Текст книги "Василий Храбрый"

Автор книги: Сычев К. В.

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

ГЛАВА 6
ГОНЕЦ СМОЛЕНСКОГО КНЯЗЯ

Великий князь Дмитрий Александрович возвращался домой, в столицу своей суздальской земли – Владимир. Его путь из Великого Новгорода занял почти две недели. Из-за сильных холодов в конце 1291 года приходилось часто останавливаться и отдыхать в городах, встречавшихся на заснеженном тракте. Закутавшись в медвежью шубу, князь размышлял о своей жизни. Нелегкое досталось ему правление, нерадостное. Князь вспомнил своего могучего смелого отца Александра Ярославовича в последние годы. – Вот уже скоро, сынок, – говорил ему князь Александр, – и ты, юноша, станешь великим князем. Старайся тогда ладить со своими братьями! Чтобы не получилось так, как со мной…Дружи с татарами, но на свои земли их не води!

Великий князь Александр Ярославович говорил такие слова и другим своим сыновьям, завещая им жить в мире и дружбе, помогать друг другу.

– Однако братья не послушали этих слов, – рассуждал про себя князь. – Никто из них не считается с моим старшинством: ни Андрей Городецкий, затевающий бесконечные ссоры, ни даже младший братец Даниил Московский! Последний не раз приезжал ко мне со слезными просьбами, выпрашивая себе города…Оно, конечно, что ему эта жалкая Москва? Городок не просто беден, а даже нищ…И сгорает едва ли не каждый год. Я говорил Даниилу, чтобы он покинул этот непотребный городок и ушел жить ко мне: я найду ему какой-нибудь город в своем уделе. Нетрудно подыскать замену, если останется совсем без города. Но Даниил не захотел уезжать из своей Москвы! Что он там нашел? Это ведь бывшее загородное поместье…Просто нашим дедам иногда хотелось пожить в тишине и покое среди лесных чащоб…Там нет ни хороших дорог, ни судоходных рек. Ни торговые люди, ни славные бояре там жить не будут. Это ни Великий Новгород, стоящий на удобном месте среди рек и озер, ни славный Смоленск, ни даже грозный Брянск. Ах, этот Брянск, – вздрогнул князь и даже привстал в седле, – он до сих пор силен! Даже после смерти этого великого князя Романа…Вот уж был славный витязь! Какой мощный город построил! Эх, если бы мне сидеть в этом Брянске…Я тогда держал бы эти суздальские земли в железном кулаке! Этот город стоит в середине русских земель на большой реке, удобной для быстрых судов. Там можно жить припеваючи и славным воинам, и богатым купцам! Хорошо, что этот князь Роман, мой недруг, не позарился на наши суздальские земли. Ни мои города, ни все мои воины не устояли бы против полков этого отважного князя…Слава Господу, – князь перекрестился, – что пока не нашлось достойного наследника грозному Роману Брянскому…Что этот набожный Олег? Однако же вот, сидит в таком богатом и сильном городе! Эх, если бы посадить туда моего Даниила…Но это может быть опасно! – вздрогнул он и покачал головой. – А если мой младшенький братец Даниил возгордится? Войдет в силу, и тогда я не удержусь на своем «столе»! Пусть уж лучше сидит в своей убогой Москве, если так любит эту вотчину…

Князь вспомнил татарские набеги на суздальские земли, пожары и гибель беззащитных русских людей. И все по вине его алчного брата Андрея! Он знал, что князь Андрей не успокоится и после дележа суздальских земель: он только и ждет своего часа, чтобы вновь заявить свои права на великокняжеский «стол»! И все по воле богатого и коварного Великого Новгорода! Князь не забывал, как новгородцы, поссорившись с ним, привлекли на свою сторону его брата Андрея. Это едва не стоило князю Дмитрию владимирского «стола», если не самой жизни!

