вокруг себя – подойти к такому уже непросто, а завалить вовсе не казалось возможным. Лир велела двум молодым магам выпускать молнии по мере сил, охотники же подняли заграждения из кольев, которые теперь казались до смешного бесполезными.

Когда перестали сыпаться огненные камни, копейщики выбежали из-за укрытий и подняли высокие щиты, оградив тылы от волн огня впереди. Ворота накренились, когда развалились крепления, и первыми в крепость ворвались вездесущие импы, сея хаос: мелкие ушастые твари запрыгивали в окна, лезли на крыши и падали на головы ополченцев. Однако с ними мог справиться даже пугливый крестьянин, а Лир ждали обугленные Бездной монстры.

Душа ушла в пятки, несмотря на недавнее смирение перед смертью; бой развернулся слишком быстро. Разъярённые берсерки не особо собирались защищаться, а вливали всю ярость в замахи топорами и мечами. Лир дождалась, пока до неё добежит проклятый с огромной красной язвой на груди, легко увернулась от его выпада и распорола ему бок снизу вверх. На копейщика рядом прыгнул имп, обхватил ногами шею и принялся грызть его шлем. Когда она кинулась на выручку, сверху их накрыло горячим порывом и бросило на землю.

Лир пнула демона с пастью наподобие волчьей, рубанула по сухожилиям, откатилась и с трудом поднялась под прикрытием старика с алебардой. Пошарив взглядом, она нашла мага в красном балахоне, из-под которого торчали вывернутые звериные лапы; он поднял окровавленную руку с зажатым сердцем и призвал новую огненную вспышку. Лир кинулась вправо, стараясь удерживать цель взглядом и не пропускать взбесившихся берсерков, кидающихся на щиты.

Она прижалась к стене, откуда лучники прикрывали копейщиков, но едва сделала шаг к магу, как перед ней воткнулась массивная секира с человеческий рост и застряла в земле. Высший демон почти пролез в ворота и попытался достать её лапой, но промазал. Лир пробежала мимо под его рёв, не стала тратить силы и время на замах, выставив меч перед собой, и тогда маг обернулся. Огромный глаз на его груди распахнулся, а мир словно взорвался пламенем.

Лир схватилась за голову, но ей мешал шлем; инстинкты требовали сбросить его и подставить лицо свету. Однако в ответ она вцепилась в нити и потянула мага за собой, сбрасывая морок. Пот заливал глаза, несмотря на ледяной ветер; сама Бездна словно дохнула на Лир. Пепельная кожа с рытвинами на перекошенном лице мага больше роднила его с ходячими трупами. Он что-то пробормотал, снова сжал сердце в кулаке, и Лир в тот же миг наконец воткнула меч в огромный глаз на груди. Горячей вспышкой её отбросило обратно к воротам, где уже шарила когтистая лапа; воздух выбило из груди, и Лир закашлялась от смога и вони.

Силы быстро покидали её, но бурный источник энергии будто сам потребовал к нему потянуться, инстинктивно. Взгляд прояснился, Лир почувствовала прилив бодрости и успела закрыться руками от острых когтей. Ополченцы пришли ей на помощь: воинственные крики людей отвлекли едва подоспевших демонов, раздался громовой раскат, и Лир оглушило разрядом. Кто-то оттащил её за руки подальше от битвы, но она смогла подать знак, что ещё в строю. Раздался смех – внезапно чересчур радостный для кипевшей бойни:

– Смотрите, неубиваемая наша герцогиня!

Лир не смогла встать на ноги без помощи, но в целом она чувствовала себя неплохо: казалось, болела каждая мышца в теле, в голове звенело, но если забрать ещё немного чужого потока, то даже переломы перестанут волновать; никто не сможет убить её. Жажда оказалась настолько сильна, что Лир забыла о своих людях. Растерзанные, обгоревшие тела валялись под ногами мусором – пустые, угасшие и бесполезные. Демоны припадали к ещё живым и вгрызались в глотки, обгладывали лица, вскрывали брюшину, раскидывая внутренности и стремясь найти сердце.

