Текст книги "Запах скорости (СИ)"
Автор книги: trashed_lost
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)
Слава или смерть – третьего не дано!
Расслабленно развалившись на стуле, я лениво перемешивал на столе две белые кучки. Рядом помигивал огоньками ноутбук, негромко играл по кругу один и тот же плейлист. Дорожки были уже не первые, но и не последние: сегодня я взял с запасом на всю ночь. Волнения и тревоги тяжелого дня отпустили, мне было комфортно и спокойно. Я наслаждался состоянием блаженного похуя, когда ажиотаж и дрожание рук еще не завладели телом, но кристально прозрачная ясность уже охватила сознание. Мысли покинул обычный хаос, сейчас они текли размеренно и упорядоченно. Все казалось легким и простым, и решение моей основной проблемы напрашивалось само собой. Я пока взвешивал за и против, но все больше склонялся к тому, чтобы принять его. В конце концов, иного выхода у меня не было.
я не горжусь ошибками но благодаря им я вырос
один побочный минус
ебало под капюшон мотай на морду бинт
и попытайся вылезти
В правом нижнем углу экрана всплыло уведомление «Скайпа». А, Отабек. С этими переживаниями я совсем забыл о его существовании. В последний раз мы переписывались более полутора месяцев назад.
«Я смотрел твое выступление по телевизору. Молодец».
Настроение резко испортилось. Какой нахер «молодец» за шестое-то место? Слепой, что ли? Или издевается?
«Молодец, что не последний?»
«Юра, извини. Не хотел тебя обидеть. Как ты?»
«Спасибо, что поинтересовался, блять. Наслаждаюсь своим рейтингом, а ты?»
Отабек некоторое время молчал, затем снова прислал сообщение.
«Не хочешь поговорить?»
«Нет».
«Я волнуюсь за тебя. Точно все в порядке? На льду ты выглядел измученным».
«Да что ты говоришь. А мне казалось, все заебись, пока ты мне глаза не открыл».
Входящий звонок надрывно загудел из колонок, но я сразу же сбросил его. О чем нам разговаривать? О том, как космические корабли бороздят Большой театр?
«Юра, ответь. Это важно».
Опять звонит. Вот же настырный. Ладно, так уж и быть. Мне все равно.
Изображение моргнуло несколько раз, и на экране появилось озабоченное лицо казаха. Умные карие глаза уставились на меня с неподдельным беспокойством. Я откинулся на спинку стула.
– Ну, дозвонился. Доволен теперь?
– Прости меня.
– За что?
– За то, что не звонил раньше. Я все время думал о тебе, но не хотел отвлекать лишний раз от подготовки к соревнованиям. Решил: «Посмотрю трансляцию и поздравлю». Посмотрел и понял, что надо не только поздравить, но и поддержать.
Алтын продолжал изучающе сканировать меня взглядом.
– Что с тобой, Юра? Никогда тебя таким не видел.
– А что со мной не так? Чешуей, что ли, покрылся?
– Ты очень плохо выглядишь. Всегда был худым, а сейчас совсем как скелет, страшно смотреть. Щеки ввалились, бледный как покойник, под глазами черные синяки. И не говори мне, что просто переволновался перед чемпионатом. Когда в последний раз ел?
– Дай подумать, – я закатил глаза в потолок. Есть? Что такое есть? А… засовывать в рот эти мерзкие куски неживой природы, которые называются пищей… Что-то такое было, кажется, около десяти дней назад, и кончилось тем, что меня вырвало. – Не помню.
– А спал? Как ты вообще себя чувствуешь? У врача был? Я за твою жизнь беспокоюсь!
– Сон для слабаков. Бека, хватит. Оставь меня в покое. Моя жизнь – мое дело.
Брови Отабека сдвинулись к переносице.
– Юра, – в его голосе зазвучали металлические нотки, – ты должен сняться с соревнований. Ты болен и не можешь выступать в таком виде. Не понимаю, как тебя допустили. Думаешь, я не заметил сегодня, с каким трудом ты двигался? Ты превозмогал себя! Я, конечно, не большой специалист в фигурном катании, но даже мне, неискушенному зрителю, было видно, что ты несколько раз едва удержался от падения…
– Заткнись! – мгновенно разъярившись, я пнул ногой по столу. – Хватит хоронить меня заживо!
