Текст книги "Принц для Агаты (СИ)"
Автор книги: Uma
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)
2.2
Неизвестно сколько бы это продолжалось, если бы в дверь настойчиво не позвонили. Накинув на себя рубашку Надира, Агата побежала открывать дверь. Открыв, она замерла. Перед ней стоял высокий худощавый человек. На его узком лице было написано полное недоумение. А когда за спиной Агаты появился улыбающейся Надир, недоумение гостя сменилось ужасом. Он загалдел по-арабски что-то угрожающее, оттолкнул девушку в сторону и решительно прошелся по комнатам, будто искал в них ядерный реактор или сотню ядовитых змей. Все это время Надир объяснял ему, что ничего страшного не произошло. Его никто не похищал, никто не пытал, тем более никто не просил за него выкуп.
– Тогда ради какого такого удовольствия ты находишься здесь, звонишь мне ранним утром и требуешь привезти деньги на окраину города?! – вскричал Хасан. – Я всю ночь провел в страшной тревоге, не зная, где ты и с кем ты!
Надир встал в позу, – скрестил на груди и, гордо вскинув голову, громко рассмеялся:
– Хасан, ты вправду не понимаешь, что может делать мужчина в доме у женщины?!
– Ты неопытный мужчина и сын влиятельного человека, поэтому я должен предупредить, женщины могут разорить тебя, – сказал Хасан, косясь на Агату подозрительно. – Ты знаешь, кто это? Не подослали ли ее твои доброжелатели, вроде Богдановича, чтобы шантажировать твоего отца или испортить твою репутацию? Сколько денег ты ей пообещал?
Агата выступила вперед и, не пряча от грозного араба свое крайнее возмущение, парировала:
– Вы думаете, что я просила у Надира денег или меня подослали к нему специально? Вы в своем уме, господин хороший? – Женский взгляд презрительно измерил Хасана. – Я достаточно обеспечена и порядочна, чтобы спать с мужчинами ради удовольствия!
– Да! Постыдись, Хасан, говорить так о женщине, – заступился за нее Надир. – Не говори того, чего не знаешь. Деньги мне нужны, чтобы одарить ими мою возлюбленную.
Недоуменные взгляды Агаты и Хасана встретились, потом устремились на Надира. Оба понимали, что парень заменил одно понятие другим, только смысл от этого не менялся, – он хотел заплатить за интимные услуги.
– Все, господа, спасибо за внимание, спасибо, что услышали меня! – Агата стремительно скрылась в спальне. – Это просто невозможно! Вы оскорбляете меня в моем же доме. – Она сняла с себя его рубашку, надела махровый халат и туго затянула пояс.
Когда Надир зашел, то увидел, как Агата нервно расправляет смятую постель и возмущенно молчит, что она бледна и возможно даже напугана. Подойдя к ней, он попытался обнять ее за плечи, но она вздрогнула, вскинулась и крикнула через плечо:
– Уходи, Надир! Вон! Вон отсюда! Ты ничего не понимаешь…
– Агата! – Взмолился Надир, – не гони меня, я ничем тебя не обидел.
– Никто еще не обижал меня так, как ты, – продолжала кричать Агата, – да еще при своем подчиненном! Думай, о чем говоришь! Одевайся и отправляйся домой, мне нужно идти на работу, ведь именно так я зарабатываю деньги, а не так, как думаешь ты!
Близкий к истерике Надир наспех оделся, дрожащими руками расправляя ворот рубашки и пиджака, затем дрогнувшим голосом приказал Хасану, который все время стоял в прихожей:
– Мы уходим, Хасан! – А Агату неловко предупредил. – Ты пожалеешь. Нет! Я не то говорю опять… Когда-нибудь ты поймешь, что я хотел сказать…
Мужчины вышли из квартиры, громко хлопнув дверью. И Агата в глубине души уже жалела о том, что нагрубила Надиру, ведь скорее всего, он не хотел ее обидеть. «Что теперь делать?» – думала она, рухнув на постель в полном бессилии и недоумении.
Надир красивый, молодой и богатый, к тому же он не чванливое существо, помешанное на своей родовитости, раз пришел в ее дом и остался. Что с того, что он немного не в ее вкусе. Вкус порой указывает на нереальных персонажей. К примеру, Соколов… Мысли снова вернулись к нему, несмотря на то, что Надир смог прогнать их на целую ночь. Зря она так с ним поступила, зря… Агата досадливо кусала губы.
