Текст книги "Мармеладка (СИ)"

Автор книги: Terra 33

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)

– Возможно, ты права, – неожиданно легко согласился Драгнил. – Но знаешь, когда перед моим носом туда-сюда двигаются смычки или мелькает палочка дирижёра, мне начинает казаться, что я нахожусь в кабинете врача какой-нибудь психологической клиники.

– Прости, где? – девушка ошалело уставилась на друга.

– На приёме у психотерапевта, – спокойно пояснил тот. – Из числа тех, кто пытается решить проблемы своих пациентов, размахивая перед их носом маятником.

– Ты не веришь в лечение гипнозом?

– Нет, так же как в ароматерапию, гомеопатию и другие альтернативные методы лечения. Я предпочитаю более радикальные меры, – молодой человек плотоядно улыбнулся.

– Мне уже заранее жаль тех, кто окажется на твоём операционном столе, – преувеличенно печально вздохнула Люси и объявила перерыв.

Всё оставшееся время сеанса они спорили о преимуществах традиционных и не очень способах избавления от различных недугов. Нацу с убийственным цинизмом будущего хирурга доказывал, что все болезни можно вылечить здоровым образом жизни, а что нельзя – спокойно поддаётся корректировки скальпелем. Девушка старательно подбирала аргументы в пользу своей точки зрения, пытаясь отстоять право на жизнь для менее травматичных способов вмешательства в человеческий организм.

Когда часы показали три, каждый из них, так и оставшись при своём мнении, отправился заниматься своими делами: Драгнил, выбрав на этот раз мармеладку со вкусом груши – готовиться к какому-то скучному семинару, Люси – к подруге за скрипкой. Потому что первый рисунок был готов, а для второго, сюжет которого был навеян прекрасной музыкой, требовался дополнительный инвентарь. Леви МакГарден, студентка консерватории и давняя подруга, долго и обстоятельно выспрашивала, зачем вдруг Хартфилии понадобился инструмент, охала, ахала, хмурила тонкие бровки, но, в конце концов, согласилась выдать художнице старую скрипку в обмен на обещание нарисовать её, Леви, портрет. После чего ещё полчаса объясняла, что можно, а что нельзя делать со столь хрупким и дорогим её сердцу предметом. Люси всё старательно выслушала, покивала и, пообещав вернуть инструмент в целости и сохранности, быстренько ретировалась.

На следующий день, устроив натурщика в новой позе и начав рисунок, девушка решила вернуться к вчерашнему разговору. Информация о том, что Нацу нравится классическая музыка, весьма удивила – она прекрасно помнила, как это чудо, согласившись однажды сопровождать её на концерт, бессовестно продрыхло почти всё время, с удобством устроив голову на худеньком плече своей спутницы. Не храпел, и то ладно, хотя Люси всё равно было стыдно, и с тех пор девушка и в самом деле не брала Драгнила на такие мероприятия. А теперь ей безумно хотелось узнать, почему друг предпочитает слушать музыку именно так, и при этом не засыпает.

На её вопрос Нацу ответил не сразу. Задумчиво помолчал, словно подбирая слова, потом начал медленно говорить:

– Знаешь… Скорее всего, дело в том, в какой обстановке и для чего я это делаю. Музыка может быть просто фоном, так называемым «белым» шумом, чтобы не сидеть в тишине. Иногда мне хочется от чего-то отвлечься, переключить внимание, чтобы помочь мозгу принять какое-то решение. И опять же, музыка тоже в этом неплохо помогает. Но чтобы получать от неё удовольствие, лично мне необходимо, чтобы этому общению никто не мешал. Это как с сексом: кому-то нравится, что за ним наблюдают во время процесса, кто-то считает это действо настолько интимным, что готов заниматься им только наедине с любимым человеком. Ну, скажи, о каком наслаждении может идти речь, когда вокруг толпа народа? При этом один почёсывается, другой зевает или кашляет…

– А третий спит, – не смогла сдержаться от подколки Люси. Парень только скосил на неё глаза – сегодня он был повёрнут к художнице в профиль и не мог видеть её лица. Впрочем, девушка быстро оставила шутливый тон. – Наверное, ты в чём-то прав, – согласилась она с аргументами друга. – Я никогда не смотрела на музыку с этой точки зрения. Раньше… я её просто слушала, иногда представляла какие-то картинки… Вот и всё.