– Попробуй-ка, расшевели сейчас этих злобных новгородцев, – подумал князь Дмитрий, – тогда опять начнется война с братцем Андреем! Уж лучше не перечить воле новгородских бояр, чем с ними ссориться…

Перед глазами великого князя Дмитрия встали льстивые, улыбающиеся лица новгородской знати. Вот стоит веселый, добродушный новгородский посадник, блестящие, масляные глазки которого источают притворную любовь к своему князю. А вот и взоры тысяцкого, архимандрита, архиепископа…

– В глазах этих знатных и Божьих людей, – размышлял князь, – нет любви ни ко мне, ни к суздальцам. Все эти новгородцы, до последнего смерда, наши враги! Они сильны своим единством и несметными богатствами! Им нужен князь только для видимости…Сами, без князя, стали совершать даже набеги на крестовых или свейских немцев…Сами и мятежи в своем городе без труда подавляют!

Напрасно ездил туда князь в эту позднюю осень, проведав о беспорядках в Великом Новгороде, возникших из-за дороговизны хлеба и повседневных товаров. Чтобы платить дань Орде и не раздражать своего великого князя, пока он не перечит воле новгородской знати, городские власти решили возложить бремя расходов на простонародье. Но новгородская беднота не пожелала ухудшения своих жизненных условий и восстала. Узнав об этом, князь Дмитрий Александрович поспешил на север – на помощь новгородским боярам. Однако уже в Торжке к нему пришли посланцы новгородской знати и сообщили о подавлении мятежа собственными силами. Но чтобы не обижать великого суздальского князя, новгородцы прислали ему целую бочку серебра. – Уезжай, великий князь, в свой стольный Владимир, – говорили они, вручая князю подарки. – Мы благодарим тебя за заботу, но просим не ехать сейчас в наш город!

Услышав такие слова, князь не почувствовал себя униженным (поскольку он уже привык к такому), а лишь испытал легкую досаду. – Не надо пачкать руки христианской кровью, – подумал он. – Как говорится: «баба пеше, коню легше»!

Так, в воспоминаниях и размышлениях, въехал князь Дмитрий Александрович в свой стольный город Владимир и, сразу же отдав слугам и воинству необходимые распоряжения, отправился в опочивальню.

Наутро князь Дмитрий Суздальский принимал в своей светлице гонца великого смоленского князя Александра. Еще весной, узнав что его брат и соперник князь Андрей Александрович вновь сколачивает подозрительный союз с пребывавшим в Ногаевой Орде князем Федором Черным, братьями-князьями Дмитрием Ростовским и Константином Угличским, великий князь Дмитрий послал своих людей в Смоленск, чтобы привлечь тамошнего князя на свою сторону. Но ничего в то время у него не получилось, поскольку князь Александр Глебович опасался ввязываться в суздальские дела и уклонился от переговоров. Приезд во Владимир смоленского посланника случился как нельзя кстати. – Может князь Александр передумал? – мысленно предположил Дмитрий Александрович. – Или в Смоленске что-нибудь случилось?

Смоленский гонец, рослый темноволосый воин с большими серыми глазами, быстро вошел в княжескую светлицу и, перекрестившись на иконы, низко склонился перед великим суздальским князем.

– Здравствуй, великий и славный князь! – громко сказал он. – Поклон тебе от моего великого князя Александра, его могучего брата Романа Глебыча и храбрых княжеских сыновей!

– Пусть будут здоровы эти грозные воины и их славные сыновья, почтенный посланец! – ответил, величественно восседая в своем княжеском кресле, князь Дмитрий. – Садись же на эту скамью! – Он кивнул головой в сторону стоявшей прямо перед ним скамейки. Смоленский гонец быстро уселся на предложенное место и поднял голову.

– А теперь говори, мой славный гость, – сказал Дмитрий Суздальский, встретившись взглядом с посланцем.

Суровый чернобородый воин не сморгнул и, глядя в глаза великому князю, сказал: – Я пришел к тебе, великий князь, не только для того, чтобы сказать заздравные слова. У нашего князя сейчас нелегкое время! Он узнал, что татарский царь Ногай готовит против него большое войско! Этот злобный царь хочет прогнать нашего князя с его отцовского «стола»! А несчастный город Смоленск вернуть своему зятю – Федору Ростиславичу…Наш князь один не в силах сражаться с татарским войском!

