Текст книги "The Beatles. Антология"

Автор книги: The beatles

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 50 страниц)

Нил Аспиналл: «У Джона это получалось здорово – шутки, реплики или клоунские па. Остальные не могли не видеть этого. Когда он кланялся, у него нервно подергивалась рука, но все делали вид, что не замечают этого».

Ринго: "Больше всего мне запомнилось то, что мы находились далеко от зрителей. Они находились на расстоянии поля, обнесенного проволокой. Теперь, когда я езжу в турне, мне нравится видеть лица зрителей. Мне нравится наблюдать за их реакцией, за тем, как у меня с ними устанавливается контакт. А на стадионе «Шей» до них было слишком далеко. Конечно, само событие было для нас очень важным – мы впервые играли для тысяч человек были первой группой, давшей такой концерт, но это никак не сочеталось с тем, к чему мы стремились, – а именно развлекать. Как можно это делать на таком расстоянии? Оставалось только одно – вопить. Нам не пришлось говорить: «Так не забывайте: на этом концерте кричим все вместе!» Все и так только и делали, что кричали.

Интересно то, что Барбара, моя нынешняя жена, была на этом концерте вместе со своей сестрой Марджори. Марджори носила битловский парик, а Барбара была тогда поклонницей "Роллинг Стоунз".

Пол: «Линда тоже была на стадионе, но она по-настоящему любила музыку, и вопли со всех сторон ее раздражали. Думаю, концерт ей понравился, хотя она действительно хотела его услышать, но ей это не удалось. В тот раз – нет».

Джон: «Четыре или пять лет мы играли так, что нас отлично слышали, и это было славно. Тем круче выступать, когда тебя не слышат, и при этом становиться все популярнее и популярнее. Они платят деньги и, если хотят вопить, пусть вопят. И мы тоже кричим в буквальном смысле слова, просто кричим на них, разве что подыгрывая себе на гитарах. Все кричат – в этом нет ничего плохого» (64).

Нил Аспиналл: «Помню, у меня еще долго звенело в ушах от пронзительных воплей, продолжавшихся целый час. Но в целом это событие было приятным. Только позднее я осознал, что это был первый по-настоящему крупный концерт под открытым небом. Это было самое удивительное выступление „Битлз“ в том турне».

Джон: "[На концерте в Сан-Франциско] зрители разбушевались. Какой-то паренек сорвал с меня кепи. Таким, как он, нет дела до концерта и до других зрителей. И чтобы завладеть им, он бросился всем телом на тех, кто стоял перед ним. Он мог вообще убить кого-нибудь из них. Такие глупые выходки никому не нужны.

Думаю, было бы гораздо лучше, если бы впереди не стояли фотографы, из-за которых зрителям приходилось привставать, чтобы что-нибудь увидеть. И фотографы поднимались повыше, чтобы сделать снимки, зрители тоже вытягивались, тогда все и началось.

Вначале я нервничал, потому что думал: "Ничего хорошего из этого не выйдет". Я словно предчувствовал это. Для нас этот концерт был обузой: мы знали, что зрители ничего не слышат, гитары были расстроены – наша собственная охрана, спасая нас, вконец расстроила их, а усилители и вовсе опрокинули" (65).

Ринго: "Америка всегда много значила для меня. В конце концов Калифорния стала чем-то вроде нашего опорного пункта в Америке. Я всегда хотел, чтобы он находился именно там.

Первый приезд в Америку был совершенно потрясающим. Нашу гастрольную команду тогда составляли Нил, Мэл и Брайан, а Дерек занимался прессой. Брайан был менеджером, но на самом деле он ничего не делал. Нил приносил нам чай, Мэл возился с аппаратурой. С нами было четверо человек. Теперь, отправляясь в турне, я беру с собой команду из сорока восьми человек.

Но концерты были всего лишь концертами – мы отрабатывали их и уходили. Мы приезжали перед самым началом и работали. Это было здорово – ездить в турне; жаль, что теперь они не для меня. Теперь все по-другому. Приходится возить с собой слишком много багажа. "Битлз" просто выходили на сцену, отрабатывали концерт и убегали развлекаться. И это выглядело абсурдным: то, ради чего мы отправлялись в турне, то есть концерты, ломало нам весь день, потому что у нас было слишком много развлечений".