– Хм… А ты не пыталась угадать, какой инструмент играет тот или иной кусочек?

– Зачем мне угадывать, если я знаю?

– Знаешь, потому что видела на концерте? – уточнил Драгнил. Люси кивнула, потом, сообразив, что парень не видит её, подтвердила это вслух. – А я не видел, и мне это интересно. Хотя это касается любой музыки, не только классической. Попробуй как-нибудь, думаю, тебе понравится. Кстати, у меня есть неплохие записи красивой инструментальной музыки, может, в следующий раз… О, чёрт!

Девушка, в это время растушёвывающая на рисунке тень, резко вскинула голову. Как там она говорила? Подумает об ЭТОМ чуть позже, когда придёт время? Ну-ну! Наивная…

Комментарий к Малиновая

Тот самый любимый кусочек нашего натурщика)

http://myzlo.info/poisk/%D0%97%D0%B8%D0%BC%D0%B0%20%D0%A7%D0%B0%D1%81%D1%82%D1%8C%201%20%D0%90%D0%BB%D0%BB%D0%B5%D0%B3%D1%80%D0%BE%20%D0%BD%D0%BE%D0%BD%20%D0%BC%D0%BE%D0%BB%D1%8C%D1%82%D0%BE

========== Вишнёвая ==========

Что испытывают дети, когда видят, как хитрый фокусник вынимает из чёрного старомодного цилиндра маленького пушистого кролика или связку разноцветных платков? Удивление, восторг, страх… Люси просто впала в ступор, смотря, как исчезает в недрах потрёпанной временем и бесконечной чередой выступлений шляпе симпатичный белый зверёк, умильно шевелящий розовым мокрым носиком, а потом на свет Божий вместо него появляются бумажные флажки и растрёпанный букет искусственных цветов.

Примерно то же девушка испытала и в тот момент, когда, услышав огорчённый возглас Нацу, вскинула на него глаза. Конечно, она была уже не ребёнком, да и происходящее мало смахивало на фокусы, но по оказанному на неё эффекту практически не отличалось одно от другого. Из ступора её вывел немного растерянный голос друга:

– Э-э-э… Люси… Может, мне… вернуть его на место?

– Не надо… – жалобно выдохнула художница, пытаясь удержать в дрожащих пальцах уголёк. – Стой уж так…

Чтобы не испортить рисунок, пришлось переместить внимание на тени, почти не касаясь тела. Но именно это и помогло девушке отвлечься и забыть произошедший казус. Причём настолько отвлечься, что когда тихонько тренькнули часы, оповещающие о прошествии очередных пятнадцати минут, после которых надо сделать перерыв (в процессе рисования Люси просто забывала о времени, а натурщик то ли по неопытности, то ли из самых дружеских побуждений не торопился ей напоминать о необходимости отдыха для себя), она лишь бросила молодому человеку: «Нацу, отдыхай» и продолжила прорабатывать ту часть работы, где он был ей не нужен.

Когда Драгнил снова вернулся к своим обязанностям, встав у стола, художнице всё же пришлось оторваться от рисунка. Потому что решить один важный вопрос могла только она.

Нацу, кашлянув, чтобы привлечь её внимание, негромко поинтересовался:

– Мне оставаться так или…

Даже не поднимая головы, девушка знала, в каком виде сейчас стоит её натурщик и о чём он спрашивает. Поэтому она ответила – так же тихо и не отрывая глаз от бумаги:

– Снимай… – ну, в самом деле, есть ли смысл теперь в этом «фиговом листе», если уже и видела, и всё равно снимать придётся?

Парень, молча откинув ненужное теперь полотенце, постарался принять ту же позу, что и до перерыва. Люси, старательно обходя глазами зону «Х», сделала несколько замечаний, чувствуя, как горят щёки и слегка дрожит голос. Впрочем, скоро ей стало не до стеснения – рисование настолько всегда захватывало её, что она порой не замечала ни времени, ни усталости.

