Текст книги "Шрам (СИ)"

Автор книги: Старки

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

У Олега шумно заработали извилины. Вот сейчас я сделаю подлость! Вот сейчас я буду тАААкой козёл! Добью Оленьку…

– Тим, не ищи её, она сука! Явилась вчера недовольная, вопила и, прости, хихикала над… тобой! Всякие там эпитеты, сравнивала тебя со своим бывшим, не ищи! – не смотря на гостя, заявляет Олег. Так, стоп, «бывший»! Про него зачем было говорить?

– Так всё плохо? – убито-печально и в то же время недоверчиво спрашивает Тимур.

– Ну… вот она даже сфоткала тебя, – и Олег достаёт свой телефон (что я делаю?), ищет ММС с фото, на нём в тёмной комнате на постели, обнимая ногами и руками скрутившееся в жгут одеяло, обнажённый Тим с двумя глубокими чертами на лице спит, и надпись «Я в шоке!» Олег протягивает телефон Тиму (я подонок!), делает жест «что тут поделать!» ручками и идёт вглубь студии…

За спиной тишина… мёртвая… звенящая… космическая… Что, опять припадок? Вроде нет… Только какая-то чёрная дыра в одном глазу, выцветшее небо в другом и побелевшие губы. Тим кому-то кивнул, видимо, тому садисту боксёру, что в сердце бил миокард и перикард. Давай, молоти, я ждал этого…

– Тим, не расстраивайся! Она всегда была такая, ты же знаешь!

– Она права, – обречённо проговорил Тимур. – Мне надо было всё делать самому! С такой, как Оля, тем более! А я – урод… ничего не умею…

Блин, как бы не заревел! Олегу стало паршиво, паршиво до спазма, и он подошёл обратно к двери, где ссутулился Тим. Парень, видимо, решил, что пора уходить:

– Вот, передай сестре, – протянул он Олегу маленький пакет, – тут её вещи, она оставила… Пока.

– Нет! Стой! В таком состоянии ты никуда не пойдёшь! – крикнул фотограф, подразумевая ещё и то, что в таком состоянии и он и сам остаться не может.

– Нормальное у меня состояние!

– Тим, почему ты сказал, что ничего не умеешь? Ты первый раз был с женщиной?

– …урод, правда? Знаешь, сколько мне лет?

– Знаю… Тим, – Олег взял его за плечи и потянул в помещение. – Оставайся здесь, не сиди один! И ты не урод! Я так не считаю, и Оля так не считает!

– Зато я так считаю…

– Прекрати! Тобой любуется весь город! А секс? Это не повод себя недооценивать! Не было с женщинами, но с… – и Олег резко заткнулся, а хотел сказать «с Владом-то было?». – Тебе же не сорок лет! Давай вина?

– Давай…

И Олег дал. Вино было креплёным. Вино волшебно превратилось в водку. Олег спаивал Тима. И это было неосознанно, не спланировано, он затыкал совесть свою, заливал бесстыжие шары своей похоти. Не так легко бить битого! Думал, что только по Оленьке, да и та, может, не узнает про подляну, а получилось, что ударил Тима.

Тим напился быстро. Тем более засохший кусок пиццы на закуску не поглощал собой дозу спиртного. Олег – опытный спарринг-партнёр зелёному змию! Не то чтобы «ни в одном глазу», но адекват девяносто восьми процентов (с небольшой погрешностью). Тим отказался смотреть вчерашние фотографии, зато ещё раз посмотрел «бритвенный проект», включая то, что не вошло ни в показ, ни в свет.

Потом Олег «учил» Тима фотографировать. Типа учил! Фотографировали манекен, нацепив вчерашний парик и Ольгино платье. Олег откровенно лапал парня, обнимал со спины, прижимался к его бёдрам, накладывал ладони на его руки: «вот так», «вот сюда нажимай», «включи фиш-глаз», «а если хочешь уменьшить, то нужно вот так встать»… Но Тим не понимал, соблазнять не получалось… Ещё водки? Он тогда просто будет бревном! У Олега не получалось, да ещё совесть эта треклятая! Не отключалась.

Показал Тиму предыдущие работы: «Морскую серию», «Старость», «Ню-ню»… На последней пьяный Тим пошёл пятнами, но досмотрел до конца, обдуваемый горячим дыханием фотографа в затылок. Тим в восторге:

– Красиво снято, и люди красивые…

– А ты бы смог без одежды?

– Неее…

– Основную причину стыда обычно закрывают!

– У некоторых причин мно-о-ого! Да и кому я нужен голый! …эх-ехе-ехе!

– Ты всё-таки закомплексованный баран!