Глава 3
Надир с Хасаном, войдя в номер “Президент – отеля”, разразились руганью друг на друга с обыкновенным восточным азартом. Особенно бурно кричал и махал руками Надир:
– Ты самого детства не даешь мне шагу шагнуть! Да, да, никогда ты не давал мне дружить с детьми, которые учились со мною в школе! А теперь ты вздумал мешать мне в делах с женщинами!
– Ты несправедлив ко мне, Надир – Сулейман Аль – Амин! – возразил Хасан с горячностью. – Я всегда был добр к тебе, а то, в чем ты меня с такой страстью обвиняешь, разумные предостережения, которыми твой отец велел удерживать тебя от глупостей!
Над Надиром всегда довлели гордость и предубеждения его рода, с этим он жил всю свою жизнь и принимал как должное. Незнающие люди, жаждущие высокого положения, считают, что оно, непременно, принесет им сплошные удовольствия. Но те, кто имеют вожделенные большинством титулы и звания, носят груз ответственности не только перед живущими ныне родственниками, но и отягощены доблестью своих предков и обязаны сохранить достоинство рода для будущих поколений. Вот почему Надиру полагалось жить по правилам аристократа, и непросто аристократа, а аристократа – мусульманина. Его вынужденное воздержание в радостях любви и прочих удовольствиях, предназначенных для молодых людей, было порождено не только его личными чувствами, но и правилами хорошего воспитания. Так, прежде чем начать полноценную сексуальную жизнь, Надиру нужно было жениться на девушке из хорошей семьи, дождаться, когда она родит ему ребенка, и только потом смотреть на других женщин.
Вчера Надир шел на выставку с большой неохотой. Недоверие к Богдановичу сделало его подозрительным и осторожным, он даже не сказал, что вполне сносно говорит и понимает по-русски, ведь главным условием работы “GIT” было знание языка. Но мудрый Хасан посоветовал ему принять приглашение Богдановича, чтобы лучше понять “серого кардинала” “GIT” и иметь представление об его намерениях.
Выставка показалась Надиру верхом безвкусицы. Сначала он дико злился на вездесущего Хасана и слащаво-пошлого Богдановича, которые затащили на сомнительное мероприятие, и вынудили смотреть на дешевые сувениры с рынков курортных городов. А эти фото! Предел пошлости. Любителям пляжей никогда не понять красоты и тонкости истинного Востока…
И вдруг, случайно подняв глаза, Надир понял, что за ним, кроме десятков любопытных глаз, следят милые глазки девушки, веселые и грустные одновременно, совершенно точно не пустые и не холодные, проникающие в его душу. Он онемел на миг, ощутил прилив восторга, сравнимого с восторгом хаджи, попавшего в круговерть вокруг священной Каабы. Будучи добросовестным исполнителем религиозных церемоний, и не раз испытывая духовную радость, Надир подумал, что встреча с девушкой была предопределена ему свыше. Это была любовь с первого взгляда.
Не думал он, что она так быстро впустит его в свою постель и раскроет самые сокровенные тайны своего тела. Это немного смутило его, ведь арабские учителя этикета и ислама учили его относиться к женской любви с некоторым предубеждением и осторожностью. «Аллах создал женщин на ступень ниже мужчин – говорили они, – но женщины хитры и могут порой принимать вид целомудрия и покорности. Помни, Надир, притчу о лисе и волке.»
Весь день Надир просидел на широком подоконнике в своей комнате, он много думал, о том, что произошло этой ночью, искал нечто такое, что бы могло хотя бы чуть-чуть умалить для него значение этого. Прислонившись к оконной раме, прячась от проницательных глаз Хасана за плотными шторами, Надир несколько раз вспоминал пресловутую притчу о лисе и волке, но никак не мог уловить смысл, который он смог бы применить относительно своей нынешней ситуации.
Когда за окном разлилась синяя морозная мгла и утопила в себе Москву, Хасан отдернул тяжелые шторы с большого окна. Надир сидел на подоконнике, подобрав под себя ноги, положив на колени подбородок, поросший темными волосами. На фоне окна, в котором с каждой минутой сгущалась мгла, профиль Надира выделялся четко и мягко, словно лунный серп.
