Текст книги "Мальчик по соседству (СИ)"

Автор книги: stellafracta

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 5 страниц)

Я уже встал на ноги, отряхивая снег с пальто, а мой компаньон по веселью продолжал капризно сопротивляться. В один момент резко потянув Стеллу на себя, он свалил ее на снег поверх своего тела, отчего женщина вскрикнула и тут же захохотала, удерживаемая цепкими руками хитрого упрямца.

– Ну что, доволен? – смеялась она, упираясь ладонями в землю по обе стороны его тушки. – А теперь можешь подняться.

Улыбка на лице мальчишки на секунду сменилась странным выражением, и зрачки, как и это часто бывало в последнее время, расширились. Он смотрел на мать не отрываясь, и длинные ресницы чуть дрожали от происходившей внутри него борьбы чувств.

Но Стелла уже ловко вскочила, не замечая его состояния, оставляя его лежать в одиночестве на снегу, по моему примеру отряхиваясь. С разочарованным вздохом Виктор повиновался ей, и теперь тоже приводил свою одежду в порядок.

Он, как я понял, еще не отошел от необъяснимого открытия (я истолковал его эмоции именно так), и был готов покорно согласиться уже на все что угодно.

Вечером был праздничный ужин и, как это принято, обмен подарками. Мы с сыном артистки исполнили одно из совместных сочинений, рдея от последовавших слов похвалы и проявления восхищения со стороны Стеллы, а потом она попросила нас немного подождать, потому что ей надо было сходить наверх.

Переглянувшись – мы догадались, что за подарками, – я и Виктор терпеливо дожидались возвращения женщины.

Когда она вошла, мы оба не сдержали возгласа изумления. Она несла в руках маленького, плюшевого и мохнатого щенка, сонно шевелящегося в ее ласковых объятиях.

– Мама! – выдохнул Виктор, от растерянности не имея более никаких слов в арсенале, отчего щенок, реагируя на его голос, повернулся по направлению звука.

Стелла медленно подошла к нам, демонстрируя зверя во всей красе, и его бурая мордочка расплылась в собачьей улыбке приотрытой пасти. Это был щенок немецкой овчарки – с мощными персиковыми лапами и неровно стоящими ушами.

– Мама! – еще раз восторженно выпалил мальчик, хлопая серыми глазами, не понимая, куда ему смотреть – на женщину или на собаку.

– С Рождеством, милый, – улыбнулась она ему, а потом повернулась ко мне, продолжая улыбаться так, что тепло разливалось от внутренностей к кончикам пальцев. – С Рождеством, Эрик.

Вот это подарок! Я радовался, как дитя, ласково тормоша щенка по плюшевому загривку, когда он уже оказался в руках у Виктора, и мы вдвоем, как новоиспеченные родители, кудахтали над ним, позабыв обо всем. Щенок же в своей наивной привязанности к любому, кто находится рядом, уже лизал нам пальцы и носы, неуклюже пытаясь выбраться на волю, и мы усадили его на пол, усевшись по обе стороны от главного героя сегодняшнего вечера.

Удивительно, что я ни разу не услышал щенка за эти дни – он непременно должен был находиться в доме хотя бы сегодня… у меня был исключительно чуткий слух, но даже из комнаты моей странной артистки не доносилось посторонних звуков.

– Как ты его назовешь? – спросил я, откидывая в сторону все невыясненные моменты – они были не важны.

– Рекс, – заявил мальчик. – Австрийский царь.

– Австрийский? – улыбнулся я. – Из-за вашей фамилии?

Из-за моей фамилии… я не вспоминал об этом – не было повода, однако, пусть и формальность, сей факт давал мне подтверждение настоящести моей близости к ним.

– Ага, – кивнул Виктор. – Тебе ведь тоже нравится его имя?

– Да, конечно.

По сути это не имело значения – я прекрасно понял, что раз инициатива с питомцем принадлежала ему, нарекать зверя следовало тоже Виктору, а я лишь скромно пользовался позволением нянчить его щенка. Я был несказанно рад и за мальчишку, и за себя, и даже понимал, что не жду персонального подарка – я об этом даже не думал, – и вдруг заметил, что Стеллы нет в гостиной.

Словно ответ на мой так и не заданный вопрос, раздались ее легкие шаги, приближающиеся к порогу большой комнаты.

Мы встретились взглядами. Она что-то держала за спиной.

