Текст книги "Сто оттенков Веры"

Автор книги: Талаssа

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

Смысл. – Тень. – Свет. – Мысль. – Тема.

Смысл мысли.

Смысл Темы.

Тень смысла.

Масло с суслом.

Стаксель с марселем.

Сервантес с майонезом.

(проба пера, ха-ха!)

М-да…».

STOP.

Вере не особенно хотелось припоминать некоторые особенности безнациональной охоты, которая всё оказывалась и оказывалась неволей. Но она сказала себе привычное «надо». Надо всё вспомнить (как Шварценеггер, что ль? – вспомним детство), во всём перед собой отчитаться и понять, что да – всё это уже ушло – осталось там, в прошлом, которому нет ни одной лазейки для back’a, возврата, повтора.

Завершить гештальт этот идиотский!

…Вспомнила, как подарила своему когдатошнему очередному бойфренду, сидящему в своей шикарной красной Audi А8, маленькую фарфоровую куколку. Маленькую, размером с её, Верину, ладонь. Нарядную – в бархате и кружавчиках. У того был день рождения. Он засмеялся, вертя ее в огромных руках большого, наголо бритого человека с густым голосом. Да, он – большой человек! Сильный, накачанный, весь какой-то развёрнутый – во все стороны. Такой, которому никто и никогда, похоже, не решался противоречить. Вертел и смеялся. Он вообще любил вертеть и смеяться. Причем, смех этот частенько отдавал – как нечищеный рот после долгого сна – чем-то таким, что не хотелось бы слушать и нюхать дальше. Угрозой. Причем, просто – по праву большей физической силы.

Потом он посадил куколку на колени, выше – на свои мощные, хорошо развитые ляжки. И повернул ее нежным фарфоровым личиком к ширинке. И снова загоготал. И посмотрел на Веру ожидающе. Вроде бы, надо поддержать? Это же – юмор такой! Он ждал поддержки. И она поддержала.

Тогда.

Но почему-то поняла тогда же, что он ещё… дождется. Похоже, он, сука, напросится!

Вера теперешняя, сидя дома во вращающемся креслице, поболтала одной ногой. Вторую она почти всегда поджимала под себя.

Вспомнила его – такого глазастого: да, красивые карие глаза, густые ресницы, мощной римской лепки голова: яркая внешность! Но зачем он тогда повернул куколку к своей ширинке, грубо притиснув ее маленькую белокурую головёнку в бантиках? Зачем?

От соседей внизу (все их кухонные амбре поднимаются вверх и заползают почему-то именно в Верину спальню, а не в кухню – по прямой) потянуло жареным лучком. «Поесть? Не поесть?..» Нет, лучше записать, пока не позабывалось всё нафиг. Записала, сложила в папочку «сисТема» да и забыла. Самопсихоанализ такой: проще примитивного.

###

REC:

«Разве имеют смысл события?

События – в смысле, вообще. Безотносительно происходящие, входящие и выходящие, как сограждане – из дверей метро? Если смотреть на них, то пестро и все же – однотонно до тошноты.

А если видеть? Вот тут-то и начинается разница между событием и происшествием. Событие – как со-бытие: это значит “быть с”. А происшествие – то, что “происходит, шествуя”, а значит, продлено как во времени, так и в пространстве. Но что именно извлечёшь из этого шествия: двух евангелических зверей и одну, евангелическую же, птицу или… дыру на подошве – частное дело событопроисшественника.

Главное – вернуться!

Нет, не к кому-то или чему-то.

Не куда-то.

И даже – не зачем-то. Незачем!

Главное – пройти этот путь, но в обратном направлении. И не для того, чтобы – к началу. А потому что только это возвращение поможет избавиться от ложного пути: в сторону, в тупик, по чьим-то чужим меткам, следам.

Вернуться – к себе.

Вернуться – значит пройти тот же путь. Однако, глядя в него – словно в зеркало: там, где было левое – станет правое, правильное, правдивое, правопреемное.

Попробовать найти дорогу – по тем же проходным дворам, входя в них там, где когда-то был выход – и пока не зная: те же ли это дворы? Войти под арку (изумившись этому подарку): а ведь попала именно туда!

Прохлада тени.

Отвесный зной остался позади.

Впереди – только сообщающиеся сосуды дворов, ряд гаражей, фрагментарно выбитые стеклянные плитки, что заменяют узкие окна цокольного этажа одного из нежилых домов, новые двери, таблички – около, чей-то дальний неразборчивый голос – но с оттенком вопроса, шарк собственных шагов, подвздошье дышит – слышит стук собственного сердца.

