Текст книги "Сто оттенков Веры"

Автор книги: Талаssа

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

Краснодарский край оправдывал свое название щедростью столов, накрытых в просторном дворе, над которым плотно свивалась тяжкая арка плюща, там и сям проткнутая маленькими бутонами палевых ползучих роз. Мужчинам были предназначены стаканы, а женщинам – небольшие гранёные стопочки.

Виноградное вино.

Эта певучая тавтология принимала обличья всех цветов!

Белое, с внутренне-салатовым оттенком, было свежо-кислым, гасило жажду. Тонко-розовое, с изломной искрой в гранях стопки на закатном луче, обтекало гортань, щебеча и танцуя. Жидко-рдяное заметно густело в процессе переливания из стекла прямо в подрёберную ямку. Рубиновое словно на секунду каменело во рту, приобретая вкус черемуховых ягод. И, наконец, чёрно-пурпурное, с сатанинским отблеском, которое было не соком, но сердцем винограда, переполненным вязкой обильной кровью: оно позволяло с лёгкостью разомкнуть грудную клетку, чтобы душа – любвеобильная, чисто вымытая и почти свободная от тела, – могла беспреградно и безнаказанно взмыть к перезревшим южным звездам, бесшумно пробив слой притихшего плюща.

Ох, и надегустировались же они в тот вечерок!..

Однако паренёк, крепко обнимая покачивающуюся, хохочущую и всё ещё что-то неразборчиво рассказывающую Веру, довёл ее до дома, сдал на руки разбуженной подружке Соньке, сказал «до завтра» и ушёл, тихо прикрыв дверь.

А вот назавтра они увиделись поздним вечером, уже в полной тьме. На Вере было лёгкое шёлковое платьице с широким поясом. Они пошли гулять. Она говорила, что-то спрашивала, он односложно отвечал. Шли долго. Уже и посёлок кончился, и огни все отдалились. Дошли до моря. Она сказала, что через три дня они с ребятами уезжают. Жалко, что так быстро время пронеслось: было здорово! Постояли молча (он – сзади неё), глядя в сторону шумящего, но почти неразличимого (было новолуние и лишь пара фонарей у мола светили) моря. Он вдруг обнял её за талию. «Как вчера», – подумала Вера и не удивилась. Его пальцы ловко развязали её поясок. Вера напряглась, кашлянула, быстро обернулась, собираясь засмеяться и что-нибудь шутливое ответить на его жест. Но он её опередил:

– Не бойся. Он, – погладил пояс, – мне нужен для дела.

– Вовка, ты что… вешаться надумал?! Так деревьев же – на пару километров вокруг – ни единого. Да и мыло я сегодня не взяла.

– Смеешься всё. Смешливая ты. Нет, Вер, я вот что подумал…

– Что? – Она, разглядев его совершенно серьёзное лицо, осеклась.

– Я тут прочитал… Знаешь, есть такая штука, то есть можно попробовать её сделать. Такая… ну, странная немножко.

– Какая?

– А ты не будешь издеваться надо мной? Обещай, пожалуйста. – Он просил тоже серьёзно, и глаза были чернее головешек. «Фу ты, господи, видно – не шутит вовсе. Что ж ему надо-то?» – Вера заволновалась, ладошки похолодели, взмокнув.

– Нет, Вов, не буду. Ну, что такое? Говори скорей!

– В общем, можно, понимаешь, с человеком сделать некую… вещь…, то есть… ну, в общем, придушить.

– Что-что?! Ты что, рехнулся?

– Подожди, дослушай. Вот, – он протянул ей пояс, – нужна широкая и скользкая ткань, полоса ткани. Затягиваешь её на шее, перекручиваешь сзади, под затылком. И начинаешь очень медленно, только очень-очень медленно, затягивать…

– Вовка, ты сдурел просто от своих книжек! – Вера искренне возмутилась.

– Я думал… , что ты…

– Что – я? Что я способна убить человека?!

– Нет, что ты! Речь не идёт о смерти, вовсе нет! Думал, что ты – смелая, ты – рисковая девчонка, тебя мало что пугает. Я увидел, как ты резала дельфина, и…

– Да, прямо уж там – «резала»! Так, попробовала на прочность. Кожа – вообще непробиваемая! Даже у такого маленького… – Вере снова стало стыдно и жаль дельфинёнка.

– Нет, ты очень смелая. Ты и плаваешь дальше всех парней, и ныряешь глубоко, и в шторм – не боишься совсем: я всё это видел, и понял.