Отследить взглядом линию. Короткими, лёгкими штрихами проложить её на бумаге, едва касаясь бархатистой поверхности листа заточенным ребром уголька. А здесь провести широкой стороной обожженной палочки, то сильнее, то слабее надавливая на брусочек – наметить тень, которая после растушёвки станет глубже и мягче. Не рисовать – творить, превращая союз бумаги и угля в нечто живое, со своим характером и душой. И голосом. Потому что, начиная с этой работы, все последующие – она уже знала, чувствовала это – обязательно начнут говорить.

Уже поздно вечером, снова рассматривая рисунок под льющуюся из магнитолы первую часть «Зимы» Вивальди, Люси поймала себя на том, что ей чего-то не хватает в нём. Да, это всего лишь незаконченный набросок, но дело было не в этом. Она и сама не знала, чего именно не доставало этой работе, но странное ощущение лёгкой тревоги не ушло и на следующий день. А потом к ней прибавилось раздражение от того, что сегодняшний сеанс придётся сделать чуть ли не в половину короче: ещё утром ей позвонили из кафе и попросили выйти на смену пораньше.

Как только Нацу пришёл, Люси, торопливо затолкав его в студию и попросив как можно быстрее подготовиться, выскользнула в коридор, чтобы дать парню спокойно раздеться, но закрывать дверь не стала, лишь отошла в сторону от проёма, нетерпеливо постукивая ногой по полу.

– Что за спешка? – громко окликнул её из комнаты Драгнил. – Тебе так не терпится увидеть меня полностью обнажённым?

– Нацу… – простонала девушка, утыкаясь лбом в стену и обречённо закрывая глаза – кажется, друг никогда не прекратит подкалывать её на эту тему. – Вынуждена тебя огорчить – дело не в тебе. Просто сегодня сеанс будет на час короче.

– Почему? – полюбопытствовал молодой человек.

– Мне нужно быть в кафе не позже половины четвёртого. Чтобы не опоздать, придётся закончить в два – тогда я успею на автобус, и мне не придётся ехать с пересадками.

– Можно сделать проще… А, да, кстати, я всё, – Люси быстро скользнула на своё место – не хотелось терять ни минуты. Смотреть на полностью обнажённого друга было ещё немного неловко, но девушка постаралась как можно скорее отбросить стеснение. – Так вот, сделаем по-другому, – продолжил Драгнил. – Во-первых, сократим количество перерывов – я спокойно могу обойтись без них и дольше, чем пятнадцать минут. И не спорь, – Нацу сказал это прежде, чем Люси успела открыть рот, будто предугадав её действия. – А, во-вторых, я сам отвезу тебя на работу. И это, кстати, тоже не обсуждается, – теперь в его голосе слышались веселые нотки, да и Хартфилия успела заметить, как дрогнул уголок рта, когда парень пытался сдержать улыбку. Вот ведь… Пришёл и решил всё за неё. Так привычно и уверенно. Как всегда.

Девушке нравилось то, как друг заботился о ней, хотя не признавалась подчас в этом даже самой себе. Она часто пыталась протестовать против его, как ей иногда казалось, чрезмерной опеки, но, в конце концов, всё равно сдавалась, с благодарностью принимая оказываемую Драгнилом помощь, не ощущая при этом ни неловкости, ни стыда, ни раздражения. Наверное, потому, что эта дружеская поддержка оказывалась легко и непринуждённо и уже давно стала неотъемлемой частью их общения как любимый мятный чай Нацу или смена безвременно почивших лампочек. Или прогулки в парке по выходным. Или долгие разговоры ни о чём. Или чтение вслух. Или… Разве всё упомнишь? Иногда Люси казалось, что Драгнил был везде, в каждом моменте её скромной, не слишком богатой на события жизни, став такой же важной частью этого процесса, как и рисование.