И ты видишь себя, словно в перевёрнутый бинокль – маленькую и далеко. Дальше, чем можно достать. Достать – отсюда, из сегодня, из сего дня – из этого вечера, который еще не скоро сойдёт на нет, сойдёт на ночь. Достать, просто проходя вдоль горизонтальной отопительной трубы с теми же, запомненными, надписями, но только справа – налево!

Иди – и не сворачивай, и не сетуй на чью-то несправедливость: ты сама себе – высший суд, никто не будет так строг к тебе, столь непредвзят и неумолим!

Не жалуйся: не пытайся вызвать чью-то жалость.

Ты поймешь, что это примерно, как прокрутить запись на древнем катушечном (!) магнитофоне – в обратном направлении: неузнаваемо, дико – но вдруг возникает что-то… другое, иная сущность, изнанка звука или вдруг внезапно заполнились паузы. Но появилась своя гармония, пусть – пока – какофонии, но она – тоже гармония, лишь созданная по другим правилам. А эти правила – уже в твоей воле: что услышишь – то твоё. И запишешь это своё собственными нотами, на своём чистейшем, не размеченном другими листе, указав размер и темп.

А клавиши будут только белыми: в белом цвете – весь спектр, а вдобавок – и чисто!

Только идти следует не останавливаясь, ровным шагом, забыв о спешке и ностальгии, потеряв записную книжку с оглохшими номерами телефонов, оставив рваньё обид: раз уж порвано – выкинь и забудь.

И тогда, пройдя всеми этими дворами памяти, захламлёнными закоулками, гулкими арками, редкими световыми пятнами, – выйдешь на облитый вечерним стрельчатым солнцем июльский Невский – откуда когда-то было начато “туда”, и поймёшь, что вернулась – к себе самой. Наново найденной в четырёх простых буквах: Т, е, м, а.

И нет больше этого горького горба меж плечами, нет верных вериг, нет несладких сетей, нет тянущих тенет: нет, как нет!».

STOP.

Вера отъехала в кресле от стола, потянулась, мурлыкнув, снова подъехала, нашарила домашние тапки-зайцы, сунула в них ноги, встала.

Подтянула просторные серые брючки и длинные рукава ярко-оранжевой фуфайки и взяла Жозефов диск.

Вроде как… поотговаривала себя.

Как будто смущалась: опять читать странные чужие письма? «Да с удовольствием! – пропела бы Аглая. – Знаешь, сколько всего интересного можно узнать?!». Она, конечно, шутила: любила чёрно поюморить – и в этом со своей племянницей очень была похожа.

Но тем, что диск он оставил на столе – собственно, дано разрешение. Так? Так.

Тик-так. Тук-тэк.

Дэн-нь-дэ-эн-н-нь… (и так – одиннадцать раз).

Часы с боем.

Коп подарил.

Настолько нехарактерный и просто неподъёмный – для возможностей его кошелька и цинического интеллекта, отвергающего любые роскошества – подарок, что Вера тогда, в свой прошлогодний день рождения, опешила. Открыла коробку (размером с обувную), а там, в бархате синего футляра, – настольные часы. С боем!

– Ну, ты, Коп… Ну, ты вообще, дал! Ты это… откуда же?! Ведь ты… – мямлила она, не веря глазам. Не поверив бы словам «нет, не украл». И не доставая дивные часы из коробки.

А они были в корпусе из какого-то тёмного, нарядного, но сдержанного дерева, с тактичной позолотой вокруг циферблата, с инкрустацией даже (перламутр? – упасть, не встать!). Тихо цыкали там, в глубине, приглушённые, подрагивая по кругу секундной стрелкой.

– А чё такое-то? – Коп скроил только его мимике подвластную физиономию с подробным выражением: «Я? Это не я. Что, красиво? Ну, ёпт! Кому – тебе?! Очень надо! Так, мимо шел…». – Ты, в общем, брала бы. И спасибо говорила. И – за стол бы уж провожала, а? Я голодный!

И теперь, заводя их, как и положено – в одно и то же (старалась) время, Вера прислушивалась к их ходу, нежному звону, жизни. Иногда ловя себя на том, что как-то лично соотносится с ними. Вот как только? Сама не смогла бы объяснить.

Она дослушала часы и открыла следующий файл с желтого диска.

–

December 2, 2018:

–

Donna Es (01:48 PM):

Приветствую.

:-*)

Хakc (01:48 PM):

:-)

Donna Es (01:48 PM):

Как сам?

