Текст книги "Фотоувеличение (СИ)"

Автор книги: Torry-Katrin

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

– А зачем ты врёшь мне?!

– Но я не вру! Ты спросил, я ответил. Так и было, Том, клянусь, поверь мне! Я бы ни за что не стал тебя обманывать, особенно в таких вещах, – Билл мелкими шажками подошёл ближе, желая угомонить брата, но тот отшатнулся назад. – Помнишь, мы тогда ещё…

– Ты… – Тома всего затрясло, его мышцы напряглись, а всё лицо запылало красными пятнами. Он сжал кулаки, хрупкий предмет в руке опасно затрещал. – Ты можешь не начинать свои предложения с этого слова?! Пожалуйста! Это что, так трудно? Или ты не понимаешь, что я теперь не всегда смогу ответить на твой вопрос положительно?!

Удар был таким мощным, что игрушка разлетелась на мелкие осколки, покрыв палас сверкающей россыпью. Том замахнулся молниеносно, младший даже не успел испугаться или что-нибудь предпринять. Он так и стоял, замерев на вдохе, не подавая никаких признаков жизни. Лишь дрожащие то ли от обиды, то ли от страха губы и большие влажные глаза выдавали его истинное состояние. Женщина, устроившаяся в самом уголке нашего экрана, вздрогнула, зажав себе рот рукой, чтобы не закричать, но с места не сдвинулась. Билл медленно опустил голову вниз, смотря на свои ноги. Том машинально проследил за его взглядом и чуть не умер на месте. Тоненькие струйки крови лениво стекали по пальцам правой ноги брата, завораживая своей неторопливостью и яркостью цвета. Один осколок всё-таки зацепил его. Вид крови мгновенно отрезвил разбушевавшегося подростка. Сорвавшись с места, он уже через секунду сидел на коленях у ног близнеца и зажимал кровоточащую рану руками.

– Прости. Билл, слышишь, прости меня, я не хотел. Я не знаю, как так получилось, честно. Господи, столько крови…всё из-за меня. Я причинил тебе боль, я ранил тебя. Прости, прости! – парень раскачивался, словно успокаивая самого себя, и уже непонятно было, к кому конкретно он обращается в данный момент.

Мать, прислонившись лбом к стене, стояла закрытыми глазами и не двигалась. Угол надежно скрывал ее присутствие.

– Всё хорошо, – прохрипел раненый мальчишка, еле совладав с собственным голосом. – Не беда. Я сам виноват, ты прав, нужно было думать, прежде чем что-то сказать. Я ведь знаю, как для тебя это важно.

Том вцепился в штанины его спортивных штанов и отчаянно замотал головой. А Билл всё продолжал, с каждым сказанным словом неосознанно вонзая новый кинжал в сгорбленное у его ног тело.

– Ты, главное, не переживай, ладно? Рана не смертельная, быстро пройдёт, даже шрама не останется. Ну, с кем не бывает, подумаешь. Сейчас перевяжу, а потом заберем диски из гаража, да? Пусть здесь стоят, им тут самое место, ты прав.

– Нет, – ответил Том, поднимаясь с колен. – Не нужно. Мне ничего не нужно. Только прости меня.

– Ты что, плачешь? Не надо. Я прощаю, прощаю, слышишь меня, только не реви. Кто из нас старший, а? – слабо улыбнулся Билл и осторожно поднёс ладонь к щеке брата.

Том схватился за его плечи, словно желая убедиться, что близнец и в самом деле не злится на него. Но ведь он только что причинил ему такую боль, как можно простить такое? Он и сам бы себя не простил.

– Ну что, мальчики, я смотрю, наша красавица-ёлка готова? – женщина вышла из-за угла, как ни в чём не бывало, будто только-только спустилась с лестницы. Никто не подозревал, каких трудов ей стоило держать себя в руках.

Братья мгновенно отшатнулись друг от друга.

– Мама?

– Ну конечно, кто же ещё, – она вполне убедительно рассмеялась.

– Да, мы тут это… Игрушку случайно разбили. Сейчас всё уберём.

– Хорошо. Том, можно тебя на минутку? Мне нужна твоя помощь наверху.

– Но мне нужно помочь Биллу.

– Это ненадолго. Пожалуйста.

Подросток покосился на недоумённо пожавшего плечами близнеца и зашаркал по направлению к лестнице.