– Да что ты понял-то, дурачок?

– Что тебе можно довериться.

И тогда они попробовали. Сели на тёплый ракушечник, он – спиной к ней, сам положил Верин пояс на свою шею, сам перекрутил его сзади, сам вручил ей, обернувшись, оба шелковистых конца. И сказал «тяни». И она стала тянуть… Ей было страшно – в первых полминуты примерно. Он стал задыхаться. Она отпустила. Он отдышался и попросил: «Ещё раз, Верочка, милая, пожалуйста, не бойся: я сильный, и это… такой кайф!». Она снова начала тянуть. Он снова часто задышал, но на третий раз она уже не отпускала. Его дыхание через несколько секунд почти прекратилось. Она в панике бросила концы пояса, заглянула ему, привалившемуся к её коленям, в лицо, прижала ухо к груди. Сердце тихо билось – Вовка… спал.

В Теме это называется «игры с дыханием».

###

–

December 19, 2018:

–

Donna Es (12:58 AM):

Я тут, помнишь, говорила, что есть 2 девочки – и обе Темой зарабатывают. Ну, с одной я так дальше фотографий и не пошла, а с другой пару раз болтали по телефону (да и письмецо она мне одно неплохое написала). Потом я перестала ей писать-звонить – а она всё пишет и пишет, всё увидеться хочет! Может, попробовать увидеться? Как думаешь?

Хakc (12:59 AM):

Думаю, можно. Не понравится, так пошлёшь.

Donna Es (01:00 PM):

И то! Вот она 21-го приедет, надо будет сговориться. Потом расскажу.

Хakc (01:01 PM):

Расскажи-расскажи. Ты хорошо рассказываешь, вкусно. Правда. Весьма вкусно.

(*ушел на обед*)

Donna Es (01:03 PM):

Bonne appétit! А я всё так и обдумываю: наше (о, боже, когда же?) совместное парное «кирикуку». И вопросы назрели. Появляйся, как вернешься.

Хakc (05:34 PM):

Вернулся. Давай вопросы.

Donna Es (05:35 PM):

Откуда ты вывел, что Софи боится чужих прикосновений? И пытался ли как-нибудь с этим делом разобраться (ну, теоретически)?

Хakc (05:35 PM):

Опыт был.

Donna Es (05:36 PM):

Так, может, именно ЭТО (чужое) не понравилось, от конкретного человека (М. или Ж., кстати)?

Хakc (05:37 PM):

Женщина, нижняя. Потом аналогичная ситуация повторилась с другой женщиной, тоже нижней. Но там было хуже, само присутствие постороннего доводило до истерики.

Donna Es (05:38 PM):

Ага… Значит с Верхней-то – и НЕ было?

;-ь

Хakc (05:38 PM):

Не было.

Donna Es (05:39 PM):

Уже немного вдохновляет-с!

Хakc (05:58 PM):

Да, я тут о ревности еще подумал: ревновать Верхних – бессмысленно.

Donna Es (05:59 PM):

Пожалуй… (*раздумчиво*). А еще смешнее – ревновать своих нижних ещё к чему-то (их свободному времени, другим нижним, тому, о чём они тебе, возможно, не говорят или недоговаривают).

Хakc (06:00 PM):

Факт. Но мы уже говорили о спонтанности и часто – необъяснимости возникновения этого чувства. Ну, всё. Отпал. Целую.

###

Вера вспомнила где-то услышанную фразу «ревность, как и любовь, не в ладах со здравым смыслом». Интересно, а Верхние своих нижних любят? И какой именно разновидностью любви? Похоже, без прямого разговора об этом с самими Верхними, вряд ли можно догадаться.

Ревность, ревность…

Вера иногда и хотела бы приревновать своих мол.челов, но естественным образом это не возникало, а искусственно не могло быть вызвано: они почему-то были Вере поголовно верны! Но чем дальше, тем яснее приходила она к тому, что ревность теперь – слишком мелкое чувство: она, похоже, перерастала саму себя. А ведь когда-то была болезненно ревнивой: всякий пустяк и намёк вызывал целую бурю в душе, а дальше – просто ураган во внешних проявлениях! Разобравшись же в причинах возникновения этих вспышек, от которых после и самой было неловко, Вера застыдилась этой почти наркотической зависимости от чувства собственности, неоправданной гордыни и нежелания понимать и соблюдать ту самую прайваси другого человека, о которой говорила Серафима.

