Текст книги "Фотоувеличение (СИ)"

Автор книги: Torry-Katrin

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

– Оу, Билл, у тебя стоит, – парень был искренне шокирован.

– Точно. И сейчас самое время тебе помочь мне избавиться от этой маленькой проблемки, а заодно и выполнить обещание.

– Какое?

Мальчишки одновременно замерли, прислушиваясь к звукам за дверью. Мать звала их ужинать.

– Ты выключишь её, – заговорщически затараторил Билл, переползая обратно и ложась на спину.

– Кого?

Брюнет кивнул на камеру, задержавшись на ней взглядом. Его глаза блестели.

– Её.

– Но…Билл, ты не можешь меня просить об этом. Она…она же не живая, ей всё равно, чем мы тут занимаемся! – горячо выпалил подросток, не желая потакать брату.

– О, вот как, значит. Я тебе минет, а ты мне что? Даже эту хреновину не можешь выключить, когда я прошу. Вот спасибо! Раз так, можешь забыть о том, что было в этой комнате, потому что это больше не повторится!

Том закрыл лицо руками и заворочался на кровати, от досады стуча по кровати пятками. До чего же вредный, надоедливый шантажист достался ему вместо брата!

– Хорошо! Слышишь, хо-ро-шо, – он схватил за ляжку уже собравшегося уходить близнеца, уронил его, с силой дернув обратно, и навалился сверху.

– Ай, блин, ты садист, можно поаккуратнее? – зашипел брюнет, почувствовав болезненное давление на чувствительную плоть.

– Мама велела через пятнадцать минут спускаться, успеем?

– Если ты выключишь прямо сейчас.

– До чего ж ты нудный, а.

Том посмотрел прямо в объектив, и, театрально вздохнув, потянулся к кнопке выключения.

Мы успеваем увидеть только хитрое, но вполне довольное собой лицо Билла, который, пока брат не видит, с удовольствием показывает нам язык. Затем наш экран гаснет, оставляя несносных мальчишек наедине.

*****

– Это обязательно?

Звук за долю секунды опередил изображение. Билл, ссутулившись, стоит в дверном проёме, держась за ручку двери. На нём школьная форма и кожаный рюкзак на плече, который он придерживает за лямки, чтобы тот не свалился.

– Ты вошёл – камера включилась. Таковы правила.

Голос Тома за кадром, мы не видим его. Но угол съёмки позволяет нам сделать вывод, что он сидит за своим компьютерным столом. Картинка то и дело дёргается из стороны в сторону – парень подкладывает под видеокамеру книги, чтобы та держалась ровно и не упала.

– Кажется, стоит, – удовлетворенно кивнув, Том оставил камеру в покое.

– Теперь я могу нормально зайти?

– Да. Ой, нет, подожди!

Билл закатил глаза и раздраженно потер висок, всем своим видом показывая, что он устал и больше не в силах держать свою тяжёлую ношу с кипой учебников.

– Ну, что ещё?

– Хочу тебя сфотографировать. Ничего не делай, просто стой и смотри на меня.

Неугомонный Том снова поднял камеру. Ему показалось, что в солнечных лучах, заполонивших всю комнату, его близнец смотрелся ещё более красивым и загадочным, чем обычно. Облепившие усталое лицо озорные солнечные блики придавали Биллу особого волшебства, которое Тому до ужаса хотелось запечатлеть.

– Класс…

– Ты опять приближаешь, да? Я же вижу, что приближаешь. Не надо, – надулся мальчишка, тут же недовольно сморщившись. – Почему ты всегда фотографируешь одни только лица? Дурацкая привычка. Не всем идет крупный план.

Он оказался прав. Том увеличил зум на максимум. Теперь на экране лишь утомлённое лицо брюнета. Выразительные карие глаза поблескивают от вездесущего солнечного света. Вдоль подбородка – полоска синей пасты, о которой мальчишка даже и не догадывается. Наверняка задумался на уроке и рассеянно мазнул ручкой по коже.

– Почему это дурацкая? Я люблю смотреть на лица красивых людей, что в этом плохого? Иногда, когда они не видят, что их снимают, можно даже потом прочитать их мысли по фото.

– Это странно. И глупо.

