Текст книги "Врата славы (СИ)"

Автор книги: Тиамат

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)

39. Третья встреча Ашурран с драконом из Аолайго

Схлынула вода из пещеры морского дракона Лайбао Синяя Чешуя, и раздались знакомые шаги. Снова вошла Ашурран в жилище Лайбао и приветствовала его, как старинного приятеля.

– Здравствуй, здравствуй, воительница Ашурран, – ответил дракон, и любой бы мог поклясться, что он улыбается. – Чего ты попросишь на этот раз?

– На этот раз пришла я не с просьбой и не с вопросом, не за советом и не за подарком. Хочу я тебя одарить, как друга и советника, ибо не без твоей помощи пришли ко мне удача и богатство.

– Во всем подлунном мире не было ничего, что могло бы меня удивить, однако ты уже в третий раз меня удивляешь. Поистине, нет тебе равных во всем Юнане, благородная Ашурран!

– Надеюсь, мои скромные дары тебе понравятся, – сказала Ашурран, сбрасывая с плеч поклажу.

И поднесла она дракону Лайбао большое серебряное блюдо эльфийской работы, взятое как трофей из Гаэл Адоннэ. Было оно сплошь покрыто изящной чеканкой, а изображала чеканка с большим искусством и правдоподобием морского дракона.

– Может, это портрет кого-то из твоих родственников или даже тебя самого, – подмигнула Ашурран.

Как зачарованный, Лайбао смотрел на блюдо и не мог насмотреться, так хороша была и работа, и рисунок, и само серебро высшей пробы. Никогда прежде не получал он подарков, и было ему это необычайно приятно. Дождавшись, пока он налюбуется, Ашурран насыпала на блюдо горсть изумрудов, рубинов и сапфиров, крупных, как ярмарочные леденцы. От радости Лайбао чуть их не облизал, ведь драконы любого рода и вида больше всего любят сокровища, морские же драконы всем сокровищам предпочитают серебро и самоцветы.

Присоединив подарок к куче своих драгоценностей, Лайбао обвился вокруг Ашурран и положил голову ей на колени.

– Чем же я могу отдарить тебя, прекрасная воительница? Увы, нет у меня власти доставить тебе то, о чем ты больше всего мечтаешь – победу над Древними. Но, может, есть у тебя желание поскромнее, которое бы я мог исполнить?

– Не отказалась бы я сейчас от красивого юноши, да только вряд ли найдется он где-то поблизости, – пошутила Ашурран.

– Почему нет, – дракон ударил по полу хвостом… и превратился в красивого юношу.

Чудесен был облик юноши. Был он изящен и гибок, как змея или ласка. Волосы, зеленые, будто морские волны, спадали ему на спину извивами да кольцами. Кожа у него была голубой, будто ясное небо, и кое-где покрывала ее мелкая узорчатая чешуя. И глаза были у юноши, как у дракона Лайбао: золотые, с вертикальным зрачком.

Никакая одежда не стесняла его стройный стан, позволяя разглядеть с ног до головы. Несмотря на всю свою удаль, растерялась Ашурран на мгновение. А юноша Лайбао посмотрел на нее зазывно и без всякого стеснения сел к ней на колени.

– Раз в сто лет позволено нам принимать человеческий облик. Если упустишь этот случай, другого не представится, – сказал он голосом нежным и приятным, как журчание ручейка.

Ашурран два раза приглашать не пришлось. Сплелись они в объятиях на куче сокровищ и сполна насладились друг другом. Хоть и был Лайбао морским драконом, все у него оказалось вполне подобно смертному юноше, а может, даже и получше. Хоть кровь его была холодна, как у рыб и прочих морских обитателей, страсть его оказалась горяча. И час, проведенный вместе, показался им кратким мигом.

На прощание сказал Лайбао Синяя Чешуя:

– Еще один мой подарок унесешь ты с собой, несравненная Ашурран. Зреет в тебе новая жизнь, ибо суждено тебе зачинать детей от бессмертных. Но даже мне неведомо пока, девочка это или мальчик. Можно вот что сказать: будет твой ребенок наделен великой мудростью и долголетием. Проживет он жизнь человека и сможет оставить потомков. Станут они великими книжниками и чародеями. Когда же его земной срок подойдет к концу, превратится он в морского дракона и сможет лишь раз в тысячу лет принимать человеческий облик.

