сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 28 страниц)
«В пекло», – подумала она, плотнее сжимая тонкие розовые губы. Ключ от двери эльф держал на цепочке, ныне лежавшей на тумбочке у его стороны ложа. Зираэль одним ловким движением подняла старый ключ, чтобы после бесшумно одеться, отпереть двери и выйти, забрав с собой и свое полотенце.
К своему удивлению ведьмачка заметила, что утренний замок вовсе не был мирно спящим за дверьми королевской спальни. Слуги сновали вдалеке коридора, на цыпочках пробегали мимо господских комнат и разносили всюду завтраки, свежие рубашки, полотенца и прочую ерунду, так необходимую хозяевам. Мимо Ласточки, высоко задрав подбородок, пробежала девочка, которой едва исполнилось десять или девять лет. Цирилле и хотелось бы думать, что та родилась здесь, не знала другой жизни, но еще не сошедшие мозоли на руках ребенка говорили о том, что раньше она работала в поле, как многие ее сверстники.
«Твой король в ночи крадет и детей, и женщин, и целые семьи», – подумалось девушке, кусающей губы по пути в свою обитель. Нельзя видеть в нем добро, нельзя поддаваться постыдному желанию, поиску ласки в чужом мире, в чужих стенах. От накатившего стыда ласточка прикрыла глаза, не сбавляя шага. Она спешила вернуться в собственную спальню, чтобы там укрыться от любопытных глаз и дать волю истинным чувствам: выкрикнуть дюжину ругательств в подушку, окропить ее слезами и понять, что следует делать теперь, когда все пути отрезаны.
Ее комната тоже закрывалась на ключ, дабы оставаться в благоговейном ожидании своей хозяйки. Цирилла отворяла двери в спешке, желая, чтобы меньшее количество слуг успело заметить, что девчонка возвращается к себе только поутру. Ласточка не знала, что попадавшему в этот мир человеку разум промывают до неузнаваемости, превращая его в покорного голема, и после долгой процедуры «приспособления» ему уже все равно, кто идет по коридору и куда, если уши его не заострены.
Ключ повернулся в замочной скважине дважды, замок громогласно щелкнул, и Цирилла вбежала в комнату ровно в тот момент, как из-за поворота показалась чья-то длинная тень. Эльфы просыпались медленно, а из покоев своих выползали до боли лениво, не воспринимая ничего вокруг, но попадаться им на глаза Ласточке хотелось меньше всего на свете.
В ее скромной комнате все оставалось в том же порядке. Отвергнутый вчерашним вечером халат также лежал на кровати, из-за дверцы неплотно закрытого шкафа выглядывал рукав золотисто-зеленого платья, выглаженного служанкой еще несколько дней назад.
Ведьмачка вздохнула с облегчением. Никто не узнал, что ночью ее здесь не было. Цирилла мягко потянулась, чувствуя, как болят уставшие мышцы, развязала пояс, туго стягивающий ее талию. Из-под халата показалась такая манящая короля ложбинка, отделявшая одну грудь девушки от другой. Пояс соскользнул к полу, и Цири перешагнула через него, направляясь к кровати, чтобы вновь прилечь и прогнать усталость прочь. Она не повернулась обратно к двери ровно до того момента, как услышала его голос.
– Так значит, сплетни придворных девчонок – не всегда выдумки? Я смел лишь надеяться, что такие неудобства – только разговоры средь черни.
Цири вздрогнула, задернув халат так туго, что легкие ее вновь заболели от недостатка в них воздуха. Она не знала, как Аваллак’х смог зайти в ее покои, но выяснить это сейчас у Цириллы не было ни возможности, ни желания. Быть может, сделал себе дубликат ключей, быть может, был впущен нерадивой служанкой… Девушка плотно сжала губы, смотря за тем, как аквамариновые глаза эльфа изучают ее голые ноги, как он, не стесняясь, разглядывает ее помятый утренний вид.
– Какое тебе дело? – спросила девчонка, позволив себе изменить тон.
– Какое мне дело? – скрыв удивление, спросил незваный гость. – Что позволило тебе думать, будто бы мне наплевать на твое существование в этих стенах, Зираэль?
– Мне не нравится это имя, – буркнула девушка, игнорируя все его вопросы. – Я не приглашала тебя на чашечку утреннего чая или на теплую дружескую беседу.
– Мне не нужно приглашение, чтобы осмелиться тебя навестить, – ответил ей эльф. – Да и наши с тобой беседы, Цири, могут быть даже не дружескими.