– Ты ничего не понимаешь, – пробубнил парень, останавливая мгновение, которое уже никогда не вернётся. Сфотографировав брата, он приглашающе махнул рукой. – Всё, заходи и дверь за собой закрой, – Том поставил камеру на место.

– Какой же ты противный.

– Сказал он, смотрясь в зеркало.

Мальчишка скинул свой рюкзак прямо на пол и сел на кровать, подложив одну ногу под себя. Не зная, как отразить эту колкость, просто показал брату средние пальцы с обеих рук. Очевидно, Том снова развернулся к компьютеру, потому что бесстрашие, с которым Билл сделал этот жест, говорило о том, что брат ничего этого не видел.

Билл просто молча сидел, сверля спину близнеца настойчивым взглядом, и ждал, когда тот, наконец, обратит на него внимание. Он обвёл глазами комнату, как если бы находился здесь впервые, и, увидев, что Тому нет до него никакого дела, окончательно загрустил.

– Сегодня первое сентября. И первый день в школе без тебя.

– И как всё прошло?

– Я не об этом. Такое странное чувство было, не знаю как объяснить. Мне тебя так не хватало. Ходил как ополовиненный. Так неестественно…

– Да брось. Представь, что у меня ангина, и мама оставила меня дома лечиться.

– Это другое, – Билл опустил голову, скребя ногтем покрывало. Брат был увлечен какой-то компьютерной игрушкой и слушал его в пол уха. Сникший парень не знал, как выразить своё одиночество так, чтобы это не выглядело слишком сопливо. Хотя, по правде говоря, ему на это сейчас было наплевать. Вздохнув, он продолжил.

– Я пришёл, сел за парту и боялся посмотреть на соседний стул, потому что знал, что тебя там нет, и уже никогда не будет. Все что-то говорили, а я не услышал ни слова, представляешь, даже расписание на завтрашний день не знаю, а ведь нам его диктовали…только сейчас вспомнил. Появилось ощущение, что я лишний в классе. Тебя не было, а я сразу стал ненужным, даже хотелось извиниться, что я был с ними в одном помещении. Как такое может быть? Том, ты меня вообще слышишь?

– М? Билл, чего ты там бормочешь? Не знаю, мне кажется, ты всё выдумываешь. Да, мы всегда везде были вместе и всё такое, но даже хорошо, что ты теперь один. Зато станешь более самостоятельным, друзей, в конце концов, заведёшь, заодно и начнёшь привыкать к жизни без меня.

Мальчишка, расстёгивавший молнию на свитере, замер, шокировано глядя на близнеца, словно тот мог почувствовать его вопросительно-возмущённый взгляд спиной.

– Зачем ты так говоришь?

– Потому, что это правда, наверное.

– Я сказал, что мне тебя не хватает, что ты мне нужен, и не надо делать вид, что тебе всё равно. Не пытайся избавиться от меня раньше времени. Я-то думал, что ты и вправду так легкомысленно относишься к своей болезни, но только сейчас, после этих слов, понял, что тебе необходимо поговорить об этом, только гордость не позволяет. Я же вижу, что ты хочешь, чтобы тебя пожа…

– Слушай, Билл, не начинай, а?!

Послышался скрип слишком резко отодвинутого стула, такой громкий, что захотелось зажать уши. Том развернулся лицом к брату. Его голос по-прежнему был спокоен, но Билл безошибочно уловил нотки тщательно скрываемой паники.

– Не начинать что? Слабо высказать всё, что наболело, да? Я тебе брат или кто, почему у меня ощущение, что ты мне не доверяешь совсем?

– Ты привыкнешь, – Тому пришлось приложить немало усилий, чтобы снова взять себя в руки. Он проигнорировал абсолютно все вопросы близнеца. – Вот увидишь.

– К такому нельзя привыкнуть, Том. Пустота – она либо есть, либо её нет. Сегодня в классе она заполнила меня до краёв, я чуть не взвыл, так сильно она давила. Не представляешь, как страшно. Будто меня взяли и трясли до тех пор, пока всю душу не вытрясли, иначе я не могу объяснить своё состояние. До того момента я даже и вполовину не воспринимал всю серьёзность происходящего с нами.

– Вот это ты загнул, мне даже жутковато стало, – парень снова попытался разрядить обстановку, но Билл шутку не оценил, смерив его непривычно серьёзным и сосредоточенным взглядом.