– Но ты все равно не выиграешь, зачем же мучить себя?!
– Я выиграю! Шестое место – не конец света, выигрывали и с двенадцатого! Ты еще не видел мою произвольную! Маленький спойлер специально для тебя: у меня будет такая программа, что вы все охуеете. Такого проката мир еще не знал!
– Не надо геройствовать, Юрий! Ты обессилен…
– Ошибаешься, – я злорадно захохотал. Получился какой-то безумно-демонический смех; наверное, я выглядел страшно, потому что Отабек с той стороны заметно побледнел и напрягся. – Вот оно, мое тайное оружие!
Что подумает казах, меня волновало в последнюю очередь. Я достал из кармана бумажку и снюхал обе полосы подряд прямо перед камерой. Тут же высыпал остатки из пакетика и принялся чертить еще. Порох был ядреный, слизистую жгло, словно я вышел подышать свежим воздухом где-нибудь на полярной станции. Отабек наблюдал за моими движениями с таким выражением лица, будто я только что кого-то убил и теперь расчленяю.
– Юра, – наконец хрипло заговорил он, – не губи себя, умоляю. Брось, пока не поздно.
Я вытер нос кулаком и заметил на тыльной стороне ладони следы крови. Похоже, сосуды совсем ослабли, лопаются от малейшего напряжения.
– Я не могу повернуть назад. Этот чемпионат – дело чести.
– Но это… допинг. Ты же понимаешь?
– Понимаю.
– Тебя дисквалифицируют.
– Пускай. Это все потом. Я слишком далеко зашел, Бека. Я хочу ощутить, что такое истинная скорость, попробовать ее на вкус, почувствовать ее пьянящий запах… Блеск огней, восторженный рев толпы, искры из-под коньков! И я – лечу, расправив крылья, быстрее ветра, молнией разрезая небеса! Настало время обратить мечты в реальность. Я был рожден для славы, я – король льда, у которого незаконно отобрали трон! И этот белый порошок всего лишь поможет вернуть то, что причитается мне по праву.
Отабек придвинулся ближе к камере, будто пытался достать меня.
– Это одержимость, Юра, – сказал он с отчаянием. – От наркотиков у тебя поехала крыша. Где же Виктор, почему не уберег тебя, почему позволил впасть в зависимость?
– Я не наркоман! Нет у меня никакой зависимости, мне все это нужно чисто для проката. Вот закончится чемпионат, и больше не буду. И при чем здесь Виктор? Я совершеннолетний, и сам решаю, что мне употреблять, а что нет!
– Но разве такая победа чего-то стоит? Ведь это фальшивка, пустышка, иллюзия! О такой славе ты мечтал? Это не мечта, это – реквием по мечте, и ты пишешь его своими собственными руками!
Я снова расхохотался:
– Горячо, горячо! Даже не представляешь, насколько! Но хватит подсказок. Разговор окончен. Не забудь включить телевизор послезавтра. Там ты увидишь нечто незабываемое.
Алтын горестно опустил голову.
– Во всем виноват я, – тихо сказал он через минуту молчания. – Назвался другом, а сам не уследил, не сумел вовремя предостеречь тебя от непоправимых ошибок. Если бы я был рядом…
– Началось, блять. Ничего, что я в Москве, а ты в Павлодаре?
– Я обещал приехать. Я давал тебе обещание.
– Забей. Давай без самобичевания, пожалуйста, и так тошно. У тебя там семья, братья, сестры, учеба, хуеба, зачем тратить время на какого-то Юрия Плисецкого? Я тут сам как-нибудь справлюсь, привык уже.
Отабек внезапно вскинул подбородок с решимостью.
– Я еду.
– Куда ты едешь?
– К тебе. Я твой друг, Юрий, и должен спасти тебя. Если никто больше не может тебя остановить, то это сделаю я.
– И кто еще из нас ебанутый, интересно. У самого-то скулы от пафоса не сводит?
– Я искренен от всего сердца, – темные глаза казаха сверкали таким праведным огнем, что мне даже стало немного не по себе. – Клянусь тебе, я сделаю все возможное, чтобы добраться как можно скорее. Только дождись меня.
