Текст книги "Журналюга (СИ)"

Автор книги: товарищ Морозов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 25 страниц)

Глава 2

Вместе спустились на первый этаж, вышли из подъезда. Разумеется, никаких тебе кодовых замков: открыл дверь – и всё. Паша шел не спеша, как и положено солидному десятикласснику. Васька почти сразу же побежал вперед, ждать не стал: некогда мне, надо успеть списать домашку по математике. А то Клавдия Васильевна – учительница строгая, обязательно проверит – хотя бы у половина класса. Если не сделал задание – с ходу влепит двойку, а у него и так – одни жалкие троечки в дневнике. Мать за это его ругает, а отец так вообще грозится не дать денег на новый велик. И что тогда делать?

– На моем пока покатаешься, – пожал плечами Паша.

Сам он велосипеды никогда не любил, даже в детстве катался на них неохотно (хотя они всегда у него были).

– Ага, как же! – скривился Васька. – У твоего велика всё переднее колесо теперь погнуто, сплошная «восьмерка». Не слабо ты на нем в фургон въехал! Чинить придется…

Паша пожал плечами – так уж вышло. Васька заторопился в школу:

– Ладно, я побежал! И тебя уже ждут – Вовка с Сашкой, – кивнул на двух пареньков, поджидавших их у перекрестка. Один был высокий, худой (почти как сам Пашка Матвеев), со светлыми волосами; второй – низенький, полноватый, с круглым, почти детским лицом. На носу – большие очки с выпуклыми стеклами (признак очень плохого зрения). Паша подошел, кивнул ребятам по-приятельски.

– Ну, как ты сам, норм? – грубоватым баском поинтересовался высокий блондин. – Тут говорили, что после такого удара обычно в больницу надолго попадают…

– Или вообще дураками навсегда остаются, – добавил полненький.

Паша криво улыбнулся: бог миловал'. Пожал ребятам руки.

– Да, не слабо ты башкой треснулся, чего уж! – продолжил блондин. – Впечатался прямо в бок фургона! Протаранил, как Гастелло – немецкие танки! Аж звон пошел! А потом сидел на земле, глазами хлопаел, ничего не соображал. Хорошо, что мы с Сашкой рядом оказались, отвели тебя домой. И велик твой докатили…

– Спасибо, ребята! – искренне поблагодарил Паша. – Вы настоящие чебурашки! Сейчас уже вроде бы ничего, всё норм, обошлось, как говорится. Голова вот только иногда сильно болит… А вы-то сами как?

Не спеша двинулись к школе. До первого звонка (если судить по часам над входом) оставалась еще уйма времени, почти десять минут.

– Галинка опять зверствует, страх как лютует! – тяжело вздохнул блондин. – Сашке вон «гуся» влепила, – кивнул на своего полненького друга.

«Гусь» – это, надо понимать, двойка, – перевел сам для себя Паша. – А вот у нас в школе «неуды», как правило, «утками» звали. И ведь тоже водоплавающие…'

– И за что же? – поинтересовался Паша.

Надо поддерживать разговор. Это очень полезно – можно узнать что-то важное и интересное из этой новой-старой жизни.

– Да, считай, ни за что! – огорченно махнул рукой полненький Сашка. – Задали нам читать рассказы Горького… ну, эти… которые про босяков. А вчера Галинка вызвала меня к доске, стала спрашивать, что я читал. Я ей честно ответил: рассказ «Коновалов». Она: «И как ты относишься к главному герою?» Я – ей: «Плохо отношусь, потому что это самый Коновалов, главный герой который, совершенно пустой и никчемный человек. Нигде долго не задерживается, работает на случайных работах, а все полученные деньги пропивает. Какая от него польза обществу? Да никакой, один только вред! Мне отец рассказывал, что, когда он работал на Севере, у них тоже такие вот типы были, их называли 'бич» – бывший интеллигентный человек. Они специально на Север вербовались, там много платили… И все деньги потом пропивали. Отец говорил, что некоторые даже по пятьсот-шестьсот рублей в месяц получали!