– Мам, он такой забавный! – комментировал Виктор, хихикая от того, как щенок игриво кусал его за пальцы.

– О, я знаю, – мягко отозвалась женщина. – Надо его чуть позже покормить – ему тоже положен ужин.

Ее сын утвердительно мотал головой, увлеченно поддразнивая уже полностью проснувшегося и резвящегося питомца, а я не сводил глаз с артистки.

Она смотрела на меня, и в ожидании чего-то несомненно приятного, я встрепенулся.

– Эрик, – обратилась она ко мне, приблизившись еще на пару шагов, и я тут же поднялся на ноги, становясь вровень с ней.

Я, как мне показалось, еще вырос. Я был даже чуть выше нее. Иногда я чувствовал себя взрослым – настолько, что мог теперь наклоняться к ней (а не она ко мне) для трепетных, пусть и очень редких объятий, которыми мы могли обмениваться.

– Эрик, это тебе. С Рождеством, еще раз.

Массивным предметом за ее спиной оказался футляр скрипки. Я опешил, и слезы уже почему-то навернулись на глаза, хотя я даже не успел осознать, что произошло.

– Ого! – оживился Виктор, все еще сидя на полу и играя с щенком. – Это же…

– Теперь это скрипка Эрика, он непременно знает, как с ней обращаться, – улыбнулась женщина.

– Спасибо, – выдохнул я после паузы. – Спасибо.

А потом я бросился ей на шею, так еще и не успев перенять из ее ладоней футляр, и она, придерживая подарок одной рукой, зажатый между нашими телами, другой рукой гладила меня по волосам, лаская пальцами кожу на затылке. Я беззвучно плакал, и только когда мои слезы оказались на ее щеке, к которой я так истово прижимался подбородком, она чуть отстранилась, чтобы видеть мое лицо.

– Ну что ты… – утешала она меня, вытирая влагу с маски и губ. – Все хорошо…

По ее виду не было понятно, права она, или лишь успокаивает меня – она тоже была готова вот-вот расплакаться.

– Прости, я не хотела тебя расстраивать, – тихо произнесла она, касаясь прохладной ладонью уха и виска.

Я сам до конца не осознал, почему именно разревелся – то ли от чудесного приобретения, то ли от трогательности момента.

– Ты не расстроила меня… ты меня обрадовала, – поспешил опровергнуть ее предположение я.

– Ну тогда держи.

Прежде чем, наконец, передать мне заветную скрипку, она поцеловала меня в висок, не прикрытый маской между ухом и щекой (для этого мне пришлось чуть наклониться вперед), отчего по телу прошла приятная дрожь, отголоски которой длились еще много после завершения поцелуя.

…Скрипка, их семейная реликвия, как потом пояснил Виктор, была старинная – первая половина восемнадцатого века. Я с почти физически ощутимым вожделением пробежал пальцами по корпусу из дерева, колкам, струнам – инструмент был в идеальном состоянии.

Я почти сразу захотел что-нибудь сыграть – и окунулся в пучину своих невысказанных эмоций, упиваясь музыкой, и каждая частичка этой вселенной трепетала от моих звуков, под моим руководством, от взмаха смычка, вторя моей песне любви.

Мой дичайший восторг был не сравним ни с чем. Мне сначала показалось, даже ласки моей артистки блекли под мощью чувств, даримых мне новой скрипкой – я понимал ее полностью, она отзывалась на каждое мое движение, она делала все, о чем я просил.

У меня было ощущение, что я всегда был един с ней – мы знали друг друга долго и очень давно. Будто я был рожден этой скрипкой – как бы абсурдно ни звучало, – и моя плоть и кровь – дерево, лак и жилы.

Я очнулся от наваждения, вспотевший и запыхавшийся, и волосы, упавшие на лоб, щекотали кожу. Виктор и его щенок завороженно замерли в кресле, не в состоянии еще очухаться от дивных мелодий. Как и в любой другой момент после моих музыкальных опусов, я мог бы просто растерянно поблагодарить за внимание и присесть, чтобы перевести дух, однако в этот раз все было немного не так.

Стелла вцепилась в свои же предплечья так, что побелели костяшки пальцев, и слезы струились по ее бледному лицу блестящими вертикальными дорожками.

Нервно смахнув влагу рукой, она попыталась вымученно улыбнуться, но у нее не вышло. Она вдруг разрыдалась – так горько и надрывно, – что я перепугался.

