Текст книги "Василий Храбрый"

Автор книги: Сычев К. В.

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

ГЛАВА 8
НЕОЖИДАННОЕ СПАСЕНИЕ

Князь Василий Александрович быстро скакал вперед, сидя на своем стройном породистом жеребце. Выносливый молодой конь, подарок отца – великого смоленского князя Александра – несмотря на горячий нрав, был покорен своему седоку.

Князь Василий ласково обходился с красивым животным, сам, порой, приходил в конюшню и чистил своего любимца. Он угощал коня и сладкими пирожками и солеными хлебцами. Статное животное ценило заботы и ласку, и князю ни разу не приходилось прибегать к кнуту или шпорам. Подобно татарским воинам, он управлял конем лишь движением колен и рук.

Княжеские дружинники – отряд из сотни молодых бородатых наездников в кольчугах – дружно следовали за своим князем. Замыкал шествие княжеский обоз из пяти телег, в одной из которых стоял массивный дубовый гроб с телом покойного князя Александра Дмитриевича, недавно умершего в Сарае.

В остальных телегах попеременно отдыхали князь и княжеские дружинники, спешившие во Владимир на похороны молодого князя.

Люди сарайского епископа, знавшие лекарское дело и лекарственные травы набальзамировали тело покойника и поэтому, несмотря на жару, оно вполне могло выдержать два десятка дней, не распространяя тлетворного запаха.

Князь Василий задумчиво смотрел вперед в бескрайнее степное пространство, размышляя о предстоявших делах. – Как тяжело везти дорогого покойника к его несчастному батюшке, великому князю! – рассуждал он про себя. – Вот ведь какая приключилась беда! И все из-за подлого царя Ногая! Князь Александр принял приглашение недавно пришедших в Сарай Ногаевых людей, пошел к ним в гости и выпил в их шатре чашу с греческим вином…А вечером он скончался в жестоких мучениях…

Князь Василий мысленно благодарил Бога за то, что сам не пожелал принять участие в пиршестве и ускакал на облавную охоту, которую устраивал в степи хан Тохтэ. Уж очень ему хотелось быть поближе к татарскому хану, угодить ему и добиться скорого приема. А молодой наследник великого суздальского князя Александр не захотел обижать пригласивших его на пир Ногаевых людей. К тому же он уже побывал во дворце Тохтэ-хана, получил ханский ответ с нужными ему сведениями и готовился к отъезду домой. Поэтому княжич Александр, ждавший разрешения Тохтэ на отъезд, томился и скучал от безделья в ханской гостевой юрте. Туда пришел боярин князя Федора Ростиславовича Сладкоглас Журинович, пребывавший в компании Ногаевых людей, и позвал его на застолье. Зная о плохих отношениях, сложившихся у его отца, великого князя Дмитрия, с князем Федором, добродушный и веселый князь Александр, к тому же, рассчитывал примирить старых недругов через знакомство с влиятельным боярином Сладкогласом. Об этом он говорил недоверчивому князю Василию, с которым подружился во время пребывания в Сарае. Но князь Василий не поддержал его и пытался отговорить, чтобы он не шел в гости к ненадежным людям. – Эти люди всегда готовы на подлые дела, – говорил он своему новому знакомцу. – Особенно этот злобный князь Федор Ростиславич, которого татары не зря прозвали Черным или, по-татарски, Кара! Этот негодяй в свое время погубил моего славного деда, великого князя Романа Брянского! Зачем ты слушаешь их змеиные слова? И сам Ногай уже давно к нам немилостив! Берегись его, брат!

Но молодой князь Александр не прислушался к этим словам и поступил по-своему.

– Вот так бессмысленно потерял свою жизнь! – возмущался после этого князь Василий.

Правда, сарайский епископ имел свою версию причины смерти князя Александра. – Молодой князь был слаб сердцем, – сказал владыка, когда князь Василий обвинил в разговоре с ним Ногаевых людей, – и часто здесь болел татарской лихорадкой. Он сам мне говорил о нездоровье незадолго до своей смерти! Поэтому не надо говорить таких слов, сын мой Василий! Посмотри на лицо покойного: оно не потемнело и волосы на его голове не выпадают…Признаков отравления нет!

