Текст книги "My annoying idol (СИ)"
Автор книги: Two Reflections
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)
– Что такое? – забеспокоился Лу. – Сехун-а? Се, тебе плохо? Где болит? Се?
– Я… – выдавливаю из себя ужасно хриплым голосом. Связки, похоже, придется еще долго разрабатывать.
– Боже, что ты? Сехун? – Хань усаживает меня на скамейку, а сам присаживается на корточки у моих ног и заглядывает в глаза, крепко сжимая в руках мои ладони. – Ты можешь говорить, Сехунни?
– Очень… мало… – каждое слово дается с огромным трудом, но я стараюсь. Еще никуда не ушел тот шок, который я испытал от внезапного воспоминания. Никак не думал, что память возвращается таким образом. Словно что-то обыденное, но после пережитого – яркая вспышка разных эмоций. Это воспоминание, будто прочитанная книга, которую я ставлю в стеллаж, однако полок в нем не счесть, и мне нужно заполнить книгами все, каждый сантиметр, чтобы не осталось даже маленьких щелей и просветов между стройными рядами прочитанных романов, стихов, повестей. Как долго я буду заполнять этот стеллаж? Сколько еще книг мне нужно прочесть?
– Сехун, пожалуйста, посмотри на меня, – Лу взволнованно провел пальцами по моей щеке, обращая внимание на себя. – Попытайся сказать, что тебя беспокоит.
– Ничего, – прошептал я, мотая головой. – Я просто вспомнил…
– Ты… Ты вспомнил? – охнул старший. В ответ мне оставалось лишь кивнуть. Хань закусил губу, на его глаза навернулись слезы, и он уткнулся лицом в мои колени.
– Немного, – поспешно продолжил я. Не думаю, что мне стоит много говорить сейчас, но речь – самая обычная речь, поток слов, которые, наконец-то, могут слететь с моих губ, – словно необходимый легким кислород, после долгой задержки дыхания. Ты вдыхаешь, вдыхаешь и не можешь насытиться. Так и я: хочу говорить, говорить, не могу остановиться, хотя и чувствую, что это лишь сильнее утомляет меня.
– Что ты вспомнил, Хунни? – всхлипнув, спросил Лу. Он утер мокрые дорожки со своих щек и улыбнулся.
– Вазу, – нахмурился я.
– Вазу? – изумленно переспросил хен.
– Мамину вазу. Отец подарил ей на годовщину свадьбы. Она стоит на кухне у нас дома.
– Почему ваза? – скорее всего для себя прошептал Хань, а потом снова обратился ко мне: – В любом случае, слава богу, что ты вспоминаешь.
Я вспомнил, потому что сравнил тебя с тем хрустальным сосудом, который я всегда считал бесполезным, в отличие от тебя, норовя «выбить страйк» футбольным мячом прямо по верхушке и снести вазу вместе с цветами… О? Снова я непроизвольно вспомнил. Кажется, от меня это совсем не зависит, и бесполезно контролировать что-либо.
– Еще что-то? – видимо, Лу проследил за выражением моего лица, потому догадался о следующем «кусочке пазла».
– Я чуть не разбил ее футбольным мячом в детстве, – и правда, почему ваза? Почему не кот, например, школьный приятель или первая любовь? Почему ваза?.. Что не так с моим мозгом?
– Пойдем, тебе нужно на процедуры, – Лухан вздохнул, отводя взгляд и чему-то улыбаясь, после чего помог мне подняться.
Все процедуры – крайне нудная и бесполезная, по моему мнению, вещь. Однако я ничего не могу сделать, потому что это необходимо. Каждый день Лу отдает меня на попечение молоденькой медсестре, которая водит меня по каким-то кабинетам, к разным врачам. Я чувствую на себе море взглядов. Не то чтобы меня особо волновало чужое присутствие, но иногда оно крайне назойливое, а шепот за спиной я улавливаю практически ежедневно. Это из-за того, что я айдол? Честно говоря, не знаю, как бы я повел себя до комы и потери памяти, но сейчас жутко раздражает. Порой я не могу контролировать себя, и Лухан это прекрасно видит.
