Текст книги "Крещендо (СИ)"
Автор книги: Старки
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)
***********************************************************************************************
Крещендо
http://ficbook.net/readfic/1089189
***********************************************************************************************
Автор:Старки (http://ficbook.net/authors/%D0%A1%D1%82%D0%B0%D1%80%D0%BA%D0%B8)
Беты (редакторы): Касанди
Фэндом: Ориджиналы
Персонажи: Май / АЛи
Рейтинг: NC-17
Жанры: Слэш (яой), Ангст, Драма, POV, Учебные заведения
Предупреждения: Насилие, Нецензурная лексика, Underage
Размер: Макси, 99 страниц
Кол-во частей: 17
Статус: закончен
Описание:
Контр-дуэт для скрипки и гитары в миноре. История противостояния не столько музыкального, сколько личностного. Скромный, незаметный скрипач против отморозка с гитарой в школьной среде.
Посвящение:
другу – преподавателю музыки
http://alinkaa.ucoz.ru/kr.jpg – обложка, созданная Ленчиком, супер!
http://favim.ru/image/9361/ – это АЛи в начале повести, ссылка от Vilija
арт от helencapricorne http://www.picshare.ru/uploads/140505/Fq4IK2H138.png
Примечания автора:
На самом деле подонков изменить нельзя, никогда! И не заблуждайтесь! Поэтому к данному фику можно было бы поставить жанр “фантастика”. Будет много штампов, но ведь это моя интерпретация! И еще, аффтар одинаково уважительно относится и к классике, и к року.
========== 1 ==========
Стараюсь не дышать, не двигаться, ибо даже шум одежды может меня выдать. Стена очень холодная, особенно в сравнении с тем жаром, что вырывается изнутри. Хочется чихнуть. Наваливаюсь носом на стену, подавляю в себе рефлекс. Но не шмыгнуть носом не получилось! Мама! Меня сейчас заметят! Нет, не услышали. Может, выбежать, пронестись мимо них, так чтобы не заметили, что это за мышь? Но ведь он закрыл дверь на замок. Не выбраться! Нужно переждать и перетерпеть, но главное, чтобы меня не заметили. Как меня угораздило? Блин, и под коленкой сильно чешется, надо перетерпеть. Ещё хорошо бы не видеть и не слышать этого ужаса. Но глаза сами раскрываются, даже если я заставляю их не смотреть!
Этот Май! Он просто монстр. В принципе это все знают. И он, наверное, тоже в курсе. Ему всё можно! Зачем этот олух ему в любви-то признался? Влюбился в монстра, так сиди и не жужжи! И вообще, как можно в такое влюбиться? Во-первых, парень. И это главное. Во-вторых, редкостный подонок. В прошлом году молодая математичка со скандалом вылетела с работы. Просто однажды все пришли в школу, а там огромные фотографии в половину ватманского листа, на которых Олечка Владимировна голая, и целует Мая! Скандал! И устроил его сам Май. Соблазнил молодого специалиста и нафоткал. Вот тебе и десятиклассник! Зачем он это сделал? Шептались, что Олечка Владимировна на первом же уроке в их классе указала ему «своё место»: велела ему заткнуться и вкатила пару. Вот он и устроил кампанию по дискредитации математички. А она была неплохой училкой. У нас тоже вела математику. Мы её любили. Веселая, незанудливая, умела дисциплину поддержать в классе и, когда кто-то что-то не понимал, не говорила, что мы «дармоеды и тунеядцы», как это делает нынешняя престарелая Нина Андреевна. Но это не единственный факт! Когда Май был поменьше, занимался вымогательством, так он скопил денежки на свою первую «самостоятельно купленную» гитару. «Романтичная натура»! Когда он в девятом классе учился, то за то, что толстая Светка не дала ему списать, подкараулил её и вместе с двумя друганами раздел и голой выставил на улицу! Светка перешла в другую школу. Я уж не говорю о том, что он в открытую курит перед школой. Ребята говорят, что иногда курит анашу! Фактов море! И это он к одиннадцатому классу ещё остепенился, можно сказать. Надел на себя маску «тёмного рыцаря со взором горящим», только плаща за плечами не хватает, загадочно молчит, презрительно щурится на всех.
