Текст книги "Помолчим? (СИ)"

Автор книги: Tooina

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 13 страниц)

Четырнадцатый вдох. Небольшой и неровный

Катерина

Открыла входную дверь, зашла внутрь, копаясь в сумке в поисках телефона, закрыла замок, обернулась и опять замерла. Снова он сидит на полу и ждёт меня, только на этот раз вытянул свои ноги, наглаживая потягивающуюся Мару.

– Ты на самом деле помнишь о наличии табуреток в этом доме?

Посмотрел, улыбнулся, вскочил и был таков. Прошла следом, отметив, что из кухни, и правда, приятно пахнет. Он на самом деле что-то приготовил, и оно ещё и съедобное?

Ушла в комнату переодеваться, вышла в стареньком спортивном костюме. Обернулся на моё шерканье, оглядел с ног до головы, хмыкнул и потянулся обратно за тарелкой. Аккуратно села за стол перед огромной порцией спагетти с фаршем, принюхалась – аппетитно.

– Ешь уже. – Упал напротив. – Спасибо. – Прошептала, стараясь не смотреть никуда кроме тарелки. – Рукава загни. – А? – Бэ. Ты вроде не царевна-лягушка, не стоит загребать.

Кофта, на самом деле, растянута. Зато… зато никакой интерес я не вызываю! Принялась за еду, накручиваю спагетти, откусываю и каждый раз почему-то стесняюсь. Явно вся красная уже. Ещё и Равиль просто сидит, как всегда ногу поджав, смотрит на меня загадочно (явно от слова «гад»), прищурившись и улыбнувшись. На половине тарелки не выдерживаю.

– Спасибо. Было вкусно.

Встаю, почти успеваю убрать, он тянется и забирает первым, вытягивая вторую руку вперёд ладонью вверх. Нахмурилась.

– Что? – Вилку давай.

Отдала несчастный столовый прибор, тот довольно улыбнулся и поглотил всю оставшуюся порцию.

Нет. Иногда я его совсем не понимаю.

Выпила воды, ушла к себе. И уже умудрилась почти заснуть, но резко вскочила, вздрогнув от вибрации, пробравшей по ноге. Поначалу даже не поняла, в чём дело. Зазывание повторилась, достала гаджет.

20:41 Равиль: «Зайду?»

Следом дурацкий смайлик. А потом ещё и ещё.

– Нет. – Выкрикнула. – Я рядом посижу. – Раздалось в ответ.

Всё равно же не отстанет, да? Отодвинула щеколду, села обратно.

Сидим на матрасе напротив друг друга. Замер в одном положении, даже не говорит ничего, и это с каждой минутой настораживает всё больше.

– Что надумала себе? – Ничего.

Протянул кисть, даже не коснувшись, – вздрогнула.

– Заметил, – Вздохнул. – Кать.

Продолжаю смотреть в одну точку, не в силах замедлить сердечный ритм. Испугалась, наверное.

– Кать, просто возьми меня за руку. – Мы это уже проходили. – Так и сижу, поджав колени. – Тем более, что ты волнуешься? Не последний же я ублюдок в конце концов.

Перевела взор, выдохнула, положила руку.

– Снова холодные. – Перебирая пальцами подушечки. – Можешь зажмуриться, так легче.

Послушалась, уловив небольшой прогиб почти подо мной. Открыла глаза – лёг к стене, руку так и не отпустил, потянул за собой, не встретив сопротивления.

– Просто обними меня. – Тихо под стать звукам за запахнутым окном. Продолжил немного громче. – Если хочешь, я буду ждать.

Закрыл глаза и… и… и всё? Серьёзно? Вот прямо точно всё? Просто рядом полежит? Даже не заметила, как сама глупо выдохнула. Держу его руку, ловя каждый спокойный выдох. Он же заснёт так, разве нет?