Человеческая плоть не создана для спасения – лишь для питания тех, кто стоит выше и лишён страха смерти. Демоны черпают в жертвах своё бессмертие, но то – мука под гнётом их господина; куда легче под костлявым крылом Мортис – ласковой матери нежити. Все рождаются, чтобы умереть. Смерть – это любовь.

Копейщики перекрыли обзор спинами, и Лир, чувствуя только раздражение, подняла руку, чтобы впиться им в души. Однако Годрик перехватил её и притянул к себе; дохнуло кровью из расшибленного лба.

– Я знал, что вы выстоите, моя леди!

– Нет, нет… я не…

Лир глотала воздух ртом, точно выброшенная на лёд рыба, и попыталась снова стянуть шлем, чтобы избавиться от навязчивого шёпота, – «забери, поглоти, убей!» – но Годрик перехватил её руки, лязгнув металлом.

– Посмотрите на меня, – вкрадчиво, требовательно, но с нежностью сказал он и бросил взгляд за спину, где копейщики теснили демонов. – Вы справитесь. Я всегда буду рядом.

Она лихорадочно закивала, чувствуя, как слёзы ручьями текли под шлемом, мешая увидеть его лицо, и когда Годрик развернулся навстречу опасности, Лир кинулась следом, уже крепко обхватив рукоять меча. Высшие демоны разнесли ворота, отбросили покорёженный металл через всё поле боя, размазав неудачливого импа, и чуть не застряли вдвоём в узком проходе. Лир тут же поняла, что пришло время для контратаки.

– За Бергольд! – взревели люди и побежали к воротам.

Демоны, неспособные к защитной тактике, быстро дрогнули под натиском. Копья рвали изъеденные проклятием тела, щиты оглушали и отбрасывали, стрелы впивались иглами, а молнии обугливали почище пламени. Целительная сила монахинь окутывала их с тыла. Лир била мечом, не соображая, куда целилась, доверившись инстинктам и тренировкам. Годрик, как обещал, сражался с ней бок о бок, прикрывал щитом и подбадривал. Вместе все люди превращались в необузданную силу.

Демон с огромной секирой успел проредить копейщиков, но лучники сумели завалить его. Когда монструозная туша упала, испуская волны пламени, в ней можно было насчитать сотни стрел. Второй высший демон оказался слабее, но всё равно выносливым и злым. Уворачиваясь от двуручного меча с зазубринами, Лир боролась с тягой вытянуть немного из его бурного потока – не для себя, а чтобы помочь раненым, – но боялась снова сорваться.

Она стояла в строю до последнего, и когда демоны побежали прочь, провозгласила победу. Казалось, весь Бергольд ответил ей кличем, а затем смолк в знак траура. Лир прошлась по двору, где этим же утром отбывали гвардейцы, в бессильной злости осматривая тела: она искала теплящуюся жизнь и помогала монахиням вытаскивать бойцов с края смерти. К закату все украденные у демонов силы ушли на целительство, благое дело.

Лир снова оказалась в церковном лазарете посреди стонов раненых – разбитой и растерянной. Вдыхая запахи зелий и масел, закрыв глаза, можно было решить, что Всевышний вернул её к началу, чтобы исправить ошибки. Только Годрика в этот раз не было рядом: после осады ополченцы, а в особенности лучники, возлюбили его пуще прежнего и видели в нём своего нового командира.

Спрятав лицо в ладонях, Лир готовилась к следующему шагу. Теперь казалось очевидным, что ложь привела её сюда и принесла одно горе, а умирать с этим грузом она не хотела. Видимо, поэтому рыцари в балладах и романах исповедовались перед битвой, чтобы уйти с чистой совестью. Наконец собрав остатки чести, Лир покинула церковь и застыла за порогом, наблюдая, как люди разбрасывали снег по мостовой, счищая реки крови и фрагменты тел. Неподалёку охотники смеялись, как волки загнали остатки орды почти на подходе к их проклятой крепости.

Ещё пара дней, и жизнь вернётся в своё русло. Бергольду привычны испытания, а в отсутствии Лир и её вездесущего проклятия точно станет лучше.