Странно, но за два неполных года их знакомства этот человек стал ей не просто другом (поправочка – лучшим другом). Девушка могла с уверенностью сказать, что порой Нацу знал про неё больше, чем она сама, и постоянно помогал ей открывать что-то новое и в себе, и в окружающем мире. Взять хотя бы этот разговор о музыке. Люси была воспитана на классике, по-своему любила и ценила её, но только Драгнил смог так органично соединить два вида искусства. Обычно девушка работала в тишине, считая, что музыка будет отвлекать, да и просто не нуждалась в дополнительных источниках вдохновения. Но уже через пару дней рисования под аккомпанемент избранных композиций просто не представляла, что может быть иначе.

Без двадцати три Хартфилия отложила уголёк и удовлетворённо вздохнула – рисунок был закончен. Мелкие детали можно будет закончить вечером, после работы. Пока Нацу одевался, девушка вымыла руки, подхватила сумочку и вернулась в студию как раз в тот момент, когда молодой человек задумчиво рассматривал приготовленные для него в качестве оплаты сладости, выбирая, какую взять сегодня.

– Интересно, – не отрываясь от своего занятия, протянул он, – а если бы мы закончили раньше, я получил бы только половину мармеладки?

– Сластёна! – засмеялась Люси, ероша парню волосы. – Не переживай, она была бы вся твоя в любом случае. Какая сегодня?

– Пожалуй, вот эта, вишнёвая. Почти классика, как и вчерашняя, малиновая.

– Экзотические оставишь напоследок? – девушка захлопнула входную дверь и поспешила за другом. Тот ждал её пролётом ниже и пропустил вперёд, отстав на пару шагов.

– А насколько экзотические там есть? – полюбопытствовал он. Люси пожала плечами:

– Не знаю. Вот ты и расскажешь.

Выйдя из подъезда, Хартфилия со страхом посмотрела на двухколёсного монстра, на котором ей предстояло ехать. Она до жути боялась даже садиться на этот казавшийся ей огромным мотоцикл, и если бы не желание подольше порисовать, ни за что бы не согласилась на предложение Нацу подвезти её до работы. Но теперь отказываться было поздно – на автобусе она точно опоздает, да и такси придётся ждать минут пятнадцать, не меньше. Придётся всё же так…

Молодой человек между тем уже надевал ей на голову чёрный блестящий шлем. Люси попыталась протестовать:

– А как же ты? Это же твой…

– Ты мой пассажир, и я за тебя отвечаю, – спокойно ответил Драгнил, начиная подтягивать ремешки шлема. – Так что стой спокойно и дай мне закончить.

– Нацу, – девушка едва не притоптывала на месте от нетерпения, – я ведь опоздаю. Может, так? Здесь ехать всего два квартала.

– Да хоть два метра, – возразил парень. – Без защиты ты не поедешь. Ну, что, нормально? – Хартфилия кивнула. – Не слетает? – теперь она отрицательно мотнула головой. Драгнил усмехнулся: – Ты такая смешная в нём. Ладно, поехали. Только держись крепче.

Дважды упрашивать не пришлось. Стоило Нацу оседлать свой любимый мотоцикл, как сзади пристроилась его пассажирка, обхватив руками за пояс. Парень завёл двигатель и плавно тронул железного коня с места. Люси поспешно зажмурилась и сильнее прижалась к широкой надёжной спине друга.

И снова вечером художница сидела в студии, рассматривая готовую работу. В ней явно чего-то недоставало, только чего? Люси промучилась почти час, пока её вдруг не осенило: освещение! Нужно подобрать другое освещение! Сбегать на кухню за двумя витыми свечами, зажечь фитили, выключить верхний свет… Ах, да, и включить музыку – тот самый кусочек: «Зима. Аллегро нон мольто».

Осторожно, медленно, боясь неловким движением или дыханием затушить мягко горящие свечи, девушка сделала несколько шагов назад и замерла, всматриваясь в чёрно-белый угольный рисунок. Золотистые капельки пламени слегка колыхнулись, усиливая игру света и тени и тем самым словно оживляя изображение. Люси судорожно выдохнула. Теперь она знала, каким будет следующий рисунок.