Нил Аспиналл: «Когда в конце турне мы приехали в Калифорнию, они арендовали дом в Лос Анджелесе, где провели неделю. Там, мы познакомились с Питером Фондой. В бассейне он показал нам фокус, каких мы еще никогда не видели. Он нырнул в воду у глубокого края бассейна и прошел по дну до другого края. „Ого! А еще раз покажешь?“ И он повторил этот трюк».

Джордж: "Мы жили в доме, где позднее останавливался Хендрикс. Это дом в форме подковы, стоящий на холме близ Малхолланда. В доме сторожа, где поселились Мэл и Нил, на стенах висели всякие арабские вещи.

В этом доме произошло одно важное событие. Мы с Джоном решили, что Пол и Ринго должны попробовать кислоту, потому что мы перестали чувствовать связь с ними. Не просто на одном из уровней – мы потеряли с ними связь на всех уровнях, поскольку кислота заметно изменила нас. Это было такое грандиозное событие, что всю его важность невозможно объяснить. Его следовало пережить, потому что на объяснения того, что мы чувствуем и думаем, можно потратить всю жизнь. Для меня и Джона все это имело слишком большое значение. Поэтому мы решили после приезда в Голливуд в выходной уговорить и их принять кислоту. Мы раздобыли ее в Нью-Йорке, в виде кубиков сахара, завернутых в фольгу, и с тех пор возили с собой повсюду, пока не прибыли в Лос-Анджелес.

Пол не стал пробовать ЛСД, он не хотел. Поэтому ее приняли Ринго и Нил, а Мэл должен был оставаться начеку, чтобы в случае чего позаботиться о нас. В том же доме были Дейв Кросби и Джим Макгинн из группы "The Byrds", и там же появился Питер Фонда – не знаю, каким образом. Он твердил: "Я знаю, что значит умереть, потому что я стрелялся". Однажды он случайно выстрелил в себя и показывал нам шрам от пули. Но чувак на героя никак не тянул".

Ринго: "Я принял бы что угодно. Джордж и Джон не давали мне ЛСД. Какие-то ребята пришли к нам в гости в Лос-Анджелесе и сказали: «Старик, ты должен это попробовать». Они принесли кислоту во флаконе с пипеткой, накапали ее на кубики сахара и дали нам. Так я первый раз улетел. При этом присутствовали Джон, Джордж, Нил и Мэл. Нилу пришлось иметь дело с Доном Шортом, пока я барахтался в бассейне. Эго был потрясающий день. Ночь была похуже – нам казалось, что действие кислоты никогда не кончится. Прошло уже двенадцать часов, и мы были готовы взмолиться: «Дай нам передохнуть, Господи».

Джон: "Во второй раз все было иначе. На этот раз мы приняли кислоту по собственной воле – мы просто решили попробовать еще раз в Калифорнии. Мы жили в одном из домов, похожих на дом Дорис Дэй, и приняли кислоту втроем – Ринго, Джордж и я. И кажется, Нил. Пол отказался наотрез, и мы безжалостно повторяли: «Мы все принимаем ее, а ты – нет». Прошло немало времени, прежде чем Пол последовал нашему примеру.

Мы не могли есть, мне это никак не удавалось, мы просто брали еду руками. Там были люди, которые прислуживали нам, а мы просто побросали всю еду на пол. Когда мы вышли в сад, появился репортер Дон Шорт. Для нас это был всего лишь второй подобный опыт, и мы еще не знали, что кислоту лучше принимать в охлажденном виде, – мы просто приняли ее. И вдруг мы заметили репортера и задумались: "А как нужно вести себя, чтобы выглядеть как ни в чем не бывало?" Нам казалось, будто мы что-то вытворяем, но мы ошибались. Мы думали, любой поймет, что с нами. Мы перепугались, стали ждать, когда он уйдет, а он удивлялся, почему он не может подойти к нам. Нил, который никогда не принимал кислоту, но на этот раз попробовал ее, все равно оставался нашим администратором. Мы попросили: "Отделайся от Дона Шорта". А Нил не знал, как это сделать – он просто напрягся (70).