– Ты боишься, каждая твоя шутка – крик о помощи, – уверенный, твердый голос брата заставил Тома едва заметно вздрогнуть. – Смеёшься, а на самом деле реветь хочется, ведь так? – мальчишка очень внимательно следил за реакцией близнеца, пытаясь уловить малейшее изменение в эмоциях, которое вывело бы его упрямого братца на чистую воду.

Том молчал.

Мы не можем видеть лица старшего, но хорошо слышим, как он тарабанит пальцами по краю стола, как раз рядом с тем местом, где стоит камера.

– А что мне ещё остаётся делать? – с вызовом. – Ходить и ныть по углам, жалеть себя? Ах, какой я бедный и несчастный, чего это вы все радуетесь, а ну-ка быстро оденьтесь в чёрное и ходите с такими лицами, чтобы сразу все видели – у нас траур. Так что ли? Этого ты от меня хочешь?

– Никто и не говорит, что нужно постоянно об этом думать, но всё держать в себе тоже невозможно.

– Знаешь что, тебе сейчас больше хочется самому высказаться, чем меня выслушать.

– Неправда. Я говорю это, чтобы ты понял – я твой брат, и переживаю за тебя. Ну почему ты такой упрямый? Раньше ты всё мне рассказывал. Если ты утверждаешь, что ничего не изменилось, тогда зачем закрываешься? Если тебе пофиг, то мне нет.

– Чего ты добиваешься? – обречённо выдохнул Том, подозревая, что на этот раз он просто так не отделается. Брат не часто подключал свои способности мастерски расставлять ловушки и загонять в тупик, он делал это в исключительных случаях. Только тогда, когда ему действительно что-то было очень нужно.

– Скажи мне правду.

– Какая еще правда тебе нужна?

– Правда о том, что с тобой происходит. Я хочу знать, что ты чувствуешь.

– Хочешь знать, что я чувствую?

– Да.

– Ничего.

– Врёшь! – выкрикнул Билл. – Неужели так сложно хоть раз в жизни позволить себе побыть слабым?! Неужели…

Оборвав себя на полуслове, мальчишка прикрыл половину лица рукой, чтобы брат не заметил его блестящие от неожиданно нахлынувшей влаги глаза. Но Том уже все увидел.

Едва различимый скрип стула – и вот в кадре появляется старший близнец. Мы видим его очень близко, почти вплотную, но не лицо, а только спину. Он не решается подойти ближе к брату, закрывая нам обзор на некоторое время.

– Ну, чего ты? – ласково прошептал Том, всё-таки присев рядом, и осторожно дотронулся до щеки брата, отзеркалив его позу. Слёзы Билла всегда немного пугали его, но в то же время, казались какими-то трогательными и беззащитными.

– С тобой невозможно серьёзно разговаривать, вот что, – недовольно просипел мальчишка, шмыгая носом, неосознанно ласкаясь о раскрытую ладонь близнеца.

– Не нужно тебе это всё. Зачем?

– Ты реально такой идиот?! – Биллу сейчас отчаянно хотелось нагрубить, а может даже ударить, лишь бы вывести брата хоть на какие-то эмоции.

– А ты сомневался? – ухмылка в ответ.

– Вот, опять, – не выдержав, захныкал брюнет, неопределённо взмахнув в воздухе рукой. – Ты просто издеваешься надо мной, я так скоро совсем свихнусь.

– Ну уж нет, из нас двоих психом являюсь я. Забыл?

– Не смешно ни хрена.

– Зато правда. Ты ведь её хотел?

– А ты скажешь?

– Куда я денусь-то, ты ж кого угодно достанешь. Что именно ты хочешь от меня услышать?

– Ты боишься?

– Раньше боялся. Сейчас я боюсь уже только за вас с мамой.

– Но почему? Неужели тебе настолько наплевать на себя?