Билл остался один. Проводив взглядом брата и мать, он разворачивается прямо к нам, пристально всматриваясь в экран. Поколебавшись несколько секунд, протягивает руку вперёд.

Картинка исчезает.

*****

– Такое чувство, что я куда-то уплываю. Далеко-далеко, туда, откуда не возвращаются. Пока я ещё в пути, но с каждым днём расстояние сокращается, а поворачивать назад всё труднее. Иногда просыпаюсь утром, а в голове ничего. Пусто. И вроде бы страшно должно быть, но как можно бояться, если ты не знаешь, что это за чувство? Сижу, смотрю по сторонам и ничего не узнаю. Ни своей комнаты, ни окружающих предметов, ни имени, ни того, кто или что я такое. Абсолютный вакуум. Всё новое, незнакомое, даже не чужое, а просто неизвестное. Я как белый лист – пиши, что хочешь. И только потом, спустя какое-то время, сознание начинает проясняться, а предметы и действия обретают значение и смысл. У меня это уже как обряд. Открывая глаза, я первым делом произношу вслух своё имя, фамилию, возраст, вспоминаю вас с мамой, как вы выглядите, какие у вас голоса, смех, и только тогда успокаиваюсь. Но с каждым новым днём подъём из глубин памяти становится всё более затруднительным. Если раньше мне требовалось на это всего несколько секунд, то сейчас процесс затягивается на минуты. Вообще-то, я не могу точно описать разницу. Если ты не знаешь, что такое время, то оно для тебя как бы и вовсе не существует. Поэтому я делаю выводы, опираясь только на свои ощущения. Иногда на меня находит озарение. Я вдруг начинаю понимать, как много я уже забыл, какие огромные куски прошлого взяли и исчезли, испарились, рассеялись, как дым. Нет, я, конечно, не помню, что именно забыл, но зато хорошо чувствую внутри своего тела огромную чёрную дыру. И она всё разрастается и разрастается. Она уже стала частью меня. Или я стал частью её? Меня засасывает на самое дно пропасти, и нет сил сопротивляться. Будто кто-то дёрнул за стоп-кран, и всё остановилось, замерло, а потом дало задний ход. Я даже говорить стал не так, как раньше, половина моего словарного запаса куда-то подевалась. Ты думаешь, я не вижу, не замечаю, каким стал, как сильно изменился, но я всё понимаю. Злюсь и нервничаю, когда вижу до боли знакомый предмет или вещь, но не помню её названия, хотя точно знаю, что должен. Это не простое беспокойство, это страх. Такой, что с головой накрывает. А моя агрессия как защитная реакция. Но я себя не оправдываю, ни в коем случае. Всё, что я в последнее время вытворяю, как веду себя – отвратительно. Я ненавижу себя за то, что стал причинять вам с мамой не только душевную боль, но и физическую. Билл, я ударил тебя уже два раза. В первый раз синяк остался, после второго кровь из носа пошла. Как я мог? Что со мной такое? Ведь ты мой брат, я тебя люблю. На маму не раз замахивался, держа в руке… Не помню. Но это было что-то большое. Могла случиться страшная беда. Всё вышло из-под контроля, я не могу себя сдерживать, страх перед неизвестностью ослепляет…и вот я уже не вижу грани между плохим и хорошим. Я опасен.

Том лежал на коленях брата, уткнувшись лицом ему в живот, и тихонько сопел. Тот, лениво перебирая его дреды, смотрел куда-то сквозь стену, не мигая, и внимательно слушал, не перебивая.

Камера молчаливо стоит на привычном месте, на тумбочке, исправно работая. Покорно снимает двух отрешенных близнецов, давно уже привыкших к ее присутствию. В комнате повисла полнейшая тишина, словно нам выключили звук, и только размеренное тиканье стоящих рядом часов говорит о том, что всё в порядке.

– Почему ты решил рассказать мне обо всём этом именно сейчас? Обычно ты молчишь, из тебя и слова не вытянешь.

Парень поджал губы и грустно улыбнулся.

– Потому что сегодня особенный день.

– И что же в нём особенного? Обычное пятое мая.

Том обнял одной рукой близнеца за талию и прижался к нему ещё теснее, вдыхая аромат свежевыстиранной футболки.

– Я хочу разговаривать с тобой, хочу слышать твой голос. Уже поздно, но ты ведь посидишь со мной?