И как в него можно влюбиться? Да, он не урод. Можно даже сказать, красавец. Глаза голубые с искрой, брови вразлет, рот правильный с пухлыми губами, нос прямой, вылепленный по-мужски грубовато. Волосы светло-русые, вьются. Есть и особая примета – яркая родинка странной формы на виске в виде кляксы. Одни говорили, что это звезда, намекая то ли на звёздность подонка, то ли на звезданутость. Другие сравнивали с меткой пулевого отверстия, намекая на то, что этот способен на всё. Что сам Май думал по этому поводу, неизвестно. Но родинку не прятал, наоборот, именно эту сторону своей прически убирал за ухо. В общем, то, что он красив, тоже факт. Но мало ли красивых людей! Влюбиться в такого мерзавца невозможно! Это же просто опасно! Как этот Никита не понимает?
Вообще непонятно, зачем Никита ему это сказал? Чего хотел-то? В свою группу (называется «Маёвка» – это культ личности!) они его всё равно не возьмут, у них все так называемые музыканты на месте, дублёров не требуется! Да и какой из Никиты музыкант! Три аккорда на акустической гитаре, а для бэка не подойдет, голос петушится. Май на гитаре играет неплохо, даже в музыкальной школе учился, уверенно тремоло на электрогитаре изображает. Да и голос у него негнусавый, подходящий под такие песни, с хрипотцой. Поёт чисто. Хотя все занятия хора пропускал. Ходил только на спецуху и сольфеджио. И Сергеев у них толковый клавишник, тоже из музыкалки. Хотя с таким цифровым синтезатором, как профессиональный KORG OASYS, купленным на денежки Деевского отца, нетрудно лабать нехитрый подклад. Барабанщик – Дикий Капитоша – вообще, уже не школьник, улетный курильщик с бешеными глазами и грязными патлами. Басы вот подкачали, Андрей Кабыкин как бы не Жако Пасториус! На знаменитого басиста он похож только пристрастием к выпивке, а играет слабовато. Но альтернативы Кабыкину в их группе нет. Хороших басов мало в природе. Чего ж ты, Никита, хотел? Черт, все тело затекло, как бы поменять позу? И стена холодная, так и закашлять недолго! Но самое ужасное не простуда, а чтобы не выдать себя, иначе… Я даже не знаю, что будет иначе! Иначе Май меня даже не изнасилует, а просто убьет. Как меня угораздило?
А всё Арсен! Дай да дай свой телефон! Пока переодевались в раздевалке перед физрой, он всё его изучал. А потом Вадим Сергеевич заорал, что его задрало нас, «одуванчиков», ждать. Что мы, как девки, копошимся! Прокладки, что ли, меняете? Ага! Он у нас такой, наш физрук, не задерживается у него ничего, понос словесный! Вот Арсен и положил быстренько мой телефон на шкаф. А после уроков и я, и Арсен забыли о несчастном «Самсунге». Я уже до дома почти дошёл, когда понял, что телефона-то и нет, погнал за ним обратно. И вот попал! Стою теперь, не шевелясь и ужасаясь тому, что вижу и слышу.
Пока шарил по раздевалке, пропустил момент, когда нужно было выскочить из спортзала. Услышал только хлопнувшую дверь спортзала, бряцание ключей и сразу громкие голоса. Они прошли мимо раздевалки, в которой я искал телефон, не удосужились взглянуть, есть ли там кто? Я вжался за шкаф, прижавшись к стене, надеялся, что Май и Никита быстренько уйдут! Не на тренировку же они пришли! Дверь мальчишеской раздевалки открыта, мне из своего укрытия ползала видно. Дверь закрыть не могу, это ведь сразу заметят. Стою, не дышу, волосы шевелятся от поведения этого мерзкого Мая Деева, тошнота подступает то ли от страха, то ли от брезгливости…
– Хочу, чтобы ты повторил! – начал Май командным тоном, закрывая дверь на ключ.
– Тебе это неприятно, да? – блеет Никита, его одноклассник вообще-то.
– Ещё не знаю, приятно или нет. Ну, говори!
– Я тебя люблю. Так получилось. Я не мог больше молчать… – Никита говорит это, как заученный текст, видимо, уже несколько раз это повторил ублюдку.
– Насколько ты меня любишь? – звонко и холодно спрашивает Май, подойдя к Никите и подняв указательным пальцем его за подбородок.
– Нне знаю…
– И что ты от меня хочешь?
– Просто быть рядом, чтобы ты знал…
– А цена тебя интересует?
– Цена? Деньги, что ли?