Осторожно подвинулась ближе, закрывая глаза, отпускаю руку и замедляю дыхание, прижимаясь ближе. Кажется, он даже не заметил. Неужели, правда, заснул?

Вдыхаю нотки чего-то древесного, впервые разобранного сандалового дерева, что тут же обволакивают, убаюкивая, проникая в самую глубь, мягко ложась его кистью на талию. Никогда бы не подумала, что такой жест может нести за собой… спокойствие? Кажется, да.

Вдыхаю глубже, словно стараясь запомнить эту глупую иллюзию безоговорочного доверия… к нему. Обнимает крепче, подбирая к себе, кажется, всю. Открыла глаза, стараясь не думать о том, какие широкие плечи, твердая грудная клетка да и вообще…

– Ой-ой.

Замолчала, изучая его яремную ямочку.

– Что? – Также тихо и абсолютно спокойно. – Мне тесно. – Это приятно?

И что ответить? Солгать? Правду?

– Пожалуй, да.

Уголки губ расплылись в улыбке. Ничего не ответил, опустила голову, уткнувшись в его грудь.

– Мне становится жарко. – Ворчу, лишь бы вообще что-то сказать. – Это приятно? – Повторяет вновь. – Пожалуй, да. – Уверена, опять улыбнулся.

Снова молчание, только стук учащенного сердцебиения откуда-то из-под его футболки, ход часов и тихие глубокие выдохи.

– Тебе… там… удобно? – Ищу повод хоть как-то развеять всю эту несуразицу. – Более чем.

– Может, поговорим уже? – Говори.

И всё..

– О чём? – О чём хочешь.

Опять замолчал, только зачем-то вдохнул поглубже и поцеловал мои волосы, одарив толпой бесконтрольных мурашек, заставивших дрогнуть каждую клеточку.

Так… надо срочно о чем-нибудь заговорить… Пришёл на помощь.

– Расскажи про себя. Как жила, где учишься, на кого, кто друзья. – Замер. – Что там со школой?

Закрыла глаза.

– Я почти маркетолог. – Ух ты. – На выдохе. – А я то думаю, что ты у меня всё оцениваешь и сомневаешься..

Улыбнулась, продолжив.

– В следующем году диплом. – Выбрала тему? – Ну, да, наверное. – Это хорошо. Как к декору пришла? – Просто нужна была работа, а у папы как раз сестра набирала штат, вот и напросилась… – Дай угадаю, начальница твоя? – Угу. – Шепнула ему в грудь. – Только скорее всего через месяц буду увольняться ближе к концу свадебного сезона.

Снова поцеловал макушку.

– Равиль.. – М? – Зарылся в волосы. – Мы так и будем лежать?

Почувствовала, как улыбнулся.

– Ты хочешь перейти к следующему этапу? – Нет. – Вот и я так думаю. – Снова коснулся волос. – Продолжай дальше. – О чём рассказать? – Друзья? – Ну, у меня есть пара подруг… С одной из них я даже жила, помнишь, рассказывала про собаку?

Выдохнул заодно с подтверждением.

– Правда мы… редко общаемся. – Поспешила добавить. – Уверена, что это дружба? – Да. Мы всегда готовы помочь друг другу, сколько бы времени до этого не проходило впустую… – Рядом с ним мои слова так глупо звучат.. – Что ж, засчитано. Дальше? – Осенью во вторую комнату заедет Лера..

Строго оборвал.

– Этого мне ещё не хватало.

Не сдержала улыбку.

– А это уже не твоё дело. – Шепнула, закрыв глаза.

Равиль лишь кашлянул, не ответив.

Снова укутываюсь его теплом, мягкими касаниями, обжигающим дыханием, трепетом и уютными поцелуями. Слой за слоем накидываю и растворяюсь, впервые с ним боясь оттолкнуть и что-то испортить. Это совершенно не укладывалось бы в голове, если бы внутри не царило волоко его пульса, и я могла трезво и здраво мыслить.