###

–

December 20, 2018:

–

Donna Es (12:22 AM):

Привет.

Хakc (12:23 AM):

Я сегодня москвичей своих встречаю, друзей.

Donna Es (12:26 AM):

А что за друзья? Тематические?

;)

Хakc (12:26 AM):

Нет, думают, что они – ваниль.

Donna Es (12:26 AM):

Гыг)))

А ты что, собираешься доказать им обратное?

Хakc (12:31 AM):

Зачем? Мне и так хорошо.

Donna Es (12:32 AM):

А почему тогда «думают»? Забавно.

Хakc (12:33 AM):

Ну, ты ж знаешь: настоящей ванили нет! Есть непробитая Тема.

Donna Es (12:33 AM):

Это да!

Хakc (12:34 AM):

Вот-вот.

Эх… а какая вчера Тематическая погодка была!

Donna Es (12:39 AM):

Это ты о снеге? Чтоб гол. попом – в него?

8)

Хakc (12:39 AM):

Не попом, а ногом.

Donna Es (12:40 AM):

Неа, попом – и после порки! Это ж – милое дело.

%)

Хakc (12:41 AM):

Знаю. Но мне больше нравится междуножием.

Donna Es (12:41 AM):

Экий вы, батенька, извращенко!

;)

Хakc (12:42 AM):

Какой есть. Но мне нравится.

Donna Es (12:44 AM):

Так это главное! А остальные уж потерпят (поелику сами просятся).

Хakc (12:46 AM):

А что им остаётся, а?

Donna Es (12:48 AM):

Ничего, ты прав.

А помнишь этого, моего блондинчика (что на фотографии – шейкой «застрял» в извороте древесного ствола)? Вернулся же он в родные пе-е-ена-а-аты, в Тал-ллин-н то бишь, позвонил – а сегодня письмецо получаю. Благоволи – фрагменты:

«Как ошейник звёзд с шипами,

звёзд – с иголками

он меня ласкает, душит, тянет

к себе, на облако.»

Donna Es (12:48 AM):

И далее:

«…вам:

блюстители и послушники

всем очкастеньким и тщедушненьким

всем, подстриженным “в ноль”,

обожающим боль –

боль дарил щедрой россыпью».

Хakc (12:49 AM):

Сильно! С пониманием.

Donna Es (12:49 AM):

Мнэ… и что с ним таким делать-то?..

Хakc (12:50 AM):

Пороть.

Donna Es (01:10 PM):

– Пациент, вы страдаете половыми извращениями?

– Ну что вы, доктор, я ими наслаждаюсь!

Хakc (01:11 PM):

Это же мое крЭдо!

###

Вера, читая, всё никак не могла прийти к какому-то одному чувству.

Ей хотелось бы выделить химически чистое приятие либо неприятие Темы. Хотелось вот так, на чужом примере, ощутить – надо или нет?

Но было и спокойно – от явной обыденности этого диалога (а ей раньше казалось, что существует некая глубокая «тайна Темы», не позволяющая общаться расхожими фразами, будничным слогом).

И одновременно немножко смешно – от привычности инет-шуточек и смайликов, например.

И тревожно – оттого, что эти люди вынуждены (или это для них – естественно?) постоянно изобретать необычные ситуации, просчитывать шаги и реакции другого, прикидывать – как нужно, как можно, а как – ни в коем случае…

И страшновато – от, казалось бы, незамысловатого «пороть»!

Что во всём этом было плюсом, а что – минусом, чётко понять не удавалось. Насколько им, этим двоим, было вольготно среди своих фантазий – и их скорого воплощения – было видно и пугливым взглядом неофита. Но как, интересно, они ведут себя в обычной жизни? Удаётся ли скрыть себя-истинного от взглядов обычного, ванильного, окружения? Есть ли какие-то секретные знаки-признаки-пароли, по которым можно выделить из толпы своего?

Ой, нет!

Надо встать, пройтись.

Курить? Нет. Совсем не хочется.

Соку вот, апельсиново-лимонного, любила его. Фух, холодный! А кроме него в холодильнике лишь пришлый йогурт, смурной сыр да некомплектное – одно – яйцо.

Хм-м, а как они вообще находят друг друга?

Ну, а как вы все, скажите на милость, впервые «внедрялись» в интернет? Да всего-то – и двадцати лет не прошло!