– Ну, это ты, Сашка, загнул! – грубо перебил рассказчика блондин. – За что же им такие деньжищи? Мой дед вон – целый академик, доктор наук, преподает в вузе, и то всего четыреста с чем-то в месяц имеет. Хотя он уже старый, всю жизнь, считай, наукой занимался! Заслуженный человек, награды имеет!

– Не вру я, Вовка! – с жаром произнес полненький Сашка. – Честное слово! Были такие зарплаты! Пашка, скажи ему ты!

– Верно, – кивнул Паша, – если человек где-нибудь на самом Севере работает да еще в глухой тайге, скажем, в особо трудных условиях, то так платить могут. Геологам разным, буровикам, нефтяникам… Тем, кто важные месторождения для государства разведывает, а потом их осваивает. Но особенно тем, кто работает на золотых приисках. Вот там действительно деньги большие зарабатывают! Но и труд там адский. Вкалывают по несколько месяцев подряд, почти без выходных, вахтовым методом, а потом получают на руки сразу кучу денег.

– И все их тут же спускают! – вклинился Сашка. – Отец рассказывал: у этих бичей самый шик был – пойти в ресторан и всех в зале угостить за свой счет. Или же заказать для себя и гостей всё меню…

– Это как? – не понял Вовка.

– Заказать все блюда, что есть в списке, – пояснил Сашка. – И гуляли там по несколько дней, пока деньги не кончались. А потом снова нанимались на работу, ехали в тайгу на вахту… Совсем как этот Коновалов! Сначала работает, а потом все прогуливает с дружками! Пустой человек, никчемный: у него ведь ничего не было – ни жены, ни семьи, ни смысла в жизни. Натуральный бич!

– В принципе, верно, – согласился Паша. – Ты все правильно понял. Именно так Коновалов и жил. Я тоже читал этот рассказ…

– Вот видишь! – обрадовался поддержке Славка. – А Галинка стала кричать, что я ничего не смыслю в творчестве Горького, что этот Коновалов – символ свободы, что для него невозможно жить, как все, что его пьянство и бродяжничество – это якобы форма протеста против царского режима, душившего всё живое, что он чуть ли не революционер… Поэтому и умер сразу в тюрьме – от тоски и несвободы.

– Ага, выходит, дядя Петя, что тринадцатой квартире живет, – мрачно заметил Вовка, – тоже революционер? Он после аванса и зарплаты несколько дней не просыхает, пока деньги не закончатся. А потом снова за работу принимается.

– Короче, Галинка разоралась и поставила мне «два»! – мрачно закончил Сашка. – А за что, спрашивается? Сама же всегда требовала, чтобы мы свое мнение высказывали. Ну, я ей и высказал… А вышло так, что я же и дураком оказался!

– Эх, Сашка, – вздохнул Вовка, – вот вроде ты уже почти взрослый человек, шестнадцать лет, а рассуждаешь, совсем как мелкий пацаненок. Нельзя учителям – и вообще взрослым – говорить то, что думаешь! Никогда! Никому! А надо только то, что они сами хотят от тебя услышать. Или что в учебнике написано. Учителя ведь, как и все старшие, только для вида твоим мнением интересуются, а на самом деле они всё давно уже решили и по полочкам разложили. И очень не любят, когда с ними спорят. Поступай так, тогда и будешь нормальные оценки получать, круглым отличником станешь – как наша Верочка Сагина. Выйдет, гордость наша, к доске, отбарабанит то, что в книжке прописано или что учитель на уроке долбил, и садится потом с «пятеркой». Все в школе ее любят, в пример другим ставят. Комсорг класса, идет за золотую медаль, потом в МГУ хочет поступать, на истфак. И, скорее всего, поступит – с такими оценками и ее тупым упорством. А ты так и останешься на всю жизнь вечным спорщиком и неудачником…

Паша внимательно посмотрел на Вовку: вроде бы самый обыкновенный парень, школьник-старшеклассник, а рассуждает как вполне уже сформировавшийся, взрослый человек, хорошо знающий жизнь. Что же, это тоже неплохой способ устроиться и сделать карьеру – ни с кем не спорить, повторять только то, что нужно. А также когда и кому нужно.