– Угу. Я это который год от тебя слышу. Ладно, покедова.
– Юрий, обещай, что дождешься!
– Ага, ага, – я жмякнул на кнопку отбоя, не обращая внимания на несущиеся из динамиков крики. Нашелся спаситель, тоже мне. Приедет он, как же, за билетами уже побежал!
мы столько времени тратим на то чтобы плакать о том как мы зря тратим время
мне бы ваши проблемы
я понял
надо жить без сожалений
я понял
Я сидел в разрозненных чувствах, бездумно чиркая по столешнице пластиковой карточкой, когда дверь за моей спиной неожиданно распахнулась настежь. Какого хера?! Я точно помнил, что закрывал замок на два оборота! Не успевая ничего убрать, резко подскочил со стула и заслонил стол собой. В комнату быстрыми шагами вошел Виктор. Из-за его плеча с видом нашкодившего щенка робко выглядывал японец.
– Зашел поздравить? Можно без цветов и оркестра, спасибо. Я очень признателен за вашу поддержку и все такое прочее; а теперь свалите в ваш гейский радужный туман и дайте отдохнуть.
Виктор слегка опешил: было видно, что он собирался начать разговор с чего-то другого.
– Я не смотрел твое выступление, извини, – наконец буркнул он. – Был на работе. Но это не меняет того, что…
– Тогда какого хуя ты здесь делаешь? Между прочим, на часах уже полночь, я мог бы давно спать. И кстати, с каких это пор дверь в мою комнату открывается, будучи запертой?
– Мне пришлось взломать замок. Видишь ли, Юрий, у меня к тебе есть серьезные вопросы.
Он вытащил руку из-за спины и помахал у меня перед носом сложенным листом бумаги. Я сразу его узнал: тот самый сверток из ящика с бельем, из которого я регулярно таскал деньги.
– Тебе знаком этот конверт?
– В первый раз вижу.
– Не ври! – на лбу Виктора вздулась жилка. – Мне все известно. Я давно заметил, что у меня начали пропадать наличные. Сначала думал – показалось, потом – что потратил. Но деньги продолжали исчезать, и я решил проверить. Специально оставил одну купюру, чтобы посмотреть, что будет… и ее тоже не оказалось на месте.
– Ну и при чем тут я? Сам виноват, что не следишь за своими деньгами!
– При том, Юрий. При том, что ты у меня воруешь! По моим подсчетам, ты украл у меня в общей сложности уже почти шестьдесят тысяч. Поверить не могу, что ты мог пойти на такую низость! Я вскрыл дверь, чтобы обыскать твою комнату, но так ничего и не нашел. Где деньги?
– В душе не ебу, Витя. Тебе не кажется, что обвинять меня в воровстве – уже перебор? Почему всегда, чуть что, так сразу Плисецкий? Может, хватит делать из меня козла отпущения?
Пожалуй, я еще ни разу не видел Виктора в таком гневе. Обычно он являл собой образец сдержанности и самообладания, но сейчас его прямо трясло от возмущения, лицо покраснело, а изо рта брызгала слюна. Вот я и обнаружил твое слабое место, Витенька. Деньги – твоя сила и власть; ты потерял ее и теперь не можешь меня контролировать. Раз с тобой нельзя договориться, значит, можно тебя купить. Очень хорошо.
– Тебя с января отчисляют из колледжа. Я хотел побеседовать с тобой по-хорошему, спросить, в чем проблема, вместе найти решение. Но, кажется, это невозможно. Надо, чтобы кто-то еще с тобой побеседовал? Мне заявление писать на собственного брата? Кража уголовно наказуема! И у меня есть свидетель твоего преступления… – он кивнул в сторону японца, который стоял, потупившись. – Юри видел, как ты взял из ящика пять тысяч рублей. Он рассказал мне об этом, а также о том, как ты угрожал ему физической расправой…
Значит, все-таки слил, паскуда. Я молчал, раздумывая, как и куда лучше ударить Кацуки; Виктор догадался о моих намерениях и заслонил любовника собой.
– Ты их потратил? На что ты их спустил? На гулянки, на алкоголь? Юра, это дно! И это человек, который собрался выиграть чемпионат России? Ты позоришь само фигурное катание своими поступками!
