Текст книги "Hate This and I'll love you (СИ)"

Автор книги: TheProblematique

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

========== Пролог ==========

Есть кое-что, что можно сказать о способности человеческого мозга испытывать эмоции. Будь то отклик на внешние раздражители или просто идея, которая вызывает ответную реакцию, тонкости того, что мы называем мышлением и процессом чувствования, являются, по крайней мере пока, неисследованными. Действительно, где-то здесь задействованы гормоны, но даже на текущую Звёздную дату этот процесс ещё не был объяснён с подобающей точностью.

Разум капитана Кирка не являлся исключением по отношению к этой идее в той её части, что он не был изучен точно или корректно. Некий первый офицер мог бы заметить, что разум Джима в действительности менее точно объяснён, чем умы других людей, и попытка сделать нечто столь же крайне-крайне сложное – это, возможно, не то, что вышеупомянутый первый офицер порекомендовал бы делать кому-либо, кто не являлся коммандером-наполовину-человеком-наполовину-вулканцем по имени Спок (на самом деле, он бы порекомендовал обратное).

Джим бы выразил это по-другому и просто заявил бы, что его разум фантастически незауряден.

Но достаточно сказать, что, вопреки различным и противоборствующим мнениям, разум Джима был экстраординарным.

Он был эрудированным (до степени гениальности), сострадательным, сообразительным, сильным, самоотверженным (до степени крайней опасности), порою импульсивным и не боящимся практически ничего (включая, в частности, личное пространство, смерть, сам страх, темноту, астероидные поля, полёт без применения реактивной тяги, исследование чего угодно, приключения, насмешку, неоднократные унижения, высоту и разные, новые или необычные идеи, персоны или сексуальные позиции).

Факт в том, что разум Джима был потрясающе индивидуален.

И он становился одержимым Споком.

Потому что разум Спока был гениальным и ярким, как искрящийся на волнах солнечный свет, и ещё он был огромным и увлекательно чужеродным, как глубочайший океан. И Проблема Джима началась с этой мысли; и все последующие подобные мысли, и все поэтические метафоры, используемые для их иллюстрирования, и увеличивающаяся частота их повторений (и мыслей, и метафор) всегда были связаны со Споком.

И Проблема, как он с любовью о ней думал, безусловно, началась с разума Спока. Да, разум Спока был вызовом и испытанием, целью, которую он хотел достичь, плотиной, которую он мечтал разрушить, вопросом, на который он желал найти ответ, спокойствием, чтобы его испытывать, реакцией в ответ на провокации… океаном, который он жаждал исследовать.

Но это ещё не всё. Маленькая подлая дрянь.

Проблема была водворена в сознание Джима с помощью (расположенных по увеличению отчаяния) метафор. Она расположилась там с удобством. Она росла. Она находилась в центре внимания и процветала. Она давала о себе знать мгновенно, как только у Джима появлялась секунда свободного времени. Он брал работы в три раза больше, чем стоит здравомыслящему капитану, но она медленно и неотвратимо надвигалась на него, когда он меньше всего ожидал: когда главный офицер по медицине заставлял его сложить с себя капитанские обязанности, когда он спал, был в душе… однажды, когда он ел салат из огурцов. Это отвратило Джима от овощей навсегда.

Блеск глаз Спока говорил Джиму, что Спок счастлив (хотя тот мог после это отрицать, если спросить, что Джим делал неизменно, а потом доставал его этим). Поднятие брови могло означать пять разных вещей в зависимости от комбинаций с почти незаметно приподнятыми уголками губ или тем, как он их поджимал. Подёргивание мышц оповещало о злости, а сжатые челюсти – о печали.

Потом Джим поймал себя на рассматривании челюсти Спока без необходимости поиска признаков грусти. Просто так, без причин. Или на разглядывании ушей Спока с их градацией зелёного, или на совершенно безосновательной идиотской ухмылке.