– Помнишь, папа часто повторял одну фразу: «Человек должен сам делать свою судьбу, а не плыть по течению, словно говно по водостоку»? Так вот, я с ним согласен. После аварии, когда доктор сказал, что болезнь начала набирать обороты, у меня было два варианта: запереться в комнате до конца своих дней, постоянно думая, что со мной будет в будущем, которого нет, либо показать своей болезни фак и жить дальше, как ни в чём не бывало. Потому что уже ничего не изменится, Билл, потому что времени осталось мало, и мне не хочется тратить его на всякую ерунду, вроде этого нашего с тобой разговора. Я не хочу опухшие от слёз глаза мамы или тебя, отчаянно пытающегося пожалеть меня. Не нужно всего этого. Я выбрал единственно верный для себя путь. И знаешь, сразу стало легче. Страх почти исчез, и если бы ты мне постоянно не напоминал об этом, то я бы с удовольствием забыл о том, что болен. А посмотри на маму – как она преобразилась. Уже почти не плачет, не пьёт успокоительное стаканами. И вроде даже держится. На неё мой метод подействовал. Чем меньше я акцентировал внимание на всём этом, тем меньше она переживала. С тобой, правда, этот приём не прокатил. Ты наоборот накручиваешь себя всё больше и больше, а всему виной твое чрезмерное любопытство.

– Но она по-прежнему переживает, ты просто не всё замечаешь. Она старается не показывать, но на самом деле все так же нервничает каждую секунду.

– Я вижу больше, чем вы думаете, просто не говорю об этом. Что бы ни случилось в дальнейшем, пока я хоть что-то соображаю, я хочу жить на полную катушку, радоваться, смеяться, шутить, делать всё, что вздумается. Хочу получать от мамы подзатыльники за то, что вовремя не убрался в своей комнате, а не снисходительное молчание. Я ведь не инвалид, чёрт возьми!

Заметив, что почти кричит, Том осекся и перевел дыхание. Его брат пораженно молчал, внимая каждому слову, боясь упустить такие редкие для его близнеца секунды откровения.

Рассеянно проведя пальцами по лбу, Том снова заговорил:

– Я хочу, чтобы ты хоть иногда уделял время самому себе, а не торчал постоянно со мной, как будто я в любой момент из окна могу сигануть.

– Я тебе…мешаю? – неверяще прошептал мальчишка.

– Да нет, конечно. Ну что за глупости опять? Я говорю о том, что вы слишком зациклились на мне, а о себе забыли. Вот что, например, ты делал всё это время, после аварии?

– Я? Ну… – Билл непонимающе захлопал глазами, пытаясь вспомнить что-то странное в своём поведении. – Ничего такого необычного, а что?

– Да ты ни на шаг от меня не отходил! Раньше хоть мог и гулять пойти, если мне не хотелось, мог часами разговаривать по телефону и не заметить, как я вышел в магазин и уже не вернулся через пять минут. А что было потом? Особенно, когда появилась камера? Ты якобы не обращал на меня внимания, сердился, ворчал, что я везде хожу с ней, а сам следовал за мной по пятам, подглядывал, как будто я этого не видел, всё время находился где-то неподалёку, чтобы я постоянно был в поле твоего зрения. Это ведь ненормально.

– Конечно, я был рядом. А ты что, поступил бы иначе? Представь себя на моём месте хоть на минуточку. Думаешь, так легко делать вид, что ничего не происходит?

– Так ничего и не происходит!

– Ошибаешься! – горячо воскликнул младший, но тут же замолк, нервно заёрзав на постели и спрятав глаза.

– Что? – насторожился Том. – Билл, в чём дело?

– Только не кричи на меня, хорошо? Я ничего плохого не хотел, – Билл с видом нашкодившего кота посмотрел на брата. – Помнишь, я недавно спросил тебя, помнишь ли ты, какие классные лыжи нам подарили на прошлое рождество?

– И что? Я действительно это помню!

– Том, на прошлое рождество нам подарили деньги, потому что мы хотели накопить на поездку в Австралию, а лыж у нас никогда не было. Ты даже ездить на них не умеешь.

Повисло молчание. Билл боялся пошевелиться, неотрывно следя за близнецом, который словно онемел. Не сдержавшись, схватил за руку и затараторил.

– Не надо на меня так смотреть, пожалуйста. Как ещё я мог понять, что с тобой происходит на самом деле, если ты ничего мне не рассказывал?

– Я тебе что, кролик подопытный, чтобы надо мной эксперименты проводить?! – Том выдернул свою руку, но брат быстро схватил его за плечи, не давая сорваться с места.