Хakc (01:51 PM):

Настроение странное.

Donna Es (01:51 PM):

А-а-а… Ну, это бывает. На Рождество идёшь?

Хakc (02:05 PM):

Да как-то… не хочется.

Donna Es (02:06 PM):

А чего?

Хakc (02:06 PM)

Не знаю. Скучно.

Donna Es (02:07 PM):

Ну, ясно: тебе ж все и всё – знакомо.

А я решила, что можно Лео сделать роскошный подарок: сводить его на настоящую, первую в его жизни, Тематическую вечеринку. Заслужил!

Хakc (02:07 PM):

Думаю, это будет правильно.

###

Если бы не словосочетание «Тематическая вечеринка», ей бы оставалось только вскинуть бровь. Это означало бы «И?.. И что тут такого? За каким таким странным хреном еще более странный… э-э-э… крендель оставил диск с чьей-то сугубой перепиской?». Но при последней прочитанной фразе её будто окатило из крещенской проруби, а через мгновение – кипятком!

От-ку-да?!

Это был единственный ее вопрос немому диску.

Откуда незнакомый человек знает?

Знает то, о чем недавно узнала она: о Теме, т.е. БДСМ?

Что она сделала не так?

Где «прокололась»?

Как ее можно было отследить: появления на сайтах, пролистывания, переходы, секретные клики ее мышки?!

Она нигде не регистрировалась, не участвовала в опросах, никому не бросала в приват личные сообщения, не обсуждала, не была, не состояла…

Понятно, что кулхакеры могут запросто вычислить по IP-адресу (а теперь – и по облаку и вообще, чуть ли не святым духом!) кого и где угодно. Но Вера-то – не банк, не олигарх, не ЦРУ! И даже не ФСБ. Кому могла понадобиться скромная служащая небольшой фирмы? И, главное, для чего? Кто и что может потребовать от Веры Крошлой «в обмен на ужасные знания» о никого пока не задевающем содержимом её вроде бы простой – да с запятой… – душеньки?

Нет, надо… вот что.

Во-первых, закрыть файл.

Во-вторых, встать и пойти на кухню.

В-третьих, закурить сигарету.

И, в-последних, задуматься. Крепко тебе, милая, задуматься!

А в-пятых, Вера ничего этого не сделала, памятнув вскользь с усмешкой о любопытстве и кошке, да и стала читать далее.

–

December 5, 2018:

–

Donna Es (02:13 PM):

Слушай, тут две кандидатши наметились в сабочки, но обе промышляют этим делом – за денежку (с мужчинами), и обе свитчеватые – то Верх, то низ. Одна – приезжая, вторая – ещё не знаю. Но думаю, одного поля ягодички.

Хakc (02:22 PM):

Нафиг обеих.

Donna Es (02:28 PM):

А вторая – славная такая… Показать?

Хakc (02:29 PM):

Ну, покажи.

Donna Es (02:31 PM):

Ага, сейчас…

Хakc (02:34 PM):

Ну, ничего такая… крупная.

Donna Es (02:35 PM):

Взгляд – выдает.

8-(

Такая «запростотак» или «типа по любви» – вряд ли будет… или как считаешь?

Хakc (02:36 PM):

Да, не похоже.

Donna Es (02:36 PM):

Ладно, поболтать-то всяко можно.

Хakc (02:37 PM):

Всяко.

Donna Es (02:37 PM):

Ну и вот.

8)

Хakc (02:39 PM):

Да, надо б нам с тобой в паре как-нибудь поработать…

Donna Es (02:41 PM):

Парник?! Я бы – очень да! Вот только…боюсь недосоответствовать тебе.

;)

Хakc (02:41 PM):

Шутишь?

Donna Es (02:41 PM):

Ага. А ты меня в каком именно качестве хотел бы увидеть в данном союзе?

;)

Хakc (02:47 PM):

Да в самом отменном качестве, как ты понимаешь.

:)

###

Мило, мило…

Вера хмыкнула и решила покурить здесь, не отрываясь. Страх прошел.

Скажи, пожалуйста!

И за таким вот, простеньким, банальным разговорчиком, как-то совсем «между прочим» и довольно буднично, в середине серенького рабочего денька, обсуждались интереснейшие вещи. Да, весьма интересные – ей, Вере. Но откуда (чёрт его все-таки возьми, этого Жозефа!) ему знать, что они будут ей не только интересны, но уже и понятны.