Выдохнула. Наверное, давно пора отдаляться..

– И почему ты такая нежная?

Кажется, неправильно разобрала. Подняла голову, даже боясь представить, как сейчас нелепо выгляжу. Наверное, след на щеке остался, и волосы все растрепались… Вдруг встретилась с его серыми, поскорее закопавшись в оцепенении.

– Ты… это..

Улыбнулся.

– Не смотреть так?

Карие крапинки замерцали, взгляд такой… кровожадный. Наконец выдохнул, убрал руку, откинул голову и перекатился на другой бок, лицом к стене.

– Можешь спину обнять, если хочешь. – А.. – Хотя нет, меня пока вообще не трогай и лучше, знаешь, помолчи. – Выдохнул, поджав ноги к себе, закрывая лицо руками. Продолжил почти смеясь. – Ох, Кать, не бойся только, но что ты за наказание-то мне, а?

Забавно, и чего мне бояться? Всё же вроде… в порядке. Что это с ним?

И вот дёрнуло меня коснуться его спины… моментально, кажется, кто-то то ли застонал, то ли зарычал.

– Вообще не понимаю, как ты так долго пролежала, ничего не заметив. – Ты о чем?

Опять застонал, тяжело выдохнув. Через пару секунд проговорил, как ни в чём не бывало.

– Ни о чём, Катюш.

Вскочил и мельком оглянулся только у двери.

– Сейчас… – Замялся. – Воды попью, приду, продолжим… Вспоминай, что там у тебя со школой связано.

Удалился. Да что там, собственно, вспоминать? И почему я так покраснела? Щеки горят до безумия. Температура что ли?

Пятнадцатый вдох. Второй иголочкой

Рав.

Сижу на кухне, допивая третий стакан воды.

Вроде уже успокоился, даже вновь накатило осознание того, на сколько девушка, лежащая ещё недавно рядом, до мурашек неопытна, невинна и восприимчива ко всему.

Она впитывает всё, но при этом не может всё новое, что обретает форму переживаний, выплеснуть. С кем ей поделиться? С кем обсудить то, что я да и каждая из недо-бывших давно пережила до меня. Все эти тонкости конфетно-ванильно-букетных, когда сердце трепещет впервые, колени поджимаются… И что там ещё у нас впереди?

Первый вздох, первое объятие, первый поцелуй, первая влюбленность, да и первый секс в конце концов, будь он не ладен.

С кем ей? С подругами, которых держит на расстоянии? С мамой, которой желает не смотреть долго телевизор и беречь себя?

У кого спросить совета, уточнить, не торопится ли она, позволяя мне даже просто коснуться её, а оно как вообще – в отношениях-то быть? А надо ли вообще мне что-то позволять или не позволять и даже после свадьбы? А тут стоит ли ручку задерживать подольше?

Она совершенно не знает правил и унижать её этим не хочется. Не хочется причинить вред, о наличии которого она догадается только став опытнее – к следующим отношениям. Банально не хочется калечить и просто играть на её неопытности.

Блин, да я сегодня просто мог взять её руку и положить себе на ширинку и заверить на полном серьёзе, что это нормально, что все так делают.

И она бы смутилась, но через пару роптаний приняла бы всё за чистую монету.

Это было бы самым безобидным скотским поступком, кстати. Мог двинуться дальше и надавить.

Мне аж тошно.

Не стал же, сбежал со своими штанами глотать водичку. А почему?

С кем ей поговорить-то?

– Мар, с тобой, может?

Котенок даже носом не повел. Вот и я об этом же.

Поэтому идём шажочками, проговаривая все свои действия, чтобы она не захлебнулась в этих своих чувствах.

А что я собственно хочу-то от этой принцессы, а? Переспать с ней, влюбить, заставить забыться? А дальше что? Растоптать? Снова петь песни о том, что «Извини, стонешь неплохо, но не переросло в большее»? Как я там люблю-то обычно?

