Текст книги "My annoying idol (СИ)"
Автор книги: Two Reflections
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)
========== Глава 13 ==========
Jhene Aiko – Wading
Смотреть на то, как он медленно угасает, временами становилось настолько невыносимо, мучительно, и Хуа порой казалось, что он сходит с ума. Сердце в бессилии сжималось, когда он видел любимые потухшие глаза, где больше не горел прежний огонек доброты и кротости. Хуа не мог принять то, что Лухан так сильно изменился с их последней встречи, в далеком прошлом, на школьном балу. Прошло столько лет, а он до сих пор безответно влюблен в этого порой невыносимо упрямого парня. Хуа сгорал от желания прикоснуться к нему, поцеловать манящие губы и прятал тайную мечту запереть его и не показывать никому. Он не знал, почему именно Лу Хань. Из всех учеников и учениц школы его взгляд зацепился именно за светловолосую макушку этого парня, который был старше него на один год. У Лу было свое очарование: когда он улыбался, читая книжки про приключения, Хуа забывал, где находится. Когда Хань чуть склонял голову, приветствуя его в коридоре школы, выражая почтение ему, главе студсовета, Хуа желал лишь страстно поцеловать старшего. Лу Хань, по сравнению с ним, выглядел очень хрупким и совсем уж невесомым, потому Ван частенько просил кого-нибудь из подчиненных оставить на парте Лу обед и коробку его любимых конфет. До самого выпуска блондин и понятия не имел о том, что происходило вокруг него. Он совершенно точно не знал, что все поблажки и подарки на протяжении нескольких лет он получал от Хуа, и только когда парень сам признался ему на балу, Лу стало неловко. Он просто молчал и изредка улыбался, когда Хуа делал комплименты. Это должно было быть… приятно? Нет, Лу не чувствовал ничего, но хотел стать другом милого мальчика, который так безрассудно отдал ему свое сердце. И он стал, а Хуа влюбился еще больше. Все его мечты сходились на Хане, смущенно отвечающем на его поцелуй и шепчущем его имя в тишине ночи, в их общем большом доме. Порой, контролировать себя в присутствии старшего было слишком сложно, но он старался не пугать Лу. Хань оказался настоящим ядом, проникающим так глубоко, что о спасении и речи не могло идти. Все в нем, абсолютно все, притягивало несчастного парня, готового на что угодно, лишь бы Лу Хань обратил на него внимание. Это стало той зависимостью, с которой попрощаться было равносильно смерти, и хоть ее ненавидишь, пытаясь избавиться ради спокойной жизни, она рано или поздно дает о себе знать. Хуа был на самом деле слишком слаб, чтобы сопротивляться привязанности, переросшей в нездоровое обожание. Сильно зацикливался на воспоминаниях, вопреки всему делая недостаточно, чтобы отпустить прошлое, потому неожиданная встреча с Луханом заставила вновь испытать чувства мальчишки, который когда-то открыто заявил о своей любви к старшекласснику. Ван до сих пор помнит, как сладко заныло сердце, стоило Лухану в недоумении похлопать длинными ресницами и чуть приоткрыть красивые маленькие губки. Хуа не был так счастлив со времен того самого выпускного бала в школе.
– Как ты себя чувствуешь? – он чересчур заботлив, но от внимательного взгляда не ускользает, как Хань натянуто улыбается, стараясь отодвинуться от него.
– Все хорошо, – он не знает причины той дрожи в его голосе.
Хуа хмурится. Ему не нравится, как Лу подчеркнуто вежливо отказывает в просьбе пообедать, отшатывается от протянутой руки, будто Ван прокаженный, и поспешно удаляется из кабинета. Он снова строит в голове планы, но те, сразу обреченные на провал, рушатся каждый раз, стоит Хуа завести с Ханем разговор. Это порядком раздражает. В какой раз за этот месяц Лу отказывает ему? Хуа вовсе не устраивают ответы вроде «у меня болит голова», «нужно составить план уроков», «сегодня погода плохая». Есть ли у Лухана достаточная причина для отказа? Он не знает ее, но даже огромному терпению приходит конец, а уж он ждал непозволительно долго.