Ашурран вернулась в Кассандану, и через положенный срок родился у нее сын. И если бы не предупредила она заранее повивальную бабку, верно, уронила бы та ребенка от страха. Голубая кожа была у младенца и золотые глаза с вертикальными зрачками, а на теле кое-где виднелась узорчатая чешуя.

Ашурран назвала сына Юуджи и отослала его на воспитание к Леворхам в Кимбаэт, опасаясь, что станут другие дети дразнить его и швыряться камнями. Вдосталь было у Юуджи книг, и свитков, и магических кристаллов, и даже Леворхам порою дивилась его мудрости и учености. Ашурран часто навещала их в Кимбаэте, глядя, как сын ее борется с медвежатами или плавает в реке наперегонки с выдрами, и радовалось ее сердце. Но когда возвращалась она в Кассандану, радость сменялась печалью. Думала она: "Если я заберу Юуджи в столицу, что его ждет? Он кроток и нежен и не вынесет, если люди будут смеяться и показывать на него пальцами". Но в конце концов решила она: "Мой это сын, и моя должна быть у него стойкость. Не вечно же ему сидеть на зеленом лужку и ловить бабочек". И привезла Юуджи в Кассандану, а исполнилось ему в ту пору пятнадцать лет, и поселила в своем доме.

– Если кто-то скажет тебе, что ты урод, то вспомни, что ты похож на своего отца, а твоего отца любила сама воительница Ашурран, – так напутствовала Леворхам юношу.

– А потом плюнь ему в глаза и врежь, как следует, – подсказала Ашурран со смехом.

Много было шуму в Кассандане, когда люди увидели Юуджи. Шептались они: "Один у Ашурран сын, да и тот урод!" Но когда два раза подряд выиграл он состязание ученых и книжников и самому королю подал несколько ценных советов, замолчали злые языки.

Однако Юуджи с детства привык к уединению и даже в столице вел жизнь затворника, изучая старинные фолианты. Именно он, говорят, со слов Ашурран написал "Записки об эльфийской войне". И то верно, откуда у военачальницы слог изящный и обширные познания по истории Юнана!

41. История юноши из Идзаана

Осада Идзаана продолжалась две недели, и защитники его сражались ожесточенно, зная, что не будет им пощады от королевских воинов. Когда город пал, воительница Ашурран приказала сжечь его дотла и сровнять с землей, а жителей предать мучительной смерти.

– Не щадите ни стариков, ни детей, ни женщин, – сказала она воинам. – Должно истребить семя предателей, а от проклятого города камня на камне не оставить. Да не будет взято отсюда ни раба, ни коня, ни клочка ткани, ни глиняного черепка.

Городские здания запылали, сточные канавы переполнились кровью, а колодцы – телами убитых. В смертельном ужасе жители пытались скрыться от королевских воинов, но не было им спасения, и стенания гибнущих возносились к небу. И многие бросались на мечи или выпрыгивали из окон, чтобы избежать насилия и пыток от рук воинов Ашурран. Сама же она проезжала по улицам на своем вороном коне, следя за бесчинствами, творимыми ее именем, но не принимая в них участия. И заметно было, что происходящее ей не совсем по душе.

В одном из переулков услышала она какой-то шум, и вдруг оттуда выскочил юноша из числа горожан, за которым гнались несколько воинов. Юноша был безоружен, измучен и едва мог передвигаться. Преследователи уже предвкушали развлечение. Однако юноша успел подбежать к Ашурран и ухватился за ее стремя, умоляя о милосердии.

Лицо его было грязно, а одежда разодрана, но было заметно, что он хорошо сложен и привлекателен. Волосы его цветом напоминали червонное золото, а глаза сияли, как два изумруда. Все же Ашурран постаралась ожесточить свое сердце и сказала холодно:

– Попроси о милосердии моих воинов. Если ты хорошо ублажишь их, они убьют тебя быстро.

– Ему придется очень потрудиться, госпожа, – засмеялись воины. – Мы с утра не находили себе ни юноши, ни девушки для забавы, потому что проклятые горожане предпочитают покончить с собой, лишь бы не попасть к нам в руки.