Без доспехов и щита Годрик казался более открытым, простым – живым, – и Лир не сразу осмелилась позвать его: просто смотрела издалека, как он общался с ополченцами, разгружая её обязанности. Другого аристократа бы возмутило подобное рвение, но Лир искренне радовалась за него: прекрасно, когда добрый человек находил своё место. Однако когда один из мужчин кивнул в её сторону, Годрик обернулся, улыбнулся ей и, заложив руки за спину, чуть склонил голову в поклоне.

– Как вы себя чувствуете, леди Лир? – остальные, казалось, тоже беспокоились о её здравии.

– Прекрасно, – соврала она, – целители постарались на славу.

На самом деле Лир сама себя осмотрела в уединении, чтобы убедиться, что ожоги и шрамы прекрасно затянулись и просто немного ныли. С её рвением в бою любой давно бы скончался, и все прекрасно понимали это: в Бергольде хватало тайн, из-за которых инквизиция просто молча подожгла бы город со всеми еретиками.

Вдвоём они подошли к воротам, где вовсю кипел ремонт; за стенами полыхал костёр с останками демонов. Годрик хорошо знал Лир и чувствовал, что разговор предстоял непростой, о чём сказал напрямую. Сердце колотилось до боли, отчего дышать становилось тяжело. Она столько раз репетировала своё признание, а теперь думала, какой же трусостью от него веяло.

– Да, мне снова нужно уйти, но просто так сбежать не могу. Не после того, что я навлекла на этих людей, – Лир искоса посмотрела на кузнеца, беззлобно бранящего усатого каменщика. Стражники следили за руганью со стен, и даже молодой маг усиленно делал вид, что читал, а не подслушивал. Прилив нежности к каждому затопил сердце, и Лир не смогла закончить.

Годрик встал ближе, чтобы их никто не услышал, и с непониманием пронзил её взглядом.

– Из всего, что произошло за год, вашей вины нет. Такого не бывает…

– Помнишь портовый город? – резко перебила Лир и нервно сцепила похолодевшие пальцы в замок. – Осада длилась так долго, мне не хватало сил, но нас учили спасать каждого, поэтому я не отходила от раненых больше суток, – лицо Годрика окаменело, когда он понял, что речь шла о нём. – Двое должны были погибнуть, если бы я продолжила бессмысленную борьбу, поэтому я решила принести в жертву умирающего от яда солдата, чтобы спасти другого, у кого осталось больше сил выкарабкаться.

Продолжая тараторить, Лир мысленно запнулась, услышав свой голос: тогда она принесла жертву… в церкви – на священной земле. Проклятый старик не знал этого? Или же скорее обманом вынуждал пойти на новое преступление, чтобы позабавиться, когда Лир упала бы на самое дно и с радостью приняла тьму? Внезапное озарение выбило слёзы, а следом пришла всепоглощающая ярость, однако Годрик снова воспринял всё не так.

Он молчал, глядя сквозь неё, пытаясь принять тот факт, что жил за счёт кого-то другого – возможно, если они не дружили, то наверняка тесно общались, и его лицо преследовало Годрика в кошмарах. Пытаясь сбросить ответственность, Лир, как всегда, погребла под ней невинного человека.

– Но… как? – только и пробормотал он.

– Инквизиторы тоже хотели знать. Это воровство жизни, Годрик, область некромантии, которая вышла из целительства. Я хотела помочь людям, но переоценила свои силы и едва не погубила душу. Ты спас меня в бою, даже не подозревая об этом. Я была беспечна и глупа, так что инквизитор сделал мне одолжение, сослав сюда.

Она нервно рассмеялась и посмотрела на юг, где Ламберт в этот момент наверняка думал, как преодолеет город мёртвых. Их семейка несла разрушения и хаос ради собственных слепых целей, не обращая внимание на бессмысленную войну и мутные планы высших сил.

– Что вы собираетесь делать?

Голос Годрика стал бесцветным, но Лир уже устала разочаровываться сама в себе.

– Сделаю что-то хорошее. Может, ты прав, и я здесь не случайно.

Словно в подтверждение её слов, стражи на стенах оживились и прокричали: «Смотрите!» Лир выбежала через пустую арку ворот и увидела приближающегося коня без всадника.