Но он не замечал этого, пока однажды не осознал, что с открытым ртом пялится на голого по пояс Спока, занимающегося в тренажёрном зале. Это, действительно, просто случилось в буквальном смысле слова, Джим был шокирован, и восхищение открывшимся не было просто оборотом речи: честное слово, он мог бы пустить слюни (хотя он не был готов игнорировать необходимость после менять рубашку или истеричный смех Боунса, который не остановился бы, пока кто-нибудь не дал бы ему пощёчину). В конце концов, это было бы просто безумно неловко… как минимум…

Но это не подготовило Джима к приближающимся испытаниям, и, возможно, только потому, что его разум был шедевральным, они всё ещё живы, чтобы говорить об этом.

Или нет…

…в смысле, не говорить об этом. Они живы, конечно.

Они просто… могут решить это не обсуждать.

Хотя всё-таки могли бы подумать.

В любом случае… это история о времени, когда истинные чувства каждого были вынесены наружу.

На один день.

Комментарий к Пролог

п/а.

Это только начало.

Мухахахахаха!

Как я упомянула в описании, фик будет основан на серии ОХРЕНИТЕЛЬНО НЕВЕРОЯТНОГО TOS, которая называется “Время обнажиться” (да, все верно, она именно так и называется ;), которую я пересмотрела пару дней назад, и позвольте сказать вам, ребята, что она СДЕЛАНА из ПОТРЯСАЮЩЕГО и ПРИПРАВЛЕНА НЕВЕРОЯТНЫМ. В ней есть все, и я имею в виду все (за исключением Чехова! Но я впишу его сюда, потому что это, в конце концов, перезапись перезапуска!).

В любом случае знаете ли вы, что число просмотров в итоге становится прямо пропорциональным скорости, с которой выкладывается следующая глава??? Просто факт, с которым я ничего не могу поделать! Правда это интересно?

*хихиканье*

Я просто люблю хихикать.

п/п

Чаще всего комментарии автора настолько же бессмысленны, как этот. Так что у меня возник такой вопрос: вам интересно их читать? Стоит ли их вообще переводить?

========== Глава 1. Замерзли там ==========

«Он замёрз там, будто ему было всё равно».

В итоге озарение приходит из-за чего-то простого, чего-то глупого.

Джим вместе со Скотти и его инженерами был в транспортаторной, наблюдая за благополучной телепортацией на планету Пси 2000 своего первого помощника и молодого лейтенанта Джо Тормолена. Основной миссией Энтерпрайза было наблюдение за неизбежной гибелью планеты и принятие на борт группы учёных, находящихся на ней. Сканеры Спока обнаружили их базу, но Ухура не смогла принять или передать никаких сигналов, так что Джим приказал вулканцу и лейтенанту спуститься вниз для расследования.

С ними был ещё и Маккой, закончивший обязательную проверку защитных костюмов, так как существовал высокий риск радиационного заражения и температурных колебаний, и, да, это была стандартная процедура. И Джим подумал, что было мило со стороны доктора убедиться, что его подчинённые в безопасности и не будут насмерть заморожены или отравлены, но…

Эти костюмы выглядели нелепо.

Серьёзно, на грани преступного.

Они были яркими, глянцевыми, блестели оранжевым, что ужасно сочеталось с прелестной бледно-зелёной кожей Спока, и хрустели при каждом шаге, и Джим старался изо всех сил не взорваться приступом смеха по большей части потому, что это не приличествует делать Мужчине, не говоря уже о капитане космического корабля, но ещё и потому, что он не хотел заставлять Спока чувствовать себя неловко (хотя вероятность этого была очень мала, так как это, в конце концов, был Спок).

Так что он придал своему лицу настолько серьёзное и профессиональное выражение, насколько мог. И, возможно, ему не стоило кусать свой кулак, чтобы сдержаться.

Но потом его первый офицер надел на голову шлем, и Джим не смог ничего с собой поделать. Этикет полетел ко всем чертям. Протокол был затоптан стадом голодных сехлатов. Директива поведения капитана (что бы это ни значило) стала больше рекомендацией, чем настоящим правилом.

Джим засмеялся громко, весело и бесцеремонно, сверкая глазами и давясь воздухом. Он даже нагнулся над контрольной панелью, оставаясь в вертикальном положении, так сильно он трясся.