– Вы уверены в этих сведениях? – удивился Дмитрий Александрович. – Или только опасаетесь набега?

– Да, уверены, – кивнул головой смоленский воин. – Об этом сообщил нашему молодому князю Василию, сыну великого князя Александра, князь Олег Романыч Брянский! Князь Василий ездил в этом году в Карачев, но обратной дорогой заглянул в Брянск, где встретился с князем Олегом. А тот поведал ему со слов своего ордынского посланца, именитого купца, который каждый год возит татарскую дань, что злобный царь Ногай готовит набег на наши смоленские и твои суздальские земли. Он просто жаждет передать наш город Смоленск своему зятю, ярославскому князю Федору, а заодно прихватить и прочие земли…Вот и решил великий князь Александр искать у тебя помощи и союза против этой беды…

– А почему сам молодой князь Василий не приехал сюда? – перебил посланника взволнованный князь Дмитрий. – Мне хотелось бы с ним поговорить…

– Его сейчас нет в Смоленске, – улыбнулся смоленский гость. – Василий Храбрый ушел в поганскую Орду, чтобы просить помощи у молодого царя Тохтэ…

– А разве этот царь имеет силу? – удивился Дмитрий Суздальский. – Неужели он осмелится воевать против великого Ногая?

– А если не осмелится, – покачал головой смоленский воин, – тогда пусть хотя бы не помогает царю Ногаю и бесстыжему князю Федору. У одного Ногая нет такой большой силы! Он не добьется успеха без войска молодого царя Тохтэ!

– А если царь Тохтэ, который занял в этот год царский трон не без помощи старого Ногая, как я недавно узнал, окажет помощь этому злодею? – пробормотал князь Дмитрий.

– Он занял царское место в прошлом году, великий князь, – сказал, улыбнувшись, смоленский гость. – Мы сами видели тогда в Сарае этого царя Тохтэ…Правда, в самом деле, он стал царем с помощью Ногая…

– Разве? – удивился Дмитрий Александрович. – А я слышал, что это было нынешней весной…

– Я не шучу, – покачал головой посланец. – Наши князья приходили к нему во дворец, и он даже дал молодому князю Василию прозвище «Храбрый» за его смелые слова, сказанные царю Тохтэ! Да я и сам видел, как молодой царь выезжал на охоту!

– Вот как, славный воин! – пожал плечами князь Дмитрий. – Как же твое имя?

– Мое имя – Вран, великий князь, – кивнул головой сероглазый воин, – я – воин молодого князя Василия и часто пребываю в свите наших смоленских князей…

– А как же имя твоего батюшки, славный Вран?

– А батюшку моего звали Любом, великий князь. Он сложил свою голову во время похода на литовцев не один год тому назад. Наш великий князь Александр и его батюшка Глеб Ростиславич очень любили моего отца…

– Ну, что ж, царствие небесное этому храброму воину! – перекрестился князь Дмитрий. – Тогда расскажи мне, Вран Любич, о том, как молодой царь Тохтэ принимал твоих князей и за что он назвал князя Василия таким почетным словом.

Смоленский посланец подробно рассказал о случившемся.

Князь с интересом слушал его повествование и долго молчал, задумавшись над словами смоленского гонца после того, как тот изложил все, что знал.

– Я вижу, – сказал, наконец, князь Дмитрий, – что дела в Орде непростые и близится великая смута! Не хотелось бы лезть в этот жар без особого смысла! Здесь можно не только потерять власть и землю, но саму жизнь!

– Однако в противном случае на твою землю придут татары Ногая с его зятем Федором Ростиславичем, нашим лютым врагом, – возразил смоленский посланец. – Тогда пострадает не только смоленская земля!

– Ну, что ж, ладно, – пробормотал покрасневший лицом князь. – Мне ничего другого не остается…Придется вступить в союз с твоим великим князем против этих злодеев! Там сейчас в Сарае мой сын Александр…Может он встретится с молодым князем Василием, и они вместе уговорят нового царя Тохтэ? А своему великому князю Александру Глебычу тогда передай, – Дмитрий Александрович встал и поднял вверх руки, – что я всегда готов воевать вместе с ним против наших общих врагов! Пусть отныне знает, что если ему будет нужна моя помощь, я всегда приду к нему со своим войском!