– Ник, ты идиот? Я тебе деньги и сам дать могу!
– А что тогда?
Май тяжело вздохнул, как будто он учитель и изумляется тупости своего ученика. Похлопал Никиту по щеке (как унизительно!) и приказал:
– Становись на колени.
– Здесь? – просипел бедный парень.
– Ну, хочешь, пойдем в парк! Но там лужи – октябрь всё-таки. Смелей!
Никита становится на колени, и я вижу, что у него руки дрожат. На хрена такая любовь?
– Как-то ты далековато встал! Не дотянешься! – всё также мерзко командует Май.
– Не дотянусь? – блин, даже я своим целомудренным умишкой уже понял, чего этот кудрявый рокер от него хочет. Мне хочется крикнуть: «Встань с колен! Беги от него! Не будь кретином!» Но если крикну, то сам буду кретином, сам окажусь на коленях рядом с ширинкой этого подонка.
– Подползай ближе ко мне! – крикнул Май.
Никита пошагал на коленях в Маю. Тот вдруг ухмыльнулся и начал медленно от него отступать, заставляя Никиту ползти ещё и ещё. Как мне плохо!
– Ладно. Я сегодня добрый! Да и ты ничего, смазливый, ротик у тебя добрый! – это Май останавливается у спортивного коня и начинает расстегивать ремень на чёрных джинсах, молнию, клёпку, приспускает штаны и вынимает член. Я еле удержался, чтобы не выпасть, так как ноги стали подкашиваться, я посмел рукой сжать рот, чтобы сдержать то ли стон, то ли рвоту.
– Ну, что встал? Давай ближе! Проверим, приятна ли мне твоя любовь? Вот тебе любовный орган, сыграй на нём!
Я залепил глаза. Но слышу, что у Никиты ещё какие-то крупинки здравого смысла остались:
– Май! Как же так? Я… – тихо говорит бедолага, и чувствую, парень задыхается.
– Вот и вся любовь! Ник! Видишь ли, любовь без секса – глупость. Секс без любви – блядство. Я не считаю себя глупым, а тебя не считаю блядью. Любишь? Ну, так смелей! По-другому я с парнями сексом не занимаюсь! Так что? Вот она цена любви ко мне!
– Я… я не умею! Я никогда… никогда раньше… – лепечет Никита. Боже мой! Беги уже от него! Как же ты терпишь это унижение? Я открываю глаза. И вижу, что Май начинает убирать свой член внутрь и заправляться… Фу… образумился!
– Тогда пшёл вон! – процедил подонок. И Никита буквально побежал на коленках к нему.
– Нет! Я смогу, я согласен, я докажу… – блин,.. он начинает опять расстёгивать Маю ширинку, доставать его член. Мне опять плохо! А Май опёрся локтями на коня и презрительно улыбается, глядя сверху вниз на голову Никиты. А голова начинает шевелиться, и я понимаю, что парень всё-таки взял в рот. Как тошно-то! Что же он делает? Ради чего? И это любовь?
– Глубже возьми, – он ещё и управляет! – Умница! Ах-х-хуенно! – улыбка вдруг исчезает с лица Мая, он закатывает глаза и обе руки кладёт на чёрную голову Никиты. – Ник! Ты молодец! Вот теперь я тебя лю-у-у-ублю! Зубы осторожно! М-м-м-м… Тише-тише… Да!..
И дальше только дыхание, хлюпание и скрип от коня. Я опять закрыл глаза, чтобы не видеть. Меня сейчас вырвет. Конечно, я в курсе, что такое оральный секс, мне уже есть шестнадцать. Но вот так, наяву! Да ещё в такой унизительной форме! Но дальше хуже!
– А-а-а! – стонет Май. – Глотай!
У меня рвотный спазм, с трудом подавил, во рту горечь от желудочного сока. А из глаз текут слёзы. Надо успокаиваться! Сейчас они закончат и уйдут… Уже скоро, раз «глотай». О боже!
– Не смей на пол! Его вымыли только что! – вдруг крикнул Май. – Долизывай!
У меня лихорадка. Меня откровенно трясёт, по-моему, даже шкаф зашатался от моей трясучки. На лбу капли пота. Что я здесь делаю? Как меня угораздило? Когда же они уйдут?
– Ну? Всё хорошо? – как-то ласково спрашивает Май. – Всё ещё любишь?