Вот не хочется же играть по этому сценарию. Не надо ей такого, ребенок Катя совсем. Или как там Никита сказал?

Откинулся, треснувшись темечком о стену. Опять не помогло.

А если она… как все? Погорюет и завтра забудет. Если… потом, я сам буду… не нужен? Пора признать, что я просто трус… И стараюсь не задерживаться ни у одной именно из-за этого..

Отпил воды, круговорот мыслей не отпустил, давя горло ещё сильнее.

Именно из-за того, что меня самого только держат красивым предметом, боготворят, но при этом совершенно не замечают.

Ждут ухаживаний, колечек, цветочков, поцелуев, красивых слов, всей этой мишуры, которую в принципе не жалко.

А что там у тебя внутри, Равиль? О, есть что-то! Да ну, нам бы попроще и поспокойнее. А, да, или коронное – вздыхать и делать вид, что "понимают", что у меня там так тухнет, благоухая розами, не иначе. В розовых очках-то и с зажатым носом и мухи над душой покажутся пчелками.

"Понимают", как меня это всё до чёртиков бесит.

Все эти умные глазки, словечки, фразочки, повествующие о любви, вздохи о том, как бы удачнее показаться со мной на зависть подружек или какого-либо бывшего, чтоб локти кусал и на стены лез, упустив такую красоту.

А сам я… ну, что ты там себе переживаешь, мальчик? Душа у тебя болит? Ну, бывает, иди сюда, поцелую, только встань поудачнее, селфи сделаем, в сеть залью.

Никто собственно и не обязан вести себя иначе.

И я это давно понял и осознал.

На столько давно, что уже из игры переросло в привычку гнаться, но к себе не подпускать, заканчивая все в большинстве случаев после первого "слияния душ", хотя нет, раньше, чаще затухаю на селфи, конечно.

Стоит пресытиться и уйти, хватаются, начинают выть о вечной любви, от которой аж скулы сводит и блевать тянет. Клянутся в ней же и тут же проклинают такую неблагодарную скотину, забывая об этом чуть ли не на следующий же день.

Что такое – эта ваша любовь, а? Что вы все ею прикрываетесь? Единство душ, совместимость, взаимопонимание и прочий хлам? Или банально, чтоб горячо и сладко, и бабочки порхали?

Бесит.

Не понимаю. Не знаю. Не привили!

Ещё раз треснулся головой и сжал костяшки.

Я же, в принципе, из себя Ахилла то и не строю, сама же видит, что уязвим не только пятой. Надо ей такого? Не герой, хоть в лепешку расшибусь. У меня из достоинств только внешность да дерзкие замашки, которыми обычно и беру.

А теперь эти замашки надо засунуть на дальнюю полочку и быть к ней по-настоящему внимательным, впитывать каждую эмоцию, слово, жест. Стоять и ждать реакции..

А ради чего? Ради того, чтобы она доверилась и влюбилась?

Не… я брежу. Да ну нафиг. Ерунда такая… Мотнул головой.

Не, точно нет. Преувеличил и приукрасил. Не так всё в их головушке устроено, можно же просто напором и конфетами с цветочками, по стариночке, нашёл о чём заботиться.

Ладно, время возвращаться.

Встаю, убираю стакан, глажу котёнка за ухом и бреду в комнату в приподнятом настроении. Замираю в дверях, сдирая с лица слепок застывшей улыбки. Моё сокровище так и лежит, подложив руку под голову и поджав немного ноги. Она же прекрасна… по-настоящему совершенна, зачем я ей такой? Непутёвый. Нестабильный.

Надо быть борзее.

Ложусь рядом, поворачивается на спину, опираюсь на руку, разглядывая её лицо. То, как пара прядей легла на лобик, как искусаны губы, как движутся ресницы, пребывая в полной уверенности, что я не обижу.

Не обижу? Точно? Наверное, уже бы обидел.