После того как мы приняли кислоту, пришел Питер Фонда, уселся рядом со мной и зашептал: "Я знаю, что значит быть мертвым". Вот этого мы не желали слушать! Мы поймали кайф, светило солнце, танцевали девушки (кажется, из "Плейбоя"), все было прекрасно, на дворе стояли шестидесятые годы. А этот тип, с которым я не был знаком, который не снял "Easy Rider", да и вообще ничего не снял, подходил к нам, нацепив темные очки, и твердил: "Я знаю, что значит быть мертвым". И мы старались отделаться от него, потому что он был занудой. Когда ты под кайфом, это страшно: "Не говори мне об этом. Я не хочу знать, что значит быть мертвым!"

Эти слова я вставил в песню "She Said, She Said", только заменил "он" на "она". Так появились слова: "Она сказала, она сказала: "Я знаю, что значит быть мертвым". Это песня о кислоте" (70).

Пол: «Питер Фонда показался нам отстоем, наверное, потому, что он был сыном Генри, и мы ждали от него большего. А на самом деле он был нормальным парнем и ничем не отличался от любого из нашего поколения. Мы редко кого-то ненавидели – мы старались уживаться с людьми. А если уж мы с ними не ладили, то больше не общались».

Джордж: "У меня сложились представления о том, что произошло, когда я впервые принял ЛСД, но эти представления не шли ни в какое сравнение с реальностью. Поэтому, улетев во второй раз, я поймал себя на мысли: «Да-да! Это оно». Я пытался играть на гитаре, затем нырнул в бассейн и испытал потрясающее ощущение: в воде мне стало хорошо. Я плыл через весь бассейн, когда услышал шум (потому что восприятие обостряется – вы начинаете почти видеть затылком). Я ощутил неприятные вибрации, обернулся и увидел Дона Шорта из «Дейли Миррор». Он таскался за нами на протяжении всего турне, притворяясь нашим другом, но на самом деле пытаясь поймать нас на чем-нибудь.

Нилу пришлось подойти и заговорить с ним. Дело в том, что ЛСД искажает представления о положении вещей. Мы стояли группой – Джон, я и Джим Макгинн, – а Дон Шорт был, наверное, на расстоянии всего двадцати шагов. Он говорил нам что-то. Но все выглядело так, словно мы смотрели на него в подзорную трубу. Он был где-то далеко-далеко, и мы все повторяли: "Черт, вон там этот тип!" Нилу пришлось уговорить его сыграть в бильярд, чтобы увести подальше от нас. Не забывайте, что под кислотой одна минута может тянуться очень долго, почти как тысяча лет. Да, тысяча лет способна вместиться в эту минуту. Под этим делом вряд ли кто-нибудь захотел бы играть в бильярд с Доном Шортом.

Позднее в тот же день все мы оказались под кайфом, к нам привезли каких-то старлеток и устроили показ фильма у нас в доме. К вечеру там было полно чужих людей в гриме, сидящих повсюду, а кислота просто словно была в воздухе. Запустили фильм, и надо же было случиться, чтобы он оказался копией "Кота Баллу" для кинотеатров на колесах. На таких копиях уже записана реакция зрителей, поскольку их смотрят, сидя в машинах, когда не слышен смех всего зала. Вот вам и подсказывают, когда надо смеяться, а когда – нет. Смотреть этот фильм под кислотой было кошмаром. Я всегда терпеть не мог Ли Марвина, а когда под действием кислоты я услышал этого карлика в котелке, то подумал, что такой ерунды еще не видел никогда. Это выдержать было невозможно. Но тут я снова улетел, и мне показалось, что я находился вне пределов собственного тела, а потом бац – и я вернулся в него. Оглянувшись, я понял, что то же самое произошло и с Джоном. Это случается одновременно, некоторое время вы оба словно отсутствуете, а потом возвращаетесь. Мы переглянулись: "Что все это? А, это все еще "Кот Баллу"…" И еще одно: когда два человека принимают кислоту вместе, слова становятся лишними. Становится и так ясно, о чем вы оба думаете. Для этого достаточно переглянуться".