Я открываю глаза. Мне даже интересно, что Никита ответит ублюдку. Не вижу его лица. Вижу, что он всё ещё стоит на коленях, а Май рядом на корточки присел и заглядывает к нему в опущенное лицо. Никита кивает. Это он любит его всё ещё? Что за бред? Май поднимает за плечи бедного влюбленного и опять хлопает его по щеке:
– Молодец! Принят в мой клуб! Членский взнос уплачен! Можешь приходить на репетиции. Ну! Не плачь только! Ты же знал, что я гад! И любил ведь?
Никита опять кивает.
– А отсосов много не потребуется! Если вообще потребуются, – типа успокаивает Никиту Май и добавляет шёпотом: – Ты у меня не один! Так что не дрейфь!
Этот ублюдок даже обнимает Никиту. Я бы на его месте… да никогда! Кроме отвращения к этому Маю Дееву испытывать ничего нельзя.
И тут… Нашёлся мой телефон. Отличная полифония! Финал второго скрипичного концерта Паганини – знаменитая «Кампанелла» – этот позитив сейчас как нельзя кстати! Телефон гремит с шкафа. То-то я его не нашёл сразу! У меня метр шестьдесят пять, а тощий Арсен вымахал к десятому классу под метр восемьдесят пять, он и положил телефон туда, где ему было видно. Ему, а не мне! И сейчас я прыгаю, пытаясь достать музицирующий гаджет, который вдобавок и не на краешке лежит!
– Это что тут за Паганини? – тошнотный голос врывается в раздевалку. Всё, я пропал! Прекращаю прыгать и отступаю дальше, вглубь раздевалки, в ужасе наблюдая за Маем. Ублюдок спокойно достает мой телефон.
– Звонит мама! – елейным голоском объявляет Май. – Ответим?
Я мотаю головой, при этом непонятно, «да» или «нет». Он нажимает «ответить» и говорит пискляво в трубку:
– Аллё? – и хлопает театрально ресницами. – Кого? … Алёшеньку? … а это его друг говорит с вами! … Ага … А Лёша не может подойти! Он у медсестры сейчас! … Нет. Не волнуйтесь … У него зуб выпал, и он описался почему-то, вот я его довёл! … Не беспокойтесь вы так! Он через полчаса будет дома! … Я сам его доставлю… всё, до свидания… – и нажимает «отбой».
– Ну, здравствуй, зассанец! – Май азартно потрясывает моим телефоном и ухмыляется, разглядывая мое жалкое туловище. Медленно приближается.
– Не подходи ко мне, ублюдок! – выплевываю ему что есть мочи, наступив на свой страх, так как то, что он сейчас наговорил в трубку, вытащило меня из футляра трусости. – Ты – мерзкая тварь! Ты уже столько наворотил, что должен ожидать, когда уже тебе вернется всё это зло и паскудство! Тебя все ненавидят! Ты самовлюбленный псих, тебе доставляет удовольствие унижать людей! И ты поплатишься!
Он выгибает удивленно бровь и говорит мне опасно ласково:
– Мышка моя! Уж не от тебя ли мне возмездия ожидать?
– Ты извращенец! Парень тебе в любви признался, а ты топтать! Ты сам-то знаешь, какой ты ублюдок? Не подходи ко мне!
– А почему бы мне к тебе не подойти? Ты же такой смелый мышонок! Что же ты всё это время сидел в своей норке? Выбежал бы, хвостиком вильнул и защитил мальчика Никиту!
– Не трогай меня! – позорно завизжал я, когда он бросился на меня, как хищник, придавил, придушил и просвистел в губы:
– Сс-с-с-сучонок! Это я буду решать, кого мне трогать!
Отпустил, дернул за одежду, развернул, схватил за шкирку и поволок в зал. Там прямо в центре баскетбольной разметки стоял Никита, он в панике смотрел на нас с ублюдком. Май толкает меня к парню:
– Никит! Ты знаешь, кто этот смелый мальчиш-кибальчиш?
– Нет, – парень побледнел, покраснел, побледнел и опустил голову.
– Прикинь! Он всё видел! – победоносно возвещает ублюдок.
И я обращаюсь к Никите:
– Беги от него! Не верь ему! Он мерзок и уродлив! Как можно терпеть такие унижения? Ради чего? Чтобы тупо созерцать его на ублюдочных репетициях? Чтобы первому услышать бездарные опусы великого рок-исполнителя? А обо мне не беспокойся! Я могила!