– Надир, полетим ли мы домой, как ты задумал ранее, или останемся, чтобы оплакивать твоё горе? – спросил Хасан тихо.
– О каком таком моем горе ты говоришь? – Надир обратил на своего чуткого друга печальный взгляд, который не могли скрыть даже длинные черные ресницы.
– Если нет никакого горя, то тогда зачем ты сидишь тут, не ешь, не пьешь весь день? – Хасан уставился на него большими глазами и встал в возмущенную позу. – Мой шейх! – воскликнул он с неприязнью, – ты считаешь себя увечным или уродом?!
– Да почему ты так говоришь, Хасан – хаджи? – вскричал Надир, вытянув ноги, он резво соскочил с подоконника и встал перед Хасаном в растерянности.
– Потому что ты удручен разлукой в той женщиной, будто не думаешь уже встретить другую, более достойную твоей любви. – Ответил пожилой араб сурово, затем он с самым гордым видом скрестил на груди руки и прошелся по просторной комнате, размышляя. – Сегодня ты стал мужчиной, но, я вижу, что тебе не пошло это на пользу. Давай сейчас полетим домой, там ты хорошо подумаешь обо всем. И если по возвращении обратно, ты не перестанешь грустить по этой гордячке, то я лично найду и притащу ее к тебе…
– Ты прав, Хасан… – прошептал Надир, явно испытав облегчение после того, как получил от Хасана хороший совет. Посидев еще немного в раздумье, он встал и направился в гардеробную. – Нужно собрать вещи!
– Горничная давно сделала это, – сказал Хасан, обрадовавшись тому, что ему удалось повлиять на настроение Надира. Впрочем, как всегда.
3.2
Инна не понимала, почему Агата так расстроена из-за того, что провела ночь с ярким восточным красавцем. Или расстроилась она потому что бездумно «отшила» его? Надежды на то, что он вернется не было никакой, это немного утешало. С глаз долой!
Сидя за столиком в кафе, сестры все больше молчали, – Инна не хотела играть на нервах у Агаты, а Агата, трогая виски дрожащими пальцами, прятала от нее глаза. Лишь в моменты особого напряжения, когда молчать уже было невозможно, сестры начали говорить, перебивая друг друга.
– Послушай, что плохого в том, что ты переспала с этим парнем? – зашептала Инна, подаваясь вперед. – Тебе не понравилось, что ли? Тогда забудь и живи дальше. К чему эти муки совести?
– Зачем я тебе проболталась, Ин? Хотела, чтобы ты поставила меня на место, а ты говоришь «что плохого?! Он не для меня! – шепотом отвечала Агата, пряча лицо в ладонях. – Он не в моем вкусе… слишком во всех смыслах.
– Да ладно тебе жаловаться! – напористо оборвала ее Инна, теперь она лениво привалилась к спинке стула и, отхлебнув из бокала сок, продолжила. – Что именно в нем не в твоем вкусе? Нос, рот, язык?
– Он непростой смертный, ты сама мне говорила, – нервно ответила Агата.
– Ну, да, – закивала Инна, – он сын министра. И настоящий аристократ, раз выдержал наши издевательства на аукционе. Павлин-мавлин, ха-ха! Ты не привыкла летать высоко, притягиваешь каких-то утырков. Кстати, Богданович рассказывал, что еще двести лет назад род Надира был всего лишь бедуинским племенем. Так что, не парься. Лучше скажи, как это, заниматься любовью с обрезанным парнем?
Инна уставилась на сестру жадными глазами, будто и вправду думала узнать от нее интимные подробности.
– Ты с ума сошла! – Воскликнула Агата, чуть не плача. Вскочив с места, она сняла со спинки стула сумочку, закинула ее на плечо и, бросив, – увидимся потом! – быстро ушла.
– Иди, иди! – тихо усмехнулась ей вслед Инна. – Думаешь твой павлин вернется? Сщас! Такие принцы если уходят, то навсегда…
На шумной Тверской Агату осыпало снегом, закрутило в людском потоке так, что она не сразу сообразила, где ее ждет водитель Сергей с машиной. Она металась туда, сюда, набирая при этом номер мобильного Сергея на блестящей, розовой “раскладушке”. Сергей отозвался немедленно, сказал, что “киснет в пробке” на перекрестке. Нужно было ждать его в условленном месте, то бишь, у кафе, среди прохожих. Чтобы видеть движение машин, девушка подошла ближе к обочине, проводила взглядом несколько машин, вырвавшихся из “пробки” и, отдернув рукав пальто, взглянула на часы. Опаздывала она на целый час…
– Агата! – услышала она сквозь плотный уличный шум мужской голос, и осмотрелась по сторонам. – Агата Фомина?