– Так что у тебя со школой? – Выдыхаю каким-то не своим голосом.

– Ты действительно хочешь знать?

– Угу.

Тянется, доставая из-под подушки смартфон. Замечаю, как открывает социальные сети, заходит на свою страницу и открывает альбом с замочком на боку – скрыт из общего доступа, да и скорее всего вообще от посторонних глаз.

Замирает и прижимает телефон к себе в нерешительности. О, не спугнуть бы.

Не успеваю заверить в чистоте своих помыслов. Глубоко выдыхает и протягивает мне. Отважный ребенок.

– Вот, смотри, только не смейся, ладно?

​​​​​Тяжело вздыхаю, отбирая гаджет, что она всё-таки еле выпустила из своих пальчиков.

Листаю фотографии одну за другой.

Вот она – настоящая, вот фото датированное пятью месяцами ранее, милые щёчки немного пухлее, вот ещё одно – два года назад – на меня глядит милая до безумия и моей улыбки малышка, такой сладкий пирожочек, что я сейчас плюну на свои замашки и на неё наброшусь, искусав и попробовав.

О, стерите кто-нибудь эту улыбку. Она же прям секси-шмекси-пирожок. Твою мать, Катя.

Посмотрел на неё.

– Смешно тебе?

– Ща обухом по голове дам.

– Все на столько плохо? – Пытается ещё забрать телефон, красота такая! Вскакиваю и поднимаю руку кверху, получая обиженное "Равиль!".

– Что "Равиль"-то?

– Отдай.

Тут даже детские фото есть. Особенно цепляет одно единственное, где она искренне улыбается и даже светится, оттопыривая ручками подол платья. Такой славный карапуз с двум косичками и бантиком.

– Сколько тебе тут?

Вздыхает и поджимает губки.

– Пять.

– Такое солнышко..

– Потому, что круглая? – Бросает Катерина и отворачивается от меня, пока я складываю в голове, как она вообще пришла к этому умозаключению.

Понятно, комплексы. Ложусь рядом, приближаюсь ближе, кладу голову на плечо, целую в висок.

– Не дрожи..

Молчит, только взгляд прячет постоянно.

– Ну, и кто разбил тебе самооценку?

– Да все. – Тихо произносит.

– Все?

– Да.

Многословно.

– Конкретнее?

– Равиль, ну, не надо, а.

Целую снова и кладу руку на осиную талию, провожу взглядом. Ох, я бы подержался..

– Говори уже, иначе укушу.

Вот, улыбнулась и смутилась, умничка.

– Да все..

Жду ответа.

– Знаешь, в раннем детстве это обычно не замечаешь. Тебя считают миленькой и пухленькой. Потом в старшей группе садика над тобой начинают смеяться потому, что аппетит хороший и мама с папой твоей же комплекции. Потом приходит начальная школа, где уже сама осознаешь, что с тобой что-то не так. Все поголовно твердили, что я изростусь и это пройдет, а я не понимала тогда ещё, что..

Замолчала… слегка прикусил мочку уха, требуя продолжения.

– А все эти походы к педиатру? Мне было лет девять, когда маме при мне сказали, что у меня ожирение какой-то стадии, как я себя довела до такого, как я себя буду любить, да и кто меня вообще полюбит, а мама виновато опустила взгляд и даже не заступилась за меня, словно я прокаженная какая-то.

Тяжело вздохнула, пытаясь опять спрятать потревоженное. Поцеловал.

– Продолжай.

– Это было постоянно, у врачей, учителей, парикмахеров. Наверное, с тех пор я и ковыряюсь в еде, ненавидя себя за то, что устроена не так. Что на мне лишняя ложка борща, которого я себе лет пять уже не позволяла, скажется тремя тоннами.

Поджала губы и вырвала руку, закрывая ею глаза.

– Тише… Давай договорим.