– Ты-то? – встревает за моим плечом Май. – Ты-то точно уже могила!
– Никита! Я никому ни… – и Май затыкает рукой мне рот, сильно сжав челюсть.
– Ты меня достал, крыса! Кто ты такой, чтобы лезть в мою музыку и судить обо мне? Ты – мошка! Просто прихлопну! – у меня стали подгибаться коленки от той злобы, что сочилась из него. – Ник! Ты со мной?
Никита опять кивает. Он со спермой язык, что ли, проглотил?
– Ник! Врежь ему! Он крыса! Врежь так, чтобы замолк! – требует Май и толкает меня на Никиту, тот поднимает на меня глаза и сжимает кулаки. – Ник! Я верю в тебя! Ты мой друг! Защити нас от этого мелкого паршивца!
И Ник бьёт меня в челюсть, я лечу на пол. Во рту солоно – кровь, от боли перестал дышать, пытаюсь отползти от этих придурков. Но меня догоняют и пинают в живот, по бедрам, в пах, меня скрутило, я забыл про руки, пытаюсь ими закрыться, и если бы Май не оттащил Никиту, то пальцы бы к чертям были испорчены. Я скулю и кручусь от боли на полу, только положение лёжа спасло меня от потери сознания. Боль невыносимая!
Сквозь красную пелену вижу склонённое надо мной ненавистное лицо Мая, сквозь пульсирующий шум в ушах слышу его мерзкий голос:
– Ну вот, смелый мышонок! А теперь нужно домой! К мамочке! Ник! Ты перестарался, а если у него контузия яичек? Ай-яй-яй! Это может нарушить эрекцию! Давай-ка, я посмотрю, нет ли травмы какой?
Чувствую, что он сильными руками переворачивает на спину, расцепляет мой кокон и начинает ощупывать. Челюсть, нос, ребра, руки и в пах… Я дёргаюсь.
– Тс-с-с-с! Дядя доктор только посмотрит, нет ли крови?
Чёрт! И он смотрит! И трогает!
– А ты сладкий, мышонок! – выносит он свой диагноз. – Вставай! Кости целы! Может, зубики будут шататься, но если их не трогать, гематома заживет. Ты даже не обоссался! А я ведь обещал твоей матери! Ну-ну, не дергайся!
Меня ставят на ноги.
– Ник, вызови такси! И давай, до вечера! Приходи на репу! – обращается Май к Никите. – А ты, мышонок, приходи в себя, это раз, обещай мне, что будешь себя хорошо вести, это два, и поехали-ка домой, это три! – и засовывает мне телефон в карман пиджака. – Далеко живёшь?
– Отвали! Я дойду сам!
– Тебе сказали вести себя хорошо! Где живешь, уёбок? – быстро он меняет тон с ласкового на угрожающий.
– Около кукольного театра.
– Ммм! Как это правильно! Такая куколка – и рядом с театром! Пошли!
Меня волокут за шкирку, на первом этаже мы забираем мой рюкзак, валяющийся на подоконнике, потом заталкивают в машину. Никита остался стоять у школы, мне кажется, что он в шоке. Я на него не злюсь, правда. Тот, на кого злюсь, кого ненавижу, рядом сидит.
Комментарий к 1
========== 2. ==========
Всю дорогу мы молчали. А этот ублюдок (можно я так буду его называть, а то «Май» как-то по-весеннему приятно звучит?) курить начал в салоне, таксист не рыпнулся даже!
Подъехали к дому, он купюру достает и выходит вместе со мной. Я возмущаюсь:
– Чеши отсюда! Я и сам до дома дойду!
– Замолкни, мышонок! Я обещал твоей матери тебя передать с рук на руки. Ну и познакомлюсь между делом!
Я встаю как вкопанный, не пойду с ним! Мать в кои-то веки дома, а тут этот ублюдок! Он тащит меня за руку. И так как я упрямее, Май просто разворачивается и бьёт меня по щеке. Толкает в спину! Блин! Десять лет я учился в любимой школе, и никто не обращал на меня внимания, десять лет я наблюдал сериал под названием «Подонок Май и его проделки» и ни разу в титрах не появлялся! Как меня угораздило-то?
Мама открывает дверь сама! О! Это высший знак переживаний за своё единственное чадо!
– Лёлик! – восклицает в своей манере мама, а за моей спиной весело хмыкает ублюдок. – Что случилось? Ах! Ах!
– Мама, всё нормально!