– Бе-е-е-е, бе-е-е-е!

В альбоме «Ню-ню» были и фотографии Ольги. Когда дошли до них, Тим напрягся:

– Мне домой уже пора… а то я пьяный…

– Завтра выходной! Куда торопиться! Ночуй вообще здесь! Пойдём ещё по стопарю!

Стопарь был каплей, переполнившей чашу. Олег это понял сразу же, и пьяная в дупель совесть не вякнула ничего, когда тот начал расспросы:

– Тима! У тебя есть друзья?

– Бы-ы-ы-ли! Мне часто снится, – шёпотом стал рассказывать Тим, сидя на полу, прислонившись к стене и постепенно сползая ниже от тяжёлой головы. – Снится, что кругом рыбы, рыбы, эти… как их, – он пощёлкал пальцами, – пираньи! И они жрут их, жрут их, обгладывают! И рыбы стра-а-аные такие: сплёвывают, прикинь, рыбы сплёвывают, как будто мелкая косточка попалась! Ха-ха-ха!

– Кого жрут-то?

– Серёгу и Серого.

– А Влада?

– Влада? Ах, Влада… неее, его не вижу! Им, поди, подавились, рыбёшки-то… ха-ха-ха… вообще жуткий сон! Несколько раз снился уже!

– Тим, а Влад Олю любил?

– Нееее, жалко её, она любила… ик… а попить есть чё-нить не крепкое… ик?

– А кого он любил, Тим?

– Да никого… ик… он любил больно делать! Орёшь от боли, а он… ик… шипит в ухо: «Любиш-ш-шь меня?»… ик…

– Тим, ты плачешь? На воды!

– Неее… я уже давно не плачу! Последний раз, когда же? …На выпускном в школе! Во ревел! Как белуга!.. ик… чё-то вода не помогает!

– Выпей ещё воды!

– А белуга это тоже ведь рыба? Рыбы ещё и плачут?

– Тим, а что ревел-то на выпускном?

– Да, он сказал, что будем в одном вузе учиться и в комнате одной жить!

– А ты?

– А я ревел! Надо было тогда… ик…

– Тим, ты его любил?

– Ты что! – закричал пьяный натурщик, бывший хищник, бывшее чудовище… – Он… он… о-о-очень плохой, я зна-а-а-ю! Ненавижу его! Хорошо, что он сдох! И не смотри так на меня! Чёрт, что я несу? Как-то мне нехорошо… нам, гребцам, пить нельзя!

Тим свернулся калачиком на полу в синеньком состоянии… Олег подполз и стал теребить его: не засыпай, говори… Дело в том, что Олег протрезвел окончательно, вместе с сознанием вернулась проблевавшаяся совесть, и внутри стало пахнуть, пахнуть ужасом.

– Тим, он тебя, что… насиловал?

– Угу…

– Давно это началось? Тим… – трясёт Олег пьяного гребца, – когда тебя изнасиловал Влад?

– Мы в лагере были… Класс восьмой… Нельзя было пить. Мы гребцы, нам пить нельзя…

– Влад! Почему же ты позволял? Почему молчал?

– Молчал? Так кляп же во рту… Влад, отстань, я спать хочу! Давай завтра…

– Тим, – кричит Олег. – Не спи! Почему ты не нажаловался на Влада!

– Птмчтоо стптмчтооо… ммнн… Влад, я не хочу! Ты же обещал!

– Тим! – орёт Олег. – Влад сдох! Я не Влад! Почему ты терпел от него всё?

– Мнннн… так мне и надо… щщщ… потоммм… Вот и не люблю фотографироваться!

– Он тебя шантажировал фотографией? – Олег дёргает голову, ухватив за подбородок.

– Что-то меня так трясёт? Почему? Влад, не ругайся я исправлюсь… ага…

– Он тебя бил? Шрам – это его рук дело?

– Не, это я сам… хи-хи-хи… Жаль, что он не видит! Подо-о-онок…

– Тим! Какого чёрта ты напился! Говори со мной!

– Да говорю, говорю: люблю тебя, люблю… доволен? Только прекрати это.

Олег сидел над тем, что было Тимом. Хотелось рыдать. Когда я последний раз плакал? В третьем классе, от злости, что Морозову Димке купили велик круче… Что я там про себя думал всегда? Крутой подонок, стерва! Жалкий сопливый малолетка ты по сравнению с Владушкой! Ты недавно пожалел, что не познакомился с гением? Да, жаль… Олег стал загибать пальцы:

– Восьмой, девятый, десятый, одиннадцатый, первый курс, второй курс, третий курс… и тут сдох.