========== Апельсиновая ==========

– Как мне придётся позировать на этот раз? – Нацу с интересом рассматривал лежащие на журнальном столике витые, чуть оплавленные свечи и старинный бронзовый подсвечник, тяжёлый даже на вид. После композиции со скрипкой хотелось чего-то не менее интересного. Впрочем, молодой человек нисколько не сомневался в своей художнице – её работы (те, которые ему разрешено было увидеть) часто были весьма оригинальны по замыслу, если только не требовалось рисовать что-то определённое, ограниченное академическим обязательным курсом.

– Не как, а где, – поправила его Люси, входя в студию. В руках у неё был кусок тёмной плотной материи, который она протянула Драгнилу. – Позировать для новой работы ты будешь у окна.

– Вообще-то обнажаться я планировал только для тебя, – немного растерялся тот.

– Не волнуйся, – засмеялась Хартфилия. – Именно так всё и будет.

Следующие минут сорок были потрачены на создание экспозиции: Нацу закрыл оба окна тканью (в том, перед которым ему потом предстояло стоять, материал повесили между рамами) и прикрепил над мольбертом узкую лампу с направленным светом, Люси поставила на подоконник подсвечник с зажжённой восковой свечой, приготовила краски, кисти, палитру – в общем, всё необходимое, и вышла, выключив верхний свет, объяснив это тем, что ей нужно настроиться и не терять время, ожидая, пока глаза привыкнут к темноте.

Сегодняшняя поза не отличалась особой оригинальностью – натурщик стоял лицом к окну, чуть согнув левую ногу в колене и положив на подоконник одну руку. Неудобство было вызвано лишь положением второй, правой руки, которую пришлось поднять, чтобы опереться об откос. Художница предупредила молодого человека, что перерывы придётся делать обязательно, иначе конечность будет затекать. Взяв с друга слово, что тот предупредит её в случае, если устанет раньше, девушка медленно выдохнула и села перед мольбертом.

Люси любила акварель. После угля это была вторая техника, которой она отдавала явное предпочтение перед остальными. Воздушные, полупрозрачные, нежные, рисунки водными красками подходили ей по характеру, заставляя художницу и себя чувствовать такой же невесомой и хрупкой, как изысканные стеклянные статуэтки, что собирала её мама. Девушка помнила, с каким восторгом и упоением она рассматривала в детстве тонконогую лошадь и замершую в танце прекрасную танцовщицу, разноцветную птичку и нереально хрупкий цветок, на который было страшно даже просто дышать, не то что трогать или брать в руки. После обеда, когда солнце украткой заглядывало в комнату госпожи Хартфилии, Люси тихонько проскальзывала туда же, садилась на пол и, затаив дыхание, наблюдала, как переливаются тонкие грани, отбрасывая радужные блики по стенам.

Такую же красоту она нашла позже и в акварели, и когда хотела работать с цветом, обычно выбирала именно эти краски, словно желая хоть ненадолго вернуться в те далёкие, волшебные дни. И хотя сейчас в рисунке должны были преобладать тёмные тона, Люси всё равно хотела сделать его лёгким, почти эфирным, одновременно наполнив мистикой и тайной – тем, что рождалось в душе от робкого танца единственной зажжённой свечи.

Сделав карандашный набросок, художница объявила перерыв, но Нацу так и продолжал стоять у окна, разминая затёкшее плечо.

– Лучше посидеть немного, – напомнила Люси.

– В следующий раз, – отмахнулся молодой человек.

– Что ты там так старательно высматриваешь? – девушка, поднявшись, подошла к другу и протянула ему полотенце. Драгнил обмотал махровую ткань вокруг бёдер, задумчиво угукнув в знак благодарности. Люси встала рядом, случайно коснувшись своим плечом руки парня и не замечая этого. Тот не отстранился, не испытывая от создавшегося положения ни малейшего дискомфорта. Подобные прикосновения, не имеющие сексуального подтекста, были приятным дополнением к разговорам, взглядам и заботе, которую они дарили друг другу.

– Я всё пытаюсь понять, почему ты решила нарисовать именно так, – ответил, наконец, молодой человек, чуть нахмурившись и по-прежнему не отрывая взгляда от теперь уже их общего отражения.

– Рассматривала последнюю работу, ту, со скрипкой, – начала объяснять Хартфилия, – и вдруг вспомнила наш разговор на выставке, помнишь?