Из толпы навстречу ей вышел высокий, полноватый мужчина в спортивной куртке и джинсах. Подойдя к ней, он пристально всмотрелся в ее лицо и улыбнулся:
– Привет, Агата! Прости, но ты ли это? Ты. Узнал тебя по волосам…
– Я, Вадим Владимирович, – ответила девушка, опешив от неожиданности, она неуверенно заулыбалась. – Сколько лет, сколько зим…
– Да! Неожиданная встреча, – сказал мужчина, тоже, видимо, никак не ожидая встретить ее посреди московской улицы. – Как ты? Давно ты была дома?
Впервые за несколько лет Агата встретила человека из прошлого; и кого?! Учителя Березниковской средней школы, в которой она исправно училась. Вадим Владимирович Коновалов преподавал детям маленького городка на Волге трудно – изучаемую химию. Если учесть, что Агата к химии не питала уважения, то будет не совсем понятно, почему она посещала каждый урок Коновалова. А уроки она посещала исключительно ради самого учителя. По меркам провинциальной девочки он был красавцем, вот и ходила она им любоваться…
Пока Агата с Вадимом обменивались вопросами, из “пробки” выбрался Сергей и подкатил прямо к ним. Выглянув из окна, он поинтересовался, как всегда вставая на защиту одинокой сотрудницы:
– Что такое, Агата? Нужна моя помощь?
– Нет. – Агата смущенно рассмеялась в ответ, и кокетливо качнулась на каблуках белых сапожек. – Это мой бывший учитель. Такая вот приятная встреча!
– Ну, это святое! – расплылся в добродушной улыбке Сергей, и его лицо избороздили мимические морщины. – Садитесь! Подвезем.
– Да, да, пожалуйста, Вадим Владимирович… – спохватилась Агата, она распахнула перед мужчиной дверь черного джипа.
Коновалов недоверчиво покосился на машину:
– Это твоя? – Он сел в велюровый салон, недоумевая, – не понимаю, ты ли это или не ты, Агата?
– Она, она! – хохотал Сергей. Агата, сев рядом с Коноваловым, поспешила объяснить ему, откуда у нее машина, и почему, собственно, она так респектабельно выглядит:
– Я работаю в большой фирме по продаже товаров для женщин, эта служебная машина… – запнувшись от смущения, девушка натянуто улыбнулась. – А вы чем сейчас занимаетесь?
– В Москву я попал проездом, – ответил как будто бы нехотя Коновалов и перевел тему разговора в другое русло. – Давно ты не была у своих? Ты не ответила…
– Давно, – кивнула Агата согласно. – Лет десять точно. И не тянет, если честно.
Она всегда боялась встретить кого-нибудь из земляков, боялась, что они начнут расспрашивать ее о том, почему она долгое время не была у родителей, точнее, у матери и отчима, и не общалась с ними, почему она, устроившись в столице, не хочет помочь им. Неужели помнит старые обиды?
– Очень жаль, мне всегда казалось, что ваша семья это настоящая каменная стена, которая будет стоять долго, – деликатно высказался Коновалов. – А все эти слухи только слухи…
Агата пожала плечами, не зная, что и как сказать. Она была не готова говорить на эту больную для нее тему, поэтому решила поступить так, как поступала на уроках химии, когда не знала ответа на заданный вопрос, – просто молчать.
Меж тем Москва плыла за стеклами джипа и было ясно и Агате, и Коновалову, что этот город давно перестал быть просто городом, это было целое государство со своими законами адаптации и выживания.
– И все же, – Агата начала разговор заново, – что вы делаете в Москве? Или это нечто личное?
– Да в общем, нет! – грустно улыбнулся Коновалов. – Как я уже сказал, я тут проездом, возвращаюсь из мест не столь отдаленных… – он посмотрел на удивленную Агату с неким вызовом. Наверное, боялся ее реакции, конечно, негативной и оскорбительной.