– Хань, – Хуа нагоняет его в коридоре, дергая за локоть и разворачивая к себе лицом. Лухан отводит взгляд, что еще больше заставляет Хуа негодовать. Одновременно с этим колючая досада расползается огромным пятном где-то внутри, отравляя обычно тихие и спокойные мысли младшего.
– Вы что-то хотели, директор? – Лухан говорит по своему обыкновению тихо и преувеличенно учтиво. Это злит, ведь Хань даже не понимает, что подливает масло в огонь из чувств Хуа, полыхающий с каждым днем все яростнее и яростнее.
– К чему этот цирк? – недоумевает Хуа. – Мы знакомы столько лет, брось это, Хань.
– Мне нужно работать, – единственное, что прилетает в ответ. Ван на мгновение застывает в удивлении и отпускает локоть старшего, тот успевает дойти до своего класса и провернуть ключ в замке.
– Значит, ты все еще сходишь с ума по нему? – голос, полный невыраженной обиды и горечи, заставляет Лухана вздрогнуть, а фраза выбивает из легких воздух. Лухан, словно статуя, стоит у распахнутой двери, спиной к внимательно следящему за ним Хуа, и не шевелится. – Тот… Айдол, кажется? О Сехун. Он тебя держит?
– Откуда… – пораженно выдыхает Лу. Младший ударил под дых, отчего гораздо больнее.
– Слухи ходили, что вы близки, – Ван сам не понимает, что несет и откуда взялись этот яд в голосе и ненависть к совершенно незнакомому человеку. – И потом, знаешь, выводы сделать очень легко. Честно говоря, агентство ведь не делало большого секрета из вашей… «дружбы». Ты часто попадал в камеры и едва ли не светился от счастья рядом с ним. Может, другие этого не замечали, но я… А потом этот неожиданный отъезд. Ходишь как убитый, отказываешь даже в самой малости. Скажи, Лулу… Я настолько противен тебе?
– Я… – старший не успевает договорить: Хуа толкает его в класс, хлопок двери гулко разносится по просторному помещению, а Лу Хань оказывается прижатым к двери железной хваткой. – Что ты…
– Не притворяйся, что не видишь, как я схожу с ума по тебе, – жаркий шепот в область ключиц. Лухану противно до слез и бешено колотящегося в испуге сердца. Хуа будто с цепи сорвался, словно в бреду, шептал что-то бессвязное, зажимая Лу между дверью и своим горячим телом. Омерзительно до душераздирающих криков, которые так хочется выпустить наружу, но ком застрял в горле, не давая старшему нормально вдохнуть. – Знаешь, Хань. Ты эгоист. Я даже не подозревал, что ты настолько бездушный, – Хуа опускает ладонь на талию блондина, заставляя того задергаться сильнее в попытке освободиться. Ван с отстраненной, лишенной всякой адекватности радостью думает, как же замечательно, что его Лулу по-прежнему такой хрупкий. Он бьется в его руках, как птица в клетке, распаляя Хуа. Глаза младшего загораются сладким вожделением и непонятным предвкушением, когда Лухан поднимает на него загнанный взгляд.
– Отпусти, – шипит блондин.
– Чтобы ты снова мучил меня? – издевательски смеется Ван, развязывая свой галстук. Хлестко вздернув черной сатиновой тканью в воздухе, он ловко перехватывает оба запястья Ханя. Ткань галстука скользит по ним, обдавая обманчиво приятным холодком, а в следующее мгновение —крепкий узел, давящий и раздражающий кожу. – Знаешь, я ведь мог не ждать. Просто взять тебя еще тогда, на балу. Ты был полностью в моей власти. Думаешь, смог бы противиться? – Хуа проводит носом по тонкой шее старшего. – Такой хрупкий, – одной рукой придерживая его запястья, второй пробирается под идеально выглаженную рубашку, большим пальцем оглаживая проступающие под кожей ребра. Лухан перестает дышать, широко распахивает глаза, и младший видит в них панику. – Еще тогда ты должен был стать моим.
– Что ты мелешь… – Сглатывая, хрипит Хань. – Хуа, приди в себя. Я совсем не узнаю тебя.