Цифры звучали как метроном в блокадном городе. Тук! И нет жизни. Тук! И нет человека. Тук! Семь лет! Ты ошибаешься, Оля, Тим был не тенью, он был рабом. Ты ошибаешься, Оля, Влад не любил Тима, он им владел и, видимо, был одержим, болен. Ты ошибаешься, Оля, этот Влад не бог Солнца, он Маран – владыка царства мёртвых! Это рыжий Атилла, который сломал мальчика, подробностей нет, но общий сюжет ясен. Вот почему непрофессиональный натурщик так неплохо позировал. Он привык исполнять приказы… Только глаза выдавали неискренность поз. Вот и всё объяснение!

Олег, просидев с полчаса над скрюченным Тимом, решил его перетащить на диван. Всё-таки Тим не настолько хрупок, он очень тяжёлый, поднять на руки не получится однозначно. И тогда Олег поставил парня на ноги и заставил в полузабытьи хоть как-то передвигаться. Бросил его на диван, стал раздевать. Это оказалось тоже сложно. Плавки решил оставить. Потом Олег разделся сам и лёг рядом с Тимом…

Ждал, когда совесть уснёт… Плюнул… И стал целовать Тимура: вряд ли тот вспомнит. А я только поцелую! Целовать Тима солоно, сладко и горестно. Особенно там, где шрам. Губы напоследок. Мягкие, винные, сочные, горячие… Олег был осторожен, без зубов, без засосов, чтобы нежно, чтобы рыбы не снились… Тим в какой-то момент стал отвечать, разжал зубы, толкнулся языком и загудел в рот Олегу до щекотки на нёбе… Брови при этом скорбно свёл, веки сжал…

– И кого ты сейчас целуешь? – спросил в темноту слегка запыхавшийся Олег. – Влада? Так он мёртв! Сука!

Тим прижался к Олегу и засопел. Хоть кто-то спит! Говорить ли Крысе? Как выяснить всё? Опять спаивать? Как его влюбить в себя, не уподобляясь этому ублюдку? Я и так сегодня хорош…

========== часть 7 ==========

Проснулись поздно. Проснулись, обнимая друг друга. Как будто Олег защищает Тима от враждебного мира, а Тим прячется, обвив рукой талию защитника. Проснулись одновременно. Лежат и молчат, рук не убирают, смотрят через ресницы.

Тим: «Почему так? Что было вчера? Пить хочется ужасно. Кожа под глазами стянута… Плакал? Он обнимает меня. Жалеет или присвоил уже? От него пахнет телом, кожей, пОтом, перегаром… не парфюмом. Это лучше, это честнее. Лишь бы не пах можжевельником и полынью, лишь бы не Cartier, чтобы мне не сойти с ума окончательно… Какое на шее странное украшение, кулон в виде рыбного крючка… Он острый? Его в рот не положишь, как крестик… Крестик был на слишком длинной цепочке. Бился о моё лицо, падал мне в рот, когда я орал… И чёртов Влад брал крестик в рот… Чтобы маленький золотой Христос не видел и не вмешивался… А у Олега рыболовный крюк, цепочка не очень большая, до моего лица, наверное, не достанет во время секса…» И Тим вздрагивает от последней мысли.

Олег: «Когда он успел меня обнять? Ведь сам обнял… Я не неволил. Дыхание в шею, блин, я даже без душа вчера, без туалетной воды, блин, перегаром несёт, наверное! А от его волос пахнет каким-то тонким ароматом, сандаловое дерево? Можжевельник? И что-то горькое, типа полыни… Ему не подходит этот запах, подарю ему что-нибудь послаще – яблоко, бергамот и даже малину… Подарю! А он возьмёт? Чёрт, как мне сейчас с ним быть! Этот чёртов Влад даже после смерти не отпускает Тима, как долго мальчик будет избегать секса с мужчиной? А вдруг никогда не согласится!» И тут Тим вздрогнул.

– Ччшшш… – вырвалось у Олега. – Всё будет хорошо…

Притворяться смысла уже не было, они разъединились и легли лицами к потолку, отправляя к его сиреневой поверхности слова, чтобы те отскакивали точно в собеседника по дивану, слова как теннисный шарик.

– Я вчера сильно напился, а ты меня не остановил… – начал Тим.

– Как ты себя чувствуешь? Мутит? – вроде как не попадая по «шарику», отвечает Олег.

– Я помню, что ты мне фотографии показывал, и что, я сразу уснул? – мажет мимо темы Тим.

– Тебе рыбы не снились? – это мажет уже Олег.

– Рыбы? – наконец адекватно отвечает Тим. – Какие рыбы?