Осознавая, что смущает нас проявлением своих чувств, женщина поспешно поднялась с дивана и направилась к выходу.

– Все в порядке, я сейчас вернусь, – с усилием беря свой голос под контроль, проговорила она.

Она выбежала на улицу в одном платье – в искрящийся снежный вихрь, – и парадная дверь захлопнулась за ней от порыва ветра.

Я не мог успокоиться, пока не дождался ее возвращения.

========== 20 ==========

Пятнадцатилетний Виктор несколько дней назад отбыл обратно в свой частный лондонский пансион, погостив дома на зимних каникулах, и наш уютный и стабильный мир вернулся на круги своя. Я и моя приемная мать в компании с немецкой овчаркой снова остались вдвоем.

Эти три года дыша полной грудью, наслаждаясь солнечными лучами, я и мирно творил у себя в комнате, получая письма и предложения по архитектурным проектам, и путешествовал по Европе вместе со Стеллой и Виктором, а потом, как в родную колыбель, возвращался домой. Я наблюдал взросление ее сына – как он превратился в красивого юношу, предмет восхищения всех без исключения, – и рано повзрослел сам.

Я пытался скрывать и внезапные, еще более обострившиеся со временем перемены настроения, и пугающие физиологические реакции, явные признаки трансформирующегося тела. Уже потом, при редких беседах с Виктором и Лео (но никогда первый не начиная разговор на такие личные темы) я узнавал, что то, через что я проходил – нормально… однако осознание нисколько не утешало меня.

Я никогда не буду нормальным – чего же ждать от моего больного разума?

Моя влюбленность нисколько не исчезла и не притупилась – она порой затмевала все, заслоняла собой небо и звезды. Мне уже мерещилось, что Виктор, по-прежнему проявляя ласку и внимание к матери, совсем не по-детски обнимает ее и смотрит на нее; и в его взгляде – желание и томление, а не простое наивное чувство привязанности…

Я оставался с ним дружен – в наших с ним отношениях ничего не изменилось, пусть даже мы с возрастом замкнулись каждый в себе, не делясь друг с другом сокровенным. Иногда мне казалось, что я вижу его насквозь, и он, действительно, стыдясь своих порывов, хранит страшную тайну.

Впрочем, я хранил свою – может же быть что-то приватное, непубличное, у каждого из нас…

По вечерам мы вдвоем с артисткой вот уже который раз сидели у камина на полу бок о бок, прислонившись спиной к ножкам кресла, и ее рука лежала поверх моего плеча в ненавязчивом объятии.

Я блаженно слушал ее сердцебиение, делая вид, что погружен в чтение, но еще ни разу так и не перевернул страницу книги, а Рекс, положив переднюю часть своей тяжелой мохнатой туши мне на выпрямленные колени, мирно посапывал.

Завтра должен был приехать ее пожилой друг – сэр Ли, – а я никак не мог признаться, что хотел бы отсидеться в комнате. За все то время, что я был частью их семьи, я раз за разом просил Стеллу скрывать мое присутствие в ее жизни от своих знакомых и друзей.

Поначалу она незло негодовала и пыталась меня вразумить, но потом смирилась. Они даже за все то время, что мы были в Лондоне, не провели ни одного полного дня в гостях у англичанина, потому что женщина не хотела оставлять меня одного в столичной гостинице.

Я знал, что мои принципы расстраивают и огорчают ее, но ничего не мог с собой поделать. Я стыдился себя, и не хотел, чтобы они стыдились меня.

Пусть даже они ни разу не дали мне повода полагать, что такое вообще возможно.

В поселке, к моему удивлению, дурная слава не коснулась нашего дома – все более-менее нормализовалось, пусть и на почту под косыми и пристальными взглядами прохожих я ходил с подозрением и опаской. Стеллу же все воспринимали хорошо, и пусть она уже реже ходила на воскресную мессу, здоровались с ней и даже порой спрашивали, нужна ли ей помощь по хозяйству.

Она смеялась и отвечала, что все прекрасно, и она отлично справляется сама.

Я сам не заметил, как уже гладил ее кисть, спустившуюся с плеча на грудь, чувствуя обжигающие легкие прикосновения даже через ткань рубашки. Если бы я мог краснеть, то рдеющие щеки и уши выдали бы меня с потрохами – очередной провокационный поток мыслей заполнял голову, и я не мог отделаться от навязчивого желания придвинуться еще ближе к сидящей рядом женщине.

