сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 28 страниц)
– Ближе, – произнес эльф, когда девушка попыталась опуститься на стул, стоявший по другую сторону стола. – Для тебя тут подготовили место.
– А тут оно для чего? – спросила девушка, указывая на выбранное ею кресло, находившееся в самой дальней от короля точке.
– Для симметрии.
– Будет симметричнее, если кто-то сяде…
– Иди. Сюда. Зираэль.
Внутри нее вспыхнуло знакомое чувство, пошатнувшее девушку сильнее. Страх. После вчерашней ночи страх, испытываемый к нему, стал сильнее, его гибкие пальцы проникали в трещины, оставленные на душе вчерашней ночью. Холодные отчеканенные слова короля вызвали в ней нежелательный отклик, уверенность Ласточки утихла, словно загашенное пламя.
«Если не слушать его – будет хуже, будет больнее», – шептал вымученный разум. Ссадины вторили, напоминали, предостерегали ее, сдерживая громкие слова. Ведьмачка послушно двинулась вперед, к стулу, стоявшему по правую руку от короля. Эредин не улыбался, вид его, обычно торжественно-самодовольный, изменился, эльф казался уставшим, озабоченным неприятными думами. В белом свете комнаты кожа его казалась излишне розовой, на тон темнее, чем кожа ведьмачки, опустившейся рядом.
– Что ты хочешь? – спросил мужчина, наблюдая за тем, как Цирилла устраивается в кресле рядом с ним. – Слуги подадут тебе все, только скажи.
– Ни… – думала отказаться ведьмачка, но сдержала готовое вырваться слово. – Лепешку с творогом.
Король лишь кивнул в сторону ее пустой тарелки, как миловидная молодая девушка тут же засуетилась вокруг стола, выбирая лучшее блюдо. Ласточка сидела молча, не двигаясь, пока ее блюдо наполняли пищей. Она смотрела за тем, как Эредин медленно пьет вино, дожевывая кусок вяленого мяса, как он вытирает губы салфеткой после каждого укуса, как избегает смотреть в ее сторону.
– Оставьте нас, – произнес эльф, понимая, что Ласточка не притронется к еде.
Слуги тут же ринулись на выход. Стройной толпой они промаршировали мимо кресла ведьмачки, не поднимая от пола глаз. Девушка поняла, что пришло время говорить. Долго, возможно, на повышенных тонах. Обычно возвышенные эльфы не выгоняли слуг за дверь, держа их за мебель, не стесняясь, но король желал, чтобы Цириллу, не привыкшую обезличивать живых существ, не смущали чужие уши.
– Зираэль, – начал он, отставляя бокал дальше. – Прошлой ночью тебе могло показаться, будто я был строг с тобою.
– Показаться? – спросила Ласточка, проглотив злой смешок.
– Мне важно было донести до тебя свою мысль, Зираэль. Тебе это могло… Показаться. Жестоким, – «показаться» эльф выделил особенно бережно, сам себя уверяя в правоте сказанного. – Но в том была твоя вина.
Она могла, хотела бы возразить и узнать, чем же так провинилась, но промолчала, вспомнив слова Аваллак’ха. Не перечить ему, чтобы все прошло хорошо, чтобы такого не повторялось впредь. Девушка закусила губу и еле заметно кивнула, давая королю понять, что слышит его и слушает.
– Ты не слушалась, Цири, не подчинялась мне, а это чревато. Спроси у выпоротых на конюшне слуг, за что им досталось. О, поверь мне, я еще сдержался.
– Мне поблагодарить? – не сдержалась она.
– Вежливость даме только к лицу, – ответил ей эльф. – Но я не претендую, Зираэль. Сейчас не претендую на твою благодарность.
Ее рука, мирно покоившаяся на прикрытом голубой юбкой колене, оказалась в его ладони. Эльф аккуратно сжал запястье девушки, осматривая ее тонкие пальцы. Синяков нет, нет царапин и следов его власти. Белая кожа обтягивает суставы, мясо под ней, прячет за собой всю слабость человеческого тела. Цири вздрогнула, но не отпрянула, чувствуя, что Эредин с нею мягок.
– Зираэль, пойми, – прошептал он вполголоса, словно не желая произносить. – Народ требует от нас произвести наследника. И я бы хотел… Я хочу, чтобы наши отношения не были так холодны, как сейчас. Чтобы мне не приходилось делать с тобой то, что я делал вчера.
– Это… Это совершенно незаметно, – ответила девушка, нервно улыбаясь. – Разве ты не питаешь радость от…
– Ты должна испытывать уважение ко мне, Цири, и я не буду поступать с тобой так, как поступил вчера, если буду знать об этом и видеть. Ты должна слушаться.