Спок выглядел ужасно смешно. Цвет и форма костюма даже отдалённо ему не шли, большой квадратный шлем сдавливал вулканские уши, и хотя Джим видел Спока с его серьёзной, полной достоинства манерой поведения только в маленьком окошке маски… о, боже, это всё равно было просто уморительно.

Джим не был единственным, чья попытка оставаться серьёзным закончилась Эпичным Провалом: по всей комнате разносились столь же громкие, как и его, смех и хихиканье его подчинённых. Даже Маккой не смог сдержать насмешливое фырканье, и лейтенант Тормолен тоже ухмылялся.

Посреди всего этого Спок продолжал стоять на стартовой площадке со своей аурой утончённого превосходства во всей этой блестящей ткани («Вам всем по двенадцать», – своим видом словно говорил он, не используя ни слова), и именно в этот момент случилось озарение.

Скотти хлопнул Джима по плечу, но тот едва ли это заметил. Потому что он был слишком сбит с толку тем, что расцветало в его груди, расширялось и росло, пока он был поглощён этим, полностью и вне всякого сомнения окончательно укоренилось: знанием, что чувства к Споку, с которыми он пытался бороться до сегодняшнего дня, больше не являлись чем-то необязательным. Они стали частью его самого, неизменными, непреложными и неотделяемыми.

Неизменными?

Джим не был глуп, он чувствовал, что падал, даже если пытался это остановить, но он просто не осознавал, как далеко всё зашло. Что ж, вот теперь он знал, что всегда любил Спока, что было просто, как само существование.

Всегда.

Из-за защитного костюма.

Он понял это, глядя на Спока в оранжевом.

Он осознал бесконечную преданность своему первому офицеру, своему тотально и невероятно Запретному первому офицеру (да, с заглавной «З»), который никогда бы за миллион лет не ответил взаимностью и у которого была изумительная девушка, который был крут и умён, что, следовательно, исключало существование любой возможности, что Споку может понравиться Джим, не говоря уже о чём-то большем, чем самый крошечный кусочек романтики на свете. Так какой, в самом деле, смысл любить кого-то подобного? Господи, у него проблемы, серьёзно, может, ему следует рассказать всё Боунсу… что, опять же, может толкнуть бедного доктора на убийство-самоубийство, а это будет нехорошо с точки зрения морали…

Хм.

Так что он всё это осознал в порыве смеха, потому что Спок выглядел смешно. В его собственной особенно комичной непреднамеренной манере.

Ладно, всё хорошо.

Хорошо.

Всё в порядке, Джим.

Дыши.

Возьми себя в руки. Посмотри в лицо опасности, или как там. Если жизнь кидает в тебя лимоны, брось их ей обратно в лицо, требуй апельсины, которые тебе нужны, и сделай себе сам сладкий апельсиновый сок [1]. Ну или что-то такое же одухотворённо-возвышенное, как это. Ты сможешь это сделать. Успокойся, Джим. Джим. Джим?

– Джим? – это был Спок, смотрящий на него вопросительно. Вот чёрт, он заметил? Глаза Спока ухитрялись выглядеть потрясающе даже сквозь пластиковое окошко защитного шлема. Вот дерьмо. Так несправедливо.

– Капитан?

Смех затих, оставив после себя сдавленные смешки, и люди начали странно на него коситься. Что? Он хотел сказать. Разве это не было понятно по его лицу?

Что?

Джима на мгновение накрыло волной паники, когда его оглушило и мир стал вращаться вокруг него… И Спок всё ещё смотрел прямо на него с любопытством и беспокойством… Может быть, Джиму и стоило отвернуться, потому что напряжение нарастало, исключая тот факт, что он просто не мог. Спок умел приковывать внимание, притягивать каждый взгляд… Но потом вдруг момент ушёл, земля снова находилась под его ногами, и Джим встал прямо и твёрдо, с благодарностью ощущая спокойствие.

Но стоило ему как следует посмотреть на Спока… и он снова начал смеяться.

Над Споком, над собой, над ситуацией, но в большей степени над собой, потому что, Боже, это так глупо, и он любит Спока так сильно, что тому лучше не быть раненым и тому подобное, он влюблён в Спока, и это чувствуется так же странно, как и звучит. Но ещё в некотором роде… нет.