От притока крови внизу живота я начал ерзать на месте, и Стелла хотела было убрать руку, но я удержал ее за запястье, возвращая ладонь в прежнее положение.

Рекс недовольно пошевелился на коленях, разбуженный моими неловкими движениями, но затем облизнулся и вновь погрузился в свои собачьи сновидения о сахарных косточках и зеленых лужайках.

– Завтра ты не будешь прятаться наверху и познакомишься с Ли? – промолвила Стелла мне на ухо.

От щекотного и возбуждающего шепота в голове наступила молчаливая пустота, и я даже, как я предположил, в тот момент не разобрал смысл слов. Мое тело, как резонирующая дека, ловило и множило любой раздражитель, и отреагировав с такой интенсивностью на ощущения ее дыхания на коже, уже трепетало и пело.

Она о чем-то спросила меня… но я думал лишь о том, что ее губы вот-вот коснутся моего уха.

– Эрик, ты в порядке?

Только сейчас я осознал, что крепко вцепился в ее руку пальцами, оставляя лиловые следы от ногтей, и, ахнув, тут же отпустил кисть артистки.

– Прости, я задумался, – хрипло отозвался я, отстраняясь, вновь заставляя Рекса приподнять голову.

– Ты слышал мой вопрос?

Она не злилась – она была в озабоченной задумчивости.

Ах да, что-то про сэра Ли…

– Я хочу, чтобы все осталось по-прежнему. Пойми меня правильно – я вряд ли смогу расслабиться.

– Но выглядит так, будто я что-то скрываю… – пожаловалась она. – Или будто я тебя стесняюсь – но это не так.

Я все прекрасно видел… но не мог себя перебороть. Мы более не обсуждали эту тему – для рыцаря английской королевы я должен остаться инкогнито.

…Рекс в своей молодой игривости никому с самого утра не давал покоя. Он, в отличие от других псов, не портил обувь и другие вещи, оставаясь довольным своими собачьими игрушками, однако уже третий мячик за последний месяц пал жертвой его зубов, не выдержав напора.

Он был очень умным, и любил меня и Стеллу до безумия. Я тоже любил его и Стеллу – одни Темные небеса знали, насколько.

Пока карета не показалась у ворот, я не уходил с заднего двора, по обыкновению после завтрака резвясь с Рексом на свежем воздухе. Снег, на удивление, все еще не таял, пусть и мороза не ощущалось, и копошась в сугробах, роняя с кустов белые шапки, питомец с азартом приносил мне палку в припорошенной инеем пасти с черным носом, а я, придумывая все более хитрые способы запутать собаку, вновь кидал палку и наблюдал его беготню.

Я вернулся в дом через черный ход, попросив Рекса следовать к Стелле – он всегда меня понимал: я умел разговаривать тем необходимым тембром, на которые животные реагировали. Я пытался занять себя книгой или рисованием, но ничего не выходило.

Сэр Ли – высокий и немолодой англичанин, прибывший сюда со своим слугой – был остроумен и умен, но жутко капризен (судя по тому, как он обращался со своим помощником, быстро ретировавшимся, лишь горячо поприветствовав хозяйку дома). Он восторженно охал, хваля обстановку и порядок в большом жилище, красоту и молодость Стеллы (я тоже не переставал удивляться, как ей удается выглядеть даже моложе тридцати – а я понятия не имел, сколько ей лет на самом деле), и устроившись в кресле (как я понял по звукам из гостиной) рассказывал о своей новой книге и увлекательных исследованиях.

Как я слышал, он был историком. И как я понял, они лет сто знакомы, потому что сэр Ли припоминал некоторые детали, о которых я даже и не догадывался и не знал – например, любимые цветы артистки, лилии (он вскользь упомянул их резкий запах, сравнивая в шутку с запахами ядов из одного из его коротких повествований), случаи из детства Виктора или эпизоды с участием ее мужа.

Оказывается, супруг артистки был жутким врединой со специфическим чувством юмора – а я-то удивлялся, как женщина терпит мой тяжелый характер! Впрочем, я мог преувеличить свою похожесть с отцом Виктора – я о нем ничего не знал, и даже по коротким фразам, порой брошенным их сыном, я не мог с точностью восстановить портрет автора гениальной музыки и чертежей, которые как идеал для подражания и источник аргументов в спорах мы с мальчишкой порой использовали.