– А что должен ты?
Ее вопрос разжег в зеленых глазах эльфа огонек раздражения. Цирилла, умоляющая себя не дерзить, не накалять атмосферу – дразнила его, не могла удержаться. Король сжал пальцы в кулак, заставляя себя сдержаться от резких движений. Часть его радовалась, что дерзость не покинула ее хорошеньких уст, часть – сомневалась в силе собственного духа. Девчонка не боится его так, как боятся кухонные служки?
Ладонь Эредина поднялась к ее щеке, теплыми пальцами он отодвинул от лица девушки прядь, закрывающую ее шрам. Цирилла не шелохнулась, прятала стыд за молчаливой покорностью. Она давно не ощущала ласки, давно не слышала теплых слов и успела одичать, словно собака, бежавшая в одинокую степь. Мягкие руки ласково коснулись искаженной кожи, Цири опустила глаза, чувствуя, что щеки ее невольно наливаются румянцем и старый шрам утопает в следах не то стыда, не то злости.
Должно быть, король собирался что-то сказать, он уже приоткрыл губы, подался вперед, намереваясь шепнуть Цирилле на ухо интимную тайну, озвучить свое же наблюдение, но стук в дверь прервал его, заставляя отдернуть руку. Курносая служанка помедлила с минуту, а после отворила двери, позволяя незваному гостю пройти в зал. Белые полы мантии тянулись за Знающим, непомерно длинные рукава прикрывали его сжатые в кулаки ладони, и появление мужчины означало конец откровенной беседы.
– Здравствуй, – произнес он, обращаясь лишь к ведьмачке, что так и не притронулась к устроенному для нее завтраку. – Ты готова, Цири?
– А твои процедуры должны проходить так часто, Креван? – спросил Эредин, не позволяя девушке ответить.
– И процедуры, и осмотры. Это в наших интересах, Эредин, добиться нужного результата – значит строго следовать плану. Результат, если помнишь, запросил ты сам.
– Но если Зираэль не хочется?
– Вчера это тебя мало заботило, – вполголоса заметил эльф, заставляя короля приподняться в кресле. – Впрочем, я все пойму, я понимаю слова и прислушиваюсь к ним, даже к тихим. Зираэль, скажи, ты желаешь провести процедуру?
Беседа проходила слишком быстро, напоминая игру с мячом. Один эльф отбивал его в сторону другого, ускоряя темп, и ведьмачка не успевала уследить за каждым пасом. Исход игры зависел лишь от ее подачи, и нужный ответ возложил бы победу на алтарь одного из эльфийских верховодцев. Девушка все еще чувствовала на своей щеке след чужой ладони, сжимала пальцы, не зная, чего от нее ждут, не ведая, что следует сказать.
– Или ты хочешь остаться здесь? – спросил Аваллак’х, терпеливо выжидая.
О, вопрос он задал верный. Хочет? Нет, конечно же – нет, и Знающий должен был догадаться. Цири не хотелось ни завтрака, ни обеденного зала, ни замка эльфийского короля, ей хотелось лишь вернуться домой, переплыть ту чертову реку и исчезнуть, затеряться в чужих мирах, чтобы средь их множества отыскать свой, отнятый. Ей хотелось покончить с долгом, не ею обещанным, ей хотелось забыть произошедшее, забыть эти зеленые глаза, скрывающие за собой боль, злость и порок, зов плоти, песнь ликующего тщеславия…
Король молчал. Он мог бы ответить за нее, мог предостеречь Ласточку, недвусмысленно намекнуть, какой ответ ждет, но сдержался. Эльф лишь следил за тонкой усмешкой Знающего, уверенного в благоприятном исходе дела. Цири не смотрела ни на того, ни на другого, поднимаясь с места.
– Быстрее начнем – быстрее закончим, – произнесла она севшим голосом, понимая, что общество лицемерного Аваллак’ха сейчас будет ей приятнее.
– Я заберу тебя через пару часов, – бесцветно заметил король, поднимаясь следом. – Креван… Она не поела.
– Нельзя заставить ее есть специально. Да и это нам только на руку, пустой желудок не будет мешать.
========== 8. В лапах дурмана ==========
Память – вещь интересная, никогда не знаешь, чего от нее ожидать. Одни воспоминания хранятся в черепной коробке всю жизнь, некоторые складываются где-то у сердца, другие – тут же выкидываются за ненадобностью и исчезают в небытии. Сейчас Цирилла не могла вспомнить лица родителей, те, что были изображены на картине, висевшей над ее старой кроватью, она не могла вспомнить голоса старой Львицы, полного имени бабушки, свой утерянный титул…
Среди забытого оказалась и мрачная пыльная дорога, ведущая в пропахшую неизвестным Цири химикатом лабораторию Знающего. Девушка не помнила ни коридора, ни стены, что на самом деле не была цельной, она слепо шла вперед, опираясь на жесткую руку эльфа.