– Я ничего не знала, – выговорила она тихо. – Мне жаль…
– Не хочу об этом говорить, – прервал ее мужчина. – Я не из тех, кто любит рассказывать о уголовных статьях и тюремных буднях.
– Понимаю, именно поэтому я предпочитаю не говорить о семье, – вздохнула девушка. – Тяжело. И как будто не со мной было…
– Я слышал, ты обвинила отчима в домогательствах, – решил признаться бывший учитель химии. – Об этом весь поселок говорил еще долго после твоего отъезда…
– Мне было тринадцать лет, и я не знала иного способа избавиться от его грязных лап, – сказала Агата, чувствуя приливы отвращения и злости. – Мама мне не верила, потом свалила всю вину на меня. Я сбежала из дома, меня отправили в приют, где в общем было еще хуже. Я стараюсь не вспоминать. Вот живу, работаю. Иногда мне даже нравится, – добавила она с грустной усмешкой.
– А я нарисовался посреди Москвы и растревожил раны! У меня убийство по неосторожности, бывает и такое, оказывается, – ответил Вадим откровением на откровенность Агаты.
Потом Агате удалось пригласить его в офис на Новом Арбате. Сначала он упорно отказывался, наверное боялся ее скомпрометировать. Но когда Сергей остановил машину на парковке перед стеклянно – бетонным зданием бизнес – центра, и Агата сказала, что у нее есть полчаса свободного времени, мужчина согласился посмотреть на место ее работы.
Войдя в здание и поднявшись на этаж, где расположилась фирма, Агата широко распахнула стеклянные двери и легко прошла вперед, приветствуя служащих. За ней шел Коновалов и тоже робко говорил “добрый день”, видя, что девушки все как одна повыглядывали из-за мониторов компьютеров. Ему отвечали улыбками и кивками. В приемной Агата приняла у него куртку и повесила в шкаф.
– Мария, можно взять у вас кофе и чашки? – спросила Агата у секретаря Соколова.
– Да, пожалуйста, Агата – разрешила Мария, – Вам, кстати, искал Александр Дмитриевич…
– Зачем, не знаете? – заволновалась Агата, впуская в свой кабинетик Коновалова. – Прошу вас, если он будет спрашивать обо мне, скажите, что я немного опаздываю…
Мария, дождавшись, когда Агата с гостем закроются, вышла из приемной, подошла к Тане, консультанту, которая печатала на компьютере отчет о годовых продажах, и зашептала ей на ухо:
– Не знаешь, кто это? Не так уж и молод…
– Можно подумать, что Соколов молод, – усмехнулась Таня, не отрываясь от работы, – да и зачем ей ровесники? Помнишь же сама, пока она жила с тренером, ни раз приходила на работу в синяках, их как не пудри, они все равно лезли наружу.
– А Соколов сегодня на нервах из-за нее, – сказала Мария, подозрительно щурясь, – кажется, у них все-таки что-то было…
– Если бы ко мне подкатывал такой мужик, у меня обязательно с ним что-то было бы, – деловито отозвалась Таня.
Ей непременно нужно было закончить годовой отчет перед новогодними праздниками, поэтому она не стала продолжать разговор и вернулась к работе.
Глава 4
Тем временем Надир гостил у своего деда в Медине. Старик пережил трех своих жен и теперь доживал свой век в семье младшего сына Али. Он ни на миг не забывал о том, что в пору своей юности знал лишения, и что лишь благодаря милости Аллаха и короля, который увидел в нем силу и благородство, он стал уважаемым человеком, обзавелся нефтеперерабатывающим заводом и сколотил баснословное состояние. Надир был любимым внуком шейха, потому что он отдаленно напоминал ему жену, француженку Анетт.
– У тебя, сынок, ее глаза, – говорил дед всегда, когда видел внука. – Ты дитя нашей любви, не твой отец, – подчеркивал он твердо, – а ты! Мой сын Сулейман чистый бедуин, выносливый и прямой, а ты другой…
– А я, по-твоему, слаб? – расстраивался каждый раз Надир.