– Конечно. Просто ты какой-то странный. Что-нибудь случилось?

– Случилось, и уже давно, только это не имеет никакого значения. Просто не уходи.

– Я здесь, – Билл успокаивающе провёл подушечкой пальца по щеке брата и задумался. – Том, мне кажется, этого просто не может быть.

– Ты о чём? – подросток слегка отстранился и заинтересованно посмотрел на него снизу вверх.

– О том, что когда-нибудь ты вообще всё забудешь. Как это возможно? Что ни говори, а я не верю. Взять хотя бы меня. Твоя болезнь врождённая, так говорят врачи. То есть, как только ты появился на свет, она сразу же стала частью тебя. Сидела тихонько внутри до тех пор, пока тебе не исполнилось шесть, верно?

Том нерешительно кивнул.

– Но ведь мы с тобой были знакомы ещё до рождения, мы всегда были вместе. Уже тогда у нас была память, пусть на подсознательном уровне, в виде каких-то ощущений, но ведь была же. Да, возможно, ты забудешь то, что было после твоего рождения, но не до, – на его лице засияла победная улыбка. – Том, ты не можешь забыть меня, понимаешь? Даже болезнь здесь бессильна. Наша связь сильнее её.

Подросток задумался. Рассуждения брата ему определённо понравились, хотя он и не понял значение некоторых слов, но оптимистичное настроение Билла передалось и ему.

– Было бы здорово. Но твоё лицо я всё равно забуду, а это важно. Что тогда делать? Я уже много лиц забыл. Сплошное белое пятно, когда пытаюсь вспомнить.

– И слышать ничего не желаю, – мальчишка демонстративно закрыл ладонями уши. – Этому не бывать. Обещай, что всегда будешь помнить меня, что бы не случилось.

– Как я могу пообещать такое, если не уверен, что смогу выполнить это обещание?

– У нас ведь правило. Всегда держать слово. Скажи это и всё, тогда ты уже не сможешь нарушить обещание.

– Думаешь?

Брюнет активно закивал.

– А что, если…

– Обещай мне, – жёстко потребовал младший близнец, не сводя серьёзного взгляда с растерянного брата.

– Обещаю, но только потому, что я тебе верю.

– Вот увидишь, ты можешь забыть, на какой планете живёшь, но я ни за что не исчезну из твоей памяти.

Том ничего не ответил. Он беспокойно заёрзал, меняя позу, закрыл глаза, вытянул руку и ухватился за лодыжку брата, легонько её поглаживая.

– О чём вы с мамой разговариваете? – Билл задал давно мучавший его вопрос. – Закрываетесь в комнате, меня не пускаете, ничего не рассказываете. Что у вас за секреты?

– Билл, не выдумывай, – небрежно отмахнулся парень.

– А сегодня она вообще вся в слезах от тебя вышла. И опять молчит. Я чувствую себя глупо. Что за тайны такие?

– Мама очень любит нас, помни это, – немного погодя, сказал подросток.

– Причём тут это? – нахмурился брюнет, скривив губы.

– Она любит нас и хочет как лучше, – не обращая внимания на вопросы, Том продолжал. – Она знает, что делает. Ты должен ей верить, – он неожиданно приподнялся на локтях, глядя прямо в глаза, будто вовремя опомнился. – Теперь ты пообещай мне, что не будешь злиться на неё.

– Что за глупости ты просишь, – усмехнулся мальчишка.

– Ей сейчас очень нелегко, ей нужна поддержка.

– Не понимаю.

– Просто пообещай, что не бросишь её одну.

– Том, я люблю маму, о чём речь вообще?

– Она у нас самая лучшая.

– Вот именно, у нас. Не знаю, что на тебя нашло под вечер, но хорошо, я обещаю.

– Спасибо, – облёгчённо выдохнул парень и лёг обратно, благодарно улыбнувшись. – Билл, я тебе сейчас вопросы буду задавать. Сможешь честно ответить? Это важно.

Пока старший близнец не видел, черноволосый мальчишка закатил глаза.

– Как будто я такое брехло, честное слово, даже обидно.

– Представь, что меня нет. Каким ты видишь себя, к примеру, через десять лет?

– Как это тебя нет? – недоумённо спросил мальчишка.

– Ну, будто меня – бах! – и не стало.

– Ещё лучше!