– Я же не ела ничего толком, но только посадила себе этим здоровье ещё больше. А эти одноклассники! Ты не подумай, к классу шестому я научилась огрызаться и меня даже зауважали, но я уже поняла, что я не как все. Что я неправильная, понимаешь? Когда на медосмотре девочки делятся весом друг с другом, спрашивают у меня, а я вру, принижая цифру, но они даже от неё хихикают, вычитая из той свою. Мне же тогда никто не объяснил, что есть предрасположенность, есть гормоны, всё это я узнала позже. Что голодание не лучше спорта, к которому никогда не была приучена. Что только занятия над своей силой воли ежедневно могут довести мой вес до нормальной цифры.

Такая глупость – "нормальный" вес, "нормальная цифра. Продолжаю слушать.

– Тогда я всего этого не понимала, голодала, а потом жалела себя, заедая бабушкиным борщом или маминым пирожками.

Совсем уж начала вздрагивать. Да моя ты сладкая..

– А они такие вкусные, Равиль! Я их не ела столько лет, даже научилась нос воротить от их запаха. Запаха моего детства, понимаешь? Давлюсь самым любимым – пюрешечкой с маслом, вкусной выпечкой, бабушкиным борщом со сметаной и сухариками, папиной жареной картошкой с золотистым луком. Никто такую больше не умеет! Даже пирожными, что постоянно приносила мама с работы… со сгущенкой.

И она совсем вырвалась, уткнувшись носом в подушку.

– Я… Я… Да все, абсолютно все! Мне казалось, что папа меня не обнимает именно потому, что его мечта иметь дочь-балерину с треском рухнула вместе со мной, не прошедшей отбор в балетную школу. Но… видишь? Вот она я! Похудела, держу вес в границах дозволенного, даже ты повелся, а папа… так и не… не обнял.

– Катюш. – Тихо шепчу, обнимая за плечи. Всё вздрагивает и глотает слёзки. – Да моя ты милая девочка..

– А ещё… да! Я подумала, что влюбилась в семнадцать. "Оказываются, слоны тоже умеют влюбляться!" – именно так мне сказал тот мальчик, когда я решила по глупости довериться одной из бывших подруг, а та всё рассказала ему. Мне так стыдно было..

Обрываю.

– Глупая, да за что!? За что тебе стыдиться, Кать?

Она поворачивается, шмыгнув носом, смотря недоверчиво и запуганно своими красивыми покрасневшими карими. Слезинки до сих пор выжигают следы на щеках.

Нельзя? Можно? Нельзя? Можно?

Вытираю пальцами, улыбнувшись.

– Тебе меня жалко? – Спрашивает, опять нацепляя на себя чувство вины.

Вздыхаю. Можно.

Прикусываю себе губу, улыбнувшись её открытости. Наклоняюсь к губам, легко целую, чувствуя, как она затаила дыхание и вцепилась в кисть. Провожу кончиком языка, тут же прикусываю нижнюю, манящую до безумия. Смотрю в глаза..

До сих пор не дышит.

– Не смотри так. – Выдыхает и шмыгает носом, вытирая упавшие слезы. Успокаивается, надеюсь?

– Знаешь, что подумал, только взглянув на фотографию двухгодовалую?

– Что? – Опустила ресницы. – Какой я слоненок?

Помотал головой, не в силах сдерживать свои руки и не подбирать её под себя. А, да, надо же убрать эту долбанную улыбку поехавшего сладкоежки.

– Ты… очень. – Целую в щеку. – Очень. – За ухом. – Очень. – Шею, слегка прикусывая, дорожкой поцелуев. – Просто до умопомрачения. – Возвращаюсь к губам, выдыхаю. – Соблазнительная.

Упёрлась все-таки в грудь. А там сердце вышибает рёбра, гарантирую.

– Равиль, перестань… да кому я..

– Мне. И все, кто считает иначе, просто не получили ещё справки о полном кретинизме.