Хотя, честно говоря, позиция Сашки нравилась ему куда больше – своею честностью и искренностью. Тот говорил действительно то, что думал, что чувствовал. Хотя в жизни ему действительно придется трудно, подумал Паша, набьет себе шишек. Пока не поумнеет.

* * *

Поднялись по белой каменной лестнице, подошли к дверям школы. У них стояли дежурные с красными повязками, проверяли, все ли взяли с собой сменку и дневники. Сашка, скривившись, полез в портфель, достал весьма потрепанный дневник. Когда только успел истрепать? Учебный год же только начался? Вовка безропотно показал требуемое, то же самое сделал и Паша. Внутри школы, в вестибюле их встретила невысокая стройная дама в темно-синем женском костюме и с красной повязкой на рукаве (дежурный учитель), посмотрела строго:

– Проходите скорее, у нас с вами первый урок!

– Здравствуйте, Галина Ивановна! – дружно поздоровались Сашка и Вовка. Паша тоже произнес дежурное «Здрасьте!» Значит, это и есть та самая грозная Галинка, учительница по русскому языку и литературе, которая влепила Сашке «гуся»…

– Матвеев, ты к уроку готов? – спросила, обращаясь к Паше, учительница. – Горького читал?

«Читал, и даже сладкого!» – хотел, как когда-то давно, в своей школе, схохмить Паша, но не успел.

– Так Пашка же на голову контуженный, его пока спрашивать нельзя! – раздался сзади ехидный голос.

Паша обернулся: прямо за ним в вестибюль входила очень симпатичная девочка. Приятное личико, густые длинные волосы до плеч (натуральная блондинка!), бездонные синие глаза, в которых легко можно утонуть. Обычная коричневая девчачья школьная форма с черным фартуком смотрелась на ней, совсем как модное платье. Паша нервно сглотнул…

– Киселёва, к тебе это тоже относится – о поводу Горького, – тут же сказала Галина Ивановна. – Ты готова к уроку? Всех опрошу!

– Я читала! – невинно похлопала длиннющими ресницами девушка и кивнула Сашке и Володьке: – Привет, мальчики!

После чего грациозно пошла к раздевалке.

– Везет Майке, – вздохнул Сашка, – всё ей с рук сходит! Даже если чего-то и не знает, учителя ей почти всегда это прощают и на «четверочку» вытягивают.

– Потому что она красивая! – веско сказал Владимир. – А красивым девушкам многое прощается и разрешается. Им многое можно…

Паша еще раз подивился взрослой серьезности своего (то есть Пашки Матвеева, конечно же) друга. У него самого, кстати, при виде Майи отчего вдруг похолодело в груди и сладко засосало под ложечкой… У Пашки Матвеева с Майей что-то было? Или же он просто влюблен в нее?Первая любовь? В любом случае – это лишние хлопоты и заботы. А иу него, судя по всему, и так будет немало.

Прошли в школьный гардероб, скинули куртки, повесили на соседние крючки, надели сменку. Теперь можно и на учебу…

* * *

Одновременно со звонком вошли в класс литературы – почти такой же, в котором учился когда-то сам Паша (в прежней своей жизни). Два стеклянных шкафа с книгами и учебниками, портреты русских и советских классиков на стенах – от Пушкина и Толстого до Горького и Маяковского. Над доской, как и положено, небольшой портрет Ленина, репродукция с известной картины. Только тяжелые, неуклюжие (хотя и гигиенически правильные) парты, обычно выкрашенные в зеленый или коричневый цвет, уже успели заменить на более удобные и легкие ученические столы и стулья.