Слабые ноги несли ее вперед, и Аваллак’х охотно пользовался немощью девушки, изображая учтивого кавалера. Впрочем, изображая ли? Стоило Цири неровно вздохнуть, вымученно сжать губы или шикнуть, эльф искренне-беспокойно оглядывал ее, исключая возможность болезненного недомогания. Голубое платье прятало под собой следы чужой «ласки», и Ласточка не решалась дать мужчине знать, что на запястье ее красуется яркий синяк, который сжимать не стоит.
– Как ты чувствовала себя вчера? – спросил эльф после того, как «дверь» отворилась перед ними.
– Скверно, – ответила девушка тихо. – Мне не понравилось. Мутило, слабость была и… И какая-то жажда.
– Ты сказала об этом Эредину? – спросил мужчина, приподнимая бровь. – Это плохие симптомы. Я надеялся, что все пройдет незаметно.
– Не говорила я ему ничего, – нервно ответила та, отворачиваясь. – Аваллак’х, можно я побуду здесь подольше? Скажешь, что мне нужно прийти в себя или что-то такое, чтобы не возвращаться обратно?
Знающий кивнул спутнице, указывая той на кушетку. Свое место Цирилла уже помнила, помнила, как сжимала пальцы в кулак, чтобы мужчина мог попасть ей в вену, как терпеливо ждала, пока выведенная им масса проникает в ее кровь. Ведьмачка поджала губы, поднимаясь и вновь опускаясь в нужное положение. Рука на тумбе, спина плотно прижата к стене, а в глазах – ничего, кроме усталости и желания эту самую усталость быстрее сломить сладкой дремой.
– Мне очень жаль, Зираэль, но продержать тебя здесь всю ночь я не смогу, как бы сам того ни хотел. Три-четыре часа, до позднего вечера.
Игла вошла в вену, и девушка сжала зубы, на секунду почувствовав укус легкой боли. Во рту стоял вкус чужих губ, и память, та злая, жестокая девица, заставляла девушку вспоминать, как этот вкус она почувствовала прошедшей ночью. Ведьмачка закрыла глаза, стоило слабости усилиться, вцепиться в нее сильнее, укусить, подобно жадной ядовитой змее. Свечи продолжали гореть, факела источали и тепло, и свет, и энергию, но Цирилла уже не слышала треска разгорающегося огня.
Темнота век сменялась яркими вспышками света, размазанными силуэтами настигающих пленницу снов. Реальность сменялась абсурдным миром фантазий, увлекая Цири в глубины своего бытия. Ведьмачка стояла у старой хижины Высоготы, крепко прижимая к себе раненную руку, ощущая незабытую еще физическую боль падения. Она словно недавно слетела с лошади, получила тот самый шрам, использовала Ген, дабы перепрыгнуть в пространстве на несколько дней вперед.
– Цири? – позвал ее знакомый голос, голос старика, слышавшего зловещий вой ведьмы-банши, освещенного светом лучины. – Цири, это ты, где ты?
«Я, это я», – пронеслось в ее голове, но не сорвалось с губ. Ведьмачка оглянулась: ее нечесанная кобылка стояла неподалеку, копытцем поддевая круглый камешек, ветер шумел в мрачнеющей листве, играл с кронами деревьев, выбивая из них тихие скрипы ветвей. Болото мрачнело вокруг. Когда Цирилла вновь обернулась к хижине, огонек внутри нее уже угас. Никто больше не звал, Высогота молчал, и силуэт его не просматривался во тьме засаленного окна.
Девушка шагнула вперед, утирая лоб теплой ладонью. Шаг, еще один, еще один – навстречу двери, ручка которой давно разболталась и готова была остаться в ладони путника, за нее потянувшего. Ступени не заскрипели под ее шагами, но в пруду, расположенном не так далеко, шевельнулась напуганная рыба, заметившая опасность. Ведьмачка застыла, не то сбитая с толку, не то напуганная. Застыла, прислушавшись к шороху за дверью.
– Где она?
– Я же позвал, я только что позвал ее, и никто не ответил, – оправдывался Высогота, хрипя. – Она ушла, она давно уже ушла, не сказав, куда и на какой срок.