Возможно, Тематические сайты существовали и тогда, но, скорее всего – только зарубежные. Да, помнится где-то на форумах, было обсуждение «как и где искать партнёра». Выступил кто-то из старожилов: нижний мужик из прямо-таки Нижнего Тагила, со стажем в Теме чуть не тридцать лет. Ага, он бы еще папашкину порку в 5 лет вспомнил! А делился он воспоминаниями о чрезвычайной сложности этих поисков: «И где же вам удавалось их найти? – А где вот вы обычно знакомитесь? И мы так же: на улице, в кафе, в поезде. – А как же определить-то «своего», чтобы не нарваться? – А по глазам!»

Это какой же проницательностью надо было обладать, чтобы действительно не нарваться по полной?!

Как выглядело это «нарваться» и что именно за собой влекло, можно было только догадываться…

###

Хakc (01:19 PM):

Подумал тут, что каждое время года по природе своей является Тематическим, поскольку предоставляет целую палитру вариантов использования окружающих ландшафтов в «нездоровых» целях. Очевидно, во-первых, что основное достоинство зимы – холод. Второе – снег. Третье – темнеет рано. Четвёртое – по ночам народу на улицах мало.

Donna Es (03:29 PM):

Ой!.. Умору нашла, про Тематический большущий такой, чтоб на нем прыгать, пляжный мяч: сабочка на нем, доукомплектованном вечно бодрым фаллоимитатором, может развлекаться, тем самым давая отдых Верхнему, и – следующий коммент: «Никогда не знаешь, когда он взорвётся – добавка эмоций»!

:)

Хakc (03:31 PM):

А то ж. Кстати, моя надувная груша-кляп, для нежных дамских мест, натурально-таки – там и взорвалась!

Donna Es (03:32 PM):

Фигасе!!! И как?!

Хakc (03:33 PM):

Да всё пучком. Только визгу было – кошмар: Боинг – на взлёте!

Donna Es (03:33 PM):

А шарик, который шумит и позванивает в действии, сразу напомнил мне наручники: они издают такой дивный звук, когда малыш Лео мастурбирует – просто леоново-малиновый звон!..

Donna Es (03:38 PM):

Я еще и маленьким таким ошейничком («для шалуна» называется: кожаное колечко с застежкой и поводок-цепочка, с петелькой на конце) его шалунишку закрепила, а уж к нему – наручники (а поводочек – мне!), и – строго: дрыг влево–дрыг вправо – почти расстрел (то есть плетью по спине).

Хakc (03:39 PM):

Тоже мило. Хотя наручники, думаю, брутальнее.

Donna Es (03:40 PM):

Я, кстати, и так собиралась вторую пару прикупать. Надо себя побаловать – к НГ.

Хakc (03:41 PM):

Ага. Надо. Правильное дело. Новый год…

Donna Es (03:42 PM):

8)

Хakc (03:42 PM):

Больше девайсов, хороших и разных!

Хakc (06:19 PM):

Так каков вердикт для твоего таллиннского блондинчика?

Donna Es (06:21 PM):

А хрен его знает, его «согласие» ещё на 38 делить… Там увидим.

Хakc (06:22 PM):

Ясно. Ну, есть простая проверка. Затребуй его сюда.

Donna Es (06:24 PM):

Так это – запросто! Могу и билет (сюда) оплатить, с дорогой душой.

8)

Хakc (06:25 PM):

Не, пусть сам. Приедет – тогда всё на свои места и встанет.

Donna Es (06:28 PM):

И то.

Хakc (06:29 PM):

Именно. Нижних нужно проверять готовностью к. А я лично люблю ещё навешивать разные условия встречи. :)

Donna Es (06:49 PM):

А-а-а, это – да, завсегда, и по-другому не бывает, а как же!

Хakc (06:50 PM):

Да ну?

Donna Es (06:51 PM):

В смысле, всяко-разно еще сверху напридумывать? Чтоб непрямыми путями?

Хakc (06:52 PM):

Угумс. Ибо тернист.

Donna Es (06:53 PM):

О, да! Зато в концe этого пути…

;-ь

Хakc (07:07 PM):

Факт. Как говаривал некий «маркиз» (который большую часть своей жизни был графом: маркизом был его отец, пока был жив): «Ни одна клеточк Вашего тела не останется неоскверненной!» Ах-ха-ха!..

Donna Es (07:07 PM):

«Клеточк» – это я лублу! О, да, а еще коробочк, плёточк и сабочк!

###

Да, господа, как же нам тут без Донасьена Альфонса Франсуа обойтись?