========== 8. ==========

Интуиция подсказывала, что доспехи ещё пригодятся, и Лир, не успев очистить от крови демонов и копоти, облачилась в них снова, словно брала передышку, а теперь продолжала затяжной бой. Кузнец предложил заточить меч и приступил к работе в мрачном молчании. Конюх угощал испуганного коня сеном; на попоне виднелись длинные кровавые полосы, словно наездник пытался цепляться за седло. Годрик маячил за спиной и отваживал зевак, сообщая, что миледи поедет вслед за кузеном и не нуждается в сопровождении.

– Вы же вернётесь, не отправитесь с ним в столицу? Нет, дело благое, раз там бардак такой, но нам вы уже как родная. Берегите себя, – бормотал кузнец, пока осматривал лезвие на уровне глаз. Лир искренне улыбнулась.

– Спасибо за помощь.

Сердобольная служанка, которая знала, что Лир сама бы о себе не позаботилась, принесла с собой снеди в дорогу. Егерь по второму разу объяснил, как лучше догнать гвардию, сторонясь дорог и засад, однако предупредил: путь всё равно займёт больше суток. Он был уверен, что Ламберт привлёк внимание лидера демонов, и на Лир никто не обратит внимание; впрочем, в далёких от города землях оставались другие опасности.

Годрик перехватил поводья и повёл коня к воротам, почёсывая ему ноздри с каким-то потерянным видом. Лир поняла, что от прощального разговора так просто не отделается. Она закрепила шлем и меч у седла, положила в боковую сумку свёрток, и рука Годрика в меховой перчатке накрыла её – в засохших подтёках крови. Лир вздрогнула.

– Вы хороший человек, миледи. Всевышний не оставит вас в трудную минуту.

– Если только я сама его не оставлю.

– Вот именно. Люди несовершенны, но в этом наша суть. – Годрик сделал шаг назад, словно заставляя себя отпустить её. – Только падшие не переживают о своей грешности… а ещё инквизиторы, – добавил он, забавно скосив взгляд вверх. Лир прыснула от смеха, не успев сдержаться.

Страх отступил, и нежность затопила кровоточащее сердце. То же наверняка чувствовал он: признательность за спасение пополам со стыдом. Прошлого и чужого решения не вернуть, да и свою жизнь отдавать обратно на его месте вряд ли бы кто-то захотел. Годрик видел в ней только хорошее, и Лир черпала силы в его вере весь этот год. Он спасал её куда чаще – одним присутствием – и не оставил сейчас.

Улыбка Годрика померкла, когда он наконец выпустил своего внутреннего демона:

– Не могу вас судить, потому что сам грешен: я воспользовался любимой женщиной в сложный час, хотя поклялся её защитить. Я мог остановиться, но не захотел. Разве это можно исправить?

– Ночь была жуткой, и мы оба не хотели провести её в одиночестве. Она до сих пор длится. – Поэтому Лир должна была спешить, хоть и тянуло остаться – продлить мучения. – Когда всё закончится, начнём сначала?

Годрик обратил к ней лицо, не веря собственным ушам, и робко улыбнулся; им обоим хотелось верить, что будущее наступит. Лир быстро поцеловала его и сама смутилась своей наглости, однако Годрик не позволил отстраниться, прижал к себе за плечи, пачкая руки и рубаху сажей и демонической кровью. Он отвечал на поцелуй с такой страстью и любовью, что Лир с лёгким головокружением ощущала, как в ней пробуждаются лихорадочный жар, трепет и восторг. Ополченцы на стенах подбадривали их радостными восклицаниями и хлопками.

Когда Годрик наконец чуть отстранился и провёл пальцами по её лицу, Лир уже сомневалась в первоначальном самоубийственном плане. В это короткое лето посреди снегов и холодного ветра ей впервые так хотелось жить: даже на краю смерти в ней не просыпалось столько воли, страха и желания осчастливить другого. Люди вокруг улыбались, радуясь доброму событию.

– Согласен, но для начала вы должны вспомнить, что сражаетесь не в одиночку.