– Не сердись, я только хотел…

– Это подло, Билл. Не ожидал.

– Том, пожалуйста, я тебя так люблю, ты же знаешь, мне и в голову бы не пришло над тобой издеваться, я просто хотел знать, вот и всё.

– Что ещё ты спрашивал? – жестко поинтересовался брат, не глядя на него.

– Только про то, когда мы переехали. И ещё, во сколько лет был твой первый поцелуй с Ребеккой.

– Ребекка?

– Да, я думал, что этого ты точно никогда не забудешь, ведь ты постоянно хвастался, как это было клёво, а меня называл неудачником. Я спросил: «Помнишь, как ты в двенадцать лет впервые поцеловался?», и ты ответил, что помнишь, хотя это было всего год назад. Ну и так далее.

– Никогда так больше не делай.

– Не буду, обещаю! – быстро согласился мальчишка и часто закивал.

– Теперь ты понимаешь, почему я так спешу.

– Вообще-то, нет. Твой доктор сказал, что у тебя впереди есть несколько лет, а ты ведёшь себя так, будто всё случится не сегодня, так завтра.

– Не лет, а месяцев.

– Что?

– Несколько недель назад, когда мы ездили в больницу сдавать анализы, я подслушал их разговор. Говорили тихо, но я уловил суть. На самом деле всё гораздо серьёзнее. Это какая-то редкая для детей болезнь, названия не помню, у него, кажется, пару лет назад уже был один пациент, так что я не первый с таким диагнозом. Ну, он и сказал, что на самом-то деле у меня гораздо меньше времени, что его прогнозы после аварии изменились. Ничего точного он не говорил, несколько месяцев до полного разрушения моей памяти – вот такой был вердикт. Я сделал вид, что ничего не слышал, хотя это было непросто, меня всего трясло, даже чуть не стошнило по пути домой, мама тогда подумала, что меня укачало.

– Но несколько месяцев это…ведь может быть и десять, и двадцать, и пятьдесят, верно?

– Не думаю, Билл.

– Но…

– Я сказал тебе это не для того, чтобы ты сейчас начал волноваться ещё сильнее и выдумывать невесть что.

– Нет, я не верю. Бред какой-то. Просто этот доктор сам ни фига не знает…и диплом у него купленный!

– Он считается профессионалом в своём деле, к тому же профессор, и ему уже за шестьдесят. Не думаю, что он ошибается. В том, что со мной произошло, нет его вины.

– Несколько месяцев?

– Да.

– И что тогда будет?

– Точно не знаю. Вроде бы сначала я начну забывать незначительные события своей жизни, которые произошли в ближайшие несколько суток. Такой период уже был, ты должен помнить. Потом провалы станут глубже, скорее всего я стану забывать то, что было несколько лет назад. В этом ты тоже уже убедился. Ну, а потом я стану забывать имена и лица близких, названия предметов и явлений окружающего мира, и так далее… И так до тех пор, пока не забуду, кто я и что. Представляешь, однажды посмотрюсь в зеркало и ничего не пойму, потому что забуду, что такое вообще зеркало, кто такой человек, потому что забуду даже само понятие. Должно быть, у меня будет очень глупый вид, – Том невесело хмыкнул. – Авария была в июне, сейчас сентябрь, кто знает, что будет дальше.

– Ты не можешь забыть всё. Не можешь забыть меня, я ведь твой брат.

Билл всхлипнул, по лицу его расползлась мученическая гримаса. Он задержал дыхание, изо всех сил пытаясь остановить накатывавшую истерику, заранее зная, что ему это ни за что не удастся. Не сейчас, когда слишком жестокая правда открылась перед ним, когтистой лапой оборвав все надежды на лучшее.

– Не надо, Билл. Только не плачь, ладно? Не надо этого, ты же знаешь, что я не люблю, – в голосе Тома прозвучала мольба. Он бережно обхватил голову брата ладонями, зарываясь едва подрагивающими пальцами в густые черные волосы, и нежно прикоснулся к губам, которые дрожали, желая ответить, но были не в состоянии. Он знал, что всё этим и закончится, но до последнего надеялся избежать такого сильного расстройства младшего. – Обещаю, я сделаю всё, что в моих силах, чтобы помнить тебя. Именно поэтому я всё записываю на камеру, чтобы потом пересматривать и воскрешать свои воспоминания. До тех пор, пока это будет возможно.