Без «философа-злодея» и «автора-негодяя», как простенько отозвался о нем Клоссовски. Он, кстати, обронил еще и то, что «священная ценность может быть попрана только в том случае, если она лежит под ногами»: забавная перекличка. Никак невозможно без него, родимого, отца-основателя, высокохудожественного садиста!

И де Сада Вера читала.

Но в этой вот, разговорной, интерпретации вся притягательность и необычность классического материала почему-то задумками этой парочки (и, вероятно, их исполнением) дискредитировалась. Вере казалось, что потерпит она еще с пяток минут чтения, да и откажется от затеи вникать в столь грандиозное (как ей казалось) новое.

…Фантастический ландшафт, заселённый выбивающимися из здравого смысла персонажами, что всё чаще и настойчивее разворачивался перед ней, был создан для грёз, из которых будет складываться реальность. Он будет сначала – для колыхания на волнах фантазии, после – для вкрадчивого погружения внутрь себя, для поиска и нахождения желаемого (да-да, такого – и только такого!). И, наконец – для полного растворения в действии и сопровождающих его звуке, ритме, гуле… детском гулении, подростковом смущении, зрелой уверенности, опыте и неизменном контроле!

Контроль.

И еще раз – контроль.

Контроль ей сейчас же представился толстой тёткой в тёплой куртке – и с компостером!

Компостер-р-ром!!!

Компостнуть – все эти, разной степени счастливости, «билеты»!

Всех – пробить!

Дырками, насквозь, фигур… ально выражаясь.

Разыгралась.

Неужели, наконец, соединятся и выстроятся по ранжиру пресловутые Берновские «Взрослый», «Ребенок» и «Родитель», а «Король», «Рыцарь, «Дама» и «Паж» вольются, обменявшись невостребованными ролями, в их трио – и сисТема будет выстроена? Неужели составляющие элементы смогут сделать её устойчивой? Неужели это возможно в пусть даже кажущейся простоте и будничных обсуждалках?!

Ей, знавшей, что «важнейшим и главнейшим условием доминирования лидера над группой является способность и готовность приносить в жертву свою и чужую жизнь», пока что не очень хотелось срочно становиться некой жрицей, что приносит кого-то в жертву. А при необходимости – ещё и самой стать жертвой: вот что выдумали! Но она всегда была охотницей. Диана, блин, с луком! Пореем.

Правда, «группа» ей не скоро светила. Притом, что она никогда не была подчёркнуто моногамной девицей. Да, что есть, то есть. Но ведь и тут, в читаемом сейчас диалоге, у каждого Верхнего было – вот как интересно – не по одному нижнему. И это казалось вполне естественным.

«Распущенность? Неразборчивость? Всеядность? Узаконенный разврат?!» – эти милые понятия вихрем пронеслись в Вериной, и так забитой вопросами по кончики волос, голове.

Существо, среднеарифметически похожее и на отъявленного монстра, и на записного ангела, маячило между ее покрасневшими глазами и монитором. Никого, хотя бы отдалённо напоминающего ранее ей известного – ни внешне, ни по «хим. составу» – на зов пусть и виртуального воплощения не откликалось, как ни кликай курсором по экрану.

###

Donna Es (07:16 PM):

Да! у меня задумка есть.

Хakc (07:17 PM):

Давай.

Donna Es (07:19 PM):

Значит, иду с Лео своим – в музей какой-нить. Эрмитаж хорошо, чтоб масштабно! И я – с тростью, белой (!). И в очках – чёрных, натюрлих. А он меня – под локоток. Ну, это уж – перед самим действом, чтобы на слепую в музее не шибко изумлялись! И вот, ведёт он меня… в мужеский (!) сортир, со словами: она инвалид, типа – сама не может. Мы следуем степенно, медленно, я – неверными (хи-хи) шагами. Надо еще бы тросточкой – по кому-нибудь, «нечаянно» приложиться. Входим. А я говорю: «Ой! Как странно пахнет! В чей это ты меня ведешь?!» (в бабьем-то – очереди обычно, да и запашок другой). А Лео – мне: «Так там очередь», и тут я – в плач! А он меня успокаивать. Я утихаю, и мы направляемся в кабинку для инвалидов – она большая такая! Ну, а там… чего захотим, то и будем делать! Как тебе?

;)

Хakc (07:21 PM):

Гхм… экия у Вас фантазии! Мило. Мне нравится. Кстати, о зиме. Зимой особенно хорош бондаж под одеждой. Там ничего сложного. Все определяется практикой. Хотя, признаюсь, женщины в этом плане интереснее мужчин. У женщин грудь более выражена. И промежность устроена интереснее…

Так, мне пора.

