Текст книги "Enchanté (СИ)"
Автор книги: trista farnon
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)
Винда даже закрыла глаза, вдыхая этот запах.
– Мне кажется, я еще никогда не была такой голодной!
Владения бельгийца оказались популярным местечком, но Тесей все же высмотрел в глубине залы незанятый столик, и Винда безо всяких кокетливых тревог за дюймы в талии пробовала бесчисленные пирожные с таким дурашливым удовольствием, что за этим зрелищем он забывал сам есть. Засахаренных фиалок здесь не имелось, но барышня за прилавком сказала, что такие конфеты были до самых недавних пор, просто запасы кончились. Это место Винда тоже отметила на карте. Очень хотелось проверить следы прямо сейчас, но несколько беззаботно столующихся здесь несмотря на поздний час гостей не позволяли.
Тоже оглядывая зал, Винда сердито кривила губы.
– Наложить бы на них разгоняющие чары!.. – прошептала она.
Раньше Тесей не успевал об этом толком подумать и сказать, но теперь было самое время.
– Если не успеем найти Кэрроу до завтра, придется оставить все как есть,– сказал он. – Через два дня я должен быть в лагере. Мне дали отпуск на неделю.
Винда отнеслась к этому как к шутке.
– Ты правда должен их слушаться? – спросила она, заранее с улыбкой.
– Пока не вернусь, я больше магл, чем волшебник.
Она вздохнула, снова оглядела зал и решительно расстелила на столике карту.
– Значит, нельзя терять время!
Они трансгрессировали еще куда-то – названия улиц и площадей давно спутались у Тесея в голове в один красиво-французский клубок – снова справились у первой встречной пары, где поблизости искать кондитерскую, а затем снова… К ним неизменно относились благосклонно и отвечали с охотой, и Тесей догадывался почему. Они были ведь сейчас самым несказочно-прекрасным зрелищем: солдат, неотрывно причастный ко всемирному празднику возвращения нормальной жизни, и улыбающаяся ему девушка… Не было больше никакой войны, чтобы не дать им вновь встретиться через неделю, но сейчас и здесь время все равно кончалось, наверное поэтому каждая минута ощущалась переполненной до треска: звук их шагов, узкие переулки вдали от глаз маглов, головокружение от слишком частых трансгрессий и поцелуи со сладко-мыльным фиалковым вкусом, запах палых листьев, кофе и дыма, мокрый завиток волос у Винды на щеке, гомон птиц, шум машин и чужой смех, дробь ливня по стеклу его номера: нужно ведь дождаться ночи, чтобы вернуться на улицы и колдовать… Кажется, там был и сон, даже несколько снов, а между ними – сжимающие его бедра ноги Винды, и даже узор на сбившемся одеяле под ней стал драгоценным воспоминанием.
– Это после войны?
Она гладила его плечо и грудь, и кожа шрамов там была слишком новорожденной и неопытной для прикосновения этих сладких белых пальцев.
– Да.
– Как?..
Она смотрела осторожно, но вопросительно, и Тесей почувствовал себя вдруг слишком раздетым, готовым не к этому – как будто к сонно-разогретой после ванны коже она прикоснулась холодной рукой. Он до смешного боялся вида крови, помнил это ощущение протестующего содрогания, как будто душа хочет выдернуть себя из тела и убежать, не смотреть. Волшебная жизнь не приучила его к такому, даже непростительные чары соблюдали приличия и не оголяли жизнь так бесстыдно: смотри, вот что у меня внутри! Он сам не знал, что было сильнее: протест против этого – или желание самому это делать и делать. Чтобы это принять.
– Я не заметил того немца, – пробормотал он. – Думал, окоп уже брошенный.
Он хотел и боялся, что Винда спросит еще, но вместо слов она прижалась к этим шрамам губами.
У него не было по-настоящему тела до этой войны, он никогда так много не чувствовал.
– Загадай еще загадку. Про преступление.
Розовая горечь ее духов ослабела от дождя, но не исчезла, и Тесей спросил:
– Как можно убить с помощью Амортенции?
Вариантов у Винды оказалось много:
– Влюбить человека в самого себя, чтобы он умер от голода перед зеркалом?
Он засмеялся ей в волосы.
– Нет.