– Значит, как деньги пропали, так я совершеннолетний, а как жить и самому принимать решения, так хуюшки?
– Что ты несешь? Ты вообще в адеквате? Хорошеньких же решений ты напринимал! Похоже, за тобой следить надо круглосуточно! Слава Богу, покойный дед всего этого не видит! Для него ударом было бы узнать, во что превратился его Юрочка!
Вокруг все потемнело.
– Да как ты смеешь упоминать дедушку, сраная ты пидорасина?! Я тебе не брат, и никогда им не был! Хватит этой фальшивой заботы! Ты здесь – никто! У нас даже фамилии разные!
– Юра, он мне такой же дед, как тебе, что ты придумываешь?
– Ага, конечно! Мать-кукушка нарожала подкидышей по всей стране! Но воспитал он меня, а не тебя! Он всегда любил меня больше, чем тебя, слышишь?!!!
– Успокойся, – Виктор схватил меня за запястья и попытался силой усадить на стул, но я сопротивлялся. Завязалась потасовка; японец верещал, не решаясь разнять нас. В пылу борьбы мы толкнули стол, полетели во все стороны бумаги, и часть спидов просыпалась на пол. – Что это у тебя за порошок? Чем ты тут занимаешься?
– Антигриппин! Болею я, не видно, что ли?!
Хватка Виктора превратилась в стальную.
– В глаза мне смотри, – приказал он, зажав мне подбородок и подставляя мое лицо под свет люстры. Я дерзко взглянул на него в упор, не мигая. Должно быть, мои зрачки походили на два черных блюдца, потому что Виктор сразу отпрянул; но в ту же секунду овладел собой – и с размаху залепил мне пощечину. В ушах зазвенело.
– Блять, Витек, ты охуел?!
– Мне пора звонить в полицию?!
– Какую еще полицию? Ты мне угрожаешь?
– Да ты на себя посмотри только! По тебе наркология плачет! Юрий, все. Игры кончились. Я сейчас звоню в отделение и вызываю наряд. – Он потянулся за мобильным, но я удержал его. – Нет, больше никаких разговоров. Забудь про карьеру. Воры, хулиганы, наркоманы не могут быть спортсменами высокого уровня. Если до них не доходит голос разума, то их помещают в исправительное учреждение, чтобы они осознали свои проступки в иной обстановке. Я желаю своим близким только самого лучшего, поэтому я хочу, чтобы ты исправился. Так нужно.
Он уже приложил трубку к уху, когда я спокойно и медленно отчеканил:
– Если ты сейчас заявишь на меня, то я подам встречный иск. О том, что ты, пользуясь положением опекуна и моим несовершеннолетием, без моего однозначного на то согласия получил регистрацию в принадлежащей мне квартире; против моей воли поселил на моей жилплощади постороннее лицо без российского гражданства; угрозами пытаешься добиться от меня согласия на постоянную регистрацию и продажи тебе доли принадлежащей мне недвижимости. А также об ущемлении меня в правах, нанесенных мне побоях и причиняемом в течение нескольких лет психологическом насилии. Кроме того, все, кому стоит это знать, узнают о твоей гомосексуальности, о непрофессиональных отношениях с клиентами и о том, как именно ты получил свою замечательную работу в элитной школе фигурного катания…
Эффект оказался даже сильнее, чем я ожидал. Виктор побелел и опустил телефон.
– Это ложь, – сказал он, сглотнув. – Я получил место в результате отборочного конкурса…
Ого! Вот это да. Ткнул пальцем в небо, а попал, похоже, в самую мякотку.
– Правда, ложь – всем плевать, не так ли? – я торжествующе улыбнулся. – Давай, попробуй. Один звонок – и можешь попрощаться с мечтами о столичной прописке. Из тюряги я-то уж точно ничего для тебя не сделаю, а квартиру опечатают. Но если ты пообещаешь, что не будешь вмешиваться в мою жизнь, то, так уж и быть, я подумаю над тем, чтобы продать тебе комнату…
Виктор скрипнул зубами в бессильной злобе.