Пол: «Под конец нашего пребывания в Лос-Анджелесе мы познакомились с Элвисом Пресли. Мы добивались этой встречи несколько лет, но никак не могли попасть к нему. Мы привыкли считать, что мы конкуренты для него и для Полковника Тома Паркера, и так оно и было. Поэтому, несмотря на все наши попытки познакомиться, Полковник Том посылал нам какие-нибудь сувениры, и на время мы успокаивались. Мы не чувствовали себя так, будто нам отказали, хотя это было бы вполне нормально. В конце концов, он Элвис, а кто такие мы, чтобы требовать встречи с ним? Но наконец мы получили приглашение увидеться с ним, когда он будет на съемках в Голливуде».

Джон: «Когда речь заходила о встрече с Элвисом, в нужный момент мы всегда оказывались не там, где нужно, – нам вечно приходилось уезжать или делать еще что-нибудь, но переговоры, причем долгие, о том, когда и куда мы приедем, сколько людей с нами будет и так далее, все-таки велись. Менеджеры Полковник Том и Брайан обсуждали все подробности» (65).

Джордж: "Встреча с Элвисом стала одним из самых ярких событий этого турне. Это было забавно, потому что к тому времени, как мы подъехали к его дому, мы забыли, куда едем. Мы сидели в «кадиллаке», катались кругами вокруг Малхолланда, выпили пару «чашек чая» в машине. Нам было уже не важно, куда мы едем. Как говорит комик Лорд Бакли, мы забрели к туземцам и съели пару плодов кактуса. Теперь, по крайней мере, даже если мы не выясним, где находимся, то хотя бы поймем, кто мы такие.

Мы просто веселились, нас разбирал смех. (Мы хохотали до упаду. Вот чего с нами не было все последние годы – мы словно разучились смеяться. Да, когда начались все эти судебные разбирательства, нам было не до смеха, но сейчас, когда я возвращаюсь в прошлое, я вспоминаю, что смеялись мы постоянно.) Мы подъехали к каким-то большим воротам, и кто-то из нас сказал: "Ах, да, мы же едем к Элвису". И все мы со смехом вывалились из машины, стараясь не выглядеть глупо, будто мы "Битлз" из мультика".

Джон: «Это было очень волнительно. Мы безумно нервничали, мы встретились с ним в его большом доме в Лос-Анджелесе – наверное, таком же большом, как тот, где жили мы, но мы все равно были в восторге: „Большой дом, большой Элвис!“ Его окружала целая свита – все эти парни, которые жили рядом с ним (может, и с нами в ливерпульские времена было так же – рядом всегда были тысячи ливерпульцев). У него было сразу несколько бильярдных столиков! Наверное, в Америке много таких же домов, но нас поразило то, что он напоминал ночной клуб» (76).

Нил Аспиналл: "Там были: Полковник, приятели Элвиса, так называемая «мемфисская мафия», и Присцилла. Первым делом нам показали бильярдный стол, который мог трансформироваться в столик для игры в кости.

Все вокруг сидели и болтали. Элвис пил воду, и, кажется, двое из "Битлз" играли с ним на гитарах. Я находился в другом конце комнаты вместе с Мэлом, болтая с двумя какими-то парнями".

Ринго: «Я был очень возбужден происходящим. Нас четверо, и все мы были вместе здесь, у Элвиса. Дом оказался очень большим и темным. Мы вошли, Элвис сидел на диване перед телевизором. Он играл на бас-гитаре, что и по сей день мне кажется очень странным. Его окружало множество людей. Мы сказали: „Привет, Элвис“. Он явно стеснялся, и мы немного стеснялись, но наконец разговорились все впятером. Я думаю, меня встреча с ним волновала сильнее, чем его – встреча со мной».

Пол: «Он пригласил нас войти, он был великолепен. Это был настоящий Элвис. Он и выглядел как Элвис – все мы были его поклонниками, а он – величайшим из наших кумиров. Он сказал: „Привет, ребята. Хотите выпить?“ Мы сели и стали смотреть телевизор, у него мы впервые увидели пульт дистанционного управления. Достаточно было направить его на телевизор и нажать кнопку – опа! Вот же он, Элвис! Весь вечер он слушал „Mohair Sam“ – пластинка стояла у него в музыкальном автомате».