– Я просто… не могу… как… глупо ты выглядишь, – он ловил ртом воздух в перерывах между хихиканьем.

Хм. Мужественными смешками. Не хихиканьем. Кирк не хихикает. Это для девчонок и Чехова.

В конце концов уголки губ Спока чуть приподнялись в ответной улыбке, что заставило Джима широко улыбнуться и наконец расслабиться.

Маккой закатил глаза на них обоих.

– Ладно, ребята, а теперь серьёзно, – Джим откашлялся и хлопнул в ладони. Все постарались принять чуть более профессиональный вид, и Джим почувствовал гордость за то, что они могли так быстро вернуться к рабочему настрою.

– Возможно, теперь, когда непредвиденный эмоциональный отклик на мой счёт закончился, мистер Скотт, вы сможете перенести нас вниз? – тон Спока был ровным как обычно, но Джим моментально уловил, что он их всех поддразнивал в своей остроумной вулканской манере. Если бы он не должен был принимать во внимание свою мужскую гордость, то Джим мог бы подумать: «Оу-у-у-у, как же это мило». Но, конечно, он так не подумал.

Нисколечко.

– Прости, Спок. Нам нужны такие моменты, чтобы снять напряжение, ладно? – сказал Скотти, притворяясь, что вытирает слезу в уголке глаза. – Вы готовы?

Лейтенант Тормолен показал большой палец, Спок кивнул и сказал:

– Запускай.

После того как они исчезли в шквале электрических искр и Скотти подтвердил успешное прибытие, Джим повернулся и пошёл на мостик, погружённый в мысли.

Итак, это не было настолько плохо.

И, в конце концов, он не был ошеломлён.

Слишком сильно.

Он этим гордился. Маленькая, совсем крошечная улыбка незаметно прокралась на его лицо, и он неожиданно почувствовал себя опустошённым. Ему стоило быть храбрым и с такого рода вещами. Хотя прыжок со скалы и кажется проще, но он справится. Он сможет научиться жить с этим, он привыкнет несмотря ни на что, будет хорошим капитаном и хорошим другом.

Фух.

Джим зашёл на мостик и кивнул офицеру связи, устало улыбнулся пилоту и навигатору и сел в своё капитанское кресло, думая, что сегодняшний день был по-настоящему эмоционально изнуряющим. Может, дальше будет проще. По крайней мере, он мог надеяться.

О, Джим.

Впереди его ожидало кое-что хорошее, о чём он пока не подозревал.

*

– Энтерпрайз, все системы жизнеобеспечения отключены, – произнёс голос из коммуникатора.

– Чёрт, вам должно быть холодно, – Джим представил кабину, покрытую льдом и снегом, сопротивляясь подавляющему беспокойству за своего первого офицера. Тормолен был человеком, но – в глупом костюме или нет – Спок оставался вулканцем.

Ладно, наполовину. Но всё равно.

– Защитные костюмы действуют согласно своему назначению, Джим, и я не чувствую никакого дискомфорта, – сухо ответил Спок.

– О. Замечательно. Ладно, что насчёт признаков жизни там внизу?

После короткой заминки начал говорить лейтенант Тормолен.

– …весь персонал станции мёртв, сэр.

– Что стало причиной?

– Неизвестно, капитан, – голос Спока громко прозвучал в тишине мостика, когда он добавил:

– Это не похоже ни на что, с чем мы когда-либо сталкивались прежде.

*

Спок аккуратно отделял физическую реакцию на ненормально низкую температуру от своих умственных способностей. Дискомфорт был неприемлем, следовательно, недействителен, следовательно, не имел места быть. Несмотря на то что это было явной ошибкой, ему это было необходимо, и Спок позволил себе эту уступку.

Было доказано, что Тормолен – молод и неопытен, хотя и готов помочь.

– Мистер Спок, там женщина была задушена, – напряжённый голос лейтенанта шёл из одной из комнат. Спок исследовал заднюю часть, где он стал свидетелем странной картины: в душевой кабине лежал покрытый льдом мужчина, который был, очевидно, полностью одет.