В глазах Нацу мелькнуло понимание:

– Перед Новым годом? – девушка кивнула. Драгнил весело усмехнулся: – Такое разве забудешь?

На самом деле, ничего такого странного или страшного тогда не произошло. По крайней мере, на выставке. Да и потом тоже. И вообще, подобное могло случиться с каждым, но «повезло» именно Люси.

Тот Новый год мисс Хартфилия, студентка первого курса Академии Искусств, решила справлять в шумной и весёлой компании своих одногруппников. И вовсе не потому, что её не любили или не ждали дома. Скорее, наоборот – любили и ждали слишком сильно. Она была единственным ребёнком в семье, долгожданным и выстраданным (Лейла, мать Люси, долго не могла забеременеть), а потому особенно любимым и опекаемым. Умеренная строгость в воспитании не позволила сделать из неё эгоистку, как это бывает часто с детьми достаточно обеспеченных родителей, а хорошее классическое образование развило имеющиеся задатки, превратив со временем открытую светлую девочку в не менее милую девушку, счастливо дожившую до восемнадцати лет в мире с собой и окружающими.

Однако, переступив порог совершеннолетия, Люси захотела свободы. Нет, не той, что получает пернатое создание, покинув золотую клетку – её дом никогда не воспринимался девушкой в таком свете. Разве может быть клеткой или тюрьмой место, где тебя искренне любят? Но в какой-то момент мисс Хартфилии захотелось выйти из-под опеки родителей – частично из желания попробовать чего-то другого, отличного от её привычной жизни, а заодно проверить свои силы. Родители не препятствовали этому, хотя и не воспринимали всерьёз, но всячески поддерживали. Поэтому и к решению дочери встретить праздник в кругу новых друзей отнеслись спокойно. Люси пообещала, что обязательно навестит их в короткие январские каникулы, приехав хотя бы на пару дней, и на этом этот вопрос был закрыт.

Тридцатого декабря судьба решила сделать молодой художнице подарок в виде передвижной выставки одного из её любимых художников – Константина Васильева. Она узнала об этом совершенно случайно, поэтому у заглянувшего в гости Нацу просто не осталось выбора: он был крепко схвачен за руку и утащен в галерею.

Картин было немного – около пятнадцати, но даже такое небольшое количество полотен они рассматривали не меньше двух часов. Девушка буквально зависала перед каждой, выпадая из реальности и никак не реагируя на внешние раздражители. Драгнил терпеливо топтался в сторонке, не выказывая, впрочем, ни особой радости, ни недовольства. И лишь у последней – «Гадание» – сказал вслух, скорее, размышляя, чем спрашивая, и практически не надеясь на ответ:

– Насколько я понимаю, яркое освещение в зале нужно для того, чтобы лучше видеть картины?

– Что? – вздрогнула Люси. Молодой человек повторил вопрос. Художница кивнула, подтверждая его догадку, и поинтересовалась в свою очередь, как, по его мнению, можно ещё рассматривать полотна.

– Представь, – понижая голос и подходя вплотную, хмыкнул тот, – что ты смотришь на неё, находясь одна в тёмной комнате, которая освещается тонкой церковной свечкой, за окном воет ветер, а в стекло, словно замёрзший пёс, скребётся снег…

На воображение мисс Хартфилия никогда не жаловалась. Поэтому описанную картину увидела настолько ясно, что невольно передёрнула плечами, почувствовав пробежавший между лопатками неприятный холодок, и тихо выдохнула:

– Жуть какая…

– Испугалась? – задорно улыбнулся Нацу, аккуратно подталкивая девушку к выходу. Та не сопротивлялась, всё ещё находясь под впечатлением от представленного. Но окончательно пришла в себя лишь в маленьком кафе, куда парень затащил её выпить кофе. Там же он и уговорил Люси сходить на открытый каток в городском парке.