– Хорошо, давай так. Представь, что меня никогда и не было, и вот тебе двадцать пять.

– Что-то мне всё это не нравится. Какие-то левые вопросы, – Билл с подозрением покосился на брата. Что-то было не так.

– Подумай. Кем ты работаешь, как выглядишь, у тебя есть жена, дети?

– Ради бога, Том, какая ещё жена? – мальчишка от души расхохотался, как только вообразил себя идущим под руку с девушкой в свадебном платье.

– Почему нет? Ну хорошо, согласен, сейчас сложно это представить. А работа? Кем ты себя видишь?

Билл вытянул губы трубочкой и постучал указательным пальцем по носу. Задумался.

– Не знаю, кем именно я стану, но моя работа должна быть связана с движением.

– То есть, не в офисе?

– О нет, нет, ни в коем случае. Хочу выглядеть солидно, иметь наушник в ухе, и чтобы я такой крутой шёл по улице или коридору бизнес-центра, решая всякие разные важные вопросы, раздавал всем советы. На ногах начищенные кожаные ботинки, обязательно чёрные и жутко дорогой фирмы, мего-навороченная тачка, тоже чёрная, хотя может и белая, посмотрим. В руках кожаная сумка или кейс. У меня отдельный кабинет со стёклами до пола, но меня там почти не бывает. Я всегда занят, а для решения мелких проблем у меня есть личный помощник, которому я могу поручить всё, что угодно, вплоть до того, чтобы заехать в детский сад за детьми, если, конечно, они у меня будут, что вряд ли. Так, что ещё… Мне двадцать пять, а это значит, должна быть новая причёска, не буду же я с этими паклями всю жизнь ходить. Во-первых, я их выпрямлю, чёлку оставлю, а сзади слегка подкорочу и выбрею на висках. Во-вторых, куплю средство, чтобы волосы блестели и переливались на солнце.

– А мне кажется, тебе длинные пойдут.

Том поднялся, опираясь одной рукой через брата, и погладил его по щеке.

– Думаешь? – соблазнительно улыбаясь, спросил брюнет.

– До плеч, быть может ниже. Чтобы они не лезли тебе в глаза, ты будешь постоянно заправлять пряди за ухо, а те, что всё-таки выбьются – сдувать, как ты это обычно делаешь, – тихо говорил парень, заворожено глядя на смущённого близнеца. – Они будут такими мягкими и шелковистыми, что всем захочется их потрогать, зарыться пальцами, сделать лёгкий массаж, – он проделал всё, о чём размеренно говорил. Билл отклонил голову назад, наслаждаясь нежными прикосновениями и тихим шёпотом брата, который уже наклонился чуть вперёд, почти касаясь его приоткрытых губ своими. – Ты будешь таким красивым, Билл. Может даже станешь звездой или моделью, с такой-то внешностью. На тебя уже все заглядываются, а что же будет через пару лет? Толпы поклонников обеспечены. И кому же ты такой достанешься?

Мальчишка распахнул глаза.

– Что значит кому?

– Ты знаешь. Я не смогу быть с тобой. Слишком мало времени осталось, поэтому я хочу знать о твоём будущем хоть что-то, пусть даже и забуду это в скором времени. Потому и задаю все эти вопросы.

– Не нужны мне никакие толпы, ясно? Кроме тебя вообще никто не нужен, я даже думать обо всём этом не хочу. Если в моём будущем нет тебя, значит, и будущего у меня тоже нет. Если ты хочешь от меня избавиться уже сейчас, то хрен тебе это удастся! Я тебя никуда не отпущу. И на вопросы твои дурацкие отвечать больше не буду, пойду лучше спать.

Билл попытался подняться, но брат прижал его к спинке кровати и глубоко поцеловал. Руки брюнета, вначале оказывающие сопротивление, постепенно расслабились, а потом и вовсе ласково обвили шею близнеца.

– Это нечестно, – обиженно пробубнил мальчишка между короткими поцелуями, инициатором которых был уже он сам.

– Зато эффективно.

– Ребята из школы постоянно спрашивают о тебе, – внезапно перевёл он тему в другое русло.

– Передавай им привет.

– Ты мог бы как-нибудь сам зайти к нам.

– Нет, я слишком скучаю по школе, и если вернусь, будет только хуже.

– А хочешь, я завтра возьму с собой камеру на уроки? Тебе и идти не надо, и увидишь всех, – обрадовался мальчишка своей отличной идее.