Лир покидала Бергольд как в тумане: руки тряслись, а разум словно поплыл в небытие, но боевой конь без неё знал, что делать. Если бы не Годрик, она наверняка что-нибудь бы забыла. Фигуры у ворот и на стенах провожали взглядами, напоминая, что дома её ждали. Вдохнув холодный воздух и наконец собравшись с мыслями, Лир пришпорила коня.

Как и рекомендовал егерь, она держалась в стороне от старых эльфийских дорог, потратила больше времени, но не встретила ни разбойников, ни зеленокожих. Только гоблины пытались достать её стрелами и камнями, но те отлетали от брони и деревьев. Иногда ей мерещилась фигура старика с посохом в руке, и внимательный взгляд пробирал до костей ожиданием.

К ночи Лир вышла на заброшенную деревню, где, впрочем, остались свежие следы битвы; императорский стяг украшал ворота. Костры, палатки и тотемы были разбросаны и растоптаны. Непередаваемая вонь зеленокожих выбивала слёзы, отчего и конь недовольно взбрыкивал. Трупы оставили на съедение животным или нежити, но разложение пока не успело их затронуть.

Недовольно побурчав сама себе под нос, Лир наперво избавилась от доспехов, затем собрала все трухлявые, изъеденные мышами шкуры и покрывала – одним накрыла коня, во второе укуталась сама. К вони оба уже привыкли. Костёр пришлось разобрать и перенести между домами, чтобы не привлекать внимание, однако после налёта Императорской Гвардии вряд ли зеленокожие скоро рискнут сюда сунуться. Лир растопила немного воды, отогрелась, напоила коня и покормила хлебцами, закрыла его в прохудившемся амбаре, заперев дверь на засов, и отправилась искать себе ночлег. В одном из уцелевших домов она устроила себе из шкур и пледов нечто вроде гнезда.

Раньше Лир думала, что в Бергольде по ночам тихо, но теперь нутром ощущала, что такое настоящее одиночество. Инстинкты обострились; точно ожидающая нападения волчица, она пробуждалась с каждым странным звуком и, глядя на тьму под потолком, прислушивалась к стонам старых досок, уханью совы и завываниям ветра. К этим ощущениям можно было даже пристраститься, не меньше чем к алкоголю или азартным играм.

Лир думала о родителях – может, они точно так же ночевали в руинах, таясь от агентов инквизиции и собирая силы для борьбы по всей Империи, как их предок семьдесят лет назад? Отца уж точно не смутили бы трупы орков под боком и голод, но матушка к таким переменам вряд ли готова. Впрочем, был ли у них всех выбор? Возможно, их обоих казнили за измену, как только дал слабину император, и Лир фантазировала напрасно.

Словом, выспаться она не смогла и успокоилась, только когда надела доспехи, да и конь был явно рад покинуть зловонную деревню. Ближе к полудню Лир заметила чуть подмёрзшие беспорядочные следы от копыт, уходящие на запад: строй так не шёл, а значит, лошади понесли. Она рванула следом, наплевав на опасности, и обнаружила то, чего и ожидала.

Другие лошади без седоков мирно паслись на открытой поляне, где сошедший снег оголил старую пожухлую траву с тоненькими зелёными ростками. Природа здесь жила словно по собственным правилам, в своём собственном маленьком мире, и Лир, спрыгнув с коня, невольно засмотрелась на это великолепие.

Сложно было представить, что городище нежити всего в нескольких часах езды отсюда ожидало очередных гостей, а где-то в сердце отравленной земли зияла гнилостная рана – она чувствовалась даже отсюда, когда Лир приникала ладонями к траве и вслушивалась в великий поток. Ей не хватало опыта следопытов и уж тем более слуха эльфов, однако отголоски смерти разносились оглушительно, словно колокола, пугая всё живое одним поветрием.

Лир сняла перчатки и приблизилась к лошадям, позволяя понюхать ладони, затем погладила самого спокойного жеребца. В сумках нашлось много припасов, эликсиров и личных вещей, которые Лир не решилась трогать. Очевидно, что их хозяева мертвы, однако сердце не всколыхнулось в ответ. Она взглянула на своего верного коня, прикусив нижнюю губу, вернулась к своим вещам, чтобы забрать сумку с собой, накормила его и отпустила в сторону Бергольда – благо путь он уже знал, – и остальные трусцой отправились следом.