– Подлый шантажист, – прошипел он. – Хорошо, я не буду никуда звонить. Я оставлю тебя в покое, Юрий. Не жди от меня ни помощи, ни поддержки. Делай, что хочешь, разбирайся со всем самостоятельно. Но больше ты от меня не получишь ни гроша, даже не надейся. И если я еще хоть раз поймаю тебя на воровстве, отрублю пальцы.
Он нагнулся над столом и потрогал остатки пороха.
– Не знаю, что тут у тебя за дрянь, но на всякий случай я ее выкину. Будь добр, употребляй что угодно, только не здесь. Таково мое последнее условие.
Не успел я опомниться, как он сгреб порошок в ладонь со стола и пола и направился к выходу. Я бросился следом, чуть не сбив едва увернувшегося Кацуки, но Виктор высоко поднял руку над головой. Я увещевал, умолял, угрожал, препятствовал – бесполезно: Виктор проследовал по коридору с непреклонностью танка, ногой распахнул дверь в туалет и торжественно смыл амфетамины в унитаз. Молча отряхнув руки, он ушел в ванную и включил воду.
Я упал на колени. Меня трясло от пережитых волнений, горло сжимало, перед глазами плавала мутная пелена. Склонившись над стульчаком, начал выискивать и жадно слизывать с сиденья последние крупинки драгоценного снега. Знал бы Витя, идиот, что он только что выкинул скорости почти на три косаря! Но что бы ты ни делал, победа все же за мной, сукин ты сын. В этом бою я выиграл. Остался еще один.
помни кадет
хуевое мнение слышишь тоже мнение
реально хуево когда мнения нет
====== Химическая революция ======
Комментарий к Химическая революция Jane Air – Химическая революция
Clint Mansell (OST Requiem for a dream) – Lux Aeterna (orchestral version)
Новый, прежде незнакомый Юрий Плисецкий смотрел из зеркала на меня, сидящего за столиком в одиночестве пустой гримерки. Я нанес грим и небрежно зачесал волосы назад в хвост, оставив по бокам несколько выбившихся прядей. Густо подведенные черной краской глаза с размазанными по щекам потеками казались особенно яркими на фоне выбеленной кожи. Вот оно, лицо будущего победителя – таким запомнят меня в истории.
Выступления уже начались. Где-то высоко над головой, через бетонную толщу стен, свистела, ахала и аплодировала публика, сменялись фонограммы, объявлял участников диктор; но я не слышал ничего из этого – в моих наушниках играла раз за разом одна и та же песня, наполняя тело веселой и безудержной яростью.
ночь бьет огни
скорость в крови
модных шлюх
закипает и я
мертв
рок
мертв
поп
мертв
Передо мной лежали восемь грамм отборного пороха, которые я совершенно беспалевно пронес в носках: такого количества с лихвой хватило бы на десятерых, но я предпочитал действовать наверняка. Обещание Виктора отрубить пальцы за воровство не остановило меня от того, чтобы осуществить задуманное. В конце концов, на его кубышке свет клином не сошелся – и двадцать тысяч новенькими приятно похрустывали в кармане куртки, когда я выходил из двери под вывеской «Быстрые займы». О том, как буду отдавать долг, даже не задумывался – подобные мелочи меня не интересовали.
Восемь грамм было реально дохуя. Я никогда раньше не юзал столько в одиночку, и мурашки практически религиозного трепета побежали вдоль позвоночника при мысли, что сейчас мне нужно будет все это запихнуть в себя. Времени на расчерчивание не оставалось, в помещение могли войти в любую минуту. Я достал купюру и плотно забил обе ноздри три раза подряд, затем наклонился и упал лицом в высыпанную горку, вдыхая белоснежную пыльцу, как Тони Монтана за столом своего особняка. Блять, как же много… Носоглотку обжигало ледяным пламенем, все внутри онемело, будто мне вкатили некислую дозу «заморозки». Губы склеило что-то липкое. Подняв голову и взглянув в зеркало, увидел под перепачканным носом два багровых ручейка. Неважно. Я снова и снова всасывал порох, хлюпая и обливаясь кровью; когда понял, что физически уже не могу сжимать носовые проходы, начал втирать спиды в десны, слизывать и глотать розовую горькую смесь, пока не прикончил до последней крупинки. Все, теперь назад дороги нет. Есть только один путь – на вершину.