– Я тебя не отпущу! Я не отдам тебя болезни, ты слышишь, Том?! Не отдам…

Билл больше не мог сдерживать себя. Отчаяние и обжигающее душу нежелание соглашаться с услышанным клокотали в нем, отдаваясь частыми ударами яро протестующего сердца. Даже не закрыв лицо руками, как он это обычно делал, чтобы близнец не видел его слёз, парень неуклюже переполз к нему на коленки, судорожно обхватил талию ногами, а его самого заключил в крепкие, даже удушающие объятия.

– Доктор ошибается, я уверен. Ведь такое часто случается, верно? Он наверняка что-то неправильно понял или запутался в анализах.

– Всё возможно, ты прав, – Том успокаивающе гладил вжавшегося в него брата по волосам, пока всё его тело тряслось в немых рыданиях. – Кто знает, может, и обойдётся ещё...ты, главное, не переживай так. Помнишь, что я тебе говорил? Давай наслаждаться жизнью, друг другом. И пусть всё катится к чёрту. Иногда мне кажется, что судьба не зря дала мне второй шанс. Ты только представь, что бы было, не выживи я в той аварии?

– Заткни-и-ись, заткнись! – заикаясь, прохрипел мальчишка, прежде чем зареветь с новой силой. Хотелось покрепче ударить Тома, чтобы тот не смел больше говорить такие страшные слова. Но он только беспомощно жался к нарочито невозмутимому близнецу, звучно всхлипывая и машинально гладя его по спине и затылку.

– Да нет же, послушай, я хочу сказать, – мягко проговорил Том. – Если бы я не выжил, то никогда не признался бы тебе в своих чувствах. Ты никогда не узнал бы, как сильно я люблю тебя, не поцеловал бы, представляешь? Ничего из этого не случилось бы. Ты – причина того, что я до сих пор жив, Билл, понимаешь? Ты спас меня, а не врачи. Меня оставили здесь для тебя. Чтобы я смог рассказать, как сильно ты мне нужен. И чтобы ты знал, как я умею любить.

Том попытался отстранить от себя брата, но тот ни в какую не хотел разжимать руки. Упрямо вцепившись в старшего, он протяжно выл, словно маленький потерявшийся волчонок, впервые так открыто демонстрируя свою слабость.

– Перестань, а то я сейчас тоже начну, а два рыдающих в обнимку пятнадцатилетних парня – это как минимум странно.

Реакции не последовало. Билл будто не слышал его.

– Билл? – поняв, что тот совершенно в неадеквате, Том со вздохом подхватил его под коленки, усаживая удобнее, и начал плавно покачивать из стороны в сторону, как маленького, искренне надеясь, что это сработает и брат хоть немножко придёт в себя.

– У нас есть время, его достаточно, но не всё так просто. Чем больше воспоминаний будет от меня уплывать, чем глубже станут провалы, тем сильнее я буду раздражаться, нервничать, возможно, даже агрессивно себя вести. Поэтому я и стараюсь держать себя в руках, не реагировать бурно на неприятности, как это всегда у меня было принято. Но с каждым днём получается всё хуже и хуже, я сам это вижу. Тебя бесит моё спокойствие, но оно вынужденное. Я не хочу причинить вам вред.

Просидев несколько минут в полной тишине, нарушаемой лишь постепенно затихающими всхлипами, Том аккуратно снял с себя брата и опустил рядом. Тот уже не сопротивлялся, безвольной куклой сидя рядом и пряча опухшие глаза под отросшей волнистой чёлкой. Он громко шмыгал забитым носом.

– Прости за это, – хриплая от слез просьба.

– Я хочу, чтобы мы больше не возвращались к этому разговору. Никогда. Договорились? Даже если ты будешь замечать какие-то странности в моём поведении, постарайся не зацикливаться на них, сделай вид, что ничего не произошло, и иди дальше заниматься своими делами. Так и мне будет легче, и ты будешь меньше волноваться. Я не хочу, чтобы ты так болезненно воспринимал всё это, чтобы плакал, грустил, слышишь? – парень дотронулся до мокрой щеки, осторожным движением разворачивая заплаканное лицо к себе, заставляя смотреть прямо на него. – Ты можешь пообещать, что не будешь так много думать обо мне и о моей болезни? Иначе это сведёт тебя с ума. А я не хочу так.