Губы дрогнули.

– Мне жаль, Кать, что мы не встретились раньше. Может, научил бы любить себя без этих вот жертв, как с твоей, так с моей стороны. А, да, ты тогда была ещё несовершеннолетняя, да?

Оттолкнула и совсем смутилась, сдерживая улыбочку.

– Ну, ничего, подождал бы.

Опять ложится на спину, отворачивая лицо.

– Не подставляй мне шею, Кать. И без неё держусь из последних сил.

Попыталась вскочить. Схватил за руку, дёрнул обратно. Так и лежим, молча. Я слежу за тем, как снова размеренно движутся ресницы, как дыхание касается её губ… Тихо, едва уловимо.

– Что у тебя с родителями? – Буднично и не задумываясь.

Непроизвольно вырвалось вызубренное.

– Не лезь.

Вздрогнула, испугавшись. Идиот… зажмурился, прикусив губу, простонал:

– Кать… Просто я не хочу об этом.. Я..

– Не хотел? – Посмотрела в глаза.

– Угу.

– Но крикнул.

– Да.

– Ощетинился?

Замер и только через мгновение сообразил и улыбнулся.

– Да какая я тебе собака, Катюшка!? Сколько можно уже…

Так и лежим.

Я давно прильнул к подушке, изучая её нежный профиль. Утонченные линии, нежная по натуре своей. Милая, ранимая, чуткая, понимающая. Чем не сокровище? Чем не солнышко?

Только бы не перегореть.

Сам не заметил, как начал подыгрывать.

– Знаешь, родители Никитки постоянно держали боксеров, а у Леськи вообще Стаффорд. И мне кажется, что за свою жизнь я таких собак немного понял. – Ты это к чему? – Ну, если уж я щенок, то тогда дай мне шанс хотя бы стать бойцовской собакой.

Улыбнулась и повернулась на бок, сжав мою кисть в области солнечного сплетения… Продолжил намурлыкивать.

– Не знаю, как другие породы, но эти очень привязаны к своим хозяевам, хоть и нуждаются в сильной руке. Им всегда нужно знать, что есть кто-то выше по иерархии в семье, иначе из милого пёсика они становятся неуправляемым существом, скачущим по диванам. Но при этом, Кать, ради тебя и твоего спокойствия они сделают всё, что угодно.

Немного повернула голову, зевнув, закрывая глаза, тихо произнесла:

– Будешь скакать по диванам?

Улыбнулся, поцеловав макушку, вдохнув полюбившиеся цитрусовые.

– Если ты попросишь, Кать.

Вздохнула и крепче прижала к себе мою кисть.

Только вот не учел, Равиль, что все эти боксёры и стаффорды чаще всего оказываются на улице именно из-за того, что хозяева бегут за щенком с красивой моськой и обёрткой попрезентабельнее, не в силах потом справиться с норовом и нравом таких собак, которых, оказывается, надо просто любить, холить и, самое главное, воспитывать априори постоянно.

Оказывается, они не на один день, а на всю их собачью жизнь. К этому и не готовы хозяева, ломая собачкам психику. А те потом скулят себе, расхаживая искалеченными по лесам да приютам, ну, или ходят по рукам, как я. Но мы же нехорошие, да? Кусаемся, на людей бросаемся, да? Вот это вот всё, что кишит рядом с псом с искалеченной психикой любой породы. А кто виноват-то? Пёс? Точно?

Но ты же не такая, да?

Не сдерживаюсь, улыбнулся, шепчу, утопая в твоём спокойном дыхании. Заснула милой пушинкой впервые рядом со мной.

– Мы в ответе за тех, кого приручили. Только выполнишь ли ты сама эту истину, моя девочка, не выбросишь, когда надоем?

Мать вот не смогла. Да и не обязана. Поэтому я такой.

Вдыхаю аромат волос твоих, закрываю глаза. Посмотрим, Катюш, пока не уверен.