Не во всём, конечно. Что за «парник» такой, она пока ума не приложила, хотя ясно, что к даче и огороду это отношения не имеет. Может, производное от «пары», и ударение на «а»?

Надо все же попытаться припомнить: может, ее когда-то знакомили с Жозефом? Может, из прошлой жизни персонаж, из очень давних, юношеских увлекательств Академией художеств, мастерскими, бдениями околомузового свойства?

Вера сама себя назвала тогда «околомузой» (и художники дружно поддержали): ее разок изобразили, на большущей дипломной работе (групповой портрет выпускников консерватории, Вера позировала исполнительницей на цимбалах-ах-ах!). И еще больше года после этого она была желанной гостьей, спасающей то булочками, то колбасой, то мелкой идеей или вдруг верным замечанием (чутьё и вкус) в одной из творческих мастерских аспирантов Академии.

Она потянула ноздрями воздух и даже удивилась, что он не пахнет смесью масляных красок, пыльноватых занавесей и растворителя – одним из самых любимых составных ароматов её жизни.

Нет, Жозеф был не оттуда – Верина память на лица была отличной (причем, с умением делать поправку на возраст).

А может, его подослали?!

Нет, это вряд ли: кто ты такая вообще, дорогуша, чтобы к тебе кого-то «подсылали», хе-хе…

Donna Es (04:07 PM):

А у тебя вообще – были такие экшены, совместные с кем-нибудь еще, Верхним?

Хakc (04:08 PM):

Да. Но не с моими нижними.

Donna Es (04:08 PM):

Т.е. ты Верховодил – над (сколькими) чужими (гм-м-м… «прокатными») нижними?

Хakc (04:10 PM):

И так было. Или, например, вместе со знакомой Верхней работал с её нижними.

Donna Es (04:11 PM):

В-о-она, вишь у тебя – опыт-то какой!

Хakc (04:20 PM):

Ладно, посмотрим. Только моя нижняя темноты боится. При этом в процессе глаза всегда закрыты, и повязки переносит хорошо. И очень боится чужих прикосновений.

Donna Es (04:22 PM):

Батюшки, какие мы все боязливые-то! А «прикосновения» чужого стека – как? Или – если чужие руки, но в тонких резиновых перчатках?

Хakc (04:24 PM):

Вообще. Но боится – это не значит, что не хочет. Боится.

Donna Es (04:24 PM):

Ах, во-о-он оно что… Хитрец!

В общем, вот что: для первого совместного чего угодно – лучше всё же мне тихохонько, в уголку (можно – за неплотно задёрнутой шторой) посидеть – поглядеть. Чтобы мне понять, ЧТО и главное, КАК между другими происходит. А уж потом – как-то участвовать. Хотя, можно сговориться, чтобы тот, кому захочется первому присоединиться, подал бы голос (или знак какой): готов/а/ы, дескать, а вы?

Как считаешь?

Хakc (04:36 PM):

Посидеть, посмотреть, понять – да. Штор никаких не надо – достаточно повязки на глазах нижней. Да, и имей в виду – в сабспейсе она вообще не может говорить. Зато стонет – заслушаешься!

Donna Es (04:39 PM):

Ах, это прекрасно!!! Обожаю! Дайте еще!

Хakc (04:40 PM):

Звуки?

Donna Es (04:41 PM):

Да, их, родимых. Я от многих поотказывалась только из-за их молчания в экшене (думали, партизаны фиговы, что это, блин, их ЗАСЛУГА!).

8-(((

Хakc (04:42 PM):

Не, там этого нет. Я сразу объяснил, что показывать передо мной свою «силу» – это непростительная слабость.

Donna Es (04:43 PM):

Во-во! Покажи-ка ее, силушку свою неванильную, в том, что не будешь меня раскачивать, когда я на тебе катаюсь, мой маленький пони: вот это – сила, а так – неа…

Хakc (04:43 PM):

Ну, то ж грубая физика.

Donna Es (04:47 PM):

А без нее тоже никак, извини!

###

Та-а-акс.

Значит, говорите, Хакс?

И некая Донна Эс?

Фу ты, буквально, ну ты!

Вера вдруг развеселилась. Приостановилась на пол-эмоции. И поняла, что давно уже не ощущала себя настолько просто, свободно и… понятно – для самой себя. Куда-то укатилось состояние тупой мути, которое в ней жило весь последний год, а то и дольше. Истаял толстый слой ванильного шоколада лжи, что грязевой плотностью стягивал всё её тело, мысли, недвижения души и разменную монету нелюбимых дел. Стало понятно, куда подевались «якобы друзья» и «вроде бы знакомые» – со всеми своими ничтожными заботками, холодными тушками и скучнейшими разговорами ни о чём.