Приход наступил мгновенно. Вскипели, забурлили вены, застучало сердце, разгоняясь, бросило в жар, и потекли капли пота по лбу. Пора, скоро мой выход. Я встал, поправил костюм, еще раз проверил шнуровку коньков. Не спеша вышел из гримерки и направился к стадиону по длинному пустому коридору. Моя уверенность в себе поражала даже меня самого. Я не чувствовал обычного перед соревнованиями мандража: победа лежала передо мной на расстоянии вытянутой руки, оставалось только подойти и взять ее. Легче легкого! Уголки рта сами собой расползлись в стороны, и я захохотал – таким ликованием переполнялось все мое существо.
Повернув за угол, я столкнулся с фигуристом, двигавшимся мне навстречу: кажется, это был Ларский. Увидев меня вблизи, он отшатнулся, в его глазах плескался неприкрытый ужас. Я прошел мимо, не обращая внимания. Правильно, пускай боятся. Сегодня у них нет ни единого шанса.
Стадион встретил меня переполненными трибунами и ярким светом софитов. У выхода на лед стоял Яков с высокой темноволосой худощавой женщиной в желтом пуховике и оживленно жестикулировал. При моем появлении он замер c открытым ртом, затем двинулся было ко мне, но я качнул головой, приложил палец к губам и отвернулся. Отошел к краю и оперся на бортик. Мой предшественник докатывал свою программу: я видел все его огрехи и неточности как в замедленной съемке. Наверное, надо было сосредоточиться, настроиться на прокат, еще раз переслушать свою композицию: но в моих наушниках продолжала играть все та же песня, и ее бит звучал со мной в унисон.
химическая революция
мы умрем за тебя на новых Аврорах
химическая революция
сгорая бойцы нюхают порох
Однако, когда настала моя очередь и я выехал на середину катка, все изменилось. Зал замер в тишине, предчувствуя нечто нестандартное. Максимальная сосредоточенность и контроль – я чувствовал, что могу управлять каждой клеточкой своего тела. Опустившись на одно колено, склонил голову и расставил руки в стороны. Я не слышал голосов комментаторов, но с легкостью представлял себе, о чем они говорят.
– Сейчас на арене Юрий Плисецкий, ранее занявший шестое место в коротком прокате. Фигурист принял решение сменить произвольную программу месяц назад после конфликта со своим тренером Яковом Фельцманом, что явилось для всех большой неожиданностью. Посмотрим, какой сюрприз подготовил нам Юрий. Хореография – он сам, музыка – саундтрек к кинофильму «Реквием по мечте». Впечатляет!
– Обратите внимание на костюм: это черные обтягивающие леггинсы и свободная черная туника с одним открытым плечом. Необычно скромно после всех нашивок, перьев и страз, что мы видели здесь до этого, правда? А какой интересный грим! Очень хрупкий и болезненный образ. По заявлению самого фигуриста, он собирается представить зрителям историю своей непростой жизни.
– Похоже, нас ожидает целая драма на льду. Самое главное – Юрий заявил в программе шесть четверных прыжков! Уму непостижимо.
– Да, до этого шесть четверных уже пытались реализовать, но пока эта высота покорялась лишь дважды, и только лучшим из лучших. Очень громкое заявление от фигуриста, который на протяжении последних трех сезонов не получал ни одной медали. Что ж, проверим, не превратится ли драма на льду в трагедию! В любом случае, нас ждет захватывающее зрелище…
А теперь – следите внимательно.
Тихо, но тревожно запели скрипки, наполняя пространство напряженным ожиданием. Медленно поднявшись, заскользил вперед, все так же не отрывая взгляд от пола, затем выпрямился, описав широкую дугу. Музыка проходила сквозь меня, вибрируя, сливаясь со мной воедино; прогнувшись в спине, я широко раскинул руки, запрокинув голову далеко назад. Ряды лиц, яркий, холодный свет прожекторов, огромные буквы рекламных надписей качнулись из стороны в сторону. Вот он я, перед вами, обнажающий натянутые нервы, раскрывающий душу: израненную, исковерканную душу одиночки. Смотритесь же в нее, как в зеркало, и любуйтесь на плоды своего труда: так создали вы одновременно самое прекрасное и чудовищное творение, не знающее пределов своих возможностей. Отвергая меня, вы давали мне силу; не признавая меня, вы взрастили во мне гения. Вы забыли обо мне, а я выжил – и пришел, чтобы отомстить.