Целую нежно.

###

Вера тоже с толикой нежности – воздушно-виртуально – поцеловала когдатошнее сочетание нажатых клавиш, которое привело её на первый из Тематических сайтов, и пошла всё-таки курить на кухню.

Вдыхая и медленно выдыхая несравненно вкусный – сейчас – дым ментоловой сигареты, она не стала включать как обычно радио «Эрмитаж». Да, под его необязательное мурлыканье так хорошо одиночествуется. Но сейчас, именно сейчас ей не захотелось этого нейтрала.

Захотелось побыть именно в тишине, почти полной.

3 часа 47 минут.

Ночи.

Летом будет – утра…

Лето вдруг показалось близким и отчётливым; ясный план будущего был почти у неё под рукой: составлен, разложен, расписан, и не по неделям – по дням, и даже по часам! Куда-то отпало, как мешающий хвост от другого животного, чувство жуткой неприкаянности, непонятности (что дальше? куда? с кем? – и зачем, в конце концов?!), уязвимости и незадействованности серого вещества.

Докурила.

Отпила изрядную дозу сока (кисло-сладким залило приятно саднящее нёбо). Вернулась к мерцанию монитора…

Что-то там… нужное мелькнуло? Она вернулась к переписке, зашла по ссылке «sezam-ada.net». И сразу же попала на страницу с анкетой.

Анкетой раба.

Вот так, товарищи…

Утро вернуло ей тот, виртуальный, поцелуй – невидным, но ощущаемым ноздрями, губами и роговицей глаз огромным и раскалённым солнцем нового, под прямые лучи которого она вышла, впервые без зонта и шляпки.

3.

…Его было много.

Оно оживало на сетевых фото, рисунках, в текстах и обсуждениях всё настойчивее и беспардоннее. Хм-м-м, а чего она, собственно, ожидала, когда из десяти высыпанных ссылок восемь вели прямёхонько к «самым лучшим проституткам Москвы»: «Дешёвые, элитные, зрелые, старые, выезд, метро, районы, сбросить, применить…» – у Веры плыло в глазах и горели кончили ушей.

Оно чаще кривлялось, чем бывало естественным. Скорее продавало себя, нежели протягивало бесплатную дружественную руку. Рассчитывало на быстрый впрыг друг в друга, а не на плавное и манящее перспективой погружение.

Оно не стеснялось в выражениях, нет, нисколько! Но порой проявлялось и с весьма недурной – в любом случае, приятно-читаемой – стороны.

Оно пестрело ссылками на чаты, номерами Вацапа, реже – телефонами. Можно было сделать простейшую выборку – по всё тому же поисковику – и ретивые авторы засвечивались в разных форумах совершенно по-разному: Верх и низ, Господа и рабы, садисты и мазохисты – и все это могло предстать одним условно-бесполым существом, низведенным (воздвигнутым?) до нескольких символов, разбитых посередине привычной @.

Оно – сообщество, именующее себя Тематическим, и его члены.

Кто-то из них объявлял это с помпой, кто-то скромничал, смущаясь и заранее кроша извинениями. Кто-то – грамотно и сложно до изысканности (этих – мало), кто-то – с удручающим количеством грамматических ошибок, чуть ли не в собственном нике – скорее всего, только что наспех изобретённом. Кто-то продуманно и взвешенно, а кто-то – в сломяголовной суетливости неофита, минуту назад узнавшего, что не он один мечтает быть крепко связанным, подвешенным и выпоротым!

И только на этом сайте Вера увидела искомое – начиная с непрямого названия. «Sezam-ada» можно было трактовать как угодно, переосмыслять, делать из него перевёртыши или прочесть лобово, что не отменяло ничего из донесённого этими двумя словами.

Спокойное оформление, толковая система навигации, никаких сальных баннеров, подмигивающих не только глазком, но и гораздо более откровенными местами.

Были статьи (обширная библиотека – и подобранная пристально), отсылки к первоисточникам: о, нет, не только к незабвенному маркизу – Мазох бы его побрал! – но и к авторам поближе, посвежее и более «практическим». Были и переводы текстов с западных сайтов (с неизменными аккуратными ссылками на в основном англоязычные оригиналы).