Это было реальное дело, не его, но реальное, реальная смерть, и было что-то дикое и чудесное в том, что они держали эту смерть рядом и смеялись, и целовались, и грудь Винды льнула к его ладони.
– М-м… Подмешать в зелье яд? Чтобы отрава хорошо пахла.
– Зелье никто не выпил.
Ее догадки чередовались с его прикосновениями, и он сам не знал, кто кого дразнит.
– Убили мужчину?
– Да. Убила женщина, – добавил он и подсказал ее животу: – Но не сама.
– Она-а-ах… мстила?
– Да.
– И зелье было не для него?
– Да. Для нее самой.
Она долго не отвечала, но не молчала, и он уже забыл свою загадку, когда она выдохнула:
– У него был зверь, да?
– Да!..
Винда улыбалась, путаясь пальцами в его волосах.
– Она пахла… как хозяин…
Его последнее «да» пропало между их слившимися губами, в горячем нетихом молчании.
– У парня был грифон,– объяснил Тесей, когда снова смог говорить. – Сторожил его дом, а у зверей любимый запах – запах хозяина. Та девица использовала Амортенцию вместо духов, пахла больше как он, чем он сам. И приказала грифону напасть на него.
Винда довольно засмеялась и откинулась на подушку.
– Так я могла бы стать мракоборцем! У вас есть женщины-мракоборцы?
– Есть, немного.
– Красивые?
Глядя на нее, невозможно было счесть или вспомнить красивым никого другого. Она это знала, но он все равно ей об этом сказал.
Где-то в городе, далеко, как на дне моря, снова звенели колокола. Пора, наверное.
На карте красовались четыре нарисованных цветка, которые надлежало проверить. Они трансгрессировали по первому адресу, и хотя улица была безопасно пуста, Тесей напрягался, как правильный первокурсник, все-таки вышедший посреди ночи из спальни, пока смотрел на темные окна вокруг и отражения золотых искр в них. А потом вместе с Виндой обрадованно склонился над целыми двумя цепочками следов, прежде чем понял, что это их собственные. У следующей кондитерской женских следов не оказалось, зато они нашли следы жмыра, а какой-то ребенок, судя по совсем маленьким отпечаткам, прогуливался мимо кондитерской с двумя шишугами и долго топтался перед витриной… У бельгийской шоколадницы из волшебного оказался только проползший по стене многоцветный слизняк. «Ла мер» они оставили напоследок – чтобы оживленный Монмартр успел покрепче уснуть и обезлюдеть– и Винда радостно улыбнулась было, увидев вспыхнувшие возле зелено-золотой двери следы, но они оказались не те старомодно-прямоугольные, как в Доме Жизни. Кэрроу, конечно, едва ли имела одну-единственную пару туфель, при всей ее бедности… Силуэт от этих следов не поднимался. Они слишком мало знают про Кэрроу или просто следы не ее? От бесконечного количества всех этих неизвестностей хотелось разом взвыть и смеяться.
Поперек женских следов чары Ньюта высветили еще одну цепочку отпечатков, и они принадлежали человеку знакомому. Бледно подсвеченный золотом, по ним скользнул через улицу силуэт высокого мужчины в клубах сигаретного дыма, таких густых и настоящих, что Тесей буквально почувствовал запах. Иностранный гость с приема Розье. Волшебный мир тесен… Тесей проводил этот призрак взглядом, вспомнив вдруг про другие следы из Дома Жизни. Следы искателя Даров Смерти, забравшего дневник Дафны. Он не убивал Певереллов, это точно, но может быть Кэрроу просто сделала грязную работу за него. Может быть, они даже не знакомы друг с другом, а может быть, следы от кондитерской с фиалками ведут в логово двоих вооруженных убийц.
У них с самого начала и не было по-настоящему шансов отыскать Кэрроу, Тесей это знал, но сейчас он вдруг понял, что и хорошо. Он не мог и не хотел тащить Винду в эту опасную трясину из вероятностей. Прости, Риччи.
– Что же теперь? – разочарованно спросила Винда, рассмотревшая каждый камень подле кондитерской, но так и не нашедшая других следов.
– Можем позавтракать здесь, – сказал Тесей, кивнув на витрину и улыбнувшись разом яростно и освобожденно. – Потом, утром. У меня остался последний день в Париже, а я так и не посмотрел на Эйфелеву башню.