– Постарайся не думать об этом, – говорит он в очередной раз, когда мы гуляем в саду больницы. Тут свежо, спокойно, и только вода в фонтане неподалеку весело журчит, перекрывая шум города за высоким забором. – Когда ты только дебютировал… Тебя раздражали те же вещи.
– Я сейчас возвращаюсь к тому моменту. Как будто и не было тех трех лет, – бормочу я.
– Почти четырех, – поправляет Лухан тихо. Точно. Я все время забываю, что, кроме нашей совместной работы, был еще год по отдельности. Лу ужасно неловко об этом говорить, а я не хочу напоминать ему. Все-таки пока я не вспомнил, что произошло между нами. Мои воспоминания обрываются на старшей школе и отрывках каких-то концертов и съемок. Однако Лухана в них нет, как и наших отношений, как бы я не пытался найти его образ в своей памяти. Иногда я сомневаюсь, что между нами вообще что-то было, но как я могу не доверять Лу? Кстати, хен так и не знает, о чем Исин рассказал мне тогда. Он по-прежнему уверен, что я считаю его своим близким другом. В реальности так и есть, потому что я все еще не могу принять того, что мы встречались. Убеждает меня в этом не только Исин, который вчера попросил быть помягче в разговоре с Ханем (куда уж мягче, хен?), но и Мэй. Девчушка повисла на мне, как только хен разрешил ей навещать меня, и хоть я не выношу криков, было приятно, что Мэй рада моему «пробуждению». Я до сих пор удивляюсь тому, что они родные брат и сестра – очень уж разные. Мэй словно яркие фонарики в парке на праздник весны, заводная и беззаботная, порой легкомысленная, но теплая и… уютная? Хань наоборот тихий, часто серьезный, слишком напряженный и с кучей заморочек по поводу своего «обязан». И вопреки всему, он заботлив и внимателен, как никто другой. Я все еще не знаю, как отблагодарить его за то, что он для меня делает. Он мог запросто бросить меня еще тогда, после аварии, но… Авария…
– Сехун? Снова вспомнил? – Лухан придерживает меня за руку, и я оказываюсь сидящим на ближайшей скамейке у фонтана. Здесь безлюдно, потому что это место находится достаточно далеко от главного корпуса больницы.
– Авария, – я смотрю на хена, а тот содрогается, стоит мне произнести это слово.
– Ты вспомнил аварию?
– Я… – хмурюсь, стараясь приоткрыть уже надоевшую завесу и черкануть хоть что-нибудь на этом листе воспоминания. К моему счастью, мне не приходится долго ждать, и память сама услужливо подкидывает все новые картинки того вечера. – Это была какая-то вечеринка. Девушка… Я не хотел ее видеть. Она ждала от меня каких-то действий, но мне было противно даже находиться рядом с ней. Мы поругались… Из-за тебя… – хен вздрогнул и посмотрел прямо в глаза, – Я разозлился и уехал. Принял какие-то таблетки и по дороге начал засыпать. Был дождь, и я почти ничего не видел. А потом удар. И… больше ничего не помню…
– Сехун-а, – Лу снова плачет. Когда же я перестану быть причиной его слез? Он прижался ко мне, обнимая за шею, я положил руки на его талию, поглаживая по вздрагивающей от рыданий спине. Кай говорил, что Лухан часто плакал, когда я был без сознания. Сейчас он плачет ничуть не меньше. Как человек вообще способен вынести столько отрицательных эмоций, сколько вынес их Лу? – Прости меня, пожалуйста.
– За что ты все время извиняешься? – прошептал я, утыкаясь носом ему в висок.
– Если бы я был рядом… – снова всхлип. – Я бы не позволил тебе сесть за руль. Ты бы не принимал тех таблеток. Ты бы не сбил человека и не попал в аварию…
Я…
Сбил человека?