– Может, потому что ты никогда не знал меня?
– Хуа!..
– Можешь кричать сколько угодно, – настырные руки одну за другой расстегивают пуговицы на рубашке Лухана. Ван с жадностью наблюдает за тем, как блондин тяжело дышит, беспорядочно бегает глазами по классу. Младший совершенно не дает Лу сдвинуться с места хоть на миллиметр, еще больше пугая его. – Наконец-то, ты будешь моим.
– Хуа, пожалуйста!..
– О, тебе нужно просить только о большем, когда я буду вбиваться в тебя. Скажи, что хочешь почувствовать мой член в себе, Лулу, – Хуа тянется к ширинке на джинсах старшего и щелкает пряжкой ремня, спускает их до колен, все еще не выпуская запястья Лу из захвата.
– Ты с ума сошел, – обреченно шепчет Хань, пытаясь избежать прикосновений к своему лицу. По щекам уже потекли слезы обиды, которые Хуа старательно стирает с нежной кожи, зацеловывая подбородок Лу. Еще никогда в жизни Лухан не чувствовал себя настолько паршиво и грязно. Касания младшего до того мерзкие, его голос притворно-нежный, приторный настолько, что блондина едва ли не тошнит.
– Сошел, – соглашается Хуа, хмыкая. – Из-за тебя. Если бы ты сразу согласился быть со мной, не было бы всех этих лет страданий.
– Страдал все это время ты один, – выплевывает Лухан, уходя от новых прикосновений. Он сжимает губы в тонкую линию, молясь, чтобы Ван пришел в себя. Он, кажется, не переживет, если младший тронет то, что принадлежит другому. «Только не губы, – мысленно просит старший. – Я все еще могу чувствовать его. Не хочу, чтобы этот человек касался там, где можно только ему».
– Ты не хочешь, – усмехается Ван.
– Как же ты догадался, – в ответ такая же усмешка, приправленная толикой горечи и бессилия. Лухану надоело все. Ему слишком больно.
– Так сильно любишь своего Сехуна? – Хуа ведет дорожку из поцелуев до плеч, одной рукой обхватывая ягодицу Ханя. Гримаса отвращения застывает на лице блондина.
– Оставь его, – цедит Лу сквозь зубы. Он брыкается в руках младшего, изо всех сил пытается ударить того, но связанные руки не позволяют этого сделать. – Не смей произносить это имя.
– Я никогда не смогу обратить твое внимание на себя, – Хань вздрагивает от неожиданно громкого и безумного смеха прямо над ухом. Ван подхватывает его на руки, заставляя ноги сомкнуться за спиной, усаживает старшего на свои бедра. – Но… Думаю, теперь мне это не нужно. Ты ведь все равно останешься со мной, малыш Лулу.
Лухана воротит от ставшего в раз ненавистным голоса. Голова, до этого забитая дурными мыслями, раскалывается от набатом стучащей по бесполезно мечущемуся и страдающему сознанию идеи: «Если он сделает это… Лучше не жить».
Как легко он решился сейчас… Хань усмехается сам себе, закрывая глаза. Становится все равно, что Хуа возбужденным, голодным взглядом исследует его тело. Теперь… Пусть делает, что хочет. Если Хань больше не увидит Сехуна, ему незачем хранить себя для него. После столь тошнотворного зрелища Лухан сам не захочет больше существовать…
– Хань? – Лухан распахивает глаза и взглядом ищет обладателя слишком знакомого встревоженного голоса. – Хань, ты здесь? – Исин дергает ручку двери с другой стороны, и Лу открывает было рот, чтобы закричать, но рука Вана, накрывшая его губы, мешает это сделать. – Хань, открой сейчас же!
Блондин кусается и ерзает, извивается всем телом, отчего младшему становится сложнее удерживать его.
– Лу Хань, немедленно открывай дверь! – Исин остервенело барабанит по двери, но затихает, стоит услышать мычание изнутри. – Лухан, что с тобой? Тебе плохо?
Ван шипит, отдергивая ладонь. Лухан вырывается, отталкивает парня, и тот отступает на несколько шагов, занятый болью в руке.
– Исин! – дверь распахивается, и Лу валится прямо на ошарашенного друга, от неожиданности застывшего на пороге.