– Мне сказали, что у тебя что-то с зубом, и ты описался.
– Мама! Я не описался! Мне шестнадцать лет!
– Ой! Молодой человек! Это, наверное, я с вами разговаривала? – мама хлопает глазами. – Что случилось? Что произошло?
– Ваш сын подрался! – и тут этот подонок совершает следующий финт: он целует маме ручку, улыбается ей нежно, просто зайка-котик!
– Ах! Подрался! Как ты мог, Лёля! – мама вновь делает ресницами взмах, как будто начинает исполнять пьесу на сцене. – А как же наши пальчики?
Мама хватает меня за руки, рассматривает пальцы, дует на них.
– А что у нас с пальчиками? – сюсюкает ублюдок.
– О! Милый мальчик! – это она так ублюдка назвала? – Лёля – скрипач, у него будущее, ему нельзя ломать пальчики, лучевую косточку, нужно, чтобы запястье оставалось гибким для исполнения вибрато. Посмотрите! Какие у Лёли пальчики! Вы знаете, он гений в освоении аппликатуры, мы уже закончили музыкальную школу, но занимаемся с самим Гельдовичем. Готовимся в консерваторию!
– Мама! Прекрати! Молодой человек уходит уже! – толкаю его спиной к выходу.
– Нет, нет, мне интересно! – ублюдок обходит меня, становится рядом с мамой и нежно так берет мои руки, гладит пальцы, мерзкий тип. – Да, тонкие, сильные, красивые руки! Как-то я сразу не рассмотрел? Да ты, Лёля, – он выпячивает именно эту позорную кличку, – ценный кадр! Твои ручки надо беречь и использовать…
– Ты меня довез? Вали! – выдергиваю руки из его мерзких лап.
– Лёля, какой моветон! – восклицает мама. – Стыдись! Может, чаю, молодой человек?
– Май, – подсказывает ублюдок.
– О! Какое волшебное имя! Так что, чаю? Заодно расскажете про эту ужасную драку!
Я поворачиваюсь и шиплю ему в лицо:
– Уходи!
Он мне шепчет в ответ:
– Попроси лучше!
– Пожжжалуйста…
– Скажи, что ты мышонок.
– Я мышонок, уходи…
Он нагло улыбается:
– Извините, я спешу, приятно было познакомиться, как вас зовут?
– Наина Игнатьевна! Но можно просто – Наина!
– До свидания, Наина! – я толкаю его локтем под дых. – Или, может, остаться?
Чёрт! Да что же это такое? Я толкаю его спиной на выход, пользуясь тем, что мама уже пошла по коридору, напевая мелодию романса Варламова, которую сейчас осваивала для аккомпанемента.
Выпихиваю ублюдка в подъезд. Тот хохочет.
– Всё, иди!
– Значит, ты музыкант, в консу собираешься?
– Уходи! – я пытаюсь зайти обратно домой. Он хватает меня за шею так, что точно следы от пальцев останутся. Прижимает к двери всё за ту же шею:
– И в какой же школе ты учился?
– Имени Чайковского, – сиплю я.
– Почему же я тебя не помню?
– Потому что ты ублюдок и самовлюбленный тип, ты видишь только себя, и ты был на классе гитары, а я там не был!
– Если я еще раз услышу в свой адрес твои грязные высказывания, то я переломаю твои пальчики! Усвоил, мышонок?
– Всё, иди!
– Усвоил?
– Да!
– Кто я?
– Офигительный красавец, умница, отличница, просто хороший человек! Лучший из всех, кого я знаю!
– Можно без «отличницы»! Меня зовут Май, Лё-о-о-лик!
– Май, катись!
– Пока, мышонок!
Он, наконец, выпускает меня и весело спускается по лестнице вниз. Я дождался, когда он будет на первом этаже, и крикнул вниз:
– И всё равно ты ублюдок, тебя все ненавидят и я тоже!
Я забегаю и захлопываю дверь. Мама кричит с кухни:
– Лёля! Веди своего друга на чай!
Пошёл объяснять маме, что друг как бы и не друг. Что Маю («Ах, какое чудное имя, нужно было тебя так назвать») надо было уходить, у него важные дела. Мама грустно вздыхает и даже не вспоминает о какой-то драке, не видит мою вспухшую губу. Главное – пальчики!