ГЛАВА 7
СЛОВО ОРДЫНСКОГО ХАНА

– Стойте же, мои верные люди! – кричал купец Стойко Лепкович, осаждая коня. – Прячьтесь за повозками! Здесь вас не достанут вражеские стрелы! Вот какая напасть впервые приключилась!

Купеческие слуги сбежались внутрь окруженного телегами пространства и выхватили свои боевые луки.

Татарский отряд из двух десятков всадников гарцевал вокруг телег, выпуская в защитников купеческого обоза одну стрелу за другой.

– Стреляйте, молодцы! – громко крикнул купец Стойко, видя, как упал сраженный татарской стрелой его верный слуга. – Нечего жалеть беспощадных врагов!

Стрелы купеческих слуг вмиг полетели навстречу нападавшим. Вот рухнул, пораженный стрелой, высокий чернобровый татарин, неосмотрительно подскакавший близко к самому купцу, а за ним еще и еще…

– Получите же, лютые враги! – закричал изо всех сил русский купец по-татарски. – Почему нападаете на своих данников и царских друзей? Вот, смотрите, у меня царская пайцза! Или не видите?! – Он распахнул на груди рубаху, сорвал с шеи серебряную пластинку на цепочке и замахал ею над головой.

Но татары не остановились! – Аман! Аман вам, урусы! – кричали они. – Мы не боимся твоей пайцзы! И хан нам тоже не указ! Оставляйте свои арбы со всем добром, а сами уходите по добру по здорову! Можете уходить с лошадьми: они нам не нужны! Но ваши арбы…

– Этого не будет! – крикнул купец Стойко. – Нам не нужны жизни, если мы потеряем царское добро! Здесь – государевы подарки! Вам не поздоровится, бесстыжие злодеи!

Вражеские всадники отошли от купеческих повозок шагов на сто, столпились и о чем-то между собой поговорили. Затем от них отделился худой рыжебородый татарин и, подняв руку, медленно приблизился к тому месту, где сидел седовласый русский купец.

– Слушай меня, урус! – сказал громким голосом разбойник. – Мы не ханские люди, а вольные! Мы не признаем ни молодого хана Тохтэ, ни славного темника Ногая! Мы сами для себя великие ханы! Если хочешь еще пожить, тогда оставь нам половину ханских подарков. Но если меня не послушаешь, тогда непременно встретишь свою смерть!

– Ты ничего не получишь! – закричал разгневанный купец и махнул рукой. – Стреляйте, мои верные люди!

Зажужжали спущенные тетивы луков и стрелы градом посыпались на рыжебородого разбойника, но только одна из них, скользнув по железной броне шлема, достигла цели, вонзившись в шею наглеца. Татарин покачнулся, зашатался и, наконец, выпал из седла закрутившейся на месте лошади, раскинув на примятой степной траве руки и выпучив остекленевшие глаза. Его товарищи, не ожидавшие такого развития событий, что-то между собой прокричали, погарцевали кучкой неподалеку от купеческого каравана и вдруг, засвистев и загикав, поскакали прочь в глубину бескрайней степи.

– Значит, уложили главаря, братцы! – радостно прокричал русский купец. – Так ему и надо, если занялся такими делами! А теперь осмотрите его, мои верные люди!

Купеческие слуги подбежали к телу мертвого татарина. Довольно быстро они сорвали с него железные доспехи и шлем и обнажили худую, поросшую редким рыжим волосом грудь, на которой лежал большой тяжелый сверток.

– Вот и богатства этого злодея! – весело сказал купец. – Несите же мне скорей эту сумку или что там у него!

Стойко Лепкович развязал бечевку, скреплявшую концы кожаного кулька, и высыпал на телегу, стоявшую перед ним, целую кучу серебряных слитков и персидских монет.