Комментарий к Глава 19
Есть немного времени, поэтому ловите, дорогие :*
Не забывайте делиться со мной впечатлениями, пожалуйста)
Очень приятно видеть, что кому-то интересно читать :3
========== Глава 20 ==========
После слов Лухана я не мог найти себе места. Естественно, мне было безумно страшно. Вина перед родственниками человека, которого я даже не знаю, затопляла, давила на меня с каждым днем все сильнее. Наверное, они проклинают меня, ненавидят. И самое паршивое во всей ситуации, что я не могу ничего исправить или облегчить и их боль, и свои собственные страдания. В моей жизни теперь нет большего кошмара, чем осознание того, что я убил человека. Пусть не собственными руками, неумышленно, но я это сделал. В голове сплошная каша из миллионов вопросов. Как мне быть? Как жить с этим? С безграничной виной и ненавистью ко мне других людей? Ведь наверняка об этом знают все. Что мне сделать, чтобы хоть как-то заслужить прощение? И главное, заслуживаю ли я его вообще? Я никогда не чувствовал большего смятения, чем сейчас. Мне сложно принять действительность, потому что я словно другой человек после случившегося: потеря памяти заставляет меня чувствовать глубокую пропасть между Сехуном до аварии и после нее. Отказываюсь верить в то, что это я, но не могу отрицать того, что является реальностью. За несколько дней я только больше закрылся от окружающих меня людей и ушел в себя. Мне надо было серьезно подумать, но как бы я не старался, не знал, как загладить свою вину.
Лухан снова винит себя в моем плохом самочувствии, и мне не под силу видеть его боль. Кажется, он единственный, кто заставляет меня отвлечься от совсем невеселых мыслей о грядущем наказании. Наверное, в этом и проявляются мои чувства к нему, которые я считал забытыми и оставленными в прошлом вместе с потерянной памятью. Все чаще понимаю, что лишь его присутствие рядом успокаивает меня, принуждает ломать молниеносно возведенную стену между мной и остальным миром. Как бы это странно не звучало, но Лу для меня – психолог, справляющийся лучше Чанеля. Не в обиду новому ушастому другу, однако мой Хань лечит гораздо быстрее.
Привычно тихое «как ты?», спокойный взгляд и холодная ладошка на моей щеке. Я тянусь к ней рукой, в ответ шепча «нормально», но он видит, что ни черта не нормально, поэтому мы покидаем до тошноты надоевшее здание больницы и идем гулять. Ханю нравится укромное местечко между высокими кустами жасмина и роз, около небольшого пруда, где стоит совсем неприметная скамейка с невысокими чугунными ножками, завернутыми в помпезные спирали точно так же, как и ручки с коваными цветами, среди которых еле-еле угадывается маленькая тонкая фигурка балерины. Мы часто сидим здесь до тех пор, пока меня не начинают искать в больнице.
Вечером, укутавшись в серый кардиган, утаскиваю на колени Лухана, утыкаясь подбородком в его плечо, и наблюдаю, как рыбки в пруду беспокойно расчеркивают невидимыми линиями воду. Я чувствую, как Лу смущен, и мне нравится смотреть, как он отводит взгляд и мило краснеет, но ничего не говорит, потому что явно не против моих прикосновений. Я бы подарил ему больше, если бы не собирался дождаться восстановления памяти. Все-таки время еще не пришло, а я не хочу торопить события. Нужно разобраться в себе и своих чувствах, расставить все точки над «i». Только что-то мне подсказывает, что, независимо от того, какая жизнь у нас с Луханом была до этого момента, я сам очень скоро переверну все вверх дном, и уже будет откровенно плевать на наше расставание.
***
Чонин пробормотал что-то бессвязное, заставляя Сехуна нахмуриться. Старший перевел дух, оттягивая тот момент, когда ему придется выложить все, что знает. После того, как все остальные покинули палату Сехуна, младший схватил его за рукав, останавливая, и в лоб задал интересующие его вопросы. А что он может сказать, кроме правды? Мысленно молясь, чтобы Лухан не узнал о том, что ему пришлось потревожить Хуна рассказом, Чонин начал:
– В общем, не знаю, когда это у вас началось, но вы с Ханем начали встречаться. Тогда он еще работал в агентстве, и ты его здорово так встряхнул. – Из-за вопросительного взгляда Сехуна Каю захотелось побиться головой о стену. – Айдол, встречающийся со своим менеджером, притом, того же пола, еще не дошло, какой шок это вызвало бы у людей?
Сехун показательно фыркнул, отвернувшись к окну.