– Ты утонченный и чувствительный, – отвечал старик и закрывал глаза, будто погружался в прошлое. – Не меняйся, мальчик мой, оставайся таким, какой ты есть. И Аллах тебя благословит…
У дяди Надира Али, кроме трех сыновей, была еще и дочка по имени Фатима, ей было четырнадцать лет, и она считалась невестой Надира. С самого детства девочка была влюблена в своего двоюродного брата. Надир же и не помышлял брать ее в жены, но его отец договорился со своим братом о женитьбе сына на своей племяннице, поэтому этот брак считался делом решенным.
Фатима с Надиром были далеки друг от друга, как солнце и луна, и общались лишь на общие темы. Родителей это не смущало, они надеялись, что дети найдут общий язык после свадьбы, а потом между ними вспыхнет любовь.
Когда Надир в очередной раз навестил деда, умница Фатима заметила, что ее жених печален и молчалив. За годы, проведенные в Европе, он еще больше отдалился от нее, а из холодной России он и вовсе вернулся чужим, ходил сам не свой по белоснежным апартаментам, вздыхал, устремляя взгляд к горизонту, словно ждал кого-то. За окнами красавица Медина тянула минареты к раскаленному небу, расположила на горячей земле свои жилые кварталы, дворцы и мечети.
– Что, правда, в России холодно и снега по колено? – спросила Надира Фатима тихо, не веря фото на его телефоне.
– Снег там регулярно убирают, – ответил Надир, – поверь мне, снег там такое же привычное явление, как у нас безоблачное небо, – говоря, молодой человек утомленно поднял глаза к высокому потолку и отошел от прилипшей к его плечу сестры подальше. – Я почти не видел Россию. Хочу летом отправиться в путешествие по ее просторам…
Фатима слушала и смотрела на него, приоткрыв рот от удивления. Из уважения к деду и к семье дяди, которые были поборниками традиций, Надир надел длинную рубаху из белого хлопка и старался скрыть от родственников, что ему было невыносимо скучно с ними. Кроме того, его беспокоило излишнее внимание к нему Фатимы. Девочка, словно куколка бабочки, обернутая в белый джильбаб, обретала женские формы, смотрела на Надира по-особенному, ласково и выжидающе. Надир понимал, что очень скоро Фатима потребует от него определенного внимания, и он должен будет на него чем-то ответить.
То же самое беспокоило деда Мустафу, который, несмотря на преклонный возраст, все чутко воспринимал.
Однажды он позвал внука в свою спальню, и, когда тот пришел, прямо у него спросил:
– Не пора ли тебе жениться на Фатиме? – Старик лежал на груде подушек, обтянутых цветным шелком, и курил кальян. – Назначь дату сам, никто не станет тебе противиться.
– Нет, дедушка, я не хочу этого брака, – сразу ответил внук, присаживаясь рядом с ним, на просторную и мягкую софу. – Я не люблю Фатиму… по крайней мере, не люблю как женщину, – он смутился своей откровенности и опустил глаза, похожие на изумруды.
Старик понимающе закивал, покрутил в пальцах кончик седой бороды и сказал:
– Значит ли это, что ты уже в кого-то влюблен? Тебе пора жениться, дорогой внук, нынешний мир не тот, что был раньше, сейчас много искушений, много поводов для тревоги и только семья может избавить от них…
– Я хотел бы жениться на русской, – робко признался Надир, бросив на лела осторожный взгляд. – Мне незачем томить себя и Фатиму в этом браке…
– Вот оно что, значит, и в этом деле ты пошел в меня, – произнес глубокомысленно почтенный бедуин. Вложив в беззубый рот кончик трубки, он прикрыл глаза, подумав о чем-то недолго, вынул трубку и пыхнул на внука яблочным паром. – И что же, хороша эта русская?
– Она весела и совсем за меня не держится, прогнала меня, сказала, что я ее обидел как никто никогда! Боюсь, что отец не одобрит моего выбора, – сказал Надир.
– Хм. Что верно, то верно, – согласился с ним дед, задумавшись. – Мне хорошо известны намерения твоего отца на твой счет, Надир, он хочет женить тебя на Фатиме и точка!