– Ого-го! – воскликнул он, любуясь блеском серебра. – Эти разбойники – не простые татары! Вот ведь разорили каких-то богатых купцов! Скорее всего, чужеземцев! Как это они осмелились? Неужели это люди государя Тохтэ? Ну-ка, молодцы, отодвиньте-ка телегу и освободите для меня проход! Я сам посмотрю на этого разбойника!

Подойдя же к телу убитого разбойничьего главаря, купец Стойко помрачнел и опустил голову.

– Наше дело плохо, мои верные люди, – сказал он удрученно. – Этот рыжебородый татарин не только разбойник! Я видел его в Ногаевом кочевье и не просто как воина или слугу, но как человека самого царя Ногая! Этот непотребный молодец пребывал в царской свите! А если это так, то нам надо спешить и без задержек идти до самого Сарая…Если будем тут сидеть, не успеем добраться до темноты. А вдруг поганые на нас ночью набросятся? В дорогу, молодцы!

И купеческий караван, быстро вытянувшись в одну длинную линию, уложив на повозку труп убитого в стычке купеческого слуги, двинулся в сторону татарской столицы.

Купец Стойко сидел на передней телеге и глядел по сторонам. Он мог бы и полежать, зная своих опытных бдительных слуг, но предпочел видеть все, что происходит вокруг, сам. Окидывая взором бескрайние зеленые просторы, он думал о жизни, мысленно обращаясь к прошлому. Непростое задание дал ему князь Олег Брянский! Стойко Лепкович, привыкший возить дань в Ногаеву Орду, вез теперь серебро и меха хану Тохтэ. – Попытай счастья в татарском Сарае, мой славный Стойко, – говорил ему в один жаркий июньский вечер князь Олег Романович. – А осенью повезешь дань царю Ногаю, если ничего не приключится!

Нелегко пришлось князю Олегу в сложившейся ситуации. С одной стороны, его беспокоил татарский воевода Ногай, называемый на Руси царем, который готовился передать Чернигов своему зятю Федору Ростиславовичу…С другой – настораживали слухи из Сарая, переданные ему племянником, князем Василием, во время его последнего приезда в Брянск, что молодой хан Тохтэ также недоволен им по причине уплаты дани не ему, но Ногаю. – Как между двух огней, – размышлял князь Олег, остававшийся еще пока великим черниговским князем. – Угодишь Ногаю – обидишь молодого царя Тохтэ, а угодишь Тохтэ – Ногай рассердится…

Во время своих тяжких раздумий князь Олег Романович вдруг вспомнил, что его именитый купец Стойко Лепкович хорошо знаком с тайным ханским советником Угэчи, другом его отца. – Поговори с этим славным Угэчи, – сказал, наставляя купца в поход, князь Олег, – и спроси, что нам делать…Может совсем отойти от этого Ногая и поддержать молодого царя Тохтэ? И дань возить только в Сарай? Что толку отдавать Ногаю серебро и меха, если он отдает Чернигов, кому попало? Где же его защита? Вот если бы мы не платили дань…

Так перед купцом Стойко возникла нелегкая задача: разобраться во всей ордынской сумятице, поговорить с Угэчи и, если можно, с самим ордынским ханом Тохтэ, чтобы получить ответ, кому из сильных людей Орды покориться: Тохтэ или Ногаю.

– Уж ладно, – задумчиво сказал сам себе Стойко Лепкович, сидя на телеге, – там увидим, как обстоят дела в Орде. Важно только, чтобы тот знатный татарин Угэчи, сын Болху-Тучигэна, не забыл меня…Вот уж сколько лет прошло с того времени, как мой покойный дед Илья подружился со славным Болху, а теперь его сын Угэчи – первый человек в Орде после самого царя! Летит время! Старые родственники и друзья уходят к предкам. Вот и схоронили в прошлом году дядюшку Избора, младшего брата батюшки…А в этом году скончался огнищанин князя Романа Михалыча, славный Ермила Милешич! – И он смахнул рукой непрошеную набежавшую слезу.