Билл нерешительно закивал и снова полез обниматься – слишком необходимым казалось жгучее желание почувствовать родное теплое и молчаливую поддержку. Том облегчённо выдохнул и послушно обнял его. Затем отстранил от себя расклеившегося мальчишку и ободряюще улыбнулся ему.

– Пойдём чай пить?

– Ага, а как же мама? Вопросов не избежать, если она увидит меня в таком виде.

– Ладно, тогда ты посиди здесь, а я спущусь вниз и всё принесу на подносе, скажу, что мы фильм смотрим. А ты пока умой мордаху, – подросток весело подмигнул и поднялся с кровати, о чём-то задумавшись.

– Хорошо, – покорно кивнул Билл, смахивая с ресниц последние слезинки.

– Слушай, а давай на выходных к бабушке Хельге наведаемся, а? Кажется, мы давно уже у неё не были.

Том отвернулся, чтобы взять плеер и не сразу заметил, что на лице близнеца отразился ужас.

– Билл, ты чего? – он медленно подошёл ближе, не решаясь дотронуться до него. Казалось, что от лица Билла отхлынула вся кровь, оставив лишь мертвенную, пугающую бледность. Покрасневшие влажные глаза смотрели прямо на брата, не мигая, а из них тоненькими струйками спокойно бежали солёные прозрачные дорожки.

«Как будто плачущая кукла из фарфора» – мельком подумалось испугавшемуся Тому.

С громадным трудом совладав с собой, Билл разомкнул онемевшие губы и едва слышно прохрипел:

– Том, бабушка Хельга умерла два года назад, – голос сорвался на последних словах, он прикрыл рот рукой и непроизвольно отпрянул назад, стремясь оказаться как можно дальше от того места, где стоял его близнец.

Тому показалось, что на него обрушилось небо. Он схватился за голову, провёл мгновенно взмокшими ладонями по всему лицу, резко развернулся на девяносто градусов, и снова обратно, и так из стороны в сторону, раз за разом. Он не знал, что делать и говорить. Как реагировать… Слова Билла ударили хлеще самой яростной пощечины.

Встряхнув отчего-то загудевшей головой, Том быстро взял себя в руки и натянул уже ставшее привычным выражение полной невозмутимости.

– Билл, послушай, ты меня неправильно понял. Я совсем не то хотел сказать. Просто перепутал, такое бывает. Ты только не волнуйся, ладно? Глупости это всё, ну с кем не бывает, да? Всё нормально, я просто перенервничал, вот и несу всякую чушь сейчас.

– Ты забыл, – Билл отрицательно замотал головой, до последнего не желая верить в услышанное. – Ты забыл.

– Да нет же, чёрт, Билл, всё совсем не так! Я просто пошутил неудачно, ну дурак, согласен. Что ты… Эй, эй, тише, успокойся, слышишь? Билл! Не начинай снова!

Том снова сел рядом и встряхнул побелевшего мальчишку за плечи. Словно окаменев, Билл никак не отозвался на его действия, продолжая смотреть в одну точку пустым взглядом. Старший похлопал его по бескровным щекам, чтобы зафиксировать на себе его взгляд, но и это не помогло. Он перестал реагировать на любые действия или слова. Худенькое тело била мелкая дрожь, дыхание стало прерывистым и тяжелым. В очередной раз вдохнув, Билл отстраненно отметил, что воздух не смог пробиться в легкие – его охватило удушье.

Том знал, что такое с его братом было всего лишь однажды – когда тот узнал о гибели отца. Но какие меры предпринимали, чтобы привести его в чувство, ему так и не сказали.

– Пойдём, Билл, вставай, ну же. Надо умыться, – он закинул слабую руку себе на плечо и попытался поднять. С третьей попытки ему это всё-таки удалось. Билл еле передвигал ногами, лицо его не выражало никаких эмоций, а рот был слегка приоткрыт. От этого зрелища Тому сделалось не по себе – брат сейчас слишком походил на умалишенного. Его щёки и подбородок были залиты слезами, которые, казалось, текли уже просто так, сами собой, без повода. Том практически нёс его на себе. – Давай, ещё немножко. Билл, прошу тебя, очнись!