Часы показывали около трёх пополудни, когда, переобувшись, друзья ступили на лёд. Времени на катание оставалось не больше часа – в пять девушка должна была быть на работе. И на последнем круге произошло то, что иначе, как роковой случайностью, язык назвать не поворачивался: правый конёк попал в выбоинку на льду, Люси неудачно повернулась, испуганно вскрикнула и упала. Самостоятельно встать она уже не смогла. В больнице, куда привёз её Драгнил, девушке поставили диагноз: «Перелом», наложили гипс и отправили домой. Бедняжке осталось только тяжко вздыхать над загубленными праздниками, мысленно прощаясь с набором красок и новыми сапожками: на то и другое художница откладывала деньги, которые теперь придётся отдать за квартиру – о работе на месяц можно смело забыть.

Однако грустить и скучать ей не дали. Нацу, как настоящий друг, отменил все свои планы, чтобы Люси не осталась одна в новогоднюю ночь. Они провели вместе весь следующий день, болтая обо всё на свете, а ближе к полуночи завалились с шашками и бутылкой шампанского на софу в студии, заедая шипучий напиток ароматными сочными апельсинами…

Девушка положила голову другу на плечо и вздохнула:

– Мне кажется, это был лучший Новый год в моей жизни…

– Как думаешь, там есть мармеладка со вкусом апельсина? – легонько щёлкнув её по носу, спросил Драгнил. Люси рассмеялась:

– Вот после сеанса и узнаешь, – и похлопала молодого человека по спине: – Перерыв закончен!

========== Дынная ==========

Комментарий к Дынная

Похоже, Муз обожрался сладкого. Одна сплошная ваниль((

– Нацу! – крикнула Люси, вставая на цыпочки, чтобы достать из шкафчика баночку с заваркой. – Иди, а то остынет!

– Сейчас! – откликнулись из глубины квартиры. Потом послышались торопливые шаги, и в кухню вошёл Драгнил. Окинул критическим взглядом девушку, тянущуюся к верхней полке, отодвинул её в сторону, взял нужную вещь и спокойно, по-хозяйски начал заваривать чай. – Зачем ты постоянно убираешь его так высоко?

– Привычка, наверное, – пожала плечами Хартфилия, начиная накрывать на стол. Вскоре на нём кроме изящной сахарницы из прозрачного стекла стояли вазочка с шоколадными конфетами, креманка с мёдом и тарелка с порезанными на маленькие кусочки песочными пирожными. – На нижних полках хранить банку неудобно, приходится постоянно переставлять с места на место, а там она никому не мешает. И потом, когда я открываю шкафчик, так приятно начинает пахнуть мятой. Подай, пожалуйста, кружки.

– Ты же её не любишь? – слегка удивился парень, протягивая посуду.

– Не люблю, – согласилась Люси. – Но почему-то здесь она воспринимается… по-домашнему, что ли? Как-то тепло.

– Хм… – Нацу, прихватив маленький чайничек на специальной подставке, позволяющей долго сохранять напиток горячим, присел к столу. – А чай?

Девушка засмеялась:

– Чай из серии «Если вы что-то не любите, значит, вы просто не умеете это готовить», – заняв место напротив друга, она поставила локти на столешницу и положила подбородок на сцепленные в замок пальцы. – Только у тебя он получается таким… э-э-э… не противным.

– Потому что я делаю его с любовью, – наставительным тоном произнёс Драгнил. Люси вскинула брови, выражая удивление, вызванное услышанной фразой, но молодой человек, ни капли не смутившись, продолжил: – Да будет вам известно, мадам, что повар подобен Творцу. Создавая блюдо, он должен вкладывать в него свою душу. Только тогда ему удастся приготовить что-то поистине вкусное.

– Даже если это просто чай? – старательно сдерживая улыбку, уточнила девушка.

– В этом случае – особенно!

– Хорошо, сдаюсь! – всё же засмеялась Люси, придвигая к оратору кружки. – Наливай!

Тот, довольно усмехнувшись, разлил ароматный напиток и радостно потёр руки:

– Ну-с, приступим!

Хартфилия аккуратно коснулась губами фарфорового края посуды, делая маленький, осторожный глоток, чувствуя, как от пряной жидкости немного вяжет язык, и потянулась к пирожным. Но не успела взять и кусочка: парень с ловкостью фокусника убрал тарелку на другой край стола, так, что девушка при всём желании не могла бы до них дотянуться.