Лир помнила, что сражалась не в одиночку, но это была её опрометчивая сделка. Как только цепи разорвутся, Годрик и остальные смогут пройти невредимыми – если план сработает, конечно же. Она сконцентрировалась на магии внутри и распустила сплетённые нити Жизни и Смерти, оставив на руках последние, и чёрно-зелёный свет окутал ладони. Это оказалось так просто, что Лир окатило ледяной волной ужаса. Она накинула магию словно плащ, чтобы каждая нечестивая тварь могла учуять этот смрад.

Пешком несколько часов превратились почти в целый день. Лир выбилась из сил, а мрак неумолимо приближался с каждым шагом. Тишина объяла саваном, словно даже деревья боялись шевелиться на ветру. Граница нежити была очерчена в прямом смысле: земля впереди почернела и растрескалась как после пожара, и всё растущее на ней погибло. Лир поддела её сапогом и подняла облачко праха.

– Ваш кузен настырен, – она подпрыгнула от неожиданности, услышав ворчливый голос старика, и развернулась, держа руку на рукояти бесполезного меча. – …Пришли ко мне в гости без приглашения – как невежливо! Впрочем, я впервые по-настоящему впечатлён. Даже жаль, что ваше овечье племя больше мне не поклоняется.

Холодный пот прошиб тело; замерев на месте, Лир глядела на старца со светящимися синими глазами, который только прикидывался призывателем стихий. Теперь она понимала, что перед ней сам дух гор – обезумевшая душа проклятого края. Иначе просто не могло быть. Лир смогла разжать одеревеневшие пальцы и отпустить оружие, чтобы не провоцировать его, но не унять свой гнев.

– Что ты с ними сделал?

– Преподал урок, как заслуживала невоспитанная молодёжь. Поганец дерзнул назвать меня по имени и вызвать на бой! «Я не алчен, не завистлив: у тебя нет надо мной власти, Шлаахши!» – старик рассмеялся, передразнив пафосные речи Ламберта, но Лир не шевелилась даже после этой пощёчины. – Конечно, не вы его натравили, молодая госпожа, потому что не настолько глупы. К тому же вы – одна из нас.

Она так криво улыбнулась, что разболелись скулы. Вряд ли стоило ожидать от него прямого ответа, но если бы Ламберт умер, то старик не ворчал бы, а хвастался подробностями. Очевидно, что битва далась ему непросто, однако Лир не рискнула тянуть за нити; иллюзия поддерживала его обычный беззаботный вид.

– Наш род – само разочарование, – Лир отвесила издевательский поклон и сделала шаг назад, ступив на усыпанную прахом землю.

Старик не преследовал её, но обхватил посох обеими руками, словно раздумывал над этим; он нахмурился, оглядел её, что-то проворчал и исчез в столбе синего света. Лир наконец выдохнула и побрела по тропе, узнавая даже здесь эльфийские указатели. Пытаясь отвлечься от сковывающего ужаса, она представляла, как много лет назад здесь бродили живые, прокладывали торговые пути, строили города, заводили семьи и сочиняли песни.

Когда Лир заметила сгорбившуюся фигуру под деревом, то остановилась и вытащила из ножен меч; подошла ближе, готовясь блокировать удар, однако скелет в доспехах без интереса повернул к ней череп с горящим зелёным светом в глазницах и отвернулся. Лучшего знака не могло быть, и Лир, спрятав оружие, продолжила путь.

Мертвецы бесцельно слонялись, гремя ржавыми доспехами и подвывая. Чаще попадались древние скелеты без плоти, горбящиеся под весом собственной одежды, какой Лир не приходилось встречать прежде. Чтобы так истлеть в холодном климате, требовались сотни лет – или же стаи голодных птиц. Чуть реже встречались зомби, с которых не успело сползти мясо, в доспехах с имперскими символами – дезертиры, преступники и мародёры, нашедшие расплату. Обычно едва восставшие по памяти возвращались домой и зазывали живых родственников присоединиться к ним или мстили своим убийцам – если, конечно, было куда идти. Смерть стёрла вместе с плотью расовые различия, сплотила эльфов, гномов и людей, подарив последний приют каждому.