Винда непонимающе смотрела на него: а как же Кэрроу, поиски, дело?
– Мы не найдем ее, – сказал Тесей. – Не успеем. Другого следа все равно нет, кроме фиалок, а мы проверили все, что нашли.
На одну дикую бессонную секунду он испугался, что она тут его и оставит, что все держалось на том, что ей было не скучно из-за расследования… Но Винда с улыбкой протянула ему руку.
– Башня неплоха, но лучше смотреть с нее, а не на нее!
Лихая трансгрессия толкнула их на сплетение железных прутьев у самой макушки башни, где мокрый ветер ударил в лицо и едва не скинул их вниз, и Тесей не удержался от панически восторженного крика, а город вокруг искрился неспящими окнами, шумел ветром и пах шоколадом и дождем, жил…
В «Ла мер» они, замерзшие донельзя, залпом пили обжигающий кофе, слишком громко смеялись и были непристойно счастливыми, он весь в царапинах после попыток добыть розу в зарослях брошенного цветника где-то в Венсенском лесу, а она непричесанно прекрасная в своем расколдовавшемся вечернем платье посреди темного зимнего утра. Говорили про смутное и хорошее: про возвращение домой, школьные годы, любимую музыку…
– Я должен уехать завтра утром, уже через несколько дней буду дома. Мне вернут палочку, и если ваши мракоборцы так и не возьмутся за это дело, я смогу действовать сам. Узнаю больше про Кэрроу. Может, она уже сбежала из Парижа и вернулась в Англию.
Винда вздохнула разочарованно, но не грустно.
– Ты ведь расскажешь мне, чем все закончится? – попросила она. – Пусть это будет мой подарок на Рождество.
У нее были до сих пор замерзшие пальцы и горячая от кофейной чашки ладонь, и как же здорово это было: касаться этой руки и спрашивать, не сомневаясь в ответе и зная, почему она сейчас улыбнется, в пузыре их восторженной взаимной легиллименции.
– Если я приглашу тебя сейчас, это слишком заранее для чистокровной аристократки?
Да, она улыбалась, пока он говорил.
– Это в самый раз.
До Рождества оставалось меньше месяца, за который он вернется домой, увидит всех, снова станет волшебником, и у него будет целый Лондон, целый мир, чтобы показать его Винде, в новогоднем снегу и потом, когда будет лето, и холмы, и тот сидр в «Трех кентаврах». Черт возьми, его ждет такая прекрасная жизнь…
Они в тысячный раз поцеловались над Эйфелевой башней их опустошенных чашек. А снова открыв глаза, Тесей увидел вошедшую в кафе новую гостью, худую рыжеволосую женщину в сером пальто.
Винда повернулась вслед за ним, и ее глаза полыхнули распахнувшимся белым.
– Это…
Тесей предупреждающе сжал ее руку, искоса глядя на новоприбывшую. Та подошла к прилавку, сказала что-то продавцу. Она выглядела вполне неволшебно, Винда в своем бальном платье куда больше выделялась здесь, но что-то все же было не так…
Следы. Она их не оставляла, понял Тесей, с нее не капала вода и зонта у нее не было, тогда как по стеклам снаружи вовсю стучал дождь. Импервиус или что-то подобное.
Приятная встреча, госпожа Кэрроу.
– Она одна, не знает про нас, мы сможем за ней проследить! – зашептала Винда, подавшись к Тесею через стол. – Когда она окажется подальше от маглов, я ее обезоружу, издалека, она не сможет трансгрессировать, и ей придется все нам рассказать!
Он был вынужден признать, что это звучало неплохо. Если Кэрроу после убийства Певереллов не стало уж совсем наплевать на Статут о секретности и кары за его нарушение, она не трансгрессирует, едва выйдя из кафе, а вынуждена будет отойти подальше от чужих глаз, и там-то ее действительно можно будет обезоружить.