Но юноша не выпускал ее стремя.

– Пощадите, и я буду вашим верным рабом, стану дарить вам такие ласки, каких только ваша душа пожелает, и пусть будет мне свидетелем пепел Идзаана, что вы останетесь мною довольны! – так умолял он, обливая слезами ее сапоги.

Сердце Ашурран дрогнуло.

– Я отдам вам за него свою арфистку, и еще добавлю вот это, – сказала она воинам и бросила им золотой браслет дивной работы.

Поколебавшись, они согласились. Ашурран посадила юношу на седло впереди себя и отвезла его в лагерь. Когда они остались наедине, она села с ним рядом и положила ему руку на колено.

– Посмотрим, на что ты способен, – сказала она и наклонилась, чтобы его поцеловать.

В этот миг юноша выхватил из рукава кинжал и попытался ударить ее в грудь с криком:

– За Идзаан!

Ашурран перехватила его руку, но все же успел он слегка оцарапать ее выше локтя. В гневе она сжала пальцы, и юноша выронил кинжал, вскрикнув от боли. Глядь, а на его запястьях остались от ее пальцев сильные ожоги, и кожа на них почернела. Правду говорили, что от гнева пальцы Ашурран начинали пылать, как угольки, а в яростной битве даже меч, который она держала, раскалялся докрасна.

Ашурран ударила его по лицу с такой силой, что он отлетел на несколько шагов, и вытащила меч из ножен. Юноша приготовился к смерти, сожалея лишь о том, что его замысел не удался.

– Видно, боги разгневались на меня за то, что творилось моим именем в Идзаане. Иначе я бы не позволила тебе и схватиться за кинжал, – сказала Ашурран.

И, не видя в нем страха, передумала убивать юношу. Она вложила меч в ножны, кликнула своих воинов и сказала громко:

– Делайте с ним, что хотите.

А сотнику шепнула тихонько:

– Пусть он доживет до рассвета, и не наносите ему увечий, которых нельзя залечить.

Воины тешились с юношей всю ночь, употребляя его без всякой жалости, так что к утру он уже и кричать не мог, только плакал тихонько.

Когда рассвело, Ашурран вышла из своего шатра и спросила:

– Жив ли еще этот глупый мальчишка?

– Жив, госпожа, – отвечали ей воины.

– Хорошо ли он услаждал вас ночью?

– Очень хорошо, госпожа. Он красив и нежен, как лепестки жасмина. Сначала он, конечно, вел себя строптиво, потому что был совсем нетронутый, но мы быстро его усмирили.

– А просил ли он о милосердии?

– Нет, не просил, госпожа, и ни слова не сказал за все время.

Ашурран приказала облить юношу водой и склонилась над ним.

– Я пощажу твою жизнь, если поклянешься отказаться от мести.

Юноша ответил, еле шевеля губами:

– Клянусь пеплом Идзаана, пока я жив, я не оставлю надежды отомстить.

И закрыл глаза, ожидая новых мучений.

Но Ашурран усмехнулась и приказала отнести юношу к лекарю.

Через десять дней юноша поправился. Его снова привели в шатер Ашурран и оставили с ней наедине. Воительница была одета в легкую одежду, и волосы ее были распущены по плечам. Она бросила юноше кинжал и сказала:

– Вот тебе шанс отомстить за Идзаан, другого не представится, – и расстегнула рубашку.

Юноша подумал о том, как быстра и сильна Ашурран, и о том, что убить ее будет не так-то легко. Еще он подумал, что смерть ее не воскресит жителей Идзаана. И хоть она отдала приказ сжечь Идзаан, все же была она единственной из захватчиков, кто проявил милосердие. Потом он вспомнил те страдания, которые ему пришлось пережить, и не было у него сомнений, что будут его мучить сильнее и дольше, если покушение снова сорвется. А уж какова будет кара, если ему вдруг удастся убить Ашурран, он и помыслить не мог.

– Что же ты медлишь? – спросила она, усмехаясь.

Юноша посмотрел на ее раскрытую грудь, и кинжал возьми да и выпади у него из пальцев.