– Ну, пираньи или белуга…

– А что, мы вчера успели в океанариум сходить? Ночь в музее?

– А ты не помнишь ничего?

– Правда были в океанариуме?! – Тим аж привстал, так удивился. – Это ж надо так напиться!

Значит, он не помнит, что в пьяном угаре выдал Влада. Хорошо это или плохо? Олег решил не форсировать разговоры, подождать.

– Чем мы займёмся сегодня? – спрашивает он.

– Мы?

– Тебя не устраивает моя компания? Лучше сидеть одному в унылой комнате и вздыхать?

– А что ты предлагаешь?

– Можно в кино сходить, куда-нибудь в ресторан, ну или в океанариум, если ничего не помнишь…

– А я там не буянил?

– А ты можешь буянить? – смеётся Олег.

– Не знаю, как-то редко себя помню таким пьяным…

– Вам, гребцам, пить нельзя!

Тим вдруг сморщил лоб, и Олег поспешно:

– Ну, так куда пойдём!

– Похоже, ты меня на свидание приглашаешь!

– Считай, приглашаю!

– Прости, я не хожу на свидания!

– Эх ты, закомплексованный баран! Давай пока просто пойдём куда-нибудь завтракать.

Завтрак вдвоём – романтично! Чистить зубы вместе над одной раковиной тоже романтично! Бриться одним станком по очереди (запасных станков Олег не держал) – мегаромантично! Олег фантазировал, что когда они будут жить вместе (!), то он будет брить Тима сам, он умеет опасной бритвой…

Романтично разыскивать по всей студии вещи вдвоём:

– Не, главное – один ботинок на месте! Второй-то где?

– Посмотри под столом с компом!

– Блин, рубашка в хлам! Не видел нигде синенькую футболку?

– А вот тут под столом синяя тряпка – это оно?

– Блин, лучше рубашка. А где твой ремень? Вчера был!

– Так кто раздевал-то меня? У того и надо спрашивать…

– Так спрашивай!

– Ну и где мой ремень?

– Какой ремень?

– Чёрный кожаный с пряжечкой…

– Я-то откуда знаю! Наверное, там же, где и мой!

Романтично собирать мусор в чёрный пакет и вместе тащиться к ароматному уголку соседнего двора, чтобы избавиться от бутылок и обёрток. Романтично спорить, в какое из двух кафе идти завтракать. Романтично сделать одинаковый заказ в третьем кафе, через квартал. Романтично одновременно понять, что забыли телефоны «дома», а это значит быть только вдвоём, без шансов третьим лицам.

Или вся это романтика невзаимночувствительная? Одностороннее движение? Олега никогда не интересовала романтика: скучно, фальшиво, ми-ми-ми… Хотя романтику он как-то по-другому представлял. Ну, там… Леонардо ди Каприо с Кейт Уинслетт, вспотевшее окно, отпечаток ладони, полёт на носу корабля, бессмысленное прощание, чтобы вглубь, в смерть от льдины и звёзд. Что ещё? «Баллада о прокуренном вагоне»: «Пока жива, с тобой я буду – Душа и кровь нераздвоимы, – Пока жива, с тобой я буду – Любовь и смерть всегда вдвоём»*. Ну или признание в любви на склоне Эвереста, за секунду до разрыва рук и крика, что удаляется в пропасть: «Ааааа!» Ну как-то так! Но чтобы таять от того, что Тим благодарно доедал его порцию омлета с беконом! А потом наблюдать, как тот ухомякивает пять шариков(!) мороженого… Представления о романтике пережили революционные изменения. Олег курил вместо мороженого, как после секса. И думал, что влип, что накрыло его не по-детски.

Под занавес романтичного завтрака к ним подошла официантка и, стесняясь, заикаясь, задыхаясь, попросила у Тима «всем девочкам» автограф:

– Мы ведь думали, что шрам нарисованный, а он реально есть. И глаза ваши ваааще прямо!

Олег понял, что Тим сейчас убежит, шокировав смелую девушку. Пришлось вцепиться парню в плечо. Сидеть! Подписывай! Пришлось толкнуть локтем. Что встрял? Отомри! Тимур зарделся и зазаикался пуще, чем девица.

На обратном пути Тим ворчал на Олега (тоже романтично очень, тому нравилось):

– Это ж никуда не выйти! Надо снимать эти плакаты! А ты ещё и толкаешься! Всё из-за тебя! Что значит «ваще прямо»? Бывают глаза «ваще криво»?

– Конечно, бывают. Но не у тебя!

– Вернёшь мне очки!

– А ты мне сейчас позировать будешь!