– Это будет опрометчиво с его стороны, – заметил Надир. – Я этого не хочу. Все чего я хочу, набраться смелости, придти к той русской и остаться с ней…
Новость о том, что Надир желает взять в жены иностранку, и совершенно не рассматривает юную Фатиму в качестве жены, вскоре стала достоянием всей семьи Али Аль – Амина. Это дед Мустафа распространил ее, чтобы ни у сына, ни у внучки не было иллюзий. Фатима ходила по дому, как неприкаянная, весь ее мир стал одноцветным, серым, словно любимая кошка деда. Она понимала, что между ее отцом и отцом Надира была договоренность о браке, значит она имела право мечтать о том, что молодой человек сам попросит ее руки, и все возрадуются ее с Надиром счастью. Теперь же никакой реальной надежды на удачное решение этого дела не было, разве же только вынужденный брак, который для обоих превратиться в муку.
В отчаянии Фатима осмелилась обратиться к Надиру, – вдруг дед что-то напутал. В момент, когда девушка подошла к нему, он был один, собирался выехать загород, развеяться.
– Надир, скажи, правда ли что ты собираешься жениться на иностранке? – Фатима вздернула тонкое личико навстречу Надиру. – Что же тогда будет со мной? Я ведь люблю тебя всю свою жизнь!
– Еще ничего не решено, – ответил он ей резко. – О своем решении я доложу твоему отцу…
Потом, будто боясь ее дальнейших расспросов, Надир быстро вышел. Вечером того же дня Надира позвали в кабинет дяди Али. Молодой человек явился незамедлительно, готовый к серьезному разговору и объяснениям. Кабинет был уставлен дорогой, искусно сделанной мебелью. Все, от подставки для ног до огромной люстры, сияло восточным изяществом. В воздухе чувствовался фруктовый аромат.
– Ты звал меня, дядя. Я пришел, – вежливо сказал Надир, сев в кресло, выпрямился и смело посмотрел в черные дядины глаза. – Слушаю тебя очень внимательно…
Дядя, большой бородатый, с лоснящимся от пота лицом, сидел за массивным белым столом, сцепив пальцы в «замок».
– Это я слушаю тебя, Надир, – произнес он, кряхтя и тяжело ерзая в своем кресле. – Ты ничего не хочешь мне сказать? Кажется уже уборщица и та в курсе того, о чем ты молчишь…
– Хочу, дядя. Я прошу освободить меня от обязанности жениться на Фатиме, – сдержанно и тревожно улыбнулся Надир. – Никогда не нравилась мне эта идея. Знаю, сестренка ждет от меня любви, но я не могу обещать ей ее…
– Ты спятил, Надир?! Причем…, причем здесь любовь? – ожидаемо возмутился дядя Али. Он даже приподнялся в величественном кресле, давя на племянника своей внушительного размера тенью. – Никто не требует от тебя любви, ты должен выполнить договор, заключенный твоим отцом!
Продолжая упрямо смотреть в глаза дяде, Надир все же не решался пойти на открытый и громкий конфликт, поэтому учтиво кивнул:
– С отцом я сам поговорю, надеюсь, он услышит меня и не станет строить из себя ретрограда. Ради чего нам устраивать родственные браки? Все мы равно богаты и влиятельны. Я сам найду для сестренки жениха, который будет подстать тебе и ей, дядя!
Дядя из всего этого сделал только один вывод:
– Не нужно было тебя отправлять в Европу, нахватался всяких вольностей и теперь бунтуешь! Женишься, никуда не денешься, – мужчина, упираясь большими руками в стол, встал окончательно. – Сделаешь Фатиме ребенка, а потом можешь убираться на все четыре стороны!
Возмущенно фыркнув, Надир тоже поднялся на ноги, хотел было развернуться и выйти. Но дядя Али не сдавался:
– Я устрою скандал на все королевство! Тебя прогонят, ты больше не увидишь деда и мать! Я пойду на это, защищая честь моей дочери, которую ты попрал! Решай, Надир, чего ты хочешь…
– Я хочу освободить себя от договора, под которым я не подписывался, – сказал молодой человек, глядя на дядю прищуренными от злости глазами. Он сделал руками жест похожий на бессильное бросание пепла в воздух.
– Тогда назначь дату свадьбы и все решится само собой, – смягчился дядя Али, видимо, решив сменить тактику. – Можешь отложить брак на год или два, время лучший распорядитель. Ты повзрослеешь, одумаешься…
– Нет, дядя! – Надир сложил свои мягкие губы в тонкую упрямую линию и мотнул головой. – Откладывать казнь я не хочу, я ее отменяю, – сказав так, он спешно вышел из кабинета, оставив дядю Али в сильном недоумении.