– И то верно, что объятия мои слаще, чем объятия моих воинов, – сказала Ашурран и поцеловала его.

И они сплели ноги на ложе, и Ашурран осталась довольна юношей. С тех пор единственной заботой его было доставлять ей наслаждение, и не было у нее любовника покорнее и нежнее. Когда же юноша ей прискучил, она подарила его своему сотнику, и больше о нем ничего не известно. Говорили еще, что все было не так: Ашурран застала его со своим сотником и приказала повесить обоих, но кто в это поверит! Вряд ли юноше было приятно делить ложе с мужчиной, после того что с ним случилось, и разве предпочел бы он грубого сотника самой воительнице Ашурран!

Рассказывают эту историю и по-другому.

Случилось так, что один юноша спасся из сожженного Идзаана. Видно, сами боги ему покровительствовали. Натешившись с ним, воины сочли его мертвым и не стали добивать. На рассвете юноша очнулся и выбрался из горящего города, оставляя за собой кровавый след. Нашли его крестьяне и выходили. Когда юноша поправился, он пошел в столицу, потому что сердце его превратилось в пепел вместе с Идзааном, и только желание мести тлело в нем. Путь до столицы занял у него три месяца, и в пути он побирался, воровал, а иногда и продавал свое тело за миску похлебки. И от этого его ненависть только усиливалась.

В столице ему пришлось ждать еще три месяца, занимаясь тем же. Он не думал ни о чем, кроме как подобраться к Ашурран на длину кинжала, чтобы отомстить за сожженный Идзаан. И вот удача ему улыбнулась: Ашурран сама заприметила его на улице, одетого как мальчик из веселого дома, и пожелала провести с ним ночь. Когда остались они наедине, юноша выхватил кинжал из рукава и ударил им Ашурран, крикнув:

– За Идзаан!

Однако Ашурран увернулась от удара, и стали они бороться. И юноша смотрел на нее с ненавистью и ругался последними словами, даже когда она приставила ему к горлу острие кинжала. И глаза его сверкали, как два изумруда, а волосы цвета червонного золота растрепались, и был он так хорош собой, что ярость Ашурран сплелась с вожделением, и она взяла юношу силой. Правду говорили, что пальцы Ашурран одинаково легко могут согреть и воду в чаше, и кровь в мужчине. Так и юноша этот не мог сопротивляться, когда Ашурран коснулась его мужского естества, и только стонал от боли, смешанной с удовольствием, потому что пальцы Ашурран оставили ожоги на его запястьях.

Когда они насладились друг другом, юноша снова схватился за кинжал, а воительница только засмеялась. И юноша направил кинжал в собственную грудь, потому что не мог пережить позора. Оказался наедине с женщиной, по чьему приказу был сожжен Идзаан, и вместо того чтобы убить, разделил с ней ложе! Однако Ашурран удержала его руку.

– Ты слишком красив, чтобы умереть таким молодым, – сказала она. – Пожалуй, оставлю тебя при себе. Я еще никогда не была с тем, кто меня так ненавидит. А тебе, может быть, представится удобный случай убить меня.

Ашурран держала юношу в своем доме, как пленника. Слуги глаз с него не спускали, чтобы он не сбежал и не покончил с собой. Каждую ночь воительница проводила с ним, и не было случая, чтобы юноша не отталкивал ее, так что ей приходилось удерживать его на ложе почти что силой. И своих попыток убить ее он не оставил, но она всегда была настороже.

– Как ты держишь при себе эту бешеную кошку? – удивлялись ее друзья. Но она только смеялась и говорила:

– Ненависть – лучшая приправа для любовных утех.

Прошло сколько-то времени, и юноша стал замечать, что все меньше у него охоты отталкивать Ашурран, и что он скучает, когда ему приходится проводить ночи в одиночестве. И вот однажды бросился он ей в ноги и со слезами сказал:

– Убей или отпусти. Не могу я тебя любить, и не любить тоже не могу.

– И то верно, на что ты мне без твоей ненависти, – сказала Ашурран. – А доверять я тебе все равно не стану, потому что ты из семени предателей.

Она дала ему кошелек с золотом и отпустила с миром, и больше о нем ничего не известно.