Гость искренне интересовался, как Стелла справляется здесь одна, пока Виктор в пансионе (он прекрасно знал степень эмоциональной связи матери и сына), а она отвечала лишь, что все у нее в порядке, и она не одна.

Со стороны выглядело так, что ее компанией был веселый Рекс, раз от раза пристающий с призывом поиграть, но я прекрасно понял, о чем она. На душе потеплело от мысли, что я сделал правильный выбор и остался в этом доме.

У меня был вариант – отправиться учиться вместе с сыном артистки, благо с моими данными меня бы взяли даже по первому заочному отбору, – но я не решился. Как никак, моя внешность, пусть и ставшая меньшей причиной для переживаний (просто потому что об этом никто не напоминал) не дала бы мне полноценно погрузиться в социум и жить, как все юноши. Судя по тому, что рассказывал Виктор в письмах или при личной встрече, он делил с кем-то комнату, постоянно был среди сверстников и находился под гнетом неизбежного общественного внимания (это был мой личный термин) без права на личное пространство.

Но вот уже несколько месяцев я подумывал, чтобы уехать развеяться, благо я был уже взрослый и почти самостоятельный – я лишь пользовался желанием Стеллы окружить меня заботой, хотя сам прекрасно мог справиться и без нее.

Все же, я нуждался в ней, как в воздухе, и что бы ни твердила моя гордость, я не решался покинуть наше жилище и ее ласковые объятия в тихой и безмолвной надежде, что когда-нибудь, пусть даже и не взаимно, мои чувства к ней будут оправданы.

Я одновременно желал и боялся, что она разглядит под маской юного парнишки влюбленного юношу. Я понятия не имел, что бы было дальше, узнай она о моих настоящих намерениях.

– Ты точно не хочешь на время приехать ко мне в гости? – вопрошал англичанин. – А то ты, как я вижу, ударилась в рефлексию.

– О чем ты? – с улыбкой неведения пожимала плечами женщина.

Я находился к комнате наверху, но все прекрасно различал – и как шуршит подол ее платья, когда она перекидывает ногу на ногу, и как потрескивают поленья в камине.

– Это не записи Виктора, я правильно понял?

Я только сейчас сообразил, что, вероятно, оставил в гостиной на столе кипу листов, испещренных моим пляшущим почерком, а проницательный сэр Ли их заметил.

Стелла помедлила, прежде чем ответить:

– Ну да, разбираю на досуге.

О да, мне даже немного польстило, что мои работы сравнили с трудами оригинального архитектора и музыканта.

И еще я почему-то вспомнил один невеселый факт – о нем все старательно умалчивали, но в свое время Виктор невольно дал мне пищу для размышлений – муж Стеллы покончил с собой. У меня в голове не укладывалось, как можно было решиться на подобное – с прекрасной и любящей женой, уже носящей под сердцем их чудесное дитя, плод их любви, квинтэссенцию их таланта…

Но чужая душа – потемки. В груди при этих мыслях неприятно похолодело, и я даже перестал трепать холку Рексу, крутящемуся у моих ног, прибежавшему искать внимания у меня.

– Моя дорогая, я прекрасно понимаю, что в этой вселенной давно что-то пошло не так, но это не повод отчаиваться…

– Ли, – перебила его женщина, – никто не отчаивается.

– Тебе надо развеяться – ты сидишь здесь уже несколько лет, ты забросила даже своих демонов… Кафцефони и Бафомет жаловались, что ты давно не выступаешь, хотя обещала хотя бы изредка сопровождать их в гастролях.

Он был прав. С тех пор как в ее жизни появился я, она осела в этом уютном доме – до этого они прекрасно переезжали с места на место (из Вены, где был их второй красивый дом, по Европе и обратно), и, вероятно, так было бы и потом – насыщенная жизнь с концертами и совместными путешествиями.

Хотя, она же купила дом здесь еще до знакомства со мной… я вновь погрузился в свои мысли, не замечая, как пес нетерпеливо покусывает мою острую коленку, призывая играть и резвиться.

– Да перестань, у меня все в порядке, – убеждала гостя артистка. – Тебе просто кажется, что я в депрессии. На самом деле все не так.

– Тебе нужно влюбиться! – заключил Ли.

– О, да ладно! Ты же знаешь, что мой запас влюбленности ограничен.

– Ты зациклилась на Викторе! Да, ты не можешь выйти из игры, но любой твой шаг в сторону перемен – движение к желаемому результату, – рассуждал англичанин. – Ты же все сама знаешь, кому я рассказываю!