– Что произошло с инженером на посту? – спросил Спок, оглядывая комнату в поисках улик, которые могли бы объяснить странное поведение мужчины, которого он обнаружил, до того, как тот умер.

Наступила долгая тишина, такая долгая, что Спок начал обдумывать возможность того, что он перестал слышать, как единственное рациональное объяснение.

Пока Тормолен не заговорил странным, низким голосом, который, как Спок знал, ни один человек не смог бы услышать.

– Он просто… замёрз там. Он замёрз там, будто ему было всё равно.

Включая женщину, мужчину в душе и инженера, в итоге насчитывалось шесть смертей. Спок вернулся в главную комнату и увидел Тормолена, застывшего посреди движения, его рука замерла. Возможно, то, что он увидел, – необъяснимые смерти – как-то повлияло на него?

– Обстоятельства этих смертей необычны, лейтенант, – прокомментировал Спок. Озвучивать свои мысли не было необходимо, но он хотел, чтобы Тормолен был начеку. – Мы должны быть осторожны и не подвергать себя опасности.

– Да… – Тормолен потёр свою руку в перчатке и поморщился. Спок заметил этот жест, но не придал ему значения.

Ошибка, о которой он ещё пожалеет.

– Мистер Скотт, – сказал он в свой коммуникатор. – Я думаю, что данная ситуация требует дальнейшего расследования, но так или иначе мы не обладаем необходимыми инструментами, и моё оборудование уже зарекомендовало себя как непригодное. Нам стоит вернуться позднее, однажды я изготовил подходящий препарат вместе с научным отделом.

– Так точно, Спок! Вы готовы подняться?

– Подтверждаю.

*

Шести учёных, которых они должны были доставить домой, больше нет. Замёрзли насмерть без систем жизнеобеспечения при странных обстоятельствах. Что вообще могло сделать их такими… неосмотрительными?

И сейчас они вынуждены наблюдать за гибелью планеты, оставаться на орбите и бессильно смотреть, как целый мир превращается в ничто.

– Мистер Спок и лейтенант Тормолен на борту, капитан, мы их задержали для дезинфекции в транспортаторной.

Джим выпал из минутной задумчивости и сказал в свой подлокотник:

– Хорошо. Эм, Скотти, когда всё будет сделано, отправь их в лазарет просто на всякий случай, ладно? Они нашли шесть мёртвых тел, а я не хочу ничем рисковать. Скажи Споку, что я буду там.

– Конечно.

– Сулу, управление на тебе.

Сулу кивнул со своего поста.

Джим старался не бежать во владения Боунса, потому что это было бы ребячеством и глупостью, и точно не было необходимо. Дверь открылась, и он услышал, как офицер по медицине разговаривает с его старпомом. Скорее всего, Маккой проверял показатели Спока.

– Пульс 242 удара… – говорил доктор наполненным иронией тоном. – Кровяное давление практически отсутствует… и, учитывая, что вы называете эту зелёную штуку в венах кровью, я уверен, что вы в полном порядке.

– Как вы прекрасно знаете, показатели для меня абсолютно нормальные, – холодно сказал Спок. – Моя анатомия отличается от вашей, за что я могу быть только бесконечно благодарен, доктор.

Джим зашёл в комнату с широкой ухмылкой на лице, собираясь сказать что-нибудь примирительное, когда… слова застряли в глотке.

У Спока были… руки.

Конечно, это не было новостью для Джима. Как ни крути, он видел их каждый день в облегающей голубой униформе, которая так плотно их обтекала. Но прямо сейчас Спок был без своей голубой рубашки, он её снял для медосмотра. Вместо неё на нём была обтягивающая нижняя рубашка и чёрные штаны, сочетающиеся с его волосами цвета вороного крыла и удивительными тёмными глазами, контрастирующими с белоснежной кожей с бледно-зелёным оттенком. И всё это вместе очаровывало и притягивало.

Ещё у него были бицепсы, плавные и рельефные, плечи Спока были широкими, а его грудь – гладкой и мускулистой. И то, что он лежал на столе для обследований, совсем не помогало.

Джим сразу же понял, что он не единственный, кто это заметил: медсестра Чэпел прислонилась к дальней стене и пыталась сделать вид, что она не была абсолютно не способна отвести взгляд от первого офицера Джима, а когда Спок поднялся, её грудь начала неравномерно вздыматься. В другое время это выглядело бы очень забавно.