42. История Норимицу из Кассанданы

В Кассандане королевские войска чувствовали себя не так свободно, как в других городах, потому что король не поощрял беззаконий. Военачальники следили, чтобы воины не отбирали товар у торговцев, не задирали на улицах городскую стражу, не приставали к девушкам и юношам и не творили прочих бесчинств, однако ни один день не обходился без скандала. И первый министр посоветовал королю послать войска в княжество Архиза, чтобы они обороняли его от варваров. Этим можно было добиться двойной выгоды – занять воинов и обезопасить себя от князя Архизы, который, по донесениям шпионов, готовился объединиться с варварами и начать мятеж.

Король собрал своих военачальников на совет, и все они поддержали его, потому что войска уже роптали, устав от мирной жизни. Только Ашурран возразила королю, и сказала она вот что:

– Если мы сейчас войдем в Архизу, то жители провинции будут видеть в нас захватчиков и грабителей. Подождите пару месяцев, пока князь не начнет мятеж, и тогда местные жители будут благословлять нас за избавление от варваров. На них же можно будет списать все бесчинства королевского войска.

Другой военачальник засмеялся и сказал так:

– Ты не хочешь уходить из Кассанданы, потому что у тебя роман с каким-нибудь хорошеньким горожанином! Твое пристрастие к мальчикам хорошо известно. Однако мальчики есть и в Архизе, и не думаю, что они в чем-то уступают столичным.

От злости Ашурран закусила губу и ничего не сказала. Решение выступать было принято.

И вправду, в то время воительница Ашурран тайно наслаждалась любовью красивого юноши по имени Норимицу, который был актером королевского театра. Столичные поэты славили в стихах его талант и красоту. Когда он играл на сцене, зрители рыдали – от жалости, если это была трагедия, и от смеха, если это была комедия. Он двигался и говорил с величайшим изяществом, и внешность его была столь прелестна, что он с одинаковым успехом мог исполнять и мужские, и женские роли. У него было много богатых покровителей, и сам король раз или два удостоил его приглашения в свои покои. Ходили слухи, что юноша Норимицу очень избалован, и мало кто из поклонников добивается его расположения. Говорили также, что он холоден и неспособен на пылкие чувства.

Прослышав о Норимицу, Ашурран явилась в театр посмотреть на него и сразу же пленилась его красотой. В этот день он был одет в шелк и бархат, его белокурые волосы были завиты, а глаза и губы искусно подведены. Стан его был столь тонок, что ее ожерелье могло бы служить ему поясом. Брови его изгибались подобно лукам, ресницы были длинными и густыми, как у девушки, а глаза цветом напоминали дымчатый горный хрусталь.

Однако Ашурран тщетно посылала ему цветы и драгоценности, стараясь добиться его благосклонности. Он принимал подарки, но не присылал ей, как это водится у актеров, ключа от своей спальни. Даже строчки, написанной его рукой, Ашурран от него не дождалась. Так прошла неделя, и терпение воительницы иссякло. Она подкупила стражников в театре и пробралась в уборную Норимицу. Когда юноша после спектакля вошел и начал переодеваться, она вдруг появилась перед ним и схватила его в объятия.

– Видишь, я могу обойтись и без ключа от твоей спальни, – сказала она и стала его целовать и распускать завязки на его одежде.

Но юноша Норимицу старался избежать ее поцелуев, закрываясь рукавом.

– Сударыня, силой вы ничего от меня не добьетесь, – сказал он ей. – Если вы будете меня преследовать, я пожалуюсь королю.

– Разве у меня мало денег и драгоценностей для подарков тебе? – спросила она.

– Я не мальчик из веселого дома, чтобы делить ложе с тем, кто больше платит, – ответил юноша.

– Ну так дели ложе с тем, кто горячее любит, а горячее меня ты не найдешь во всей Кассандане.

– Ах, сударыня, должен вам признаться, что мне больше по сердцу мужчины.

– Врешь, – засмеялась Ашурран, засовывая руку ему под одежду.

Юноша Норимицу заколебался, видя настойчивость Ашурран, к тому же она была приятна ему своим видом и обращением. Он сказал:

– Все же я не могу уступить вам, потому что вы воин, человек неверной судьбы и непостоянных чувств. Завтра же вас могут отослать из Кассанданы, и я лишусь ваших подарков и вашей любви.