– Лу… Что с… – Исин переводит рассеянный взгляд с практически обнаженного Лухана на поправляющего одежду Вана, в одно мгновение понимая, что произошло. Он сглатывает, притягивает к себе дрожащего старшего и смотрит на Хуа, все еще в смятении и волнении за Ханя. Только стоит подумать о том, что могло бы случиться, опоздай он, Исин, словно ошпаренный, подлетает к младшему, хватая того за ворот рубашки. – Ты… – Син перестает контролировать себя, и копившиеся месяцами злость и негодование, обращенные к Вану, выходят наружу. Хуа смотрит спокойно и даже безразлично, Лухан позади них просит прекратить. – Я с самого начала знал, что тебе не стоит доверять.
– Тогда почему доверился? – хмыкает младший. Он не пытается освободиться от рук, сдавливающих шею. Неожиданно кулак врезается в скулу с такой силой, что у Хуа начинает кружиться голова, а следующий за этим удар в солнечное сплетение вынуждает осесть на пол. Заслужил. Исин дергает парня за волосы, поднимая его голову и принуждая смотреть точно ему в глаза.
– Потому что не такой гнилой душой, как ты! – восклицает Исин, – Силой чужое не возьмешь. Неужели так трудно было понять, что он предан тому, кого любит?!
– Я тоже люблю! – рычит младший.
– Ты любишь себя и тешишься мыслью, что Хань принадлежит тебе. Заканчивай с этим, – шатен неприязненно смотрит на Вана в последний раз и разворачивается, утаскивая Ханя за собой. Он спешно натягивает на него свою куртку и приводит в порядок волосы. Лухан закусывает губу, не в силах посмотреть другу в глаза. Исин чувствует неловкость и бормочет почти ласково: – Хватит считать себя виноватым во всем.
– Спасибо, – шепчет старший, – За все.
– Ты же знаешь, что я тебя не оставлю, – Син улыбается, показывая ямочку на щеке, которая всегда поднимала настроение людям вокруг него, но Хань по лицу читает, что шатен чем-то обеспокоен.
– Говори.
Чжан убирает с лица наигранную улыбку, знает, что с Ханем притворяться не имеет смысла в равной степени, как и говорить ему ложь. Исин останавливается уже возле машины, нервно перебрасывает из руки в руку ключи и старается отвести взгляд от пытливого Лу.
– Исин.
Младший некоторое время собирается с духом, чтобы тихо пробормотать:
– Сехун… Он попал в аварию вчера вечером.
========== Глава 14 ==========
По крупицам собирая разбегающиеся мысли в нечто похожее на заезженную, уже вызывающую тошноту и отвращение, единую фразу: «Надо сосредоточиться на работе», – Сехун сильно давит на тяжелеющие с каждой секундой веки и делает по три глубоких вдоха и выдоха. Перед глазами плывет, и айдол, будто через сгустки тумана над холодной землей, от которого по коже пробегает неприятный холодок, видит, как напротив появляется обеспокоенное лицо Чонина. Как сквозь толщу воды, слышит взволнованный голос и резкие восклицания и проваливается в пугающую темноту, выпуская из ослабевших рук микрофон.
Он открывает глаза и промаргивается, чтобы бледные пятна перед глазами, наконец, исчезли, понимая, что находится в собственной спальне, а рядом, на стуле возле кровати, дремлет незнакомый молодой мужчина в белом халате, откинув назад голову. В коридоре кто-то тихо переговаривается, и Се понимает, что там, по меньшей мере, столпилось человека четыре. Он недовольно пихает незнакомца в колено, и тот крупно вздрагивает, случайно смахивая с носа очки.
– О? – достаточно громко восклицает шатен. – Как ты себя чувствуешь?
Он принимается суетиться вокруг ничего не понимающего О, который все еще с подозрением вчитывается в надпись на бейдже: «Бен Бэкхен, терапевтическое отделение больницы С*** при университете Ёнсе».
– Кто вы и что здесь делаете? – хрипло осведомляется актер, натягивая одеяло повыше, будто оно спасет его от нежелательного внимания к себе.