Джон: «У него постоянно был включен телевизор, как и у меня, – мы всегда оставляли телевизор включенным. Мы никогда не смотрели его, просто отключали звук и слушали пластинки. Перед телевизором у него стоял огромный усилитель для бас-гитары с подключенным к нему басом, и он все время играл на гитаре, глядя в телевизор. Мы просто вошли и стали играть с ним. Мы включали все, что было вокруг, играли и пели. А еще у него был музыкальный автомат, как у меня, но, думаю, он слушал на нем все свои хиты – впрочем, будь у меня столько же хитов, я тоже слушал бы их» (76).

Пол: «Я обрадовался, узнав, что он играет на басе. Вот я и сказал: „Дай-ка я тебе кое-что покажу, Эл…“ Внезапно он стал нашим товарищем. Эта часть разговора стала для меня самой важной: я мог поговорить о басе. Мы сидели и просто наслаждались беседой. Он и вправду был замечательным – разговорчивым, дружелюбным, но немного застенчивым. Но таков был его имидж. Мы ждали этого, мы на это надеялись».

Мэл Эванс: "Это было отлично, но вместе с тем я испытал самое острое разочарование в своей жизни. Я действительно большой поклонник Элвиса – при своем росте в шесть футов и три дюйма я один из самых крупных поклонников. Поэтому я подготовился к встрече с Элвисом: отдал костюм в чистку, надел нарядную белую рубашку с галстуком, – словом, щегольнул. Но когда костюмы возвращают из чистки, карманы у них обычно бывают зашиты. У меня всегда с собой есть плектр – медиатор, как их называют в Штатах. Это уже привычка. Даже теперь, когда я уже не работаю с «Битлз», у меня всегда в кармане лежит медиатор.

Когда мы приехали туда, Элвис спросил: "У кого-нибудь есть медиатор?" А Пол обернулся и сказал: "Да, у Мэла. Он всегда носит медиаторы. Он берет их с собой даже в отпуск!" Я сунул руку в карман за медиатором, а карман оказался зашитым.

В конце концов мне пришлось идти в кухню, ломать пластмассовые ложки и делать медиаторы для Элвиса.

Да, это было ударом: мне хотелось бы дать Элвису медиатор, услышать, что он сыграет им, а потом увезти его с собой и вставить в рамку.

Там был Чарли Рич. Мне нравился Чарли Рич, как и Элвису. Проигрыватель у них был постоянно включен, и Мадди Уотерс звучал, похоже, весь вечер. В углу работал цветной телевизор без звука, Элвис играл на басе, Пол и Джон на гитарах, а я просто сидел с открытым ртом".

Джон: «Поначалу мы никак не могли разговориться с ним. Я спросил, готовится ли он к съемкам нового фильма, и он пробормотал: „Ну конечно. Я играю деревенского парня с гитарой, который время от времени знакомится с девчонками и время от времени поет песни“. Мы переглянулись. Но Пресли и Полковник Паркер рассмеялись и объяснили, что единственный раз, когда они попытались отступить от этого сюжета – в „Wild in the Country“, – фильм принес одни убытки» (65).

Пол: "Мы немного поиграли в бильярд с его товарищами – мотоциклистами, а часов в десять нам была предъявлена Присцилла – видимо, чтобы продемонстрировать, как исполнители кантри-энд-вестер-на уважают жен. Частенько это можно предугадать заранее. Так было и на этот раз: «А вот и Присцилла».

Она вошла и сразу показалась мне куклой Барби – в лиловом льняном платье, с таким же бантом в высокой прическе, с ярким макияжем. Все мы поздоровались, потом нам намекнули: "Хорошего понемножку, ребята, руки прочь – она уходит". Она пробыла с нами недолго.

Я не виню его, хотя вряд ли кто-нибудь из нас начал бы оказывать ей знаки внимания. Об этом не могло быть и речи – вы только подумайте, жена Элвиса! – это было немыслимо. Мы думали, что выпроваживать ее так рано не имело смысла".

Джордж: «Даже не помню, видел я Присциллу или нет. Большую часть вечеринки я провел, пытаясь выяснить у его ребят, нет ли у них сигарет с травкой. Но они сидели на стимуляторах и виски. На Юге травку не курили».