– Неплохая мысль. Только если Альфред опять будет корчить рожи, дай ему в нос.

Брюнет рассмеялся.

– Это всегда пожалуйста.

– Билл?

– М?

– Так как насчёт жены? Опиши её, я хочу знать.

– Да откуда я знаю, – он всплеснул руками. – Может, у меня вообще не жена будет, а муж.

– О, это уже интереснее. То есть, девушки тебя мало интересуют? Но ведь и парней у тебя не было. Не считая меня.

– Нууу…

– Что?? – встрепенулся подросток.

– Да нет, ничего такого, просто был один случай, ещё до того, как мы с тобой начали… ну, ты понимаешь, – Билл, пряча глаза, накрутил прядь волос на палец.

– И ты молчал?

– Ну, Том, не обижайся, – просюсюкал брюнет, прижимая к себе не сопротивляющееся от негодования тело брата.

– Ты с пеной у рта доказывал, что кроме меня тебе никто и никогда больше не нравился!

– Так и было! Почти…

– Просто невероятно! И кто этот счастливчик?

– Между нами ничего не было, просто симпатия, – быстро протараторил Билл. – Это Рэй Дэвис из параллельного, американец, помнишь его?

– Рэй Дэвис? Это тот очкарик зачуханный? Это он тебе понравился?! – Том навалился на брата, безудержно хохоча. Ревности можно было дать отбой.

– Между прочим, он очень даже симпатичный. Ему бы подсказать, как одеваться, прическу новую сделать, тогда он кому угодно фору даст. И кстати, в общении он очень приятный.

– Ты общался с ним?

– Он меня как-то в кафе приглашал.

– Тебя парень впервые пригласил в кафе, а родному брату сказать об этом не соизволил? Пффф, да ты просто сволочь, Билл.

– А что такого-то? Он же без задней мысли.

– Мне кажется, как раз именно с ней.

– Зря я тебе об этом сказал. Молчал бы и дальше, – насупился мальчишка.

– И что, – помедлив, решился спросить старший близнец. – У тебя к нему было влечение?

Билл задумался.

– Можно и так сказать. Хотелось разговаривать с ним, сидеть рядом, следить за движениями губ, рук, хотелось поцеловать его взасос, завалить на обеденный стол и…

Мальчишка перевёл взгляд на брата, и, заметив, что тот уже почти при смерти, в голос рассмеялся.

– Только не говори, что ты поверил, – не унимаясь, до слёз хохотал младший.

– Это было жестоко.

– Вот, я же говорю, ты никогда меня не слушаешь! Что я недавно сказал? Никто, кроме тебя, мне не нужен.

Билл обхватил голову брата руками, притягивая его к себе, желая сделать поцелуй как можно глубже. Том с охотой отвечал, однако, вскоре мягко отстранился. Он лёг на грудь близнеца, ерзая по ткани футболки щекой.

– На самом деле, мне всё равно, кто это будет. Девушка или парень… Он или она, какая разница. Лишь ты был счастлив.

– Том…

– Нет, Билл, послушай. Поверь, сейчас мне и самому не доставляет никакого удовольствия говорить об этом, но мне необходимо знать, что с тобой всё будет хорошо. Даже без меня. Мы оба понимаем, что всё это рано или поздно закончится. Настанет день, когда нам придётся расстаться. Будь моя воля, я бы никогда не оставил тебя.

– Том, что всё это значит? Ты такой странный, – разволновался брюнет. Они и раньше разговаривали об их будущем, но в этот раз всё было иначе. От каждого слова брата сердце неприятно щемило и стягивало, словно грубой верёвкой с шипами.

– Я же сказал, сегодня особенный день, – грустно улыбнулся тот, невесомо проводя губами по носу и подбородку брата.

– Ты ничего не хочешь мне сказать? – Билл мягко надавил ему на плечи, серьёзно заглядывая в глаза, которые тот старательно отводил.