Паша слегка притормозил у входа – где же его место? Ребят (и девчат) было много, все пока еще только усаживались, постоянно перемещались по классу… Как бы не ошибиться!

– Чего встал, проходи! – слегка подтолкнул его сзади Володька. – Катька вон тебя уже ждет.

И кивнул на темноволосую приятную девочку в тонких аккуратных очочках за третьем столом крайнего правого (у окна) ряда. Та действительно приветливо улыбнулась и махнула рукой – давай, садись уже! Паша кивнул в ответ и опустился на стул рядом. Посмотрел, что лежит у соседки на столе (учебник по советской литературе для 10-го класса средней школы, тетрадка) и достал из портфеля то же самое. И еще – шариковую ручку. «Хорошо, что не заставляют перьевыми писать, – подумал Павел Матвеевич, – у меня, помнится, они почему-то постоянно текли, пачкали чернилами руки. Очень неудобно было! Да еще заправлять их постоянно приходилось». Скосил глаза – на толстой тетрадке у соседки было аккуратным ученическим почерком выведено: «Тетрадь по советской литературе Екатерины Мелумян». Вот и познакомились…

– Привет! – поздоровались с Катей Сашка и Вовка и сели за стол сзади. «Хорошо, что мы рядом, – подумал Паша, если что, буду спрашивать у них».

В это время в класс вошла Галина Ивановна, все встали и дружно поздоровались с ней. Учительница, оглядела ребят, не спеша села за свой стол и открыла классный журнал.

– Кого сегодня нет?

Поднялась худенькая, невзрачная девочка из среднего ряда, тоже оглядела класс:

– Все есть, Галина Ивановна!

– Прекрасно! – бодро произнесла учительница. – В кои-то веки! Тогда начнем урок. Тема: «Спор о человеке в рассказе Максима Горького 'Старуха Изергиль». Так, кого бы мне спросить?

Галина Ивановна заскользила взглядом по фамилиям в журнале, класс напряженно замер. Похоже, что отвечать никто не рвался.

– Так… Матвеев!

Павел Иванович вздохнул (вот повезло, в первый же урок!), поднялся со своего места и вышел к доске. Встал у стола Галины Ивановны. Сашка ему печально улыбнулся и подмигнул: мол, держись, парень, сейчас она тебя… Катя Мелумян подбадривающее кивнула: ты сможешь!

– Ты вроде бы говорил, что читал Горького? – повернулась к Паше Галина Ивановна. – Давай, рассказывай! Начни с того, как Алексей Максимович изобразил своих героев и почему именно так…

– Собственно, если отвлечься от общей концепции и структуры произведения, – бодро начал Паша (Горького он действительно хорошо знал и даже любил), – мы видим в рассказе три четко выраженных варианта развития личности. Три, так сказать, психологических типа и три судьбы. Первый тип и, соответственно, первая судьба – это личность жертвенная, живущая для других. Это, несомненно, герой первой части рассказа Данко, пожертвовавший самой своею жизнью ради людей, чтобы его соплеменники смогли найти путь к свободе…

Дальше пошло легко и гладко: Паша говорил так, словно читает лекцию у себя на журфаке (он недолгое время преподавал – как раз вел советскую и русскую литературу первой половины двадцатого века). Развил и углубил идею о трех типах личности у Горького, дополнил цитатами из самого произведения. И постепенно увлекся так, что не сразу заметил, что в классе стоит какая-то странная, можно сказать, гробовая тишина, а Галина Ивановна изумленно смотрит на него. При этом глаза ее сделались невероятно большими и почти квадратными…

«Кажется, я заехал куда-то не туда, – запоздало подумал Паша. – Ладно, отступать уже поздно» И несколькими ударными фразами закончил свое выступление.