Они так и двигались по сантиметру к двери ванной, пока окончательно не скрылись из поля нашего зрения.

Всё дрожит, мелькает и расплывается от чересчур резких колебаний. Картинка движется вперёд с необыкновенной скоростью. Коридор, поворот, комната, звук захлопнувшейся двери и небрежно брошенная о какую-то твердую поверхность камера, которую так и не выключили. Перед нами комната для гостей. Точнее, её небольшая часть. Очевидно, съёмка ведётся с прикроватной тумбочки. Мы видим лишь ноги Тома в ярко-красных кроссовках, которые он забыл снять. Мальчик лежит на животе и не шевелится. Поначалу кажется, что в помещении стоит полнейшая тишина. Но отвлекитесь от разглядывания новой для нас обстановки – и вы услышите надрывные, отчаянные рыдания, заглушаемые подушкой, и мощные удары кулаков о мягкую поверхность постели.

*****

– И что, нам обоим это зачтётся?

– Что именно?

Очень близкая съемка, почти вплотную. Наш неизменно работающий проводник в мир близнецов стоит на столе рядом с вафельницей, перегораживающей нам половину экрана. Братья этого не замечают, они увлечены другим. Спокойно сидят друг напротив друга и с аппетитом уплетают вафли и печенье, запивая лакомства кофе, чаем или какао – точно не известно. Выглядят они несколько нелепо из-за того, что съёмка ведётся снизу вверх. Лица немного неестественно вытянуты, увеличена нижняя часть, руки огромные, а на пальцах видны все ссадины и царапины. Как в комнате кривых зеркал.

– Ну, мы оба потеряем девственность или только ты? – увлеченно рассуждал Билл. – Потому что, знаешь ли, меня такой расклад не устраивает: ты будешь сверху, а когда всё закончится, я останусь ни с чем, а ты будешь героем? Так не пойдёт.

– Билл, не тупи, ты так говоришь, как будто в процессе участвовать не будешь, – рассмеялся Том. – Думаю, после этого мы оба станем мужчинами.

– Думает он, – фыркнул мальчишка и закатил глаза. – Мне нужно точно знать.

– А то что? Не захочешь со мной трах*ться?

– Да, знаешь ли, мне нужна гарантия, что после этой ночи я перестану быть девственником. Не хочу, чтобы ты потерял её раньше, это нечестно!

– Ну, смотри: для нас обоих этот процесс непривычный, так? То есть, мы займемся этим впервые, просто у нас будут немножко разные функции. Ты будешь снизу, а я сверху, но по сути-то, и у меня, и у тебя будет секс, верно? Моё дело всунуть, а твоё – лежать, стонать и… – не успел он договорить, как на его голову посыпалось всё содержимое вафельницы.

– Договоришься у меня сейчас, шут гороховый! – глаза Билла метали молнии. Он свёл брови у переносицы и поджал губы, стараясь придать себе как можно более грозный вид, но это ещё больше рассмешило его обсыпанного сладостями близнеца.

– А что я такого сказал? Мне кажется, ты просто создан для этой роли.

– Какая же ты сволочь! – мальчишка резко встал, и, перегнувшись через весь стол, ощутимо стукнул брата по голове. Тот едва успевал отмахиваться и одновременно смеяться, чем ещё больше распалял брюнета, с рыком вцепившегося в светлые дреды и начавшего тягать их из стороны в сторону.

– Всё, всё, брейк! – Том поймал его руки. – Чего завёлся? Я же уже сказал, что после того, как мы переспим, это засчитается обоим, ясно? Остынь. Где твоё чувство юмора?

– Могу задать встречный вопрос. Где были твои мозги, когда ты говорил мне такие вещи?!

Том скорчил рожу и показал близнецу язык. Тот тоже в долгу не остался.

– Ладно, теперь нужно назначить дату.

– Может, когда мама к соседке на день рождения уйдёт? Ну, на следующей неделе… Обычно она поздно возвращается, а если повезёт, то вообще ночевать останется.

– А что, идея. Так и сделаем. Тогда, ммм… Давай в десять вечера? У меня как раз футбол закончится.