– Вообще-то, хочу, – Том прикрыл веки и торопливо облизнул верхнюю губу, собираясь с мыслями. – У тебя всё будет хорошо, Билл, я это точно знаю, во сне видел. Ты сильный, намного сильнее меня. Иногда я думаю, почему именно я, что я такого натворил, чтобы так жестоко меня наказывать. Почему я оказался в списке тех нескольких десятков человек во всем мире, страдающих этой чертовой болезнью, разрушающей память. Думаю, кого так прогневал, что теперь меня нельзя вылечить. За что? Ведь мне всего пятнадцать. Но что толку обижаться на судьбу, жалеть себя и ныть, типа, кто-кто, а уж я этого точно не заслужил? Раз так случилось, значит, неспроста. Там, на небесах, не ошибаются ведь. Наверное, во всём этом есть какой-то смысл, я, правда, пока не очень-то понимаю, какой именно. Просто знай: что бы ни случилось, я всегда буду с тобой, даже если моя память подведёт меня, если я забуду твоё имя и лицо, даже если потеряю связь с реальностью. Я навсегда привязан к тебе. Не хочется врать – мне очень страшно. Я даже спать стал плохо. Сердце так и стучит, будто молотом в подушку. Но мне станет намного легче, если ты пообещаешь стать счастливым. Во что бы то ни стало. Я узнаю об этом, почувствую.

– Знаешь, что мне сейчас хочется? – грозно прошептал Билл.

– Что?

– Ударить тебя, чтобы чепуху всякую не нёс.

– Это не чепуха. Для меня это важно.

– Тогда почему у меня такое ощущение, что ты умирать собрался? Твоя болезнь неизлечимая, а не смертельная.

– Ты прав, не обращай внимания, что-то я в последнее время совсем тряпкой стал. Уже поздно, – посмотрев на настенные часы, Том, вопреки предположениям брата, никуда не ушел. Только придвинулся ближе и как-то загадочно посмотрел на него, щекоча подушечками пальцев мелкие волоски на шее.

Билл скосил глаза на его руки, хитро прищурившись.

– Это то, что я думаю?

– Просто хочу сделать так, чтобы ты сегодня спал без задних ног, – подросток поиграл бровями и задрал коротенькую футболку напряжённого в предвкушении близнеца.

– Даа? Звучит заманчиво. А ты не вырубишься в самый ответственный момент, как в прошлый раз?

– Обещаю, в этот раз всё будет по-особенному.

– Особенный день, особенный секс. Что-то явно не так с тобой, а?

– Сегодня не будет секса, сегодня мы будем заниматься любовью.

– О, Том, ты меня заинтриговал.

Парень хищно облизнулся, и, повалив брата на спину, лизнул его щёку. Затем спрятал язык и маленькими поцелуями пробежался от скулы к губам, с жадностью их засасывая. Билл улыбался как ребёнок, радуясь неожиданным ласкам старшего близнеца, ведь обычно они редко позволяли себе проявления таких трепетных чувств. Даже несмотря на то, что они уже давно перестали стесняться своих необычных отношений, внутри каждого установился прочный барьер, не позволявший им раскрепоститься окончательно и действовать согласно своим истинным желаниям.

Том не хотел торопиться. Сегодня у него была другая задача. Уткнувшись лицом в тонкую шею брата, он впитывал в себя аромат его кожи, надеясь запечатлеть его в своём подсознании и запереть там навсегда. Рука, словно в нерешительности, гладила острые плечи, часто вздымающуюся грудь, спускалась к поясу легких штанов, как бы невзначай задирая тонкую ткань футболки. Билл послушно принимал ласки, подняв голову вверх, невольно ёрзая на постели, когда брат дотрагивался до особенно чувствительных участков тела. Том отслонился всего на мгновение, снимая с себя майку и обнажая красивый юношеский торс, после чего проделал то же самое с братом. Тот просто светился он счастья. Дыхание стало частым и шумным, отчего плоский живот то вздымался, то опускался в такт. Потемневшие почти до абсолютной черноты глаза блестели от удовольствия, а ладони чуть взмокли, выдавая приятное волнение.

– Давай сразу разденемся, – предложил Билл, взявшись за шнурок на своих спортивных штанах.

– Нет, я сам всё сделаю.

Билл лишь пожал плечами, и, обхватив брата за шею, снова потянул его на себя.