Особенно же порадовала та «мелочь», что за эти недели сплошного вирт-серфинга стала для Веры визитной карточкой создателей сайтов («листать дальше или уходить»): стильные и разбитые (нет, не в кровь) по разделам (раздеть? не раздеть?) фотогалереи. На фото не было электрических розеток за спинами девочек-моделей (пусть и непрофессиональных, но отобранных со вкусом и преподнесенных негрязно), теней от проводов, торчащих внизу кадра кусков компа/кресла/домашнего тапка, свет был более-менее выставлен (или хотя бы отсутствовала вспышка «в лоб») и даже подозревались постановка и развитие сюжета.

Несколько часов вжикнули спиральной вспышкой – через глаза к мозгу, ямке горла, подвздошью – и разлились горячим и колким где-то меж желудком и коленями, как-то… оставшись там и не принимая пока формы.

…

Утро нового дня.

Привычность.

Холодно-водяная.

Зубно-пастовая.

Серая, заоконная.

Кофейная, милая.

Эх, никотиновая…

Вера сказала себе «нет, только не сегодня утром» – и не стала залезать в интернет. Не стала (запретила себе – пока) и вспоминать в подробностях текст с желтого диска. «Что-то там… вроде бы… ещё было. Нет, завтра, потом, когда-нибудь. Хватит совпадений!» – вполне скарлеттовские мысли, только чёрной мамушки рядом не хватало – с корсетом наперевес.

Ох, корсеты, корсеты же!

Она успела вчера забежать ещё и на сайт с корсетами. Пречудесными вещичками они оказались. Вспомнила она своё давнее увлечение историей театрального костюма. Но то были карандашные, скромно-схематичные, в серенькой книжке, будто способным ребенком нарисованные иллюстрации. А тут – разнообразие материалов, расцветок, фасонов и даже назначений. На каждый день, на вечеринку, на выход – в «ванильные» люди. Тканевые, кожаные, кружевные, латексные, металлические даже! «For Mistress and your honey submissive girl. А также для Прекрасной строгой Леди и ее послушного раба (феминизация)». Вон оно что, превращение мужчины в женщину, кто и насколько рискнёт: от просто подкрашенных губок плюс тот же корсет с чулочками – и до операций по смене пола (но о таком – уже на других сайтах).

Тут же, послушной иллюстрацией, вспомнился мальчик Тадзио – из «Смерти в Венеции». Когда Вера впервые смотрела фильм, то до появления этого воплощённого ангела в купальном костюме, сомневалась: нет, все-таки… это же девочка?! Ну, не может быть он мальчиком, всё – девичье, нежное, плавное (роман прочла позже). И именно это дьявольское унисексовое изобретение («О, прекрасный эфеб», – как, прыснув, выразилась бы, томно заведя прекрасные глаза, Аглая) довело до инфаркта беднягу Аушенбаха. Аушенбаха, будто надбитого, как край старенькой чашки, с закрашенной (Вера машинально поправила волосы) сединой. Аушенбаха, цитировавшего: «Частая смена одежд, и покой, и нагретые ванны…».

Да-да, ванны.

Этот «крючок», как оказалось и как явно сказалось потом, завис внутри Веры, пока что ничего действенно не зацепив.

А вот и трель упавшего в кишочки скромного чёрного Galaxy письмеца…

Про… про кого же это, от кого?!

###

«Мне пришла в голову мысль об ароматах.

Ваши духи Marina de Bourbon, кажется, принудили меня к этому.

Самое необъяснимое.

Самое неподвластное исчислению на языке разума.

Самый явный из признаков соприкосновения.

Самая памятная из всех мет воспоминаний.

Это – невидимые герольды, что возвещают появление долгожданного, шлейф, который тянется вслед уходу – и позволяет еще немного побыть под чарами присутствия.

Аромат цветущих табаков, таинственно-горький – в обступившей его ночи. Нежная пряность ночной фиалки – с тем же, фиалковым, оттенком. Душное дыхание раскалённых полднем магнолий. Одуряющий натиск персидской сирени. Лимонная свежесть неподвижных «Верхних» – чайных роз.

Удивительнее запахи неживых вещей. Пыльная затхлость солнечного луча – сквозь неплотно сомкнутые шторы в пустой квартире. Строгий, со сладкой подкладкой, аромат сандалового ожерелья. Жаркая телесная нагретость кожаной рукояти теннисной ракетки, только что отпущенной радостной рукой победителя.

И это судорожное узнавание духов возлюбленной, где-то на шумной улице, вслед за мгновенным поворотом головы к незнакомой женщине: вспышка! – и холод ошибки – и ноющая боль невстречи.