«Ваниль, ваниль, сущая ваниль!» – вспомнила она, мелькнуло в одном из обсуждений на каком-то форуме. Тогда – сразу полезла в поисковики: что за «ваниль» такая? Оказалось, что так Тематический народ называет народ нетематический. Откуда такое название взялось? Оттуда, из заграниц: vanilla – самый простецкий сорт мороженого, ванильное. Без добавок. Примитивнее некуда. А мы, дескать, Тематическое сообщество, куда как сложнее – да еще с такими «добавками»! Вера тогда тоже иронически вскинула левую бровь: не слишком ли много они на себя берут?

Посмотрим дальше, почитаем, полистаем, подумаем.

Точка бифуркации, похоже, вырисовывалась в виде клавиши Enter. Или – в двойном мышьем клике.

Нет, здесь, в спальне, больше одной сигареты курить не надо: плотные шторы впитают запах, она не сможет спать. А свежий воздух – это для неё всё.

Свежий воздух…

– Свежий воздух! – воскликнула Вера, и тут же замолчала: еще не хватало – начать разговоры с самой собой. Но свежесть резко изменившего своё направление ветра уже проникла в её лёгкие, нашла же их нелёгкая!

А с кем ещё-то сейчас поговорить?

Проявилась и разрослась та прохладная и обширная пустота вокруг, которую она почуяла ещё тогда, ещё давно, ещё даже в невспоминаемые сознательно времена.

Ещё, возможно, там, в старой родительской квартире, когда она – в одиночестве, найдя прабабушкино рукоделие – крутила и разматывала толстенькие мотки мулине, связывая их в сложные и редко удающиеся узлы.

Но красивые же!

И снова распрямляла, распутывая – и снова сплетала, пока не добивалась, наконец, желаемого. Из разноцветных ниток, сплетённых в несколько «косичек» (не порвать!) получилась маленькая весёлая плёточка с твердой удобной ручкой (внутри сидела ручка шариковая, без стержня и со сломанной резьбой колпачка).

– Верочка, зачем тебе это? И отчего ты не учишься вышивать?

Прабабушка Александра Самсоновна («праша», как называла ее любимая и единственная правнучка) сроду не вязала и не шила. Для этого, как ей казалось, существовали дворовые девушки. Или белошвейки, специально нанятые. Она лишь вышивала. Да, это – позволительно. И не лишено изящества. («О, да, моя дорогая девочка, ma fille aimée et terrible»: Вера редко бывала непослушной, но упрямицей – всегда.).

– Прашечка, но это же красиво!

– Mon dieu! Ты будто бы готовишь себя к карьёре матроса. Absolument! И тренируешься в вязании морских узлов. К чему это? Тебе едва ли пригодится… – и снова раскладывала тонкими пальцами в тяжёлых кольцах один из бесконечных своих пасьянсов.

А вот, похоже, пригодиться вполне сможет! Теперь-то.

Что-то там, в последней строчке переписки?

«Пони» (вернее, pony-play). Да, Вера об этом уже знала. Госпожа ставит нижнего (вернее, он сам встает: всегда работают три принципа BDSM – добровольность, разумность и безопасность, по-английски «SSC») в позу… кхм… лошадки: коленно-локтевая сиречь. И начинает кататься на нём, верхом, в полное своё (и «лошадки» тоже) удовольствие. Оказалось, что целая индустрия задействована в этих полудетских игрищах: изготавливают полные комплекты сбруи и прибамбасов для этих «человеко-пони», включая разноцветные султаны из перьев и даже твёрдые кожаные «копытца»! Во, народ даёт…

###

Donna Es (04:51 PM):

Но ты знаешь (с твоей подачи), никому еще из моих не помешала «зарядка по Хаксу» (с моей «подгонкой» – под мужчину). Клёвая вещь – и результаты налицо!

Хakc (04:55 PM):

Да ну?!

Donna Es (04:57 PM):

Точно! Лео похудел килограмма на четыре, за три недели, и погибчал весьма прилично. Он теперь – такая девочка у меня, свежефеминизированная, славная! (Ещё бы бюсту нарастить – но, увы, не в наших силах.)

Хakc (05:03 PM):

Кстати, соски сделать почувствительнее можно.

Donna Es (05:04 PM):

Ну, это у него и так есть, от природы. Хотя улучшать никогда не поздно!

А ты как это делаешь?