Том исследовал покорного близнеца с такой тщательностью, словно видел его впервые в жизни. Ему хотелось испытать всё заново. Поцеловать каждый миллиметр родного тела, знакомясь с ним будто впервые. Он водил носом по любимой груди, попутно засасывая теплые горошинки затвердевших от ласк сосков, мокрыми дорожками поцелуев спускаясь к животу, медленно сходя с ума от того, как брат резко втягивает его от накатывающих волн возбуждения, отчего и без того отчетливо виднеющиеся ребра выпирали еще сильнее. Билл нетерпеливыми пальцами зарылся в его дреды, желая усилить давление на эту область, и закусил губу, дожидаясь, когда же брат начнёт действовать более решительно. Его до сих пор смущал тот факт, что он возбуждался гораздо быстрее и всегда кончал первым. Конечно, Том никогда не смеялся над ним и ничего не говорил, но неприятный осадок, возможно, даже обида на самого себя, сидели где-то глубоко внутри и не давали покоя. Если его и дальше будут так приятно мучить, то всё закончится, так и не начавшись.

– Том, – щёки брюнета порозовели уже не только от поднявшейся температуры. – Пожалуйста, я уже готов. Не тяни.

Парень с тяжёлым вздохом, полным сожаления, поднялся на колени, и, подхватив резинку штанов, спустил их с близнеца, с полуулыбкой отметив заметный бугорок в трусах. Пока тот выпутывался из них самостоятельно, Том разделся полностью и сам.

– Может, мне тоже? – брюнет указал на оставшуюся, на его взгляд, совсем не нужную часть одежды.

– Нет. Иди ко мне.

Том потянул его на себя, заставив встать на колени. Оказавшись лицом к лицу с братом, старший легонько подул на него теплой струйкой воздуха. Тот разулыбался, сморщив нос.

– Что ты делаешь?

– Пытаюсь запомнить твою улыбку.

Поцелуи несдержанные, резкие, рваные. Он хочет медленнее, но не получается. Руки беспорядочно шарят по покрывшемуся испариной телу, надавливая на позвонки, заставляя выгибаться и удовлетворенно стонать, прижимают за худые бёдра к себе, чувствуя нетерпение близнеца, который уже почти висит на шее, не в силах больше держаться на ногах.

Билл толкался вперёд и хныкал, не понимая, зачем брат так издевается над ним. Ладони Тома вспотели и скользили уже не так плавно. Он мучительно нежно ласкал внутреннюю часть бедер младшего близнеца, сходя с ума от его тихих поскуливаний и сухих губ, которые массировали мочку его уха. Прижав к себе за затылок, Том глубоко поцеловал брата, одновременно поглаживая его промежность. Тот тут же оживился и начал толкаться, железной хваткой прижимая старшего к себе за плечи, оставляя на них белые пятна от чересчур сильного нажима, даже не замечая ответных болезненных стонов.

Тому еле удалось оторвать от себя брата, уже потерявшего границы реальности, и уложить его обратно на кровать. Билл истерично хихикнул, понимая, что, наконец, дождался самого главного, и прикрыл глаза, рассеянно улыбаясь. Но сладко мучавший его парень не торопился. Он вспомнил о камере и повернулся к ней, устремив взгляд прямо в объектив, словно желая передать ей всю свою немую боль, яркой вспышкой мелькнувшей во взгляде. Нужно, чтобы эта техника записала не только изображение, но и чувства.

Он сел на колени, продолжая хаотично гладить горячее тело Билла, безмолвно любуясь им. Словно загипнотизированный, он рассматривал его как нечто неземное и удивительное. Все звуки резко исчезли, а мир сомкнулся до пределов этой комнаты, этой кровати, где нет никого вокруг, только они вдвоём. Том смотрел на брата и не мог поверить, что когда-нибудь забудет его, забудет всё, что между ними было. Проснётся однажды утром и даже не вспомнит, что у него есть брат, самый дорогой человек на свете, за которого он когда-то запросто мог отдать жизнь. Ведь это невозможно. Ведь так не бывает. Билл так сказал, а он ему верит. Пусть сотрется имя, даже лицо…но чувства, они ведь не могут никуда исчезнуть? Память не только в голове, она есть и у тела. Оно точно ничего не забудет, просто не сможет, и никакая болезнь этому не помешает.

Из Тома словно вытекала душа. Он почти чувствовал, как мучительно и болезненно она просачивается сквозь кожу, вырываясь из него так отчаянно, словно все эти годы ей хотелось свободы. Будто стоит только протянуть руку – и вот она, пойманная за изворотливый хвост. Только вот обратно загнать ее нельзя.