– Опять? Ты же ещё те фотки не обработал!

– Успеется! Это не заказ, а для удовольствия.

– Для чьего удовольствия?

– Для моего.

– А я?

– А у тебя контракт! Но! Если захочешь, будет и удовольствие…

Тим нахмурился и предпочёл намёков не заметить.

***

В студии Олег велел Тиму:

– Раздевайся.

– Насколько?

– Совсем!

– Сначала давай одежду.

– А если её не будет?

– Ты офигел? Всё, я ухожу…

– Стой! Не боись, будет набедренная повязка. У Великого Микеланджело есть серия «Рабы» – «Умирающий раб», «Восставший раб», «Юный раб», и я не то чтобы хочу сделать реплику, я хочу взять идею. Но реплику тоже. Хотя, если уж говорить о Микеланджело, тебя надо в образе Давида фотографировать, у тебя тело один в один. Но ведь ты ж не согласишься!

– Не соглашусь!

– Поэтому будем тебя прикрывать!

– Олег, пожалуйста, я не хочу быть рабом, да ещё и голым.

– Не хочешь быть рабом, не будь! «Мы не рабы, рабы не мы!» Мы сделаем восстание раба, мы сделаем опасного раба, пусть это будет серия о свободе. Давай! Не ной! Сделай это сам! Отомсти всем своим страхам! – и почти интимно Олег добавил: – Это нужно, прежде всего, тебе.

Тим сел на стул-вертушку и стал медленно раскручиваться, склонив голову. Олег отошёл, он давал ему подумать, решиться. А Тим всё раскручивался и раскручивался, а потом в какой-то момент, кружась, стал снимать рубашку, расстёгивать пуговицу за пуговицей. Видимо, вращение способствует развращению, удивился Олег, он и не надеялся, что Тим согласится. Олег хотел поуговаривать и предложить другую серию – «Франкенштейн». Но потребность справиться с собой и отомстить своим страхам слишком долго, три месяца, крепла в Тиме. И он решил нанести удар. Он раздевался, хотя страхи хватали его за ткань одежды и протестующе визжали.

У Олега тоже визжали страхи. Другого рода: мужского. И другого склонения: вертикального.

Олег, наступив на горло мужским и вертикальным страхам, самолично лёгкими движениями втёр в лицо и тело Тима бронзовое масло, потом взял распылитель с водой и кое-где взбрызнул – получилось потное тело, выжженное солнцем. Натирать желанное тело – героизм, разрыв брюшины, скрежет зубовный. Фотограф завязал набедренную повязку на Тимуре. Конечно, повязка не аутентичная – длинный узкий кусок серой материи, завязанный по тазовым косточкам узлом на боку, – достоинство Тима она еле прикрывала, а вот полоску волос оставляла камере. Олег подкрасил и шрам, взлохматил и покрыл лаком волосы.

– В кадр!

Первую сцену выстраивали очень долго. Сначала верхний свет. Потом поза. Тим сидел на коленях, почти спиной к фотографу, руки сзади связаны толстой пеньковой верёвкой по запястьям, на спине Олег нарисовал прямо краской бледно-красные полосы, рядом с «рабом» положил кнут. Завершающим аксессуаром стал ошейник с цепью (чего только нет у фотографа!). Пожалуй, ошейник взволновал Тимура более всего. Он стал нервно дёргаться и тяжело дышать, пока Олег переустанавливал свет.

– Тим! Начинаем. Поверни на меня лицо! – откуда-то сверху крикнул Олег. Он встал на табуретку. Снимал раба на коленях сверху, взгляд хозяина-великана. – Тим! Это очень жалкий раб! Не нужно скорби в плечах! Ты не сдался! Что с глазами? Не бледней! Попробуй со злостью…

– Тим! – орал Олег (но при этом кадр, кадр, кадр). – Тебя били только что какие-то твари, тебя хотят унизить, растоптать, как клопа, сопротивляйся! Тим, где глаза! Что за щенячье слюнтяйство! Блядь, ты слабак, а не Спартак! Ты сам напросился!

Вдруг Олег спрыгивает с табуретки и ударяет ногой Тима в спину, и хоть тот и не ожидал, но тело-то натренировано – парень валится вперёд, успев подвернуть плечо под себя, чтобы не разбить подбородок. А Олег пинает ещё, ещё и кричит:

– Давай, скажи ему, если не скажешь всё, что думаешь, он оживёт, ты хочешь этого? Говори ему правду, туда – в ад – он услышит! Давай рви эти верёвки! Режь его в лоскуты, сделай больно!