Хakc (05:05 PM):

Жестоко. Бу-га-га)))

Donna Es (05:05 PM):

Да ладно тебе… Опиши-ка!

Хakc (05:09 PM):

Да банально все.

В статике – зажимы, прищепки (от одной до дюжины), грузы.

В динамике – щиплем, выкручиваем, гладим нежно – плюс бондаж груди.

###

Вера задумалась: правильно – «бандаж» (как корректору ей не было равных). Медицинское, живото-беременно-поддерживающее и ортопедическое.

Они что там, калечат, что ли, друг друга?!

Ой, мама…

Быстренько залезла в поисковик, заглянула в… «ванильный», кхм, словарь. Потом зашла на один из форумов по Теме, проверила. Нет, действительно, там – «бондаж»: искусство связывания, Япония, узлы, веревки, тра-та-та, аригато – ещё порция новых слов.

###

Donna Es (05:10 PM):

А, ну это – ясно. Думала, что-нибудь эдакое!

А бондаж – простой (и действенный…хи-хи)))? Или как-то… особенно шибарчато?

%)

Хakc (05:16 PM):

Шибари не люблю. Витиевато и по нашей ментальности – не то. Предпочитаю проще и эффективнее. И чтобы доступ был – к нужным мне частям тела.

Donna Es (05:18 PM):

Правильно мыслишь! Помню, неудобняк какой был, когда новый нижний вырядился в полную кожаную обвязку. Фирменную, из Амстердама пёр, думал, на границе – повяжут неформально! Умора. Перетрясся весь! Всё придумывал: что же говорить-то будет?! Как и чем объяснять? От ужаса, говорит, похудел на кило, не меньше – меньше чем за полдня. Прикинь, какая действенная диетка!

Но у него попка – обширная, так что уж петлёй стека я по незатянутому в ремни – всяко доставала! И потом, просто ладошкой – старым добрым методом всех правильных мамашек! – очень славно.

Хakc (05:41 PM):

Ты сегодня будешь в «Идальго»?

Donna Es (05:42 PM):

Не знаю пока. Есть дела. Буду звонить.

Хakc (05:42 PM):

Угумс. Я пока тоже под вопросом – спать хочу.

###

А вот из этого куска следовало уже гуглить: кто ж ещё-то расскажет, что такое «феминизированная», «шибари» и «фирменная обвязка из Амстердама»?

В глазах пестрело от открывающихся страниц.

В голове – ещё «пестрее» от всех этих малопонятностей.

Захотелось подумать о чём-то… привычном, простом, почти родном.

О Копе, например.

Губы. Его. Такие её. Для неё. Под неё…

Вера как-то ехала в вагоне метро, и краем уха уловила (в толчее, за её спиной: не видно кто –кому, но достаточно громко): «О, да, ну… ты понимаешь, у нее такой был ротик… созданный для….м-м-м… мине… – Тише ты! Да, понял я, придурок, не ори».

Так вот, его небольшой аккуратный рот – под мягкими, верхнюю губу закрывающими полностью, усами и пухлая нижняя губа (кстати, отсутствие двух верхних резцов: такая вот частность, под усами почти незаметная) – просто идеально был создан для куннилингуса.

«Кискострадалец» – эвфемическое определение, которым они с Аглаей успешно пользовались для определения того, кто обожает оральные ласки (для прекрасных дам), более чем все остальные «номера нашей программы». Да уж, оно полностью подходило другу-Копу, любимцу-Копу, Копу-единственному – такому. Что тут скажешь? Так и есть. И – Мастер. Да, с большой «М»! Весьма большой «М». Страстной «М». Неутомимой «М». Невыносимо-ярко-влажно-розово-крышесносительной – некусачей, вакуумной, продлённой и бесконечной «ЭМ-м-м-м-м!!!»…

Вера крупно вздрогнула, повела – как-то одновременно, «восьмеркой» получилось – бёдрами и плечами. Хохотнула, потеплев везде и сразу. (Коп, должно быть, очень сильно где-то сейчас икнул.)

«…Ни в предложном, ни в дательном – не обрамлять этих плеч, изрезанных, как кора – перочинным – влюбленными…», – вспомнилась фраза из длинного, когда-то – на первой влюблённости – ему посвящённое. Потому что вся левая сторона его груди, левое плечо, левое бедро, и немного – по правой стороне тела, куда пытался достать от очень сильного и почти неконтролируемого желания, – были действительно изрезаны, испещрены колюще-режущим чем угодно!