Похороны Избора Ильича были богатыми: сам владыка Арсений пришел проститься с именитым купцом. Горько плакали купеческие дети, родственники, слуги: смерть еще бодрого старика пришла так неожиданно! Даже сгорбленный старостью знахарь Радобуд не смог сдержать слез. – Не выдержало сердце за час пребывания в жаркой бане! – сказал грустно он.

Но особенно много людей явилось на погребение славного Ермилы Милешевича.

Сам князь Олег Романович не только поцеловал в лоб усопшего любимца своего отца, но даже отслужил по нему самолично заупокойную! Все священники, возглавляемые епископом Арсением, побывали на погребении. Каждый из них сказал немало лестных слов о покойном. Богаты были и поминки по умершим! Двери домов именитых покойников были широко раскрыты для всех…

– Батюшка Стойко! – раздался вдруг крик подъехавшего к купеческой телеге вернувшегося из разъезда слуги. – Сарай уже близко! За тем большим холмом!

– Слава Господу! – вскричал подпрыгнувший в телеге купец. – Давайте мне скорей лошадь: сяду-ка я лучше в седло для пущей важности!

Вечером купец Стойко Лепкович, разместив своих людей и обоз в гостевых юртах, построенных специально для купцов, отправился к дому ханского советника Угэчи. В руке он держал небольшой мешок с дарами для своего ордынского знакомца.

У двери юрты, обитой зеленым китайским шелком, стояли два вооруженных охранника. – Салам, отважные воины! – сказал им купец. – Скажите вашему хозяину, что к нему пришел кунак-урус из Брянска, по имени Стойко!

Один из охранников, самый молодой, услышав хорошую татарскую речь русского купца, быстро согнулся и вбежал в юрту доложить об услышанном. Едва ли не сразу он выскочил наружу и, низко кланяясь, указал руками на вход: – Входи же, почтенный урус!

Стойко Лепкович наклонился и не спеша переступил порог юрты.

– Салям галяйкюм, верный кунак! – донесся до него голос Угэчи.

– Вагаляйкюм ассалям! – улыбнулся в ответ русский купец, прижал к себе, обнял и троекратно, по-русски, поцеловал худого седовласого татарина. – А ты постарел, дядя Угэчи!

– А ты все так же молод, сынок, – весело сказал ханский советник. – Как там твой батюшка?

– Пока жив, – ответил с грустью в голосе Стойко, – а вот его младший брат, Избор, вот уже год, как умер!

– Все в руках Аллаха, – склонил голову Угэчи. – Только один Аллах знает, что будет с нашими жизнями…Мы не в силах остановить ход времени…

После преподнесения богатых даров Угэчи и трем его женам, которых ханский советник показал своему другу, русский гость уселся на скамью, принесенную по знаку Угэчи его слугами, напротив кресла знатного татарина, и старые знакомцы завели неторопливый разговор.

– Пока не ходи к нашему славному царю, – сказал во время беседы Угэчи. – Он очень расстроен. У нас в Сарае только что скончался сын великого коназа Суждалэ, молодой Алэсандэ! Все случилось так неожиданно…Был все время здоров и вдруг, без видимых причин, умер!

– Неужели?! – вскричал потрясенный купец. – Он же был любимцем великого суздальского князя! Вот горе-то какое!

– Этот коназ Алэсандэ был верным слугой государя Тохтэ, – грустно кивнул головой Угэчи, – и его батюшка во всем почитал моего молодого господина! Так мы и не знаем, откуда пришла смерть: может, от неведомой болезни, а может, его отравили… Поговаривают, – прошептал Угэчи, наклонившись к уху купца Стойко, – что это – козни старого Ногая! Или его зловредной супруги Чапай…

– Вот старая ведьма! – выругался русский купец. – Зачем мужняя женка лезет в такие темные дела? И что же тогда наш славный государь Ногай хлопает глазами? Разве он не именитый муж?

– Наш старый государь Ногай сильно изменился за эти два года, – грустно покачал головой Угэчи. – Подпал под влияние злых людей! А от этого недалеко до войны…

– Ой, ли? – вздрогнул купец Стойко. – Неужели близится смута?