– А если не уступишь, то лишишься жизни, – быстро сказала Ашурран, обнажая кинжал.

Плача, Норимицу упал к ее ногам и сказал правду:

– Я противлюсь вам, сударыня, только из страха перед первым министром. Если он узнает о вас, то лишит меня своего покровительства, а может даже совсем выгнать из театра.

– Что за печаль, – усмехнулась Ашурран. – Мы будем встречаться тайно.

Она отерла слезы Норимицу своим шарфом, распустила на нем пояс и увлекла на ковер. Они сплели с ним ноги к взаимному удовольствию и договорились о новой встрече. Так они стали встречаться, и никто не знал об их связи. Ашурран была щедра к Норимицу, называла его нежными именами и дарила ему самые пылкие ласки. Однако юноша был не очень рад, потому что Ашурран была ревнива и требовала от него отделаться от всех других любовников.

– Если я узнаю, что ты был с кем-то, кроме меня, я тебя убью, – пригрозила она.

Вот как была сильна ее страсть!

Норимицу не очень верил, что она действительно выполнит свою угрозу, но опасался скандала и неприятностей. Не в силах дождаться дня, когда Ашурран отошлют из столицы, он шепнул первому министру, что кое-кто из королевских военачальников преследует его своими домогательствами. Что было дальше, уже известно.

От мысли, что придется расстаться с Норимицу, у Ашурран отнималось всякое разумение. Встретившись с юношей, она сказала ему:

– Собирайся, мой серебряный, поедешь со мной в Архизу.

Но он ответил, что не может бросить театр. От этого ответа Ашурран пришла в ярость.

– Ты только и ждешь моего отъезда, чтобы уступить первому министру! – вскричала она, обнажая кинжал. – Или ты поедешь со мной, или я тебя убью, потому что мне невыносима мысль, что ты будешь принадлежать другим.

Юноша Норимицу стал уверять ее в своей любви и верности. Он говорил, что не место ему при войске, что король разгневается, если она похитит лучшего актера его театра, но все было напрасно. Ашурран была непреклонна. Не помогли ни слезы, ни мольбы, ни угрозы. Тогда Норимицу сделал вид, что сдался, и сказал, что пойдет собирать вещи, намереваясь ускользнуть от Ашурран и спрятаться до тех пор, пока она не уедет. Однако Ашурран уже не доверяла ему по-прежнему и пошла с ним, не спуская с него глаз и не убирая руку с рукояти кинжала. Несчастный юноша был так перепуган, что опасался ослушаться ее или позвать на помощь.

Ашурран привела его в свое жилище и приказала развлечь себя игрой на лютне. Норимицу взял в руки лютню, сел на ковер и горько заплакал. Она стала его утешать, целуя и сжимая в объятиях, но он отталкивал ее руки.

– Ах, сударыня, вы губите меня своей любовью. Я не смогу жить без столицы и театра. Лучше убейте меня вашей рукой, – так он говорил.

– Прекрати свои речи, или я отдам тебя на забаву моим воинам, а это будет похуже смерти, – пригрозила Ашурран.

Но он закрыл лицо рукавом и сказал, что она может делать с ним, что хочет, только любви от него не дождется, если увезет его из столицы. И если бы он при этом продолжал плакать, то она бы, скорее всего, ему не поверила, но голос его звучал твердо, и Ашурран задумалась.

– Хорошо, – сказала она в конце концов. – Раз тебе дороже театр, чем мои объятия, можешь уходить. Через год я вернусь из Архизы, и мы продолжим этот разговор.

И юношу Норимицу проводили к нему домой, а на следующий день королевское войско покинуло столицу. Он стал вести прежнюю жизнь – получать подарки от поклонников и дарить свои ласки самым богатым и знатным. Уступил он, наконец, и первому министру, и тот осыпал его милостями.