Но Джиму не было смешно. Совершенно.

Как бы то ни было, в впечатляющем проявлении внутренней стойкости он прочно подавил подобные мысли и повернулся к Маккою.

– Как они? Всё в порядке? Они в порядке?

– С ними всё хорошо, Джим, – ответил Маккой, закатывая глаза. – Что ты здесь вообще забыл?

Его подозрительный тон очень сильно раздражал Джима. У Боунса была привычка обвинять его в спокосталкерстве, не то чтобы Джим когда-либо действительно говорил ему что-нибудь (на самом деле, у него было чувство, что доктор считал, что это всё просто забавная шутка, и, если бы Джим рассказал ему правду, Маккой мог бы выцарапать себе мозги и умереть страшной смертью, ну или что-то в этом роде).

Но на службе Джим всегда вёл себя как настоящий профессионал. И он не делал исключений, Энтерпрайз всегда был для него важнее кого-либо и, тем более, чего-либо. И намёк, что он бежал в лазарет просто так, был возмутителен.

– Мне нужно поговорить со своим помощником, – парировал он чуть более оборонительно, чем было необходимо.

– Ты мог это сделать на совещании, которое будет через пятнадцать минут? – ласково спросил Маккой. Джим сдержал порыв задушить его, а потом задумался над его словами. Действительно задумался. Он ведь мог так поступить, правда? Просто подождать до встречи, чтобы убедиться, что его старпом в порядке. Но… что насчёт Тормолена? Его же не будет на совещании.

Джим попытался представить, что здесь не было Спока с его руками. Спустился бы он сюда, если бы только лейтенант вернулся из опасного путешествия, а не лейтенант-плюс-мужчина, любовь (неизменную) к которому он осознал несколькими часами ранее?

Да, естественно, спустился бы, твёрдо решил он. Особенно после того, как услышал бы о телах и дезинфекции. Там внизу было опасно. Он бы захотел убедиться в безопасности любого члена своего экипажа.

Он почувствовал невероятную гордость за себя из-за этого маленького открытия и собрался попенять своего доктора этим, готовый дать ему сокрушительный отпор, когда…

– Ужасно, – произнёс приглушённый голос позади него.

Джим развернулся и увидел Тормолена, сидящего на одной из кроватей, неотрывно смотрящего в пол так, будто он мог найти там все ответы во вселенной. Может, он не был готов увидеть все эти тела. Ну блин, Джим не рассчитывал найти всю команду совершенно мёртвой, но он думал, что его люди готовы иметь дело с чем-то подобным, когда Энтерпрайз с этим столкнётся. Он надеялся, что лейтенант будет в порядке, несмотря на то что Тормолен казался сильно потрясённым. Бедный ребёнок.

– Эй, Джо. Ты в порядке? – осторожно спросил он.

– Это было ужасно.

Джим побледнел. Не только потому, что лейтенант говорил испуганно, но и потому, что он никогда прежде не видел его таким уязвимым, его голос дрожал, как у ребёнка.

– Это было… ужасно, капитан. Они все просто сидели там. Как будто им было всё равно. Я вот думаю…

Джим подошёл к молодому человеку – не настолько молодому, как он сам, вообще-то, – и положил ему руку на плечо, желая утешить.

– Эй. Ты думаешь, а место ли здесь человеку вообще. Имеем ли мы право быть здесь. Мы все задаём себе эти вопросы время от времени.

Тормолен глупо на него пялился.

– Но, чем больше ты думаешь, тем лучше работаешь, да?

Получив, наконец, в ответ кивок и улыбку, Джим встал и расправил плечи. Он повернулся к Споку, чтобы увидеть, как тот смотрит на него с любопытством. Его голубая рубашка была снова на нём.

Вздохнув про себя с облегчением, Джим скрестил руки.

– Так… какие будут предположения, Спок? Есть идеи, что, чёрт возьми, там внизу произошло?

Спок казался опечаленным.