– Верно, верно, тебе не нужно. Зачем быть вежливым с человеческой девчонкой, да? Ее желания уважать совсем необязательно, они все равно неважны, в сравнении с твоими. Такими эльфийскими.
Знающий снова не подал виду, хоть для того ему и пришлось собрать силы в кулак. Аваллак’х пытался вспомнить, позволил ли он себе грубость в отношении к Ласточке, дал накануне волю словам или старым обидам, что все еще хранил глубоко в душе. Нет. Нет, всплеска эмоций в его жизни не наблюдалось уже давно, с момента ее первого появления в этом брошенном всеми богами мире. Эльф невольно отвернулся, чувствуя, как напряжение в комнате растет.
Одно единственное окно, выходящее в сторону бескрайнего королевского сада, не могло помочь свету проникнуть в каждый уголок спрятанной от мира комнаты. Солнце сегодня пряталось за облаками, и свет его был для смертных редким подарком судьбы. Тени играли с лицом Цири, и точную эмоцию угадать по нему было нельзя, как бы Знающий ни пытался. Зираэль и сама отвела взгляд, надеясь, что эльфу хватит такта, чтобы оставить ее в недосягаемом одиночестве.
– Что-то случилось с Эредином? – спросил он еле слышно, считая, что во всплеске эмоций Ласточки нет его вины.
– С ним все в порядке, – нехотя ответила девушка. – А теперь я повторю…
– Цири, я в чем-то перед тобой виноват? Скажи, а то, знаешь, я уже слишком давно не имел дел со столь юными особами и понятия не имею, какая мелочь может ранить их высокие чувства.
Эльфы теряли контроль именно так: от сдержанного холодного тона они переходили к колкой иронии, к тонкой агрессии, которую так любили в своих долгих трагичных интригах. Аваллак’х, как бы сам ни хотел в этом заблуждаться, не был исключением. В его привычку входил переход от спокойного тона к заискивающе-игриво-грубому, используемому лишь с одной целью – задеть обидчика так, чтобы не казаться при этом варваром, ранить чувства как можно глубже, не используя при этом ни ударов, ни прямых оскорблений чужой чести.
И то было худшим выходом из положения. Цири, росшая среди мальчишек, воспитываемая бабушкой, что так рьяно старалась вылепить из внучки сильную личность, восприняла сравнение с пустоголовыми придворными дамами как личное оскорбление. С меньшим уроном он мог назвать ее мерзкой, порочной и гнусной. Губы ее задрожали, девчонка не смогла прикусить нижнюю губу и заставить себя проглотить обиду. Цирилла не находила подходящих ситуации слов.
– Зираэль, я не хотел грубить тебе, – опомнился эльф, все еще не решаясь извиниться искренне. – И даже не хотел застать тебя врасплох.
– Ворвавшись в мою комнату поутру? А если бы я спала здесь, что бы ты сделал? Уйди, – шепнула она, указав на дверь.
– Я пришел не просто так, уверяю тебя…
– Поверь, я и не думала, что ты пришел ко мне, не имея на то своей причины, – огрызнулась девушка в ответ. – Ты же всегда заботишься о своей выгоде… А теперь уйди, я устала просить об этом.
Креван и собирался ответить ей, искренне беспокоясь о том, что принес Ласточке боль, которой в ее жизни и без того хватало, но ему помешали. Дверь позади эльфа заскрипела, открывая проход. На пороге показалась знакомая обоим высокая фигура эльфа. Заспанного, темноволосого эльфа, с чьего лица так быстро соскользнула довольная улыбка. Эредин все надеялся, что голос вездесущего Знающего ему лишь послышался после долгого крепкого сна.
Первой эмоцией, что испытала ведьмачка, был стыд. Он залил щеки ее пунцовой краской, заставил ее отвести глаза. Халат, запахнутый одной лишь рукой, отчего-то казался Цирилле вульгарным, почти прозрачным, и взгляд, которым Аваллак’х одарил ее лишь несколько минут назад – отталкивающим, оскорбительным для женщины короля. Ласточка не могла знать, что Эредин считал также.
Он пришел к ней для того, чтобы осведомиться о том, что ведьмачка чувствует себя хорошо и готова сопроводить своего правителя на ранний завтрак, а в итоге стал свидетелем весьма щекотливой сцены. И зачем Ласточка впустила его сюда, почему позволила эльфу войти, как долго пробыла в его гнетущем обществе?
– Я помешал? – спросил король, заставляя себя подавить разгорающиеся нотки злости.
– Да, будь так добр… – начал было Знающий.