– Ты начал терять голову, – вздохнул старший, сочувственно глядя на Се. – Однажды на съемках вы целовались и, видно, не заметили, что кто-то заснял все. Потом Сухо случайно услышал разговор директора. Он говорил на повышенных тонах о том, чтобы некто прекратил шантажировать его, иначе он заявит в полицию. Только он не мог этого сделать, потому что тогда пришлось бы поднимать все детали, а они касались ваших отношений с Лу. И Ким Тэ Хо сонбэним едва ли не открыл тайну сам, потому что оставил ваши фотографии на виду. Одна из них оказалась у Чунмена, и он решил предупредить вас. Без понятия, что произошло, но после «предупреждения» Лухан уволился, а слухи замяли новостью о том, что ты встречаешься с Соён. У Ханя началась депрессия, и вы разошлись. Он уехал в Китай, а ты совсем с катушек слетел: глотал таблетки, изводил себя тренировками. Как-то прямо на сцене в обморок грохнулся. Тогда Бэкхен с Чанелем тебя предупредили, что кончишь плохо, если не прекратишь принимать. Соён тебя жутко бесила, – Кай сглотнул. – На дне рождения она порядочно выпила, потому лезла к тебе. Ты потащил ее наверх, и я подумал, что она таки добилась своего, но потом ты как ошпаренный вылетел. Я даже не успел остановить тебя! Сел в машину и уехал. Дальше ты и сам знаешь.
– Кроме аварии, – прохрипел Хун, боясь поднять взгляд на друга. – Я еще что-нибудь учудил?
– Сначала тебе предъявили обвинение в избиении Соён и хранении наркотиков, – теперь уже фыркнул Кай. Намаялся же он, пока таскался то тут, то там, выясняя через какие угодно связи правду. «Подставил под удар» и себя, и Кенсу, забыл про график, схлопотал по шее от директора, едва ли не опоздав на собственный концерт. Это хоть и можно было назвать верхом неблагоразумия или просто тупости (с точки зрения Су), но все-таки Чонин жутко гордился тем, что смог посодействовать следствию. Да и адвокат Сехуна был человеком весьма интересным. – Но с этим мы разобрались. Соён заплатила следователю за то, чтобы на тебя повесили насилие.
– А наркотики? – Сехун нахмурился. В восстановившейся памяти, как бы он не искал, не было ни единой картинки, связанной с этим. Но чему он удивляется? После того, что натворил…
– Не знаю точно, – старший почесал затылок, тяжело выдохнув. – Адвокат, которого нанял Сухо, пока не делился с нами всем. Но с наркотиками воду мутили уже в больнице. После того, как ты впал в кому, уволился один врач, и я краем уха слышал, что он пропал.
– Во что же я влез? – откинувшись на подушку, пробормотал Сехун. Он закрыл лицо руками, простонав.
– За это не волнуйся. На самом деле, это еще не все.
– Что я еще сделал?..
– Не ты, – усмехнулся Кай. – Помнишь моего брата? – после быстрого кивка шатен продолжил: – Так вот, по чистой случайности он руководит торговым центром в Каннаме. Угадай, на какой улице?
– Там где была авария? – мрачно уточнил Се. – Ну, да, еще одно доказательство тому, как я облажался. Сейчас ты скажешь, что камеры на здании торгового центра засекли мою машину и…
– И я бы на твоем месте расслабился и жил припеваючи, – хохотнул Кай.
Скептический взгляд Сехуна говорил о том, что он явно не согласен с лучшим другом, потому Чонин решил не томить.
– Мне стоило огромных усилий уломать брата дать мне доступ к камерам. Ты помнишь, где я учился до того, как пришел в агентство?
– Ты взломал охранную систему в собственном доме и в офисе отца, когда нам было по пятнадцать. Конечно, я помню, что тебя от греха подальше отправили учиться на IT-шника в мирных целях.
– Ого, память, и правда, вернулась, – улыбнулся Кай. – Так вот, я покопался в записях…
– Ты сейчас серьезно? – недоверчиво спросил Сехун.
– Абсолютно. Итак, записи… – тут он замолчал, хмурясь. Се начал подозревать, что сейчас ему поведает Ким.
– Какая-то запись… – тихо продолжил за него младший. Его сердце в надежде забилось быстрее. И в то же время он понимал, что Чонину нелегко признать правду. – Подделка?