Однако князь Василий не согласился со словами владыки и, хотя тогда смолчал, так и остался при своем мнении: князь был отравлен!

И еще одна дума беспокоила Василия Александровича в дороге! Он никак не мог забыть слов молодого хана Тохтэ. Ведь последний, приласкав князя Василия, твердо пообещал ему княжеский «стол» в Брянске. Однако наследник великого смоленского князя Александра вовсе не просил ордынского хана об этом! Но спорить с Тохтэ, а тем более отказываться от его дара, князь Василий, помня советы своего отца, не решился.

– Время покажет, – решил он, – надо ли принимать этот Брянск или нет. А может и мой дядюшка Олег не откажется от своего княжеского «стола»…

– Княже! Враги! – раздался тревожный крик княжеского дружинника, и князь Василий глянул вперед. Из густой степной травы, в сотне шагов от княжеского отряда, выходили на вытоптанную лошадиными копытами дорогу черные татарские всадники. Их лица не были видны из-за железных кольчужных колец или пластин, прикрывавших уязвимые места. Лишь несколько всадников восседали на своих лошадях с незакрытыми лицами. Увидев приближавшийся княжеский отряд, передовые татары выхватили свои большие черные луки и стали останавливаться, загородив дорогу.

– Стойте, мои славные воины! – вскричал князь Василий и поднял руку. Отряд прекратил движение. – Эй! Удал! – князь подал знак своему старшему дружиннику. – Иди вперед и спроси, что нужно этим татарским воинам!

Удал, хорошо знавший татарский язык, быстро отделился от массы русских всадников и, подняв в знак мира руку, поехал в сторону татар.

От татар тоже отделился всадник и быстро приблизился к княжескому дружиннику. Они недолго разговаривали, но до отряда русского князя доносились только обрывки фраз. Наконец, Удал развернулся и быстро поскакал к своим.

– Это люди царя Ногая, княже, – сказал он, качая головой. – Они хотят, чтобы ты поехал к их могучему господину…Они долго скакали по степи, пока нас не настигли. Неясно, откуда они узнали, что мы возвращаемся домой!

– Но я не хочу сейчас ехать к царю Ногаю, – сказал, нахмурившись, князь Василий. – К тому же, мы везем тело моего несчастного друга к родному батюшке! Зачем мешать нашему пути и загораживать дорогу? У нас не было ссор с татарами, и мы всегда платили Орде «выход«…За что такая немилость? Подойди к этим воинам, Удал, и скажи им, что я не пойду с ними к Ногаю, а вернусь назад, в русскую землю. Пусть себе едут с миром!

Удал вновь развернулся и, подняв руку, поскакал к татарам. Те также выслали прежнего воина. После нескольких слов, сказанных Удалом татарину, тот вдруг неожиданно выхватил свой короткий кривой меч и с размаху обрушил его на дружинника. Но опытный русский воин, ожидавший коварства, увернулся и вражеский удар пришелся по его кольчуге и щиту. Раздались стук и треск, сноп искр разлетелся по сторонам, и, озадаченный ловкостью русского, татарин завертелся на коне, пытаясь вновь поднять свое смертоносное оружие. Но Удал опять не растерялся и с силой бросил ему в лицо свою тяжелую, обитую железными кольцами, перчатку.

– Х-ха! – выкрикнул татарин и взмахнул обеими руками, пытаясь сохранить равновесие в седле. Его конь заржал и взвился на дыбы. Еще мгновение и Удал вытащил из ножен свой тяжелый меч. Как молния, блеснул на солнце хорошо очищенный клинок! Вражеский всадник взвизгнул и отлетел в степные травяные заросли, а его лошадь, освободившись от своего всадника, сделав круг на широкой дороге, стремительно помчалась в густую траву, как бы спасаясь от грозного русского воина.

Удал, оправдывая свое имя, быстро развернулся и в мгновение ока приблизился к своему князю. Русские уже стояли в полной боевой готовности, поджидая врага.

Татары, однако, не спешили. Поединок между их посланником и княжеским дружинником был таким стремительным, что они тоже стояли в недоумении: сражаться или уйти.