Олег за ошейник, за цепь поднимает Тима снова на колени, которому больно (и мне больно, и мне!), который шипит, кашляет и хватает воздух ртом (и мне воздуха? и мне!)… И вновь на табуретку…

– Ты охуел, урод! – орёт и кашляет в ответ Тимур. – Ты для этого меня связал? Олег, ты… развязывай живо!

– Я ещё выебу тебя! Буду трахать, и посмей мне не подмахивать! – Олег был очень убедителен.

– Ты? Убери свой фотоаппарат! Грязный ублюдок!

– Буду трахать, а ты будешь стонать: люблю, люблю тебя!

– Ты, блядь, думаешь, связал мне руки и можешь всё? – Тимур извивался, изрыгал проклятия, извергая слюну, искривляя губы, сверкал серым глазом и рвал верёвку, выворачивал руки. Блядь, крепко связал ублюдок! Нужно встать, а без рук трудно. Ярость даёт адреналин, Тим вскакивает, идёт на чокнутого фотографа.

– Прекрати снимать! – орёт Тим. – Что за урод?

Олег спрыгивает с табуретки, отпинывает её ногой и, не выпуская марковку из рук, ступнёй бьёт связанному в грудь, Тим отлетает на задницу, рычит, вновь надо вставать, боль в запястьях, за грудиной. Ярость! Гнев!

– Ты не сможешь со мной так!

– Смогу, Влад смог – и я смогу!

– Вла-а-ад? Он сдох! Сдох! И ты сдохнешь! Долбоёб…

Кадр. Кадр. Кадр. Лицо искажено, злоба, ненависть, яд из рта, из глаз, из шрама… Кадр. Кадр. Кадр. Линия рта в нитку, ноздри в спазме, брови в улёт, шея в колоннаде жил… Кадр. Кадр. Кадр. Краска со шрама потекла, размазалась, как кровь, бронзовое масло у пупка, как желчь… Кадр. Кадр. Кадр. Рёбра раздуваются и опадают, Тим изрыгает, выталкивает то, что грызло его и убивало, он рожает себя вновь… Кадр. Кадр. Кадр. Он готов убить своей ненавистью и агрессией, дыхание рывками в такт сердцу, из уха кровь? Разве он обо что-то ударился? Кадр. Кадр. Кадр. Долго борется с верёвкой, сидя, потом на коленях, и мат в лицо камеры, долбоёбу за линзой фотокамеры и подонку за линзой льда на реке, а цепь от ошейника дзинькает, подпевая. Кадр. Кадр. Кадр. На руках стало мокро, в глазах сухо, внутри холодно, на коже горячо. Кадр. Кадр. Кадр.

Вдруг Олег увидел, что Тим вывернул запястья из верёвок, на руках кровь. Пусть! Олег понял: пора. Прыжок к столу, фотик всё-таки очень дорогой, надо не разбить. Обратно. Прыжок на Тима. Тот стискивает, отталкивает, бьёт в челюсть, у-ё-о-о-о! Но нужно доигрывать.

– Тим, я исправлюсь, не бей меня, Тим, я люблю тебя, Тим… – жалобно залепетал Олег и пополз к разъярённому натурщику. Цепляется за ногу, хотя тот пытается пнуть, целует в пальцы ног, направляет губы выше, ловит руки Тима… и на того наполз ступор. Как на скорости врезался в стену: у-у-у-у-х! Что он делает, этот несносный фотограф? Я сплю? Какой странный сон! Тима тянут вниз, руки этого парня везде… Что это за парень? Это не Влад? Это не Влад! Что я должен делать? Сердце ещё не остановилось? Я хотел его только что убить? За что? За то, что руки связал? Какая ерунда! Что он делает в паху? На животе? Чем это он? Языком? Разве такое может быть? Это сон…

– Возьми меня, – шепчет Олег. – Я хочу этого…

– Кто ты? – вдруг шепчет в ответ Тим.

«Он бредит? Я не перестарался? Ещё сойдёт с ума!» – пронеслось в голове Олега.

– Я твой раб, твоя тень…

– Мне не нужен раб… Омммм… Как это ты делаешь?..

– Тогда просто твой, просто твой…

Олег успевает избавиться от одежды, что оказалось нелегко, хватает масло для тела и смазывает розовый член Тима, поднявшийся почти к животу. Поливает маслом свою руку, массирует свой анус. Отлично… задница будет бронзовой! Нужно хотя бы три пальца засунуть… блин, давно этого не делал… Тим заворожённо смотрит на манипуляции Олега, распахнув широко глаза. Тим лежит на полу, словно статуя – он шрамированный Давид Микеланджело. Даже левая рука прижата к плечу, но в ней не праща, а верёвка, запястья в крови… Титан Возрождения сошёл бы с ума от такой реинкарнации Давида.