История жизни Юрия Плисецкого: короткая и неправильная жизнь, сгоревшая яркой свечой во имя искусства. Ослепленный лучами славы мотылек, выбравший путь к кажущейся недостижимой звезде. Но не было бы смысла в этом мотыльке, лети он от цветка к цветку, как миллионы ему подобных: он был бы всего лишь цифрой в холодных расчетах, элементом статистической погрешности. И без таких мотыльков, раз за разом отчаянно кидающихся в огонь, мир никогда бы не научился на своих ошибках.
Это было больше, чем катание – это был акт самосожжения. Скорость обострила все мои чувства: в моих жилах горела термоядерная смесь, сравнимая по мощи с тысячей нейтронных бомб. Постепенно высвобождая ее, я словно видел, как за моей спиной распускаются огромные крылья. Наращивая темп, сделал первый прыжок, четверной тулуп – успех! Смотрите все: вот так надо завоевывать золото! Каримов, Яков, Витя – утритесь! Рукоплескания зрителей сливались с музыкой в моих ушах. Коньки разрезали лед с идеальной точностью; охваченный восторгом, я упивался собственным выступлением, наслаждаясь вниманием публики. Еще, еще! Стоило ли оно того? Да, тысячу раз да! Тысячу раз я бы продал душу дьяволу за порох, только ради того, чтобы испытать этот момент!
«Остановись, мгновенье, ты прекрасно!»
Вращение, разгон, толчок, полет, аплодисменты – и снова прыжок! Удачно! Я уже многих должен опережать по баллам, а ведь это еще даже не началась вторая половина! Но что это? Почему свет так бьет в глаза? Он был настолько резким, что я почти ничего не видел, сраженный мгновенной слепотой. Моргнул несколько раз подряд, но стало только хуже: похоже, началась светобоязнь из-за слишком расширившихся зрачков. Боль отдавалась в висках в такт зловеще нагнетающей мелодии, как отбойный молоток. Все, что ли, приехали? Уже побочки, так скоро? На миг екнуло в животе от страха, что же будет дальше, но я пересилил себя и только крепче сжал зубы. Не время впадать в отчаяние, хуй с ними, с глазами, главное, чтобы ноги не подвели. Примерно помню, где находятся стенки, не врежусь.
Я двигался вслепую, выполняя фигуры по памяти. Ебучие слезы катились по полыхающему лицу, мешаясь с потом и застилая зрение – я не видел ни зрителей, ни льда, только сплошные перемежающиеся цветные блики. Стало не до восторгов. В ушах гудел непонятный, постоянно усиливающийся шум: спустя несколько секунд до меня дошло, что это пульсируют мои собственные вены. Все внутри меня колотилось, билось, дрожало; с левой стороны груди надрывно ныла какая-то жилка. Композиция сбавила в темпе – это означало, что вторая половина уже совсем скоро, после тихого проигрыша. Дорожка шагов, внезапно горло перехватило, и я понял, что больше не могу дышать.
Боль.
Свет.
Черное.
Белое.
Терпи. Еще две минуты десять секунд. Две минуты восемь секунд. То, ради чего ты здесь. Вспомни. Ты сможешь, Юрий. Ты должен. Дедушка гордился бы тобой…
Схватив воздух ртом – с такой силой, что внутренности будто порвались – ринулся вперед, сопровождаемый громом оркестра. Словно тысячи кинжалов вонзились в грудь, раскраивая ее надвое. Мокрая туника липла к спине, как половая тряпка. В горле булькало что-то густое и горячее, вызывая приступы тошноты. Я выиграю… я выиграю…
– Кажется, что быстрее уже невозможно, но Юрий продолжает увеличивать скорость!
– Четверной лутц, четверной сальхов! Безумие! И сразу же спираль! Весь стадион в неистовстве!
– Подождите… Что это только что было?! Неужели… четверной аксель?!
– И он чисто его приземлил. Юрий Плисецкий только что установил мировой рекорд, первым в истории прыгнув четверной аксель! И кажется, вторым его рекордом будет максимально возможное количество баллов за произвольную программу!