Голос его исказился, точно кто-то сжимал горло старика широкой сильной ладонью. В воздухе чувствовался холод, дыхание паром выходила изо рта девушки, а все тот же молчаливый пруд медленно покрывался тонкой коркой льда. Охота. Цири знала, кому принадлежал тот голос – здоровяку из эльфийской шайки, она слышала и чужие шаги внутри, и хрип Высоготы, смешанный со вздохом. Страх колотился в груди, стучал о ребра, прыгал и резвился тошнотой у самого горла, и ведьмачка не знала, как ей следует поступить.
– Куда ушла, старик?
– Не знаю… Не знаю… – лгал он, пытаясь защитить спасенную им девчонку. – Она своевольна, импульсивна… Юна.
– Юна, свежа, своевольна, – холодно подтвердил Эредин, поднимаясь с сокрытого от взора девушки кресла. – Импульсивна и своевольна... Я заинтригован еще сильнее, – добавил король с усмешкой. – Но ты должен был направить ее, старик, я знаю. Ты бы не отпустил девчонку на смерть, в никуда.
В ответ Высогота промолчал, ни один из эльфов не подал голос, лишь латная перчатка отозвалась слабым звоном. Ведьмачка не решалась ворваться внутрь, все стояла у двери, ощущая, как меж лопаток ее бродят мурашки. Эредин прошел вдоль стены, наверняка рассматривая корешки оставленных хозяином книг. Цирилла не видела его, но будто бы чувствовала, каким надменным в эту минуту у эльфа был взгляд, как он кривил губы в самодовольной усмешке победителя.
– Куда упорхнула Ласточка?
– К башне, – послышался голос того юнца, что сопровождал Цириллу на коронацию. – Наверняка к башне, – повторил он, с шумом перелистывая страницы. – Старик разгадал ее природу и посоветовал Зираэль попытаться переместиться куда подальше, я уверен.
– А что, если он велел ей бежать в другую сторону? Домой.
– Домой – это к нам, Имлерих, – вновь подал голос король.
– Так значит, нам нужно найти ее и напомнить, где дом, – отозвался юный навигатор. – У башни, если повезет, если там еще не устроили ловушку.
«Ловушку?» – выловила из разговора девушка. Ловушка… А ведь в нее она и попала, оказавшись на Tor Zirael. Башня перенесла ее в их мир, обитель Ольх, ждущую возвращения своей собственности. Цири вернулась к ним не по своей воле, она пыталась бежать от Бонарта, в итоге попав в лапы куда более липкие. Эльфийские, готовые слепить из нее послушную игрушку своему новому королю.
Беседа заканчивалась, Цири слышала, как эльфы за дверью поднимаются с мест, но все не могла уйти, добежать до лошади и умчаться прочь, пока есть время. Высогота вновь всхлипнул, ладонь на его шее затянулась сильнее, мужчина издал жалобный стон. Старик умирал, теряя остатки воздуха.
– Имлерих, не тяни, – холодно произнес король, не теряя ухмылки. – Нам уже нужно отправляться. Заканчивай его.
Хрипы Высоготы стали отчаяннее, Цири слышала, как старик отчаянно всхлипывает, как борется за жизнь. Каждая мышца его немощного тела боролась за угасающую жизнь, но ладонь, спрятанная в латную перчатку, победила. Ведьмачка услышала хруст ломающейся шеи, почувствовала, как у нее предательски подкашиваются ноги.
Мертв. Высогота умер в руках эльфа, умер не безболезненно, не легко, изжив свой пусть и долгий век. Цирилла пошатнулась, лишь пошатнулась, услышав, что кто-то направляется к дверям. Ноги все равно отказывались двигаться, руки отчаянно ныли, пока глаза наполнялись слякотью. Ведьмачка поднесла ладонь к губам, зажимая во рту жалобный писк, писк горечи и отчаяния.
Она не заметила, как кануло безмятежно бегущее время, пропустила опасный скрип половиц перед собой и увидела, как отворяются двери. В глубине темной хижины ждали два незнакомых девушке эльфа, безупречный темноволосый Карантир и он, король, открывший дверь, распахнувший для нее руки. Он знал, кого встретит на пороге, знал, что она слышит каждый вздох, каждое слово.
– Зираэль, – выдохнул мужчина, надвигая забрало шлема, изображавшего череп в остроконечной короне. – Нашлась.
Увидев его, почувствовав на себе этот жадный взгляд, ведьмачка отстранилась, поджимая губы. Цири шагнула назад, крыльцо заскрипело под тяжестью ее ступней. Эредин наступал: медленно, делая лишь один шаг, чтобы после него выждать и улыбнуться, и девушка продолжала пятиться в сторону, пока не наткнулась на препятствие. Высогота все хотел срубить тот сухой корень, торчащий из земли. Не успел, а теперь уже и не нужно, в хижине еще долго не будет обитать живой души.