Олег целует своего Тима, в губы, без зубов, вкус масла. Трогает языком за щекой, на нёбе, ищет его язык, всё ещё вкус пломбира. И потом, поддерживая твёрдый бронзовый член, садится на него, медленно, сжимая и разжимая мышечное кольцо сфинктера, шипит… всё же больно. Начинает двигаться, а Тим стонет, поднимается, теперь они оба сидят – один на другом. Тим вновь не помнит, кто это рядом. Он ловит соски, ловит его кадык, впадинку на шее, замечает родинки: раз, два, три… Одна в форме сердца, или это масть червей? Кто этот белокурый валет червей? А «валет» подхватывает руку Тима и кладёт её на свой член:

– Пожалуйста… – выдыхает он в ухо любовнику.

Напольный танец рук, губ, ног, тел, сопровождаемый локтевыми, коленными, пяточными ударными перестуками, завершается стоном и криком. Чьим? Не важно! Раба и… раба.

***

– Как охота жрать!

– Прости меня!

– Ты идиот? За что?

– Тебе было больно!

– Ты идиот…

Молчание.

– Как охота жрать!

– Зачем ты это сделал?

– Ты дурак? Просто хотел тебя!

– Разве можно этого хотеть?

– Ты всё-таки идиот…

Молчание.

– Слушай, может, роллов закажем, ты ешь их вообще?

– Ты эти фотографии уничтожишь?

– С чего это?

– Ну, ты же не для них всё это затеял!

– Да нет, вроде не совсем идиот… Я думаю, что это будут лучшие фотографии! Всё я пошёл заказывать…

– У тебя есть силы?

– Голод – страшная сила…

– Тогда я в душ! Грязь тоже страшная сила…

– Я тобой!

– Неа, ты за роллами…

– Сколько тебе заказать?

– «Филадельфию» и «Канаду» по восемь…

– Ясно, закажу…

И вдруг в районе двери раздаётся чёткое, усталое, раздражённое:

– Мне тоже «Филадельфию»!

Парни подскакивают. У стены, скрываемая сумерками, сидит Ольга, слилась с плинтусом, с разбросанной одеждой, укрылась чужой страстью. Крыса! Только глаза горят. Яростью или слезами?

*автор Александр Кочетков – реально крутое стихотворение.

========== часть 8 ==========

Тим со скоростью звука удирает в ванну. Олег же ничего со скоростью звука делать не стал. И даже нарочито медленно ищет какую-нибудь тряпку, обтирает свой зад, ибо оттуда течёт, обстоятельно разыскивает плавки, джинсы, не торопясь надевает. И это делалось специально для Ольги, пусть смотрит, крыса! Затем молча Олег находит телефон и, долго роясь в контактах, заказывает доставку роллов.

– Две «Канады», две «Филадельфии», пива две!

До этого зло наблюдавшая за братом Крыса молчала, но тут выпалила:

– Про меня забыл!

– Девушка, а что у вас обычно истеричные дамочки заказывают?.. Правда?.. Нет, пожалуй, это для нашей слишком жирно! Просто водки бутылку, чтобы успокоилась… Ну… и салатик какой-нибудь!.. Отлично! Через сколько ждать? Адрес записывайте…

И Олег стал собирать с пола вещи, рассовывая их по разным углам. Пауза зависла, накапливая тяжесть, как туча перед дождём.

– Почему ты так поступил со мной? – наконец тихо сказала Ольга, дождь робко закапал.

– Я могу тебе задать точно такой же вопрос! Ты думаешь, я кипятком от восторга ссал от того, что моя сестрица переспала с Тимом? Я тебя предупреждал, чтобы ты не зарилась на чужое. Он мой!

– Настолько твой, что ты готов стать нижним?

– Настолько.

– А насколько готов он?

– Пока в процессе!

– А как же я? Тебе не кажется, что я имею на него больше прав? Хотя бы потому, что мы связаны с ним через Влада! Может, это как раз знак, судьба: Влад оставил нас, чтобы мы были вместе! – ливнем напирает Ольга, вставая, и брат оказывается рядом с ней, бросает прочь все вещи, что так методично поднимал. Олег хватает Ольгу за одежду, брат и сестра движутся в рваном танце по комнате, танец, явно, не бальный, а больной. Перетаскивают друг друга то по часовой, то против, в ритме родственной ненависти, стараясь больнее вывернуть партнёра.

– Да твой Влад из преисподней бы сбежал, если б мог, как только узнал о вашем с Тимом трахе!