Чонин заторможено кивнул. До сих пор неприятно осознавать тот факт, что, возможно, в этом замешан его брат. А иначе как объяснить фальшивку в месте, где всем руководит Тэён? Но, может, еще не все потеряно и брат вообще понятия не имел, что творится у него в охране? Кай искренне надеялся, что так и есть.
– Как ты это сделал? – пораженно выдохнул Се. Его глаза тут же засияли, улыбка расцвела на губах. Неужели все обойдется?
– Честно говоря, это была идея Кенсу, – сказал Чонин. – Я об этом и не подумал, пока Су однажды не вспомнил, что мы вместе ездили к Тэёну той же дорогой, которой ты возвращался от Соён.
– Так что на камерах?
– А вот тут сложно, – Чонин сел ближе к другу и внимательно посмотрел на него. – Все данные я скопировал, но сейчас ломаю голову, как восстановить недостающую часть. Время на записи неверное, потому что ты проезжал в том месте либо за двадцать минут до, либо за двадцать минут после того, как другая машина сбила того парнишку.
– То есть не я… – выдохнул Сехун.
– Не ты, – улыбаясь, подтвердил Чонин, взъерошив волосы младшего. – Изначально на тебя повесили и «неосторожность при вождении», но сейчас, когда адвокат докажет твою невиновность, отделаешься только штрафом. Наверное, завтра я передам записи Мину, твоему адвокату. Уж он-то точно сможет найти людей, которые все восстановят.
– Но в кого я тогда врезался? – недоуменно спросил Се.
– В фуру, идиот, – прошипел Кай, дав Сехуну легкий подзатыльник, и вдруг разошелся: – Когда уже начнешь слушать то, что тебе говорят? Бэкхен ясно дал понять, чтобы ты выбросил все таблетки, а ты что? Ты хоть представляешь, что такое фура, дебил? Твое счастье, что жив остался. В рубашке родился, честное слово!
– Ладно-ладно, успокойся, – прошептал Хун, откидываясь на простыни и закрывая глаза. Конечно, по спине прошелся холодок, как только он представил свою ауди и фуру рядом, но он ведь живой…
– Водительских прав тебя не лишат, но не советую за руль садиться, – хмуро заявил Кай, поднимаясь и потягиваясь. Уже было поздно, а ему еще нужно заскочить к Су и решить кое-какие дела. Кай улыбнулся, вспоминая неловкую просьбу Додо, что не укрылось от взгляда друга.
– Сам-то по дороге не замечтайся, – прищурился он. – А то глазами образ милого выжжешь на лобовом и поминай, как звали.
– Да ну тебя, – шикнул Ким, скрываясь в коридоре, предварительно показав младшему язык.
Сехун, расслабленно вытягиваясь на кровати в полный рост, взглянул в темноту за окном. Странно, что Лухан еще не пришел, но Се может и до завтра подождать. В конце концов, теперь у него появится гораздо больше времени для милого хёна. А пока у него полно новых мыслей, шумным роем завертевшихся в голове с уходом Кая. Ему стоит поблагодарить Бога за таких хороших друзей, которые разобрались со всеми делами, пока он лежал в коме и отходил от нее. Ну, почти со всеми. По полочкам в его голове никто ничего не разложит, а она и без того была забита крохотными пазлами, которые вместе составляли картину его существования. Проблематично вспоминать все заново, прокручивая в голове тысячи моментов из жизни, думать над тем, как ты мог поступить там и что бы сделал сейчас, спустя много лет, в какой-то конкретный момент. Сехун не способен охватить все и сразу, потому часто путается, пытается своими силами утихомирить головную боль, периодически появляющуюся в последнее время. То, во что он ввязался, добавляло еще больше хлопот, а внезапное заявление Чонина по поводу того, что он может расслабиться, тоже требовало осмысления. Сехун еще не до конца поверил в собственное счастье (ему действительно не придется справляться со всем в одиночку? Слова Кая – это же чистая правда?).
– Серьезно, – хохотнул Сехун, зажмуриваясь. – Они волшебники что ли? Как они сами провернули это дело? Столько всего узнали и разобрались со всем? Пусть и адвокат приложил к этому руку, но ребята… Айщ, невероятно… Я им по гроб жизни обязан.