– Да, сынок, – Угэчи поднял голову и посмотрел прямо в глаза русскому купцу. – Если не сейчас, то лет через пять точно будет большая война. Если, конечно, будет жив старый Ногай…Однако же, сынок, я расскажу тебе одну, пока тайную, правду, – ханский советник понизил голос. – Наш государь Тохтэ, Аллах ему судья, принял решение отстранить от власти твоего коназа Олэгэ…Пусть, сказал великий хан, этот коназ Олэгэ уходит на службу своему распятому Богу…Не годится, чтобы место коназа занимал Божий слуга…

– А как же тогда дань? – растерялся русский купец. – Кому ее отвозить? Старому Ногаю или молодому царю? И кого тогда назначит молодой царь Тохтэ великим черниговским князем?

– Не знаю, сынок, – грустно сказал ханский советник. – Могу только сказать, что об этом знают только сам государь Тохтэ и сын коназа Алэсандэ из Смулэнэ, молодой Вэсилэ…

– Неужели князь Василий, племянник моего князя Олега, сейчас пребывает в Сарае? – спросил, не думая, потрясенный услышанным купец.

– Сейчас его здесь нет: он повез тело покойного Алэсандэ в Уладэмэр, к его батюшке! – ответствовал Угэчи. – Наш молодой хан сильно полюбил этого Вэсилэ! Три дня назад он даже отослал меня домой и долго разговаривал после этого с коназом-урусом…

– Очень жаль, – покачал головой купец Стойко, – что я приехал в Сарай так поздно! Тогда придется идти к самому государю Тохтэ и уговаривать его не прогонять моего князя!

– Подожди немного, сынок, – кивнул головой Угэчи. – А там, дня через два, и предстанешь перед очами нашего государя…А теперь я познакомлю тебя с моими детьми, чтобы они не забывали ни тебя, ни остальных потомков славного купца Или, спасшего жизнь моему батюшке в тяжелые годы…Вот мои дочери, смотри, какие красивые! Их, Стэкэ, у меня шесть! И все молодые! А старших я уже давно выдал замуж за знатных людей.

– В самом деле, они очень хороши собой! – восхищался, прицокивая языком и вытаскивая из мешочка то золотые, то серебряные браслеты, предусмотрительный купец. Девушки буквально взвизгивали от радости, принимая подарки русского гостя.

– А это – мой единственный сын, Субуди! – сказал с теплотой в голосе Угэчи, подводя к Стойко рослого, красивого юношу. – Будет моим заместителем, когда подойдет время! Вот, смотри, сынок, – Угэчи указал рукой на русского купца. – Это – Стэкэ, мой любезный кунак, внук славного Или!

– Того самого Или, который спас нашего деда?! – промолвил румяный молодец, в лице которого едва были заметны монгольские черты.

– Да, сынок, того самого! – ответил Угэчи.

И юноша с восхищением посмотрел на седовласого купца Стойко. – Я буду тебе верным кунаком, Стэкэ, – сказал он, – и твоим сыновьям, и твоим внукам до самой смерти! Пусть всегда приезжают к нам в гости, в Сарай!

Ровно через два дня купец Стойко, как и советовал Угэчи, прибыл во дворец к хану Тохтэ.

Молодой ордынский повелитель сразу же поутру, без задержки, принял его, сидя на своем большом золоченом троне.

Русский купец быстро прошел по богатым персидским коврам и опустился, склонив голову, на колени перед троном сарайского повелителя.

– Хвалю тебя, купец-урус, – улыбнулся молодой хан. – Подними-ка свою голову! – Купец повиновался. – У тебя приятное лицо и честные глаза, – весело сказал Тохтэ. – Мне сказал мой верный Угэчи о твоем приезде, – хан посмотрел на своего, стоявшего справа от его трона, тайного советника, – и я сразу же принял решение о твоем коназе Олэгэ, сыне славного Ромэнэ, зная что ему это будет приятно…Пусть же он спокойно уходит на Божью службу! Олэгэ очень хотел этого, всей душой! А на его место я назначил коназа Вэсилэ, сына Алэсандэ из Смулэнэ, который, как мой верный слуга, достоин этого лесного удела!