В первый раз она увидела его – голого, крепкого, бронзового – растопыренным первым взглядом… и перепугалась, как ребенок. Ей показали «страшное»! Настолько странно-пугающего обнажённого тела она еще никогда не видела. Чтобы на человеке было так немного «живого места». Даже – хорошо помнит – в тот момент зажмурила быстро глаза, подумав «открою – а мне показалось. Это свет так падает от фонаря с улицы через занавеску ажурную, или я выпила лишку, или на нём – причудливо порванная майка телесного цвета».

Свежие и зажившие.

Зарубцевавшиеся и почти уже невидные.

Фигурные и просто небрежные.

Будто баловался кто-то жуткий.

Большой и злой.

С удовольствием и знанием дела.

– ЧТО это?!

– Это… Ну, я так с богом разговариваю.

Вот и всё «объяснение».

Да, испугалась поначалу.

Да, потом привыкла.

Да, даже настолько, что однажды и сама – под его воющими «Давай, ну, давай же, я так хочу, я тебя прошу, умоляю! Ну, сделай же это!» и сованием ножа для фруктов, с неострой пилочкой, –сама его немножко порезала, на одном плече. Кстати, не особо-то и испугавшись, следует отметить. Тогда – знать не знала, что бывают в Теме и игры с кровью (порезы, иглы, шрамирование, клеймение, даже – вышивание по телу!).

О как.

###

–

December 7, 2018:

–

Donna Es (02:41 PM):

Я тут, прикинь, с ванильным мальчиком встретилась. Ужоссс, полный голяк. Хоть и с фантазией, и трепетный, и восприимчивый, и умненький, и – последняя капля – с красивой попкой и с разрешением – ух ты! – пошлёпать по ней. Да, проверила – разрешает, но и только. Без огонька, знаешь ли, без этого вкуса особого, без въезжания – в «предлагаемые обстоятельства», без-без-без… Покатило только на пару встреч, а дальше – аж жубы шводит, как шкушна-а-а!..

Хakc (02:42 PM):

Ваниль – sux, отстой. По мне любой Тематический партнер лучше ванили, даже если «по знаку» не совпадаем.

Donna Es (02:43 PM):

В смысле – по знаку?

Хakc (02:55 PM):

Ну, знаешь, девочка, бывают такие разные Темолюди – Верхние и нижние, садо и мазо, Домы и сабы…

Donna Es (02:56 PM):

Да, дяденька, я слышала, что такие – бывают. И нетакие – бывают. Встречаются даже такие, о которых вообще ещё нигде не написано!

%)

Хakc (02:57 PM):

Во-во. Так я и говорю: лучше оказаться в постели с любым собратом по Теме, чем с ванилью.

Donna Es (03:22 PM):

Кстати, ссылку на тот (помнишь, о ревности? – пост) мне Киса прислала – с таким предварением: «Вот разочарование! Синн, к которой я интуитивно отношусь уважительно (я вообще к вменяемым Верхним женщинам отношусь уважительно, ибо невменяемых сколько угодно), написала неумный и агрессивный пост на «sezam-ada.net» по поводу Тематической моногамии. Сама Синн живёт в системе из пяти человек, причём давно, что пока в моей статистике эксклюзив – такого никому не удавалось. Вопрос интимный, и никто её не вынуждал раздеваться перед общественностью, ежели неохота. Но человек сам заговорил, и заговорил голосом подростка-эпатажника: “Я человек свободный, делаю, что хочу и мне плювать“».

Donna Es (03:22 PM):

И далее: «Да за ради Бога! Плюй. Собственно, никто и не возражал, напротив – люди именно об этом сами заговорили, многие сказали, что живут или хотели бы жить в системах. С чего такие прыжки? Текст грешит также нелогичными, чтобы не сказать малограмотными ссылками на историю человечества: “Когда-то было запрещено, теперь можно”. Где, когда, чего? В каком веке, в каких культурах, кому? Боюсь, так обобщать не выйдет, история вольного обращения не любит. Короче, прочитала-прослезилась».

Хakc (12:40 AM):

Ну, да, да. Впрочем, банально.

Да, кстати, возвращаясь к девочкам. Вот девочкам моим нравится, если их шлёпать – да ещё по попке, взбитыми сливками украшенной.

;)

Donna Es (12:48 AM):

А еще хорошо, когда сливки – на свою ножку в сетчатом чулке, и он её обли-и-и-изывает, а я в это время его – ремешком, мягонько – по спинке, плечикам.

Donna Es (04:48 PM):

– «Доктор, помогите! Я никак не могу сосредоточиться на всём!»