– Ма-а… Матвеев… – с трудом произнесла Галина Ивановна. – И что это сейчас было? Ты где таких знаний нахватался? Когда успел такие слова-то сложные выучить?

– Так я книжки умные читал! – с невинным видом произнес Павел Иванович. – Попросил родителей принести какую-нибудь хорошую критику по Горькому и, пока дома отлеживался после травмы, читал. Вот и запомнил.

– Ну да, у тебя мама, кажется, в клубной библиотеке работает? – понимающе кивнула Галина Ивановна. – Верно? Она тебе и нашла книжку критических статей по творчеству Горького? Так? А автор кто? Не запомнил? Не Харченко, случайно? Я его статьи тоже читала… Ну что же, на вопрос ты ответил. Не уверена, правда, что ты все понял из того, что прочитал, но запомнил ты хорошо. И ответил, в принципе, достаточно верно. Молодец, ставлю тебе «четыре».

– А почему не «пять»? – нагло посмотрел на учительницу Павел Матвеевич. – Вы же сами сказали, что всё правильно сказал и верно ответил.

В классе глухо зашумели (особенно на задних партах), поддерживая справедливое требование ученика.

– Тихо! – строго прикрикнула на «камчатку» Галина Ивановна. – Не «пять» потому, что ты не сам до этого дошел, а лишь повторил чужие слова. Пока для тебя и «четыре» – как «отлично»… Посмотрим, как напишешь сочинение. Тогда и будет ясно, понял ты по-настоящему Горького или нет. Или только можешь чужие слова повторять…

«Напишу, будьте уверены – напишу! – подумал Паша. – Да так, что еще больше удивитесь!»

Несмотря на явную несправедливость со стороны учительницы, он был доволен – ответил вполне достойно. И возвратился на свое место с видом победителя. Сашка поднял вверх большой палец – молодец, уделал Галинку! А соседка Катя восторженно шепнула: «Ты, Пашка, сегодня просто герой! Считай, „четверка“ в четверти по литературе тебе обеспечена!»

* * *

Два урока по Горькому (разбирали еще пьесу «На дне») пролетели незаметно, следующей была физика. Паша шел на нее в приподнятом настроении. И, как выяснилось, совершенно зря: злая судьба подготовила ему коварный удар.

Кабинет физики, как и во многих школах, располагался на пятом этаже – перед актовым залом. И тоже выглядел вполне стандартно: вдоль стен – высокие стеллажи, плотно заставленные какими-то приборами и учебными пособиями, выше – портреты бородатых (и не очень) деятелей физической науки. Вместо Ленина над доской красовался портрет Ломоносова – тоже вполне длогично.

Физик Петр Алексеевич (бодрый, говорливый мужчина лет сорока-сорока пяти) быстро проверил у трех учеников домашнее задание (к счастью, Паша в их числе на попал) и стал объяснять тему, связанную с оптикой и оптическими эффектами. Соседка Катя тщательно всё записывала в очередную толстую тетрадь, Паша делал вид, что внимательно слушает. На самом же деле мысли его были очень далеко…

Он вспоминал свои школьные годы – когда точно так же сидел за партой и слушал практически аналогичный урок. Только преподавала у них женщина, Вера Николаевна, неплохо к нему относившаяся… Даже учебник по физике показался ему очень знакомым – явно читал его когда-то. Впрочем, это было неудивительно – все школьные учебники в СССР были одинаково-стандартными и переиздавались из года в год почти что без изменений.

Интересно, подумал Паша, а есть ли в этой новой-старой жизни сам я? Молодой, бестолковый Пашка Мальцев, студент журфака МГУ? Прикинул по годам: он должен сейчас учиться на втором курсе университета, значит, в городе отсутствует – весь второй курс по традиции осенью отправляли на картошку, Практически на полтора месяца, до начала-середины октября.