Ринго: «Я не помню, появлялась Присцилла или нет. Думаю, для меня это не имело значения, ведь я приехал увидеть Элвиса. И ребят, которые были с ним, я тоже не запомнил».

Нил Аспиналл: «Кажется, Присцилла была в длинном платье и с диадемой. Помню, когда Брайан сообщил Полковнику, что он менеджер не только „Битлз“, но и других групп, Полковник был потрясен. Он сказал, что не может понять, как Брайану на все хватает времени, – сам он едва успевал справляться с делами Элвиса».

Джон: "Познакомиться с Элвисом было приятно. Это был сам Элвис, понимаете? Он сыграл несколько песен, все мы играли на гитарах. Это было здорово. Мы ни о чем не говорили – просто играли музыку. Может, Элвис и не намного лучше нас, но он – это он. Просто он не демонстрировал всем свое величие (72).

Нам он показался обычным, мы спрашивали его о фильмах, о том, почему он нигде не появляется, в том числе и на телевидении. Думаю, ему очень нравилось сниматься. Мы бы не выдержали сидения взаперти, мы бы заскучали – нам все быстро надоедало. Он сказал, что и ему недостает выступлений. Он нормальный человек. Он оказался потрясающим, как я и ожидал" (65).

Пол: "Это одна из величайших встреч в моей жизни. Думаю, мы ему понравились. Похоже, он ощутил тогда некую угрозу своей популярности с нашей стороны, но он ничем этого не выказал. Мы не почувствовали никакой антипатии.

Я виделся с ним только один раз, а потом, думаю, наш успех стал оттеснять его на второй план, и это нас огорчало, потому что мы хотели, чтобы величайшими были и мы, и он. Элвис был нашим кумиром, но, похоже, мода менялась в нашу пользу. Он оказал заметное влияние на англичан. Посмотрите на фотографии, сделанные на его концертах в Америке: вы увидите, что зрители сидят неподвижно. Мы изумлялись, видя, как они сидят в первом ряду и даже не пытаются танцевать".

Ринго: "Печальнее всего то, что много лет спустя мы узнали, что он пытался добиться нашей высылки из Америки, потому что у него имелись связи в ФБР. Мне обидно слышать это, но ему, как и многим другим, казалось, что мы дурно влияем на американскую молодежь. Он, сам вилявший бедрами на сцене, считал, что мы опасны. По-моему, если мы и были опасны, то только для его карьеры.

Я виделся с ним еще раз. Помню, тогда я по-настоящему разозлился на него, потому что он перестал заниматься музыкой. Он все бросил и просто играл в футбол с друзьями. И я сказал: "Почему-бы вам не поехать в студию и не записать музыку? Чем вы занимаетесь?" Не помню, что он ответил, – наверное, просто отошел и снова начал играть в футбол".

Пол: "Я видел все эти копии писем к Никсону, в которых Элвис добивается нашей высылки – нас, «Битлз»! Он объясняет и Ричарду Никсону, и всем остальным: «Эти „Битлз“, сэр, совсем не похожи на американцев, они употребляют наркотики».

Должен признаться, я почувствовал, что меня предали. Вся ирония в том, что мы-то употребляли наркотики, спору нет, а вспомните, что стало с ним! У него весь туалет был забит ими! Это было грустно, но я по-прежнему люблю Элвиса, особенно раннего. Он очень сильно повлиял на меня".

Джон: "Когда я впервые услышал «Heartbreak Hotel», я не смог разобрать ни слова. Я просто слушал эту песню, и у меня волосы вставали дыбом. Мы никогда не слышали, чтобы американцы так пели. Они всегда пели, как Синатра, или отчетливо выпевая каждое слово. И вдруг, откуда ни возьмись, появляется этот деревенский стиль со слегка заикающимся вокалом и блюзовым аккомпанементом. Поначалу мы даже не понимали, о чем, черт возьми, поют Пресли, Литтл Ричард или Чак Берри. Понадобилось немало времени, чтобы разобраться, что к чему. Для нас его песни звучали как лавина звука, классного звука (71).