Хакс (4:49 РМ):

– «Следующий!»

;)

###

SEZAM-ADA.NET.

Вера «проверила» это сочетание на языке, как дольку чего-то слегка жалящего, но сладкого, но с горчинкой – и терпкого до покрытия мурашками всего тела!

Всё вдруг раззуделось – и во рту, который только что несколько раз произнес это «сез-з-зам… сезам-ада-нет… сезам-ам-ам…и нет никакого ада!», и в ямке горла, и ниже – вибранув в грудине, и – прыжком вверх – снова под пальцами, что время от времени надавливали на «page down», и… еще кое-где.

Очень кое жарко где!..

–

December 9, 2018:

–

Donna Es (10:10 AM):

Привет.

:)

Снова тут подумала – о ревности. Да, не приходится спорить, что ревность – совершенно естественное проявление человечности. У тебя вот – трое девочек нижних. Они друг друга знают определенно – лично, то есть? Ты их знакомил? Или так, догадываются лишь?

Хакс (10:11 АМ):

Нет, не знакомил. И не буду. Пусть так, на голом, хе-хе))), месте догадываются. Ревновать точно будут.

Donna Es (10:15 AM):

А мне кажется, что ревность естественна только для неразвитых особей.

%)

Хakc (10:16 AM):

Вот удивительно от тебя такое слышать, право!

Во-первых, развешивание ярлыков – само по себе… ну, ты понимаешь.

Во-вторых, ревность есть активное проявление инстинкта собственности – одного из базовых инстинктов человека.

Donna Es (10:18 AM):

Типа «моё – не трожь»?

Хakc (10:19 AM):

По-моему, в первую очередь – да.

Donna Es (11:01 AM):

Не знаю… Мне бы хотелось её, ревность эту, изрезать в клочья, куда-нибудь засунуть, запупырить и зафитилить подальше, чтобы вообще не вспоминать о ней ни-ког-да! Ну, разрушает же, на пустейшем месте – одни развалины оставляет, дымящиеся, блин! Но, как ты мне сейчас ответишь: «Сие – не в наших силах». Увы.

Хakc (11:01 AM):

И ах.

Наглая память подкинула ещё один «эпизодец». Давно, очень давно. Верочке было семнадцать. Краснодарский край. Лето. Каникулы после первого курса, перед возвращением и «картошкой», начало августа.

Вечные солнце и море!

Детски-мелкое Азовское с ракушечными разнокалиберными пляжами и… мёртвый, приторно разлагающийся дельфиний ребёнок – метра в полтора длиной, который не смог вернуться в море вместе с отливом, угаснув ночью на мелководье. Она тогда, после слабого притока тошноты, смешанной с жалостью, взяла перочинный ножик у какого-то местного мальчика (собралось много народу – поглазеть), и с каким-то первобытным остервенением попыталась срезать спинной плавник с лаково-черного дельфиньего тела. Нож тыкался словно в камень, но без привычных искр, а с мокрым свистом проскальзывания, не оставляя даже намека на вмятины. Крепость неподвластной человеческому, почти невооружённому, насилию кожи насмешливо отвергала все потуги загорелой девичьей руки. Схватка длилась до пореза ребра ладони. Вериной, ясно. Солнце угнетало затылок. Пресное безводье ракушечника влезало между пальцев упорных ступней. До слёз хотелось пить! Все ушли. Кто-то – со счастьем уловления нескольких выпученноглазых бычков. Гнусаво просигналил старенький «жигуль» одного из местных, что всё равно ехал в их посёлок и мог захватить кого-то с собой. И Верочка, путаясь в обиде неприобретения и сгорая со стыда за свою бессмысленную жестокость, тоже побежала на зов цивилизации, прижав к губам пахнущую мертвечиной ладонь…

В эти абрикосово опадавшие дни, она и познакомилась со странным парнишкой. Местным, но совершенно на остальных местных непохожим. Их ровесник, он почти не купался, сидел на полотенце – прокопчённо-загорелый с выцветшими волосами почти до плеч, – на берегу, с бумажной книжкой (вау!). И просто иногда смотрел на них всех, приезжих и оголтело-каникулярных! Почти всегда молчал. Смутно как-то улыбался, слушая Веры и её подружек с друзьями болтовню, в которой не участвовал. Но как-то раз позвал на домашнюю дегустацию. Большая его семья занималась небольшим виноградарством. Что-то там у них праздновали, и он сказал, что его тоже пригласили. Сказали, что можно – с девушкой. Он выбрал Веру. Она не возражала.