«А интересно было бы посмотреть на самого себя в молодости, – подумал Паша. – Может, даже поговорить с собой, поделиться кое-чем, предупредить о чем-то, чтобы не наделал глупых ошибок». Как он сам когда-то… Но возможно ли это? Вот в чем вопрос.

Паша настолько погрузился в свои размышления и воспоминания, что очнулся только тогда, когда почувствовал, что его настойчиво пихают в бок. Удивленно посмотрел на Катю: ты это чего? Та показала глазами на учителя – тебя вызывают.

– Матвеев, – повторил (уже, видимо, во второй или третий раз) физик, – О чем ты там замечтался? А ну-ка, быстро давай к доске!

Паша снова вздохнул: вот не везет, опять его вызывают! Выходить и отвечать совсем не хотелось. Но что делать, придется!

Поднялся, вышел к доске. Как оказалось, Петр Алексеевич нарисовал схему падения солнечного луча на вертикальную поверхность и просил рассчитать, какой же будет угол отражения. Паша взял в руки мел и замер у доски: совершенно не понимал, как и с чего начинать.

– Ну, что же ты, Матвеев? – недовольно протянул физик. – Задачка же простая! Для тебя на две минуты! Какой здесь должен быть угол отражения?

– Угол падения равен углу отражения, – мрачно произнес Паша и снова уставился на доску.

Потом сказал:

– Простите, Петр Алексеевич, что-то я себя плохо чувствую – голова сильно болит. Это после недавнего падения с велосипеда…

– И что, ты теперь ничего не помнишь? – удивился учитель.

– Ну, кое-что помню… – протянул Паша. – Местами.

– Здесь помню, а здесь – нет? – хохотнул, повторяя известную фразу из популярного советского фильма «Джентльмены удачи» Павел Алексеевич. – Ладно, Паша, садись! Хотел, чтобы ты «пятерку» лишнюю заработал, да видно – на судьба. Сагина, давай к доске!

Гордость класса, комсомолка и будущая золотая медалистка Вера тут же вылета из-за первой парты (а где еще сидеть круглой отличнице?). Она свысока глянула на Пашу и принялась что-то быстро чертить мелом на доске. Ей, похоже, хотелось непременно всем доказать, что и в сложной физике – она лучше всех в классе…

Паша с явным облегчением прошел на свое место. Катя сочувственно на него посмотрела и тихо посоветовала сходить на перемене в школьный медпункт – попросить у медсестры таблетку анальгина. Паша покачал головой: ничего, как-нибудь досижу. Мол, и так много пропустил, надо донять…

Катя хмыкнула: раньше Пашка Матвеев такой прилежностью и любовью к учебе никогда не отличался. Наоборот, всегда был рад пропустить пару уроков или же даже пару-тройку учебных дней. Да и домашние задания делат так себе… А хорошие оценки (кроме русского языка и литературы) получал исключительно благодаря отличной памяти и явной склонности к точным наукам. В эпоху научно-технической революции в СССР это очень ценилось. К тому же Пашка всегда активно участвовал во всех школьных мероприятиях (будь то сбор металлического лома или же макулатуры) и еще участвовал в разных районных олимпиадах по математике и естественным наукам, что приносило школе дополнительные очки в негласном (но очень важном!) соревновании между средними учебными заведениями города. Поэтому директриса (а за ней – завуч и почти все учителя) относились к Пашке весьма снисходительно и прощали ему мелкие шалости и пропуски уроков. Но теперь, похоже, что-то в ее друге изменилось… Неужели травма головы так на него подействовала? Интересное явление!

Катя еще раз внимательно посмотрела на своего соседа и решила, что нужно за ним понаблюдать подольше. Она собиралась после школы поступать в медицинский институт (мама-педиатр советовала в Первый мед, а папа-стоматолог – в Третий, стоматологический), поэтому все, что касалось тела человека и его состояния (и особенно – мозга), ее очень интересовало. Вполне возможно, что она выберет для себя в будущем медицинскую специализацию, как-то с ним связанную…