Пока Элвис не пошел служить в армию, я думал, что это прекрасная музыка, а для меня и моего поколения Элвис был тем же, что и "Битлз" для поколения шестидесятых (77). Но потом он оказался в армии, и там, похоже, его лишили яиц. Ему не только побрили голову, но и напрочь сбрили все, что у него было между ног. После армии он спел несколько приличных песен, но это было уже не то. Похоже, он сломался психологически (75).

Элвис умер в тот день, когда его забрали в армию, – вот когда его убили. А остальное было жизнью после смерти" (77).

Пол: «Это были замечательные времена, и даже если бы нам не нравилось все остальное, мы могли бы вернуться домой, в Ливерпуль, и заявить: „Знаете, с кем я познакомился?“ Я имею в виду Элвиса или кого-нибудь вроде него, или мы могли бы просто сказать, что побывали на бульваре Сансет, – одно это звучало вполне впечатляюще».

Джон: "То, что любовь – это ответ, меня осенило, когда я был моложе, во время работы над альбомом «Rubber Soul». Первым, что я написал под этим впечатлением, стала песня под названием «The Word» («Это слово»). Это слово – «любовь». В хороших и плохих книгах, которые я прочел, везде, во всем есть это слово – «любовь». Она, похоже, главная тема всей Вселенной. Все, что достойно внимания, сводилось к любви и к тому, что с ней связано. Идет борьба за то, чтобы любить, за то, чтобы быть любимым, за возможность петь об этом (на любую связанную с этим тему). Это потрясающе!

Думаю, что бы ни означала любовь – а она означает многое, – это непреходяще. Это вечно. Не думаю, что когда-нибудь что-то изменится. Хотя я не всегда бываю любящим человеком, я хочу быть таким, хочу любить как можно больше".

Пол: «The Word» могла бы быть песней армии спасения. Это слово – «Любовь», но вместо него вполне могло стоять слово «Иисус» (учтите, его там нет, но оно могло бы там быть)" (65).

Джон: "Мы совершенствовались в техническом и музыкальном отношении. У нас наконец появилась студия. Прежде нам приходилось брать то, что нам давали, приходилось укладываться в два часа, одного-трех дублей было достаточно, мы не знали, как лучше использовать бас, – мы только учились (70). Затем наш стиль стал более современным. Думаю, тогда и появился альбом «Rubber Soul».

Все, что делал я или любой из нас, происходило под влиянием кого-то или чего-то, но все это складывалось воедино, производя на свет новые формы. "Rubber Soul" – итог работы, нашего музыкального роста и умения использовать возможности студии (73). Мы стали лучше представлять себе, как происходит работа, над альбомом, вот и все; мы уделяли внимание конверту и всему остальному.

Название придумал Пол. По-моему, оно похоже на "Yer Blues" ("Твой блюз"). Это одновременно и английский соул, и резиновая душа. Это игра слов" (70).

Пол: «Кажется, название „Rubber Soul“ родилось из замечания одного старого блюзмена о Джаггере. Как-то я слушал ауттэйки из нашей песни „I'm Down“, а перед ней я разглагольствовал о Мике. Я говорил о том, что недавно читал, как один пожилой американец сказал: „Мик Джаггер? Знаете, они играют неплохо, но у всего этого пластмассовая душа“. Из этой „пластмассы“ и возникла идея „Rubber Soul“. В октябре 1965 года мы приступили к записи альбома. Все менялось. Мы постепенно отходили от попсы вроде „Thank You Girl“, „From Me To You“ и „She Loves You“. Ранние вещи были прямым обращением к нашим поклонникам: „Пожалуйста, купите эту пластинку“. Но теперь мы достигли той точки, когда начали думать: „Мы многого добились. Теперь можно заняться более сюрреальными, более интересными песнями“. На сцене начали появляться люди, оказавшие на нас влияние. В тот момент мы находились под заметным влиянием Дилана».

Джордж Мартин: "К началу работы над альбомом «Rubber Soul» они были готовы заняться новым музыкальным поискам. В ранний период они находились под влиянием американского ритм-энд-блюза. Думаю, так называемое битловское звучание имело непосредственное отношение к Ливерпулю как портовому городу. Наверное, они слушали эти пластинки раньше, чем мы. Безусловно, они знали о «Motown» и негритянской музыке больше чем кто-либо еще, и она оказала на них колоссальное влияние.