Тесей хотел ответить, но только кивнул: Кэрроу прошла совсем рядом, задев полой чудесно сухого пальто его стул, и села за столик в углу. Ей принесли чай, и она обеими руками взялась за чашку, но не пила, так и застыла. Тесей с трудом сдерживался, чтобы не смотреть на нее. Мало он видел убийц?.. Но у тех всегда была какая-то цель: отомстить, получить что-то, обмануть, оправдаться. Лицо Кэрроу было пустым, словно на нее навели Империо и новый хозяин забыл отдать ей приказ. Чтобы не привлечь к себе внимание, стоило бы говорить, смеяться и держаться за руки, как до ее появления, но не получалось, и Тесей просто передвигал по столу перед собой туда-сюда свою чашку и даже не смотрел на Винду, как, вероятно, драматический влюбленный, стесняющийся чужих глаз. Ночью он легко отпустил все их расследование, но сейчас азарт, горячая кровожадная тяга к ответу, к «дело закрыто» поверх всех этих лет накрыла его чуть не пьяным угаром. Так и бывало: вроде протрезвел, а потом всего глоток – и готово…
Прошла вечность прежде чем Кэрроу наконец встала с места. Винда вскочила со своего даже раньше, чем за ушедшей закрылась дверь. Обменявшись молчаливыми взглядами, она и Тесей направились к выходу, и тут его кто-то взял за плечо. Официант, с вежливо-нервной улыбкой:
– Вы не заплатили, мсье.
Идиот! Они просидели здесь все утро, как можно было об этом не вспомнить?
Винда оглянулась на него от дверей, немедленно все поняла и выскользнула следом за Кэрроу. Хотя бы увидит, куда та пошла, вдруг сразу не трансгрессирует. Тесей чуть не сунул официанту горсть брезантов, в последнюю секунду спохватился, вечность искал по карманам остатки магловских денег… А когда наконец вырвался из кофейни, остолбенел через шаг. Кэрроу не ушла и не трансгрессировала: она была здесь же, у самой витрины, и разговаривала с Виндой. Вернее, это Винда разговаривала с ней, смеясь, доверительно касаясь ее плеча.
– … прошлой весной. Невероятно! – услышал он ее бойко-очаровательную речь. Как тогда, с девочкой Трембли. Но здесь это была не та тактика: Кэрроу не попала под ее обаяние, не расслабилась от нежданной встречи с волшебницей. Наоборот, она явно испугалась – дёрганная улыбка, взгляд мечется от Винды туда и сюда – и Тесей видел, как правая рука ее ползет, ползет… Ну же, к карману или к рукаву?
– … вы разве не помните? – спросила Винда, слишком уж весело, и пальцы Кэрроу наконец скользнули в левый рукав.
Тесей быстро шагнул к ней, стиснул ее левое предплечье до боли в пальцах и сухого деревянного хруста, жуткого и свирепо приятного: палочка сломалась. Кэрроу дернулась, но он не отпустил и тихо сказал, наклонившись ей к уху:
– Поговорим о Певереллах.
Вот теперь в ее лице вспыхнул смысл, ожидаемый: спасти свою шкуру.
– Вы мракоборцы? – выдохнула она, но отвечать на вопросы Тесей не собирался, у него было слишком много своих, за все эти годы и смерти, и наконец-то их было кому задать.
– Я их не убивала! – Кэрроу вскрикнула этими словами, громко, на нее заоглядывались, и Тесей опомнился от своей всевластной ярости на нее за всех и вся.
Он протянул свободную руку к Винде.
–Уйдем отсюда.
Он не сомневался, что она сама сообразит место для трансгрессии, и Винда сообразила: они оказались где-то в лесу, возле реки, полном мокрых обледенелых кустов с не успевшими до конца облететь цветами. Тесей тряхнул Кэрроу за руку, треснувшая палочка вывалилась из ее рукава, и она сдавленно вскрикнула, дернулась за ней, словно к раненому ребенку. Винда отступила на шаг, не сводя с нее собственную палочку.
– Певереллы, – заговорил Тесей. – Зачем?
– Я не убивала их, – повторила Кэрроу, прижавшись спиной к ближайшему дереву.
– Они умерли сами?
– Да! Я не применяла против них никаких чар, я просто… Я показала им магию. – Ее глаза уставились в небо, губы кривились яростно и жалко. – Настоящую магию, – прошипела она, – бесполезную, но хотя бы настоящую!
Тесей вспомнил превращенные в бабочек карты в квартире Певереллов.