– Убери его из моей комнаты, – закончила Цири, вновь отводя взгляд, но уже от другого эльфа. – Аваллак’х не желает слушать. Он вторгся сюда без приглашения и сейчас…
– О, Зираэль, ты можешь не продолжать. Я знаю, как упрям он, как глух к чужим просьбам. Особенно, если сам больно хочет поступить иначе.
Нельзя сказать, кто пережил это ярче. Цири просила помощи у Эредина, и король, что всего секунду назад ощутил укол ревности, внутренне ликовал. Победа его становилась лишь слаще от того, что поведение Ласточки задело Кревана так сильно, что тот позволил эмоциям отразиться на его лице печатью презрения. Аквамариновые глаза спрятались под полуопущенными веками, губы его плотно прижались друг к другу, словно в надежде слиться в единую нить. Ликование короля заметила даже Цири, тут же устыдившись тому, что позволила слабости взять над ней верх.
– Если бы ты только мог знать, как я устал от того, что ты делаешь вид, будто все на свете знаешь, – прошептал Знающий, делая шаг навстречу эльфу. – Возможно, будь ты хоть капельку умнее, мог бы заметить, что происходит у тебя под носом.
– Ты говоришь мне о том, что когда-то верный придворный слуга Народа нынче сходит с ума из-за…
– Замолчи, – предупредил Аваллак’х, сжимая кулаки все сильнее.
– Того, что наконец встретил девушку, так сильно похожую на его давнюю, неверную любовь…
– Замолчи.
– Избравшую себе другого? Скажи мне, Креван, каково это, когда тебя разменивают на человеческого самца? Когда девушка, растущая в чистокровнейшей семье, растущая с вбитым в голову знанием о том, как важно сохранить эту чистоту крови, вдруг предпочитает тебе человека, лишь бы не делить ложе с тобой?
Цири хорошо помнила этот взгляд. Однажды, когда она уже имела неосторожность упомянуть ее звонкое имя, Знающий одарил ее тем же. В тот долгий момент Цири казалось, что в обществе Бонарта ей было безопаснее, что в бесконечном скитании по недружелюбному миру, в побеге от верной смерти она находила большее удовольствие, чем в созерцании наполненных гневом аквамариновых глаз.
Ласточка прикрыла глаза, чувствуя слабость, схватившую ее сначала за руки, а после за кончики пальцев ног. Страх каждый раз действовал на нее по-своему, и сейчас голод смешался с ним, усиливая эффект, преобразовывая его в нечто большее. Эльфы, так некстати оказавшиеся в ее спальне в самый неподходящий момент, не желали униматься.
Об этом шептались все вокруг, и ходившие по замку сплетни не были Аваллак’ху в новинку. Историю Лары и юного Лиса знал каждый живущий под этими небесами эльф. Кто-то жалел его, кто-то откровенно насмехался, а кто-то поздравлял с избавлением от «порочной спутницы» и проблем, связанных с нею. Только говорить об этом эльфу в лицо никто не решался. Никто, кроме эльфа, считавшего себя выше других.
– Ты даже имя ее произносить недостоин, – прошипел Знающий, не отрывая взгляда от лица короля. – Убийца.
Если Аваллак’х находил выход гневу в словах, то Эредин – в действиях. Первым движением короля было поднятие руки. Он пытался найти на поясе ручку меча или кинжала, чтобы тут же почувствовать, как лезвие оружия проникает в еще теплую плоть. Если бы дело дошло до драки, Аваллак’х смог бы дать Эредину отпор. Занятия магией давались ему лучше фехтования, и для владения ею эльфу нужны были только пальцы, что в данный момент были свободны для нанесения оппоненту смертельных ран.
– Хватит, – тихо произнесла Цири, опускаясь на кровать.
Рука ее отпустила полы халата, и те разошлись в разные стороны, вновь показывая ложбинку меж ее грудей, розовый ореол соска. Эльфы не обращали внимания на Ласточку, и ее тонкая, тихая просьба потонула в их собственных речах, сдобренных многолетним гневом. Ведьмачке казалось, будто в комнате ее стало жарче. Спор рос, расстояние между мужчинами сокращалось, и по плотно сжатым кулакам обоих ей стало ясно, что драка эта зрела слишком давно, чтобы сейчас быть остановленной посторонними словами. Рано или поздно кто-то должен был найти выход злобе, кто-то должен был закончить это раз и навсегда.
– Ты думаешь, что если смог одурачить желающий обмануться Народ и убить Ауберона, об этом никто не узнает? Твое правление кончится на плахе, как только высшие чины поймут, кто подсунул ту колбочку королю.