– Нацу! – возмущению Люси не было предела. – Так нечестно! Я тоже хочу! – её проигнорировали. – Ну, пожалуйста, один кусочек! – злостный похититель сладкого был непоколебим. – В холодильнике есть ещё, и они все твои, – решила схитрить девушка, но Драгнил отрицательно покачал головой:

– Ты не умеешь врать, Люси. И вообще, мы договаривались, что это только для меня, помнишь?

Конечно, она помнила. Накануне, из-за того, что им пришлось почти час готовить комнату к сеансу, на само рисование осталось мало времени. Да и материал, который выбрала художница – акварель – требовали особого подхода: прежде, чем наносить новый слой краски, нужно было дождаться, когда подсохнет предыдущий, а это тоже задерживало работу.

В принципе, Люси могла и не торопиться: до конца обозначенного преподавателем срока было чуть больше недели, этот рисунок был третьим, нужно ещё два, уж за семь-то дней она обязательно успела бы всё закончить. Но девушка хотела нарисовать как можно больше, чтобы иметь возможность отобрать на зачёт лучшие. Поэтому, набравшись наглости (или смелости, что в её случае было почти равнозначно), Хартфилия, заикаясь и краснея, спросила друга, не мог бы он… задержаться… завтра… ненадолго. «И что мне за это будет?» – поинтересовался тот. «Всё, что хочешь!» – опрометчиво пообещала художница. Парень на минуту задумался: «Как на счёт… песочных пирожных? По одному каждого вида? И только мне?». Получив три согласных кивка, Драгнил великодушно согласился: «Хорошо. Час тебя устроит?». Радостно взвизгнув, девушка тут же повисла у него на шее, от избытка чувств болтая ногами.

Интерьер комнаты, чтобы больше не тратить зря времени, решили не менять: в случае необходимости Люси просто включала в студии свет. Её смена сегодня, благодаря более раннему выходу накануне, начиналась позже, поэтому девушка предложила вместе попить чаю в надежде урвать хоть один кусочек сладости: неужели друг не поделится? И, видимо, просчиталась – Нацу делиться не пожелал. Тяжело вздохнув, она уже потянулась за конфетой, когда молодой человек вернул тарелку на место:

– Угощайся, я не жадный. Тем более что мне одному всё равно много.

– А зачем тогда просил? – с детским недоумением спросила Хартфилия, отправляя в рот первый рассыпчатый кусочек.

– Чтобы ты составила мне компанию, – пожал плечами парень, слизывая с пальца крем. – Что ты там говорила про умение готовить? Думаю, к сервировке это тоже относится.

Люси скосила глаза на тарелку с пирожными. Она знала, что имел в виду Драгнил. И его намёк приятно грел сердце. Потому что вызывал в памяти самые тёплые воспоминания.

Август в тот год был необычайно душным и жарким, словно природа решила компенсировать уставшим от бесконечных дождей людям недополученное ими за первые два летних месяца тепло. Магнолия плавилась под беспощадными солнечными лучами, по вечерам и в выходные буквально вымирая – все, кто мог, уезжали за город; остальным приходилось довольствоваться парком и оснащёнными кондиционерами зданиями.

Люси не принадлежала ни к одной из выше названных категорий граждан. Уехать из города она не могла – юная студентка, лишь месяц назад зачисленная в Академию Искусств, должна была как-то оплачивать съёмную квартирку. Да, на дне её сумочки лежала банковская карточка на энную сумму, которую перед отъездом дал ей отец со словами: «Считай это нашим с мамой подарком в честь твоего поступления. Мы очень гордимся тобой». Первый взнос за арендованную жилплощадь девушка заплатила с карточки, но больше тратить родительские деньги не хотела, оставив их в качестве «НЗ» (неприкосновенного запаса) на случай совсем уж непредвиденных обстоятельств. Поэтому Люси около трёх недель назад устроилась на работу в кафе, преследуя при этом вполне определённые цели: не только подзаработать, но и познакомиться с новыми людьми, найти друзей и – кто знает? – встретить свою вторую половинку.