– Зачем? – повторил он, но можно было этого не делать, Кэрроу говорила сама, торопилась, давясь словами:
– Они обманывали таких же, как я, попросту говорили то, что мы хотели слышать. А я хотела правду! Я им верила! – Она вжалась спиной в свое дерево так, что каблуки оторвались от земли, выгнулась как под пыткой. – А потом оказалось, что он мертв, погиб, давным-давно, а я еще верила!.. И они продолжали мне лгать.
Тесей слушал ее без жалости, но почему-то совсем не равнодушно. Одиннадцатого, одиннадцатого, в одиннадцать… Как будто в них, в солдат, вкачали слишком много гнева, и страха, и отчаяния, и с того частокола единиц их некуда было девать и в нем самом металась эта буря, эта рвота, которую придется сдерживать всю жизнь, как в Кэрроу – ее бесполезная надежда.
Винда смотрела на нее широко раскрытыми глазами, завороженная этой болью.
– Пьер Делиль? – спросила она. – Вы говорите про него?
Кэрроу подняла на нее глаза.
– Откуда вы знаете?
– Мы много что знаем.
Это было трогательно – ее попытка выглядеть грозной.
– Я не убивала их,– упорствовала Кэрроу, – я не знаю, что произошло и почему они умерли, но я их не убивала. Я не направила против них ни одного заклинания, вот, проверьте сами! – Она дернула ногой в сторону своей сломанной палочки, и вдруг лицо ее сморщилось, она сползла руками к коленям, обнять хоть себя, и зарыдала.
Тесей вдруг подумал, что не хочет проверять. Разрыв сердца, так ведь написали в протоколе маглы-доктора. Не может быть, чтобы это оказалось правдой!
Он все же поднял с земли мертвую палочку, протянул Винде.
– Проверь. Приори Инкантатем.
Винда, то и дело косясь на плачущую Кэрроу, коснулась своей палочкой деревянных обломков. Внутри их тлели алым скрученные волокна – драконье сердце. Кэрроу мало колдовала: призраки почти магловской жизни потекли в воздух из кончика ее палочки, засочились из разлома. Подогретый чайник, левитация книги, кучки грязной посуды и полотенца, Репаро на разбитое зеркало… Тесей даже не понял, в какой момент начались сотворенные у Певереллов чары, спохватился на бабочках. Трансфигурация карт в них и стола в лошадь, Редукто – видимо, в хрустальный шар, там ведь были осколки. Ничего атакующего. Сосед Певереллов сказал, что вспышки света были не зеленые… А чары выливались дальше: все тот же чуть живой быт, а потом фейерверки, снова и снова, и Авис, и целый парад созидающих чар. Цветы, фонтаны, дымные силуэты, Люмос раз десять подряд… Бестолковая, но красивая магия. Сотворенная для зрителя, не для себя. Затем снова безжизненная жизнь – и снова фейерверки, и два бокала, созданные из каштановой скорлупы. Похоже, магия Пьера Делиля не пугала.
Винда смотрела на Тесея сквозь туман чужого прошлого.
– Она правда не убивала?.. – неуверенно спросила она.
Не убивала Авадой Кедаврой, вот и все, это ничего не значит.
Тесей повернулся к Кэрроу.
– Мужчина, ваш сообщник, помощник или еще кто. Он приходил к Певереллам вслед за вами. Кто он?
Кэрроу как не слышала, продолжала самозабвенно рыдать, и он почувствовал себя невероятно глупо: стоять перед ней эдакой статуей неотвратимой кары и быть при этом пустым местом.
– Не знаю, – простонала она наконец. – Не знаю, о ком вы.
– Мы видели следы,– напомнил он. – Вы оба там были. В доме Певереллов, у которых был якобы волшебный камень. Вы оба думали, что это Дар смерти, и вам он был нужен, чтобы вернуть своего жениха.
Это не сходилось с его же собственными уликами, но все равно Тесей люто надеялся, что каким-то образом окажется прав. Кэрроу наконец посмотрела на него, а потом вдруг захохотала сквозь слезы.
– И вам тоже нужен этот камень? – она махнула рукой, указывая Тесею на него самого. – Конечно!.. Но его нет! Нет! Никто их уже не вернет!