– Бен Бэкхен, твой лечащий врач, которого ты с этого момента должен слушаться как мать родную, – бормочет шатен, делая в блокноте какую-то пометку и вскакивая со стула, чтобы в следующее мгновение стащить с младшего одеяло и поудобнее перехватить стетоскоп.
– С чего бы вдруг? – вопросительно приподнимает бровь Сехун, недовольно цокая и вырывая одеяло из тонких пальцев.
Бэкхен откидывает вещь на пол и присаживается на край кровати, бесцеремонно хватая непослушного пациента за руку и заставляя замереть, когда холодная рука врача резко расстегивает пуговицы на рубашке. Сехун вздрагивает, стоит холодной головке стетоскопа коснуться горячей кожи. Бэкхен внимательно прислушивается, иногда хмурится, но, в конце концов, удовлетворенно кивает самому себе, позволяя Сехуну отползти подальше.
– Чанель! – кричит шатен, и дверь в тот же миг распахивается, являя Се стоящих за ней людей.
Кенсу и Кай, опережая всех, несутся к кровати и после утвердительного кивка Бэкхена накидываются с вопросами о самочувствии. Менеджер Юн, передернув плечами, останавливается у самого входа, следом походкой от бедра и явно недовольная происходящим, входит Соён, смерив Бэкхена презрительным взглядом, последним вваливается нечто очень высокое и лохматое, по всей видимости, Чанель.
– Психолог, – кивает на рыжего парня Бэкхен, игнорируя взгляд О, сменившийся с вопросительного на убийственный. Врач прокашливается и громко объявляет: – Десять минут и сваливаете отсюда. Желательно с минимальным шумом.
С этими словами парень оборачивается к Соён, давая Сехуну повод поразмышлять над тем, что уже успела учудить его «возлюбленная», пока он был в отключке. Спустя уже пару минут Сехун жалеет, что Бэкхен дал десять, потому как Соён явно не желала мириться с появлением в доме ее «парня» недостойных, а у него уже успела разболеться голова. Кажется, у Се, и правда, аллергия на присутствие этой истерички с завышенной самооценкой.
– Думаю, Сехуну нужно, чтобы кто-то близкий находился рядом, – с нажимом проговаривает актриса, а Се не может удержаться от тихого стона и скрипа зубов. – Вся проблема в том, что здесь слишком много… ненужных людей, Сехун не любит присутствия чужих.
«Из всех здесь присутствующих ты одна подходишь под это описание», – хочется выплюнуть Сехуну, чтобы перестать забивать голову мысленными проклятиями в сторону девушки. Соён действительно была невыносима. Это он понял еще в тот момент, когда актриса, только-только узнавшая о маленьком спектакле, где ей предстояло сыграть роль возлюбленной, можно сказать, самого популярного и желанного парня Кореи, повисла на нем, томно глядя из-под густо накрашенных ресниц и нетерпеливо прижимаясь к О всем телом. Дальше больше: Сехун буквально сбегал из агентства и со съемочных площадок, только завидев крикливую барышню, у которой на самом деле далеко не ангельский голосок. Соён возомнила себя девушкой, имеющей полное право на него, что О категорически не желал принимать, уже спустя месяц повышая тон на актрису, когда та пыталась переступить границу его терпения.
– Это невозможно, – ворвался в сознание Сехуна строгий голос Бэкхена. Десять минут уже давно прошло, и практически все послушно покинули спальню молодого человека, оставляя заботу о нем на гениев медицины и психологии в лице Бэкхена и Чанеля, как выразился Кай. Соён стояла, уперев руки в бока, и с ненавистью сверлила взглядом прямую спину невозмутимого доктора.
– Да как ты смеешь, – прошипела актриса. – Ты хоть знаешь, кто я?!
– А должен? – искривив губы в ироничной усмешке, произнес парень.
– Как ты смеешь! – взвизгнула девушка, заставив Сехуна поморщиться, что не укрылось от глаз внимательно следящего за ним Чанеля.
– Дамочка, – терпеливо начал психолог. – Сейчас именно вы являетесь эпицентром болезненного состояния вашего возлюбленного. Сбавьте тон и покиньте комнату, в противном случае, Сехун поправится еще не скоро.