– Что ты знаешь о Владе? Ты его и видел-то мельком!

– Знаю! Я знаю то, что ты будешь всегда напоминать Тиму об этом ублюдке. Поэтому со мной ему будет лучше! Ты думаешь, что милашки гребцы тайно и беззаветно любили друг друга, опасаясь общественного презрения, прячась стыдливо, укрывая нежные чувства? Чёрта с два! Твой Влад – припадочный извращенец! Он насиловал Тима со школы, семь лет! Семь лет! Как тебе? Он его ломал и прятал от всех, держал для себя как раба, как игрушку. И Тим ненавидит его, ненавидит всё, что связано с ним, а значит, и тебя! – со слабого шёпота Олег перешёл на громогласное шипение, вплотную приблизив своё яростное лицо к безжизненной маске сестры.

– Я не верю тебе! Влад был не такой, и Тим не может меня ненавидеть! Ему понравилось быть со мной! – подавлено хрипит Крыса в ответ.

– Не понравилось! Ты сама сказала, что хотелось его бить и заставлять. Ты доминировала с ним! А он накушался этого доминирования до рвоты.

– Нет, я видела, никакой рвоты! Я спрошу у него! И про меня, и про Влада!

– Не смей, он не готов ещё говорить об этом!

– С тобой готов, а со мной нет?

– Я узнал случайно… вчера, он был пьян.

– Ты споил его? Благородно! Может, тогда вся эта хуйня про Влада – пьяный бред?

– Нет! Такого бреда быть не может. Твой Влад вызывает у Тима только ужас и отвращение!

– Семь лет отвращения? Этого не может быть! Что могло заставить Тима быть рядом?

– Шантаж, избиение, запугивание – на всё это был способен твой извращенец.

– Но это значит, что у Тима отвращение к однополому сексу, он просто натурал! Зачем же ты лезешь к нему?

– Именно поэтому я буду внизу… пока.

– Пока? А потом ты надеешься на роль Влада? Тоже взять парня в рабство?

– Это не будет рабство! Ему понравится быть со мной. Он уже мой! Он – хочет не хочет – полюбит меня. Я сделаю его свободным от Влада…

– Но зависимым от тебя! От твоей камеры! Он же тебе нужен для работы! Не нужно пафоса, я никогда не поверю, что ты можешь любить… Не удивлюсь, что увижу его сегодняшние фотографии в порножурнале, в разделе садо-мазо. Такая фактура дорогого стоит. И ты ещё говоришь, что не претендуешь на роль Влада?

– Не претендую! И ты меня совсем не знаешь! И вообще, роль Влада мне кажется опасной.

– Конечно, опасна, она ведь тебя уже затянула! Ты тоже расписал для Тима следующие семь лет жизни.

– Не поэтому!

– Тогда почему?

– Думаю, что Влада убил Тим!

– …а?!

Связка ярости и ненависти натыкается на мокрое препятствие: изваяние из плоти и кожи, холод и неподвижность мрамора, обточенные великой рукой мастера Микеланджело. Тим просто выглянул из ванной комнаты, чтобы попросить полотенце, но не смог. Заворожённый танцем, он так и окаменел в позе Давида: левая рука согнута к ключице, спокойное лицо повёрнуто в сторону двери, нога чуть в сторону, ослепительно обнажён, ослепительно бел, ослепительно слеп, но… не глух! Мастер совершил только одну ошибку – в ярости за красоту своего творения горбун Микеланджело махнул резцом по лицу, шрам на мраморе, шрам на жизни…

– Где-то мои штаны… Извините, я уже ухожу…

И Олег, и Ольга не сразу оклемались от змеиного танца, они внимательно наблюдали, как Тим остервенело натягивает на мокрое тело джинсы (плавки он не нашёл), потом рубашку (на воротнике и спине сразу проявились водные разводы), носки. И только когда Тим стал натягивать кроссовки, Олег заорал:

– Ты не можешь уйти! Давай поговорим! Я имел в виду… Что ты слышал?

– Олег, а упущенная выгода это сколько? – неожиданно будничным тоном спрашивает Тим.

– Мы не пустим тебя… Крыса! Скажи что-нибудь!

– Беги от него, Тим! – зло говорит Оля.

– Тварь! – бросает он словом в сестру и хватает Тима за руки, отбирает у него куртку, заслоняет собой дверь. – Не пущу! Не могу без тебя! Я могу удержать тебя силой!

Тимур устало прислоняется к стене:

– Олег. Просто отпусти меня. Силой не получится, силой никогда не получается… У Влада не получилось, хотя он был более изобретателен…