Она задохнулась своим смехом, снова прижалась лбом к коленям и замолчала. Тесей смотрел на нее, пытаясь понять услышанное, и даже будь у него палочка и магия, он не знал бы, какие чары сейчас помогли бы, сделали бы все правильным.
В любом случае Кэрроу нужно задержать. Пусть в министерстве тоже проверят ее палочку, возьмут ее память, если потребуется, и выяснят, где правда и было убийство намеренным или нет. Это все равно убийство. Певереллы ведь не умерли бы, если бы она не сделала что сделала. Есть тело – есть дело. И хоть за эти тела есть кому заплатить.
Краем глаза он поймал движение рядом – Винда опустила палочку.
– Трансгрессируем в министерство. Нужно передать ее мракоборцам, – озвучил Тесей очевидное, но она смотрела с недоумением.
– За что? Она их не убивала, ты же видел.
– Она довела их до смерти, это…
Винда перебила, нервно всплеснув руками:
– Кто мог знать, что у них сердце не выдержит?
– Она могла знать и знала, что колдовать на глазах у маглов запрещено! – На этом мракоборец в нем кончился и вырвалось глупое, но неукротимое: – Если бы сердце не выдержало у твоих родных? Тогда она бы тоже была тебе невиновна?
Винда как не слышала.
– Она не хотела никого убить, – воскликнула она и тише добавила: – Неужели она и так недостаточно настрадалась?
Это было какое-то безумие: этот спор об очевидном в шаге от рыдающей убийцы, то и дело оглядываясь на нее, на ее палочку, из которой лезли теперь призраки сломанных игрушек вперемешку с горелыми обрывками писем…
– Какое это имеет значение? – с трудом оставаясь спокойным, заговорил Тесей. – Почему за ее неудачную жизнь должны были платить Певереллы, Риччи, такие же люди? Это что, справедливо?
– Никому не нужна твоя справедливость, они все мертвы!
– Мне нужна! – вспылил он. – Риччи нужна!
– Да, тебе!
Тесей помчался было спорить дальше, но тут до него дошел настоящий смысл ее слов.
– Что ты сказала?
Винда смотрела на него со стыдом и гневом, отблески сыпавшихся из палочки Кэрроу заклятий выбелили ей лицо.
– Я нашла его на кладбище, на их могиле, я… Он был мертв. В тот день перед моим праздником. Я пошла на Пер Лашез, хотела поискать следы тем золотым заклинанием. – Она говорила все быстрее, так, что не хватало дыхания. Совсем как Кэрроу. – Я думала, вдруг я найду его быстрее тебя! Он был там, мертвый, без единой раны, как Дафна, и я… Я не знала, что делать, я… Я спрятала его, превратила его в цветы, и… Пара дней все равно ничего не изменит! А если…
Тесей не слышал дальше, потрясение оглушило его как гранатой.
«Моя сестра любит розы».
Глаза залило красным, как те самые розы на кладбище.
– Почему ты мне не сказала?
Она смотрела то ли панически, то ли с мольбой.
– Его убили магией, ты бы решил, что все это слишком опасно, и велел мне сидеть дома! И…
Винда замолчала. Тесей смотрел на ее совершенно незнакомое лицо – а незнакомое ли? Он ведь видел, замечал! – и чувствовал, что его сейчас попросту вырвет.
– Ты бросила труп моего друга гнить там, чтобы избавить себя от скуки?
Винда шевельнула губами, но без слов, и в бледном лице ее как будто что-то лопнуло. Она попятилась, качаясь, путаясь белым подолом в корнях, и трансгрессировала.
Тесей смотрел в пустоту перед ним, откуда она вырвала себя с мясом, на обрывки белой ткани на мокрых ветвях. «Моя сестра любит розы». Вот почему та нимфа не отходила от цветов на могиле. И вспышки света сосед Певереллов видел белые, не зеленые. Он ведь давно все знал. Никто не убивал Певереллов, ему просто хотелось так думать. Хотелось магию.
Из палочки Кэрроу били синие лучи вхолостую повторяемого Обливиэйт, а следом – никого не убившее Непростительное. И тряпичный единорог, трансфигурированный из чашки.
Если бы Винда снова спросила сейчас про те шрамы, Тесей рассказал бы, что тогда было даже не больно, нужно было просто идти, он только об этом и думал. Просто дойти, и все тогда будет в порядке. Только в этом был смысл.