– С какой стати я должна уходить? – надменно спросила Соён, недовольная обращением со своей персоной.
– Повторяю, – вздохнул рыжий парень, – вы беспокоите его своими криками и разговорами, а нервное перенапряжение никак не способствует реабилитации.
– Соён, выйди из комнаты немедленно, – на пороге появилась менеджер Юн, как всегда сверля всех серьезным взглядом. – Я несу ответственность за Сехуна, поэтому будь добра, не усугубляй ситуацию.
– К черту вас всех! – взвизгнула девушка и вылетела из комнаты под облегченный выдох Се. Мин Юн покинула спальню следом.
– Я так понимаю, нервы шалят по большей части из-за возлюбленной? – протянул Чанель, насмешливым взглядом провожая актрису, скрывающуюся в коридоре. – Что же ты так неосмотрителен в выборе избранницы?
Психолог развернулся лицом к Сехуну, сидящему в постели. Парень под контролем Бэкхена нехотя пихал в рот ложку за ложкой теплого бульона и раздосадовано фыркал каждый раз, стоило Бену с милой улыбочкой дать понять, что врач не отстанет, пока тарелка не будет пустой.
– Есть такое понятие, как «выгодное сотрудничество», – тихо ответил Се, вытирая губы салфеткой. Чанель понимающе кивнул, скрывая сочувственный взгляд.
– Прогнившая система, – фыркнул Бэкхен, сложив руки на груди. – Зависящие от обезумевших фанатов идиоты. Кто вас только тянет к мировой славе?
– Кто тебя потянул в медицинский? – В тон ему огрызнулся айдол.
Бен в примирительном жесте поднял руки, после чего подхватил пустую тарелку и покинул комнату. Чанель плюхнулся на его место и внимательно посмотрел на Сехуна, который всеми силами пытался не встречаться взглядом с психологом. До сих пор эти двое его настораживали, потому что никто не удосужился объяснить, откуда они взялись.
– Зря ты с ним так, – покачал головой Чанель. – Бэкхен прекрасно понимает тебя и то, что ты чувствуешь.
– Да неужели, – саркастично бросил О. Брюнет отвернулся в сторону окна, накрываясь одеялом до самой макушки, желая, чтобы все до единого покинули его дом и оставили все, как есть.
– Ты в депрессии, – заключил спокойным голосом парень. – Глотаешь антидепрессанты без разбора, не посоветовавшись ни с кем. Тренируешься до потери пульса, выжимаешь из себя все соки, лишь бы забыть что-то, причиняющее боль. На тебя давят со всех сторон, а ты вынужден подчиняться, ведь твоя основная работа – делать то, что ожидают фанаты. Ты зависим от них и от агентства. Живешь мыслью, что лучше сдохнуть, потому что с дворнягой обращаются лучше, чем с тобой, я прав? И, тем не менее, вы с Бэкхеном похожи.
– Интересно, чем… – Сехун слушал Чанеля, затаив дыхание. Он не смел шевелиться, чтобы не пропустить и малейшего слова, осознавая, что психолог неожиданно вытаскивает наружу горькую правду. Душащую своими противными скользкими лапами, тихо подбирающуюся к нему и издевательски диктующую свои правила правду, о которой он мечтал забыть.
– Бэкки не повезло родиться в семье, где выгодный брак ценится больше, чем желание единственного ребенка, – печально усмехнулся Чан, – а престиж перекрывает малейшие шансы на хоть и призрачную, но свободу. В собственной семье он задыхался от невозможности быть услышанным и в итоге отчаялся. Поверь мне, в депрессию впадают миллионы людей по всему миру по самым разным причинам. В конкретный период своей жизни эти люди очень слабы. И самое важное – не дать этой слабости захватить себя. Бэкхен сделал все правильно, и я восхищаюсь тем, как он справляется с навалившимися проблемами. В темноте, куда он себя загнал, он ищет даже маленький лучик света, не желая опускать руки. Не думаешь, что тебе стоит попытаться сделать то же самое?
– Если бы я мог что-то исправить, я бы тут не сидел, – хмыкнул Сехун.