========== Глава 21 ==========
Чонин уже было занес руку для того, чтобы позвонить в квартиру, как дверь распахнулась, являя Киму одетого в один халат Кенсу.
– Я видел в экран, что ты подошел, – отходя и пропуская внутрь потупившего взгляд Кая, произнес Кенсу.
Младший так и не смог выдавить из себя даже приветствие, откровенно зависнув, разглядывая небольшие голые стопы старшего, немного прикрытые халатом голени и…
– Ким Чонин, – раздалось прямо над ухом, заставив Кая отпрыгнуть. Кенсу усмехнулся и кивнул в сторону гостиной, одновременно с этим запахивая халат плотнее. – Красная папка на столике, открывай, читай, подписывай и можешь быть свободен.
– А чай? – насупился младший, разуваясь.
– Будет тебе чай, – со вздохом ответил Кенсу, направившись для начала в спальню. Кай пришел не очень-то вовремя: Су не успел и шагу в сторону комнаты сделать, как увидел на маленьком экранчике в прихожей еле плетущегося Чонина. Ну, не заставлять же его ждать под дверью.
Спокойно переодевшись и заварив ароматный чай, До аккуратно расставил на подносе пиалы с печеньем, любимыми шоколадными конфетами своего подопечного и две кружки чая и понес в гостиную. Кай сидел на полу, хмуря брови, и, подложив руку под подбородок, читал условия нового контракта: действие предыдущего истекает через месяц. Он держал в памяти все условия, впрочем, новый контракт ничем не отличался от того, что он подписывал несколько лет назад. И если тогда он нетерпеливо, быстро поставил свою подпись, пожав руку директору, то в этот раз Чонин вовсе не торопился с решением. Его сомнения передались Кенсу, потому тот, присев рядом и положив руку на плечо младшего, тихо сказал:
– Теперь… Подумай хорошо и скажи мне, что тебя тревожит.
– Ты знаешь, как я это люблю, – немного помолчав, сказал Чонин, откидывая голову назад, на диван, – танцевать. Петь у меня не всегда получалось, а вот танцевать я любил с детства. Мы с Сехуном ходили в одну студию, в один класс, хотя он пришел много позже. Вместе грезили о том, как будем стоять на большой сцене, – Кай криво усмехнулся. – Постояли.
– И все изменилось, – продолжил за него Су.
– Изменилось, – согласился Чонин. – Они все… И Чунмен, и Сехун, и Лухан… Ведь они все были нужны, пока четко делали то, что сказано, и ни на малейший шаг от заданного курса не отклонялись. А когда их наказали за то, что они влюбились не в того, я понял, что и сам чертова пешка. Потому что со мной поступят так же, признайся я в своих чувствах.
– И это все, что тебя волнует?
– В основном, – снова смешок. – Не считая кучи грязных слухов, обезумевшую толпу орущих девиц и постоянную слежку.
– Стало бы тебе легче, – Кенсу отвел взгляд, прикусив губу и долго не решаясь продолжить. – Если бы тебе не пришлось признаваться в чувствах?
Чонин смотрел на него столь же долго, сколько Кенсу мог хранить полное молчание, не реагируя ни на что без особой надобности. Он пытался отгадать, о чем думает его хен, раз не хочет даже взглянуть на него, и почему в его голосе чуткий Кай уловил едва различимые печаль и волнение? В этот момент ему как никогда хотелось поверить в собственные мечты, в которых Кенсу не играет роль постороннего, чужого, не дающего и шанса высказать то, что Чонин достаточно долго носит под замком в своем сердце.
– Не стало бы, – прошептал Кай. – Не стало бы! – твердо повторил он, ловя ладонь старшего в свою и вынуждая посмотреть в глаза. – У меня есть два наглядных примера, как делать не стоит, и я достаточно взрослый, чтобы это сказать: никакие популярность и деньги не приносят мне счастья, как это делаешь ты, Кенсу, одним своим присутствием. Даже если меня начнут презирать. Пусть хоть отец выкинет меня из дома и лишит наследства. Я не смогу избавиться от чувств к тебе, и ты это прекрасно знаешь.