За спиной зашуршало – Кэрроу встала с земли и смотрела на него. Худые пальцы сжимали сломанную волшебную палочку. Тесей смотрел на нее безо всяких чувств. Убьет? Получится у нее заклинание? Он не стал дожидаться ответа. Нужно просто идти, вот и все. Он это и сделал – отвернулся и просто пошел.
========== Эпилог ==========
Лилль, Париж, Руан. Железная дорога между ними. Тесей смотрел в окно поезда, а мысли жили своей жизнью, коротко отстукивали в ритме колес. Певереллов не убивали. Не убивали магией. А Риччи – да. Кто? Ищи, кому выгодно. Выгода была у Искателя Даров. Он нашел Риччи на могиле Дафны и убил его ради камня. Дальше мысли не шли.
На досках к корабельному борту, в нескольких часах от родной земли, его накрыла вдруг паника, и он оглядывался и оглядывался на берег: что-то забыл, чего-то ждал? Потом была словно трансгрессия, растянувшаяся на часы: такая же невозможность что-либо сделать, потому что ты не здесь и не там. А потом Саутгемптон. Люди, расспросы, бумаги. И снова стук колес. Певереллов не убивали. А Риччи – да. Легко, быстро, чудесно. Почему та женщина это сказала? Сейчас это казалось ему самым важным вопросом на свете.
«Станция Локвуд».
Тесей перечитал это знакомое название на стене за окном, а поезд уже двигался дальше, и живая изгородь на сером склоне тянулась скачущей линией, как будто кто-то огромный рисовал на холмах нечто веселое и зубастое. Эта мысль пришла легко. Он уже думал так. Видел это.
Это были знакомые места.
И что-то в нем зацепилось за эту изгородь и тянулось, раскручивалось так быстро, что не удержать, из-под этих четырех лет, из-под всех его почти трех десятков. Он видел эти яблони, этот ручей, этот старый мост среди камышовых зарослей. Он это видел, был здесь, правда! Он просто потом заблудился.
Остаток дороги Тесей сидел, закрыв глаза. Локвуд, затем Берри Брау, и Хокли. В словах есть магия, и она лилась из памяти, как после Приори Инкантатем. Берри Брау и Хокли, «Живой!», и строчки из писем, и дюжина разных акцентов в едином «За дружбу старую – до дна!». Violettes de Toulouse на лиловой коробочке. «Займись любовью со мной». А потом движение замедлилось, остановилось, загремели двери, зазвучали голоса: встречающие и вернувшиеся. Может, у него и были с собой какие-то вещи, но он забыл, бросился из вагона, как из лесной чащи. И не понял, изменились ли они, новым было само это узнавание: это родители, это брат. Может – наверняка! – Ньют изменился, вырос, повзрослел, но главное это был он, и Тесей вцепился в него как в соломинку, сквозь зрелище висящего на колючей проволоке тела, он погиб, спасая их окопного пса…
– С возвращением, – немного придушено выдохнул брат, и Тесей выпустил его, взял себя в руки.
Дома все явно не знали, что с ним делать: пытались разом и угодить всем чем можно, и боялись, как будто он в любой момент может рвануть не хуже бомбы. Они знают, что такое бомба? Или что такое кино? Его спрашивали и боялись услышать, рассказывали и боялись, что он не хочет слушать… Но было хорошо, все это.
Мама суетилась насчет чая и сервиз под ее нервными чарами звенел как колокола, когда пламя в камине вздрогнуло и окрасилось в зелень, очертив лицо министерского секретаря.
– Мистер Трэверс хотел бы нанести краткий визит, – сообщил тот, и Тесей в ответ поднял свою чашку:
– Привет, Гарри. Хорошо.
Секретарь исчез, и пару минут спустя из пламени на ковер шагнул начальник. Поправил пиджак и поприветствовал собравшихся, кашлянул, меряя Тесея взглядом. Снова кашлянул. Потом сказал:
– Рад видеть.
– Я вас тоже.
Под взглядами четырех сидевших в гостиной Трэверс немного наигранно похлопал себя по карманам и извлек из одного волшебную палочку.