– Обвинить короля в убийстве своего предшественника в попытке узурпировать трон – измена, Креван. Ты знаешь, что это отличный повод повесить тебя толпе на потеху. Знаешь, ведь многие из них винят в утрате Гена именно тебя, и будут рады избавиться от твоего грязного рода.
– Мне нет дела до мнения какой-то черни, решившей, что грубая сила и новые завоевания способны решить проблемы наших семей.
– Нет дела? Это хорошо, ведь они не без основания говорят, что ты так надоел Ларе, что бедняжка просто уцепилась за первый попавшийся ей под руку шанс от тебя ускользнуть. Должно быть, такое больно слышать.
Эредин знал, куда следует нанести самый болезненный удар, и словом своим попал в точку. Рассудок Знающего на секунду помутился, эльф занес было дрожащую в гневе руку, готовясь нанести своему королю удар, но остановился, услышав за спиной мягкий шелест. Ослабшая Цири закрыла глаза, мышцы ее, тело расслабилось, теряя контроль. Всего мгновение, и Ласточка провалилась во мрак, закончив тем самым их ссору. Закончив, но только на время.
– Зираэль? – спросил Эредин, первым подходя к ее ложу. – Зираэль? Что с ней? – послышался голос короля. – Что с ней, Креван?
– Я, я не… Я не придворный лекарь! – в растерянности ответил эльф. – Нет, только не трогай ее, если это... Скорее, нам…
Жаль, что большего Цири не слышала ни единого слова, наслаждаясь тем самым долгожданным одиночеством, что так искала поутру.
========== 12. Когда легче винить друг друга ==========
– Если ты что-то с ней сделал, – прошипел Знающий, останавливаясь напротив Эредина. – Если ты навредил ей в своих мерзких порывах, я клянусь…
– Тут же покончить с собой? – спросил его король, сохраняя видимое спокойствие. – Потому что это – целиком твоя вина, Креван. Ты должен был следить за ее состоянием. А что ты делал вместо этого? Пичкал ее своей дрянью.
– Я делал все это в твоих интересах, по твоему приказу!
– Не так грамотно, как обещал.
После того, как свет для юной ведьмачки померк, прошел лишь день, но слишком долгий для них обоих. Цири не открывала глаз, не приходила в сознание, и веки ее вымученно дрожали, словно пытаясь открыться. Лекарь не мог определить причину обморока достоверно, но в предварительном диагнозе фигурировал недосып, недоедание, стресс и усталость, неусыпно сопровождавшие ее в этом недружелюбном мире.
И мог ли столь громкий вердикт остаться без внимания самых озабоченных ее судьбой персон? Эредин не получил и крупицы удовольствия от того, что в обсуждения причин недомогания его хорошенькой королевы участвовал Аваллак’х, но запретить ему, выгнать из зала ожидания – было бы слишком рискованно. Что скажет двор, что скажут любопытные эльфы, украдкой слышавшие его резкие слова? Репутация – слишком важная вещь для правителя.
– Это ты показал ей шкуру того единорога, – вспоминал Знающий, расхаживая взад и вперед возле дверей в ее новую обитель. – Ты выслеживал его несколько дней только ради того, чтобы заставить напуганную, беспомощную девчонку страдать как можно сильнее.
– Видел бы ты, что еще я успел ей показать, – ответил король, не имея ввиду нечто пошлое или грязное. – И отнюдь не всегда мое общество приносило ей страдания.
Эредин не сказал ему о том, что раздосадованная Цирилла поняла не так давно. Судьба ее бабушки повергла девушку в ступор, и письма, прочтенные ею накануне – вот, что вполне могло стать вишенкой на пироге, главным потрясением, финальным. Король надеялся, что Ласточка скажет об этом Знающему сама. Нет, выкрикнет, выкрикнет ему в лицо, сдабривая каждое свое слово гневом и оскорблениями, проклиная его, изгоняя из собственного сердца. О, как много он мог бы отдать, лишь бы стать счастливым очевидцем столь забавной сцены, лишь бы обнять ее после, утешить…
Уловив настроение последних своих мыслей, король вздрогнул. Нежные порывы он старался гнать прочь еще с раннего детства, и сейчас начинать «любить» ему не хотелось вовсе. Если Креван узнает о том, что подобное мелькало в его мыслях – правление Эредина кончится. Эльфы видели в нем жесткую руку, руку, что подтолкнет Народ Ольх к потерянным вершинам, потому в душе нового короля не было места малейшей сласти. Слабость придумали для людей.