– Аман вам, урусы! – послышался вдруг с их стороны голос, вероятно, военачальника, и на русских воинов тучей посыпались стрелы.

– Хорошо закрывайтесь, воины мои! – крикнул князь Василий. – Да коней, коней берегите! Если эти злодеи перебьют наших коней, тогда нам, в самом деле, настанет «аман»!

Первый залп татарских стрел не принес врагу успеха, тогда они быстро выстроились полумесяцем, примяв траву по краям дороги, готовясь охватить русских воинов с флангов.

– Ага, так наших врагов немного! – вскричал обрадованный Василий Александрович. – Они едва перешли дорогу и заняли не больше сотни шагов…Это не беда, но большое счастье! Врагов не больше, чем нас: выдюжим! Вперед, мои славные воины! Руби лютых врагов! Смерть злобным язычникам! Смерть сыроядцам! Слава Смоленску! Слава великому князю Александру!

– Слава! – подхватили клич своего князя верные дружинники и железной лавиной обрушились на татар.

Но степные наездники, опомнившись после первых неудачных попыток напугать русских, все еще не потеряли надежды добиться победы. Вся масса татарского конного отряда бесстрашно ринулась навстречу русским. Глухой удар, дикие крики сражавшихся и погибавших в одно мгновение оживили молчавшую своим мертвым покоем степь. Над травой взмыли сотни птиц, которые запищали, зачирикали, закаркали.

Сначала русские воины немного потеснили татарский отряд, но затем, когда к Ногаеву воинству подошли свежие силы, татары стали одолевать. Русские, видя, что спасения нет и что враг неодолим из-за своей многочисленности, отчаянно сражались. То тут, то там падали на землю смертельно раненные с обеих сторон всадники, но и на земле они, умирая, продолжали бороться. Кровь и пот потоками стекали с доспехов и тех и других воинов.

Князь Василий едва успевал отбиваться от наседавших со всех сторон врагов, махая своим тяжелым мечом то вправо, то влево. Прямо перед ним сражался его любимец Удал, закрывая своим телом князя. Неожиданно он резко осадил коня и выставил перед собой щит: из правой руки, в которую вонзилась татарская стрела, нашедшая единственное незащищенное броней место, выпал красный от вражеской крови меч.

– Прощай, мой храбрый воин! – крикнул ему князь Василий, безуспешно пытаясь пробиться через подскочивших к нему новых татарских всадников.

Вдруг татары, уже ликовавшие и жаждавшие добить последних еще сражавшихся русских, резко, в самый разгар своего торжества, остановились и стали медленно, пятясь, отходить в степь. – Аман! Аман вам, песья кровь! – закричали из зарослей степной травы, возникшие, как во сне, другие татарские всадники.

– Господи, слава Тебе! – крикнул князь Василий и перекрестился. – Татары режут татар! Неужели мрак превратился в свет?

В самом деле, большой татарский отряд, выскочивший на дорогу и вытеснивший ногайцев в траву, со всей яростью и силой ударил по ним, не давая врагу опомниться!

– Аллах! Аллах! – кричал татарский мурза, размахивая своим красным бунчуком, конские волоса которого развевались по ветру. – Слава великому хану Тохтэ!

– Неужели это тысячник? – спросил князь Василий, беспокойно глядя на сражавшихся татар.

– Да, это тысячник, славный князь, – сказал, улыбаясь и морщась от боли, дружинник Удал. Воспользовавшись затишьем, он ловко обломал вражескую стрелу и вытащил из кровоточащей раны древко.

– Зовите лекаря! – крикнул князь Василий так громко, что даже перекричал шум удалявшегося сражения.

– Я здесь, княже, – сказал быстро прибежавший знахарь, прятавшийся во время боя под княжеской обозной телегой. – Я уже готов, – кашлянул он в смущении, – осмотреть ваши раны!

– Взгляни на руку моего воина, Позвизд, – сказал уже спокойным голосом молодой князь, поскольку вдруг стало тихо, и лишь отдаленные крики из глубины степи говорили о продолжавшемся сражении.