– Я также знаю, что у таких отношений нет будущего, – выдохнул Су, сопротивляясь из последних сил, стараясь выдернуть руку, но Чонин не дал этого сделать.
– Как ты можешь так говорить, если и Сехун, и Чунмен… В этот раз я не желаю выслушивать бред, хен. Ты достаточно долго отталкивал меня, но я не хочу, чтобы из-за этого мы страдали так же, как парни.
– Что же, ты хочешь променять роскошную жизнь на меня и уверен, что когда-нибудь не пожалеешь о своем решении? – неожиданно Кенсу горько рассмеялся. Он наконец-то смог освободиться, поднялся с пола и отошел к окну, избегая встречаться с Каем взглядом. – Ты посмотрел на ребят, замечательно. Но ты действительно думаешь, что и тебе подходит это? Я ведь знаю тебя, Чонин-а… Ты не сможешь так жить. Ты словно ребенок, которому быстро надоедает рутина, поэтому… нам не стоит…
– Не говори так! – грохот заставил До вздрогнуть, но он не обернулся, зная, что Кай в любом случае что-нибудь да сломает в гневе. – Кенсу… – шепот, но такой отчетливый, что старший сразу понимает: Чонин стоит слишком близко. – Пожалуйста… Хватит этого… Зачем ты мучаешь нас обоих?
– Если бы… – Кенсу прикусил губу, сдерживая нервный выдох. – Если бы ты подождал немного…
– И что бы тогда случилось?
– Возможно, все прошло бы… Ты встретил бы какую-нибудь девушку, подходящую тебе по статусу… Отец не был бы против, да и агентство навряд ли. Вы были бы счастливы, я уверен…
– Не неси чушь, Кенсу, – выдохнул младший утыкаясь лбом в плечо До. Он, еще боясь, настороженно опустил руки на талию старшего, но, не встретив сопротивления, осмелел, обнимая Су и притягивая ближе. – Как я могу полюбить кого-то, кроме тебя?
– Мы пожалеем об этом, – обессиленно прошептал Кенсу, позволяя Каю развернуть себя. Его слова утонули в поцелуе, теплых губах Чонина, который бережно обнимал старшего, даря спокойствие и уверенность.
А контракт… Подождет. Не к спеху, когда Су, наконец, перестал сопротивляться. Позже они подумают обо всем вместе. И Чонин более чем уверен, что никогда не пожалеет о том, что спустя много лет таки решился.
***
Томный шепот на ухо пропускает по телу Сехуна разряды тока. Между ними никогда еще не было такого напряжения. Кажется, еще немного, и оно будет осязаемо, а спальня актера просто взорвется, потому что температура невыносимо высокая. Жарко. Сехун задыхается от горячего воздуха. Кожа Лухана ничуть ему не уступает, а обжигающие поцелуи в области подтянутого живота заставляют Сехуна вскинуть бедра, подаваясь навстречу нежным прикосновениям старшего. Пальцы Лу играют с ним, и О до жути хочется схватить миниатюрные ручки, прижать запястьями к матрацу и затянуть этого невозможного парня в пошлый поцелуй, ловя ртом его судорожный выдох, когда Сехун без предупреждения войдет в него. Он уверен, что Хань лишь закатит глаза от удовольствия и простонет, закусив губу, сжав талию О ногами. Но сегодня не он главный в их сумасшедшем танце.