Мне выпал крест родиться в музыкальной семье. Отец знаменитый пианист – Владимир Ли, он всегда на гастролях, и я подозреваю, что есть у него другая семья, потому что он элегантно нас не берёт ни в какие поездки. Но мама делает вид, что всё просто замечательно. Дом в достатке, шмоток дорогущих куча, машину раз в три года меняет, прислугу дома держит. Сама мама редко бывает дома. Она тоже музыкант, но птица не столь высокого полета. Она – аккомпаниатор. Неплохой, выразительный, но в то же время не перекрывающий собой исполнителя. Это ценят. Наина тоже постоянно на гастролях, вот и сегодня – только что приехала. И эта её показушная забота обо мне! Вернее, о моих пальчиках!
Естественно, что Алексея Ли (меня, то бишь) в шесть лет отдали в музыкальную школу. На самый мужской инструмент – скрипку. Мне сначала не нравилось. Плакал дома, но истерики не закатывал. Истерики – это прерогатива нашей мамы. Но теперь вошел во вкус, потому что получается. Могу на альте играть – это просто, всего на квинту ниже, ну и размеры, конечно, не совсем привычные. Воспитывала меня нанятая няня, пожилая наивная женщина – Анна Степановна, тетя Анечка. Она и водила меня в музыкалку, проверяла домашние задания, контролировала, сложив на животе руки, как я разучиваю новые этюды, кормила «правильной пищей». Всё сознательное детство посвящено ей – скрипке: пальцы, стойка, этюды, освоение всех штрихов, приемы пиццикато и арпеджио, репетиции, концерты, конкурсы, экзамены, прослушивания, отставка для фортепиано, справка для физрука, чтобы был осторожнее с ценными руками. Физрук ржал, но в волейбол не ставил играть.
В школе вообще мало знали об успехах в музыкалке. Там я, действительно, мышь серая, хоть в чем-то ублюдок прав. Интересна только информатика. По математике неинтересно, но хотя бы успешен. Но литература – му-у-уть! Физика и химия – вообще бред! Английский – тупо зубрилово! А история с обществознанием – интересны, конечно, но исключительно в рамках уроков. Пока слушаю мадам Дудулю, офигеваю, рот открою, как и весь класс, рисую себе картины в башке: вот Дантон на казни смеётся над палачами, вот Гарибальди сбегает от австрийцев, используя страсть итальянцев к пению, вот красавчик-Гапон, двойной агент, организует демонстрацию и потом скрывается всю оставшуюся жизнь от злобных эсеров и от хитрой полиции. Кино! Но как только открывал дома учебник – сразу в сон, здоровый, крепкий сон. Мадам Дудуля (это фамилия у неё такая веселая, так-то и имя имеется – Ида Николаевна) просто артист театра и кино, так умела рассказывать. Вот такая история про историю!
Друзей в классе тоже немного, чуть-чуть с Арсеном общался, зацепившись на теме компьютеров и гаджетов. Он повернутый армянин, будущее светило силиконовой долины. Но общались только в школе. После: я в музыкалку, он в свою цифровую нору. Даже дома у него никогда не бывал! Хотя друг он выгодный. Он мне на телефон всё установил, а когда дома комп полетел, пришёл и, потирая руки, с упоением чинил. И это в 14 лет! Однажды накрылся винт у физика в кабинете, так Арсена с урока вызвали, так как даже учитель информатики восстановить не могла. О как!
Ещё был Тит. Страдалец от имени своего! У него родители дюже верующие. Протестанты. Куча братьев и сестер. У всех апостольские имена. Одним повезло: Матвей, Иван, Петр, Павел, Яков. А вот младшенького в многодетной семье назвали Титом. Чтобы отстоять своё право на странное имя, Тит наперекор родителям стал боевыми искусствами заниматься. И не то чтобы он мне был друг, но пару раз вступился за меня. Я–то хлюпик! Тит же конопатый увалень с арбузными кулаками. Он, правда, советовал мне джиу-джитсу заняться, типа там как раз сила пальцев востребована. Ага! Представляю, в каком ауте мама будет, когда я ей сообщу, что записался в секцию и буду там людей бить. Ах! Ах! Это совсем негуманно!