– Хотел бы я сказать, капитан. Обстоятельства весьма странные. И я не хочу строить пока необоснованные гипотезы. Возможно, детальная проверка наших плёнок покажет что-нибудь.

Джим кивнул, а Тормолен дрожал позади него.

– Шестеро умерли… умерли… им было всё равно…

– Джо, тебе нужно отдохнуть, – твёрдо сказал Джим, многозначительно глядя на своего офицера по медицине, и покинул лазарет. Спок последовал за ним.

*

– Мы встретимся в зале совещаний через десять минут, мне нужно вернуться на мостик на секунду. Сможешь принести те плёнки?

– Конечно, Джим.

– Великолепно. Тогда увидимся через… девять минут и пятьдесят шесть секунд.

– Пятьдесят пять.

– Пятьдесят четыре.

– Пятьдесят три.

– Пятьдесят две.

– Хорошо, Джим. Я думаю, что выражение «я понял твою мысль» будет подходящим?

– Ага. Увидимся.

…

– Ох, подожди, Спок…

– Да?

– Я-я рад, что ты в порядке.

– …спасибо.

– Я имею в виду, что было бы паршиво без первого помощника. Я был бы должен точно оставаться в живых и прочая фигня.

– Я надеюсь, вы понимаете, что мои обязанности здесь не ограничиваются тем, чтобы заменить вас в случае вашей смерти, Джим.

– Конечно нет, ты так много всего делаешь.

– Спасибо. И я… также надеюсь, что ты будешь оставаться в живых в любом случае, вне зависимости от того, здесь я или нет.

– Эм… спасибо?

– Ты обязан быть живым.

– Буду. Обещаю.

– В свою очередь я приложу все усилия для того же.

– Для твоей же пользы.

– Девять минут и пятнадцать секунд, Джим.

– Четырнадцать.

– Тринадцать.

На этом числе их пути разошлись: Джима с мечтательной улыбкой на лице и Спока с теплотой в глазах.

Кто-нибудь суеверный мог бы высказаться о числе и неудаче.

К счастью, никто на Энтерпрайзе не верил в подобную чушь.

[1] Автор видоизменил поговорку “Если жизнь бросает в тебя лимоны, собери их и сделай лимонад”.

========== Глава 2. Отвянь ==========

«Ты не старше меня по званию, и у тебя нет острых ушей, так что просто отвянь!»

Джим оглядел комнату совещаний и остановил взгляд на мужчине, сидящем неподалёку от него. Все эти смерти учёных его обескураживали, и просмотренные плёнки только усилили это чувство. Жуткая тишина, замёрзшие трупы, странные, дикие позы людей, умудрившихся забыть, что им нужен температурный контроль и постоянный приток кислорода для жизни…

– Что, чёрт возьми, с ними произошло? – почти про себя пробормотал он.

Затем на камере промелькнула какая-то тень.

– Эй. Приостанови! Что это? – Джим вскочил на ноги. Спок приподнял брови, пристально глядя на изображение.

– Я не знаю, капитан.

Спок перемотал назад плёнку и нажал на паузу. Вдоль левой стороны линзы была заметна какая-то маленькая расплывчатая линия, выглядевшая странно… блестящей. И оранжевой.

И Джим понял, на что именно они смотрят.

– Это рука лейтенанта Тормолена, – сказал он, садясь обратно с облегчённым смешком. – Наверное, он почесал нос или ещё что-нибудь.

– Сквозь защитную экипировку?

– Почему бы и нет?

Спок опустил взгляд и погрузился в задумчивое молчание.

– Что ж, такое чувство, будто все шестеро были под воздействием какого-то психотропного наркотика, – задумчиво сказал Маккой. – Но сканеры не обнаружили следов необычных веществ, записи биоанализов на плёнке не выявили никаких аномалий, так что я исключаю отравление. Из чего следует… ничего. Я не знаю, я действительно не могу этого понять.

– Никакой теории?

– Ничего даже приблизительного, Джим, – Маккой пожал плечами.

– Кто-нибудь ещё?

Джим повернулся к главному инженеру и своему первому помощнику. Скотти неловко поёрзал и потряс головой, уставившись на свои руки. Спок всё ещё молчал и немного хмурился, глубоко погрузившись в свои мысли.