– Непростая рана, – покачал головой княжеский лекарь. – Придется повозиться. Пусть же мой сын займется другими ранеными!

Двадцатипятилетний лекарский сын Бермята, услышав слова отца, направился к лежавшим тут и там телам княжеских дружинников.

Сам же Позвизд уселся перед Удалом, сидевшим на помятой степной траве, и быстро обработал его рану. Сначала он присыпал ее особым травяным порошком, чтобы обезболить место будущего лечения, а затем принес и дал выпить Удалу какой-то травяной отвар.

– Так легче переносить боль, – сказал он и, подождав немного, достал длинный, блестевший на солнце, нож. – Ну, с Господом, – кивнул он головой и стал быстро резать поврежденную руку.

– Терпи, брат, – одобрительно сказал князь Василий и отошел в сторону, ища глазами уцелевших после боя дружинников.

– Все, княже, – сказал, подойдя к нему, другой старший дружинник, Извек. – Мы собрали тела всех убитых. Три десятка и еще двое ратников сложили свои буйные головы от татарского железа!

– Больше трех десятков?! – вскричал, не скрывая слез, князь Василий. – О, мои верные люди! О, мои ратные друзья! Как же мне горько вас терять, мои сердечные! Некому будет защищать меня и устрашать наших лютых врагов! Горе мне, горе!

– Не печалься, славный князь, – сказал помрачневший и поникший головой Извек. – Наши славные воины ушли к Господу, победив жестоких врагов. Это огромная честь, что они отдали свои жизни за тебя, княже. Смерть настоящего воина на поле битвы, много лучше, чем смерть на старческом одре!

– Сколько раненых? – спросил его очнувшийся от мучительных переживаний князь. – Есть ли тяжелые? Хватит ли телег для их перевозки?

– Всего раненых четыре десятка, княже, – сказал Извек. – Вряд ли больше. А кто из них тяжелый, я сказать не могу. Если татарская стрела попала в тело, она всегда наносит тяжелую рану. Спроси об этом знахаря.

Седовласый Позвизд в это время быстро зашивал рану лежавшего в забытьи Удала. Вот он ловко вытащил в последний раз иглу, завязал узелок и обрезал нить.

– Все, княже, – тихо сказал он, подойдя к своему господину. – Пусть же Удал радуется: через два десятка дней он вновь станет отменным воином!

В это время откуда-то издалека донесся лошадиный топот, который все нарастал, и, наконец, к спешившемуся князю и его дружинникам с шумом и гиканьем подскакали победители – татарские воины хана Тохтэ.

– Салям тебе, коназ Вэсилэ! – громко сказал приблизившийся к русскому предводителю татарский мурза.

– Салям и тебе! – ответил, улыбаясь, на хорошем татарском князь Василий. – Благодарю тебя за наше спасение, великий воин! Как твое имя и почему ты пришел так вовремя ко мне на помощь?

– Меня зовут Угэн-батур, – ответил знатный татарин. – Разве ты не понял по моему бунчуку, что я – тысячник?

– Понял, отважный воин, – кивнул головой князь Василий. – Твой славный бунчук мы сразу же увидели!

– То-то же, коназ-урус! – засмеялся Угэн-батур. – Благодари за свое спасение не меня, а славного государя Тохтэ! Он узнал, что в степи появились разбойничьи отряды и приказал мне пойти за тобой и твоими людьми. И едва успели!

– Тогда прими от меня этот душевный подарок, – сказал князь Василий и сделал знак своему дружиннику принести его кожаный мешок. Дружинник Извек быстро подбежал к телеге, схватил в охапку княжескую суму и подал ее князю. Князь Василий извлек из мешка большую золотую чашу, украшенную драгоценными камнями и кинжал дамасской стали с серебряной рукояткой. – Я хочу, чтобы ты стал моим вечным другом и даже названным братом, Угэн-батур, – сказал русский князь, улыбаясь. – Я не забуду твоего подвига до конца жизни! Выпей со мной греческого вина, непобедимый воин!