Вот так в тине и мути девять лет, десятый пошел. На переменах с Арсеном иногда болтали или слушали косноязычные басни о том, как Тит на соревнования ездил. Хоть над чем-то хохотали. Тит двух слов связать не может, у него по сочинениям всегда оценки, как счет в футболе: «2:2». Хотя именно благодаря Титу меня никто по имени (кроме учителей) не называл. Еще в начальной школе ему поручили зачитать список дежурных. Он по слогам и зачитал, а мою фамилию без слогов:
– Б. Ве-ли-ка-нов, С. Губ-ска-я, Т. Ко-ро-вин, А. Ла-ри-о-но-ва, Али.
Все тут же заметили. И с тех пор меня арабским именем называют. Ощущение, что и имени моего некоторые не знают! Однажды попросили сыграть этюд на скрипке на празднике для мам. И ведущая Танька так и объявила: «На сцене Али!» Ладно, хоть мама никогда на такие концерты не ходила. А тете Анечке даже понравилось. Правда, это было только один раз, когда я участвовал в общественной жизни. Мы (с Арсеном и Титом) избегали всяких мероприятий, как общественно-полезных, так и хулиганских. Так, обычные зрители! Там в главной роли всегда ублюдок – Май Деев. Типа великий музыкант. Ну, это он так думал!
Свою группу Май организовал еще в девятом классе. Это хоть как-то отвлекло его от основной программы паскудства, чем сильно облегчило жизнь всей школы. Состав его «Маёвки» сложился не сразу, на басах сначала девушка была, даже не знаю, как её звали. А потом она ушла из школы, говорят, из-за ублюдка. Стихи и музыку писал Май, вокал его же. Робкий бэк у Сергея Сергеева, но именно робкий, он не чувствовал второго и второго верхнего голосов, да и интонировал неважно. Песни а-ля рок. Мрачные тексты, много баллад про какие-то горные цветы и про одиноких путников, ритмичные композиции о том, что «люблю до упора, посредством хард-кора» (суперпоэзия!). Пел-то нормально! Да кто ему поверит-то? Про горные цветы особенно! Выступали они на школьных мероприятиях, а потом и в районном клубе. Деевский папаша – благодетель школы, какой-то там олигарх – проникся увлечением сына и накупил им качественные инструменты. Синтезатор навороченный, да и гитары только «Fender». Лучше бы сына куда-нибудь в дорогой закрытый интернат для дебилов устроил! Пользы для общества больше!
Правда, это сугубо моё мнение. Вон, Никита влюбился, например! Меня аж передергивает! И это не только Никита! Хулиганы всегда привлекали пай-девочек! Те стаями ходили за Маем. На день Валентина в фойе школы для него какая-то влюбленная дура выложила из свечек сердечко, а в центре на цветочке умилительно написала: «I love, May». И? И он сжег эту бумажку этими же свечками, гогоча на весь первый этаж, даже сигнализация сработала.
Но не дай бог, кто-то оказывается в большем внимании у школьной публики, нежели его преподобие! В девятый класс к ним пришел новенький. Колумбиец по имени Мигель. Ах, как он на гитаре-то играл! Этому недоноску и не снились такие переборы! При этом без понтов на концертах выступал, аккомпанировал одноклассникам, когда его просили «по мелочи», например, класснуху с днем рождения поздравить. Мигель быстро стал популярен. И где сейчас Мигель? А он в спецзаведении для несовершеннолетних преступников. Его обвинили в распространении в школе легких наркотиков и спайса. Нашли у ошарашенного колумбийца в портфеле. И пусть ненадолго, но Май избавился от конкурента. А то, что это сделал именно ублюдок, никто не сомневался. Даже учителя.
И вот сижу с мамой за чаем, типа внимаю её рассказу о чудесной филармонии в Екатеринбурге, как их встретили, что половина-то зала была, что публика славная, инструмент сносный… А сам думаю, чем мне теперь грозит столь близкое знакомство с ублюдком? Вообще-то страшно. Не чувствую в себе сил противостоять этому идиоту. Зато чувствую, что он почему-то заинтересовался моей персоной. Может, тревога и ложная? Нужен я ему! Ему нужно, чтобы в любви признавались и чтобы его светлый образ не загораживали. А Али и не претендует ни на то, ни на другое!
К ночи тревога улеглась. Продемонстрировал маме то, что из сонат Грига выучил, она мне подыграла, как смогла. Мама раскрыла мне карты своих дальнейших передвижений: через два дня они с певицей Бугаевой уезжают в Беларусь, а потом в Брянск. Опять её три недели не будет. Зато хоть Анечкиной пищи поем, а не эти бесконечные салаты из руколы. Уснул практически довольным. А зря.