Лир шла на плач призраков; женские и детские голоса переливались какофонией из надрывного воя, рыданий, истеричного смеха и угрожающих выкриков. Белоснежные силуэты, словно сплетённые из паутины, метались в воздухе то в приступе горя, то в гневе. Когда призраки изучали Лир пустыми глазами, мышцы сковывало ледяным параличом.

Она обратилась к неповоротливому течению Смерти, напоминавшему патоку, и вздрогнула от нахлынувшего могильного хлада, терпеливо ожидающего гостей, а где-то неподалёку зияла открытая рана – исток кошмара. Старик сравнивал его с клещом, которого нужно выдернуть, но Лир увидела нечто другое.

Древний эльфийский город разросся по вкусу Мортис: из улиц торчали кости, словно рёбра гигантского монстра, что склонялись над почерневшими, обросшими прахом и паутиной домами; на камне росли странные полипы, сочащиеся гноем и чёрной жижей. Миазмы летали в воздухе, выбивая дыхание. Лир закашлялась, и призраки одновременно развернули к ней лица.

– Ты ещё не умерла, – детский голос искренне обрадовался, – но это ненадолго!

Паутина сплелась в маленький силуэт девочки в оборванном платье. Лир прикрыла ладонью рот и нос, чтобы хоть немного защититься от ядовитых испарений.

– Мортис служат и живые, – повторила она слова старика. Эрхог тоже признали нежитью ещё при жизни, но когда она действительно умерла, то обрела небывалую силу.

Девочка вспорхнула на порыве ветра и рассмеялась.

– Миазмы разрушат плоть, проникнут в кровь, пока ты не заболеешь и не присоединишься к нам навсегда. Так со всеми бывает.

Лир отмахнулась, когда ледяной обрывок платья коснулся головы, и указала в сторону истока.

– Я пришла посмотреть, что там. Ты знаешь?

Девочка издала странный неприятный звук, похожий на трель сверчков. Смешливые нотки в её голосе звучали одновременно с высоким криком, словно наслаивающееся эхо:

– Там гниёт обманщица! Ложный оракул!

Лир тут же пошла дальше, но девочка увязалась следом, отпуская оскорбления в адрес мёртвой женщины. Тонкие и невесомые, как солнечные лучи, нити Жизни сами потянулись к Лир. Словно воочию город сбросил призрачный лик, оголив на миг каменные стены высоких башен и переплетённые корни великого древа; она шла к поляне с рунными камнями, где толпились эльфы, выкрикивая такие же проклятия. В центре стояла девушка с поникшей головой; из её растрёпанных светлых волос сочилась кровь.

Они потребовали донести слова Галлеана, которых она не услышала, а когда время вышло, привели её в Круг спригганов под очи архонтов. Защитник города уже был мёртв, и его голову насадили на пики горные великаны. Лесной пожар подходил к границам, и горячий дым простирался перед ним стеной до небес.

Они не хотели слышать, что их бог мёртв – разорван в клочья, а его сердце летело к солнцу, – и велели деве лечь на священную землю, чтобы смиренно ждать спасителя. Удушливый дым накрыл город, а Галлеан так и не пришёл.

Они говорили, что спаситель появляется лишь тогда, когда он действительно нужен – значит, дева недостаточно страдала. Тогда они собрались вновь и взяли в руки камни. Как и было велено, дева смиренно лежала, терпеливо принимая удары, плевки и оскорбления во имя всеобщего спасения, пока её мысли не упали к молчаливому небу. Только старый дракон, ровесник всего сущего, услышал её последний вздох и обезумел, увидев, что они натворили. Корни их злобы проросли в землю сквозь её тело и отравили хранителя гор, а с ним – обречённый город, что переродился с новой богиней, возлюбленной женой Галлеана.