А потом, со временем, стали очевидными и другие влияния: классической и современной музыки. Это началось с 1965 года".

Ринго: "По-моему, на многие эксперименты с «Rubber Soul» повлияли наркотики. Джордж Мартин знал об этом, и его это раздражало, но не слишком всерьез, просто он стонал: «О, Боже…», потому что работа затягивалась.

Он хорошо знал свое дело. Вначале у него был помощник, который репетировал с нами, а Джордж приходил только для того, чтобы сделать дубль, нажать на кнопку "Запись". Теперь все изменилось, он стал проводить с нами все время, а потом мы просто играли, и играли здорово, и спрашивали: "Ты это записал, Джордж?" Думаю, мы приучили Джорджа Мартина к записи без подготовки. Он забыл о прежнем отношении к делу, о том, что кнопку надо нажимать, только когда ты готов записать дубль. Когда мы были в студии, запись велась постоянно, мы лишь потом выбирали наиболее удачные дубли".

Пол: "Джордж Мартин с пониманием относился к нашему желанию найти что-то новое, усложнить нашу музыку, сделать ее более психоделической и даже более сюрреалистической. Это его не пугало, хотя сам он предпочитал другую музыку.

Иногда мы ссорились с ним. Порой наши ссоры можно найти на пленке. Недавно я послушал один из дублей "Dizzy Miss Lizzy", где слышен голос Джона: "Ну, что опять не так?" Джордж Мартин отвечает: "Видишь ли… это не слишком хорошо, Джон". На что следует выпад Джона: "Дьявол (и это слышно на пленке)… Не слишком хорошо, говоришь? Тогда иди сюда и сам спой!" Думаю, все дело было в том, что мы работали слишком напряженно. Когда приходится подолгу работать, необходима передышка".

Ринго: «Как любой другой человек, мы становились вспыльчивыми, но никогда не заходили слишком далеко. Никто из нас ни разу не ударил кого-нибудь и не сделал ничего такого» (65).

Джон: «Мы постоянно спорили, но мы так чувствовали друг друга, так хорошо узнали за эти годы, что споры никогда не достигали критической точки. Это как читать чужие мысли. Если, например, между мной и Ринго возникал спор, мы понимали, чем это может кончиться: мы все просто разбежимся. Вот мы и спорили, как все люди, но до конфликтов дело не доходило. Все конфликтные люди из шоу-бизнеса либо женятся по двадцать раз, либо уходят из группы и начинают работать в одиночку» (65).

Ринго: «Когда мы злоупотребляли наркотиками, наша музыка становилась дрянной, абсолютно никудышной. Вернее, в тот самый момент она казалась нам отличной, но когда мы приходили в студию на следующий день, то недоуменно переглядывались: „Это надо переделать“. Когда ты на взводе, это не очень-то способствует работе. Мало что получалось у нас в те дни, когда мы уходили на ленч. Наркотики было полезно принимать за день до записи – тогда включалась творческая память, – но под их непосредственным воздействием нормально работать невозможно».

Джордж: "Кроме того, от них нам нездоровилось. Джон подвозил нас в своем «роллс-ройсе» с затемненными стеклами, когда все мы жили в «зоне биржевых маклеров» (Ринго, Джон и я переселились из города в Суррей). Он заезжал сперва за Ринго, затем за мной, и мы направлялись в город. Поскольку «роллс» не снабжен настоящими рессорами, его трясло, черные стекла окон были подняты, а мы выкуривали двойную дозу сигарет с травкой. К тому времени, как мы добирались до Хаммерсмита, мы уже были под кайфом и нам становилось плохо. Мы останавливались возле студии на Эбби-Роуд и вываливались из машины.

Рассказывая историю "Битлз", трудно умолчать о наркотиках. Пока мы работали, Мэл и Нил сидели в студии номер два, за звуконепроницаемой перегородкой, сворачивали косячки и курили. На одной из пленок слышно вот что: песня начинается, а потом слышен голос Джона: "Стойте, стойте…" Пол поет за него, потом снова слышится голос Джона: "О, вот теперь все в порядке". Мы думали, что, пока инженеры перематывают пленку, мы можем успеть сделать еще затяжку…