– Пусть будет так, коназ-урус, – улыбнулся татарский мурза, принимая дорогие подарки. – Моя душа радуется, имея такого кунака. Всегда открыт полог моей юрты для тебя, щедрый коназ! – И татарский тысячник, взяв обеими руками протянутую ему княжескими слугами чашу с вином, стал жадно пить.

– Как же ты осмелился, могучий Угэн-батур, – спросил спустя некоторое время князь Василий, – сражаться с воинами самого беспощадного Ногая? Ты не боишься его мести?

– Не боюсь, брат, – решительно сказал, вытирая усы, татарский полководец. – Да и кто теперь расскажет об этой стычке Ногаю? Не такие мои люди, чтобы упустить врагов живыми! Там, в степи, – он махнул рукой в сторону минувшего сражения, – лежат их непотребные кости! Ни один из них не уцелел в жестокой схватке, а раненых – сразу же добили! Разве сможет жалкий воробей сражаться с грозным коршуном? Каждый, кто пойдет против моего повелителя, узнает силу моего тяжелого меча!

ГЛАВА 9
В КНЯЖЕСКОЙ СВЕТЛИЦЕ

– Не торопись, княже, отказываться от своей власти, данной батюшкой и Господом, – говорил черниговский епископ Арсений, сидя на скамье напротив восседавшего в своем княжеском кресле Олега Брянского.

– Уж не знаю, святой отец, – тихо сказал седовласый князь. – Мне нынче было такое знамение, что у меня теперь нет на этот счет сомнений! Разве ты не помнишь, владыка, как в год смерти моего батюшки на небе стояла кровавая луна, а потом вдруг ушла в бездонную тьму…А вот вчера, в полдень и полночь, на небе стоял словно бы полк из воинов! А это предвещает беду! Будет или жестокая война, или чья-то безвременная смерть! Я и подумал, а может Господь хочет от меня праведной жертвы? Вот я и решил оставить свой княжеский «стол», чтобы с миром уйти в монахи…

Епископ улыбнулся и с любовью, душевной теплотой на лице сказал: – Нет сомнения, сын мой, что это знамение – знак Господень! Я это понимаю, как предсказание большой войны! Но это еще не значит, что война случится на черниговской или брянской земле! Я считаю, что война, скорее всего, произойдет в суздальском уделе!

– А почему тогда знамение стояло над нами?

– А потому, сын мой, что Господь велик, – епископ перекрестился, то же сделал и князь Олег, – и охватывает своими знаками если не всю землю, то хотя бы ее православную часть! Зачем же тебе спешить в свой славный монастырь? Сидел бы себе на своем «столе» и ходил бы в монастырь, когда тебе надо. На то есть мы, люди святой церкви, чтобы помогать тебе молитвами…И слуги у тебя отменные: хорошо справляются с делами удела. Позавчера опять заседали в суде без тебя, но все сделали как надо, по «Правде» Ярослава. Молись себе и живи, как хочешь, сохраняя при этом свой княжеский «стол»!

В это время в княжескую светлицу вбежал верный Злотко.

– Великий князь! – крикнул он без церемоний. – Вернулся из Орды наш славный купец Стойко!

– Скорей проси, Злотко, моего Стойко Лепковича, – сказал, подскочив со своего кресла, князь Олег. – Вот уже осень настала, а он только вернулся! Пусть же идет сюда!

Купец Стойко бодрым шагом вошел в светлицу, перекрестился на иконы, подставил свою голову под епископское благословение и, обойдя скамью, на которой сидел владыка, остановился напротив князя так, чтобы не оказаться спиной к священнику, и низко, поясно, поклонился.

– Здоровья тебе и счастья, великий князь! – сказал он.

– Того же и тебе, мой почтенный Стойко! – ответил князь. – Чего ты так долго пребывал в поганской Орде?

– Меня там задержал молодой царь Тохтэ и торговые дела…

И купец рассказал со всеми подробностями о том, что происходило в Орде, о смерти князя Александра Дмитриевича Суздальского, о поездке в Орду молодого смоленского князя Василия. Не упустил он и случая нападения на купеческий караван Ногаевых людей, поведав о сражении и бегстве врагов.