Но – прочь, прочь: не об этом.

Всё, что могу сейчас – обернувшись и падая взглядом в Ваше лицо – это застыть на месте, обратясь в столб внутреннего неподвижного света, от которого лицо моё стало солнцем, опущенные руки похолодели – и не было ни радости, ни бешеного топота сердца, а только боязнь: хоть единым движением нарушить чистую струнную ноту изумления, взятую встречей где-то между висками и душой, между мной и Вами, между потерей и обретением».

Подпись «Not_Enough».

Что ещё за «нот инаф»?

Кому и чего – недостаточно?

Отправитель неизвестен. Отправлено… вчера? – нет, сегодня, около двух ночи. Возможно, это и не подпись вовсе, а просто заключительное предложение: просьба не заканчивать, но что – и с кем?

Перемещаясь по городу в своих простых беспроводных TWS BT-02, она – под особенно подходящий, какой-нибудь неземной трек, – начинала с удвоенной внимательностью вглядываться в лица окружающих. Чувствовала себя тогда, как спятивший кукловод, которому вдруг почудилось, что все его питомцы разом… вздохнули! Но, поморгав и для надёжности тряхнув головой, улыбнувшись нелепому подозрению, продолжала жить дальше, в привычных самодельных декорациях, обходя чужих марионеток с их многочисленными перекладинками и нитями.

Друг Копилкин недавно принёс диск со своим очередным звукосумасшествием под названием «Carrot & whip» (аналог русских «кнута и пряника», чему Вера уже совсем не удивилась). Послушав, предъявила автору сильный закос под Jay-Jay Johanson'а с его трип-хоповыми переборчиками и перебеганием звуков из одного уха в другое – до степени настырности, сравнимой с l'idée-fixe.

На это Коп безапелляционно и даже с гордостью отбрехался (как он один это умел), скривил физиономию вселенской обиженности и плеснул – за это! – себе коньяку в два раза больше, чем Вере. И вот теперь она почувствовала сплетение событий последнего времени – как тот же trip-hop: что-то ритмичное, бесконечное, негромкое, затягивающее. То, что морочит, ничего ясно не говоря, то, что намекает постоянно и неотступно, но чем-то неуловимым, подмигивает, но не даётся – в полном своем смысле.

«Что за фигня-то?!» – сама собой возмутилась Вера и себе же ответила: – «Да, такая вот, сестра, фигня.»

– Ты не слушаешь меня совсем! – Коп небольно дал ей ногой по ноге под столом.

– А? Ой…

– Где летаешь-то, птица?

– Да тут я. Вернулась. А что ты говорил?

– Да вот, Алиска моя…

Алиса Копилкина, племянница Копа: худышечка полубесплотная, беленькое, невысокое, огромноглазое существо, только что тихо отпраздновавшее восемнадцать, но видом – пятнадцатилетка. Федор её, считай, вместо мамаши, сестры его непутёвой, и вырастил. Любил с какой-то отчаянностью, прям предсмертно! Учил тому, что сам мог-умел-любил. Водил, пока была маленькой, то на рисование, то на гимнастику, то в какой-то авангардный театральный кружок. Да, ходила, но – нет, ничего из этого ей как-то особо не нравилось, ни к чему, даже и способности имея, интереса не проявляла. А с год назад (подробно рассказывал ей Коп) стала и вовсе отрешённой, неразговорчивой, чуть ли – не от мира сего. И по участку их дачному (где Вера была пару раз) бродила, как кем-то выброшенная на улицу худенька кошка, только что не мяукала жалостно…

– Так что – Алиса?

– Замечаю вот, что-то странное с ней происходит. Я же тут пристроился подкалымить, и домой только после десяти вечера прихожу. Ну и… Вижу, мгновенно что-то на планшете прикрывает – и пятна – тут же по щекам расплываются! Ты ж знаешь, кожа у нее слишком белая, и врать она мной не приучена: посему, результаты – на лице. Спрашиваю «Что ты там смотришь?» – молчит. Попробовал поднажать – еще хуже! Так замкнулась – за три дня ни слова не сказала. Только улыбается какой-то такой… тайной улыбкой, словно знает что-то… такое, но ни за что не скажет. Опять спрашиваю: «Болит что-то? Или кто обидел?» – «Нет», – отвечает. – «Всё нормально.» Ну, нормально – так нормально. Я в душу не лезу обычно. Ни к кому.