Хань едва засасывает кожу на его шее, жадно кусает, не оставляя, однако, следов. Сехун бродит ладонями по молочным бедрам старшего, слыша над ухом тихий смешок вперемешку с полустоном. Ухмыляется, сжимая упругие половинки ягодиц и наблюдая за тем, как Лу выгибается. Его руки с необъяснимым трепетом проводят по груди Сехуна и спускаются ниже. Лухан садится на него сверху, ерзает на возбужденной плоти, откидывая голову назад и приоткрывая влажные пухлые губы, по которым шустро пробегается язычок. Сехун, как завороженный, смотрит на него затуманенным взглядом, полным неистового желания, которое беспощадно затягивает его в пучину похоти и страсти. Оно словно течет по венам, переливается под кожей раскаленной лавой, подчиняя себе каждую клеточку его напряженного тела. Это желание заставляет руки блуждать по такому же горячему телу Ханя, который, закусив до крови губу, с каким-то придушенным стоном опускается на рельефный член, принимая Сехуна полностью. Ему нравится то, с какой отчаянной любовью старший смотрит из-под полуприкрытых век на него, сдувая пышную челку с глаз и мило морщась от тянущей внизу боли. Хун приподнимается и, извиняясь, целует своего парня в носик, тотчас сливаясь с ним губами, с громким причмокиванием разрывая поцелуй и следя за тем, как тонкая ниточка слюны обрывается и стекает по подбородку Лухана. Се не дает ему одуматься, снова проникает языком в теплый рот, ощущая на губах приятную кислинку красного вина, и делает толчок, вызывающий у Лу сладкое мычание. Хань отрывается от него, толкает в грудь, заставляя лечь, и, кинув почти кокетливый взгляд, кладет ладони на широкие плечи, переносит на них вес. Поднимается и с тихим выдохом, дрожа, опускается снова. Слишком медленно, томительно, бесконечно сладко и в то же время до сжатых зубов и рычания мучительно. Сехун очень хочет кончить.
– Детка, – тяжело выдыхает Хун, делая попытку приподняться на локтях, но Лухан не удерживается и валится на него, – стой. Сейчас будет легче.
Он опирается о спинку кровати, придвигая Лу плотнее к себе и укладывая подрагивающие от напряжения руки старшего на свои плечи. Лухан обнимает его за шею, прикусывает мочку уха, чувствуя, как чужие руки помогают двигаться. Сехун набирает темп, отчего Хань задыхается, давясь собственными стонами и глотая стоны парня вперемешку с почти звериным рычанием. Пот, скатывающийся с челки, застилает глаза, ударяет в нос вместе с запахом смазки и их тел, сплетающихся в безумстве на одну ночь. Сехун срывается и впечатывает безвольное под его напором тело в кровать, закидывая ноги Лу Ханя на плечи и забывая обо всем на свете. На какое-то время они могут себе это позволить. Стонать друг другу в губы, шепча прерывистые признания, задыхаться и вскрикивать от неожиданно сильных толчков и укусов, сжимать в объятиях и целовать до головокружения. Се отдал бы все на свете, чтобы эта ночь не заканчивалась, ведь только так он может помочь Лухану забыть о проблемах и утонуть в нем. Когда они вдвоем и уверены, что на них никто не смотрит, все хорошо. Поэтому Хань может позволить себе громко простонать имя Сехуна в последний раз перед тем, как его с головой накроет выходящее из-под контроля наслаждение и Се уткнется носом в шею, тяжело дыша и заваливаясь на него под короткий, счастливый смех своего Лу.
***
Сехун выныривает из сна, будто поднимаясь с морской глубины, и жадно хватает ртом воздух. Весь взмокший, он ошалело бегает глазами по палате, натыкаясь взглядом на спящего в кресле Ханя. Нервный смешок почти перерастает в истерический хохот, но парень успевает вовремя заткнуть себе рот.
– Блять, – он сглатывает, откидываясь на спину и убирая мокрую челку со лба.
Это не приснилось. Сехун знает, что это, черт возьми, очередное воспоминание, которое, мать его, слишком красочное и реальное настолько, что судорожно прикрыть стояк не получится, а «подумать о бедрах Лухана» вытесняет способ «подумать о противном». Потому что бедра у Лухана такие, что десятка засосов на нежной коже Сехуну будет мало.
Он заносит воспоминание в мысленный список собственных извращений, который «так, на всякий случай» занимает отдельную полку в стеллаже, и считает. Это пятое. Пятый гребаный раз Сехун просыпается от стона Лухана в своей голове и сам готов застонать, потому что «как же я хочу его». Он вспомнил все, но точно не просил память подкидывать ему домашнее порно в качестве сказки на ночь. Не то чтобы он был против, но контролировать себя в присутствии хена сложнее с каждым днем. Он все еще притворяется дурачком, ничего не знающим о своем гомосексуализме и шальных фантазиях в собственной голове. От того, что он творил с Луханом становилось даже стыдно, но хотелось не меньше.