Сейчас его глаза – это камеры, включившие функцию фотоувеличения и пытающиеся запечатлеть всё в мельчайших подробностях, зафиксировать. Глядя на обнажённого близнеца, Том постепенно растворялся. Билл… Его приоткрытые, раскрасневшиеся от поцелуев губы, чёрные пушистые ресницы, острые выпирающие ключицы, которые всегда привлекали к себе особое внимание и манили прижаться к ним губами, раскиданные по подушке волосы…

И Том сдался.

Всё его напускное спокойствие, сдержанность и холодность рухнули в одночасье. Понимание, что всё это он потеряет уже совсем скоро, затопило с головой, перекрыв доступ к кислороду. Он словно подкошенный рухнул на брата, чересчур сильно сжав его талию, сдавив бёдра напряженными руками, мышцы в которых будто задеревенели. Зажмурился так крепко, что в глазах замелькали разноцветные пятна. Билл скривился от неприятных ощущений, не понимая, почему близнец причиняет ему такую боль.

– Том, ты… – он осёкся, почувствовав что-то влажное на своем плече. – Ты что, плачешь? Почему?..

– Нет, я… Я сейчас, дай мне всего минутку, – подросток часто моргал, задерживая дыхание, силясь прогнать из себя черноту, внезапно обволокшую сердце. Он встряхнул головой, пытаясь незаметно стереть слезы. Шмыгнув носом, Том натянул фальшивую улыбку и посмотрел в обеспокоенные глаза брата, трепетно заправляя прядку его непослушных волос за ухо.

– Ты меня пугаешь, – мальчишка проследил за его движением, поймав мокрую дрожащую ладонь на лету. – Может, просто ляжем спать?

– Нет-нет, всё хорошо, правда. Билл, скажи, что ты любишь меня. Скажи, что не забудешь, что будешь помнить за двоих?

– Да что с тобой?! Ты себя хорошо чувствуешь? – брюнет заботливо приложил ладонь к его лбу.

– Скажи. И мы продолжим. Скажи это, мне больше ничего не нужно. Пожалуйста, – умоляюще прошептал прямо в его губы.

– Конечно, я люблю тебя. Больше жизни, ты же знаешь. Ты мой брат, мой близнец, как я могу забыть тебя. Это невозможно. Я всё-всё помню, и это никогда не изменится. Я тебя люблю, Том.

– Честно?

– Клянусь.

Они и не знали, что это можно делать как-то иначе. Ласкать друг друга до умопомрачения, до несдерживаемых, восхищённых стонов и невнятных неприличных ругательств. Билл думал, что попал в рай, свой персональный рай, у него даже не было сил сделать что-нибудь в ответ, поэтому он просто эгоистично распластался по постели и с благодарностью принимал ласку близнеца.

Том впитывал его в себя до капли, оставляя влажные отметки поцелуев на каждом сантиметре бледной кожи, на каждой выпирающей венке и косточке. Он чувствовал, что брат долго не продержится, его стоны стали настолько громкими и вызывающими, что приходилось затыкать их поцелуями. Том согнул его ногу в колене, и губами, порхающими как крылья бабочки, поднимался вверх от лодыжки, целуя самое сокровенное, вызывая стаю мурашек по всему телу изнывающего мальчишки. Оставив мокрую дорожку у самого паха, слегка засосал головку, чуть прикусив зубами. Брюнета как будто током шарахнуло. Такое для него брат делал впервые. Но у Тома были другие планы, он не хотел, чтобы всё закончилось именно так. Достав купленный в аптеке, на этот раз правильный крем, выдавил достаточное количество на ладонь и прикоснулся к тугому отверстию, массируя, не забывая целовать доведённого до крайней степени возбуждения близнеца.

Мышцы послушно раскрылись, впуская в себя знакомые пальцы. В который раз парень был поражён узостью и жаром, исходившим изнутри желанного тела. Второй раз прошёл не без труда, но предыдущих навыков хватило, чтобы, осторожно массируя стенки прохода, растянуть дырочку до нужного размера. Тогда Том начал интенсивно двигать невероятно скользкими пальцами, проталкивая их всё глубже и глубже, вытаскивая и засовывая обратно, и так много раз, пока брюнет не закричал и не выгнул спину так резко, что послышался хруст позвонков. Пора. Взяв его за ноги, Том надежно устроился между широко разведённых ног, и, ещё раз взглянув в лицо брата и получив от него слабый одобрительный кивок, начал входить.