– Я не могу подобрать слов, чтобы это прокомментировать. Эмоции зашкаливают.
– Это уже не уровень человека. Это уровень Бога…
Молитесь же мне, бойтесь и преклоняйтесь: вот я, священный Агнец, принесший себя в жертву ради великой победы! Все, что у меня было, возложил я на алтарь фигурного катания: стремления, мечты, надежды, все свое честолюбие и жажду жизни, тело свое и душу! Пусть плавится лед под сверкающими лезвиями – ими я высеку имя свое, во веки веков!
Прогремел, резко оборвавшись, последний аккорд, и я упал на четвереньки, коснувшись лбом холодной мокрой поверхности. Звон в ушах не умолкал, он пищал и пищал тоненькой ниточкой на фоне равномерного шума, который накатывал и отступал, как приливная волна. В глазах, сквозь темноту, мелькали яркие вспышки.
Боль.
Свет.
Черное.
Красное.
Что это? Розы? Мне так давно не бросали роз… Так много лепестков, алых, багряных – они падают и падают на лед… Нет. Это кровь. Соленая кровь, что льется у меня изо рта. Я захлебнулся, закашлялся и почувствовал, как в груди и левой руке расползается давящее тупое жжение. Оно было настолько сильным, что голова закружилась и я начал терять сознание.
Нет. Нет-нет-нет. Я не могу отрубиться. Ради чего я здесь выкладывался, сука?! Чтобы в последний момент проебать оглашение результатов?!
Неимоверным усилием воли заставил себя подняться и медленно покатился в предполагаемую сторону «слез и поцелуев». Со всех сторон приглушенно слышались овации, крики и свист, летели мягкие игрушки, цветы, еще какие-то предметы. Добравшись до бортика, буквально упал на него всем телом. Кто-то схватил меня за руки. Яков.
– Юрочка! Юрочка!
Я хотел ответить, что со мной все в порядке, но вырвался только сдавленный хрип, и я начал сползать на пол. Яков и женщина в желтом пуховике подхватили меня, положили на скамью, рванули с треском воротник костюма, захлопали по щекам. Засуетились, забегали вокруг люди:
– Воды!
– Это кровь или грим?
– Врача позовите, где дежурный врач?!
Все кругом смешивалось в хаотический калейдоскоп из вспышек света и гвалта, среди которого я пытался расслышать диктора, объявляющего результаты. Но слышал только странно знакомый, приближающийся голос, без конца повторяющий:
– Я знаю, что с ним! Пустите меня к нему!
Из тумана выплыло лицо Отабека, быстро изучило меня взглядом темных раскосых глаз и снова исчезло. Опять послышался знакомый голос, в котором на сей раз звучали командирские нотки:
– Вызовите «скорую», немедленно. Дежурный врач не поможет. Сердечный приступ, скорее всего, инфаркт, возможно, мозговое кровоизлияние. Счет идет на минуты.
Под шею просунулась теплая рука, приподняла меня и положила на колени склонившегося надо мной казаха. Я медленно разлепил покрытые кровавой коркой губы.
– Я выиграл?
– Ой дурак… ой дурак…
Почему-то стало смешно, и я улыбнулся краешком рта – насколько мог это сделать.
– Лежи спокойно. Я выполнил свое обещание, теперь и ты свое обещание выполни – дождись меня, не уходи раньше времени.
Отабек говорил так тихо, что слышать его мог только я.
– Зачем? Зачем, Юрий? Стоят ли мировые рекорды твоей жизни?
Я снова рванул в легкие воздух, закашлялся и захрипел.
– Свою победу я унесу с собой…
– Ради чего нужна победа такой ценой? Чтобы доказать – что? Кому?
– Всем… что я… есть…
Теплая рука под шеей стиснула мои плечи.
– Мне ты ничего не должен доказывать. Я тебя всегда принимал таким, какой ты есть. И сейчас принимаю, и приму любым – потому что ты мой друг. Как бы далеко ты ни был, как бы редко мы ни общались, я никогда не переставал считать тебя своим лучшим другом. Расстояние никогда не имело для меня значения. Единственное, о чем жалею – что не сказал тебе об этом раньше…