Тринадцать дюймов ясеня и единорожий волос. Четыре года не видел, но помнил наизусть.
Трэверс протянул палочку Тесею.
– Подумал, тебе не терпится.
Раньше он воображал, что в этот момент будет попросту плакать от счастья, но почему-то не стал.
– Спасибо, сэр.
Тонкая всемогущая трубочка легла в пальцы идеально, как ключ в свой замок, но и только. Магии не случилось. Тесей вспомнил свои мечтания о сотнях патронусов и застегнутых чарами пуговицах, усмехнулся. Что ж, ожидание поцелуя иногда лучше, чем сам поцелуй. Он сунул палочку за пояс и спросил:
– Как дела в Министерстве?
Для разговора о делах они вышли в заснеженный сад, и Трэверс вручил ему папку с пергаментами и явно магловскими бумагами.
– Ты писал про Певереллов и Блэка. Я связался с коллегами в Париже, они направили мракоборцев, целителя тоже, проверили все, что смогли. Картину целиком уже не восстановишь, мы еле добились права на эксгумацию, но это не убийство. Твоя Кэрроу нарушила статут и ее за это привлекут, конечно, с отягчающими вдобавок, но здесь она не причем. Та барышня была так на так не жилец.
Тесей переворачивал страницу за страницей. Эмболия, что-то про артерии, про усугубившую наследственную болезнь травму при взрыве здания, излишек кальция в сердце, ишемическую болезнь. И простой и понятный итог этой очередной бессмыслицы: «мгновенная смерть». Ему вдруг захотелось уволиться прямо здесь и сейчас. Хватит с него Вердена, иприта, Авады и эмболии, хватит всех этих сучьих слов. Трэверс что-то говорил, но Тесей не слушал и воображал себе дом где-нибудь в Корнуолле, в глуши, где он сопьется старым огденским, потому что ни в одном другом финале все равно нет смысла.
Или он мог бы вырастить сад. Цветы. Завести собаку. Даже две.
Или семью.
Которую не сможет защитить точно так же, как не защитил ни Риччи, ни своих солдат, никого.
Уилл Макшей орет поверх грохота пальбы и человеческого и собачьего воя: «Я его вытащу, я быстро!».
У него было столько шансов сдохнуть со смыслом. Почему он остался жить ни зачем?
– А что Блэк? – спросил Тесей ровно и получил ожидаемый ответ:
– Убит. Авада Кедавра и посмертная трансфигурация. Заметали следы.
Тесей вспомнил, как познакомился с Риччи: уже в Европе, в землянках позади окопной линии, где сам он пытался переварить этот нашпигованный пулями и проволокой реальный мир, а Риччи смеялся с другими парнями и рассказывал, как Дафна предсказала ему судьбоносную встречу, а он ответил, что она рассказывает ему о прошлом, а не будущем– он ведь ее уже встретил!– и потом наврал в призывном пункте про возраст, потому что от фрицев до Парижа так близко, не ждать ведь еще год, чтобы защищать от них Дафну. Во всем этом бесформенном ужасе он видел что-то ясное и нормальное, знал ответ уже тогда, когда Тесей еще даже не задал вопросы.
– Французы займутся этим делом и сообщат о результатах, – говорил Трэверс, – но след остыл, ты сам понимаешь.
Понимал. Поблагодарил, предложил начальнику остаться на ужин, от чего тот отмахнулся, протянул Тесею руку – пожать на прощание – пожал, а потом снова махнул ей и сгреб его в короткое свирепое объятие.
– Рад видеть.
Тесей почувствовал, что улыбнулся.
– И я вас.
Трэверс трансгрессировал, а Тесей постоял еще немного в пустом саду, наслаждаясь холодом, с которого запросто можно уйти. Никому не станет лучше, если он и правда уволится и сопьется. Ну, разве что у Огденов чуть вырастут продажи, но это вряд ли стоит того.
В министерстве его ожидали только с нового года: «переведешь дух, побудешь с семьей», и этим Тесей и занялся. Все происходило как в Париже: он был неистово счастлив от птичьей возни за окном, пахнущих чистотой простыней и того, как вечером подвыпивший народ разбредается по домам из «Трех кентавров» неподалеку, не ел ничего вкуснее и не видел людей красивее. Но совпадение было неполным.