– Может быть, ты всего-навсего не увидел нужного решения в подходящий момент?
– Не увидел, – прохрипел Се, – И буду жалеть об этом всю жизнь.
– Дурак, – послышалось со стороны двери. Бэкхен цокнул языком и подошел к Чанелю, опираясь локтем о его плечо и разглядывая младшего, лежащего на кровати с кислым выражением лица. – Вместо того, чтобы жалеть всю жизнь, просто сделай то, что должен, а потом посмотри на результат, – после чего молодой врач добавил, нацепив на лицо милую улыбку и сощурив красивые глаза, сверкающие за стеклами очков: – Однако сначала мне стоит рассказать тебе о вреде неправильно подобранных препаратов и последствиях их неосторожного употребления. Разве мама не учила тебя в детстве не тянуть в рот всякую гадость?
Сехун скептически посмотрел на Бэкхена, который явно включил режим заботливого старшего брата, что напрягало О чуть ли не больше, чем широкая, странная улыбка психолога. Актер снова вернулся к мысли, что до сих пор имеет смутное представление о неординарных личностях докторов-психологов в собственной квартире.
– А вы вообще кто такие? – в лоб и нагло глядя на недоумение Бэкхена, тут же потянувшегося к оправе очков.
– Друзья Кенсу, – пожал плечами Чанель и тут же обиженно протянул: – Он выпихнул меня сегодня прямо с дежурства, чтобы к тебе отвезти.
– Мне не нужна помощь психологов, – фыркнул айдол, все еще упрямясь.
– Ложь, – отрезал Пак, снова показывая улыбку во все тридцать два. – Я тебе ее уже оказал.
– Все, что тебе нужно: вспомнить слова Чанеля и прислушаться, – продолжил за него Бен. – Плюс ко всему, постараться не употреблять антидепрессанты. Последние несколько месяцев они практически заменяли еду, не так ли? – не дождавшись внятного ответа от сконфуженного парня, врач укоризненно покачал головой: – Когда ты последний раз смотрел на себя в зеркало, О Сехун? Даже под слоем грима видно, насколько хреново ты выглядишь.
– Если Бэкхен проверит твои физические данные сейчас, как думаешь, будут они в норме? – наступал Чанель, – Препараты, которые ты принимал, вызывают привыкание. Сейчас ты, должно быть, думаешь, что они помогали тебе отвлечься, но на деле подумай и ответь: твои тревоги ушли или стали меньше?
Сехун поджал губы, переводя взгляд на окно, за которым уже давно стемнело. Он не думал. Он знал, что все осталось как прежде, и только тупая боль в сердце примешалась ко всему, затрудняя дыхание и пугая айдола частотой сокращений органа. Он давно заметил одышку и постоянные головокружения, усталость и сонливость, заставляющие отшатываться от руля собственного автомобиля. Хун выглядел ужасно в последнее время. Чанель коротко кивнул сам себе и больше ни о чем не спрашивал, тихо наблюдая за тем, как Бэкхен измеряет Се давление. Старший, с боем выбив для Сехуна два дня отдыха, удовлетворенно угукнул, складывая некоторые лекарства, принесенные с собой, в аптечку и снимая очки.
– Никаких антидепрессантов, спиртного и прочей гадости, – наказал Бен перед уходом. – Два дня отлеживаешься и звонишь нам с отчетом об идеальном самочувствии, понял меня?
Невнятное бурчание из-под одеяла шатен расценил как полное подчинение.
***
С удивлением про себя отмечая, что уже несколько месяцев он не задерживался дома больше, чем на шесть часов, Сехун понял, что расставаться с тишиной уютной квартиры совершенно точно не хотелось. Практически полная изоляция помогла совладать с собой, и Се впервые за долгое время почувствовал себя отдохнувшим. Кажется, отдаленность от Соён имеет больше плюсов, чем казалось на первый взгляд. Второй день незапланированного отдыха подходил к концу, а звонок Юн был все еще некстати. Сехун молча выслушал шаблонное: «Я рада, что ты поправился», – менеджер пустилась в долгие объяснения насчет изменения расписания, не преминув напомнить парню, что в конце недели его ожидает еще один мини-отдых в компании Соён и ее друзей по случаю дня рождения актрисы. Назвать это сборище циничных и самовлюбленных большей частью дам отдыхом у Хуна язык не поворачивался, но кто он такой, чтобы спорить с начальством, в самом-то деле. Отчитавшись Бэкхену и Чанелю, которые снова заботливо прочитали лекцию по телефону, умудряясь говорить одновременно и виртуозно забивать голову младшего бесполезной, как ему казалось, информацией, актер успокоил переживающего Кенсу и с чистой совестью отключил телефон, надеясь хотя бы остаток вечера провести в одиночестве.