Стелла хмыкнула и, судя по всему, внимательно посмотрела на сэра Ли, выжидая паузу, пока он что-то не сообразит.

– Какой же я болван! – вдруг воскликнул он, словно вот-вот добавит «Эврика!». – Учу тебя, а ты уже давно смекнула… восхищаюсь тобой, моя Королева, не перестаю восхищаться.

Было очень странно и непонятно… по крайней мере для меня – о чем он говорил? Порой его странные обращения к ней – с почтением и благоговейным трепетом, пусть и слегка фамильярные, запутывали меня еще больше.

Рекс тем временем, пытаясь привлечь мое внимание, начал стаскивать с кровати покрывало, роняя на пол все, что было сложено поверх постели. Коробка с письменными принадлежностями гулко свалилась на пол, а пес негромко тявкнул, будто подтверждая свои вандальские действия словом.

– Это собака, – пояснила с усмешкой Стелла в ответ на недоуменную реакцию сэра Ли.

Не беря в толк, почему мы должны сидеть тихо, мохнатый прохвост уже вовсю начал беситься, ставя мощные лапы мне на ноги и заглядывая в лицо. Я едва слышно шикнул на него, а он лишь отозвался очередью из негромкого лая.

– Рекс, иди сюда, малыш, – позвала его женщина, и пес было рванул к двери, но обернулся, непонимающе взирая на меня карими глазами.

Он хотел, чтобы я пошел с ним.

Я покачал головой и ласково подтолкнул его в шерстяной бок, однако он по-человечески вздохнул и остался на месте.

– Ну так у тебя кто-то есть? – перейдя на заговорщический шепот, любопытствовал гость. – Не отнекивайся, я же вижу.

– Сначала твердишь, что я унылая, а теперь вдруг что-то увидел? – расхохоталась Стелла. – Даже не проси, про свои сердечные дела я тебе ничего не расскажу.

– Ну колись, моя Королева, чье сердце ты разобьешь на этот раз? Уж мне-то ты можешь поведать.

Интересно, чем-то это он отличается от, к примеру, меня, и ему дозволено слышать тайны моей артистки?..

– Нет-нет-нет, не сейчас, еще рано, – она странно выделила последнее слово, пресекая любые попытки англичанина выведать у нее хоть что-то. – Даже не проси.

Он как будто бы даже понял, что она имела в виду, а мне оставалось пребывать в неведении и мучиться в догадках. У нее кто-то появился! Ревность уже клокотала в груди жгучей болью, и горечь подступила к горлу, но я постарался себя успокоить – это же было ожидаемо.

Она очень красива, чтобы оставаться одной; она очень хороша, чтобы не получать заслуженное внимание от противоположного пола; она слишком привлекательна, слишком жива, чтобы не полюбить кого-то еще.

Наверное, ее муж бы понял, что несправедливо заставлять ее пребывать в одиночестве лишь в угоду памяти об их великой любви.

Особенно если он, как дурак, сам отказался от их совместного счастья на заре прекрасного будущего.

========== 21 ==========

Сэр Ли уехал поздним вечером. Стелла не просила его остаться – она, видимо, переживала, как я один провел весь день затворником собственной комнаты.

Впрочем, мне было очень даже комфортно – книги и музыка, пусть и не вслух, развлекали меня, пока женщина общалась с другом семьи. Сейчас же, захлопнув парадную дверь за гостем, севшим в карету, артистка окликнула меня.

– Эрик, как ты? Мы тебя не утомили?

Я пошевелился на заправленной кровати, вставая и откладывая томик Гете в сторону. Я ожидал, что она зайдет пожелать мне спокойной ночи, прежде чем отправится спать, и потому еще даже не переодевался.

Торопливые шаги вверх по лестнице уже достигли второго этажа, и по обыкновению выглядывая в приоткрытую створку комнаты, я стоял в проходе, зачем-то начиная расстегивать манжеты рубашки.

Наши взгляды встретились, и она широко мне улыбнулась. Я тут же улыбнулся в ответ.

Когда она зашла в комнату, остановившись на расстоянии вытянутой руки и, видимо, машинально захлопывая дверь, мое сердце заколотилось в груди, ускоряя до невозможности свой бег.

Она была такая красивая… я завороженно таращился на нее сверху вниз – я был почти на голову выше нее, – и кровь начинала бурлить в венах.