– Мы спаслись лишь Божьим промыслом, – грустно сказал он, качая головой. – Но потеряли, к несчастью, моего верного человека…

– Царствие ему небесное! – перекрестился князь Олег. – Пусть ему будет земля мягким пухом! Как же дети и супруга убитого? Они не остались в нужде и бедности?

– Этого не будет! – сказал, подняв голову, купец. – Я позабочусь о детях и супруге покойного…Только вот послал к ним своих людей, а вечером сам с ними поговорю! Я только вот приехал в наш славный Брянск, переоделся с дальней дороги и сразу же к тебе, великий князь…

– Ну, если больше нет плохих известий, – покачал головой князь Олег, – тогда иди домой, мой славный купец и верный посланник!

– Я пойду, великий князь, – сказал, колеблясь, Стойко Лепкович, – но вот осталось сказать тебе несколько непотребных слов…Но не знаю, как такое говорить…

– А ты не скромничай, сын мой, и выкладывай нам тут всю правду! – молвил, встав со скамьи и подойдя к купцу, епископ Арсений.

– Хорошо, мой господин, – тихо сказал купец. – Молодой царь Тохтэ приказал передать тебе, что он…как бы…отнял у тебя княжеский «стол»! И передал его твоему племяннику, князю Василию! – Он с трудом договорил последние слова и густо покраснел, сдерживая волнение.

– Слава тебе, Господи! – вскричал обрадованный Олег Романович и встал со своего «стола». – Вот и решилась моя судьба волей Господа и моими просьбами! Не зря я так сердечно молился! Да еще и царской волей! Значит, у меня не будет греха!

– Однако же почему было принято такое скоропалительное решение? – спросил, потемнев лицом, епископ. – Неужели молодой князь Василий упросил ордынского царя?

– Нет, владыка, – ответил купец Стойко. – Молодой князь не упрашивал царя Тохтэ, но сам государь придумал это. Может из-за Ногая…Как ты знаешь, Ногай еще раньше хотел отдать стольный Чернигов своему зятю, Федору Ростиславичу…Так и будет в следующем году! Царь Тохтэ не хочет ссориться со славным Ногаем. Ему тяжело быть обязанным Ногаю за свой престол…Но и отдавать Чернигов, пока на великом княжении сидит сын славного Романа Михалыча, не менее позорно! Вот почему царь Тохтэ захотел сместить нашего великого князя, а в Брянске посадить молодого Василия Смоленского! Еще царь Тохтэ говорил, что знает о желании нашего князя уйти в Божьи люди! Поэтому татарский царь посчитал, что он этим не нанес обиды нашему великому князю!

– О какой обиде ты говоришь, сын мой? – весело сказал князь Олег. – Сбываются мои мечты, благодаря молитвам к нашему милосердному Господу! Но сказал ли татарский царь, когда мне ждать моего племянника Василия? Скоро ли это будет?

– В следующем году, великий князь, – сказал с грустью купец, – а точнее, не знаю. Это уже вам, праведным людям, видно будущее!

– Ну, что ж, тогда иди, мой верный Стойко и отдохни с дальней дороги! Благодарю тебя за праведный труд и честную службу во славу нашего Брянска и удела! – радостно улыбнулся князь Олег.

– Вот тебе, владыка, и Божье знамение! – весело сказал князь, когда купец покинул светлицу. – Может и отведет Господь беду от русских земель за эту мою жертву, спасая Русь от жестокого кровопролития…

– Вот беда! – с горечью пробормотал епископ. – Теперь у меня печаль на сердце…

В это время в княжескую светлицу вбежал взлохмаченный растерянный княжеский слуга. – Батюшка великий князь! – закричал он, забыв обо всем на свете. – Горюшко-то, горе какое у нас приключилось!

– Говори же, сын мой, и успокойся! – прикрикнул раздраженный священник. – Что еще там такое?

– Там еще…, батюшка князь…и славный владыка, – пробормотал, заикаясь и давясь слезами, Злотко, – только что скончалась наша славная матушка княгинюшка!

– Матушка! – князь Олег схватился за сердце и упал в свое кресло, обхватив руками голову.

– Так же…царствие небесное великой княгине Анне-Анастасии и землица ей мягким одром! – пробормотал потрясенный епископ.