Он не ожидал от двух дней, в течение которых ему позволили расслабиться, ничего глобального и оказался абсолютно прав, ведь, по сути, ничего не изменилось, и он по-прежнему едва ли доходил до своей спальни, чтобы завалиться на заправленную постель прямо в одежде и проспать три-четыре беспокойных часа. Тренировки отнимали все его время, даже отдельные съемки пришлось приостановить. Сехун снова забылся в работе, методично повторяя движения за хореографом и выслушивая пропитанные лестью слова. Он застревал в звукозаписывающей студии на полночи и литрами вливал в себя кофе, учил сценарий, собирая разбегающиеся по белым листам буквы и автоматически зазубривая текст, потому что сил на понимание уже не было. Засыпать в самых неожиданных местах не было новостью, а скрывать за натянутой улыбкой злость и раздражение Сехуну все еще приходилось учиться. Не сказать, чтобы он смирился со своей ролью всеми любимого айдола, встречающегося с актрисой, которая старше его на несколько лет. Если бы у кого-нибудь возникло желание чуть подольше задержать взгляд на измученном лице парня, вглядываясь в усталые глаза, то этот самый кто-нибудь понял бы, что жизнь всеобщего любимчика Хуну осточертела. Слишком быстро? Невозможно? Сехун был по-настоящему птицей свободного полета, но, если птицу запереть в клетке, увы, та перестанет радостно щебетать, взмывая в небо и расправляя жаждущие свободы крылья. С айдолом произошло то, чего он боялся еще в самом начале карьеры: Сехун потерял интерес к той работе, о которой мечтал с самого юного возраста.
***
Вечеринка по случаю Дня рождения Соён проходила в загородном особняке актрисы, потому в вечер пятницы Сехун неохотно собрался и, прихватив подарок для девушки, выбранный от греха подальше Кенсу, сел в машину и направился поздравлять «возлюбленную». Негодование разрасталось по мере приближения к веренице роскошных коттеджей. Се не мог поверить, что его вновь поставили перед фактом: должен и все тут. Плевать, что Соён вешается на него на людях, тем самым и себя, и его выставляя не в лучшем свете. Плевать, что О уже тошнит от приторной улыбки и едва ли не прямого предложения переспать. Сехун слишком устал от навязчивой девушки за все эти месяцы.
Дорога порядком утомила брюнета, щебечущая Соён и подавно, потому айдол решил, что немного расслабиться не помешает. В конце концов, от одного-двух глотков вина он не опьянеет настолько, что не сможет вести машину.
– Сехун-а, – парень медленно вдохнул, прикрыв на несколько секунд глаза, и повернулся к актрисе. Соён, как всегда блистающая, облаченная в короткое вечернее платье глубокого красно-коричневого цвета, открывающее вид на стройные длинные ноги, стояла, скромно потупив взгляд, и сладко улыбалась. Она была пьяна, что Хун заметил мгновенно по нездоровому румянцу на щеках и развязным движениям. – Я рада, что мы, наконец, разрешили все.
Сехун кивнул болванчиком, так и не поняв, про что говорит девушка.
– Тогда, может, нам стоит уже…
– Что стоит? – Сехун нахмурился. Девушка подошла ближе, соблазнительно покачивая бедрами, прижалась к нему всем телом, обдавая горячим дыханием его шею и цепляясь пальчиками за плечи. Она чуть привстала, оставляя поцелуй на щеке Се, и кокетливо прикусила губу. Левая рука Соён ненавязчиво спустилась по груди Сехуна к кромке джинсов, лишая О всякого терпения.