– Зря ты не пришел к нам… было бы здорово, – произнесла она тихо, и в ее темных глазах была какая-то непонятная эмоция, ни разу не связанная со смыслом только что сказанной фразы.

Я пожал одним плечом, продолжая разглядывать ее лицо, обращенное ко мне. Я сделал еще шаг навстречу, поддаваясь головокружительному влечению.

Ее прохладная ладонь легла мне на грудь и начала медленно двигаться вверх к плечу, а затем уже обжигала кожу шеи и уха ласковыми прикосновениями. Я нервно сглатывал, чувствуя, что начинаю задыхаться, не справляясь с нарастающей ноющей болью, тянущей внизу живота.

Это было пугающе приятное ощущение… каждый раз пугающе приятное. Я скрывал, как мог, порой возникающее возбуждение, но сейчас я боялся, что пусть и свободные, брюки могут выдать, насколько страстными были мои чувства к ней.

Я закусил губу, но положил ладони ей на талию – я не смог устоять перед искушением притронуться к моей возлюбленной.

– Эрик, останови меня, пока не поздно, – волнующим шепотом говорила она. – Если ты не хочешь этого, останови меня.

Я почти ничего не соображал – я только сильнее сжимал пальцами ее талию, ощущая прикосновения к затылку и шее. Она слегка притянула меня к себе, заставляя наклониться, и в то же мгновение ее нос уже прижимался к моей маске, а губы касались моих губ.

Мой рот непроизвольно приоткрылся, но лишь для того, чтобы было удобнее чувствовать ее ласки. Только спустя несколько секунд ее осторожных прикосновений я решился отреагировать ответным поцелуем.

В голове взрывались тысячи фейерверков. Мое тело полыхало диким пожаром, и неконтролируемые желания во всю силу заявили о своих правах.

Наши губы были одним целым, наши сердца стучали в унисон, и я придвинулся к женщине еще ближе, учась своему первому поцелую на ее податливых губах.

Я боялся, что мои действия будут неуклюжими и неуместными; но я быстро понял принцип, я увидел систему и закономерность в этом трепетном танце, и уже пробовал по ее примеру проводить языком по нижней губе Стеллы… потом по верхней. Мне хотелось окунуться еще глубже в эту чувственную глубину, и вскоре, обхватив ее рот своим, я уже лез языком дальше, слыша ее удовлетворенный вздох.

Ей нравилось. Это было самым главным.

Я уже позабыл, где мы и кто мы друг другу; я неистово желал ее всю, без остатка – чтобы она была полностью моей. Я упирался пульсирующей крайней плотью в ее живот, уже не скрывая возбуждения, целуя ее щеки и лоб, а затем возвращаясь к губам.

В какой-то момент я понял, что уже не сдерживаю стоны сладострастия, пребывая всего лишь в ее объятиях, нетерпеливо вздрагивая от каждого прикосновения, а затем, быстро теряя контроль, ощутил ни с чем не сравнимый экстаз. Я видел космос и звезды, я видел то, из чего состоит мир.

Сквозь хриплые вздохи, вырывающиеся из груди, кажущиеся мне самому пугающими, я постепенно возвращался к реальности. Я со стыдом и одновременным удовлетворением осознал, что испытал свою первую в жизни сексуальную разрядку.

Так вот оно как!..

Утопая в неописуемой нежности, я все еще млел, обвиваемый руками Стеллы, но начинал переживать – а не сделал ли я чего лишнего.

По сути весь поцелуй – от провокационного начала и до быстрого конца был лишним. Самым лучшим событием в моей жизни… но лишним.

– Прости меня, – пробормотал я, медленно отстраняясь, чувствуя, как влага в штанах начинает остывать.

Главное, чтобы она не догадалась… впрочем, по моим стонам и лихорадочным движениям все можно было понять. Она слишком проницательна, чтобы не заметить.

– Эрик, я люблю тебя, – вдруг отозвалась она.

Стелла смотрела мне в лицо, и в прекрасных темных очах отражалась моя белая маска. Все нутро сжалось от необъяснимого чувства радости и тоски.

Она же говорила мне это… и не раз. Но с таким смыслом – впервые. Или же я все сам придумал?..

Впрочем, это не важно. Теперь я познал любовь – в полноценном ее проявлении. Пусть и одностороннем – но познал.

– И я люблю тебя, – изрек я.

На следующее утро я покинул их дом навсегда, ибо бремя предстоящей взаимности показалось мне непомерно тяжелым.