Год пролетел незаметно, и тут вдруг пришла весть о возвращении Ашурран. Можно представить, как был испуган Норимицу! Он поспешил к первому министру и умолял защитить его от гнева воительницы. Министр спрятал его в одном из своих домов за городом, и юноша чувствовал себя в безопасности. Как, однако, он ошибался в чувствах первого министра! Тот уже давно был увлечен какой-то певичкой, да и обстоятельства сильно переменились, и теперь дружба Ашурран была ему очень выгодна. Поэтому он тайно послал ей весть о том, где находится Норимицу.

Вечером юноша сидел в комнате, наигрывая на лютне, и тут вдруг в комнату входит Ашурран с обнаженным мечом в одной руке и кинжалом в другой. Норимицу побледнел, и язык у него отнялся от страха. Он выпустил из рук лютню, она упала на ковер и жалобно тренькнула.

– Видишь, я более постоянна в своих чувствах, чем господин первый министр, – сказала Ашурран. – Прошел год, а я все еще тебя люблю, он же успел к тебе охладеть.

– Однако господин министр никогда не угрожал убить меня своей рукой, – сказал юноша, едва шевеля губами.

– Что за печаль, он предпочитает убивать чужими руками. Это он открыл мне, где ты находишься.

У Норимицу страх уступил место глубокой печали. Он закрыл лицо рукавом и долго молчал.

– Что же, ты так любишь его, что так горюешь о его предательстве? – сказала Ашурран с презрением.

– Ах, сударыня, я горюю о себе самом. Видно, красота моя – не дар судьбы, а проклятие, которое станет причиной моей погибели. Нет для меня защиты от чужого вожделения. Уступить – смерть, и не уступить – смерть. Каждый хочет, чтобы я принадлежал только ему, а я принадлежу только театру. Лишь ему я отдаю свою любовь и верность. Если в этом моя вина перед вами, рубите!

Он откинул волосы с шеи и склонил голову.

Ашурран была поражена его мужеством и твердостью. Поняла она, что нет у нее над юношей власти. Она засунула клинки в ножны и подняла Норимицу с колен.

– Верно, была я неправа, думая, что любовь можно получить золотом или угрозами. А без любви мне твои ласки пресны, хоть красив ты, как молодая луна, и строен, как тополь.

Отстегнув свой кошелек, полный золота, бросила она его к ногам юноши и ушла.

С этого дня Норимицу затосковал, потому что не хватало ему грозного блеска синих глаз Ашурран. Никогда раньше любовники не обнажали перед ним клинка и не пытались овладеть им насильно. Случалось ему получать от них подарки куда роскошнее, чем дарила Ашурран, однако никто не мог сравниться с ней в настойчивости и пылкости чувств.

Словом, не прошло и недели, как юноша Норимицу был влюблен без памяти в воительницу Ашурран. Он прислал ей ключ от своей спальни, но она ключа не приняла и сама не явилась. Юноша проплакал всю ночь. Вот как переменчива судьба! Раньше он лил слезы из-за того, что Ашурран его любила, а теперь – из-за того, что она была к нему холодна.

Норимицу отправился к королю и сказал, что хочет он отдохнуть от столичной жизни и поправить свое здоровье в деревне. Видя, что юноша и вправду бледен, и дух его угнетен, король дал ему отпуск на месяц, хоть и сожалел, что столица будет лишена красоты Норимицу. Тогда юноша с замиранием сердца отправился к Ашурран и бросился ей в ноги.

– Что ты здесь делаешь? – изумилась она.

– Ах, сударыня, с тех пор, как вы меня оставили, мне жизнь не мила.

– Возвращайся в свой театр, – сказала она холодно, думая, что он притворяется.

Юноша Норимицу заплакал и сказал:

– Я выпросил у короля отпуск на месяц, чтобы провести его с вами. Если вы меня прогоните, я уеду из столицы в деревню, чтобы там предаваться печальным размышлениям.

При виде его слез и покорности страсть заново разгорелась в Ашурран.

– Не лучше ли предаться любовным утехам! – сказала она, увлекая его на ложе.

И каждую ночь они стали проводить друг подле друга, сплетаясь в объятиях, под одним одеялом, как две половинки грецкого ореха под одной скорлупой. Наслаждению их не было границ. Через месяц Ашурран щедро одарила Норимицу, и они расстались с легким сердцем, вспоминая друг о друге только хорошее и не тая обиды. Всем бы любовным историям такой счастливый конец!