– Цель совещания – получить различные ответы, основанные на ваших способностях и опыте. Ну или хотя бы один. Всё, чего я прошу, это что-то, от чего можно оттолкнуться, и не важно, насколько смешно это будет звучать. Но всё, что у нас есть на данный момент, это рассуждения.

И с лукавой улыбкой добавил:

– Я не буду смеяться, клянусь.

Все немного расслабились, и спустя несколько секунд тишины Маккой закатил глаза и заговорил.

– Ладно, мне кажется, это может быть какая-то форма космического безумия, о которой мы никогда не слышали, – уступил доктор. – Но больше всего мне на нервы действует то, что нет никакой причины, чтобы всё происходило так внезапно. Трикодеры этого не зарегистрировали…

– Трикодеры будут регистрировать только то, на что они запрограммированы. Если это что-то неизвестное, мы не сможем удостовериться, – нетерпеливо сказал Джим. – Мы должны думать нестандартно, я уверен.

Ещё одна длинная тишина.

– Хорошо. Земной Науке всё равно необходимы точные параметры разрушения этой планеты, так что, Скотти, мне нужно, чтобы ты держал нас на ближайшей орбите. Максимально близкой, ладно? Из-за чего напрашивается вопрос…

– Мои двигатели могут нас там продержать и выдернуть обратно. Без проблем, – твёрдо сказал Скотти.

Джим сдержал гордую ухмылку, продолжая говорить сурово.

– Это замечательно, но мы не должны забывать, что когда планета начнёт рушиться, гравитация, масса и магнитное поле могут измениться… И это заставит нас изрядно повозиться.

– Пока вы там на мостике не начнёте принимать душ в одежде, всё будет в порядке, – сказал Скотти.

И тут Спок наконец выпал из своей задумчивости.

– Капитан, мне кажется, что мы должны принимать во внимание тот факт, что, что бы ни воздействовало на людей на Пси 2000, оно может повлиять и на экипаж Энтерпрайза, – вдумчиво произнёс он.

– Но Спок, – начал Скотти. – Мы продезинфицировали вас с Тормоленом, а потом ещё доктор Маккой вас осмотрел, так что, что бы это ни было…

– Оно остаётся неизвестным, – Джим почувствовал всё возрастающий ужас в желудке. – Если с тобой что-нибудь случится, мы не сможем этого понять просто потому, что наши сканеры не запрограммированы на обнаружение этого.

– Но дезинфекция…? – начал Скотти.

– Вы не сможете задать цель уничтожить вещество, которое они не идентифицируют как опасное. Оно даже не покажется на их радарах.

На мгновение глаза Маккоя встревожено вспыхнули из-за слов Спока.

Джим выругался.

– Значит, Спок может быть болен прямо сейчас?

Этого не должно было случиться.

– Как ты себя чувствуешь? – Джим встал и обошёл вокруг стола, подойдя к тому месту, где сидел Спок, мгновенно переполнившись ужасным предчувствием нависшей над ними опасности, пытаясь отыскать признаки того, что с его другом что-то не в порядке. – Я имею в виду, ничего же не происходит, да? – он склонил голову к Споку и прищурился. Но Спок только моргнул в ответ, он смотрелся совершенно нормально. – Выглядишь хорошо, а чувствуешь себя хорошо? Не ощущаешь никаких неожиданных порывов прыгнуть в душ в одежде? Или, может, какую-нибудь животную ярость?

Спок поджал губы и, казалось, боролся с желанием закатить глаза.

– Нет, Джим. Я полностью здоров, – его взгляд на мгновение опустился на руку Джима, лежавшую на столе и почти задевавшую его собственную, и снова вернулся к его глазам. – Но тем не менее мы должны принимать это во внимание.

И это всё очень сильно осложняло.

– Боунс, я хочу, чтобы ты снова нашёл Тормолена.

– Что?

– Я просто… У меня предчувствие.

Спок невозмутимо приподнял бровь.

– Просто прими это, ладно? Боунс, иди найди Тормолена и попроси его прийти ко мне поговорить, если он всё ещё в состоянии, ну ты понимаешь, эти странности и прочая фигня.