Едва чувствуя своё тело, Лир вынырнула из чужих воспоминаний и оперлась о рунный камень; глаза слипались, так что пришлось ударить себя по щекам, чтобы не уснуть стоя вечным сном. Страшные сказки, с которыми Лир коротала вечера, ожили на её глазах. Дева до сих пор лежала на том же месте, ожидая спасителя – белый силуэт на чёрной земле со сложенными на груди руками, от которого ползли чёрные, жирные нити не-жизни, их проклятия.

Отмахнувшись от призраков, назойливо витавших вокруг, Лир упала на колени перед ней, понятия не имея, сработают ли молитвы на представителя другой расы. Лицо девы расплылось дымкой, словно перед смертью его разорвали в лоскуты. Оракулы отличались талантом к целительству и отлично слышали лес, а значит, тоже могли повернуть поток вспять: вместо того, чтобы спасти себя, она отравила своих мучителей, используя энергию природы. Лир тяжело вздохнула, прекрасно представив себя на её месте.

Живые и мёртвые устали от проклятия, однако не было никого, кто подарил бы им благословение – направил взор Всевышнего во тьму и вернул забытым душам свет. Ламберт говорил, что молитвы возвращали его домой невредимым, ведь Лир желала этого всем сердцем. Теперь она просила спасения для целого города, словно сама стала нитью между богом и миром:

– Всевышний, Верховный Отец, ты видишь эти измученные души? Мы все равны перед тобой в своём смертном несовершенстве. Прости нас и принеси покой…

Лир говорила всё, что приходило в голову, наверное, больше имея в виду себя, чем мёртвую измученную женщину; и когда сил не осталось, чтобы и на коленях стоять, её руки охватил серебристый целительный свет. Опёршись на локоть, Лир скатилась на то же место, где лежала оракул, и посмотрела на безразличное небо её глазами. Здесь она молила о помощи, и мёртвый, сошедший с ума дух до сих пор не мог забыть её.

Поток словно вскипел, вырвался из-под земли, затопив разум. Ветер разрывал призраков, вытряхивал из доспехов трухлявые останки. Где-то далеко с рёвом рассыпался в прах костяной дракон – мёртвый дух с отравленной памятью. Город из костей и миазмов рухнул, утратив свою силу. Лир пыталась дышать в центре развернувшегося вихря, однако усталость навалилась толщей земли.

Она проснулась на том же месте, когда солнце коснулось лица, подскочила и тут же скрючилась от боли в спине и мышцах. Наверное, Лир чудом не умерла от переохлаждения. Вокруг было подозрительно тихо: ни стонов, ни криков. Кряхтя, она поднялась, опираясь на руки, выпрямилась, размяла спину и осмотрелась. Земля и деревья не изменились, но город вокруг словно в один миг обветшал, обуглился как после пожара; миазмы исчезли, однако Лир всё равно чувствовала себя паршиво и призвала целительную силу. Магия Жизни легко отозвалась и окутала руки свечением.

Повсюду Лир натыкалась на гниющие тела, скелеты и присыпанные прахом доспехи – словно выброшенные кукольником марионетки. Мертвецы наконец упокоились. Однако радость быстро омрачилась урчанием в животе, и Лир чуть не выругалась, вспомнив, что отпустила коня, а значит, придётся добираться до храма Галлеана пешком и надеяться, что демоны её не заметят. Она подняла взгляд к пику, где в окружении снежного вихря ожидал портал.

Ламберт уже проехал освободившиеся от нежити земли, пока Лир лежала без сознания: истоптанная тропа пилигримов петляла и уходила вверх, как казалось, прямиком в небо. Оглядывая восхитительный пейзаж, Лир представляла, каким могло быть это место много лет назад: люди вырубили лес ради выживания, но когда-то он укрывал всю низину. Альянс пал и раскололся после смерти Галлеана, однако с его воскрешением война прокатилась по всему Невендаару. Эльфы маршировали с пустыми, одухотворёнными лицами и его именем на устах. Поговаривали, что их бог спятил после смерти, и Лир сразу вспомнила духа Шлаахши: возможно, быть смертным не так уж плохо, раз они могут хотя бы умереть спокойно.